На фронт призвали меня осень 1941 года. Сейчас я под Сталинградом. Здесь несколько месяцев идут жестокие бои. Короткая передышка и решил записать. Маленький блокнот ношу в кармане гимнастёрки когда-нибудь это я прочту своим детям. Я пехотинец. двигаемся мы днём и ночью. Уже трое суток без отдыха в дождь и снег, вместе с танками комбата Асланова. Хороший командир Ази Асланов, умный и спокойный. Сегодня атаковали хутор Советский, и отбросили немцев на 20 километров. Гоним фашистов, не давая им закрепиться. У всех нас такое настроение, чтобы не давать немцам покоя и гнать их с нашей земли.
Ведём бои, не давая танкам противника переправиться через реку Аксай. Асланов расположил наши танки в овраге. Это была выгодная позиция, потому что немцы не могли стрелять по нашим танкам, зато наши танкисты стреляли по немецким с точностью. Наши подбили около 100 немецких танков и фашистов не пропустили.
Это был самый тяжёлый день. Немцы беспрерывно бомбят. Они с боем заняли хутор Верхне-Кумский. Нам пришлось отступить. Не хватает пехотинцев для поддержки танков. И тогда Асланов снял с танков по одному человеку нам в помощь. На следующий день мы снова взяли хутор Верхне-Кумский
К утру 30 декабря наши танки ворвались в Котельниково и уничтожили последнюю группу немецких танков, пытавшихся прорваться к Волге. У нас короткий отдых в лесу, в лесничестве. Стоит ужасный мороз, дует леденящий ветер. Мы отогреваемся в землянках, читаем письма от родных и готовимся к встрече Нового года.
После ранения и госпиталя я попал в другой полк. Топаем сутками по просёлкам и дорогам, идём по бездорожью. Идти тяжело, так как надо тащить на себе оружие и всё, что надо для боя. По дороге строили мосты из подручных средств, настилали гати. На руках приходилось перетаскивать пушки, грузы, машины. Идём уже несколько дней, сильно промёрзли. Спим урывками часа два. Развели в лесу костёр, выпили горячего кипятка и повалились в изнеможении на валежник.
Впервые спали в не сожжённой деревне Старице, спали в тепле на соломе. Продолжаем идти к реке Луга, чем ближе, тем сильней сопротивление немцев. Нас бомбят всё чаще и чаще. Я не мог без ужаса видеть как вражеские лётчики разбомбили медсанбат. В лесу как-будто безопаснее, мы прижимаемся к деревьям, ища у них защиты. Но когда видишь, что летит бомба, то становится страшно - вдруг она упадёт на тебя и тогда - конец. Вот так и выживаем между бомбёжками, пулемётными очередями, между двумя боями. Скорей бы освободить нашу Родину от немецких захватчиков.
Война подходит к концу. Бои идут на Одере и на подступах к Берлину. А нам дан приказ взять Зееловские высоты. Мы два дня без еды и без отдыха. Немцы беспрерывно бомбят нас, так что нельзя поднять голову. Утром загрохотали тысячи орудий. Стрельба "катюш", миномётов, орудий слились в сплошной гул. Миллионы снарядов, ракет и мин обрушились на вражеские траншеи. Это была артподготовка. Мы торжествовали. Кажется вся наша боль и злость обрушилась на немцев. Это было перед рассветом 16 апреля. Вспыхнули прожекторы, командир взмахнув рукой крикнул нам -" Вперёд". Добежав до немецких траншей, мы стали бить фашистов прикладами, лопатками, поливая их огнём из автоматов. Немцы отчаянно сопротивлялись. Но нам помогли наши танки и артиллерия. Мы продвигались за танками не отставая. К вечеру бой прекратился. Наступила краткая передышка. А рано утром всё началось снова. Снова ударили "катюши" и орудия и мы пошли в атаку на высоты, выбивая оттуда немцев. И 18 апреля Зееловские высоты были взяты, но какой ценой. Многие мои товарище остались там лежать.
Не знаю, вернусь ли я домой, но в воздухе сегодня отчётливо ощущается запах смерти.
Уникальные кадры - скан фронтового дневника участника 2-й Мировой Войны. Интереснейшие записи, отражающие истинное чувство предстоящей победы и перенесенных лишений. В нем все то, что пришлось пережить нашей стране в ужасные военные годы. Читаем дальше!
Впереди баррикады противника, мины, справа и слева вода. Наступали трижды, понесли 50 процентов потерь личного состава и всех офицеров. Я был офицером связи и принял командование, когда принес третий приказ наступать.
Бьет гранатомет, ножом роешь лисью нору. Верх ячейки–окопа прикрываешь досками. Слышишь выстрел, и к моменту падения гранаты пытаешься по возможности влезть в нору. Граната разбивает доски, если не попадает в щель между досок. В лисьей норе, когда бьет гранатомет, наблюдение ведут из тыла, и если надо наступать или стрелять, звонят. До противника - 100 метров. Даже ночью большак простреливается так, что ходить за пищей и боеприпасами опасно. Лопатки не разведешь.
На восьмой день, по телефону от начштаба получил приказ наступать. Все солдаты сидели по отдельным ячейкам вдоль дороги. Чтобы выскочить и пробежать по ячейкам передать приказ, два раза показывал лопату, и тут же из пулемета - очередь. На третий раз выскочил сам. Когда бежал, пулеметные очереди дождем прошивали землю под ногами, и даже между ног. Успел пробежать две ячейки, крича: « По сигналу ракеты вперед, на баррикаду!» В третью ячейку прыгнул кому–то на голову. Затем таким же путем - в пятую ячейку. Старшина Чуфаров оттуда меня не выпустил. Нервное напряжение игры со смертью так вымотало, что я согласился. Очень устал. Отдохнул, и через час вернулся в свой окоп. Телефон не работал. Кабель был перебит пулей.
Перед рассветом, пользуясь темнотой, подошли к баррикаде и окопались, производя большой шум. Туман рассеялся. Около дома из окопа торчали ноги. Немцы прибили своего сержанта.
Выхожу на дорогу с нательной белой рубахой на палке и подхожу к баррикаде для переговоров, предлагая немцем сдаться.
Немцы выбежали из-за баррикады ко мне с винтовками в руках. Ныряю за обломки в воду и готовлюсь биться до конца.
-Русь, не стреляй, в плен идем!- закричали немцы.
18 апреля было приказано по телефону встретить танки и вывести их на огневые позиции. За время войны я так привык к земле, что отказался от предложения танкистов залезть в танк, а побежал впереди них под обстрелом, указывая огневые позиции, атаку немцев отбили. (Район я знал хорошо – район обороны моего взвода).
Юра Рябинкин оказался в блокадном Ленинграде с мамой и сестрой Ирой . Ирина Ивановна жива, она помнит, каким видела брата последний раз перед эвакуацией: прислонившегося к сундуку, уже бессильного идти... «Юрка, там Юрка остался», — всю дорогу надрывалась их мама. Её последних сил хватило лишь на то, чтобы довезти младшую дочь до Вологды и несколько часов спустя умереть у неё на глазах на вокзале.
Как именно умер Юра, не знает никто. Его дневник случайно попал в руки Ирины Ивановны, она пыталась отыскать брата, потому что хотела верить — он остался жив, а её не стал искать из чувства обиды и гордости.
Декабрь 1941 г.
...Вырваться бы из этих чудовищных объятий смертельного голода, вырваться бы из-под вечного страха за свою жизнь, начать бы новую мирную жизнь где-нибудь в небольшой деревушке среди природы, забыть пережитые страдания... Вот она, моя мечта на сегодня.
...Тупик, я не могу дальше так продолжать жить. Голод. Страшный голод. Рядом мама с Ирой. Я не могу отбирать от них их кусок хлеба. Не могу, ибо знаю, что сейчас даже хлебная крошка... Сегодня, возвращаясь из булочной, я отнял, взял довесок хлеба от мамы и Иры граммов в 25 и также укромно съел... Я скатился в пропасть, названную распущенностью, полнейшим отсутствием совести... Такая тоска, совестно, жалко смотреть на Иру... Есть! Еды!
Январь 1942 г.
Я совсем почти не могу ни ходить, ни работать. Мама тоже еле ходит — теперь она часто меня бьёт, ругает, кричит, с ней происходят бурные нервные припадки, она не может вынести моего никудышного вида — вида слабого от недостатка сил, голодающего, измученного человека, который еле передвигается с места на место...
Царь голод
Лера Игошева эвакуировалась из Ленинграда в 1942 г., пережив самые голодные дни блокады и потеряв за это время папу. Выжить удалось чудом.
...В уме часто составляю длинные послания и сочинения. Вот как я начала бы одно из них: «В мире есть царь. Этот царь беспощаден, Голод — название ему».
...Вторую кошку мы съели уже безо всякого отвращения, довольные, что едим питательное. Затем наступили особенно голодные дни. В магазинах ничего нет, дома тоже почти ничего нет. Кошек, видимо, ели далеко не одни мы. Сейчас на улице не встретишь ни одной, даже самой паршивой и тощей...
18-го умер Папа. Болела Мама, Папа жил на Почтамте, был в стационаре и немножко подправился, потом вдруг заболел поносом, ничего не ел, стал чахнуть и... около часа дня 18-го умер там же... Врач говорит, что Папа был обречён уже с декабря-января, что третья степень истощения уже неизлечима...Мы его похоронили. Правда, без гробика. Милый Папочка, прости, что мы тебя зашили в одеяло и так похоронили...
«Руссиш швайн»...
Вася Баранов попал на работы в Германию вместе с любимой девушкой Олей , где их разлучили, загнав в разные лагеря. Они выжили, вернувшись поженились. Ольга Тимофеевна рассказала «АиФ», что её муж берёг дневник и перечитывал его до самой смерти: «Откроет, читает его — и плачет».
...До чего тяжёлые эти проклятые кандалы. Скоро будет месяц, как я их одел, но всё ещё никак не могу привыкнуть да и не привыкну... В обед стали лезть за добавком. Полька со всего размаха бахнула одного белоруса по голове половником. Тот облитый кровью повис на лезущих. Немцы и поляки видя такую картину злобно смеялись называя нас свиньями, потом стали разгонять на работу...
Во что только может превратиться человек. Мне самому кажется, что я теперь только «русская свинья» за номером 25795. На груди у меня OST, на фуражке рабочий номер, а собственный номер в кармане, хотя заставляют носить на шее. Весь изнумерован...
Работаю снова в ночную смену у того же зверя-мастера. Ночью давали суп у кого есть талон, обычно немцам, французам и бельгийцам, итальянцам давали добавок, но русским ничего и прогонял шеф из кантины... Когда я вышел, он ударил меня 2 раза...
Бок о бок со смертью
Она не писала этот страшный дневник — в 14 лет она учила его наизусть. В каморке гетто, на нарах концлагеря, бок о бок со смертью. «Что будет с тобой — то будет с этими записками», — говорила Машина мама. И Маша твердила, слово за словом.
После освобождения из концлагеря она вернулась в Вильнюс и записала всё, что вытвердила от буквы до буквы, в три толстые тетради. Мария Григорьевна Рольникайте сегодня живёт в Санкт-Петербурге, уже одна. Работает. Пишет. Всегда на одну тему: все её герои — оттуда, из застенков.
...Несу миску. Смотрю — гитлеровец подзывает пальцем. Неужели меня? Несмело подхожу и жду, что он скажет. А он ударяет меня по щеке, по другой. Бьёт кулаками. Норовит по голове. Пытаюсь закрыться мисочкой, но он вырывает её из моих рук и швыряет в угол. И снова бьёт, колотит. Не удержавшись на ногах, падаю. Хочу встать, но не могу — он пинает ногами. Как ни отворачиваюсь — всё перед глазами блеск его сапог. Попал в рот!..
Надзирательница отобрала восьмерых (в том числе меня) и заявила, что мы будем похоронной командой. До сих пор был большой беспорядок, умершие по нескольку дней лежали в бараках. Теперь мы обязаны умерших сразу раздеть, вырвать золотые зубы, вчетвером вынести и положить у дверей барака...
Словно насмехаясь надо мной, покойница сверкает золотыми зубами. Что делать? Не могу же я их вырвать! Оглянувшись, не видит ли надзирательница, быстро зажимаю плоскогубцами рот. Но надзирательница всё-таки заметила. Она так ударяет меня, что я падаю на труп. Вскакиваю. А она только этого и ждала — начинает колотить какой-то очень тяжёлой палкой. Кажется, что голова треснет пополам. На полу кровь...
Она избивала долго, пока сама не задохнулась...
«Я помню, отомщу!»
Фрида , еврейская девочка, школьная подруга... Её имя появляется всего в нескольких записях 15-летнего Ромы Кравченко-Бережного из западноукраинского Кременца. Потом это имя исчезает так же, как исчезает с лица земли его первая любовь...
За несколько месяцев до освобождения города Рома ушёл в Красную армию, сообщив родителям, где спрятал дневник. Отец, бывший офицер царской армии, перелистав блокнот, найденный на чердаке, передал его Чрезвычайной комиссии по расследованию преступлений нацистов. Записи Ромы стали «свидетелями» на Нюрнбергском процессе. Роман Кравченко-Бережной умер в 2011 г. Его дневники стали основой его собственной книги.
...Вечером по улице гнали советских пленных. С ними обращаются хуже, чем со скотом. Избивают палками на глазах у населения. Вот тебе и «германская культура»...
23-го была созвана в гестапо вся еврейская интеллигенция, их всех там задержали. Теперь часть выпущена, часть расстреляна...
За вчерашний день расстреляны около пяти тысяч человек. У нас за городом — старый окоп, длиной около километра. Там проводят экзекуцию... Грузовик останавливается, обречённые сходят, раздеваются тут же, мужчины и женщины, и по одному движутся ко рву. Ров наполнен телами людей, пересыпанными хлорной известью. На валу сидят два раздетых по пояс гестаповца, в руках пистолеты. Люди спускаются в ров, укладываются на трупы. Раздаются выстрелы. Кончено. Следующие!
Не знаю, что может чувствовать человек в свою последнюю минуту, не хочу думать, можно сойти с ума...Сегодня везли Ф. Не могу отдать себе отчёта в своих чувствах. Очень тяжело, стыдно. За людей, которые смотрят на это с безразличием или злорадством. Чем Ф. хуже вас? Она была хорошая девочка и храбрая. Она ехала стоя, с гордо поднятой головой... Я уверен, она и умирая не опустит голову. Ф., знай, я помню тебя и не забуду и когда-нибудь отомщу!
Когда пишу, из тюрьмы доносятся выстрелы. Вот опять! Может быть, он был предназначен Ф.? В таком случае ей теперь лучше. Нет, ей теперь никак. Не могу представить: Ф., раздетая, тело засыпано хлоркой. Раны. Привалена кучей таких же тел. Ужас, какой ужас...
Город удручён. На улицах ни души. Все ждут: вот — моя очередь... Все теперь, даже самые ярые враги, питаются единственной надеждой — дождаться прихода большевиков. Но как дожить? Рассказывают, что там, откуда немцы отступают, не остаётся живой души. И мы не будем исключением...
«Убил немец-снайпер»
Аня Арацкая вела свой дневник под пулями, едва ли не на линии фронта. Её семья, где было 9 детей, жила в Сталинграде, на поливаемой огнём улице. Потом папу убили, и они стали скитаться по голодной и холодной волжской степи. Выжили не все.
...Думала, что в огне, слезах, бесконечном горе и холоде никогда не появится желания снова писать дневник. А сегодня случилось такое, что заставило меня писать... Папа, как и всегда по утрам, приготовлялся идти развести костёр, чтобы сварить манной каши... открыл крышку окопа и крикнул соседу: «Шура, выходи, вы жив...» — и на этом недосказанном слове и оборвалась его жизнь. Раздался выстрел, а скорее какой-то щелчок — и Папа стал медленно оседать на ступеньках окопа... Папа был мёртв, хотя пульс и сердце ещё бились, а кровь лилась «ключом» из его правого виска, я попробовала пальцем остановить кровь, но мой палец легко прошёл в это отверстие...
Так мы и сидели, с мёртвым Папой, без еды, воды и сна 2 дня. Много погибло людей в этот день, самый первый погиб наш Папа. Погибли наши соседи, здесь же, рядом с окопом, было много убитых бойцов...
...Пока мы добрались до переправы, мы пережили страшную бомбёжку и миномётный обстрел... Осень началась в этом году рано, пошли холодные со снегом дожди, а надеть нам было нечего... Переночевать нас никто не пускал, да и что мы могли дать за ночлег? Так мы дрожали и мокли под ледяным дождём...
Дневники печатаются с сокращениями, орфография авторов сохранена.
Смотрите также новый спецпроект «АиФ»: Аудиоверсия «Детской книги войны». Собрание дневников детей Великой Отечественной войны читают известные артисты, журналисты, спортсмены, музыканты и режиссёры, по адресу http://children1941-1945audio.сайт/
Немецкая открытка и тетрадь, изъятые при аресте военнопленных
Меня призвали на военную службу.
В боях под Ревелем 20 августа пал за свое отечество Ферди Валбрекер. Последнее воскресенье сентября мы Ганс и я - провели в Аахене. Было очень приятно увиден, немцев: немецких мужчин, женщин и немецких девушек. Раньше, когда мы только прибыли в Бельгию, разница мне не бросилась в глаза… Чтобы действительно полюбить свою родину, нужно сначала побыть вдали от нее.
1941 год. Октябрь. 10. 10. 41.
Я в карауле. Сегодня переводили в действующую армию. Утром читали список. Почти исключительно люди из строительных батальонов. Из июльских новобранцев — только несколько минометчиков. Что поделаешь? Я могу лишь ждать. Но в следующий раз, вероятно, и меня коснется. Зачем мне проситься добровольно? Я знаю, что там будет труднее выполнять свой долг, гораздо труднее, но все же…
14. 10. 41.
Вторник. В воскресенье из 1 взвода отбирали пулеметчиков. Среди них был я. Мы должны были проглотить 20 пилюль хинина; проверялась годность к службе в тропических условиях. В понедельник получил ответ: годен. Но я слышал, что отправка отменена. Почему?
Сегодня у нас был смотр. Его проводил наш командир роты. Все это только театральное представление. Как можно было заранее предвидеть, все сошло хорошо. Отпуск в Люттих на 18-19.10 устроен.
22. 10. 41.
Отпуск уже миновал. Хорошо было. Военного священника мы еще застали. При богослужении я ему прислуживал. После обеда он показывал нам Люттих. День был приятный. Я чувствовал себя опять среди людей.
Ганс, Гюнтер и Клаус уехали. Кто знает, увидимся ли мы.
Дома от моего брата уже много недель (7-9) нет вестей. После того как я получил известие о смерти Ферди Вальбрекера, у меня такое чувство, как будто и мой браг тоже будет убит. Да предохранит от этого Господь Бог, ради моих родителей, особенно ради матери.
Вернер Кунце и Косман убиты. Об Африке ничего больше не слышно.
Написал Фриде Грислам (отношение к правительству и к народу; солдат и женщина в настоящее время).
1941 год. Ноябрь.
20. 11. 41.
Пять дней в Элтфенборне миновали. Служба была там очень легкая. Кроме стрельбы взводом, мы, практически, ничего не делали. Но мы были в Германии, и это было приятно. В Элтфенборне я посетил священника.
То, как держатся немцы в бывшем Эйфен-Мальмеди, можно понять; мы ожидали другую Германию. Не такую антихристианскую. Но там имеются и валлонские деревни, и не мало. Во время стрельб кто-то разжег костер. Когда так стоишь и смотришь на пламя, то всплывают старые воспоминания. Как это было раньше. Для меня ничего лучшего не могло бы сейчас быть, чем отправиться с несколькими парнями в путь, но…
П… тоже писал о потере времени; теперь, когда мы в расцвете своих сил и хотим их использовать. Над чем бы только не потрудились?
Какие задачи ожидают нас! Говорят, опять формируются два маршевых батальона. Из дому известие: Вилли Вальбрекер тоже убит. Мы тоже принесли свою жертву. Вилли четвертый. Я спрашиваю: кто следующий?
26.11. 41.
Вилли Шефтер в лазарете. Это был настоящий товарищ. Все чаще мне приходит в голову мысль, что я бесцельно теряю здесь свое время. Я колеблюсь, кем хочу быть: Африка; техническая профессия; или же священником только для Бога.
Товарищеских отношений у нас в комнате не найти. Я хотел бы скорее попасть на фронт. Это будет хорошо для меня.
25. 11. 41.
Вчера утром неожиданно для всех пришел приказ об отправке. Теперь никто не хотел этому верить, когда нас собрали. Но это так. День прошел в обмундировке. Наконец пришло то, чего я ожидал, и я твердо верю, что еще придет. Наступает более трудное, но лучшее (если это подходящее выражение) время. Теперь предстоит показать: мужчина ты или трус. Я надеюсь, что это переживание будет для меня приобретением на всю жизнь; я стану более зрелым.
Об общем воодушевлении, которое сказалось в пьянстве, писать не хочу; его не хватит надолго.
1941 год. Декабрь. 8. 12. 41.
На этой неделе я написал разные вещи, и можно было бы еще много писать. Об общем воодушевлении, о долге в настоящий момент и т. д. Дюссельдорф! Для тебя это не хорошо. Нет!
В среду была здесь и Магдалина (в прошлое воскресенье здесь были мои родители). Гестапо сделало обыск и забрало мои письма и другие вещи. Комментарии излишни. В воскресенье я получу отпуск и узнаю об этом еще. От меня они пошли к Дилеру и забрали там много вещей. Вправе ли они, ведь мы живем в Германии; Дилер был забран в…, а оттуда отправлен в Дортмунд, где он находится в предварительном заключении. До воскресенья они еще сидели. Иоган тоже там. Считаю, что там сидит человек 60-100.
12.12. 41. Пятница.
Со среды мы в пути. Говорят, что мы 13.12. будем в Инстербурге, а 15.12 - по ту сторону границы.
Америка тоже вступила в войну.
Здесь в вагоне тесно. Попадем ли мы на Южный фронт, теперь, пожалуй, сомнительно. Относительно Гестапо я был у нашего капитана; он обещал мне полную поддержку. Я составил письмо, но тут еще некоторые мелочи, посмотрим. Где-то мы будем на Рождество.
13.12. 41. Суббота.
Письмо в Гестапо написал. Капитан, вероятно, подпишет ходатайство. Чего еще желать. Я изложил все по-деловому. Успех сомнителен. Мы в Инстербурге.
Вост. Пруссия почти вся позади. Не брился я с понедельника. «Небритый и вдали от родины». Товарищеских отношений все еще не встречал. Надеюсь, что на фронте в этом отношении лучше; иначе это было бы для меня большим разочарованием.
16. 12. 41. Вторник.
Литва, Латвия - позади. Мы в Эстонии. В у нас была длительная остановка. Я был в городе. Ничего интересного. Рига была уже лучше. К сожалению, мы не могли попасть в город.
У нас в вагоне настроение ужасное! Вчера подрались двое; сегодня опять двое. Товарищеские отношения здесь - иллюзия, утопия.
Литва - ровная страна, широко простирается перед нашим взором. Бедная эта страна. Повсюду деревянные хижины (домами их нельзя назвать), крытые соломой. Внутри маленькие и тесные.
Латвия не такая ровная. Одна часть гористая, покрытая лесом. Дома даже в деревнях здесь лучше, выглядят уютнее. В Эстонии тоже много леса и холмов.
Население здесь очень симпатичное. Языка совершенно не понять. Здесь тоже всего мало. Водки нет. Продовольственные карточки.
В Риге, говорят, расстреляли 10 000 евреев (немецких евреев). Комментарии излишни. За грабеж расстреляли трех человек, я это поддерживаю, как бы это ни было сурово. Чтобы это не распространилось, необходимо решительное вмешательство. Это ошибка: во вторник мы еще не были в Эстонии (18.12.)
18.12. 41.
В России. Эстонию проехали очень быстро. Россия - ровная бесконечная страна. Тундра. Получили патроны.
Мы ехали по следующему маршруту: Рига - Валк (Эстония) - Россия; в Псков. Псков, говорят, третий по красоте город России.
Я читаю Шекспира: «Венецианский купец» и «Гамлет». Мы находимся в 10 км. от Пскова и, вероятно, долго здесь пробудем. Шекспир мне нравится.
19.12. 41.
Мы все еще под Псковом. Дело в том, что русские сильно повредили железнодорожное хозяйство и здесь мало паровозов.
Я дал нескольким русским хлеба. Как благодарны были эти бедные люди. С ними обращаются хуже, чем со скотом. Из 5000 русских осталось приблизительно 1000. Это позор. Что сказали бы Двингоф, Этиггофер, если бы они узнали это?
Затем я «посетил» одного крестьянина. Когда я дал ему папиросу, он был счастлив. Я посмотрел кухню. Беднота! Меня угостили огурцами и хлебом. Я оставил им пачку папирос. Из языка не понятно ни слова, кроме: «Сталин», «коммунист», «большевик».
Кольцо вокруг Петербурга несколько дней тому назад прорвано русскими. Русские прорвались на 40 км. Против танков… ничего не могли сделать. Русские здесь чрезвычайно сильны. Замкнуто ли кольцо со стороны озера, это сомнительно. Наших войск там слишком мало. Когда падет Ленинград? Война! Когда придет ей конец?
21. 12. 41.
Сегодня воскресенье. Это ни в чем не заметно. Поездка кончилась. В Гатчине (балтийской) нас выгрузили. Население осаждало наши вагоны, просили хлеба и т. п. Это хорошо, когда можешь доставить радость ребенку, женщине или мужчине. Но их слишком много.
Мы находимся в 6 км. от вокзала. В одной комнате с 4 широкими кроватями нас 16 человек; на каждую кровать - 3 человека, а остальные четыре..?
О последних днях в вагоне не хочу ничего писать. От солдатской дружбы - ни следа. В одном лагере для пленных, говорят, в течение одной ночи умерло больше 100 пленных. 22. 12. 41.
Наша квартира хороша. Хозяйка (финка) очень любезна, но бедна. Мы даем ей довольно много. Ведь лучше давать, чем брать.
24. 12. 41.
Сегодня сочельник… В Гатчине большая часть церквей разрушена немецкими летчиками, а не красными. На дворце еще и сейчас стоит крест.
(Бра)ухич ушел в отставку, или его отставили. Что это означает?
27. 12. 41.
Рождество прошло. На самом деле это были очень, очень грустные дни, настоящего рождественского настроения не могло быть.
Говорят, что 1 дивизия, так как она участвовала в очень тяжелых боях, будет отправлена на юг Франции. Мы поэтому попадем, вероятно, в 12 дивизию. Я надеюсь на это. Другие хотели бы тоже попасть на юг Франции.
Сегодня мы видели семь вагонов с солдатами, которые прибыли из кольца под Ленинградом. Эти солдаты выглядели ужасно. Таких картин в кинохронике не видно.
Здесь постепенно становится холодно. 20 градусов.
Написал кое-что о солдатской жизни. Я много думаю о Дилере, Иоганне и вещах, связанных с ними.
30. 12. 41.
Сегодня или завтра нас отправляют, и притом в 1 дивизию… Что-то там будет с Дилером, Иоганном и другими…
1942 год. Январь. 03. 01. 42.
Наступил Новый год. Окончится ли война в 1942 году? 31.12.41 г. мы выступили из Гатчины. Когда мы прошли 15-20 км, подъехали два автобуса и один грузовик, которые сразу же доставили 60 чел. в 1 дивизию. Среди этих 60-ти были также я, Вунтен и Цуйцинга. В дивизии нас сразу же распределили по полкам; мы трое попали в 1 полк. В тот же вечер нас направили в 3 батальон, где мы провели ночь в холодном, как лед, блиндаже. Это было новогодним подарком. Затем нас распределили по ротам. Вунтен и я попали в 10 роту. Мы сдали на кухню свои продукты и «потопали» к роте, которая в течение пяти дней была на отдыхе и как раз 1.1.42. вечером возвращалась на передовую.
И вот мы находимся в блиндаже. 6-7 часов в день стоим на посту. В остальное время лежим или едим. Жизнь, недостойная человека.
Мы находимся здесь между Ленинградом и Шлиссельбургом, у Невы, там, где она делает резкий изгиб. Переправа все еще в русских руках. Мы находимся влево от нее. Блиндаж сносный (по сравнению с другими). Здесь спокойно. Изредка стреляют минометы. Вчера вечером был убит один человек. Сегодня во втором взводе убит один.
Наша жизнь находится в руках Бога. 10 дней мы должны оставаться на передовой, а затем - 5 дней отдыха.
Рота насчитывает 40-50 чел. От дивизии (15000) осталось в живых только 3000. Кольцо вокруг Ленинграда не сомкнуто (пропаганда). Питание очень хорошее.
04. 01. 42.
Выглядишь как свинья. Это не слишком сильно сказано. Умываться нельзя. И вот, в таком виде кушать. Я пишу так не для того, чтобы жаловаться. Это просто должно быть зафиксировано.
Вчера мы принесли убитого - «Мы не несем клада, мы несем мертвеца». Остальные не обращают на это внимания. Это оттого, что видишь слишком много мертвых.
Дружба! Придет ли она еще? Не знаю. Или я еще не освоился с новой обстановкой?
Иоганн и Дилер, что это может быть? Часто приходишь в бешенство, когда думаешь об этой подлости. Если затем подумаешь, что находишься здесь на фронте, то возникают вопросы, на которые хотелось бы получить ответ. Но существует разница между правительством и народом. В этом - единственное решение.
07. 01. 42.
Вчера прибывало еще пополнение из 4 маршевой роты. Ходят разговоры, что нас в ближайшие дни сменят!?!
«Товарищи» поют часто красивую песню:
«Хайль Гитлер, хайль Гитлер.
Целый день — хайль Гитлер
И по воскресеньям хайль Гитлер
Хайль Гитлер, хайль Гитлер».
Они поют эту песню на мелодию «Тетка Гедвига, тетка Гедвига, машина не шьет»… Комментарии излишни.
В нашем отделении имеется один солдат. Он католик. Ему 35 лет. Крестьянин (6 коров, одна лошадь). Он из Альтенбурга; от Буршайда 2,5 часа ходьбы. Может быть, его можно будет как-то использовать для группы, или..?
(?). 1. 42
Вчера шел разговор, что мы отсюда уходим. Обоз будто бы уже погрузили. Все верят в это. Я тоже считаю, что это правда. Я называю это большим свинством. «Товарищи» радуются. Я понимаю тех, которые с самого начала здесь. Но мы, которые только что прибыли, и уже обратно; это прямо скандал. Но мы ничего не можем в этом изменить. Куда отправляют, никто не знает. В Кенигсберг? В Финляндию, ходить на лыжах?
13. 1. 42.
Мы на отдыхе. Если это можно назвать отдыхом. Во всяком случае, лучше, чем на передовой. Насчет смены: за Мгой, где находится обоз, строится новая позиция.
18. 1. 42.
Мы снова на десять дней на передовой. На этот раз на правой позиции (южной). Мы должны выставлять несколько больше постов. Блиндаж маленький, холодный. Разговоры действительно были попусту. Наверное, это продлится долго. Но мы полагаем, что весной при наступлении нас не будет здесь, так как тогда мы пропали, говорят все.
С дружбой получается смешно. Иногда бываешь доволен, а иной раз опять самый нетоварищеский и эгоистичный поступок, какой только может быть. В ближайшее время опять буду собирать папиросы, так как товарищи действительно не заслуживают, чтобы им всегда дарить папиросы.
30. 1. 42.
Лишь сегодня у меня нашлось время писать дальше. Вместо десяти дней получилось тринадцать, но в блиндаже было довольно хорошо… В течение этого времени я одни раз брился и «мылся» в крышке с водой (1/4 литра). Фон Лееб тоже ушел, или его отстранили. Рейхенау умер. Неизвестно, как это надо понимать. Я тоже не против того, чтобы попасть в Германию.
1942 год. Февраль.
02. 02. 42.
Два дня отдыха очень скоро кончились. Еще в воскресенье, 31.1, пришел приказ. В 18 часов мы вышли и опять обратно. Мы должны были быть здесь лишь на следующее утро, в 6 часов. Ночью сменили белье и «умывались». Мы находимся дальше на восток от старой позиции. Снова у Невы. Участок спокойнее и лучше. Блиндажи все довольно удобные. Рота занимала 1800 метров (вероятно - длина участка обороны - прим. ред.). В нашем отделении 4 человека. Мы выставляем на ночь одного человека. Это было бы ничего, если бы нас днем не занимали слишком много другими делами (таскание боеприпасов).
Говорят, мы останемся здесь до наступления? Мы не получаем окопного пайка. Это неправильно.
15. 2. 42.
Я опять в другом отделении. Завтра мы переходим в другое место. Эрвин Шульц был ранен 7.2 осколком мины. Из-за этого мы вынуждены стоять на посту втроем. Это многовато, но другие отделения стоят все столько же. Так что нужно быть довольным. Здесь еще все спокойно. Я радуюсь каждому письму из дому. Об Иоганне и Дилере я теперь знаю наконец… Кончаю. Молитву нельзя забывать. Я буду рад тому времени, когда я буду свободен от военной службы и смогу жить так, как я хочу - не так, как все другие.
Да здравствует Москва! Рот фронт!
22. 2. 42.
Мы все еще на той же позиции. Стало снова холоднее. Почтой я доволен. Гестапо была у нас. Они хотели узнать, адрес. Надеюсь, что я скоро услышу что-нибудь об этом.
27. 2. 42.
Сегодня мне исполняется 19 лет. Ефрейтор Шиллер прибыл из Мги. Ранение было не страшное, оно было причинено не русскими, а Домераком.
Я уже сейчас радуюсь тому дню, когда я смогу начать работать, свободный от военной службы.
Унтер-офицер Ридель, кажется, большая свинья. О Гестапо еще ничего не слышно. Если бы как-нибудь несколько дней совсем ничего не слышать из всего того, что так противно.
1942 год. Март. 09. 03. 42.
Снова прошло несколько дней. Было бы хорошо выспаться несколько ночей. Пищи мне не хватает - слишком мало хлеба. Ходят дикие разговоры о Вене, Кобленде и др.
12. 03. 42.
С 9.30 до 10 час было проведено приблизительно 100-200 выстрелов на винтовку, по 600-1000 выстрелов на пулемет; кроме того, была выпущена масса осветительных ракет. После 10 час - тишина. Днем мы не должны были показываться. Это было проделано на участке от переправы до Шлиссельбурга (15 км.) Командование хотело привлечь таким путем перебежчиков или вызвать высылку разведотряда, так как нужны были пленные, чтобы получить показания.
В ночь с 9.3. на 10.3. на левом крыле нашей роты пришел человек - перебежчик или нет, в этом мнения очевидцев расходятся. Он многое рассказал: позиции защищены плохо, кушать нечего, командир роты будто бы еврей и т. п. Правда ли это - сомнительно. Сколько русских попало в наши руки на указанном участке, я не знаю.
Было еще сказано, что если мы не получим пленных, то придется выслать через Неву разведотряд, который, можно сказать, является командой смертников. Добровольцы, вперед! Нужно привести пленных!
О Гестапо еще ничего не слыхал.
20. 3. 42
В 20-30 нас погрузили и перевезли на грузовиках в Шапки (немного дальше).
21. 3. 42
Разведотряд в лесу.
24. 3. 42
Около 3 часов. Приказ: приготовиться. Теперь в качестве резерва батальона сидим в блиндажах, в которых «солнце светит». Хуже всего - артиллерийский огонь.
10 рота - потери 9 чел.
10, 11, 12 роты- потери 60 чел.
9 рота - потери 40%.
Наша позиция — омега (возможно, Мга — прим. сост.}. Питание - лучше. Пасха. Что будет на Пасху?
Перевел: шехн. интендант I ранга - Зиндер.
Ветеранам – участникам Великой Отечественной войны
посвящается…
Помни войну! Пусть далека она и туманна.
Годы идут. Командиры уходят в запас.
Помни войну! Это, право же, вовсе не странно –
Помнить всё то, что когда-то касалось всех нас.
(Ю.Визбор "Помни войну")
Уважаемый читатель!
Вы держите в своих руках книгу, в основу которой положены сведения сохранившегося и случайно найденного уникального раритета – реального личного дневника рядового солдата, прошедшего суровыми огненными дорогами Великой Отечественной войны 1941-1945гг.
Принадлежала эта с виду неказистая, малостраничная тетрадь в твёрдой картонной обложке уроженцу Мордовии Богатырёву Фёдору Яковлевичу.
Ф О Т О "Богатырёвы"- 02
На фотографии: справа - Фёдор Яковлевич, слева – его сын Николай Фёдорович
Фёдор Яковлевич Богатырев (Бахтырёв) родился в 1901 году в селе Макаровка, что близ города Саранска, в семье Бахтырёва Якова Лазаревича. Семья была крепка трезвыми работящими мужиками и имела земельный надел – "бахтырёво поле" (так прозвали его односельчане) располагался возле дубравы, там, где сегодня производят выбор земли под возведение нанногородка.
Фёдор Яковлевич рос в семье неутомимых тружеников и постепенно освоил навыки плотницкой и столярной работы. По характеру он был не больно разговорчив, поэтому про его детские и младые годы нам не известно.
По такому случаю начнём свой рассказ с крутых довоенных времён. Работал тогда Фёдор на мельнице, и как-то раз он без дозволения начальства взял да смолол для семьи пару мешков зерна.
За этот дерзкий по той поре содеянный проступок решением суда пришлось ему отдать 10 лет своей жизни строительству крайне необходимого стране Беломорско-Балтийского канала. И там Фёдор Яковлевич проявился себя исполнительным трудолюбцем – не взирая ни на что: ни на условия содержания, ни на климатические особенности, он просто также работал, как умел работать.
А, как издревле ведётся, добрые дела всегда на виду. Нашлись и люди, которые заприметили старательного труженика, собрались все вместе, подумали, посовещались и единогласно порешили: за добросовестный труд во благо Родины перевести старательного работника в разряд "вольноопределяющиеся" и определить за его заслуги на должность "десятника".
После окончания срока наказания возвратился он на свою исконную родину под новой фамилией - Богатырёв. Случилось это следующим образом. Лагерному писарю вдруг ни с того, ни с сего взяла и не понравилась фамилия Бахтырёв, и он быстрёхонько, одним росчерком пера перевёл бедолагу в Богатырёва. А Фёдор Яковлевич то ли не стал возражать да спорить с грамотеем, то ли не обратил на это особого внимания. Так узаконилась парадоксальная смена фамилии. Да и сам обладатель к ней постепенно привык.
Перво-наперво явился он в сельсовет, доложился как положено, посвятил в свои планы на ближайшее будущее. Но на вопрос о возвращении в родимое село Макаровку ему ответили безоговорочным отказом, заявив ему прямо в глаза: "Нам тюремщики не нужны".
И - точка. И рассеялись мечты, и рухнули надежды. И стало больно до слёз, и защемило разом сердце, и опустились руки. Хотел было обратиться за помощью к односельчанам, да не решился. Потому как рассчитывать-то не на кого - боязно было в той сумятице, творившейся в необъятном государстве, заступаться за человека с таким прошлым. "Себе обойдётся дороже", - думал каждый, пряча глаза.
Куда идти? Куда податься? Где свою жизнь делать? Как дальше быть? Вопросы окружили Фёдора Яковлевича частоколом.
И пришло вдруг на ум - вспомнил он слова, сказанные при разлуке начальником Северного речного порта Москвы: "Оставайся, Фёдор, в порту – нам нужны такие работники". Тогда Богатырёв отказался. А теперь надумал последовать совету.
В конце тридцатых годов прошлого века вернулся он в конце концов в свой порт, где приняли его по-доброму: выделили в деревне Аксиньино земельный участок, а начальник порта самолично решил вопрос с материалом для строительства дома.
Семья к тому времени уже имела двух дочерей Веру, Анну и сына Николая. Вырыли они землянку и приступили к возведению дома. Здание большим получился. Неведомо, сколько бы они прожили в этих стенах, только через время дали им двухкомнатную квартиру. А то село вместе с их домом поглотила Москва (сейчас там располагается метро "Речной вокзал").
"Повезло" – можно было сказать. Казалось бы, чего ещё желать - только жить да поживать, да добра наживать.
Но пришла общая для всех беда - началась Великая Отечественная Война.
Практически с начала войны, а точнее – в июле 1941 года Фёдор Яковлевич был мобилизован и призван в ряды Красной армии. О военных годах он сам скупо по-солдатски вспоминал. Но в конец каждого рассказа он не без гордости любил повторять: "А День Победы мне довелось встретить в поверженном Берлине. В чём я и расписался на стене рейхстага".
Каждый год 9-го мая Фёдор Яковлевич Богатырёв надевал парадный пиджак со своими наградами и ехал на встречу с однополчанами и фронтовиками, с которыми он познакомился. А награждён он был следующими медалями:
20 октября 1944 года - "За освобождение Белграда";
17 января 1945 года– "За освобождение Варшавы";
13 февраля 1945 года – "За взятие Будапешта";
10 апреля 1945 года – "За взятие Кенигсберга";
13 апреля 1945 года – "За взятие Вены";
02 мая 1945 года – "За взятие Берлина";
09 мая 1945 года – "За освобождение Праги".
Вот такой "иконостас", как говорили и говорят в народе. Количество медалей пополнялось и в мирное время. Они, конечно, тоже радовали: "Помнят, стало быть – уважают". Но сделаны эти медали уже не из того горячего и закалённого в боях, а из юбилейного металла.
Пару слов необходимо сказать и о сыне Фёдора Яковлевича.
Николай Фёдорович, не дожидаясь повестки, сам в 1943 году явился в райвоенкомат и добровольцем отправился вслед за отцом. Отправился для того, чтобы, пройдя через боль, страх, слёзы, лишения и потери народные, дать отпор ворогам лютым, загнать их в своё логово и поставить на колени, а затем встретиться с родным отцом в той самой неметчине, в мае 1945 года, в её столице - Берлине.
Об этой их встрече газета "Красная Звезда" от 9 мая 1987 года рассказала своим читателям.
Вот та статья М.Саркисяна с фотографиями С.Грязева.
С К А Н Е Р газеты "Богатырёвы-01"
Текст статьи "Богатырёвы"
Фёдор Яковлевич и его сын Николай Фёдорович Богатырёвы скупо говорят о своих фронтовых путях-дорогах в годы Великой Отечественной войны. Но часто с волнением вспоминают они о подарке военной судьбы – неожиданной встрече.
11 мая 1945 года, будучи в Берлине, отец получил письмо от сына из… Берлина. Командир полка даёт ему увольнительную. Фёдор Яковлевич на попутке добирается до комендатуры, узнаёт адрес воинской части сына.
Тогда они обошли рейхстаг, побродили по развалинам, не удержались – расписались на щербатых от пуль и осколков стенах. Этот счастливый момент встречи отца с сыном и запечатлён на фронтовом снимке, как дорогая реликвия хранящемся в их семейном архиве. Смотрю на это фото, и рождаются строки, посвящённые ветеранам, моим нынешним собеседникам:
На фотокарточке суровой
Факт встречи дорогой для них…
И, как счастливая подкова,
Соединил их объектив.
Не думали они о славе –
Пилотки лихо, набекрень…
Навек их юными оставил
Родной Победы майский день.
До войны они жили в посёлке Аксиньино под Москвой. Фёдор Яковлевич работал прорабом на стройке Северного речного порта столицы. Коля учился в ковринской школе. Отец ушёл на фронт в июле сорок первого года, сорока лет. Сыр в сентябре сорок третьего, когда ему едва исполнилось семнадцать. Фёдор Яковлевич был связистом, Николай Фёдорович, кавалер ордена Славы III степени, автоматчиком 286-го полка. Сейчас он работает фрезеровщиком в Центральном институте типового проектирования.
-Никак не пойму, - говорит Николай Фёдорович, - как я ухитрялся писать матери с фронта каждый день. И она отвечала каждый день. А мы ведь по природе молчуны…
Матрёне Яковлевне ныне восемьдесят два года. Каждый год девятого мая она накрывает стол, собирает гостей – дети, внуки, правнуки, родные, знакомые. День Победы стал для Богатырёвых праздником и семейным.
А вечером перед салютом они выходят на Ленинградское шоссе. Отсюда хорошо видно, как встаёт зарево над московским небосводом. К салюту нельзя привыкнуть, каждый раз он волнует по-своему. Так и идут они вдоль Ленинградского шоссе, как бы по истории, неотделимой от народной жизни".
Похоронен Фёдор Яковлевич в 1993 году на Голутвинском кладбище, недалеко от метро "Водный стадион" г. Москва. А его сын Николай Фёдорович покоится на кладбище в г. Зеленограде.
Прочитав дневник, мы решили, что этот исторический документ достоин вечно жить в памяти народной. Он написан простым народным языком, понятным всем и каждому.
Мы только самую малость подкорректировали и отредактировали это откровенное повествование о пережитом в тяжкую годину. В качестве эпиграфа и этапных комментариев нами использованы поэтические строки.
Тем ближе нам становятся солдаты,
События тех лет и памятные даты,
И первый, и последние бои...
Чем дальше мы уходим от войны,
Тем резче различаются детали -
И подвиг, и вручение медали,
И знамя безымянной высоты...
Чем дальше мы уходим от войны,
Тем все ясней, отчетливей моменты,
Как кадры величайшей киноленты,
Где действия ровесников моих...
Чем дальше мы уходим от войны,
Тем чаще вспоминаем тех солдат,
Что шли в атаки не для славы и наград,
А ради мира, счастья всей Земли!
(Владимир К.Цыкалов "Чем дальше мы уходим от войны")
ВОЙНА 1941-1945 г.г.
22/VI-1941г. – Германия напала на Россию внезапно, не объявляя войны.
На производстве прекращалось мирное строительство. Начали готовиться к войне.
Ах, война, что ты сделала, подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли –
Повзрослели они до поры.
За порогом едва помаячили
И ушли за солдатом солдат.
До свидания, мальчики! Мальчики,
Постарайтесь вернуться домой.
(Булат Окуджава "Песня о войне")
2/VII-1941год
Прекратилась вся строительная работа. Вся организация погрузилась на 900 автомашин с материалами и механическим оборудованием и выехала на оборонные работы по шоссе "Москва – Минск" до станции "Вязьма". Станцию и город Вязьму бомбили немецкие самолёты. Люди со станции и города эвакуировались в провинции. Нам подали эшелоны, мы погрузились и отправились на фронт в Смоленскую область Суботинский, Сычёвский и Холм-Жирковский районы. Развернулись оборонные работы доты дзоты противотанковые рвы на реке Яузе и за Днепром. Три месяца работали, не покладая рук ни днём, ни ночью. Летали немецкие самолёты, разведчики сбивали их и принуждали делать вынужденную посадку. Немецкие лётчики сами подожгли самолёт и побежали в лес, их поймали.
3/X-1941 год
Немцы перешли в наступление. Начали артподготовку в 10 часов утра и до 2-х часов дня. И пошла немецкая авиация эшелонами по 30-40-50 штук. Бомбила боевые порядки, не давала проходу ни конным, ни пешим. Ночью обстреливался по большим дорогам с самолёта трассирующими пулями. Бросали листовки, разного рода провокации совершенно необоснованные с насмешками над русскими сдавайтесь в плен бессмысленное сопротивление.
Мы вели работы за Днепром. Штаб стоял от нас в тылу 30 километров - деревня Пигулино. Немец от нас был близко 7-10 километров. Наши передовые линии отходили. Мы оставались промежду линиями фронтов немцев и русских.
Прибегает красноармеец раздевши, со станции Игоревка, от нас 7 километров, говорит, что немецкие танки на станции. Мы прекратили работу. Начали отступать. На закате солнца подходит к Днепру. Налетает немецкая авиация, начинает бомбить наши части. Нам видно, как на ладони. Нас осыпает осколками и землёй. Переходим Днепр и ночуем.
4/X-1941 год
Приходим в деревню Пигулино, где стоял наш штаб. Штаб выехал, всё горит, разбомбили всю деревню. Сгорели наши автомашины. Штабные около церкви. Самолёты не давали проходу и проезду. По нам с самолётов строчат из пулемёта. Случайно приехала штабная машина за складом. Погрузили из склада, что нужно и поехали в штаб, в тылу 25 километров, в деревню Липицы.
Ехали по большой дороге. По пути 6 населённых пунктов – все сгорели от бомбёжки. Приехали в штаб. Нас считали пропавшими или в плену. Снова получаем новое задание: в деревне Чашково вести работы. Приехали, расквартировались. Вечером пили чай. Приходит посыльный с вещами: "По машинам! Мы окружены!" Подошли немецкие танки, обстреляли нас из пушки и пулемёта. Не успели сесть на машины с товарищами. Бежим в лес, бросаем вещи, кроме чертежей и других секретных документов. Всю ночь выходили из окружения. Наскочили на другие немецкие танки – тоже десант. Самолёты по дорогам обстреливали трассирующими пулями. И другие самолёты летели эшелонами бомбить Москву.
Ночью выходим из окружения. Начали отступать. Суботинский, Кармановский, Сычёвский районы – все дороги забиты, ехали военные, гражданское население, гнали лошадей, коров и другой скот. На нашу машину положили нам тяжелораненых 12 человек – без ноги и рук, и другие ранения. Комиссар был ранен в грудь, умер дорогой. Не хватало бензину, дороги разбиты, грязь, дождь, октябрь, холода. Раненых нигде не принимали. Приехали в Волоколамск, 100 километров от Москвы. Потом дали направление в Клин, 70 километров от Москвы. Клин горел. На Солнечногорск под Москвой.
С 5 по 17/X-1941 год
Отступали. Приехали в Москву, в ту организацию, где работали: Химлаг, Гулага НКВД.
В Москве паника, трудно понять, что творится. Снова получаем задание в Ивановскую область – вести оборонные работы. Город Шуя, Владимир, Юрьев посад, Васильевский район, Лежневский район. Станция Гусь-Хрустальный и станция Курловка (квартира).
Получил отпуск к семейству. Семья из Москвы была эвакуирована в Рязанскую область. Приезжаю. Живут незавидно. Коля отвечает. Хлеба не хватает. Коля уехал со мной на работу, работая чертёжником-копировщиком.
15/XII-1941 год
Прекратились все оборонные работы. Расформировывают, направляют в распоряжении Гулага НКВД – г.Москва по месту работы. Приехали в Москву, в Химкинский райвоенкомат. Призывают в армию.
29/XII-1941 год
Отправляют в город Орехово-Зуево на пересыльный пункт. С пересылки направляют в Москву Черкизово, метрогородок Сокольники в Кавалерийский дивизион связи.
1/I- 1942 год
Началась служба в эскадроне: чистка лошадей, линейное дело. Лошадей кормить было нечем, погрызли все станки и оправятся – обратно едят свой кал.
Сами тоже голодали, у лошадей крали овёс, жарили его и ели. У свиней на свинокухне выбирали сухари, жмых. Ноги едва ходили все.
Получаем пополнение. Весна, апрель, май. В июне грузимся в эшелон и едем в город Калинин – бывшая Тверь. Разгрузились в Калинине – Хорошевское шоссе. Несли караульную службу, пасли лошадей. Стояли 2 месяца. Из нашего дивизиона взяли на пополнение часть техники, людей и лошадей с повозками. А остальные, в том числе и я, поехали обратно в Москву на формирование. В Москве сформировали 9-ый отдельный полк связи. И ещё потребовали связистов из полка под Сталинград. Но мы обратно остались. Ещё раз получили пополнение.
5/X-1942 год
Отправляют весь полк второй раз в Калинин. Погрузились в эшелоны, приехали благополучно, разгрузились. обслуживали связью 3-ью резервную армию. Я был в командировке 30 километров от Калинина – город Медный. Обслуживали электроэнергией курсы младших лейтенантов. Жили хорошо, хлеба хватало, питались отлично. Готовились к боям.
14/XII-1942 год
Январь, морозы. Приказ грузиться, на станции полно эшелонов. Грузились 4 дня. Бомбили станцию днём и ночью, в ночь под 16 раз. Недалеко от нашей квартиры – всё со стен полетело, часы вылетели, окна. Но жертв не было.
19/XII-1942 год
Погрузились, отходят эшелоны. Ехали через Москву Тула, Мичуринск. Приехали Курская область город Елец, станция Становая – от Ельца 18 километров. Выгрузились – снег, морозы, квартир мало. За продуктами ездили в Елец 18 километров туда-сюда. Ночевали в гостинице в нетопленных комнатах. Натопили, угорели – едва отходили.
Город Елец разбит на 30%. Особенно бомбили станцию. Начали двигаться своим ходом. Зима, мороз, метель, дороги занесло снегом. Стояло в поле по 400-500 машин от заноса дорог. Ночевали на машинах в кузове.
Приехали в город Фатеж Курской области. Расквартировались в городе. Город бомбили 3-4 раза на день. Стояли 4 дня. И оказалось, что на церкви сидели 4 немца с рациями и передавали о положении в городе. Когда их сняли, налёты прекратились.
1943 год
Начало таить. Февраль месяц. Из Фатежа выехали в город Дмитриев Льгов, 7- километров от Фатежа. Стояли там с неделю, обратно приехали в Фатеж. 3 километра от города деревня Меленино. Простояли больше 2-х месяцев. Приказ – занять оборону. Орловская – Курск - Белгородская дуга. У станции Поныри, 18 километров деревня Липиново.
5/IV-1943 год
Немцы начали наступление, бросили много самолётов, танков, на Курск сделали налёт 500 самолётов, 1500 самолётовылетов, бои шли днём и ночью, раненых шёл беспрерывный поток, на станции Поныри потеснил немец, наши отошли от 10 до 28 километров и обратно.
К 12/VI-43г. восстановили и перешли в наступление.
От границы мы Землю вертели назад
(было дело сначала).
Но обратно её закрутил наш комбат,
Оттолкнувшись ногой от Урала.
Наконец-то нам дали приказ наступать,
Отбирать наши пяди и крохи, -
Но мы помним, как солнце отправилось вспять
И едва не зашло на востоке.
Мы не мерим Землю шагами,
Понапрасну цветы теребя, -
Мы толкаем её сапогами –
От себя! От себя!
(Владимир Высоцкий "Мы вращаем Землю")
Воздушные бои шли целыми днями, сбивали немецкие самолёты, падали и наши бомбардировщики и истребители. Самолёт опустился низко, обстрелял и убил одну девушку.
Бои продолжались. Командующий Родин, помощник Родзиевский. Приказ - 2 танковой под Чернаву. Поехали вечером, ехали всю ночь. Утром приехали: вся армия, танки, пушки "Катюши", автомашины. На другой день вступили в бой. Наша рота получила задачу, заняли оборону. Сначала нас обстреляла артиллерия. Убило командира роты, старлея Моисеева. Хороший командир.
Это было на Курской. Когда-то.
Смерть у пули купила солдата.
За бесценок купила. Задёшево.
Повела сквозь свинцовое крошево.
Повела его гарью горюющей.
Через лес. Обгорелый. Дикующий.
Через выселок, дымом задушенный.
Через камень. Убитый. Порушенный.
Мол, на этой дороге на адовой,
Ничего наперёд не загадывай.
Или сбудется. Или не сбудется.
Всё тут холодом смертным остудится.
Пушки водят железными шеями.
Чёрный месяц повис над траншеями.
И стоит над глухими воронками
Смерть с мешком, что набит похоронками.
(Сергей Островой "Солдат и смерть")
Ещё одного ранило. Самолёты шли волнами - немецкие и наши. Много горело наших танков. Бой неудачный: много потери - мало продвижения. Командующий армии Родин отстранён. Принял армию Богданов.
На поле боя пришлось увидеться со своим родным - Мартыновым Матвеем Семёновичем. Немного поговорили, покурили. Рассказал он о смертельном ранении, отпустили домой на 6 месяцев по комиссии, а райвоенкомат не отпустил - и обратно в бою. Мы получили задачу и пошли выполнять. Попрощались и больше не виделись.
Переехали на 40 километров под Орёл. Начали бой, длился 2 дня. Полковник Белков передаёт с наблюдательного пункта Командующему. Вот-вот наши Корпуса сходятся. Начался бой, скоро будет результат боя. Полковник Белков убит на танке. Наступление не увенчалось успехом. Отошли. Противник сильно укрепился. Продвижения нет.
10/VIII-1943 год
Переезжаем. Курская область – начало Орловской области – город Севск. Заняли исходный рубеж. Немцы в Севске стояли больше 2-х годов. Для осады Севска было поставлено 220 орудий разного калибра. Началась артподготовка, длилась 2 часа 20 мин. Земля вздрагивала от выстрелов и разрывов. Пехота пошла в наступление. Пошла немецкая авиация – не давала продвигаться нашим боевым порядкам, бомбила и тылы.
Стою связным около рации и других машин. Мне говорит шофёр: "Вон летят "фокивульфы", высоко, чуть видно". Полезли в окопы. Только зашли в окоп, как за нами в 9-ми метрах разорвалась бомба, пробила радиатор у "Вилиса", вывела из строя радиостанцию, человеческих жертв не было. Нас в окопе засыпало землёй, окоп обвалился от сотрясения и волны. Бой шёл сильный.
Город Севск обошли с обеих сторон справа и слева. Немцы отступили. Кругом города и в городе было заминировано, обнесено проволочным заграждением, мосты повзрывали, прошли дальше города, много расстреляли мирных жителей. На Контрольной разрывом снаряда при выполнения задания убило солдата Моисеева, снесло весь череп осколком. Похоронили.
Картошки в Севске было посажено много. Посев посеян весь единолично. Земля поделена на полоски. Кончили бой. Снимаемся на формировку – Курская область город Льгов река Сейм. Приехали ночью. Наутро стали наводить связь, рубил топором, поранил себе ногу. Хромал месяца полтора.
От Курска до Льгова 70 километров. Станцию Курск бомбили днём и ночью. Питались неплохо. Не хватало, помогали местные жители, даже гнали самогон и выпивали с нами. Формировка шла с осени и до зимы.
5/I-1944 год
Кончается отдых, началась погрузка в эшелоны, 6-го утром отходили эшелоны на Запад. Направления Льгов - Конотоп - Дарница - Киев - Житомир. Проездом через станцию Дарницу, не доезжая Киева 30 километров, на станции немцы подожгли от бомбёжки 15 эшелонов с бензином, снарядами, ранеными и разным вооружением. Сгорело всё. Жутко было посмотреть, что произошло. Проехали Киев, подъезжаем к Житомиру. Эшелоны шли в нитку один за другим, как колонна машин на шоссе. Не доезжая Житомира 18 км, выгрузились, по дорогам бомбили, особенно ночью. Но нам обошлось благополучно.
Приехали в Житомир. Город хороший, в зелени, местность гористая, мало разбит. Простояли 4-5 дне, выехали под Белую Церковь, Корсунь-Шевченковский район. Уничтожать окружённую группировку. Разбили, много побито техники. Особенно танков. Тоже много побито людей. И вот небольшая передышка. Деревня в яме, вручение знамя полка, некоторым – награды. И начали двигаться ближе к фронту, готовиться к основному наступлению. Очень большое количество. Подтянули пехоты – украинцев пожилого возраста. Шли день и ночь.
6/III-1944 год
Пошли в наступление. Деревня Яблоневка. 6 часов утра. Артподготовка. Начался бой. Видно, как горят танки. Непроходимая грязь. Прорвали оборону. Нам пришлось сразу двигаться вперёд. После прорыва очень много побито нашей пехоты. Столько не видел никогда. Наложено как снопов в поле. На другой день их хоронили. Прямо в поле, по 10-12 человек в яму.
Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог
Кто считал, кто считал!..
Сообщается в сводках Информбюро
Лишь про то, сколько враг потерял.
Но не думай, что мы обошлись без потерь –
Просто так, просто так…
Видишь – в поле застыл как подстреленный зверь,
Весь в огне, искалеченный танк!
(Владимир Высоцкий "Сколько павших бойцов полегло вдоль дорог")
Размесили дороги танками, машинами – трудно описать. Мы бросили машины и стали двигаться на лошадях. Сами шли пешком, на повозке везли технику. Немцы отступали, создавая небольшое сопротивление. Но наши шли по пятам. Дошли до города Умань. Город большой, много расстреляно мирного населения и много угнали с собой. В Умани наша авиация сбрасывала с самолётов пехоту и боеприпасы. Так как не было возможности подвезти транспортом ввиду грязи. Немцы отступали, бросили по дороге технику – 1200 автомашин разных марок, танки "пантеры", "фердинанды", "тигры" – 500 штук. По дорогам нельзя было пройти, всё заставлено техникой. Железные дороги, шпалы рвали. Прицепляли 2 паровоза и сильный крюк. Переламывали все шпалы. Ничто не могло остановить русских. Снаряды от пушек несли на себе по одной и 2 штуки. Двигались вперёд.
Подошли к реке Прут. Прошли благополучно переправу – они не успели взорвать. Идём по Украине. Подходим к Днестру. Передовые части форсировали Днестр. И через сутки немецкие самолёты взорвали переправу. Ранило генерала Латышева, убило полковника. Начала беспокоить немецкая авиация, днём и ночью не давали спокою.
Получили задание провести связь через Днестр. Приехали. На берегу Днестра город Ямполь. Небольшой, весь побитый от боёв. На улицах много валялось немцев убитых. Среди них женщины. Наши танки подошли внезапно, захватили их спящими и побили всех.
Натянули линию через Днестр по старой разбитой переправе. Едва не утопились. Ширина реки 380 метров, течение быстрое, весенняя вода. Порвалась линия. Пошли с лейтенантом, не заметили, как подлетели три "мессера", сбросили бомбы в переправу, чуть не попали. И мы были рядом, навели линию в другом месте.
Тоже в эту ночь подпали под бомбёжку с Мальцевым. Недалеко от церкви бомбили. Убило 5 человек. Но мы было немного подальше, остались живы. Через переправу начали переправляться вперёд, шли танки, а потом машины переехали Днестр. Начала свирепствовать авиация. Не даёт проходу. По дорогам до тех пор обстреливает, пока не сожжёт или убьёт.
Проходили Бессарабию. Город Бельцы. Пришлось двигаться разными дорогами. Полем прошли за город Бельцы. Немцы закрепились. Наткнулись на крепкую оборону. Направление – станция Пырлица. Сад. Немцы подбросили много танков. Окружили 2 батальона нашей пехоты. Уничтожили всех. Даже не брали в плен.
Мы пошли севернее Кишинёва, форсировали реку Южный Буг и вступили в Румынию. Начали кушать мамалыгу. Мужчин-румын не было, остались одни женщины, старики, дети. Продавали нам скот очень дёшево за русские деньги. Мясо мы кушали, сколько хотели. Стояли в обороне под городом Яссы. Днём нас бомбили немецкие самолёты, а ночью румынские кукурузники. Спали в траншеях.
Обстреливала немецкая артиллерия, и миномётами. Немцы бросали листовки: "Ни один русский солдат не уйдёт живым с немецкой земли. Сдавайтесь в плен".
Начал поспевать виноград, сливы, черешня, абрикосы, орехи. Земли чернозёмные, плодородные. Гористые только. Пахать на быках и волах.
16/VI-1944 год
Проезжаем в Бессарабии город Бельцы. Переехали Юный Буг. Не доезжая Бельцев 13 километров, остановились на станции Бельцы, грузились наши Корпуса 12 – 3 – 6. Погрузили 3 Корпус. Не успели отъехать – разбомбили 3 эшелона, из 3-х эшелонов собрали один. Но мы погрузились благополучно. Проезжали через станцию Сарны. Дорога благополучная, не бомбили, но самолёты летали.
Приехали, разгрузились на станции Маневичи, не доезжая Ковеля 70 километров. Стояли в лесу от станции 2-3 километра. Станцию бомбили день и ночь. Как только пришёл эшелон со снарядами, тут же и налетели. Сгорели 3 пулминских вагона со снарядами. Это была северная Белоруссия. Земли песчаные, не хлеборобные.
Наши взяли Ковель, и мы вскоре пошли в наступление. Труднопроходимая местность, топи болотные. Двигали колонны в 4 ряда: автомашины, танки, пушки "Катюши", подводы. Никогда не видел такого смелого наступления: немецкой авиации было мало, наших самолётов-истребителей летало в воздухе 1000 штук по всему дню. Подъехали, форсировали Северный Буг. Река небольшая. И пошли на г.Люблин. в Люблине в уличном бою ранило генерала-полковника Богданова.
Пошли на Варшаву, южнее форсировали реку Висла, бомбили нас на Варшавском шоссе, не давая проходу. И снялись на формировку в Белоруссию – бывшая Волынская губерния, деревня Крымна.
В Крымне в лесу много было бульбовцев и бандеровцев, которые были опасны для армии. Закладали на дорогах мины, взрывали машины, убивали солдат и офицеров, пускали под откос эшелоны. Наша армия выловила их до 5000 человек.
Стояли на одном месте 3 месяца, получили большое пополнение. В этом селе получил письмо, что Коля проезжал через город Ковель. И мы стояли от него недалеко. Письмо шло только 3-4 дня. Я просил командиров, чтобы его перевести в нашу часть. Но ничего не получилось.
Началось передвижение. Потом переехали Северный Буг и обратно. Поехали в Польшу. Остановились. Город Желехов. 4 километра от него стояли 2 месяца.
10/XII-1944 год
Подвигаемся ближе к фронту. Подъехали 4 километра от Вислы, в лес, в землянки. А Корпуса за Вислой на плацдарме снег, холодно. Ночуем в машинах. Но это недолго.
14/I-1945 год
Наступление. Артподготовка между Варшавой и Сандомиром прорвали оборону. И мы 16 пошли за Вислу и начали двигаться по Польше. Наше быстрое продвижение: пошли вдоль Вислы, направление Щецин, вступили в Помиранию. Вот она – проклятая Германия! Горят деревни города, бродит бесхозяйственный скот, коровы и свиньи. В квартирах брошено всё. Немцев не было, все убегали.
Это продолжалось до Одера. Наша армия продвигалась и форсировала Одер. Плацдарм заняла 5-я ударная армия. Бои шли днём и ночью.
О, память-память, эти строки вытки…
Идут на бой советские полки,
ЭрЭс-ы бьют, работают зенитки,
На бреющем проходят "ястребки".
Возмездие вершит одна шестая,
И Бог войны на тысячу стволов…
(Сергей Орлов "Лунная соната")
Приказ – очистить правый берег Одера и выйти к Балтийскому морю. Направление – Щецин. Бои шли 4 дня и ночи. Артиллерия била беспрерывно, тоже били и с самолётов. Немцы не выдержали, бросили свои фаустники, сдались в плен. Правый берег Одера и Балтийского моря очищен. Бои шли до
12/III-1945 года.
Потом пошли на формировку. В Германии город Зольдин отдыхали хорошо, мяса кушали, сколько хотели. Кончились курорты и отдых.
10/IV-1945 год
Выезжаем за Одер. На плацдарме переправу бомбили днём и ночью. Переправ было 4. Одну разбили – не могли восстановили. Летали двухэтажные самолёты. Вечером сбили два таких самолёта. Получились очень сильные взрывы. Переправились за Одер.
16/IV-1945 год
Наступление. Артподготовка. Прорвали оборону. Немецкие самолёты днём летали, но мало, ночью не давали житья – бомбили по дорогам скопление войск. Днём не давали им появляться наши самолёты и зенитки. Ночью навешают фонарей и бомбят.
Начали продвигаться. Всё изрыто траншеями. Противотанковые рвы. Разрушены город и сёла. Всё горит. Немцев нет – все убежали.
Набросали листовок с самолётов. В листовках написано: "Убийство, смерть, кровь, весь Берлин так укреплён. Столько линий оборон, что взять его невозможно, лучше сдавайтесь в плен". Это последняя провокация Гитлера и Геренга. Наши солдаты смеялись – некуда сдаваться, остался один Берлин.
Продвигаемся дальше. Тоже разбитые горелые города, сёла, мосты, воронки от бомб, битые люди, лошади, разорванные на куски, танки наскочили на мины, машины, орудия. Немцы отступали с большим упорством.
24/IV-1945 год
Идут бои на окраинах Берлина. Дачные места пригорода. Приказ Сталина – не трогать мирное население и, если надо выселить, то чтоб были сохранено их имущество и ценности. Немцы приказ узнали раньше нас. Убегать из домов не стали. Даже трудно стало выселять. Говорят, что Сталин говорит, чтоб не выселять. Дежурил у рации, убило деушку Солдатову.
30/IV-1945 год - Берлин в стальном кольце окружён.
2/V-1945 год – капитулировала. Кончились бои, перестали стрелять. Началась капитуляция немецких войск Берлина.
8/V-1945 год – Германия капитулировала, сложила оружие. Война закончена. Мы победили. Ура!
20/V-1945 год
Получил письмо от сына Николая Фёдоровича. Пишет – жив, здоров и невредим. Несу службу в распоряжении коменданта города Берлина.
Получаю 20/V-1945 г. попросил увольнительную на 3 дня в город Берлин.
А мы стояли от Берлина 40 километров город Науэн. Мне не отказали, с попутной машиной еду в город. Приехал, нашёл коменданта города. Он мне адреса расположения части не дал, потому что нельзя. Пришлось найти штаб 5 Армии, отдел укомплектования. Там получил точный адрес расположения части, район и улицу.
Нашёл. Встретились, ему дали тоже отпуск на сутки. Походили по Берлину, попили пива, сфотографировались.
Ф О Т О "Богатырёвы - 05"
Проводил.
Пока искал – полтора дня Берлин изъездил на всех видах транспорта: автобусах, трембусах, метро, на машинах и больше исходил пешком.
Но труды даром не прошли – встретиться пришлось.
Центр Берлина весь разбит, сгорелые дома, от бомбёжки развалины, руины. Тоже самое – разбит и Рейхстаг. Здание было красивое внутри снаружи имеет 4 фасада с архитектурным оформлением. Стоят сгорелые танки, прижатые к Рейхстагу с двух сторон улицы. А с двух подходит парк, который весь побит от бомбёжки. Недалеко от Рейхстага Бранденбургские ворота. Как у нас в Москве на сельхоз-выставке. И от ворот пошла улица асфальтовая, широкая, озеленённая, которая называется Гитлер-Штрассе.
Из Берлина выехали 2/VI-1945 г.
4/VI-1945 год
Прибыл в свою часть. Начали говорить о том, что есть приказ о демобилизации. Стоим от Берлина 62 километра. Бараки наших русских невольников или пленных. Ждём, как отпустят домой.
Из той большой немыслимой войны,
Где замерли в стоп-кадрах подвиги героев,
Я возвращаюсь в царство гулкой тишины,
Наполненное вздохами ночи и мыслей роем.
На дорогах войны – пыль времён,
Над окопами битв – ковыли,
Но на рельсовых стыках стучит эшелон –
Тот последний – из прошлой войны.
И тревожится пульс у виска,
И осколок по-прежнему жжёт,
По ночам фронтовая тоска
Нам уснуть до зари не даёт…
(Владимир К.Цыкалов "Из той большой немыслимой войны")
