Я занимаюсь бегом, тяжелой атлетикой и рукопашным боем. Не сказать, что я фанат спорта, но в городке, где я вырос, больше нечем заняться. Или пить, или качаться. В перерывах между тренировками я читаю. Я перечитал все, что было в городской библиотеке, по два раза, в книжном новой продукции не было, а тут как назло отключили интернет. Чтобы спастись от скуки, я решил навестить бабушку, живущую в селе Ивантеевка за триста километров от нас. Думал, поживу недельку - все равно каникулы. В деревне свежее молочко, чистый воздух, чудесные виды - просто благодать.

Первые два дня я даже забыл про тренировки. Ходил, любовался, сходил на покос, помахал косой. Вечером я сидел с местными, мы играли на гитаре и обменивались новостями.

Проснувшись утром, я понял, что не стоило так много «обмениваться». Сельский самогон не пошел на пользу самочувствию. Часа три я лежал, вставая только за тем, чтобы выпить молока. Ближе к полудню меня отпустило. Я вышел во двор, сделал несколько отжиманий, за неимением штанги взял топор-колун и начал разминаться с дровами. Часам к пяти я переколол всю кучу и решил сделать пробежку по пересеченной местности. В качестве маршрута я выбрал дорогу, уходящую в лес. Десять километров в одну сторону, небольшой отдых, прогулка по лесу, потом обратно. Летний лес был просто прекрасен, вот только бы еще все владельцы покосов скашивали траву вовремя, а то бежать по пояс в траве - никакого удовольствия.

Пробежал я больше десяти километров, немного увлекся, но от планов совершить пешую прогулку с плеером и фотокамерой я не отказался. Шел я долго, постепенно стали пропадать дубы и осины, начался ельник. Я вышел на берег незнакомой речушки, от души напился и прилег отдохнуть.

Проснулся я от холода. Вокруг была темнота, где-то ухали ночные птицы. Умывшись, я побрел назад. Наверно, бабушка уже заволновалась.

Для храбрости я включил плеер на полную громкость и кричал во всю глотку любимые песни. Я понял, что заблудился, через полчаса брожений, вернувшись к реке. С собой не было никакого компаса. Индикатор сети в телефоне стоял на нуле. Воспользоваться встроенным навигатором тоже не вышло бы - карту местности я не закачивал. Проклиная пробежки, я пошел строго прямо. В европейской части России сложно не выйти на какое-нибудь поселение, так что все было нормально.

Примерно в час ночи я вышел на разбитую дорогу. Это было уже лучше. Все дороги начинаются из поселений. Заканчиваться они могут где угодно: в другом поселении, на лесной поляне, в местах заготовки леса, но начинаются только в поселениях. Через пару километров я заметил впереди силуэт человека. Рассудив, что лучше двигаться вдвоем, я быстро догнал его. Это оказался мужчина лет тридцати пяти в выцветшей военной форме очень старого образца и с закрученными усами. На левом боку висела сабля, на правом кобура. Есть ли в ней оружие, я не заметил - было темно. Судя по виду, какой-нибудь ролевик. Несмотря на странный вид этого человека, я решил к нему обратиться за помощью:

Прошу прощения, не подскажете, где находится ближайшее поселение?

Ближайшее поселение? Я как раз направляюсь к нему. Село Никитское. Составите мне компанию?

С удовольствием, - ответил я удивленно. Что-то было в его речи странное, словно в фильмах про Российскую империю.

Позвольте представиться. Тимофей Терентьевич Никитин. Отставной военный, - он протянул руку, предварительно сняв белую перчатку.

Николай.

А отчество?

Николай Александрович.

Прекрасная погода, не правда ли, Николай Александрович?

Да, вот только поспать не мешало бы часок-другой. Да и есть хочется, знаете ли.

Постепенно я включился в его игру и начал изъясняться в стиле Мармеладова. Тимофей Терентьевич не удивился, принял мою манеру, как должное. Через некоторое время он спросил меня:

Простите мое любопытство, но что за веревочки свисают у вас на груди?

Это, любезный Тимофей Терентьевич, новейшее изобретение японского гения, - я решил подыграть этому ролевику, так вошедшему в раж. - Музыкальный плеер. Теперь музыка записывается не на большие граммофонные пластинки, а на маленькую коробочку. Столь же маленькие динамики воспроизводят ее прямо в уши. Не правда ли, забавная вещица?

Вы позволите? - помещик, как я его про себя назвал, протянул руку к наушнику.

Да, разумеется, любезный Тимофей Терентьич, - я протянул ему наушники вместе с плеером.

Минут пятнадцать Никитин слушал музыку, держа плеер аккуратно, словно драгоценность. Потом с сожалением вернул:

Забавная музыка, необычная.

Тимофей Терентьевич рассказывал много интересных вещей. Он отлично владел своей ролью, знал наизусть историю начала ХХ века, но только до пятнадцатого года, прекрасно владел латынью, рассказывал забавные истории с фронтов второй Отечественной войны. Я не сразу понял, что так он называет Первую Мировую. Видно было, что человек основательно подготовился к своей роли отставного штабс-капитана.

Постепенно мы дошли до Никитского. Слева показался погост, фамильные склепы. Помещик объяснил мне дорогу до Ивантеевки и свернул влево.

Тимофей Терентьевич, куда же вы?

Домой, голубчик, домой. Меня уже супруга заждалась. А вам удачной дороги.

До дома оставалось семь километров. Часть пути я пробежал, часть прошел пешком. Когда я заходил во двор, уже занимался рассвет. Я уснул на крыльце, не желая будить старушку, которая давно уже спала, судя по выключенному свету.

Через два дня я наведался в Никитское. Уж очень красивые там были склепы. Заходя в один из них, я увидел надгробье.

«Никитин Тимофей Терентьевич (стерто) 1881 - 1915 (стерто) Никитина Екатерина Павловна (стерто) 1886 - 1915».

Внутри было сухо и уютно. На двух каменных надгробьях были выбиты портреты умерших. На одном из них я без труда узнал своего ролевика. А перед отъездом я зарядил плеер, сложил зарядное устройство и наушники и вернулся к склепу. Все это я оставил у надгробья помещика, коим он и являлся при жизни. Также я написал записку, где объяснил, как пользоваться устройством. Надеюсь, он найдет розетку хотя бы в сторожке на кладбище. И надеюсь, что такой милый человек сможет договориться со сторожем.

Доброго времени суток, дорогие читатели, хочу сразу сказать, что я не верил во все это сверхъестественное до того момента. История, произошедшая со мной, реальна и не поддается никакому объяснению, как бы я ни искал логические объяснения этому. Было мне 20 лет, после окончания университета я, как и все студенты, был призван в армию, дабы отдать долг стране, но, так как я закончил ВУЗ и проучился на военной кафедре, в армию я пошел в звании лейтенанта.
Попали я и еще двое моих сокурсников в часть, которая находится на юге Азербайджана, номер части и место нахождения я писать не буду, скажу лишь то, что этот район находится рядом с курортной зоной. Так вот, наша воинская часть находилась метрах в ста от старой полуразрушенной части внутренних войск. Заброшенная воинская часть была почти в руинах, но казарма, пищевой блок и пара складских комнат еще остались. Я как лейтенант имел под своим командованием небольшой отряд из девяти рядовых и одного сержанта ВВ.
Кстати, при первом заходе на заброшенную часть мне стало не по себе: все разбито, повалено, сломано, повсюду осколки от окон, ну, реально стало как-то не по себе, и чувство такое неприятное появилось, даже в дневное время суток. Так как это стратегический военный объект, его должен охранять либо патруль, либо дежурный, который меняется через каждые 2 часа.
Мне до этого рассказывали всякие страшилки, мол, там, в 76-ом году, в казарме одновременно на потолочной балке повесились 40 солдат в одну ночь: рассказывали, что там — призраки и фантомы, и другую чушь такого содержания, ну, как-то я реально к этому всему относился с усмешкой, что ли.
Хочу вам описать часть, чтобы вы, дорогие читатели, имели небольшое представление: плац — посредине части, казарма находилась в дальней стороне части, мед пункт — по правой стороне КПП. То есть она была не такой большой, ну, и не маленькой, как вы поняли.
Было 10 часов вечера, когда я стал будить рядового, чтобы тот заступил на пост; солдаты служили до моего прихода, ну, месяцев 5, не больше.
Просыпается он с испугом, в стойку смирно; отдаю приказ одеваться и выступать на боевой пост, — того как ошпарило: он стал молить меня не выходить на пост, стал сливать все на здоровье, якобы плохо себя чувствует, всяческими путями пытался уйти от несения службы.
Ну, у меня такое не прокатит, я умею убеждать — выдвинулись. Так как идти от нашей части до той злополучной метров 100, завязался разговор. Рядовой пытался до последнего момента не принимать пост. Господи, что он только ни предлагал, что только ни рассказывал, умолял дежурить с ним, в противном случае, после моего ухода обещал оставить пост и убежать. Решил я подежурить с ним, да и на тот момент столько переживаний было, что спать вообще не хотелось.
Да, забыл сказать, когда выходил из комнаты отдыха, там было пару офицеров, один из которых являлся и местным жителем, и сверхсрочно служил в части. Говорит в след: «Удачи тебе, только ты, — говорит, — смотри не обделайся». Слова задели, конечно, ну, как задели, стало неприятно. Я кивнул и сказал: «После поговорим», — и покинул помещение.
Вернемся к тому, что рядовой упрашивает, чуть ли не плачет. Честно говоря, подсознательно я подумал: «С чего он так убивается, не может же быть такого, чтобы из-за 2-х часов поста человек так себя унижал и готов был сделать буквально все, дабы не стоять на посту», — пронеслось у меня в голове, да и Бог с ним.
Подошли к месту старого КПП, какая-то возня послышалась в комнате КПП. «Крысы», — подумал я, но, честно говоря, дернуло от неожиданности.
Стоять нужно было в метрах 10 от контрольных ворот (КПП). В комнате было очень грязно: ни сидеть, ни стоять было негде. Итак, стоит мой гаврик, ну, и я с ним, и просто мне стало интересно, чего ради он так убивался.
Стоим, а темень страшная, ну, не считая света от лампы, которая висит на столбе: единственный источник света. Ну, понятное дело, есть фонари у нас, но все же казарма не освещается, только небольшое пространство — и все. Я слышу, как во дворе части течет вода из крана: струйка небольшая, но эхом отдается, и слышно прилично. Я прошу его сходить и закрыть кран, чтобы не действовало на нервы, — тут чуть ли не в ноги мне: «Не пойду. Убей, не пойду». Я оробел, честно говоря, и уже отдал приказ: «Встал, пошел, закрыл!» Ну, кран не так далеко, хотя его не видно, так как темень ужасная. Он врубает фонарь и медленно, будто на расстрел, плетется в темноту. При этом он говорит со мной, мол, Вы тут видите меня? Я его, естественно, веду светом фонаря. «Да, я вижу тебя, иди закрой, я тут — не бойся».
Слышу, как закрывает он вентиль, судя по звуку тот уже был ржавый, потому что с таким скрипом и скрежетом. «Закрыл?», — крикнул я. «Да-да», — прокричал он, и вижу, как бежит обратно. Смотрю, он весь мокрый: так вспотел, будто только с марш-броска, одышка такая у него была. «Странно, — подумал я, — так разве можно бояться?»
Ну, закурили, стоим под светом лампочки, я даже на время посмотрел: было 22:50. Курим, доносится вой собак и сов, и мы как два тополя на Плющихе. Слышу: скрежет того самого крана, — и потекла вода опять, тонкая струйка. Его бросило в пот, у него такие глаза стали большие, он смотрит на меня, во рту сигарета. Я, недолго думая, говорю: «Ты что, кран нормально закрыть не можешь, дурья твоя башка?», — он в ответ — ни слова, простое молчание, и ни звука. Я начинаю нервничать, честно говоря, и думаю: «Ну, наверно, он так торопился, что плохо завинтил», — бывает, когда торопишься, делаешь все не так.
Я ему выдаю: «Давай обратно, и завинти, как положено». Он — в слезы, и на этот раз, молит.
Пришлось мне самому пойти. Ну, реально всматриваешься в темноту, и так жутко становится, тем более, что даже днем там неприятно находиться, а тут, представьте, ночь — хоть глаз выколи. Поплелся теперь я, конечно, страшно, но я — командир, я — пример, а у самого мысли разбрелись, собраться не могу, но надо. Дошел до крана; включив фонарь, вожу светом по части хаотично в разные стороны, ну, а рядовой мне кричит: «Я тут Вас прикрываю!» Прикрывает он меня, только мне от этого прикрытия не легче, ну не суть. Я просто закрыл и выбил штык-ножом вентиль. Обратно я шел быстрым шагом, так как находился спиной ко всей этой темноте и мраку. Дошел до гаврика и говорю: «Вот так надо делать». Тут он мне: «Вы молодец, не побоялись». Отвечаю: «А чего бояться-то, это все выдумки и бред про призраков и духов», — и в этот момент дверь КПП с такой силой хлопнула, — я реально подпрыгнул. Она в метрах 7 — 10 — такой шум, я отпрыгнул. Этот с предохранителя снял и стоит белый-белый. Я уверен, что выглядел не лучше. И тут он шепотом говорит: «Не надо так говорить, что все это бредни». Я отвечаю шепотом так же, как он ко мне обратился: «Не буду». Дверь качается и тихо ударяется о стойку железную. Набрался смелости, подошел и прикрыл ее, плотно посадив на место дверного проема.
Даже как-то промелькнула мысль: «Она же так плотно сидит, а ветра нет», — ну, вы понимаете, пытался всячески гнать эти мысли из головы.
Прошло минут 10, и тут началось: скрежет того самого крана, вентиль которого у меня в кармане. Недолго думая, навожу свет фонаря на приблизительное место расположения крана, — и тут сразу скрежет прекращается. Я начал ругаться, подумав, что меня пытаются разыграть. Я стал грозить, что открою огонь на поражение (кстати, те кто служил, прекрасно меня поймут: стратегический объект, — и я имею право открыть огонь на поражение). Так я в истерике кричу-ору в темноту. Как я только не ругался, что я только не кричал, итог — ноль: ничего-никого, но стали доноситься шумы. Солдат просит замолчать, я стал приказывать ему стрелять в темноту. Слава Богу, он не послушал меня. Меня просто охватила паника, начали доноситься стоны, реальные стоны. Я не мог понять, откуда, кто, — их было так много, мы попятились назад, метров на 30 отошли, все стало тихо и спокойно.
Пришло время менять караульного, я его не отпускаю: «Стой со мной, мы не уйдем, пока я не узнаю, что вы тут задумали». Я невольно подумал: «Я новый офицер — рассказали байку и стали пугать. Незатейливое такое занятие». Ладно, но как можно открыть кран без вентиля, ржавый и покореженный. Да, ладно, можно и это сделать, но нереально скрыться за 1-2 секунды, пока я наводил фонарь на место… и стоны с каждой из комнат части… Нельзя сказать, что их было слышно так отчетливо, но услышал не только я, но и рядовой. У меня все путалось в голове.
Вдруг со стороны нашей части донесся голос, мол, представился лейтенант такой-то, — я и мой солдат забыли про все законы военные («стой, кто идет», предупредительный и т.д.) Я узнал, и это меня так обрадовало. Как и говорил выше — это был тот самый офицер, который жил в этой местности. Реально я был рад его видеть. Фарид (его так звали) видел наши лица, холодный пот, который буквально искупал меня. Единственная фраза, которую он сказал: «Я же говорил, а ты не хотел верить». Я пытался держать себя в руках, но всему есть предел, и, видимо, этот предел у меня был исчерпан. Мы втроем были свидетелями, как на плацу в половине первого донеслись шаги. Ничего не было видно, но шаги были отчетливые, доноситься с нашей части они не могли, так как было время отбоя. Знаете, я даже перестал искать в голове логическое объяснение всему происходящему.
Фарид смотрел в темноту и спокойно реагировал. В нем я не видел ни паники, ни чувства страха. Я так сильно сжимал штык-нож и фонарь, что у меня затекла рука. Буквально минут через 5 все закончилось, шаги прекратились, стонов больше не было и двери закрылись, как и были закрыты до того самого момента, когда все началось. Ах да, и вода прекратила течь.
Мы втроем смотрели в темноту, и я представлял, как, наверно, мучатся те 40 солдат и по какой причине все это с ними произошло. Страх остался, но он уже не овладевал мной, мне было просто до боли жаль те души, которые маются и не могут найти себе покоя. Я думал, что могло бы их подтолкнуть на такой поступок, взять такой ужасный грех на душу и вечно бродить по комнатам части. Так как я православный человек, я предложил попросить батюшку очистить место от духов или прочитать молитвы, дабы успокоить души умерших. Фарид, возвращаясь, сказал, что бесполезно. После того как вернулись, я крепко заснул (проспал весь день, странно, что командир ни слова мне не сказал), как и тот рядовой, который был со мной в ту ночь.
После я говорил с командиром части по этому поводу. Он усмехнулся, такая улыбка: «Эх, мальчишка». Дело в части N закрыто, никто ничего не знает, так как отчеты и архивные данные сгорели во время пожара. Вот так вот!
Знаете, в ту ночь я изменил свое мнение о сверхъестественном, я понял, что не все так просто и складно в нашей жизни, как нам хотелось бы думать. Да, меня и моих солдат больше не посылали на тот пост, но я часто проходил мимо того места и бросал свой взгляд на здания, на плац. Увольняясь, я пошел туда и попросил прощения у солдат, которые по непонятной причине отдали свои жизни, по своей или не по своей воле. Тайну произошедшего 04.01.1976 г. не узнает никто.
Спасибо за то, что прочли, всего вам доброго. Простите, если что не так, рассказал все, как было или, правильней сказать, все, что помнил.

В данной категории публикуются мистические истории, произошедшие на войне или во время службы в армии, а также рассказы о необычных явлениях на местах активных боевых действий, захоронения останков, братских могил. Главными героями историй, публикуемых в этой рубрике, чаще всего являются солдаты.

Случай тоже был в армии. Служил я во Владикавказском пограничном отряде с 2001 по 2003 год. Территория находилась возле старого осетинского кладбища, да и говорят, что сам отряд стоял на старом кладбище… Так вот, сам я этого не видел, но старожилы, в основном офицеры, но многие и контрактники рассказывали очень много историй о призраках, обитающих там.

Там был летний солдатский бассейн, в котором не было воды, никогда ее туда не наливали, во время нашей службы. Говорят в конце 90-х годов, когда в бассейн наливали воду, ночью очень много раз над ним видели летающие светящиеся сущности. Часовые много раз пугались, открывали стрельбу… Все исчезло после того, как спустили воду.

Случай в армии. Дело было весной, молодые ребята (2 года когда служили) после посвящения их в «Дедушки» решили ночью чайку погонять. Договорились с прапорщиком, дежурным по батальону, что они их «не видит» (угостив его как положено - задобрив). Начали чаепитие.

Одеялами закрыли окна в каптёрке, поставили чай, всё как положено к столу организовали - хлеб, сахарок, чай крепкий, сальца порезали и еще кому-то конфет родные прислали (молодежь поделилась), земляков позвали и начали Праздник.
Спиртного не было, сигареты не курили в каптёрке - строгий Старшина потом по шее даст… Поэтому всё цивильно - фотоаппарат, парадки, кто-то альбом почти сделал дембельский и кто во что горазд — гитарка, и песенки про девчонок далёких, про Дом, про Службу.

С Сашей Кабановым (фамилию чуть-чуть изменил) мы однолетки. Первый раз в первый класс попали в один. Только в дружеских отношениях не состояли никогда. Саша был типичный маменькин сынок. Вернее сказать, бабушкин внучек. Он уже в первом классе выделялся своей излишней для нормального мальчишки полнотой. Не любил подвижные игры и беготне с мячом после школы предпочитал посиделки дома под опекой заботливой бабушки. Я был несколько раз у Саши в гостях. Необъятная, как гора, бабуля неизменно угощала нас пирожками, особенно настойчиво потчуя любимого внучека. А внучек и не отказывался. Пока я съедал один пирожок, Сашуля успевал умять три.

Внешностью приземистый толстячок очень напоминал упитанного кабанчика.

Несколько лет назад довелось гостить у дальних родственников на Волге. Раньше никогда в той деревне не бывал. Общались очень редко. По старинке, письмами. А тут решил навестить волжскую и чувашскую родню. Ну, и в это дальнее село заодно заехал.

Народ деревенский простой, бесхитростный. С такими людьми быстро входишь в задушевный контакт. Особенно под деревенское свойское пивко и самогоночку. На вечернем застолье случайно всплыла в разговоре военная тема. Немудрено – в семье, где я гостил, три фронтовика – три родных брата. Было. Теперь уже все покойнички. Хотя, может быть, и не все… Но обо всём по порядку.

В самый разгар беседы хозяйка дома отворила крышку кованного сундука в углу комнаты и достала на свет Божий… кольчугу!

Случай описан по рассказу моего дяди-фронтовика, Георгия.

Служил в их миномётном дивизионе боец по имени Яков. Ну, как боец… Ружьё у него, конечно, было. Только пострелять всё никак не получалось. Да и не особо рвался Яша в бой. Был он приставлен к лошадям. Потому и отсиживался в горячие моменты подальше от передовой. Не говоря уже про рукопашные схватки с лютым ворогом. К тому же, у миномётчиков иные задачи.

Несмотря на свою сравнительно безопасную для здоровья военную обязанность, Яша постоянно ходил перевязанный бинтами. То его лошадь укусит, то конь на ногу наступит, то телегой зашибёт… Страдалец, одним словом. И нытик был тот ещё.

Случай рассказан моим дядей-фронтовиком, Георгием.

Во время Великой Отечественной войны миномётчик Георгий с ранением попал в госпиталь. Там сдружился со своим сверстником из пехотного полка, тоже залечивавшим боевые раны. Этот пехотинец и поведал новому товарищу необычную историю, произошедшую совсем недавно.

Служил в их пехотном полку молодой боец из далёкого сибирского посёлка. Имени Георгий не запомнил, какое-то совсем простое. Пусть будет Иван. Парень на редкость отважный. Не прятался ни от пуль, ни от осколков. При артобстрелах и бомбардировках спокойно дымил цигаркой, посмеиваясь над плюхающимися в пыль и грязь товарищами. В атаку всегда бросался первым и в ближнем бою дрался, как разъярённый медведь.

Тесно связанная с подсознанием, с глубинами человеческой психики, мистика преподносит порой такие сюрпризы, что волосы на голове встают дыбом. Было это и во время Великой Отечественной войны. Когда люди находились на волосок от гибели, они понимали: потребность в чуде имеет такую же природу, как воздух и вода, как хлеб и сама жизнь.


Медсестра санитарно-транспортного судна Елена Зайцева.

И чудеса вершились. Только вот доподлинно неизвестно, что лежало в их основе.

Когда время останавливается

Время – самая загадочная физическая величина. Его вектор однонаправлен, скорость, казалось бы, постоянна. А вот на войне...

Многие фронтовики, оставшиеся в живых после кровопролитных боев, с удивлением замечали, что их часы отстают. Медсестра Волжской военной флотилии Елена Яковлевна Зайцева, вывозившая раненых из Сталинграда, говорила о том, что когда их санитарно-транспортное судно попало под обстрел, часы всех медиков остановились. Никто ничего понять не мог.

“Академики Виктор Шкловский и Николай Кардашев высказали гипотезу о том, что была задержка в развитии Вселенной, которая составила около 50 миллиардов лет. Почему же не предположить, что в периоды таких глобальных потрясений как Вторая мировая война не нарушался привычный ход времени? Это абсолютно логично. Там, где гремят пушки, рвутся бомбы, меняется режим электромагнитного излучения, меняется и само время” .

Воевал после смерти

Анна Федоровна Гибайло (Нюхалова) родом с Бора. До войны работала на стекольном заводе, училась в техникуме физкультуры, преподавала в школе №113 города Горького, в сельскохозяйственном институте.

В сентябре 1941 года Анну Федоровну направили в спецшколу, а после ее окончания – на фронт. После выполнения задания вернулась в Горький, а в июне 1942 года в составе истребительного батальона под командованием Константина Котельникова перешла линию фронта и стала действовать в тылу врага на территории Ленинградской области. Когда выдавалось время, вела дневник.

“Сильный бой с танками и пехотой противника, – писала она 7 сентября. – Бой начался в 5 утра. Командир распорядился: Аня – на левый фланг, Маша – на правый, со мной были Виктор и Алексеев. Они за пулеметом в блиндаже, а я с автоматом в укрытии. Первую цепь скосили наши пулеметы, выросла вторая цепь немцев. Деревня вся пылала. Виктор ранен в ногу.

Переползла через поле, утащила его в лес, закидала ветками, он сообщил, что ранен Алексеев. Поползла обратно в деревню. Все штаны порвались, коленки в крови, выползла из овсяного поля, а немцы идут по дороге. Страшная картина – они раскачали и бросили человека в горящую баню, предполагаю, что это и был Алексеев”.

Казненного фашистами бойца схоронили местные жители. Однако немцы, узнав об этом, разрыли могилу и выбросили из нее обгоревший труп. Ночью какая-то добрая душа похоронила Алексеева во второй раз. И тут началось...

Спустя несколько дней из деревни Шумиловки шел отряд фрицев. Только поровнялись с кладбищем, грохнул взрыв, трое солдат остались лежать на земле, еще один был ранен. По непонятной причине сдетонировала граната. Пока немцы разбирались что к чему, один из них охнул, схватился за сердце и упал замертво. А был он рослый, молодой и совершенно здоровый.




Что это было – сердечный приступ или что-то иное? Жители маленькой деревушки, что на реке Шелонь, уверены: это была месть фашистам погибшего бойца. И как подтверждение тому, еще одна история. На кладбище рядом с могилой Алексеева в годы войны повесился полицай. Может, совесть замучила, может, с перепоя. А вот поди ж ты – не нашел другого места кроме этого.

Госпитальные истории

Елене Яковлевне Зайцевой пришлось поработать и в госпитале. А там наслушалась много самых разных историй.

Один из ее подопечных попал под артобстрел, ему оторвало ногу. Рассказывая об этом, он уверял, что какая-то неведомая сила перенесла его на несколько метров – туда, куда снаряды не доставали. На какую-то минуту боец потерял сознание. Очнулся от боли – трудно дышать, дурнота, казалось, проникала даже в кости. А над ним – белое облако, которое словно защищало раненого солдата от пуль и осколков. И он почему-то поверил, что выживет, что будет спасен.

Так и случилось. Вскоре к нему подползла медсестра. И только тогда стали слышны разрывы снарядов, снова запорхали железные бабочки смерти...

Другой пациент, командир батальона, был доставлен в госпиталь в крайне тяжелом состоянии. Он был очень слаб, во время операции у него остановилось сердце. Однако хирургу удалось вывести капитана из состояния клинической смерти. И постепенно он стал поправляться.

Комбат раньше был атеистом – члены партии в Бога не верят. А тут его словно подменили. По его словам, он во время операции почувствовал, что покидает свое тело, поднимается ввысь, видит людей в белых халатах, склонившихся над ним самим, плывет по каким-то темным коридорам к мерцающему вдали легкому светлячку, маленькому комочку света...

Он не чувствовал страха. Он просто ничего не успел осознать, когда в безглазицу непроглядной ночи ворвался свет, море света. Капитана охватил восторг и трепет перед чем-то неизъяснимым. Чей-то ласковый, до боли знакомый голос произнес:

– Возвращайся, у тебя еще много дел.

И, наконец, третья история. Военврач из Саратова получил пулевое ранение и потерял много крови. Ему срочно нужно было делать переливание, но крови его группы в лазарете не оказалось.

Рядом лежал еще неостывший труп – раненый скончался на операционном столе. И военврач сказал своему коллеге:

– Перелей мне его кровь.

Хирург покрутил пальцем у виска:

– Ты хочешь, чтобы было два трупа?

– Я уверен, что это поможет, – заявил военврач, проваливаясь в небытие.

Такого эксперимента нигде еще вроде бы не проводили. И он удался. Мертвенно-бледное лицо раненого порозовело, пульс восстановился, он открыл глаза. После выписки из горьковского госпиталя № 2793 саратовский военврач, фамилию которого Елена Яковлевна запамятовала, снова ушел на фронт.

А Зайцева уже после войны с удивлением узнала о том, что еще в 1930 году один из талантливейших в истории русской медицины хирургов Сергей Юдин впервые в мире перелил кровь умершего человека своему пациенту и помог ему поправиться. Этот эксперимент был на долгие годы засекречен, но как о нем мог узнать раненый военврач? Остается только гадать.

Предчувствие не обманывало

Мы умираем поодиночке. Никто не знает заранее, когда это случится. Но в самой кровавой в истории человечества бойне, унесшей десятки миллионов жизней, в смертной сшибке добра и зла, многие чувствовали свою и чужую погибель. И это – не случайно: война обостряет чувства.

Федор и Николай Соловьевы (слева направо) перед отправкой на фронт. Октябрь 1941 года.

Федор и Николай Соловьевы ушли на фронт из Ветлуги. Пути их во время войны несколько раз пересекались. Лейтенант Федор Соловьев был убит в 45-м в Прибалтике. Вот что писал родным о его гибели старший брат 5 апреля того же года:

“Когда я был в их части, мне рассказывали бойцы и офицеры, Федор был верным товарищем. Один его друг, старшина роты, плакал, когда узнал о его смерти. Он рассказал, что накануне они разговаривали, и Федор признался, что едва ли этот бой пройдет благополучно, чувствует сердце что-то недоброе” .

Таких примеров – тысячи. Политрук 328-го стрелкового полка Александр Тюшев (после войны он работал в Горьковском облвоенкомате) вспоминал, что 21 ноября 1941 года какая-то неведомая сила заставила его покинуть командный пункт полка. И спустя несколько минут КП накрыл фугас. В результате прямого попадания все, кто там находились, погибли.

Вечером Александр Иванович писал своим близким: “Наши блиндажи такие снаряды не выдерживают... Убиты 6 человек, среди них командир Звонарев, санинструктор Аня и другие. Я мог быть среди них”.

Фронтовые байки

Гвардии сержант Федор Ларин до войны работал учителем в Чернухинском районе Горьковской области. Он знал с первых дней: его не убьют, он вернется домой, но в одном из боев получит ранение. Так и случилось.

Земляк Ларина старший сержант Василий Краснов после ранения возвращался в свою дивизию. Поймал попутку, которая везла снаряды. Но внезапно Василия охватило странное беспокойство. Он остановил машину и пошел пешком. Беспокойство отпустило. Через несколько минут полуторка напоролась на мину. Раздался оглушительный взрыв. От машины, по сути дела, ничего не осталось.

А вот рассказ бывшего директора Гагинской средней школы, фронтовика Александра Ивановича Полякова. В годы войны он участвовал в боях под Жиздрой и Оршей, освобождал Белоруссию, форсировал Днепр, Вислу и Одер.

– В июне 1943 года наша часть дислоцировалась юго-восточнее Буды-Монастырской в Белоруссии. Вынуждены были перейти к обороне. Вокруг – лес. У нас окопы, у немцев – тоже. То они в атаку идут, то мы.

В роте, где служил Поляков, был один солдат, которого никто не любил, потому что он предсказывал, кто когда и при каких обстоятельствах погибнет. Предсказывал, надо отметить, довольно точно. При этом говорил очередной жертве так:

– Пиши письмо домой, пока не убили.

Тем летом после выполнения задания в роту пришли разведчики из соседнего подразделения. Солдат-предсказатель, глянув на их командира, сказал:

– Пиши домой.

Старшине объяснили, что тучи над ним сгустились. Тот вернулся в свое подразделение и обо всем рассказал командиру. Комполка посмеялся и отправил старшину за пополнением в глубокий тыл. И надо же такому: в машину, на которой ехал старшина, случайно попал немецкий снаряд, и он погиб. Ну а провидца в тот же день нашла вражеская пуля. Свою смерть он предсказать не смог.

Нечто загадочное

Места кровопролитных боев и массовых захоронений уфологи совсем не случайно считают геопатогенными зонами. Здесь действительно постоянно происходят аномальные явления. Причина понятна: осталось множество незахороненных останков, и все живое избегает этих мест, даже птицы тут не гнездятся. По ночам в таких местах по-настоящему страшно. Туристы и поисковики говорят о том, что слышатся странные, будто с того света, звуки, да и вообще происходит нечто загадочное.

Поисковики действуют официально, а вот “черные копатели”, которые ищут оружие и артефакты времен Великой Отечественной, – на свой страх и риск. Но рассказы тех и других похожи. Например, там, где с зимы 1942-го по конец лета 1943 года проходил Брянский фронт, творится черт знает что.

Итак, слово “черному археологу” Никодиму (это его кличка, свою фамилию он скрывает):

– Мы разбили лагерь на берегу реки Жиздры. Раскопали немецкий блиндаж. Оставили скелеты у ямы. А ночью слышим немецкую речь, шум танковых двигателей. Перепугались не на шутку. Утром видим следы гусениц...

Но кто и зачем порождает эти фантомы? Может быть, это одно из предупреждений о том, что нельзя забывать о войне, потому что может случиться новая, еще более страшная?

Разговор с прабабушкой

Этому можно и верить, и не верить. Нижегородец Алексей Попов живет в верхней части Нижнего Новгорода, в доме, где жили его родители, деды и, возможно, даже прадеды. Он молод, занимается бизнесом.

Летом прошлого года Алексей уехал в командировку в Астрахань. Позвонил оттуда по мобильнику жене Наташе. Но ее сотовый телефон почему-то не отвечал, и Алексей набрал номер обычного квартирного телефона. Трубку сняли, но ответил детский голосок. Алексей решил, что не туда попал, и набрал нужный номер еще раз. И снова ответил ребенок.

– Позови Наташу, – сказал Алексей, он решил, что кто-то у жены в гостях.

– Я и есть Наташа, – ответила девочка.

Как ни странно, до армии я никогда не верил в страшные истории, да и вообще, во все паранормальное. Но именно после случая на посту, мое мировоззрение значительно расширилось.

После учебки я попал в свою родную, хотя, тогда я этого еще не осознавал, часть. Не буду расписывать всю свою службу со всей чернухой и наоборот лафой, скажем так, о многом брехали, о другом попросту не знали. Хотя служить было можно. Деды у меня были – дай бог каждому. Свой набор – тоже ребята адекватные, один профессор чего только стоил, аспирант недоделанный. Но об этом в другой раз.

В общем, долго ли, коротко ли, дошло время до моего первого караула. Всех в путные места поставили, а меня засунули к черту на кулички. Охранять склад с валенками да портянками на самом краю базы. Вокруг ни души. До остальных строений метров пятьдесят. С другой стороны забор с воротами. Тут даже КПП стоит. Только все двери уже заварены, не выходят отсюда уже лет пятнадцать.

А за забором узкая проселочная дорога. Куда ведет не знаю. Интереса никакого не было по ней ходить. Скажу лишь, что, когда потом спрашивал у товарищей, никто никогда не видел, чтобы по ней вообще кто-то ездил. Ну вот, значит, меня и поставили это полузабытое место непонятно от кого охранять. Вроде не дай бог валенки ночью украдут, вся боеспособность российской армии упадет.

Поставили и поставили. Выбирать не приходится. Только холодно было до жути. Часа через два начали руки подмерзать, пришлось их в варежках в кулаки сжать. Хорошо, хоть ветра не было. Погода ясная, хоть и морозная.

Гляжу, вроде как идет кто-то с той заброшенной дороги. Снега еще не было, хоть холода и ударили, поэтому дорогу еще видно. В воротах щели небольшие, сквозь них и можно смотреть. Действительно. С каждой минутой, все отчетливее становится, что какая-то фигура движется. Идет, вроде прихрамывая на одну ногу, причем не торопится.

Уже позже стал различать, что вроде бабка. Одета плохо, вообще непонятно во что. Даже не куртка, а вроде какие-то кофты на ней. Носом шмыгает, смотрит себе под ноги. Подошла к воротам, причем с той стороны, где ее меньше всего видит и говорит.

— Миша, здравствуй.

Я от удивления весь устав забыл. Меня ведь и правда Миша зовут.

— Вы кто?

— Я матери твоей знакомая. Плохо ей совсем, боюсь умрет сегодня. Все тебя зовет.

— Я же с ней позавчера только по телефону говорил!

— Так вот в жизни бывает. Ты беги к старшому. Скажи что и как.

Не знаю, почему меня какое-то сомнение взяло. Видимо, смутило, что пришла старуха с мертвой дороги.

— А как вас зовут?

Этот вопрос сильно смутил старушку. Забормотала она чуть слышно что-то. Сначала медленно, а потом все быстрее и громче. От этой тарабарщины так жутко начала болеть голова и состояние внутри… выть хочется. Я снял варежку, поставил на одиночный, затвор передернул и выстрелил в воздух. Все прекратилось.

Гляжу. А нет бабки. Вот только что тут стояла, а уже нет. Я от волнения сообразить ничего не могу. Вдруг справа от меня этот шепот опять раздается, причем угрожающий такой. Я повернулся, а там старуха эта стоит, пальцем своим в меня тычет и бормочет. Ткнул в нее дуло и выстрелил. Ожидал, что упадет, стонать будет. Как же. Будто и не было там никого.

Тут уже дежурный наш прибежал. Что и как. Кто стрелял. Чертовщина, конечно, все, но рассказал ему как было. Он убежал, а минут через десять вернулся с Ремзой, дедом из моей роты. Он меня и подменил. Так и не докараулил я первый раз до конца.

Пошли оружие сдавать, а он мне два патрона дает и говорит, что ничего не было. Я не дурак, все понял. Мне самому суета не нужна. Пришел, завалился спать, как убитый.

На следующий день Ремза, который сменил меня, подзывает. И говорит, мол, рассказывай, что и как было. Я уперся, вроде не было ничего. Тут он огорошил: «Старуха приходила?». Оказывается, страшная легенда есть в части. На месте одного из складов дом был. Там бабка одна жила полоумная. Соответственно, еевыселили, предоставили квартиру в городе, но она все не унималась. Приходила и просила все в дом пройти. Даже, когда уже часть построили.

Поговаривали, что она ведьмой была. И спустя много лет бывали случаи появления этой бабки. Нечасто, и, как правило, среди молодых. Начальство их старалось заминать, потому что все же это описывать надо. А так высмеют, в лучшем случае.

Матери, я, кстати, позвонил в тот же день. Соврала бабка, слава богу, все у нее нормально было. А с Ремзой я после той страшной истории сдружился. Да и вообще служить как-то стало легче.