Тао Юань Мин Tao Yuanming (365–427) великий китайский поэт. Тао Юань-мин. Персиковый источник

Тао Юань Мин Tao Yuanming (365–427) великий китайский поэт

Не теряя мгновенья,
вдохновим же себя усердьем,

Ибо годы и луны
человека не станут ждать.
Тао Юань Мин

Итогом конфуцианского воспитания, серьезного увлечения сочинениями даосских мудрецов, долгих бесед с монахами буддийского Общества Белого лотоса», накопленного чиновничьего и жизненного опыта явилось формирование особого типа личности, который и воплотил в своем творчестве великий поэт Тао Юаньмин, чьи представления о жизни и счастье разделялись многими поколениями китайцев.
«Наслаждение поэзией Тао Юань-мин неотделимо в китайском восприятии от ее философского осмысления»
(Эйдлин Л.З. Тао-Юань мин // Тао Юань-мин. «Осенняя хризантема» / Тао Юань-
мин. – СПб., 2000. – С. 12.)

Тао Юань мин родился в той части Китая, которая сейчас является провинцией Цзянси – там, где находятся горы Лушань (место резиденции китайских вождей), знаменитое Девятиречье – Цзюцзян), — места замечательные по своей красоте.
Сяо Тун, собравший в VI веке стихи и прозу поэта, писал: «Когда он говорит о современных ему событиях, то указывает на них и заставляет размышлять над ними; когда он рассуждает о внутренних своих переживаниях, то он велик и открыто искренен. В вдобавок еще его стремление к правде неизменно и не прекращаемо, он спокоен в своих
утверждениях и тверд перед жизненными трудностями – он не считал позором для себя работу в поле, он не считал несчастьем для себя отсутствие богатства» (Эйдлин Л.З. Тао-Юань мин // Тао Юань-мин. «Осенняя хризантема» / Тао Юань-мин. – СПб., 2000. – С. 12.)

Тао Юань Мин пишет стихотворении «Вторю стихам Чжу Бу Го»:

«Густо – густо разросся лес перед самой дверью дома,

И бесчинствует всюду, и распахивает мой ворот».

В этом маленьком фрагменте мы чувственно переживаем с поэтом разнообразные ощущения: веет ветер в жару, да еще радостный ветер, в жару ощущаем прохладу, и глаза отдыхают в чистом сумраке.

Ветер этот «бесчинствует» и «распахивает ворот» — мы видим внутренним зрением картину: дом, окружённый тропическим лесом в жаркий день, поэт на пороге наслаждается ощущением чистоты и прохлады окружающего его мира, его дом и лес. И мы почти чувствуем этот «радостный ветер» на своем лице. И мир этот, мир поэта, так же радостен в этот, казалось бы, совершенно заурядный день в деревне в сельском доме вдалеке от развлечений или роскоши, всего что, как иногда кажется, может принести радость.
«Служа прекрасному вдали от конфуцианского проповедничества, Тао остался чужд враждующим флангам даосов и конфуцианцев, не говоря уже, конечно, о буддистах, и первый освободил поэзию от придворных связей и общественно-
исповедальных кастовых обязательств, наложенных веками на китайского ученого поэта», – писал В.М. Алексеев. (Алексеев В.М. Китайская литература. Избранные труды / В.М. Алексеев.– М., 1978. – С. 63.)

Овощей у меня в огороде изобилье всяких,

Мне же, больше чем надо,

Никогда не хотелось в жизни, — продолжает Тао дальше.

И вот уже идет в этих строках выражение взглядов поэта на жизнь, на удовлетворенность ею, на желания и их удовлетворение: «О себе заботы ограничены ведь пределом. Мне же больше чем надо, никогда не хотелось в жизни». И окружающий Тао мир – все, что окружает поэта, его стиль жизни, занятия поэзией, музыкой приносят ему радость. Он предается мыслям о высоком: «И в далекие дали, провожая белые тучи» — в этой строке меняется масштаб повествования и размышлений поэта. От тихих семейных и личных ценностей поэт переходит глубоким философским размышлениям: « Я в раздумьях о древнем; о, раздумья мои глубоки».

Вот все стихотворение:

Вторю стихам Чжу Бу Го

Густо – густо разросся лес перед самой дверью дома,

Когда лето в разгаре сберегает он чистый сумрак.

Южный радостный ветер в это время как раз приходит,

И бесчинствует всюду, и распахивает мой ворот.

Я нигде не бываю, — выйду так, полежать без дела,

Или сяду спокойно и за цинь возьмусь, и за книгу.

Овощей в огороде у меня изобилье всяких,

Да и старого хлеба остаются еще запасы.

О себе все заботы ограничены ведь пределом,

Мне же больше, чем надо, никогда не хотелось в жизни.

Винный рис я очищу, и вино на славу готовлю,

А поспеет, и сразу сам себе его наливаю.

Сын смой, маленький мальчик, здесь же, рядом со мной

Он мне что-то лепечет, а сказать еще не умеет.

И во всем этом вместе есть, по правде, такая радость,

Что уже я невольно о роскошной забыл булавке…

И в далекие дали, провожая белые тучи,

Я в раздумьях о древнем; о, раздумья мои глубоки.

Перевод Э.Эйдлина

Удивительны стихи Тао Юань Мина, отражающие его духовный облик. Спокойствие и стойкость Тао,умиротворенность, поразительная способность видеть прекрасное вокруг и в неповторимых созвучиях стихов его воплощать это в поэзии, заставляют вновь и вновь обращаться к его строчкам. Горы и воды — духовная родина человека. Там среди природы он обретает истинного себя. Горы и воды на пейзажных свитках пишутся не для того чтобы показать материальную реальность. Нет. Что бы показать «другую реальность», «иную реальность», «параллельный мир». Некоторые авторы сравнивают средневековые пейзажные свитки с иконописью. Горы, воды. камни, цветы-это не просто природные явления, которые приносят пользу или удовольствие человеку.

Когда росы застынут,

и кочующих туч не станет,

Когда небо высоко,

и бодрящий воздух прозрачен,

Как причудливо странны

воздымаются ввысь вершины,

Стоит только вглядеться-

удивительно, неповторимо!

Хризантемой душистой

просветляется темень леса.

Хвоей сосен зеленых

словно шапкой накрыты горы.

Размышляю об этом

целомудренном и прекрасном.

Природа Тао нравственна, этична. Человек в природе приобщается к ее «доблести» и «целомудрию».

Перед внутренним взором как бы открывается картина мира поэта, живущего в маленькой деревушке. Он описывает привычное для него природное окружение: горы, покрытые соснами. Поэту кажется, что стоит только вглядеться и увидишь как удивительны и неповторимы, причудливо странны вершины гор, покрытые соснами. Вершины воздымаются ввысь, и мы внутренним взором вслед за поэтом обращаемся мыслями ввысь к небу, на котором уже нет кочующих туч, к небу, которое как и горы «высоко». Ввысь ведут нас поэтические образы Тао, высь и к свету.
«Хризантемой душистой

просветляется темень леса»,-пишет поэт. Страсть Тао к хризантемам широко известна. Кроме того, цветение хризантемы было традиционным символом бодрости в старости, и это значение было углублено жизнью Тао, который сторонился политических потрясений своего времени и провел зрелые годыв отшельничестве, несмотря на видную роль в политике его предков.

Как же живет этот поэт написавший всего несколько стихов которые читаются уже почти две тысячи лет?
За дверью из грубо
сколоченных досок
И цинь у меня,
и для чтения книги.
Стихи я пою,
я играю на цине,
Что главною стало
моею утехой.

А разве лишен
я других наслаждений?
Еще моя радость
и в уединенье:

Я утром с зарей
огород поливаю,
А к ночи ложусь
под соломенной кровлей.

Игра на цине поэзия уединение-вот радости поэта. И дружба.

Что мнится иному
сокровищем дивным,
Порою для нас
вовсе не драгоценность.
И если мы с кем-то
не равных стремлений,
Способны ли с ним
быть мы родственно-близки?

Я в жизни искал
задушевного друга
И вправду же встретил
того, кто мне дорог.

И сердце приветно
сливается с сердцем,
Уже и домами
соседствуем тоже.

Друг поэта любит добро и усердия полон. Так же как и сам Тао. И радость дружбы для друзей в благородных
стремлениях.
Теперь я скажу
о тебе, кто мне дорог,
Кто любит добро
и усердия полон.
Вино у меня
превосходное было,
Но только с тобою
в нём радость вкушал я.

За ним говорились
приятные речи,
За ним сочинялись
и новые строки.

Бывало, лишь день
я тебя не увижу,-
Как мог в этот день
о тебе я не думать!

Перед разлукой с другом сокрушается Тао. От кого он теперь услышит разумную речь?
Хоть истинный друг
никогда не наскучит,
А всё ж наступило
нам время расстаться.
Тебя проводив
от ворот на дорогу,
Я чарку пригубил
без всякой охоты.

О, нас разлучившая
служба в Цзянлине!
О, скрытые далью
на западе тучи!

И вот человек
уезжает далёко…
Разумную речь
от кого я услышу?
Весна была когда друзья встречались в последний раз. Поэту вспоминается пение весенних иволг.
В тот раз, когда я
распростился с тобою,
Весенние иволги
только запели.
Сегодня, когда
мы встречаемся снова,
Снег мокрыми хлопьями
падает с неба.

Всесильный дафань
дал тебе повеленье
На должность сановную
ехать в столицу.

Ты разве забыл
тишины безмятежность?
Да нет, это служба
не знает покоя!

Сурово расставание, но не забыть тишины безмятежность.
Печально-печально
холодное утро.
Шумит и шумит
нескончаемый ветер…
Вперёд понеслась
государева лодка,
И где-то качает
её над пучиной.

Да будет удача
в делах твоих, странник!
В начале пути
о конце позаботься.

Воспользуйся всеми
удобными днями
И побереги
себя в дальней дороге.

И вот прощальное стихотворение-пожелание поэта другу. Какая сила чувства! Она редко встречается вообще. А в наше обедневшее чувствами время поражает и потрясает. Поэт горюет и о себе, оставленном в одиночестве. Но возвышается до мощных и пафосных слов когда обращается путнику и его пути. Истинное горячее живое чувство пронизывает его слова. Эта наполненность искренним, абсолютно бескорыстным, лишенным какого-либо себялюбия отношением ко всему, что окружает поэта-природе, эпохе, бесконечному времени, людям-выделяет этого отшельника. Лично мне уже много лет назад в семидесятых годах двадцатого века стал он другом.
Гармонию в человеческих отношениях ищет Тао Юань Мин. Для всех людей: образованных чиновников и простых тружеников-ищет он образец счастливой жизни. Только в мире, скрытом от цивилизации, спрятанном от властей и установления общества можно построить справедливую жизнь. Таков смысл стихотворения «Персиковый источник». Конечно речь идет о видимом на поверхности смысле. Могут быть и другие уровни понимания. Можно рассказ о затерянной деревне понять как сообщение о жизни в параллельном измерении. Недаром рыбак не смог найти деревню при попытке вторично попасть туда. Эта идеальная жизнь показалась ему. И только. Был ли он готов к такой жизни? Или к приятию такой реальности? К вере в такую реальность? Он — нет. А стихотворение ко многим.

ТАО ЮАНЬ-МИН
«Персиковый источник»
В годы Тайюанъ правленья дома Цзинь
человек из Улина рыбной ловлей добывал себе пропитание.
Он плыл по речушке в лодке
и не думал о том, как далеко он оказался от дома.
И вдруг возник перед ним лес
цветущих персиковых деревьев,
что обступили берега на несколько сот шагов;
и других деревьев не было там, —
только душистые травы, свежие и прекрасные,
да опавшие лепестки, рассыпанные по ним.
Рыбак был очень поражён тем, что увидел,
и пустил свою лодку дальше,
решив добраться до опушки этого леса.
Лес кончился у источника, питавшего речку,
а сразу во ним возвышалась гора.
В горе же был маленький вход в пещеру,
из которого как будто выбивались лучи света.
И рыбак оставил лодку и проник в эту пещеру
вначале такую узкую,
что едва пройти человеку.
Но вот он сделал несколько десятков шагов,
и взору его открылись яркие просторы —
земля равнины, широко раскинувшейся,
и дома высокие, поставленные в порядке.
Там были превосходные поля и красивейшие озера, и туты, и бамбук, и многое ещё,
Межи и тропинки пересекали одна другую,
петухи и собаки перекликались между собою.
Мужчины и женщины, — проходившие мимо и работавшие в поле, — были так одеты,
что они показались рыбаку чужестранцами;
и старики с их пожелтевшей от времени сединой,
и дети с завязанными пучками волос
были спокойны, полны какой-то безыскусственной весёлости.
Увидев рыбака, эти люди очень ему удивились
и спросили, откуда и как он явился.
Он на всё это им ответил.
И тогда они пригласили его в дом,
принесли вина, зарезали курицу, приготовили угощение.
Когда же по деревне прошёл слух об этом человеке,
народ стал приходить, чтоб побеседовать с ним.
Они говорили: «Деды наши в старину бежали от жестокостей цинъской поры,
с женами и детьми, с земляками своими пришли в этот отрезанный от мира край
и больше уже отсюда не выходили,
так и расстались со всеми теми, кто живёт вне этих мест».
Они спросили, что за время на свете теперь,
не знали они совсем ничего ни о Хань
и, уж конечно, ни о Бэй и ни о Цзинъ.
И этот человек подробно, одно sa другим, рассказал им всё то, что знал он сам,
и они вздыхали и печалились,
И все они без исключения, радушно приглашали его в гости к себе в дома
и подносили ему вино и еду.
Пробыв там несколько дней,
он стал прощаться.
Обитатели этой деревни сказали ему:
«Только не стоит говорить о нас тем, кто живёт вне нашей страны».
Он ушёл от них
и снова поплыл в лодке,
держась дороги, которою прибыл,
и всюду-всюду делая отметки.
А вернувшись обратно в Улин,
он пришёл к правителю области и рассказал обо всём, как было.
Правитель области тут же отрядил людей, чтобы поехали вместе с рыбаком
и поискали бы сделанные им отметки,
но рыбак заблудился и дорогу ту больше найти не смог.
Известный Лю Цзы-цзи, живший тогда в Нанъяне
и прославившийся как учёный высоких правил,
узнав обо всём,
обрадовался, стал даже готовиться в путь,
но так и не успел:
он вскорости заболел и умер.
А после и вовсе не было таких, кто «спрашивал бы о броде»!

Персиковый источник на китайском языке

晉太元中武陵人捕魚為業。緣溪行﹐忘路之遠近。忽逢桃花林﹐夾岸數百步中無雜樹﹐芳華鮮美落英繽紛。漁人甚異之。復前行欲窮其林。林盡水源便得一山。山有小口仿佛若有光。便捨船從口入。初極狹纔通人。復行數十步豁然開朗。土地平礦屋舍儼然。有良田美池桑竹之屬。阡陌交通雞犬相聞。其中往來種作。男女衣著悉如外人。黃髮垂髫並怡然自樂。見漁人乃大驚問所從來。具答之。便要還家為設酒殺雞作食。村中聞有此人咸來問訊。自云先世避秦時亂率妻子邑人。來此絕境不復出焉。遂與外人間隔。問今是何世乃不知有漢無論魏晉。此人一一為具言所聞皆歎惋。餘人各復延至其家皆出酒食。停數日辭去。此中人語云不足為外人道也。既出得其船便扶向路處處誌之。及郡下詣太守說如此。太守即遣人隨其往。尋向所誌遂迷不復得路。南陽劉子驥高尚士也。聞之欣然規往未果尋病終。後遂無問津者。

Источник: http://www.gutenberg.org/cache/epub/2090/pg2090-images.html

Стихотворение за вином описывает бесхитростную жизнь поэтыв деревенской глуши. О вине ли оно? или об уединении? Мне кажется о духовной жизни поэта.
За вином Опять склон горы и хризантема. Они прекрасны. Мы можем видеть прекрасное и сознавать это…В чем тайна Тао? Который не только видел и чувствовал, но мог и может сейчас передавать состояние глубочайшей гармонии бытия?
Немногими простыми словами создает он картину гора, цветок, птица. Картина превращается в виденье. Виденье уносит душу. Уходит земля. В чем смысл? Он забыт уже.
Я поставил свой дом
в самой гуще людских жилищ,
Но минует его
стук повозок и топот коней.
Вы хотите знать,
отчего это может быть?
Вдаль умчишься душой,
и земля отойдёт сама.
Хризантему сорвал
под восточной оградой в саду,
И мой взор в вышине
встретил склоны Южной горы.
Очертанья горы
так прекрасны в закатный час,
Когда птицы над ней
чередою летят домой!
В этом всём для меня
заключён настоящий смысл.
Я хотел рассказать,
и уже я забыл слова…
Перевод: Лев Залманович Эйдлин

«Вот бобы посадил я…» на китайском и русском языках

种豆南山下，草盛豆苗稀。
晨兴理荒秽，带月荷锄归。
道狭草木长，夕露沾我衣。
衣沾不足惜，但使愿无违。

Вот бобы посадил я
на участке под Южной горою,
Буйно травы пробились,
робко тянутся всходы бобов.
Утром я поднимаюсь,
сорняки из земли вырываю,
К ночи выглянет месяц,
и с мотыгой спешу я домой.

«Все настигнуты птицы – и становится лишним лук».

Так узка здесь дорога,
так высоки здесь травы густые,
Что вечерние росы
заливают одежду мою.

Пусть промокнет одежда,
это тоже не стоит печали:
Я хочу одного лишь —
от желаний своих не уйти.

(Л.Эйдлин)

Орхидея простая

Орхидея простая родилась перед входом в дом.
Скрытый запах душистый только чистого ветра ждёт.
Стоит чистому ветру неожиданно налететь,
Вмиг она узнаётся средь полыни, меж трав других…

Я скитался, скитался, потерял свой давнишний путь.
Правде Дао доверясь, может быть, я его найду.
С пробуждённым сознаньем не вернуться я не могу:
«Все настигнуты птицы – и становится лишним лук».

Со времен Конфуция (551-479 до н.э.), цветок орхидеи связан с понятием принципиального, высокоморального человека и ассоциировался дружбой, верностью и патриотизмом.

Приложение
Из статьиН. Т. Федоренко
ТЕМА ПРИРОДЫ И ЧЕЛОВЕКА В ТВОРЧЕСТВЕ НЕКОТОРЫХ КИТАЙСКИХ ПОЭТОВ

1. Тао Юань-мин (365-427 гг.)

Возвеличение природы и духовной свободы человека получило свое творческое развитие в поэзии гениального Тао Юань-мина или Тао Цяня, вдохнувшего в китайскую поэзию свежую струю . Тао Юань-мин явился родоначальником новой поэзии, освободившейся от многих старых условностей. Он порвал с традициями эстетской феодальной придворной поэзии, .далекой от жизни и, несмотря на блестящую форму, бессодержательной. Вследствие недовольства существовавшими условиями общественной жизни Тао Юань-мин стал на путь отшельничества.
По справедливому замечанию Го Мо-жо, уход Тао Юань-мина от придворной карьеры «был скрытым протестом против мракобесия и тупости феодального общества» . Бросив чиновничью карьеру, поэт удалился на лоно природы, в горы Лушань. Здесь он поселился в деревне и сельским трудом добывал себе средства к существованию. Патриархом поэзии «полей и садов» прозвали Тао Юань-мина за то, что, бросив вызов традиции придворных вельмож выслуживать царские милости, он обрел истинный смысл жизни в «самом простом» и самом возвышенном труде землепашца, в непосредственной близости к природе, в слиянии с ней.

Хризантему сорву
У восточной стены в саду
И порадую взор —
Южных гор предо мной гряда.
Как дыханье горы
Благодатно на склоне дня,
Когда птицы над ней
Чередою летят домой!
В этом самом простом
Я нашел настоящий смысл.
(«Из стихов за вином»)

Но радость и вдохновение поэт находит не в праздном любовании миром окружающей природы, не в барском образе жизни, а в труде для себя и других, в созидании и творчестве. Об этом рассказывается во многих; стихах поэта.

Ищу я со страстью —
Мой дух в трудах неустанных…
Иду за сохою —
Я рад весенним работам.
(«В год Гуймао в начале весны думаю о старом деревенском доме»)

Мы видим, что восприятие природы поэтом дается не прямолинейно, не непосредственно, а через сознание человека, глубоко прочувствовавшего прелесть горного пейзажа, нескончаемого многообразия картин живой, природы.

С самой юности чужды
Мне мелодии пошлого мира,
От рожденья люблю я
Этих гор и холмов простоту.
Как я долго, однако,
Прожил узником в запертой.клетке
И теперь лишь обратно
К первозданной свободе пришел.

Так утверждает Тао Юань-мин в стихах, объединенных названием «Возвращение к садам и полям», свое осуждение мира феодального чиновничества, свое влечение к первородной природе, которая является прибежищем для свободного труда поэта, .для его сокровенных дум, волнений и:

С давних пор так бывало —
Ухожу я и в горы, и к рекам,
Среди вольной природы
Знаю радость лесов и равнин.
(«Возвращение к садам и полям»)

Полные философских раздумий и глубокой поэтичности, произведения Тао Юань-мина написаны с мудрой простотой, в присущем лишь ему стиле, который резко отличается от общераспространенных в его время норм поэтики.
Обращает на себя внимание, например, необыкновенная ясность мысли, прозрачная простота красок и образов, взятых поэтом из окружающей действительности, из самой природы. Отсюда и безыскусственность речевых изобразительных средств, поэтической лексики, доступность народу языка поэта. Это обнаруживается особенно наглядно, в стихотворении «Вернувшаяся птица», где в созданном Тао Юань-мином образе птицы заключено иносказание, аллегорическое выражение мыслей самого поэта, который после долгих скитаний возвращается в свой дом,. в свою стихию полей.

То, что сердцем полюбишь,
То вовек не забыть.
Ясным днем или ночью —
Воздух чист и прозрачен,
Как чисты ее думы,
Устремленные вдаль.
Птица после скитаний
Прилетает обратно…
Свежий утренний ветер
Светлой радостью веет,
Хоры стройных мелодий
Не смолкая звучат.

Мы видим, что прекрасное, таящееся в окружающей человека природе, исполнено силы, радости и красоты; оно неизменно влечет, властно зовет поэта к себе.
Для нас важно, однако, выяснить причины чувствований и поведения поэта, социальную сущность его устремлений. В стихотворении «В год Гуймао в начале весны думаю о старом деревенском доме» Тао Юань-мин мотивирует свои действия заветами Конфуция — «Тревожься о правде, не сетуй на то, что беден» и далее поясняет:

Кое-как научился
Твердо бедность переносить!
Разве жизнь на приволье
Не разумней всего, что есть!

Б ряде стихов Тао Юань-мина выражено недовольство современными ему общественными условиями, обличаются мракобесие и социальный произвол, раскрываются высокие идеалы и чувства поэта. О них повествуется в таких стихотворениях, как «Возвращение к садам и полям», «За вином», «Разные стихи», «Прошу подаянья», в ритмической прозе — «Персиковый источник» и др. Эти и многие другие произведения поэта свидетельствуют, что думы и надежды Тао Юань-мина во многом сходны с чувствами и настроениями, характерными для творчества его поэтических предшественников — Цюй Юаня (340-278 гг. дон. э.), Цзя И (201-169 гг. до и. э.), Цзо Сы (250-300 гг.) и многих других китайских поэтов, которые были также движимы чувством неудовлетворенности и протеста против несправедливостей и жестокостей, царивших в феодальном обществе. Господство реакционных сил, жизненные лишения, преследования литераторов со стороны правящих кругов — все это отразилось в произведениях Тао Юань-мина .
Другими словами, художественное творчество Тао Юань-мина определялось прежде всего пониманием поэтом действительной жизни, общественных и исторических условий его эпохи. Это объясняет нам, в частности, почему поэтическое творчество великого художника слова не утратило своей ценности и сейчас — через пятнадцать столетий.
Вместе с тем на творческое формирование Тао Юань-мина определенное воздействие оказали идеи даосизма, учение Лао-цзы, с его культом природы и идеализацией патриархальных отношений. Это особенно ясно видно на примере поэмы «Персиковый источник» , в которой в аллегорической форме осуждается — с позиций гуманизма — жестокая политическая действительность и воспевается мир и благоденствие в блаженной стране утопии, где люди живут в патриархальной простоте, в глубоком единении с природой. Но поэт видел не только «идиллическую» сторону сельской жизни, но и нищету китайского крестьянства, тяжесть его труда, Характерно, что крупнейший литературный критик VI в. Чжун Жун в трактате «Категории стихов» («Шипинь») назвал Тао Юань-мина «родоначальником поэтов-отшельников всех времен». В известном смысле это определение Чжун Жуна является справедливым. Бросив вызов современному ему обществу, Тао Юань-мин отказался от придворной карьеры, посвятил себя личному труду и поэтическому творчеству в отшельническом уединении.- недаром в утопической стране, куда ведет ручей из источника, среди цветущих персиков все трудятся и «нет господских налогов».

Уйдя далеко
От мира, порвал я с ним, —

говорил Тао Юань-мин в стихотворении «В двенадцатый месяц года Гуймао написал я эти стихи и преподношу их моему двоюродному брату Цзин Юаню».
Поэтическое творчество Тао Юань-мина, исполненное высоких человеческих идеалов и проникновенных образов природы, проложило новые пути в китайском искусстве художественного слова. Со времени Тао Юань-мина наблюдается развитие определенного направления в китайской поэзии, в котором преобладают темы полей и садов, мотивы пейзажной лирики, И в длинном ряду художников слова этого направления стоят имена многих выдающихся поэтов. Путем гениального Тао Юань-мина шли талантливые поэты Се Лин-юнь (385-433 гг.), Ван Вэй (701-761 гг.), Мэн Хао-жань (689-740 гг.), Сыкун Ту (837-908 гг.), Су Ши (1037-1101 гг.) и многие другие.
Поэзией полей, глубоким интересом к человеку, к прекрасному в жизни природы и людей проникнуто творчество величайших художников слова Ли Бо (701-762 гг.), Ду Фу (712-770 гг.), Бо Цзюй-и (772-846 гг.). Все они искали вдохновения в единстве и слиянии человека с окружающим его миром природы, стремились к внутреннему совершенствованию, к высоким гуманистическим идеалам.
Яркая характеристика Тао Юань-мина была дана Бо Цзюй-и в его стихотворении «Навещаю старый дом почтенного Тао»:

Не за то он мне дорог,
Что вино в его чаше плескалось.
Не за то он мне дорог,
Что без струн его лютня была.
То люблю я в поэте,
Что презрел он корыстную славу
И на старости умер
Среди этих холмов и садов.
И когда я встречаю
Человека с фамилией Тао,
Всякий раз это имя
Наполняет любовью меня .

Литература

1. Основоположником философии даосизма считается крупнейший мыслитель китайской древности Лао-цзы (приблизительно VI в. дон. а.). По своему мировоззрению Лао-цзы принадлежит к числу наивных материалистов-диалектиков.

2. На это особое внимание обращает японский исследователь Иосикава Кодзиро в своей книге «Жизнеописание Тао Юань-мина» («То Эн-мэй дэн», Токио, 1956).

3. Бо Цзюй-и. Стихи. Гослитиздат, 1958, стр. 12.

4. Перевод Л.3. Эйдлина, см.: «Антология китайской поэзии». М., 1957, т. I, стр. 339.

5. «Антология китайской поэзии», стр. 333.

6. См. «История китайской литературы». Пекин, Изд-во «Жэньминь вэньсюэ чубаньшэ». 1959, т. I, стр. 306.

7. «Персиковый источник», или «Персиков Родник» — одно из самых известных произведений Тао Юань-мина. В кн.: «Китайская классическая проза» (в переводах акад. В.М. Алексеева). М., Изд-во АН СССР, 1959.

8. Л.З. Эйдлин. Из танской поэзии. Труды Военного института иностранных языков, № 2, 1946, стр. 63.

Тао Юань-мин (365—427) жил на Юге Китая в пору господства династии Восточная Цзинь. Умер он при династии Сун, воцарившейся в 420 г. До нас дошло 160 стихотворений Тао Юань-мина и несколько прозо-поэтических сочинений.

Род Тао Юань-мина в прошлом знал выдающихся государственных деятелей, но поэт родился в уже обедневшей семье и, начав служить с 29 лет, занимал лишь незначительные должности. Жизнеописания Тао Юань-мина дают не слишком много сведений.

Они идут от стихов поэта, по которым можно проследить изменения, происходившие в его жизни. Вся поэзия Тао Юань-мина по сути дела посвящена стремлению освободиться от чиновничьей службы и воспевает жизнь человека, обретшего независимость.

Все это может показаться и неновым, недаром в династийных историях биография поэта располагается в разделе «Жизнеописания отшельников».

Критик VI в. Чжун Жун говорит о нем как о «родоначальнике всех поэтов-отшельников от древности до наших дней». И все же с Тао Юань-мина началась поэзия качественно новая.

Службу свою Тао Юань-мин не раз прерывал и в конце концов в 41 год покинул ее, уйдя с должности начальника маленького уезда Пэнцзэ, на которой пробыл немногим больше восьмидесяти дней.

В старой китайской поэтической критике существует мнение, что Тао Юань-мин покинул службу потому, что не хотел служить дому Сун, узурпировавшему престол. Стихи поэта опровергают подобный взгляд на причину его возвращения к свободной жизни.

Немногие известные нам произведения, относящиеся ко времени службы Тао, свидетельствуют о неудовлетворенности его жизнью чиновника и стремлении вернуться домой. «Домой, к себе» называется сочинение, написанное им сразу после отъезда из Пэнцзэ.

В пяти стихотворениях, объединенных названием «Возвратился к садам и полям», он говорит о радости ухода от чиновничьей суеты, о близости к природе и лишь досадует на то, как задержалось его возвращение: «Как я долго, однако, прожил узником в запертой клетке и теперь лишь обратно к первозданной свободе пришел».

Разрыв Тао Юань-мина с чиновной средой, уход его к крестьянскому быту и соответственное отражение всего этого в стихах надолго создали ему славу поэта «опрощения». Отсюда и прочно державшийся взгляд на стихи Тао Юань-мина как на простые, легко разгадываемые.

На самом же деле внутренний мир поэта весьма сложен, и возвращение Тао Юань-мина «к полям и садам» не говорит о душевной простоте. Стихи же его просты лишь в том смысле, что они избавлены от формальных украшательств, свойственных поэзии его времени, и даже одним этим знаменуют собою новую ступень в истории китайской поэзии.

Тао Юань-мин являет собой редкий пример нераздельного сочетания традиции и новаторства. Совершенно традиционные по форме четырех- и пятисловные его стихи, часто насыщенные как бы традиционным же содержанием (перепевы привычных исторических тем, подражание древнему и т. п.), в то же время ввели читателя в новый мир ясности и бескомпромиссности мыслей и ощущений.

Стихи его поразили современников и внешней своей «бескрасочностью» или «пресностью»; она заключалась в способности поэта экономно пользоваться ставшими уже обязательными литературными и историческими реминисценциями, намеками, готовыми выражениями, отяжелявшими китайскую поэзию.

«Пресность» заключалась и в обыденности, «непраздничности» стихов, повествующих о каждодневной жизни, о труде и отдыхе, об общении с друзьями. Естественно, что в стихи поэтому вошли и «низкие» слова. Тао Юань-мин показал, что без них невозможна поэзия.

Поэзия Тао Юань-мина обеспокоена нравственными проблемами. «Бедные ученые», для которых нет ничего выше правды, герои древности, неукоснительно соблюдающие требования долга, — вот чьему образу жизни всегда готов следовать поэт: «А кто говорит, что умерли эти люди? Далекая быль, — но путь их ясней с годами!» Сам Тао Юань-мин повторил и путь жертвенности, и путь бедности. Некогда, в III в. до н. э., храбрец Цзин Кэ пошел на смерть для того, чтобы освободить мир от тирана.

Тао Юань-мин совершил свой подвиг разрыва с неправедной, обеспеченной жизнью, предназначенной ему по праву рождения. «Бедные ученые» жили независимо и не марали себя суетой погони за корыстью. «Кто сказал, будто людям примириться с бедностью трудно? Им примером далеким эти прежних лет мудрецы».

И Тао Юань-мин выбрал бедность не потому, что она лучше безбедного существования: он тоже предпочел бы не нуждаться. Он выбрал правду, а с нею и бедность, всегдашнюю ее спутницу в этом несовершенном мире.

Так стихи Тао Юань-мина служат пояснением его жизни, и о чем бы ни писал поэт, все это — и «Стихи о разном», и «За вином», и «Подражание древнему» — всегда отклик на современность, всегда объяснение жизненной его позиции. А она заключается в том, что человек на протяжении ограниченного малым сроком земного своего существования (ибо смерть означает конец всему) должен быть нравственным и приносить окружающим добро: «Не теряя мгновенья, вдохновим же себя усердьем. Ибо годы и луны человека не станут ждать!»

Поэзия Тао Юань-мина, вдохновляя человека на подвиг бескомпромиссной, высоконравственной жизни, учила его спокойному взгляду на смерть как на завершение пути.

Последние строки «Поминальной песни» поэта: «Как я смерть объясню? Тут особых не надо слов; Просто тело отдам, чтоб оно смешалось с горой!»

В поэзии Тао Юань-мина нашло свое оригинальное выражение все лучшее, все самое нравственно высокое, что было накоплено китайскими поэтами за века до него. И наиболее ярко это проявилось в фантазии «Персиковый источник».

Она состоит из прозаического предисловия и стихов, в ней рассказывается о том, как некий рыбак попал в счастливый крестьянский мир людей, пятьсот лет тому назад бежавших от гнета циньского тирана и ныне живущих так, что у них все равны и «государевых нет налогов».

В стихах Тао Юань-мина глубина и ясность мысли всегда соединены с поэтичностыо ее выражения.

Стихи небогаты внешними событиями, поскольку последних не так уж много в размеренной деревенской жизни поэта, но любое движение обыденной этой жизни могло бы вызвать интерес и душевное сочувствие даже одной своей безыскусной искренностью.

Однако же за простотой этой, за непосредственностью общения с природой сокрыта мысль о самой человеческой жизни в смешении радости ее и горечи.

И когда поэт говорит: «Жену я зову, детей мы берем с собою, И в добрый к нам день гулять далеко уходим», — наше впечатление не ограничивается милой этой незамысловатой картинкой, потому что выше рассказано о душевном состоянии поэта, о грусти и веселье его в бедности.

Образцом глубины, многослойности поэтической мысли могут служить многие стихи Тао Юань-мина. Среди ставших хрестоматийными стихотворений такого рода выделяется одно из цикла «За вином». Оно принадлежит к лучшим во всей китайской поэзии:

Я поставил свой дом

в самой гуще людских жилищ,

Но минует его

стук повозок и топот коней.

Вы хотите узнать,

отчего это может быть?

Вдаль умчишься душой,

и земля отойдет сама.

Хризантему сорвал

под восточной оградой в саду,

И мой взор в вышине

встретил склоны Южной горы.

Очертанья горы

так прекрасны в закатный час,

Когда птицы над ней

чередою летят домой!

В этом всем для меня

заключен настоящий смысл.

Я хочу рассказать,

и уже я забыл слова...

(Перевод Л. Эйдлина)

«Отшельник» Тао Юань-мин оказался отшельником особого рода, пришедшим к тем, кто в его понимании и были настоящими людьми. От чиновничьей суеты, от гоняющихся за корыстью и пустой славой он вернулся к труду в поле, к дружбе с крестьянами, к беседе с такими же, как он, «бедными учеными». И к этому воззвал в своих стихах. Влияние Тао Юань-мина на последующую китайскую поэзию огромно.

История всемирной литературы: в 9 томах / Под редакцией И.С. Брагинского и других - М., 1983-1984 гг.

В годы Тайюань правленья дома Цзинь человек из Улина рыбной ловлей добывал себе пропитание.

Он плыл по речушке в лодке и не думал о том, как далеко он оказался от дома.

И вдруг возник перед ним лес цветущих персиковых деревьев, что обступили берега на несколько сот шагов; и других деревьев не было там, - только душистые травы, свежие и прекрасные, да опавшие лепестки, рассыпанные по ним.

Рыбак был очень поражён тем, что увидел, и пустил свою лодку дальше, решив добраться до опушки этого леса. Лес кончился у источника, питавшего речку, а сразу за ним возвышалась гора. В горе же был маленький вход в пещеру, из которого как будто выбивались лучи света. И рыбак оставил лодку и проник в эту пещеру вначале такую узкую, что едва пройти человеку.

Но вот он сделал несколько десятков шагов, и взору его открылись яркие просторы - земля равнины, широко раскинувшейся, и дома высокие, поставленные в порядке.

Там были превосходные поля и красивейшие озёра, и туты, и бамбук, и многое ещё, межи и тропинки пересекали одна другую, петухи и собаки перекликались между собою.

Мужчины и женщины, - проходившие мимо и работавшие в поле, - были так одеты, что они показались рыбаку чужестранцами; и старики с их пожелтевшей от времени сединой, и дети с завязанными пучками волос были спокойны, полны какой-то безыскусственной весёлости.

Увидев рыбака, эти люди очень ему удивились и спросили, откуда и как он явился.

Он на всё это им ответил.

И тогда они пригласили его в дом, принесли вина, зарезали курицу, приготовили угощение. Когда же по деревне прошёл слух об этом человеке, народ стал приходить, чтоб побеседовать с ним.

Они говорили: «Деды наши в старину бежали от жестокостей циньской поры, с жёнами и детьми, с земляками своими пришли в этот отрезанный от мира край и больше уже отсюда не выходили, так и расстались со всеми теми, кто живёт вне этих мест ».

Они спросили, что за время на свете теперь, не знали они совсем ничего ни о Хань и, уж конечно, ни о Бэй и ни о Цзинь.

И этот человек подробно, одно за другим, рассказал им всё то, что знал он сам, и они вздыхали и печалились, и все они без исключения, радушно приглашали его в гости к себе в дома и подносили ему вино и еду.

Пробыв там несколько дней, он стал прощаться.

Обитатели этой деревни сказали ему: «Только не стоит говорить о нас тем, кто живёт вне нашей страны ».

Он ушёл от них и снова поплыл в лодке, держась дороги, которою прибыл, и всюду-всюду делая отметки.

А вернувшись обратно в Улин, он пришёл к правителю области и рассказал обо всём, как было. Правитель области тут же отрядил людей, чтобы поехали вместе с рыбаком и поискали бы сделанные им отметки, но рыбак заблудился и дорогу ту больше найти не смог.

Известный Лю Цзы-цзи, живший тогда в Нанъяне и прославившийся как учёный высоких правил, узнав обо всём, обрадовался, стал даже готовиться в путь, но так и не успел: он вскорости заболел и умер.

А после и вовсе не было таких, кто «спрашивал бы о броде»!

Вот что было при Ине:

он нарушил порядок неба,

И хорошие люди

покидали мир неспокойный.

Ци с друзьями седыми

на Шаншани в горе укрылись,

Люди повести этой

тоже с мест насиженных встали.

И следы их былые

не нашлись, как канули в воду,

И тропинки их странствий

навсегда заросли травою…

Каждый кличет другого,

чтобы в поле с утра трудиться,

А склоняется солнце,

и они отдыхать уходят…

Там бамбуки и туты

их обильною тенью дарят.

Там гороху и просу

созревать назначены сроки.

Шелкопряды весною

им приносят длинные нити,

С урожаем осенним

государевых нет налогов.

На заглохших дорогах

не увидеть путников дальних.

Лай собак раздаётся,

петухи отвечают пеньем.

Форму жертвенной чаши

сохраняют они старинной,

И на людях одежды

далеки от новых покроев.

Их весёлые дети

распевают свободно песни,

Да и старцы седые

Тао Юань-мин (другое имя - Тао Цянь)

(365-427), китайский поэт. С 29 лет служил на незначительных должностях, в 41 год окончательно порвал со службой и обратился к крестьянскому труду. Поэзия Т. Ю.-м. посвящена борьбе за разрыв с чиновничьей карьерой, воспеванию независимой жизни. Сохранилось 160 его стихотворений, а также несколько прозопоэтических сочинений, среди которых - «Домой, к себе». Традиционные по форме четырёхсловные и пятисловные стихи Т. Ю.-м., нередко отмеченные традиционным содержанием (привычные исторические темы, подражание древним), в то же время ввели читателя в новый мир ясности и бескомпромиссности мыслей и чувств. Его произведения насыщены нравственными проблемами; они, как правило, - отклик на современные поэту события, объяснение его взглядов на жизнь, которые сводились к следующему: человек на протяжении своего земного существования должен быть нравственным и творить добро. Многие стихи Т. Ю.-м. - образцы глубины, многослойности поэтической мысли. Одно из самых известных его произведений - утопическая фантазия «Персиковый источник». Т. Ю.-м. оказал большое влияние на кит. поэзию и поэзию сопредельных стран.

Соч. в рус. пер., в сборнике: Китайская классическая проза в переводах акад. В. М. Алексеева, М., 1959; Лирика, предисл. и пер. Л. Эйдлина, М., 1964.

Лит.: Алексеев В. М., Китайская поэма о поэте. Стансы Сыкун Ту (837-908), П., 1916; Эйдлин Л., Тао Юань-мин и его стихотворения, М., 1967; Чжан Чжи, Тао Юань-мин чжуань лунь, Шанхай, 1953.

Л. З. Эйдлин.

Большая советская энциклопедия. - М.: Советская энциклопедия . 1969-1978 .

Смотреть что такое "Тао Юань-мин" в других словарях:

Чен Гоншу. Тао Юань мин, XVII в. Тао Юань мин (кит. 陶渊明, 365 427) китайский поэт, величайший из мастеров древности. Содержание … Википедия

Великая Минская империя 大明 империя ← … Википедия

Великая Минская империя 大明 империя ← 1368 1644 … Википедия

Китайская Народная Республика, КНР (кит. Чжунхуа жэньминь гунхэго). I. Общие сведения К. крупнейшее по численности населения и одно из крупнейших по площади государств в мире; расположен в Центральной и Восточной Азии. На востоке …

- … Википедия

Список синологов, пишущих на русском языке Это служебный список стате … Википедия

- [р. 23.12.1909 (5.1.1910), Чернигов], советский китаист литературовед, переводчик, профессор (1969). Член КПСС с 1932. Окончил Московский институт востоковедения им. Н. Н. Нариманова в 1937. Докторская диссертация «Тао Юань мин и его… … Большая советская энциклопедия

Лев Залманович [р. 23.12.1909 (5.1.1910), Чернигов], советский китаист литературовед, переводчик, профессор (1969). Член КПСС с 1932. Окончил Московский институт востоковедения им. Н. Н. Нариманова в 1937. Докторская диссертация «Тао Юань … Большая советская энциклопедия

Книги

Тао Юань-мин и его стихотворения , Л. Эйдлин. Это и книга стихотворений Тао Юань-мина в переводе на русский язык и исследование творчества великого поэта. В ней сказано также о предшественниках Тао Юань-мина ио поэтах, появившихся в…

ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2015. №3(41)

УДК 821.581 + 81"25

ПОЭМА-УТОПИЯ ТАО ЮАНЬ-МИНА «ПЕРСИКОВЫЙ ИСТОЧНИК» В РУССКИХ ПЕРЕВОДАХ

В статье рассматриваются некоторые вопросы, связанные с переводом поэмы-утопии Тао Юань-мина «Персиковый источник» на русский язык. Дается обзор биографии китайского поэта в свете канонических жизнеописаний, определяется место знаменитой поэмы в структуре конфуцианских и даосских воззрений, анализируется специфика переводческих подходов к тексту в границах русской лингвокультурной концептосферы. Перевод китайской лирики требует огромной предварительной научной подготовки.

Ключевые слова: Тао Юань-мин, «Персиковый источник», В.М.Алексеев, Ю.К.Щуцкий, Л.З.Эйдлин, художественный перевод.

Тао Юань-мин (365-427 гг. н.э.) - один из замечательных поэтов древнего Китая, автор оригинальных стихотворных произведений, переводившихся на многие языки мира, в том числе на русский. В.М.Алексеев, основоположник российской научной синологии, сравнивал его с А.С.Пушкиным, полагая, что их роли в национальных литературных процессах были приблизительно одинаковыми. Л.З.Эйдлин считал, что творчество Тао Юань-мина знаменует собой новый этап словесно-художественного развития Китая, когда поэзию определяет не только традиция, но и - при всей важности опыта прошлых поколений - сила и глубина индивидуального начала (см., например: ). В самом Китае на определенном этапе истории XX века, в процессе интенсификации связей с русской культурой, Тао Юань-мина воспринимали почти как «китайского Льва Толстого», и в такой сопоставительной оценке была своя правда, связанная прежде всего с биографическим контекстом.

Дело в том, что Тао Юань-мин, как и Л.Н.Толстой, происходил из некогда влиятельного, но к моменту появления на свет китайского стихотворца обедневшего рода («дворянского», как можно было бы сказать, проводя крайне условные параллели из русского социального языка XIX века). Его предки были чиновниками высокого ранга (прадед Кань, согласно одному из ранних жизнеописаний поэта, служил начальником военного управления при династии Восточная Цзинь), поэтому, несмотря на бедность семьи, он выбрал карьеру государственного служащего. Однако чиновничья служба в государстве пышных ритуальных церемоний показалась ему слишком тягостной и однообразной; он оставил место, которое могло бы обеспечить его жизнь в относительной стабильности существо-

вания, и возвратился домой, в село Лили, что в гористой местности Лушань (своеобразная «Ясная Поляна»). Там он безвыездно проводил свои дни, предаваясь созерцанию природного пейзажа и сочиняя стихи. Скромная и уединенная жизнь в глуши включала единственную страсть Тао Юань-мина, временами доходившую до гипертрофированного чувства, - страсть к вину. Это позволило Ю.К.Щуцкому, с подачи В.М.Алексеева, вполне справедливо назвать Тао Юань-мина «певцом опрощенья и вина»; затем эта формула прочно закрепилась за китайским поэтом в российской литературной синологии, фигурируя даже в энциклопедических словарях . Разуме -ется, этому способствовало как само творчество Тао Юань-мина, отражавшего винную образность в различных смысловых вариациях, так и канонические биографии, полные примечательных событий из жизни «великого отшельника» и дававших прямую отсылку к объекту его основных предпочтений.

Так, например, Шэнь Юэ рассказывает в «Суншу» («Истории Сун») случай, произошедший, когда государственные власти отдали в пользование Тао Юань-мину небольшой земельный надел. Поэт повелел посадить на нем винный рис; жена и сыновья, в свою очередь, стали настаивать на том, чтобы земля была засеяна рисом для еды. Тао Юань-мин нашел компромиссный выход, поделив землю на две половины и высадив на каждой из них по одному сорту риса - для вина и еды. Когда же из округа было выслано должностное лицо, чтобы проверить состояние дел, то, по обычаю тех лет, Тао Юань-мину необходимо было, надев пояс, выйти навстречу. Поэт отказался следовать обряду и демонстративно покинул уезд . В другом эпизоде повествуется о том, как правитель Ван Хун, желавший познакомиться с Тао

Юань-мином, перед отъездом оставил ему двадцать тысяч монет, которые тот сразу отнес в кабак, чтобы понемногу забирать оттуда вино . Подобных историй было много. Естественно, не все они носили реальный характер, какая-то часть была явно вымышлена, и главным ориентиром здесь выступала поэзия Тао Юань-мина, как будто бы намеренно фиксировавшая «хмельной» компонент лирического героя. Вместе с тем эти описания воссоздавали образ простого, прямолинейного, добродушного, строгого и несколько странного, если не сказать чудаковатого, человека - таким, каким русскому патриархальному крестьянскому сознанию мог казаться Л.Н.Толстой с его неуемной энергией земного подвижничества, попыткой быть похожим не на себя, а на тот народный класс, у которого он призывал учиться и чьи интересы стремился выразить с предельным публицистическим и художественным мастерством.

Показательно, что в китайских биографиях Тао Юань-мин часто изображался как человек, а не поэт. Это далеко не случайно и вызвано тем обстоятельством, что классическая китайская литература выработала «стандарт» отношения к носителю лирического слова: хороший поэт не должен быть плохим человеком; «гений и злодейство - две вещи несовместные» - вот суть сложившегося подхода. Слабости допускались, ибо они свидетельствовали о несовершенстве личности; более того, в отдельных ситуациях они воспринимались как обязательный атрибут: возвышая человека, эти знаки сигнализировали о том, что на вершинах духовной зрелости он продолжает оставаться собой, а значит, сохраняет способность быть похожим на других. Традиция, тем самым, преодолевала статику официального образа, наделяла его чертами подвижности, делая все возможное к тому, чтобы избежать «забронзовелости» литературного лица. Методом «очеловечивания» личности художника в полной мере владел и сам Тао Юань-мин. Во всяком случае, описывая собственную жизнь в стихотворении «Жизнь ученого,пяти ив"», он перечислял те свойства, которые как раз соотносились с категорией естественной простоты: «Он был беспечен и спокойно величав. Он мало говорил. Он не стремился к славе и наживе. Любил читать, но не искал с усердием чрезмерным глубоких объяснений ко всему. И каждый раз, как появлялась у него идея и пониманье чего-нибудь, он приходил в восторг и забывал обед. Любил вино всем сердцем, всем нутром. <...> Забор его жилья был жалок и убог, не закрывал его от ветра и от солнца. Одет он был в короткую рубаху в заплатах и узлах. В корзинке, в тыквине бывало пустовато, но он был равнодушен

и не тужил. Он часто сочинял для собственной забавы в старинном стиле ряд вещей, в которых очень бы хотел всем показать, к чему лежит его душа, и забывал задуматься над тем, удачно вышло или нет. Вот с этим настроением в душе он прожил до конца всю жизнь» . Отметим, что декларируемая Тао Юань-мином простота жизни проецировалась на простоту словесного стиля, доказывая лишний раз, что стиль - это и есть человек в его целостном измерении. Тексты поэта лишены изощренности (такой, которая давала бы повод отличать язык лирики от языка живого прагматизированного общения), в них нет фальшивой высокопарности, размашистого цветистого колорита, столь распространенного в до-таоюаньминской литературе; они однозначны, что не исключает присутствия в них многомерного смысла, не всегда точно передаваемого в словах. Давно доказано, что так называемая «пресность» стихов Тао Юань-мина иллюзорна, как и «бескрасочность» произведений позднего А.С.Пушкина. За экономным использованием художественных средств стоит особая философия, трактующая поэзию не как украшенное приложение к жизни, а как мудрую и просветленную необходимость1.

Эту характеристику мы вправе отнести не только к лирическому наследию Тао Юань-мина, но и к его поэме «Персиковый источник».

В жанровом плане ее, по-видимому, можно назвать утопической миниатюрой, или социальной фантазией в тонком эстетическом оформлении. Сюжетную линию поэмы составляет странствие рыбака из Улина (местности в нынешней китайской провинции Хунань) по речной протоке, который случайно встретился с людьми, бежавшими от бедствий циньской эпохи и благодаря упорному, настойчивому труду создавшими на обособленном локусе земли, вдали от цивилизации, свою обитель радости и света.

Поэму Тао Юань-мина, как правило, рассматривают в двух религиозно-философских аспектах: конфуцианском и даосском .

С конфуцианской точки зрения, поэма выражает тему ухода из бренного мира в область чистого рационального познания. В учении Конфуция образ бедного ученого / бедного чиновника

1 По мнению Сяо Туна, «его (Тао Юань-мина. - Ч.Ж., Р.Б.) сочинения совершенно необычны... чисты и понятны. высятся они над всеми другими; порицание и похвала его недвусмысленны и ясны, и нет таких, кого бы поставить с ним в один ряд» . К Тао Юань-мину с полным правом относимы слова А.В.Михайлова, историка немецкой романтической культуры, сказанные о Людвиге Тике: «На деле ясность Тика обманчива, у его простоты - сложный генезис» .

был в числе наиглавнейших, это общеизвестный факт. В числе прочего он подразумевал, что глубокомысленным отшельником может стать не только тот человек, который сознательно оставлял людское сообщество, обретая себя в одиночестве среди гор или озер, но и тот, который стремился отыскать душевное равновесие, находясь среди людей, но как бы внутри своей личности отделяя их от собственной персоны, выстраивая правильную дистанцию, не погружаясь в бесконечную суету и одновременно честно трудясь на поприще государственного управленца, тихо и незаметно служа высокой идее. Такая добровольная аскеза была значительно более сложным делом (по опыту известно, что легче уйти, все бросив), но именно она именовалась в конфуцианстве «большим отшельничеством», отличаясь от «малого» степенью терпения и стойкости. (Это деление, судя по всему, принадлежит поэту Ван Кан-цзюю, IV в. н.э.; для него «малый отшельник уединяется среди гор и вод, великий же <...> - при дворе и на рыночной площади» ). В лирике Тао Юань-мина этот тип ухода провозглашался открыто, как манифест, в стихотворении «Я поставил свой дом.»: «Я поставил свой дом / в самой гуще людских жилищ, / Но минует его стук повозок и топот коней. / Вы хотите узнать, / отчего это может быть? / Вдаль умчишься душой, / и земля отойдет сама <...>» . Конфуцианский элемент «Персикового источника» ярко звучит в эпизодах, описывающих прилежный, не стесненный властным диктатом труд взрослых в поле и спокойно-размеренный темп жизни стариков и детей. По конфуцианским представлениям, гармоничное социальное общение оказывается возможным, когда разные группы общества ведут исконно присущий им образ жизни, сохраняя иерархические отношения.

С даосской позиции, уход человека в царство природы нужен и полезен, открывая дорогу тем новым качествам, которые могли бы очистить сердце от благоприобретенной духовной скверны, дурного изъяна. Отдаленно это положение философии Дао перекликается с новоевропейской концепцией естественного человека, в частности с корпусом воззрений, отраженных в трудах Ж.-Ж.Руссо. В этом смысле достаточно убедительной выглядит попытка японского исследователя Хага Тору истолковать образы персиков и пещеры, куда приглашается войти рыбак, в символико-эротическом свете: Тао Юань-мин утверждает приоритет возвращения в материнское лоно, в ту мировую утробу, которая знаменует цельность и неиспорченность души. Для даосского миропонимания с равноценностью в

нем духа и материи этот взгляд крайне характерен. Отсюда, к слову, символической интерпретации поддается и образ реки, по которой плывет рыбак. Река в древнекитайской культурной традиции - знак времени, а кроме того - глубинная метафора очищения от «пыли мира» («тины мелочей», опутывающих человека, если употребить гоголевскую фигуру речи), создающая условия для контакта с подлинной вечностью. «Мудрый любит воду», - это изречение Конфуция кодифицировано в «Книге Бесед и Суждений».

На русский язык «Персиковый источник» переводился трижды. Сначала его перевел Ю.К.Щуцкий и опубликовал в 1935 году в первом сборнике книги «Восток», посвященном литературе Китая и Японии . Затем перевод поэмы осуществил В.М.Алексеев; его перевод был издан в 1958 году, в цикле переводов китайской классической прозы . Наконец, в 1963 году вышел в печать новый перевод текста Тао Юань-мина; в шестом номере журнала «Народы Азии и Африки» появилась статья Л.З.Эйдлина о поэтике Тао Юань-мина с включением в нее русской переводной копии . Потом этот перевод многократно воспроизводился как в антологиях китайской лирики, так и в отдельных сборниках стихотворений Тао Юань-мина; с развернутыми комментариями он приведен в фундаментальной монографии Л.З.Эйдлина о Тао Юань-мине, увидевшей свет в 1967 году . (Эта монография - самое обширное сочинение из всего написанного о Тао Юань-мине на русском языке. Л.З.Эйдлин в ней проделал огромный, поистине титанический труд, равный, пожалуй, по замыслу и исполнению той работе, которую выполнил в 1916 году В.М.Алексеев, создавший единственную в своем роде книгу о Сыкун Ту с многочисленными комментариями едва ли не к каждому слову его грандиозной «Поэмы о поэте» и проверкой всех имевшихся в распоряжении китайских источников). В строгом смысле, лишь эйдлинский перевод следует признать полным. Он содержит две части, прозаическую и стихотворную, как в тексте Тао Юань-мина, в то время как предыдущие переводы включали только прозаическую, или -что точнее - предисловие к стихам.

Вероятно, нет смысла говорить о том, какой из русских переводов «Персикового источника» лучше или хуже. Не утратила актуальности мысль Л.З.Эйдлина, в соответствии с которой «критик дальневосточной поэзии должен быть особенно чувствителен к достоинствам перевода. и в то же время уметь проявить сочувствие к неудачам переводчика в его единоборстве с иной раз очень сложным текстом» . Ка-

ждый перевод имеет особенности, отражающие внутреннюю стратегию переводящего, даже если он ее не формулирует отчетливо в словах. Поэтому будет правильным лишь констатировать специфику переводческого подхода к оригиналу.

В самом деле, переводы Ю.К.Щуцкого и В.М.Алексеева представляют собой ритмизованную прозу (правда, у последнего ритмичность прозаического рисунка воплощена тоньше и последовательнее). Л.З.Эйдлин отображает подлинник формой белого стиха, через соразмерность и соотносительность поэтических строк. Получается, что если у первых двух переводчиков стих как бы накладывается на прозу в виде ритма и случайных, словно невзначай возникших созвучий, то у третьего проза прорывается в стих неурегулированностью метрико-ритмического узора, и этим перевод имитирует разговорную повествовательную речь. Тут с разных сторон выражается гибридная природа древнекитайского прозостиха - сложной конструкции с присущей фонетическому строю китайского языка омофоничностью2.

По критерию точности мы выделили бы перевод В.М.Алексеева, что не означает, будто оставшиеся переводы неточны. Это не так, поскольку семантическое наполнение китайского слова обладает ассоциативной широтой и многоплановостью. Речь идет о том, что алексеевская точность связана не с одним только смыслом, но и с интонацией - непосредственной, лишенной (при определенных оговорках) крайних вычурностей и абсолютных пластических изгибов, хотя и перевод Ю.К.Щуцкого тоже ориентируется на тон обыкновенного разговорного изложения (ср.: «Раз продвигался он по ручью» вместо ожидаемого «Однажды продвигался он по ручью»). Сопоставление подборов на лексическом уровне выявляет, на наш взгляд, довольно любопытные уточнения.

Так, к примеру, значение слова «си» («маленькая речка, ручей, протока») в начале предисловия адекватнее отразили В.М.Алексеев и Л.З.Эйдлин. Первый перевел это слово как «протока», а второй - как «речушка». Ю.К.Щуцкий подобрал иной эквивалент - «ручей», что с формально-смысловой и стилистической стороны верно; однако в контексте реальных связей нам

2 По этой причине Л.З.Эйдлин отказывался использовать в переводах рифму, доказывая, что теперь в оригинале она уже не слышна. Не воспринимается она еще и потому, что изменилась система иероглифических обозначений: древнекитайский и современный китайский читатели по-разному произносят одни и те же знаки. Это, в свою очередь, заставило В.М.Алексеева признать белый стих наиболее удобной формой выражения классической китайской поэзии.

видится тут некоторая подмена, ибо трудно вообразить, как небольшая, утлая лодка с рыбаком может перемещаться по ручью. И «протока», и «речушка» (то, что меньше реки, но больше ручья) выглядят в русском языковом сознании предпочтительнее (ср. англ. пер.: «he followed the course of a stream» ; stream - «поток», «струя», «река», в последнюю очередь «ручей»). Слово «синь» («лес», «роща» / «тао хуа синь» -«роща персиков», «роща персиковых цветов», «роща персиковых деревьев в цвету») также переведено по-разному. Ю.К.Щуцкий его заменяет «цветами персика», делая, по-видимому, упор на красочности внезапно открывшегося пейзажа. Л.З.Эйдлин употребляет «лес» («лес цветущих персиковых деревьев»), а В.М.Алексеев «роща» («роща из персиков»). Эйдлинский «лес» кажется верным по формальному критерию, зафиксированному в китайско-русском словаре . Подчеркнем, что оспаривать с категоричностью этот выбор нельзя; в целом, он логичен. Тем не менее все своеобразие ситуации состоит в том, что в русской лингвокультурной картине мира «лес» ассоциируется, скорее, с хвойными деревьями, а персиковые являются экзотикой. Конечно, в русской речи используются словосочетания типа «тропический лес», когда, допустим, имеют в виду индийские джунгли, густолиственные заросли вообще. Однако, если вдуматься, можно найти, что эмоциональная коннотация «леса» в русском языке - с оттенком тревоги. Такой оттенок в поэме Тао Юань-мина, бесспорно, присутствует: его герой вступает на неизвестную территорию, удивляясь тому, как он на ней оказался. Вместе с тем чувство опасности «сглаживается» первозданной красотой обнаруженного топоса; причем пейзаж с персиковыми деревьями выступает в многообразии конкретно-чувственных проявлений (цвет, запах, звук речной волны о борт лодки). Слово «лес» этой амбивалентности не несет. К двойственности чувств ближе всего «роща», но у акад. В.М.Алексеева она в предикативной части слишком лаконична, хотя и связана с оригиналом без всякого конфликта (ср. англ. пер.: «grove of blossoming peach trees» ; grove - «роща», «лесок»).

Есть различия в целых фразах. У В.М.Алексеева о стариках и детях сказано так, что, для того чтобы понять смысл высказывания, требуется краткий комментарий, который, впрочем, приводится: «Пряди изжелта-седые и детские челки-узлы - все были довольны и радостны» (китайский перифраз слов «старики» и «дети»). Переводчик сохраняет букву оригинала. Л.З.Эйдлин переводит темное место в разъяснительной манере, исключающей какие-либо специальные по-

яснения: «Старики с их пожелтевшей от времени сединой, / и дети с завязанными пучками волос». Ю.К.Щуцкий объединяет две части предложения в одно целое: «У них были светлые волосы, свисавшие косичками». Думается, что этот оборот не совсем точен. (Стал ли он следствием неправильного понимания подлинника?). Во-первых, «светлые волосы» - отнюдь не то же, что «волосы седые». Во-вторых, если согласиться с тем, что «светлые волосы» относятся к детям, то образы стариков выпадают из текста автоматически; между тем для автора поэмы и старики, и дети - сущностная составляющая поколенческо-го диалога: не случайно эти образы упоминаются дважды, в предисловии и стихах.

Примеры аналогичного рода можно умножать.

Поэма-утопия Тао Юань-мина стала в русской культуре текстом, к которому применимо понятие «переводческой множественности». Надеемся на то, что в скором времени русский читатель получит еще один вариант перевода «Персикового источника». Он не станет отвергать предыдущие версии; его задача - отразить оригинал, исходя из новых лингвокультурных условий, тех, в которых оказалась воспринимающая сторона.

1. Эйдлин Л.З. Танская поэзия (очерк) // Литература народов Востока: сб. ст. - М.: Наука, ГРВЛ, 1970. - С. 130 - 175.

2. Эйдлин Л.З. Тао Юань-мин и его стихотворения. -М.: ГРВЛ, 1967. - 494 с.

3. Эйдлин Л.З. Тао Юань-мин // Краткая литературная энциклопедия / глав. ред. А.А.Сурков. - Т. VII

(«Советская Украина» - Фиалки). - М.: Советская энциклопедия, 1972. - Стлб. 230 - 231.

4. Китайская классическая проза в переводах академика В.М.Алексеева. - М.: Изд-во АН СССР, 1958. - 387 с.

6. Хузиятова Н.К., Кузнецова М.Ю. «Пограничный Городок» Шэнь Цунвэня: диалог утопии и антиутопии // Intercultural Communication Studies XXIII. - 2014. - № 1. - С. 67 - 81.

7. Эйдлин Л.З. К истории развития китайской литературы в III-XIII веках // Изучение китайской литературы в СССР: сб. ст. к 60-летию члена-корреспондента АН СССР Н.Т.Федоренко. - М.: Наука, ГРВЛ, 1973. - С. 349 - 382.

8. Китайская классическая поэзия в переводах Льва Эйдлина / вступ. статья и примеч. Л.З.Эйдлина. -М.: Художественная литература, 1975. - 352 с.

9. Тао Юань-мин. Персиковый источник / пер. с кит. Ю.К.Щуцкого // Восток. Сб. I: Литература Китая и Японии / ред. и вступ. статья Н.И.Конрада. - М.: Academia, 1935. - С. 203 - 204.

10. Эйдлин Л.З. «Персиковый источник» Тао Юань-мина // Народы Азии и Африки. - 1963. - № 6. -С. 103 - 117.

11. Эйдлин Л.З. Поэзия Ай Цина и ее перевод // Иностранная литература. - 1983. - № 2. - С. 186 - 190.

12. «Peach Blossom Spring» by Tao Qian / translated by Cyril Birch // Afe.easia.columbia.edu: Asia for Educators, Columbia University, 2002-2013. URL: http://afe.easia.columbia.edu/ps/china/taoqian_peach blossom.pdf (дата обращения: 30.04.2015).

13. Большой китайско-русский словарь // Bkrs.info: сайт любителей китайского языка, 2015. URL: http://bkrs.info/slovo.php?ch=%D0%BB%D0%B5% D1%81 (дата обращения: 2.05.2015).

THE POEM-UTOPIA «PEACH BLOSSOM SPRING» BY TAO YUAN-MING IN RUSSIAN TRANSLATIONS

Zhang Shutszuan, R.F.Bekmetov

This article discusses the issues related to the Russian translations of the poem-utopia "Peach Blossom Spring" by Tao Yuan-ming. It also gives a review of the biography of the Chinese poet in light of canonical biographies and determines the place of the famous poem within the structure of Confucian and Taoist beliefs. The distinguishing features of approaches to translations of the text are analyzed within the boundaries of the Russian ligvocultural conceptosphere. The translation of Chinese poetry requires a huge preliminary scientific preparation.

Key words: Tao Yuan-ming, "Peach Blossom Spring", V.M.Alekseev, J.KShchutski, L.Z.Eidlin, literary translation.

1. E"jdlin L.Z. Tanskaya poe"ziya (ocherk) // Literatura 2. E"jdlin L.Z. Tao Yuan"-min i ego stixotvoreniya. - M.: narodov Vostoka: sb. st. -M.: Nauka, GRVL, 1970. - GRVL, 1967. - 494 s. (in Russian) S. 130 - 175. (in Russian) 3. E"jdlin L.Z. Tao Yuan"-min // Kratkaya literaturnaya

e"nciklopediya / glav. red. A.A.Surkov. - T. VII

(«Sovetskaya Ukraina» - Fialki). - M.: Sovetskaya e"nciklopediya, 1972. - Stlb. 230 - 231. (in Russian)

4. Kitajskaya klassicheskaya proza v perevodax akade-mika V.M.Alekseeva. - M.: Izd-vo AN SSSR, 1958. - 387 s. (in Russian)

5. Mixajlov A.V. O Lyudvige Tike, avtore «Stranstvij Franca Shnernbal"da» // L.Tik Stranstviya Franca Shnernbal"da / per. s nem. - M.: Nauka, 1987. - S. 279 - 340. (in Russian)

6. Xuziyatova N.K., Kuznecova M.Yu. «Pogranichnyj Gorodok» She"n" Cunve"nya: dialog utopii i antiutopii // Intercultural Communication Studies XXIII. -2014. - № 1. - S. 67 - 81. (in Russian)

7. E"jdlin L.Z. K istorii razvitiya kitajskoj literatury v III-XIII vekax // Izuchenie kitajskoj literatury v SSSR: sb. st. k 60-letiyu chlena-korrespondenta AN SSSR N.T.Fedorenko. - M.: Nauka, GRVL, 1973. -S. 349 - 382. (in Russian)

8. Kitajskaya klassicheskaya poe"ziya v perevodax L"va E"jdlina / vstup. stat"ya i primech. L.Z.E"jdlina. - M.:

Xudozhestvennaya literatura, 1975. - 352 s. (in Russian)

9. Tao Yuan"-min. Persikovyj istochnik / per. s kit. Yu.K.Shhuckogo // Vostok. Sb. I: Literatura Kitaya i Yaponii / red. i vstup. stat"ya N.I.Konrada. - M.: Academia, 1935. - S. 203 - 204. (in Russian)

10. E"jdlin L.Z. «Persikovyj istochnik» Tao Yuan"-mina // Narody Azii i Afriki. - 1963. - № 6. - S. 103 - 117. (in Russian)

11. E"jdlin L.Z. Poe"ziya Aj Cina i ee perevod // Inostran-naya literatura. - 1983. - № 2. - S. 186 - 190. (in Russian)

13. Bol"shoj kitajsko-russkij slovar" // Bkrs.info: sajt lyubitelej kitajskogo yazyka, 2015. URL: http://bkrs.info/slovo.php?ch=%D0%BB%D0%B5% D1%81 (accessed: 02.05.2015). (in Russian)

Шуцзюань Чжан - кандидат исторических наук, преподаватель кафедры русского языка Университета Внутренней Монголии, г.Хух-Хото, Китайская Народная Республика.

010070, Китай, Внутренняя Монголия, Хух-хото, район Сай Хань, ул.Чжао Цзюнь, 24. E-mail: [email protected]

Zhang Shutszuan - PhD in History, Assistant Professor, Department of the Russian Language, Inner Mongolian University (Khukh-Khoto, China).

24 Zhao Tzun Str., Khukh-Khoto, 010070, China E-mail: [email protected]

Бекметов Ринат Ферганович - кандидат филологических наук, доцент кафедры русской литературы и методики преподавания Института филологии и межкультурной коммуникации Казанского федерального университета.

420008, Россия, Казань, ул. Кремлевская, 18. E-mail: [email protected]

Bekmetov Rinat Ferganovich - PhD in Philology, Associate Professor, Department of Russian Language and Instruction, Institute of Philology and Intercultural Communication, Kazan Federal University.