Эту статью хочется начать с любопытного исторического факта. Слева на снимке — Стена Памяти в Варшаве, находится она напротив «музея Варшавского восстания». На ней выбиты имена 10 000 поляков, павших за освобождение Польши от фашистов. Её длина 156 м. Если добавить сюда имена всех советских солдат, погибших при освобождении Польши, то стену надо будет продлить примерно на 10 км. Но в современной Польше предпочитают об этом не вспоминать. Поляки по прежнему продолжают люто и об этом мы уже писали ранее. Но важно другое — освобождение Польши проходило под командованием уроженца Варшавы, маршала Советского Союза Константина Константиновича Рокоссовского. Всего за «Освобождение Европы» отдали жизнь более миллиона советских солдат, причем именно в боях за Польшу погибло более 600 000 человек. Интересно, помнят ли поляки о маршале Рокоссовском — о земляке, о любимце советской армии? Эх, прав был Константин Константинович: «Нельзя научиться любить живых, если не умеешь хранить память о мертвых». Как в воду глядел.
На вопрос о том, кто был наиболее выдающимся полководцем Второй мировой войны, ответ вроде бы очевиден - маршал Жуков. Впрочем, многие ветераны войны придерживаются мнения, что ему ни в чем не уступает маршал Рокоссовский. А военные историки на Западе пренебрежительно относятся к Жукову, зато великим полководцем считают Рокоссовского. А между тем в биографии Великого маршала есть множество темных пятен: дважды находился под следствием до Великой Отечественной, обвинялся в связях с польской и японской разведками, дважды выводился на расстрел.
Когда маршала реабилитируют, именно он будет стоять у истоков крупнейших операций Красной армии в Великой Отечественной. Именно его больше всего будут опасаться гитлеровцы, называя легендарного маршала «Генерал-Кинжал», а его штрафбаты «Банды Рокоссовского». И именно его будет называть Иосиф Сталин исключительно по имени и отчеству: «Константин Константинович», в знак глубокого уважения к нему. Почти никто из окружения вождя не удостаивался такой чести.
Об особом уважительном отношении Сталина к маршалу Рокоссовскому знали немногие. По легенде, во время застолья на даче в Крыму после войны Сталин отозвал Рокоссовского в сад и тихо ему сказал: - Я знаю, что Вы безвинно отсидели несколько лет. Мне больно смотреть Вам в глаза. Вы имеете все возможные награды. Примите от меня лично эту награду. Он подошел к кусту роз и нарвал большой букет. Вытер платком кровь с ладоней от шипов роз, передал букет Рокоссовскому и вернулся в зал. Тот долго стоял на веранде с большим букетом…
Не упади накануне Первого военного Парада Победы, то главными действующими лицами Парада были бы Сталин и Рокоссовский. Почему Рокоссовский, а не Жуков? Приведем выдержку из мемуаров Маршала Голованова А.Е. («Записки командующего АДД. М»., 1997. С. 299):
«Пожалуй, Рокоссовский - это наиболее колоритная фигура из всех командующих фронтами, с которыми мне довелось сталкиваться во время Великой Отечественной войны.
С первых же дней войны он стал проявлять свои незаурядные способности. Начав войну в Киевском особом военном округе в должности командира механизированного корпуса, он уже в скором времени стал командующим легендарной 16-й армии, прославившей себя в битве под Москвой…
Его блестящие операции по разгрому и ликвидации более чем трехсоттысячной армии Паулюса, окруженной под Сталинградом, его оборона, организованная на Курской дуге с последующим разгромом наступающих войск противника, боевые действия руководимых им войск в Белорусской операции снискали ему не только славу великого полководца в нашей стране, у нашего советского народа, но и создали ему мировую известность. Вряд ли можно назвать другую фамилию полководца, который бы так успешно действовал как в оборонительных, так и в наступательных операциях прошедшей войны.
Обладая даром предвидения, он почти всегда безошибочно разгадывал намерения противника, упреждая их и, как правило, выходил победителем. Сейчас еще не изучены и не подняты все материалы по Великой Отечественной войне, но можно сказать с уверенностью, что когда это произойдет, К.К. Рокоссовский, бесспорно, будет во главе наших советских полководцев.
Рокоссовскому, как лучшему из лучших командующих фронтами, было предоставлено право командовать Парадом Победы на Красной площади». (Маршал Голованов А.Е)
Хмурым дождливым утром 24 июня 1945 года, когда куранты Спасской башни Кремля отбили десять ударов, над Красной площадью прозвучал приказ: «Парад, смирно!». От Мавзолея и от Спасской башни навстречу друг другу устремились два всадника - командующий парадом маршал Константин Рокоссовский на вороном скакуне и принимающий парад маршал Георгий Жуков - на белом.
Сейчас имя маршала Жукова широко известно. Что же касается маршала Рокоссовского, то его имя на протяжении многих лет старательно замалчивалось, а если и упоминалось, то лишь по поводу его мнимого романа с киноактрисой Валентиной Серовой.
Самостоятельный с детства
Георгиевский кавалер Константин Рокоссовский родился 9 декабря 1896 года в Варшаве, в семье железнодорожника. Его отец, Ксаверий Юзефович, был поляком, а мать русской. Константин рано лишился родителей - в 1905 году в железнодорожной катастрофе погиб его отец, а спустя пять лет умерла мать. Очень способный юноша к тому времени окончил лишь четырехклассное городское училище.
До начала Первой мировой войны он успел поработать слесарем и каменотесом, а также отсидеть два месяца в тюрьме за участие в первомайской демонстрации. В августе 1914 года Константин Рокоссовский был принят «охотником рядового звания» в драгунский Каргопольский полк царской армии (Польша тогда входила в состав Российской империи). Спустя год он был произведен в ефрейторы, а еще через год стал младшим унтерофицером.
Воякой он оказался, судя по всему, лихим - за отличия в боях с германскими войсками почти двухметровый, обладавший неимоверной ловкостью и недюжинной физической силой драгун Рокоссовский был награжден Георгиевским крестом и двумя Георгиевскими медалями.
В ноябре 1917 года полковой комитет избрал Константина Рокоссовского помощником начальника Каргопольского кавалерийского отряда, который вскоре вошел в состав Красной армии.
В годы Гражданской войны Рокоссовский командовал отдельным кавалерийским дивизионом и полком. Его имя прозвучало уже тогда: 24-летний комдив разгромил белогвардейские отряды барона Унгерна и взял его в плен.
За боевые успехи Рокоссовский был дважды награжден орденом Красного Знамени. По окончании войны он последовательно командовал кавалерийской бригадой, дивизией и корпусом.
К. Рокоссовский среди участников борьбы с Унгерном. 1923 год. В 1929 году Рокоссовский окончил курсы усовершенствования высшего начальствующего состава при академии генштаба. Вместе с ним на этих курсах учился будущий маршал Иван Баграмян, который позже вспоминал:
«Константин поражал изяществом и элегантностью. Держался он свободно, но, пожалуй, чуть застенчиво, а добрая улыбка, освещавшая его лицо, притягивала к себе».
В том же 1929 году Рокоссовский участвовал в боевых действиях на Китайско-Восточной железной дороге, за что был удостоен третьего ордена Красного Знамени. Полным георгиевским кавалером ему стать не довелось (он, кстати, в 1917 году был представлен еще к двум Георгиевским крестам, но революция помешала ему получить эти награды), зато Рокоссовский оказался полным кавалером ордена Красного Знамени, который в Красной армии заменил Георгиевский крест.
«Живым не дамся!»
В ноябре 1936 года командующий войсками Ленинградского округа, будущий начальник генштаба Красной армии Борис Шапошников заключил служебную характеристику комбрига Рокоссовского словами: «Очень ценный растущий командир». Можно было предположить, что впереди 40-летнего комбрига ожидала учеба в академии генштаба и блестящая воинская карьера. Но 17 августа 1937 года Константин Рокоссовский был арестован и препровожден в печально знаменитые ленинградские «Кресты» - следственную тюрьму, построенную еще императрицей Екатериной Второй.
После недолгого следствия польскому и по совместительству японскому шпиону был объявлен приговор - 25 лет заключения в исправительно-трудовых лагерях. Вообще-то, дело должно было кончиться расстрелом, но в ходе следствия Рокоссовский не признал свою вину и никого не оговорил, хотя заплечных дел мастера из НКВД выбили ему девять зубов, сломали три ребра, размозжили молотком пальцы ног и дважды инсценировали его расстрел, стреляя холостыми патронами. Остается только догадываться, что пережил Рокоссовский в застенках НКВД. Даже будучи маршалом, он постоянно имел при себе личное оружие.
Однажды на вопрос дочери о том, почему он не расстается с пистолетом, маршал лаконично ответил: «Если за мной придут снова, живым не дамся».
В марте 1940 года в городок Княжпогост (севернее Котласа), где отбывал заключение Рокоссовский, пришел приказ освободить бывшего комбрига и отправить его в Москву. В июне постановлением Совнаркома, учредившим в Красной армии генеральские звания, Рокоссовскому было присвоено звание генерал-майора с двумя звездами в петлицах. Его ровесник Георгий Жуков стал генералом армии. На его петлицах было пять звезд.
Между прочим, в 1930 году Жуков командовал полком в дивизии Рокоссовского, причем в служебной характеристике комдив отметил болезненное самолюбие своего подчиненного. Забыл ли об этом Жуков, неизвестно, но на посту начальника генштаба он, похоже, ничем не помог Рокоссовскому в формировании одного из первых в Красной армии механизированных корпусов.
«Несчастье заключалось в том, - вспоминал позже Рокоссовский, - что корпус только назывался механизированным. С горечью смотрел я на наши старенькие танки Т-26, БТ-5 и немногочисленные БТ-7, понимая, что длительных боевых действий они не выдержат. Не говорю уже о том, что и этих танков у нас было не больше трети положенного по штату».
«Инициатива не наказуема»
К этому надо добавить, что мехкорпус вовсе не имел автомобилей для доставки пехоты. Как же повел себя Рокоссовский 22 июня 1941 года? Может быть, наученный горьким опытом, он проявил осторожность, ожидая указаний из Москвы? Нет, вскрыв на свой страх и риск секретный оперативный пакет, он реквизировал автотранспорт, находившийся на соседнем складе, и в спешном порядке устремился навстречу противнику. Это позволило спасти от разгрома луцкую группировку.
Интересно, что Рокоссовский оказался единственным генералом Красной армии, кто был награжден в первые дни войны. Он получил орден Красного Знамени. Четвертый по счету.
Конец блицкрига В середине июля 1941 года Рокоссовского отозвали в Москву, поручив ему командование подвижной группой войск, создаваемой под Смоленском. На самом деле почти все, что ныне в исторических трудах именуется «группой Рокоссовского», ее командующий собрал из разрозненных частей, отступавших под натиском гитлеровской армии. Главное, с чем ему пришлось бороться, был страх окружения.
Позже Рокоссовский вспоминал: стоило раздаться крикам «обходят!» или «окружили!», как начиналось беспорядочное бегство. Генерал был вынужден почти постоянно находиться на передовой, невозмутимо объясняя офицерам и солдатам: «Немцы врезаются танковыми массами, слабо подкрепленными пехотой, в наше расположение, они окружают нас. Примем их систему и скажем себе: если мы в тылу у них, то не мы окружены, а они окружены. Все».
«Командую не по уставу»
Иногда Рокоссовский был вынужден действовать вовсе не по уставу. Об одном из эпизодов того времени рассказал побывавший в расположении группы Рокоссовского корреспондент газеты «Известия» Константин Финн:
«На одном из участков фронта немцы вели ураганный огонь, артиллерийский и минометный. Наши бойцы и командиры на этом участке буквально были прижаты к земле. Тогда сюда прибыл генерал Рокоссовский. Он подполз к передней линии, огляделся, подумал с минуту и решил. Он не закричал вдохновляющих слов, он не пытался объяснить необходимость атаки. Нет. Он просто встал во весь рост и закурил папиросу. Вокруг него был ад. Рвались снаряды, свистели осколки мин. А Рокоссовский стоял спокойно, курил, не обращал ни на что внимания».
Результат действий группы Рокоссовского и возрожденной на ее основе 16-й армии, командующим которой он был назначен, оказался феноменальным - генерал не только надежно прикрыл подступы к Москве, но и вынудил Гитлера впервые во Второй мировой войне отдать группе армий «Центр» приказ о переходе к обороне. План «молниеносной войны» был сорван, и сорвал его не кто иной, как генерал Рокоссовский.
Сталин обращался по имени и отчеству.
Сейчас, говоря о Сталинградском сражении, преимущественно упоминают генералов Жукова, Василевского и Чуйкова, нередко забывая о том, что блистательную операцию по рассечению и уничтожению 300-тысячной группировки фельдмаршала Паулюса провел Донской фронт под командованием Константина Рокоссовского. Между прочим, это именно он разработал операцию «Кольцо».
Об этом знал Паулюс, который после капитуляции попросил, чтобы его личное оружие было передано Рокоссовскому в знак признания явного превосходства генерала Красной армии. Кстати, Сталин тоже по достоинству оценил заслуги Рокоссовского по разгрому группировки Паулюса.
Паулюс — второй слева Он не только наградил его орденом Суворова 1-й степени, но и впредь стал обращаться к генералу по имени и отчеству. Никто из других генералов, за исключением Шапошникова, такой чести не был удостоен.
«У нас есть Рокоссовский»
Интересно, что в первые годы войны Сталин неоднократно повторял горькую фразу: «У нас нет Гинденбургов…» Лишь после завершения операции «Багратион» (по освобождению Белоруссии), которая была разработана и виртуозно осуществлена Рокоссовским, вождь восхищенно воскликнул: «У нас нет Гинденбургов, но у нас есть Рокоссовский!» Его восхищение вызвала даже не сама операция, а твердость, с которой генерал отстаивал свой план.
Поначалу вождь и многие члены ставки верховного главнокомандования отвергли план Рокоссовского.
«Сталин дважды предлагал мне выйти в соседнюю комнату, чтобы обдумать предложение ставки, - вспоминал позже Рокоссовский. - Убедившись, что я твердо настаиваю на нашей точке зрения, Сталин утвердил план операции».
Чтобы усомниться в мудрости непогрешимого вождя, нужно было, конечно, иметь немалое мужество. Если бы операция закончилась неудачей, генерал был бы немедленно расстрелян.
29 июня 1944 года Константину Рокоссовскому было присвоено звание маршала Советского Союза. Однако спустя три месяца по решению ставки командующим 1-м Белорусским фронтом, который в армии прочно ассоциировался с именем Рокоссовского, был назначен Жуков. Дело объяснялось просто - Сталин торопился взять Берлин раньше союзников, не считаясь с потерями. Для выполнения этой задачи Рокоссовский явно не подходил, и дело было даже не в потерях.
Еще в октябре 1941 года в беседе с корреспондентом «Известий» Рокоссовский, говоря о германской армии, заметил: «Я воевал с отцами, теперь воюю с сыновьями. Вильгельмовская армия была лучше гитлеровской. Они проиграют войну. Вопрос во времени. Только». По мнению Рокоссовского, гитлеровская армия имела один очень существенный изъян - пренебрежительное отношение к солдатам. Их гнали на восток как рабочий скот. Сам Рокоссовский совершенно не допускал, что есть цель, ради которой можно относиться к людям, как к быдлу, использовать их в качестве пушечного мяса. Совершенно невероятно, чтобы Рокоссовский атаковал Берлин в лоб, как это сделал Жуков.
Опасная ссылка.
К концу войны о маршале Рокоссовском в Красной армии ходили легенды. Им восхищались буквально все, начиная генералами и заканчивая бойцами штрафных батальонов. Сталин об этом знал - однажды он сравнил Рокоссовского с героем Отечественной войны 1812 года князем Багратионом. Понятно, что вопроса о том, кто будет командовать Парадом Победы, не было. Однако при такой поддержке Рокоссовский представлял собой явную угрозу.
Существует версия, что Сталин боялся нарастающей популярности маршала Рокоссовского и якобы по этой причине на всякий случай отправил маршала в Польшу, назначив тамошним министром обороны. Но это всего лишь очередной миф. Дело в том, что в 1949 году польский президент Болеслав Берут сам обратился к И. В. Сталину с просьбой направить в Польшу для прохождения службы на посту министра национальной обороны поляка К. К. Рокоссовского.
Несмотря на длительное проживание в России, Рокоссовский остался поляком по манере и речи, что обеспечило благосклонность большинства поляков. В 1949 году городские народные советы Гданьска, Гдыни, Картуз, Сопота, Щецинаи Вроцлава своими постановлениями признали Рокоссовского «Почётным гражданином» данных городов, которые во время войны были освобождены войсками под его командованием. Однако, некоторые газеты и западная пропаганда усиленно создавали ему репутацию «московита» и «наместника Сталина». В 1950 году на него дважды было совершено покушение польскими националистами.
Тем временем в СССР переписывали историю. После смерти Сталина неожиданно выяснилось, что организатором и идейным вдохновителем побед Красной армии был Никита Хрущев. В конце жизни на требование Хрущева очернить уже умершего Сталина, Рокоссовский ответил: «Сталин для меня святой». Хрущев тотчас же сместил его с поста Заместителя Министра обороны.
После отстранения Хрущева от власти на роль спасителя Отечества назначили маршала Жукова, который не замедлил, например, присвоить себе авторство упреждающего огневого контрудара по изготовившимся к атаке гитлеровским войскам. (одна из версий — просьба не принимать ее как действительную). Этот контрудар, вошедший во все учебники по военному искусству и определивший исход сражения на Курской дуге, на самом деле предпринял Рокоссовский, причем без согласования со ставкой.
Возвратившись из Польши, Рокоссовский попытался восстановить истину, написав книгу «Солдатский долг», но цензоры не оставили от этой книги живого места. Прославленный маршал не дожил до ее опубликования. Он умер в 1968 году. Урна с его прахом установлена в кремлевской стене. На той самой площади, на которой он командовал Парадом Победы.
- Маршалы Советского Союза Г.К. Жуков и К.К. Рокоссовский с британским фельдмаршалом Монтгомери на церемонии награждения около Бранденбургских ворот Берлина
Цитаты Маршала Рокоссовского:
«Надо уметь слушать солдата, и тогда вы почерпнете новые силы, новые мысли для руководства войсками»
«И командарму надлежит знать, что происходит на переднем крае. Если долго не бываешь в окопах, то появляется ощущение, словно какая-то важная линия связи оборвалась и какой-то очень ценной информации не хватает»
«Нельзя научиться любить живых, если не умеешь хранить память о мертвых»
«Достоинство военного руководителя в любой обстановке проявлять выдержку, спокойствие и уважение к своим подчиненным»
«Умирать если и надо, то с толком»
«Воюя под Москвой, надо думать о Берлине. Обязательно будем в Берлине!»
«Гитлер довел до катастрофы германскую армию»
«Если бы меня спросили рядом с какими полководцами прошлого я поставил бы Рокоссовского, я бы, не задумываясь, ответил: рядом с и Кутузовым. Полководческое дарование Рокоссовского было поистине уникальным, и оно ожидает еще своего исследователя. Редкие качества характера К. К. Рокоссовского настолько запоминались каждому, кто хоть раз видел его или говорил с ним, что нередко занимают в воспоминаниях современников больше места, чем анализ полководческого искусства Константина Константиновича».
Глава пятая
ОГНЕННОЕ ЛЕТО 1941-ГО
В 4 часа утра 22 июня 1941 года Рокоссовского разбудил посыльный из штаба корпуса. Он принес телефонограмму с приказом заместителя начальника оперативного отдела штаба 5-й армии немедленно вскрыть особый секретный оперативный пакет. По существующему положению, сделать это можно было лишь по распоряжению председателя Совнаркома или наркома обороны. Но связи не было ни с Москвой, ни с Киевом. Рокоссовский взял на себя ответственность и вскрыл пакет.
Содержавшаяся в нем директива Генштаба предписывала немедленно привести корпус в боевую готовность и выступить в направлении Ровно - Луцк - Ковель. Для пополнения запасов продовольствия, боеприпасов и прочей амуниции Рокоссовский приказал вскрыть расположенные поблизости центральные склады, опять взяв ответственность на себя. Он также реквизировал под расписку гражданский автотранспорт для переброски в заданный район мотострелковой дивизии. Впоследствии маршал говорил, что в день начала войны он написал больше расписок, чем за все предшествующие годы.
Рокоссовский вспоминал:
«Совершив в первый день 50-километровый переход, основная часть корпуса, представлявшая собой пехоту, выбилась совершенно из сил и потеряла всякую боеспособность. Нами не было учтено то обстоятельство, что пехота, лишенная какого бы то ни было транспорта, вынуждена на себе нести помимо личного снаряжения ручные и станковые пулеметы, диски и ленты к ним, 50-мм и 82-мм минометы и боеприпасы. Это обстоятельство вынудило сократить переходы для пехоты до 30–35 км, что повлекло за собой замедление и выдвижение вперед 35-й и 20-й так называемых танковых дивизий. Мотострелковая дивизия, имевшая возможность принять свою пехоту, хотя и с большой перегрузкой, на автотранспорт и танки, следовала нормально к месту назначения, к исходу дня, оторвавшись на 50 км вперед, достигла района Ровно».
В мемуарах Константин Константинович признавался: «Я запретил выдавать командирам и сержантам защитного цвета петлицы и знаки различия. Командир должен резко выделяться в боевых порядках. Солдаты должны его видеть. И сам он должен чувствовать, что за его поведением следят, равняются по нему». Правда, таким образом командиры становились более заметной целью для немецких снайперов и пулеметчиков.
По свидетельству Рокоссовского, «несчастье заключалось в том, что корпус только назывался механизированным. С горечью смотрел я на походе на наши старенькие Т-26, БТ-5 и немногочисленные БТ-7, понимая, что длительных боевых действий они не выдержат. Не говорю уже о том, что и этих танков у нас было не больше трети положенного по штату. Пехота обеих танковых дивизий машин не имела, а поскольку она значилась моторизованной, не было у нее ни повозок, ни коней. Но, несмотря на трудности, мы сделали все, чтобы собрать в боевой кулак наши силы и дать отпор врагу, честно выполнить свой солдатский долг».
Уже в первый день проявились такие качества Рокоссовского, как решительность и самостоятельность. Он не побоялся взять ответственность на себя и сделал все возможное, чтобы корпус как можно скорее был введен в бой.
Тогдашний начальник оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта И. X. Баграмян вспоминал:
«Подходил к концу третий день войны. На Юго-Западном фронте складывалась все более тревожная обстановка. Угроза, в частности, нависла над Луцком, где 15-й механизированный корпус генерала И. И. Карпезо нуждался в срочной поддержке, иначе танковые клинья врага могли рассечь и смять его. Ждали помощи и окруженные врагом вблизи Луцка части 87-й и 124-й стрелковых дивизий. И вот когда мы в штабе фронта ломали голову, как выручить луцкую группировку, туда подоспели главные силы 131-й моторизованной и передовые отряды танковых дивизий 9-го мехкорпуса, которым командовал К. К. Рокоссовский. Читая его донесение об этом, мы буквально не верили своим глазам. Как это удалось Константину Константиновичу? Ведь его так называемая моторизованная дивизия могла следовать только… пешком. Оказывается, решительный и инициативный командир корпуса в первый же день войны на свой страх и риск забрал из окружного резерва в Шепетовке все машины - а их было около двухсот, - посадил на них пехоту и комбинированным маршем двинул впереди корпуса. Подход его частей к району Луцка спас положение. Они остановили прорвавшиеся танки противника и оказали этим значительную помощь отходившим в тяжелой обстановке соединениям».
По свидетельству Рокоссовского, еще по дороге к фронту
«мы стали замечать, как то в одном, то в другом месте, в гуще хлебов, появлялись в одиночку, а иногда и группами странно одетые люди, которые при виде нас быстро скрывались. Одни из них были в белье, другие - в нательных рубашках и брюках военного образца или в сильно поношенной крестьянской одежде и рваных соломенных шляпах. Эти люди, естественно, не могли не вызвать подозрения, а потому, приостановив движение штаба, я приказал выловить скрывавшихся и разузнать, кто они. Оказалось, что это были первые так называемые выходцы из окружения, принадлежавшие к различным воинским частям. Среди выловленных, а их набралось порядочное количество, обнаружилось два красноармейца из взвода, посланного для оборудования нашего КП.
Из их рассказа выяснилось, что взвод, следуя к указанному месту, наскочил на группу немецких танков, мотоциклистов и пехоты на машинах, был внезапно атакован и окружен. Нескольким бойцам удалось бежать, а остальные якобы погибли. Другие опрошенные пытались всячески доказать, что их части разбиты и погибли, а они чудом спаслись и, предполагая, что оказались в глубоком тылу врага, решили, боясь плена, переодеться и пытаться прорваться к своим войскам.
Ну, а их маскарад объяснялся просто. Те, кто сумел обменять у местного населения обмундирование на штатскую одежду, облачились в нее, кому это не удалось, остались в одном нательном белье. Страх одолел здравый смысл, так как примитивная хитрость не спасала от плена, ведь белье имело на себе воинские метки, а враг был не настолько наивен, чтобы не заметить их. Впоследствии мы видели трупы расстрелянных именно в таком виде - в белье (немцы расстреливали их как партизан, которых подозревали в любых красноармейцах, переодевшихся в гражданское. Впрочем, расстреливали участников этого примитивного, вызванного страхом маскарада и свои. - Б. С.).
Воспевая героическое поведение и подвиги войск, частей и отдельных лиц в боях с врагом, носившие массовый характер, нельзя обойти молчанием и имевшиеся случаи паники, позорного бегства, дезертирства с поля боя и в пути следования к фронту, членовредительства и даже самоубийств на почве боязни ответственности за свое поведение в бою…
Для розыска и установления связи с 19 и 22 МК, части которых должны находиться где-то впереди или в стороне от нас, были разосланы разведгруппы, возглавляемые офицерами штаба корпуса, в нескольких направлениях. С одной из таких групп выехал начальник штаба корпуса. Возвратившись, он доложил, что ему удалось на короткое время связаться с начальником штаба фронта генералом М. А. Пуркаевым. Никакой информации о положении на фронте сообщено не было, из чего следовало, что начштаба фронта сам, по-видимому, на то время ничего не знал. Это и понятно, поскольку связь с войсками была нарушена противником с первого часа нападения. Для разрушения проводной связи он применял мелкие авиабомбы, имевшие приспособление в виде крестовины на стержне. Задевал провода, они мгновенно взрывались. „Бомбочки“ пачками сбрасывались с самолетов. Кроме того, провода разрушались и диверсантами, подготовленными для этой цели, возможно, еще до начала войны.
Продолжая движение в район сосредоточения, мы неоднократно наблюдали бомбежку немецкими самолетами двигавшихся по шоссе Луцк - Ровно колонн как войсковых частей, так и гражданского населения, эвакуировавшегося на восток. Беспорядочное движение мчавшихся поодиночке и группами машин больше напоминало паническое бегство, чем организованную эвакуацию. Неоднократно приходилось посылать наряды для наведения порядка и задержания военнослужащих, пытавшихся под разными предлогами (необоснованными) уйти подальше от фронта».
9-й механизированный корпус сначала нанес неудачный контрудар на Илынув, а затем сумел задержать продвижение двух немецких танковых и одной моторизованной дивизии к шоссе Луцк - Ровно, но и сам понес значительные потери, в том числе в повторном контрударе по прорвавшимся частям противника в районе Ровно. Из трехсот с небольшим танков, имевшихся в нем к началу войны, 7 июля осталось в строю чуть больше половины - 164 танка. А к 15 июля, в момент, когда Рокоссовский перестал командовать корпусом, в нем оставалось в строю только 32 танка, в том числе семь БТ и 25 Т-26. Многие танки вышли из строя по техническим причинам - из-за выработки моторесурса, слабости ремонтных и эвакуационных служб, а также из-за неумения экипажей устранять даже мелкие поломки и низкого уровня подготовки механиков-водителей, совершавших многочисленные аварии. Немалые потери понес корпус и от вражеской авиации. В этом отношении он не отличался от других механизированных корпусов Красной армии в тот период. Уровень подготовки танкистов и особенно танковых командиров оставлял желать много лучшего.
7 июля, после отхода к линии старых укрепрайонов, 9-й корпус был выведен в резерв фронта. К 9 июля в корпусе осталось не более 10 тысяч бойцов, не более трети от его первоначальной численности, и 30–35 танков. Характерно, что за два дня марша количество боеспособных танков уменьшилось более чем на 130 машин, то есть почти на столько же, насколько и в период интенсивных боевых действий. Приходилось платить за отсутствие должного ухода за техникой.
В то же время результаты боевых действий 9-го мехкорпуса были лучше, если сравнивать их с результатами других мехкорпусов Юго-Западного фронта. Например, самый мощный из них, 4-й механизированный корпус под командованием генерал-майора А. А. Власова, размещался в районе Львова и насчитывал к началу войны 979 танков, в том числе 414 Т-34 и КВ, которых в корпусе Рокоссовского не было ни одной штуки. Тем не менее к 7 июля в 4-м механизированном корпусе осталось только 126 танков.
В целом итоги приграничного сражения оказались плачевными для Юго-Западного фронта. Перед началом сражения его войска имели значительное превосходство над противостоявшими им 6-й и 17-й немецкими армиями и 1-й танковой группой. Всех танков в войсках фронта насчитывалось 4201. Одних новейших Т-34 и КВ было 761, что превышало общее число танков в группе армий «Юг» - 750. Против 31 дивизии группы армий «Юг» Юго-Западный фронт мог выставить 58 дивизий. Но Кирпонос и находившийся в штабе фронта начальник Генштаба Жуков неправильно определили направление главного удара противника, и в результате контрудары механизированных корпусов, в том числе и корпуса Рокоссовского, пришлись почти что по пустому месту.
К 30 июня Юго-Западный фронт безвозвратно потерял 2648 танков - почти две трети тех, что он имел к началу войны. А к 9 июля потери возросли до 3464 машин, и танков в строю у советской стороны почти не осталось. Немецкие же танковые дивизии группы армий «Юг» хотя и понесли потери, но полностью сохранили боеспособность.
В этих боях Рокоссовскому порой лично приходилось наводить порядок, не останавливаясь перед угрозой применения оружия. Он вспоминал, как в районе Клевани
«мы собрали много горе-воинов, среди которых оказалось немало и офицеров. Большинство этих людей не имели оружия. К нашему стыду, все они, в том числе и офицеры, спороли знаки различия.
В одной из таких групп мое внимание привлек сидящий под сосной пожилой человек, по своему виду и манере держаться никак не похожий на солдата. С ним рядом сидела молоденькая санитарка. Обратившись к сидящим, а было их не менее сотни человек, я приказал офицерам подойти ко мне. Никто не двинулся. Повысив голос, я повторил приказ во второй, третий раз. Снова в ответ молчание и неподвижность. Тогда, подойдя к пожилому „окруженцу“, велел ему встать. Затем, назвав командиром, спросил, в каком он звании. Слово „полковник“ он выдавил из себя настолько равнодушно и вместе с тем с таким наглым вызовом, что его вид и тон буквально взорвали меня. Выхватив пистолет, я был готов пристрелить его тут же, на месте. Апатия и бравада вмиг схлынули с полковника. Поняв, чем это может кончиться, он упал на колени и стал просить пощады, клянясь в том, что искупит свой позор кровью. Конечно, сцена не из приятных, но так уж вышло.
Полковнику было поручено к утру собрать всех ему подобных, сформировать из них команду и доложить лично мне утром 26 июня. Приказание было выполнено. В собранной команде оказалось свыше 500 человек. Все они были использованы для пополнения убыли в моторизованных частях корпуса».
В дни приграничного сражения Рокоссовский писал жене и дочери, о местонахождении которых после эвакуации семей комсостава из Новограда-Волынского еще ничего не знал:
«Дорогая Люлю и милая Адуся! Как мне установить с вами связь - не знаю. Я здоров, бодр, и никакая сила меня не берет. Я за вас беспокоюсь. Как вы там живете? Забирайтесь куда-нибудь в маленький городишко подальше от больших городов, там будет спокойнее. До свидания, мои милые, дорогие, незабвенные. Заботьтесь о себе и не беспокойтесь за меня излишне. Еще увидимся и заживем счастливой жизнью. Целую крепко-крепко, безгранично любящий вас Костя. 8 июля 1941-го».
О том, что происходило с семьей Рокоссовского после начала войны, внук маршала Константин Вильевич рассказывал со слов матери:
«Штаб корпуса, которым командовал Рокоссовский, располагался в небольшом приграничном городке. 22 июня мама встала очень рано и побежала к Дому культуры, откуда должна была отправляться машина с участниками самодеятельности. Они собирались давать концерт в одной из частей. На полдороге мама встретила деда, который быстро шел к дому. Он велел ей немедленно возвращаться домой, сказал: „Война, дочура“. Через несколько минут он уехал в дивизию, и до самой осени они не знали, где он и что с ним. Адъютант деда посадил маму с бабушкой в Киеве на поезд, который должен был везти их в Москву к родственникам. Но на подъезде к столице поезд повернули и всех пассажиров направили в эвакуацию в Казахстан. Оттуда они решили уехать к бабушкиному брату в Новосибирск. К тому моменту, когда дедушкино письмо нашло их, они жили в очень стесненных условиях - бабушка с мамой, сестры и брат бабушки, их дети - все в одной комнате. Когда, наконец, стало известно, что бабушка - жена того самого Рокоссовского, громившего немцев под Москвой, им выделили небольшую квартиру…
В Новосибирске бабушка работала при военкомате - искала людей, которые могли бы работать вместо тех, кто уходил на фронт. Мама еще училась в школе.
После возвращения из эвакуации бабушка стала работать в совете жен фронтовиков при Советском районном военкомате Москвы. Они собирали посылки для фронтовиков, организовывали концерты для раненых, лечившихся в московских госпиталях.
Маме было тогда семнадцать лет, и, как и многие юные девушки, она хотела попасть на фронт. Чтобы ее удержать, бабушка написала деду, и тот потребовал, чтобы сначала мама выучилась военному делу. Тогда она пошла на курсы радистов при Центральном штабе партизанского движения. Выпускников этих курсов готовили для заброски в тыл врага. Понятно, что, когда в 1943 году мама окончила эти курсы, такая участь для единственной дочери не порадовала Рокоссовского. В то время как большинство ее соучеников действительно были отправлены к партизанам или стали радистами при диверсионных группах, маму, несмотря на ее отчаянные попытки присоединиться к друзьям, оставили в Москве при Центральном штабе. Она ужасно переживала, ссорилась с дедом, и в итоге ему пришлось-таки забрать ее на фронт, пристроить на подвижной радиоузел. Мама была боевой девушкой, характер у нее был мужской и, хотя она и обещала не подвергать себя опасности, держать слово не особенно старалась. Дед ужасно волновался, особенно когда обострялась обстановка на мамином участке».
Но вернемся в 1941 год. 14 июля Рокоссовский был отозван с Юго-Западного фронта в Москву, откуда его направили под Смоленск, где сложилось критическое положение. Вот его впечатления о действиях командующего Юго-Западным фронтом в первые недели войны. Утром 15 июля он
«представился командующему фронтом генерал-полковнику М. П. Кирпоносу. Меня крайне удивила его резко бросающаяся в глаза растерянность. Заметив, видимо, мое удивление, он пытался напустить на себя спокойствие, но это ему не удалось. Мою сжатую информацию об обстановке на участке 5-й армии и корпуса он то рассеянно слушал, то часто прерывал, подбегая к окну с возгласами: „Что же делает ПВО?.. Самолеты летают, и никто их не сбивает… Безобразие!“ Тут же приказывал дать распоряжение об усилении активности ПВО и о вызове к нему ее начальника. Да, это была растерянность, поскольку в сложившейся на то время обстановке другому командующему фронтом, на мой взгляд, было бы не до ПВО.
Правда, он пытался решать и более важные вопросы. Так, несколько раз по телефону отдавал распоряжения штабу о передаче приказаний кому-то о решительных контрударах. Но все это звучало неуверенно, суетливо, необстоятельно. Приказывая бросать в бой то одну, то две дивизии, командующий даже не интересовался, могут ли названные соединения контратаковать, не объяснял конкретной цели их использования. Создавалось впечатление, что он или не знает обстановки, или не хочет ее знать.
В эти минуты я окончательно пришел к выводу, что не по плечу этому человеку столь объемные, сложные и ответственные обязанности, и горе войскам, ему вверенным. С таким настроением я покинул штаб Юго-Западного фронта, направляясь в Москву. Предварительно узнал о том, что на Западном фронте сложилась тоже весьма тяжелая обстановка: немцы подходят к Смоленску. Зная командующего Западным фронтом генерала Д. Г. Павлова еще задолго до начала войны (в 1930 г. он был командиром полка в дивизии, которой я командовал), мог заранее сделать вывод, что он пара Кирпоносу, если даже не слабее его.
В дороге невольно стал думать о том, что же произошло, что мы потерпели такое тяжелое поражение в начальный период войны.
Конечно, можно было предположить, что противник, упредивший нас в сосредоточении и развертывании у границ своих главных сил, потеснит на какое-то расстояние наши войска прикрытия. Но где-то, в глубине, по реальным расчетам Генерального штаба, должны успеть развернуться наши главные силы. Им надлежало организованно встретить врага и нанести ему контрудар. Почему же этого не произошло?..
Приходилось слышать и читать во многих трудах военного характера, издаваемых у нас в послеоктябрьский период, острую критику русского генералитета, в том числе и русского Генерального штаба, обвинявшегося в тупоумии, бездарности, самодурстве и пр. Но, вспоминая начало первой мировой войны и изучая план русского Генерального штаба, составленный до ее начала, я убедился в обратном.
Тот план был составлен именно с учетом всех реальных особенностей, могущих оказать то или иное влияние на сроки готовности, сосредоточения и развертывания главных сил. Им предусматривались сравнительные возможности России и Германии быстро отмобилизоваться и сосредоточить на границе свои главные силы. Из этого исходили при определении рубежа развертывания и его удаления от границы. В соответствии с этим определялись также силы и состав войск прикрытия развертывания. По тем временам рубежом развертывания являлся преимущественно рубеж приграничных крепостей. Вот такой план мне был понятен.
Какой же план разработал и представил правительству наш Генеральный штаб? Да и имелся ли он вообще?»
Константин Константинович был явно не в восторге от того, что его корпусу пришлось участвовать в плохо подготовленных и поспешно проведенных контрударах, заранее обреченных на неудачу. Его возмущало, что и Генштаб, то есть Жуков, и командование Юго-Западного фронта действовали против всяких законов тактики и оперативного искусства, лишь бы отчитаться перед Сталиным о принятых мерах. Рокоссовский совершенно справедливо полагал, что прежде необходимо было выяснить обстановку, затем создать из механизированных корпусов ударные группировки и ударить мощными танковыми кулаками по наиболее уязвимым местам противника, не останавливаясь перед потерей части территории.
Но главные причины поражения Юго-Западного фронта заключались все-таки не в недостаточной укомплектованности механизированных корпусов. Даже в таком виде они по числу танков значительно превосходили противостоявшие им немецкие танковые соединения. Главные причины лежали в более низком уровне подготовки личного состава и организации управления в советских бронетанковых соединениях, а также в господстве в воздухе немецкой авиации, которая особенно эффективно действовала по танкам во время марша, когда сломавшиеся машины часто останавливали движение всей колонны. Советские механизированные корпуса, которые по штату имели более тысячи танков, были слишком громоздки, с учетом того, что командиры имели слишком малое число радиостанций. Кроме того, механики-водители, да и остальные танкисты, были плохо подготовлены, не умели ни соблюдать дисциплину марша, ни быстро устранять поломки. В результате основные потери механизированные корпуса понесли не в боях, а во время маршей.
Остается добавить, что за умелое руководство боевыми действиями 9-го механизированного корпуса Рокоссовский 23 июля 1941 года был награжден четвертым орденом Красного Знамени.
В процитированном фрагменте мемуаров Константин Константинович крайне низко оценивал способности командующих двумя главными советскими фронтами в начале войны - М. П. Кирпоноса и Д. Г. Павлова. Чувствовалось, что он как бы примерял происходящее на себя и приходил к выводу, что окажись он во главе одного из двух фронтов, исход приграничных сражений не был бы столь катастрофическим для советской стороны. Рокоссовский наверняка еще раз пожалел, что основная масса командиров высшего звена была уничтожена в ходе репрессий, а пришедшие им на смену почти не имели опыта командования корпусами и армиями. Ведь даже он, Рокоссовский, два с половиной года отсидевший в тюрьме, к началу войны в общей сложности около двух с половиной лет находился на посту командира корпуса. А тот же Кирпонос, перед тем как стать командующим сначала Ленинградским, а потом Киевским военным округом, успел покомандовать корпусом всего два месяца. А Павлов, ставший командующим Белорусским военным округом после должности начальника Автобронетанкового управления РККА, вообще никогда не командовал не только корпусом, но даже дивизией. Неудивительно, что столь неопытные командующие растерялись после внезапного нападения противника и не смогли эффективно руководить армиями своих фронтов.
Рокоссовский, оценивая действия Красной армии в первые месяцы войны, писал: «Всем памятны действия русских войск под командованием таких полководцев, как Барклай-де-Толли и Кутузов в 1812 г. А ведь как один, так и другой тоже могли дать приказ войскам „стоять насмерть“ (что особенно привилось у нас и чем стали хвастаться некоторые полководцы!). Но этого они не сделали, и не потому, что сомневались в стойкости вверенных им войск. Нет, не потому. В людях они были уверены. Все дело в том, что они мудро учитывали неравенство сторон и понимали: умирать если и надо, то с толком. Главное же - подравнять силы и создать более выгодное положение… В течение первых дней Великой Отечественной войны определилось, что приграничное сражение нами проиграно. Остановить противника представлялось возможным лишь где-то в глубине, сосредоточив для этого необходимые силы путем отвода соединений, сохранивших свою боеспособность или еще не участвовавших в сражении, а также подходивших из глубины по плану развертывания. Войскам, ввязавшимся в бой с наседавшим противником, следовало поставить задачу: применяя подвижную оборону, отходить под давлением врага от рубежа к рубежу, замедляя этим его продвижение. Такое решение соответствовало бы сложившейся обстановке на фронте. И если бы оно было принято Генеральным штабом и командующими фронтами, то совершенно иначе протекала бы война и мы бы избежали тех огромных потерь, людских, материальных, которые понесли в начальный период фашистской агрессии».
Именно мобильную, эластичную оборону, позволяющую сберечь солдатские жизни, применял маршал, когда к такому решению были объективные предпосылки. В его архиве сохранилась запись: «О длительной обороне на одном месте не может быть и речи. Удар, преследование, остановка и опять удар…» Он так и старался воевать, применяя ту же тактику, что и немцы, и западные союзники. Но это не всегда получалось.
Еще 11 июля Рокоссовского назначили командующим 4-й армией вместо арестованного и впоследствии расстрелянного А. А. Коробкова. Из него, как и из Д. Г. Павлова и некоторых других генералов, сделали козла отпущения за поражения первых дней войны. Рокоссовский прибыл в штаб Западного фронта 17 июля, но в связи с ухудшением обстановки в районе Смоленска был оставлен организовывать оборону в районе Ярцева.
В Москве Рокоссовский узнал, что под Ярцевом «образовалась пустота» в результате высадки противником крупного воздушного десанта. На самом деле никакого десанта не было, а был прорыв немецких танков и мотопехоты. Но советские военачальники предпочитали говорить о десантах, чтобы не признавать перед вышестоящим начальством, что противник сумел прорваться через позиции их войск.
Группа Рокоссовского должна была прикрыть направление на Вязьму и помочь 16-й и 20-й армиям прорваться из смоленского котла. По словам маршала, его группа пополнялась
«за счет накапливавшихся на сборном пункте бойцов, отставших от своих частей, вышедших из окружения. К сожалению, последние, вернее большинство из них, приходили без оружия, и нам с большим трудом удавалось вооружать их. Причем делать это приходилось во время боев, не прекращавшихся ни днем ни ночью. Люди познавали друг друга, можно сказать, сразу же в горячем деле.
В те дни текучесть личного состава была огромной.
В непрерывных боях со все усиливавшимся на ярцевском направлении противником было много случаев проявления героизма как со стороны отдельных лиц (красноармейцев, офицеров), так и подразделений и частей.
К великому прискорбию, о чем я не имею права умалчивать, встречалось немало фактов проявления военнослужащими трусости, паникерства, дезертирства и членовредительства с целью уклониться от боя.
Вначале появились так называемые „леворучники“, простреливавшие себе ладонь левой руки или отстреливавшие на ней палец, несколько пальцев. Когда на это обратили внимание, то стали появляться „праворучники“, проделывавшие то же самое, но уже с правой рукой.
Случалось членовредительство по сговору: двое взаимно простреливали друг другу руки.
Тогда же вышел закон, предусматривавший применение высшей меры (расстрел) за дезертирство, уклонение от боя, „самострел“, неподчинение начальнику в боевой обстановке. Интересы Родины были превыше всего, и во имя их требовалось применение самых суровых мер, а всякое послабление шкурникам становилось не только излишним, но и вредным».
Как легко убедиться, несмотря на мягкость характера, Рокоссовский без колебания приказывал расстреливать дезертиров и «самострельщиков».
Ночью 17 июля, по распоряжению Ставки Константин Константинович прибыл в район Ярцева. Вскоре он подчинил себе 38-ю стрелковую дивизию полковника М. Г. Кириллова, потерявшую связь со штабом 19-й армии. Реально это была не вся дивизия, а только ее штаб, разведбат, 48-й стрелковый полк, один батальон 29-го стрелкового полка и спецчасти. Кроме того, из резерва прибыла 101-я танковая дивизия полковника Г. М. Михайлова с 87 танками, в том числе семью КВ. Рокоссовскому была также подчинена 69-я моторизованная дивизия полковника П. Н. Домрачева, 18 июля переформированная в 107-ю танковую и отправленная в распоряжение фронта Резервных армий, сражавшегося под Ельней. Штаб группы Рокоссовского возглавил подполковник С. П. Тарасов, командующий артиллерией 19-й армии генерал-майор И. П. Камера стал начальником артиллерии группы. Затем в состав группы генерала Рокоссовского был включен сводный отряд полковника А. И. Лизюкова из двух сильно потрепанных полков с пятнадцатью танками, оборонявший переправы на Днепре в тылу 16-й и 20-й армий, а также остатки 7-го механизированного корпуса, штаб которого во главе с полковником Михаилом Сергеевичем Малининым с 1 августа стал штабом группы Рокоссовского. Начальником артиллерии группы стал бывший начальник артиллерии 7-го мехкорпуса генерал-майор Василий Иванович Казаков. С ними потом Рокоссовский провоевал почти всю войну. Потом в группу еще добавился батальон московских коммунистов. Им противостояла 7-я танковая дивизия немцев, захватившая Ярцево и форсировавшая реку Вопь.
Рокоссовский утверждал в мемуарах, что
«наша активность, видимо, озадачила вражеское командование. Оно встретило отпор там, где не ожидало его встретить; увидело, что наши части не только отбиваются, но и наступают (пусть не всегда удачно). Все это создавало у противника преувеличенное представление о наших силах на данном рубеже, и он не воспользовался своим огромным превосходством».
В действительности никакого превосходства у немцев здесь уже не было. Воздушный десант, повторю, вообще был чистой фантазией, призванной скрыть факт прорыва фронта. По свидетельству бывшего командующего 3-й танковой группой Германа Гота, «для прикрытия от ударов противника с севера и востока тыла войск, удерживающих кольцо окружения в районе Смоленска, первоначально была выделена только часть сил 7-й танковой дивизии, действовавшей западнее Ярцево, и 20-я танковая дивизия, подошедшая к населенному пункту Устье на реке Вопь». Тот же Гот писал командующему группой армий «Центр» генерал-фельдмаршалу Федору фон Боку между 22 и 26 июля: «Потери в танках составляют в настоящее время около 60 %». Так что даже если бы под Ярцевом к тому времени сосредоточилась вся 7-я танковая дивизия, танков у нее должно было быть меньше, чем в 101-й танковой дивизии Михайлова и в группе Лизюкова. К тому же у Рокоссовского было некоторое число танков КВ и Т-34, равных которым немцы в то время не имели.
Маршал В. И. Казаков вспоминал:
«Первая моя встреча с К. К. Рокоссовским произошла глубокой ночью 22 июля 1941 года, когда штаб 7-го механизированного корпуса, начальником артиллерии которого я был, получил приказ войти в подчинение Рокоссовского и составить штаб группы войск, которой он тогда командовал.
Немало поплутав по окрестным лесам в районе Ярцево, мы, наконец, разыскали своего нового командующего в расположении 58-й стрелковой дивизии. Нельзя сказать, чтобы Рокоссовский очень заботился о своих удобствах. Мы застали его спящим в своей легковой машине ЗИС-101.
Первая встреча с Рокоссовским произвела на нас очень сильное впечатление. В противоположность некоторым военачальникам, у которых можно было наблюдать нервозность, некоторую растерянность и даже неуверенность в своих действиях, Рокоссовский, несмотря на очень сложную и напряженную обстановку, был сдержан, уравновешен и все, о чем бы он ни говорил, звучало твердо, хотя он и не повышал голоса. О создавшейся обстановке он говорил даже чуть задумчиво, но выводы делал ясные, определенные и неопровержимые по своей логике. В такого командующего можно было верить, и это первое впечатление не обмануло нас. Внешность Константина Константиновича была также примечательной и далеко не заурядной: высокий, стройный и подтянутый, он сразу располагал к себе открытой улыбкой и мягкой речью.
Группа Рокоссовского просуществовала недолго, но мы успели достаточно близко познакомиться. В августе К. К. Рокоссовский был назначен командующим 16-й армией и добился назначения на должность начальника штаба армии полковника М. С. Малинина (бывший начальник штаба 7-го механизированного корпуса), а на должность начальника артиллерии армии - меня. С тех пор мы трое были неразлучны до ноября 1944 года.
С первых же дней боевых действий армии мы не раз имели возможность убедиться в том, что наш командующий - личность примечательная. К. К. Рокоссовский в те тяжелые для нас месяцы не раз сам попадал в критическое положение и должен был принимать решения в крайне сложной и запутанной обстановке. И каждый раз мы имели возможность убедиться, как хладнокровен и невозмутим этот человек, поражаясь его самообладанию. Эти его качества благотворно влияли на весь личный состав штаба, создавая в нем атмосферу уверенности в правильности всех действий, которая была нам особенно нужна в наиболее тяжелые месяцы суровых испытаний».
Константин Константинович вспоминал:
«По данным разведки и опроса захваченных в боях за Ярцево пленных, стало известно, что готовится новое наступление с целью во что бы то ни стало отрезать пути возможного отхода 16-й и 20-й армий. Для этого противная сторона намеревалась силами 7-й и 20-й танковых дивизий нанести удар по обороне наших войск в районе Ярцево.
Эти сведения помогли нам своевременно принять надлежащие меры противодействия. И успеха противник не добился. Он понес большие потери в танках и живой силе, а смог лишь незначительно потеснить на некоторых участках наши части. Его наступление последних чисел июля захлебнулось. Решающую роль сыграла артиллерия, умело организованная в этом бою генералом В. И. Казаковым.
Танки КВ произвели на врага ошеломляющее впечатление. Они выдержали огонь орудий, которыми были вооружены в то время немецкие танки. Но машины, вернувшиеся из боя, выглядели тоже не лучшим образом: в броне появились вмятины, у некоторых орудий были пробиты стволы. Хорошо показали себя танки БТ-7: пользуясь своей быстроходностью, они рассеивали и обращали в бегство неприятельскую пехоту. Однако много этих машин мы потеряли - они горели как факелы».
На самом деле 20-я танковая дивизия против группы Рокоссовского не действовала.
Разбить 7-ю танковую дивизию Рокоссовскому не удалось, зато 1 августа войска его группы сумели соединиться с прорывающимися на восток из-под Смоленска остатками 16-й и 20-й армий. Рокоссовский так описал этот прорыв: «Собрав все, что можно, на участок Ярцева, мы нанесли удар. Противник его не ожидал: накануне он сам наступал, был отбит и не предполагал, что мы после тяжелого оборонительного боя способны двинуться вперед. Элемент неожиданности мы и хотели использовать. Ударили в основном силами 38-й стрелковой и 101-й танковой дивизий, придав им артиллерию и танки, в том числе десять тяжелых КВ. В результате наши части овладели Ярцево, форсировали Вопь и захватили на западном ее берегу очень выгодные позиции, на которых и закрепились, отбив все контратаки». Этому помогло то, что оборона переправ в конце июля была усилена частями 44-го стрелкового корпуса комдива В. А. Юшкевича, куда так же был включен отряд Лизюкова.
8 августа Рокоссовский был назначен командовать 16-й армией, включившей соединения его группы и вырвавшиеся из окружения части 16-й армии. В Смоленском сражении он действовал очень грамотно. Он смог из разрозненных отрядов отходивших без приказа бойцов и командиров создать в районе Ярцева боеспособную группу войск, упорной обороной остановившей продвижение немцев. Она так и называлась - группа войск генерала Рокоссовского. С прибытием нескольких свежих дивизий Рокоссовский отбил у врага Ярцево, не допустив тем самым полного окружения оставшихся в Смоленске войск.
Он стал одним из инициаторов возвращения от системы стрелковых ячеек к системе траншей. В необходимости этого его убедил опыт боев под Смоленском. Константин Константинович вспоминал:
«Еще в начале боев меня обеспокоило, почему наша пехота, находясь в обороне, почти не ведет ружейного огня по наступающему противнику. Врага отражали обычно хорошо организованным артиллерийским огнем. Ну а пехота? Дал задание группе товарищей изучить обстоятельства дела и в то же время решил лично проверить систему обороны переднего края на одном из наиболее оживленных участков.
Наши уставы, существовавшие до войны, учили строить оборону по так называемой ячеечной системе. Утверждалось, что пехота в ячейках будет нести меньше потерь от вражеского огня. Возможно, по теории это так и получалось, а главное, рубеж выглядел очень красиво, все восторгались. Но увы! Война показала другое…
Итак, добравшись до одной из ячеек, я сменил сидевшего там солдата и остался один.
Сознание, что где-то справа и слева тоже сидят красноармейцы, у меня сохранялось, но я их не видел и не слышал. Командир отделения не видел меня, как и всех своих подчиненных. А бой продолжался. Рвались снаряды и мины, свистели пули и осколки. Иногда сбрасывали бомбы самолеты.
Я, старый солдат, участвовавший во многих боях, и то, сознаюсь откровенно, чувствовал себя в этом гнезде очень плохо. Меня все время не покидало желание выбежать и заглянуть, сидят ли мои товарищи в своих гнездах или уже покинули их, а я остался один. Уж если ощущение тревоги не покидало меня, то каким же оно было у человека, который, может быть, впервые в бою!..
Человек всегда остается человеком, и, естественно, особенно в минуты опасности ему хочется видеть рядом с собой товарища и, конечно, командира. Отчего-то народ сказал: на миру и смерть красна. И командиру отделения обязательно нужно видеть подчиненных: кого подбодрить, кого похвалить, словом, влиять на людей и держать их в руках.
Система ячеечной обороны оказалась для войны непригодной. Мы обсудили в своем коллективе и мои наблюдения и соображения офицеров, которым было поручено приглядеться к пехоте на передовой. Все пришли к выводу, что надо немедленно ликвидировать систему ячеек и переходить на траншеи. В тот же день всем частям группы были даны соответствующие указания. Послали донесение командующему Западным фронтом. Маршал Тимошенко с присущей ему решительностью согласился с нами. Дело пошло на лад проще и легче. И оборона стала прочнее. Были у нас старые солдаты, младший комсостав времен первой мировой войны, офицеры, призванные по мобилизации. Они траншеи помнили и помогли всем быстро усвоить эту несложную систему».
А как виделись действия войск Рокоссовского с немецкой стороны? По утверждению немецкого историка Вернера Хаупта,
«в первые дни фронт окружения под Смоленском, естественно, был неплотным. Под Ярцево фронтом на восток стояла одна 7-я танковая дивизия на большой дороге, ведущей в Москву. 12-я танковая и 20-я пехотная (моторизованная) дивизии пытались закрыть 80-километровый рубеж между Демидовом и Рудней в направлении Смоленска и создать фронт окружения. 16 июля восточнее Смоленска находились еще 18-я пехотная (моторизованная), 20-я танковая дивизии и 900-я учебная бригада. В самом городе более или менее успешно закрепилась 29-я пехотная (моторизованная) дивизия.
Начались жестокие бои на северном участке кольца окружения. Там между Ярцево и Торопцом советские войска пытались прорваться через реку Вопь. Третья танковая группа была вынуждена наскоро отразить своими дивизиями эти опасные атаки, а затем в несколько дней спешным порядком перебрасывать все свои танковые соединения в северо-восточном направлении.
Протяженность фронта по реке Вопь составляла 50 километров. Семь советских стрелковых дивизий и одна танковая бригада почти непрерывно атаковали пять немецких пехотных дивизий, занявших оборону по реке. Советская артиллерия применила здесь впервые новые реактивные минометы, которые немецкие солдаты окрестили „сталинскими органами“. Эти установки залпового огня могли за 30 секунд выпустить более 320 реактивных снарядов…
Инициатива полностью перешла к Красной Армии. Несмотря на прежние огромные потери, советскому командованию удалось развернуть на фронте новые войска. С 20 июля вдоль всего фронта между Ярцево на севере и Ельней на юге последовали новые мощные удары четырех армий, поддержанных 138 самолетами».
В дни Смоленского сражения Рокоссовский писал семье:
«Дорогие, милые Люлю и Адуся! Пишу вам письмо за письмом, не будучи уверенным, получите ли вы его. Все меры принял к розыску вас. Неоднократно нападал на след, но, увы, вы опять исчезали. Сколько скитаний и невзгод перенесли вы! Я по-прежнему здоров и бодр. По вас скучаю и много о вас думаю. Часто вижу во сне. Верю, верю, что вас увижу, прижму к своей груди и крепко-крепко расцелую.
Был в Москве. За двадцать дней первый раз поспал раздетым, в постели. Принял холодную ванну - горячей воды не было. Ну вот, мои милые, пока все. Надеюсь, что связь установим. До свидания, целую вас бесконечное количество раз, ваш и безумно любящий вас Костя. 27 июля 1941-го».
В этот же день командующий Западным фронтом С. К. Тимошенко докладывал в Ставку: «Ярцево твердо удерживается Рокоссовским».
16-я армия, которой с 8 августа командовал Рокоссовский, прикрывала автомагистраль Смоленск - Вязьма, по которой пролегал самый удобный путь на Москву. Константин Константинович вспоминал: «Армия представляла внушительную силу: шесть дивизий - 101-я танковая полковника Г. М. Михайлова, 1-я Московская мотострелковая, в командование которой вступил полковник А. И. Лизюков, 38-я полковника М. Г. Кириллова, 152-я полковника П. Н. Чернышева, 64-я полковника А. С. Грязнова, 108-я полковника Н. И. Орлова, 27-я танковая бригада Ф. Т. Ремизова, тяжелый артиллерийский дивизион и другие части». Членом военного совета 16-й армии остался дивизионный комиссар Алексей Андреевич Лобачев, а начальником штаба был назначен М. С. Малинин. Артиллерией армии командовал В. И. Казаков, бронетанковыми войсками - полковник Г. Н. Орел. Весь этот сплоченный командирский коллектив, за исключением А. А. Лобачева, оставался с Рокоссовским до конца 1944 года.
Во время Смоленского сражения Рокоссовский впервые приобрел всесоюзную популярность. Он вспоминал: «Заговорила о нас столица. В сводках Совинформбюро часто упоминалась ярцевская группа войск, а затем 16-я армия. К нам стали приезжать делегации московских заводов, партийных и комсомольских организаций, бывали партийные работники и политические деятели, зачастили писатели, корреспонденты, и артисты выступали в частях. Дорогие и прочные связи!..»
Особенно тепло отозвался в мемуарах Рокоссовский о члене военного совета 16-й армии:
«Считаю своим товарищеским долгом сказать доброе слово о генерале Алексее Андреевиче Лобачеве. Мы с членом Военного совета армии жили душа в душу. Он любил войска, знал людей, и от него я всегда получал большую помощь. Таков был этот человек, что ощущалась потребность общения с ним. Мы жили в одной землянке, позже обычно выбирали домик, где можно устроиться вдвоем. Когда вместе с другими корреспондентами у нас стал бывать Владимир Ставский - тоже крепкий большевик, интересный писатель, не чуждый военному делу, - мы жили втроем. Бывали задушевные часы!..»
В первые месяцы войны Рокоссовский показал себя энергичным, самостоятельным, грамотным военачальником, не боящимся брать ответственность на себя. Его заслуги были отмечены четвертым орденом Красного Знамени (а тогда награды давали довольно скупо) и выдвижением на пост командарма. Войска Рокоссовского, как и другие части Красной армии, в тот период терпели поражения. Однако Константину Константиновичу удавалось гораздо удачнее многих других советских военачальников организовывать отступление, удерживать свои позиции и проводить контрудары. Но впереди Рокоссовского и его армию ждали тяжелые испытания.
«Это величайшее счастье для солдата — сознание
того, что ты помог своему народу победить врага,
отстоять свободу Родины, вернуть ей мир»
Константин Константинович Рокоссовский
Легенда
Однажды на даче в Крыму в разгар застолья Сталин вдруг подошел к Рокоссовскому и тихо сказал:
Иной раз больно смотреть Вам в глаза. Вы ведь безвинно отсидели столько лет…
Сталин сошел с террасы в сад, наломал букет пунцовых роз и протянул его Константину Константиновичу.
Вы имеете все существующие награды. А это - подарок Вам лично от меня.
От шипов руки Иосифа Виссарионовича были в кровоточащих царапинах. Он стал вытирать кровь носовым платком, потом отшвырнул окровавленный батист и молча вернулся к столу.
А Рокоссовский в смущении долго стоял с огромным букетом, не зная, куда его деть.
Легенды не рождаются на пустом месте.
Справка выдана
В начале апреля 1940 года исхудавший и осунувшийся Константин Константинович Рокоссовский, поеживаясь от холодного ветра, стоял на перроне Московского вокзала. Совсем недавно его освободили из Внутренней тюрьмы УГБ при НКВД по Ленинградской области на Шпалерной улице. Позади остались тюремные тюфяки, допросы и издевательства, фальшивые расстрелы, когда его выводили во внутренний двор и давали над ухом холостой выстрел…
Что ждало впереди - неизвестно. В кармане - ни документов, ни денег. Только небольшая казенная бумажка - справка об освобождении, текст которой Константин Рокоссовский помнил наизусть.
«Выдана гр-ну Рокоссовскому Константину Константиновичу, 1896 г.р., происходящему из гр-н б. Польши, г. Варшава, в том, что он с 17 августа 1937 г. по 22 марта 1940 г. содержался во Внутренней тюрьме УГБ НКВД ЛО и 22 марта 1940 г. из-под стражи освобожден в связи с прекращением его дела. Следственное дело № 25358 1937 г. Выдана 4 апреля 1940 года». Подписи, печать.
День ареста, 17 августа 1937 года, разделил жизнь Константина Рокоссовского на две части. День освобождения, 22 марта 1940 года, добавил третью - будущее.
Детство
Константин Рокоссовский появился на свет 9 (21) декабря 1896 года. В написанных после июня 1945 года анкетах и автобиографиях Константин Константинович утверждает, что родился в городе Великие Луки. Именно там установлен бюст дважды героя Советского Союза маршала Рокоссовского. Этот небольшой город на берегу Ловати стал «официальным» местом рождения полководца. Однако в анкете, заполненной в 1920 году, Константин Рокоссовский указал Варшаву. Именно там прошли детство и юность будущего Маршала Советского Союза.
Отец Рокоссовского, Ксаверий Юзеф Рокоссовский происходил из шляхетского рода, но его предки утратили дворянские привилегии в середине XIX века во время знаменитых «разборов шляхты». Мать Константина была русской учительницей из Пскова. Между прочим, есть версия, что при рождении Константин Рокоссовский получил имя Казимир и указывал его в документах по крайней мере до 1914 года, а до 1919-го - называл отчество Ксаверьевич.
Ксаверий Юзеф Рокоссовский служил ревизором Варшавской железной дороги. Правда, впоследствии в анкетах маршал писал, что его отец был машинистом, но вряд ли семья простого работяги смогла бы позволить себе дом на улице Маршалковской - варшавском «Невском проспекте».
Жизнь маленького Кости была безоблачной - обучение в престижном училище, увлечение Майн Ридом… Все закончилось после смерти отца. Оставшейся с двумя детьми матери пришлось перебраться в менее престижный район. А в 1911 году умерла и она. Юноше пришлось оставить учебу и самому зарабатывать на жизнь. Сменив несколько работ, он устроился в мастерскую Высоцкого по изготовлению памятников и вместе с ней переехал в городок Гроец.
От войны к войне
Тем временем началась Первая мировая война, которую тогда называли Великой. 2 августа 1914 года в Гроец прибыл 5-й Каргопольский драгунский полк. Вскоре он двинулся дальше, чтобы 8 августа вступить в первый бой с немецкими войсками. В Гроеце к драгунам присоединились два добровольца, о чем в полковой книге была сделана соответствующая запись.
«Крестьянин Гроецкого уезда деревни Длуговоле гмины Рыкалы Вацлав Юлианов Странкевич, зачисленный в ратники Государственного ополчения первого разряда в 1911 году, и мещанин гмины Комарово Островского уезда Константин Ксаверьевич Рокоссовский, родившийся в 1894 году, зачисляются на службу во вверенный мне полк охотниками рядового звания, коих зачислить в списки полка и на довольствие с сего числа с назначением обоих в 6-й эскадрон».
Чтобы попасть в полк, Рокоссовский приписал себе два года.
Правда, в августе 1920 года, заполняя кандидатскую карточку на замещение командных должностей, он напишет, что служил в полку вольноопределяющимся и окончил пять классов гимназии, но на самом деле все было не совсем так.
Уже 8 августа 1914 года восемнадцатилетний «охотник» - так называли тогда добровольцев - отличился при проведении разведки, был представлен к Георгиевскому кресту 4-й степени и получил звание ефрейтора. До расформирования полка в 1918 году Рокоссовский получил еще и георгиевские медали и стал младшим унтер-офицером. В 1916 году он познакомился с Адольфом Юшкевичем. Этот человек сыграл в жизни юноши немалую роль - именно благодаря ему в декабре 1917 года Константин вступил в Красную Гвардию. К слову, с Юшкевичем связаны и некоторые обстоятельства ареста Рокоссовского в 1937 году. Но об этом - позже.
Революция и развал в армии наводнили страну дезертирами. Многие из солдат тогда разделяли взгляды анархистов. Из армии просто уходили - с оружием. Именно такие отряды - а скорее, банды - стали первыми противниками Каргопольского красногвардейского отряда под командованием Юшкевича - сам Рокоссовский был его заместителем. Однако вскоре у красноармейцев появились более серьезные враги - в июне 1918 года отряд перебросили на Урал, где разгорался мятеж чехословацкого корпуса. Так Рокоссовский оказался в Сибири. С ней и с Забайкальем он был связан много лет. Сначала он командовал эскадроном, потом - отдельным кавалерийским полком. Школа 5-го Каргопольского полка не раз выручала его в боях. 7 ноября 1919 года южнее станции Мангут столкновение комэска Рокоссовского с замначальником 15-й Сибирской стрелковой дивизии армии Колчака полковником Н. С. Вознесенским (позже в автобиографии Рокоссовский ошибочно назовет его генералом) закончилось для молодого командира ранением в плечо. Для полковника удар шашки Рокоссовского оказался смертельным.
Вместе с 30-й дивизией 5-й армии Константин Рокоссовский прошел всю Сибирь и вышел на восточный берег Байкала. В 1919 году он получил первый орден Красного знамени. В 1920 году 30-й кавалерийский полк под командованием Рокоссовского занял 70-километровый участок государственной границы по реке Джиде. Здесь в 1921 году в сражении под Троицкосавском Константин Рокоссовский впервые одержал крупную победу. Его полк разгромил 2-ю бригаду генерала Резухина из Азиатской дивизии генерала барона фон Штернберга. В этом бою Рокоссовский был тяжело ранен - и получил свой второй орден Красного Знамени.
До 1936 года Рокоссовский прослужил в Забайкалье, сменив несколько полков. Каждый раз приходилось практически с нуля «сколачивать» личный состав, решать массу проблем со снабжением, лошадьми, фуражом, снаряжением, обучением личного состава…
Тем временем в личной жизни будущего маршала произошло важное событие - 30 апреля 1923 года Константин Рокоссовский женился на Юлии Петровне Барминой, с которой впервые встретился еще в августе 1921 года. В августе 1924 года они уехали в Ленинград - 28-летнего командира полка направили на кавалерийские курсы усовершенствования командного состава. Вскоре у молодых родилась дочь, которую назвали Ариадной. Однако после окончания курсов Рокоссовский вернулся в Забайкалье. С 1926 по 1928 годы он служил в Монголии инструктором. А после возвращения получил под командование пятую отдельную Кубанскую кавалерийскую бригаду.
В январе 1929 года молодого комбрига откомандировали в Москву на курсы усовершенствования высшего начальствующего состава. В Забайкалье Рокоссовский вернулся перед самым началом боев на КВЖД и применил полученные знания на практике. В Чжалайнор-Маньчжурской операции его 5-я отдельная Кубанская кавбригада сыграла видную роль. Кубанцы прорвались в тыл противника и, овладев городом Чжалайнор, посеяли панику на коммуникациях «белокитайцев».
После завершения конфликта Рокоссовского направляют в Минск, командовать 7-ой Самарской имени английского пролетариата кавалерийской дивизией. Между прочим, одним из подчиненных комдива в то время был Г. К. Жуков, командовавший сначала полком, а потом и бригадой.
Впрочем, с Георгием Жуковым Константин Рокоссовский был знаком еще со времен ленинградских курсов. Тогда будущие маршалы сошлись на интересе к верховой езде и фехтованию. На дорожке Рокоссовский и Жуков встречались неоднократно и первый, как правило, выходил победителем.
Но в Минске комдив пробыл недолго. В 1931 году в Забайкалье снова запахло порохом. Япония начала захват Маньчжурии, не скрывая того, что видит в ней в первую очередь плацдарм для броска на Дальний Восток. И Рокоссовского опять направили командовать Кубанской бригадой, которая как раз в это время разворачивалась в 15-ую кавалерийскую дивизию.
И снова - сколачивание частей. Константин Константинович, вежливый и даже мягкий человек, нетерпимо относился к подчиненным, пренебрегавшим своими обязанностями. Порой его замечания были резкими до ехидства.
«Получается весьма оригинальная для конницы картина, когда не всадник управляет конем, а конь всадником. Как следствие этого лошади на препятствие не идут, обносят препятствие или останавливаются перед таковым, и всадник не в силах заставить коня преодолеть препятствие».
В то же время Рокоссовский не терпел грубости или несдержанности подчиненных ему командиров.
«Обращая внимание всего начсостава и младшего комсостава на решительное искоренение случаев грубости, нетактичности и оскорблений подчиненных, одновременно обращаю внимание и на недопустимость каких бы то ни было послаблений воинской требовательности к подчиненным. Командир должен быть командиром до конца, требовательным, настойчивым и решительно до конца проводящим свою волю, направленную на укрепление боеспособности армии. Предоставленное ему положением право вполне достаточно для того, чтобы справиться полностью с возложенными на него задачами...»
Работа занимала все время командира дивизии. Лишь иногда он мог предаться своему любимому занятию - охоте. На другое увлечение - танцы - времени не оставалось вовсе. Но усилия приносили плоды - разрозненные подразделения превращались в единое целое. По результатам проверки в 1933 году все полки дивизии получили оценки «хорошо», а ее командир был награжден орденом Ленина.
В 1936 году комдив Рокоссовский покинул Забайкалье и принял 5-й кавалерийский корпус, входивший в состав Ленинградского военного округа. Им он и командовал до ареста в 1937 году. Тогда Константина Константиновича срочно вызвали в штаб округа в Ленинграде. Но вместо штаба он оказался во Внутренней тюрьме УГБ при НКВД по Ленинградской области.
Не оговаривай ни себя, ни других
Обвинения, выдвинутые в адрес Рокоссовского, оригинальностью не блистали. Был на Дальнем Востоке? Значит, японский шпион. Поляк по происхождению? Значит, польский шпион. Впрочем, о польском шпионаже надо сказать особо.
В 1937 году тогдашний руководитель НКВД Ежов очень хотел раскрыть побольше заговоров. И, как бывает в таких случаях, за недостатком реальных врагов просто придумывал их. Летом он «раскрыл» крупнейшую разведывательно-диверсионную сеть польской разведки - «Польская организация войскова». Мифическая ПОВ якобы пустила корни и в армии, и в правительстве, и в наркоматах СССР, БССР и УССР. Управления НКВД всех республик и областей получили приказ повысить бдительность и срочно заняться отловом замаскировавшихся врагов.
Польская Республика в те годы была одним из основных «вероятных противников» СССР. Неудивительно, что подчиненные Ежова с особым рвением начали вылавливать «подозрительных» поляков.
К аресту Рокоссовского привела длинная цепочка показаний. Арестованные ранее Тухачевский, Примаков и Фельдман упомянули участие в «военном заговоре в РККА» комкора Кутякова, тот назвал имя командарма 2-го ранга Великанова, а уж он дал показания против Рокоссовского.
Комдив был исключен из партии, задним числом уволен из армии «по служебному несоответствию», его жена потеряла работу, а директор школы, в которой училась дочь, построив всех учеников, объявил им, что в их школе учится дочь врага народа и польского шпиона. Семья опального командира, перебиваясь случайными заработками и продажей облигаций, скиталась по городам всего Союза, и в конце концов осела аж в Армавире.
А самого Константина Константиновича раз за разом вызывали на допрос, всеми силами добиваясь показаний и имен новых заговорщиков и шпионов. Рвение дознавателей обернулось для Рокоссовского выбитыми передними зубами, тремя сломанными ребрами и искалеченными пальцами на ногах - по ним били молотком. Но никаких показаний он не дал.
Узнав, что обвинение в участии в ПОВ строится на показаниях его старого знакомца Адольфа Юшкевича, Рокоссовский пошел ва-банк и заявил следователям, что все подпишет после очной ставки. Он отлично знал, что его друг погиб в 1921 году под Перекопом.
В марте 1939 года состоялся суд. Однако все свидетельствовавшие против Рокоссовского к тому времени были уже мертвы и не могли дать показаний. На втором заседании, осенью 1939 года, приговор также не вынесли.
Вспоминал ли Константин Константинович о тюрьмах и допросах в апреле 1940-го, когда «Красная Стрела» несла его из Ленинграда в Москву? Неизвестно. В мемуарах он ни слова не написал об этом. «Солдатский долг» начинается просто - и даже оптимистично:
«Весной 1940 года я вместе с семьей побывал в Сочи, после этого был приглашен к Народному комиссару обороны маршалу С. К. Тимошенко. Он тепло и сердечно принял меня».
Восстановленный в армии и в партии Рокоссовский действительно побывал в Сочи - поправлял здоровье. Перед этим съездил в Армавир за семьей. А затем снова возглавил 5-й кавалерийский корпус. Правда, ненадолго. Вскоре Константин Константинович навсегда оставил кавалерию и начал осваивать новое «поле деятельности». Он был назначен командующим 9-го танкового корпуса.
Надо сказать, что в то время такие подразделения создавались по принципу «Тысяча танков в кулаке». Комплектовать их планировалось новыми машинами. Но промышленность не могла дать сразу столько Т-34 и КВ. Поэтому многие корпуса имели некомплект по танкам. К тому же состав был чрезвычайно пестрым. В 9-м мехкорпусе Рокоссовского к началу войны было не более трети положенного количества боевых машин, причем старых моделей - Т-26, БТ-5 и БТ-7. Многие танки требовали ремонта, не хватало автотранспорта, средств связи, запчастей. До 22 июня 1941 года Рокоссовский прилагал все усилия для приведения корпуса в боеспособное состояние. Однако завершить работу не удалось.
9-й корпус вступил в крупнейшее танковое сражение под Дубно недоукомплектованным.
Командир «Р»
Раз за разом 9-й мехкорпус вступал в бои - и отступал. Обстановка на Юго-западном фронте складывалась тяжелая. Но еще сложнее было положение на Центральном фронте. Немцы рвались на восток, к Москве. Именно туда в середине июля отозвали Рокоссовского на должность командующего 4-й армией. Правда, вместо армии Рокоссовский получил группу офицеров, радиостанцию, два автомобиля - и боевую задачу: подчинив себе выходящие из окружения части, удержать коридор между Ярцево и Ельней. Вскоре Ярцевская группа замелькала во фронтовых сводках.
«В короткое время собрали порядочное количество людей. Были здесь пехотинцы, артиллеристы, связисты, саперы, пулеметчики, минометчики, медицинские работники… В нашем распоряжении оказалось немало грузовиков. Они нам очень пригодились. Так началось в процессе боев формирование в районе Ярцево соединения, получившего официальное название «группа генерала Рокоссовского».
Так писал Константин Константинович в воспоминаниях.
Позднее Ярцевскую группу объединили с понесшими тяжелые потери частями 16-й армии, а ее командующим был назначен Рокоссовский.
Под его командованием вступили в бои за Москву знаменитые Отдельный курсантский полк, созданный на базе Московского пехотного училища им. Верховного Совета РСФСР, 316-я стрелковая дивизия генерал-майора И. В. Панфилова, 3-й кавалерийский корпус генерал-майора Л. М. Доватора. Вскоре была восстановлена линия фронта, и под Москвой начались упорные бои.
Во время боев за Москву судьба снова свела Константина Рокоссовского с бывшим подчиненным, Георгием Жуковым. Но теперь роли поменялись. Ни для кого не секрет, что Георгий Константинович бывал, мягко говоря, грубоват с подчиненными. Однако Рокоссовский, сталкиваясь с резкостью Жукова, не терялся. Однажды, выслушав из телефонной трубки очередную грубую тираду, Константин Константинович спокойно предложил несколько сбавить тон - иначе он прекратит разговор. На счастье Рокоссовского, этот разговор услышали представители Главного политического управления Красной Армии, как раз находившиеся в соседней комнате. О грубости Жукова доложили Сталину - и маршал имел серьезный разговор с Верховным Главнокомандующим. На следующий день Жуков снова позвонил Рокоссовскому и - правда, в весьма обтекаемых выражениях - извинился за вчерашнее.
Жаловались вы Сталину на наш вчерашний разговор? - спросил он.
Не в моих правилах жаловаться вообще, а в этом случае - тем более, - ответил Константин Константинович.
Говорю из Сухиничей
Разгромив врага под Москвой, советские войска перешли в наступление. Вместе со всеми продвигалась вперед и 16-ая армия. Ее целью был город Сухиничи. Наступавшим не хватало транспорта, полки и дивизии постоянно «тасовались» между армиями, понесшие потери - отводились на переформирование и доукомплектование. В результате людей в армии Рокоссовского хватило бы в лучшем случае на пару дивизий. Как наступать? Но и противнику было тяжело маневрировать в заснеженных полях и лесах Подмосковья. И генерал принял оригинальное и рискованное решение - образно он назвал его «Атака с развернутыми знаменами». День за днем в эфире открыто звучали номера несуществующих пехотных дивизий и танковых бригад, и постоянно повторялось: 16-я армия Рокоссовского в полном составе идет на Сухиничи. Рокоссовский наступает!
Немецкий гарнизон генерала Гильза не выдержал «психологической атаки» и оставил город без боя. Рокоссовский немедленно вышел на связь с командующим Западным фронтом Г. К. Жуковым.
Немцы сегодня ночью без боя оставили Сухиничи!
Не может быть. Так не бывает! - не поверил Жуков.
Может. Я говорю с вами из Сухиничей.
Правда, потом немецкая разведка разобралась, что к чему, и город попытались отбить. Во время напряженного боя прямо на КП Рокоссовского разорвался снаряд. Константин Константинович был серьезно ранен осколками. В армию он вернулся только в мае 1942 года.
Во время боев под Москвой Константин Константинович Рокоссовский познакомился с военврачом 2-го ранга Галиной Васильевной Талановой. Между сорокапятилетним красавцем-генералом и двадцатитрехлетней женщиной вспыхнула любовь, длившаяся до 1945 года. Дочери Галины Васильевны Рокоссовский дал свою фамилию. Однако после победы вернулся к жене. Не стоит оправдывать или осуждать «командарма 16». Это был не единственный случай фронтовой любви. Кстати, тогда же Рокоссовским оказалась увлечена и советская «звезда» Валентина Серова, приезжавшая в госпиталь с концертом. Однако романа не получилось.
От Сталинграда до Курска
В июле 1942 года К. К. Рокоссовский был назначен командующим Брянским фронтом. Немецкие войска уже вышли к Волге. Шли бои за Воронеж. А в сентябре Рокоссовского перевели на Сталинградский фронт.
Готовя вместе с генералом Вороновым операцию «Кольцо», Рокоссовский столкнулся с тем, что войска фронта не могут вовремя начать наступление. Просить о переносе сроков было небезопасно. И тем не менее, Константин Константинович позвонил Сталину. Тот выслушал, бросил «До свидания» и повесил трубку. Несмотря на это, комфронта смог уговорить Воронова послать Сталину от своего имени телеграмму.
«Приступить к выполнению «Кольца» в утвержденный Вами срок не представляется возможным из-за опоздания с прибытием к местам выгрузки на 4-5 суток частей усиления, эшелонов с пополнением и транспортов с боеприпасами...
Тов. Рокоссовский просит срок изменить на плюс четыре. Все расчеты проверены мной лично. Воронов».
Сталин перезвонил немедленно.
Вы там досидитесь, что вас и Рокоссовского немцы в плен возьмут. Вы не соображаете, что можно, а что нельзя! Нам нужно скорее кончать, а вы умышленно затягиваете!
Верховный Главнокомандующий был в сильном раздражении. Потом помолчал и поинтересовался:
Что значит «плюс четыре»?
Выслушав объяснение, помолчал немного и бросил: «Утверждается».
Когда после разгрома немцев под Сталинградом Рокоссовский был вызван в Москву, Сталин крепко пожал ему руку двумя руками и с кавказским акцентом, особенно заметным у него в моменты волнения, воскликнул:
Замечательно у вас все получилось!
Действительно, замечательно! 31 января 1943 года войскам под командованием К. К. Рокоссовского сдался фельдмаршал фон Паулюс, а с ним 24 генерала, 2500 офицеров и 90 тысяч солдат. А за три дня до этого Константин Константинович был награжден только что учрежденным орденом Суворова.
Потом было блестящее руководство войсками во время боев под Курском. Оборона оказалась настолько прочной и стабильной, что в решающий момент наступления Рокоссовский смог перебросить часть войск Ватутину - у него на южном фланге дуги возникла опасность прорыва. Слава Рокоссовского гремела по всем фронтам, он стал известен на Западе как один из лучших советских военачальников. Однако подлинным венцом карьеры Константина Константиновича стала операция «Багратион».
Два удара - и оба главные
22 и 23 мая 1944 года план Белорусской наступательной операции обсуждался в Ставке с участием командующих фронтами. Когда Сталин спросил у Рокоссовского, как тот собирается уничтожать войска в районе Бобруйска, командующий Первым Белорусским фронтом спокойно сказал, что планирует нанести два сходящихся удара - с северо-востока и юга.
Почему распыляете силы фронта? - спросил у Рокоссовского Сталин. Он настаивал на нанесении главного удара на одном направлении. Рокоссовский не соглашался, повторяя свои доводы.
Вот что, подумайте часа два, а потом доложите Ставке ваши соображения, - недовольно сказал Сталин.
Однако через два часа Рокоссовский снова повторил тот же самый план.
Идите, подумайте еще.
Но командующий Первым Белорусским фронтом остался непреклонен. После завершения доклада Сталин закурил трубку и подошел к военачальнику.
Настойчивость командующего фронтом доказывает, что организация наступления тщательно продумана. А это гарантия успеха. Ваше решение утверждается, товарищ Рокоссовский.
И снова Рокоссовскому сопутствовал успех. Жуков, правда, шутил, что ему придется подать «рокоссовцам» руку через Березину и помочь вытащить войска из болот к Бобруйску. Но получилось наоборот. Уже в первый день наступления немецкий фронт был прорван, и в брешь устремились танкисты 1-го и 3-го Гвардейских танковых корпусов. 29 июня, в день освобождения Бобруйска, Рокоссовскому было присвоено звание Маршала Советского Союза и звание Героя Советского Саюза. В районе Бобруйска в окружении оказалось около шести дивизий 35-го армейского и 41-го танкового корпусов 9-й немецкой армии. Вскоре они частично сдались, а в основном были уничтожены.
А войска Первого Белорусского фронта продолжали продвигаться вперед. В середине дня 3 июля 1944 года с юго-востока в Минск ворвались танки 1-го гвардейского танкового корпуса, а следом - и части 3-й армии 1-го Белорусского фронта. К вечеру того же дня город был освобожден полностью. В тот же день в 22 часа Москва салютовала воинам-победителям 24 залпами из 324 орудий. Город был сильно разрушен за годы оккупации и лежал в руинах. Многие здания были взорваны немцами при отступлении. Конечно же, внесли свой вклад и уличные бои.
«5 июля я посетил Минск. Впечатление у меня осталось крайне тяжелым. Город был сильно разрушен фашистами. Из крупных зданий враг не успел взорвать только дом белорусского правительства, новое здание ЦК КПБ, радиозавод и Дом Красной Армии. Электростанция, железнодорожный вокзал, большинство промышленных предприятий и учреждений взорваны», - докладывал Сталину маршал Василевский.
Войска Первого Белорусского фронта продолжали неудержимо рваться вперед. 8 июля освободили Барановичи, а 17-го - подошли к Пружанам. 28 июля войсками Первого Белорусского фронта был освобожден Брест. Но наступление не прекратилось. Войска Рокоссовского двигались дальше. На запад.
Остановились они только в пригороде Варшавы. Как ни хотел Рокоссовский помочь соотечественникам - в городе в то время шли бои между повстанцами и немецкими войсками - сделать он ничего не мог. Войска фронта, не останавливаясь, наступали от самых восточных границ Белоруссии, понесли потери, коммуникации растянулись…
А потом было наступление на Берлин. И - неожиданный звонок Верховного Главнокомандующего вечером 12 ноября 1944 года.
Товарищ Рокоссовский, вы назначаетесь командующим Вторым Белорусским фронтом. Командующим Первым Белорусским назначается Жуков. Берлин будете брать втроем. Вы, Жуков и Конев. Если не продвинетесь вы - не продвинется и он.
В чем была причина такого перевода? В стремлении перессорить между собой полководцев, как считал Жуков? Или просто Сталин к концу войны уже хорошо знал, чего ему ждать от каждого маршала? Столицу Третьего Рейха надо было во что бы то ни стало взять раньше союзников. А перед Первым Белорусским лежала мощнейшая укрепленная линия - Зееловские высоты. И нужен был тут не осторожный расчетливый Рокоссовский, а способный идти напролом Жуков.
Но так или иначе, Берлин был взят. Великая Отечественная война закончилась.
В мирные дни
Через несколько дней в Москве Сталин как бы мимоходом спросил Рокоссовского:
А вы не разучились ездить верхом?
Нет, конечно, - ответил тот.
Вам придется командовать Парадом Победы.
И вот - Красная площадь. Перезвон курантов. Десять часов утра. Маршал Рокоссовский трогает с места коня. Наступает его Звездный Час.
В будущем Константина Константиновича ожидало еще множество событий - радостных и печальных. Семь лет - с 1949 по 1956 год - он проведет в Польше, заново создаст армию этой страны, станет ее маршалом, переживет два покушения - и будет смещен с поста как «символ сталинизма». Займет пост заместителя министра обороны СССР - и в ответ на предложение Хрущева написать про Сталина «почерней и погуще» скажет: «Сталин для меня - святой человек», - и откажется на банкете чокаться с генеральным секретарем. А на следующий день обнаружит на своем месте Москаленко. За день до смерти в августе 1968 года возьмет в руки только что вышедший из печати небольшой томик мемуаров «Солдатский долг»…
Но наверное, главным в жизни Рокоссовского останется тот майский день. Тишина над Красной площадью, шеренги солдат-победителей.
Парад, смирно! Слушай мою команду! К торжественному маршу побатальонно. На одного линейного дистанции...
