Семантические признаки. Типология минимальных семантических признаков (сем). Семантические основы многозначности

Словарь лингвистических терминов

Признаки семантические

Закодированные вербально информативные сигналы различных реалий художественного мира, воплощенного в тексте от отдельных элементов до ситуаций. Репрезентируемый вербально семантический признак может отражать:

1)

2)

3)

1)

2)

3)

1)

2)

3) .

Термины и понятия: Методы исследования и анализа текста. Словарь-справочник

Признаки семантические

Закодированные вербально информативные сигналы различных реалий художественного мира, воплощенного в тексте от отдельных элементов до ситуаций.

Репрезентируемый вербально семантический признак может отражать:

1) одну из сторон описываемого элемента ситуации (на уровне сем);

2) элемент в целом (на уровне слов, фразеологизмов);

3) координацию элементов (на уровне высказывания и его частей).

Выделяются семантические признаки разных рангов и степени обобщения:

1) семантический признак, манифестируемый на уровне семы и служащий информативным сигналом отдельного свойства или качества того или иного элемента воплощенной ситуации (низкий ранг);

2) семантический признак, репрезентируемый ЛСВ слова или фразеологизма (более высокий ранг);

3) семантический признак целой ситуации (самый высокий ранг).

Механизм накопления и укрупнения семантических признаков реализуется неодинаково:

1) путем линейно-последовательного проявления ряда семантических признаков описываемых реалий;

2) благодаря многократной актуализации одного или нескольких семантических признаков изображаемых явлений;

3) на основе парадоксального сочетания признаков одного или разных элементов воплощенной в тексте художественной действительности. Вербально выраженные семантические признаки различных реалий художественного мира могут связываться отношениями дополнения, усиления, контраста .

Словари русского языка

Часть речи (лат. pars orationis ) - категория слов языка, определяемая морфологическими и синтаксическими признаками. В языках мира сначала противопоставляются имя (которое может делиться дальше на существительное, прилагательное и т. п., однако это не универсально) и глагол, в большинстве языков принято также деление частей речи на знаменательные и служебные.

Систематизация частей речи

Частями речи именуют группы слов, имеющие:

На основании этих признаков в морфологической системе российского языка выделяется 10 главных частей речи:

В неких пособиях как отдельные части речи выделяются: слова категории состояния (в школьных учебниках рассматриваются как группа наречий), причастия и деепричастия (почаще рассматриваются как особенные формы глагола), звукоподражания (маленький разряд слов, которые почаще рассматривается совместно с междометиями), модальные слова (маленькая группа слов, выполняющих в предложениях функцию вводных частей).

Принципы систематизации слов по частям речи

Самостоятельные части речи, служебные части речи, междометия и звукоподражающие слова. Самостоятельные части речи - это группа слов с общим грамматическим значением (предмета, признака предмета, действия, признака действия, количества предметов). Служебные части речи - это группа слов, не имеющих собственного значения, потому что не именуют предметов, признаков, действий и к ним нельзя поставить вопрос.

Часть речи как общий лексико-грамматический разряд слов характеризуется не одним, а 4-я категориальными признаками:

Существует немного вариантов систематизации частей речи в российском языке. В школьном преподавании принята схема, восходящая к древней грамматике, по которой выделяется 10 частей речи (указаны выше); русисты различных школ выделяли по различным аспектам и наименьшее их количество, и большее:

Части речи, различаемые в современном российском языке

Выше было предложено считать одушевленность синтаксиче­ским признаком, который в соответствующий момент позволит определить морфологическую форму слова. (Принятый здесь под­ход в основных своих чертах совпадает с подходом Дингуолла (Dingwall 1969, 226-229 и др.), демонстрирующего всю слож­ность данной проблемы.) Кроме того, одушевленность, безусловно, должна входить в семантическую характеристику существитель­ных.

Обсудим прежде всего те механизмы, с помощью которых могут быть учтены рассматриваемые факты, а затем проанализи­руем, каким образом эти механизмы позволяют объяснить пове­дение существительных женского и среднего рода.

Если считать одушевленность исходно семантическим призна­ком, то соответствующий синтаксический признак существитель­ного может рассматриваться как производный от семантического. Будем считать, что семантическая и синтаксическая характери­стики существуют отдельно друг от друга. Это позволит разре­шить ряд проблем, в первую очередь проблему соотношения меж­ду полом и родом в русском языке. Данная схема отражает тот факт, что в большинстве случаев семантически одушевленные су­ществительные являются также синтаксически одушевленными.

Исключения получат в синтаксической характеристике соответ­ствующую помету. Например:

признаки

Сущ.] + одуш.]

’- мн. ч.] ;+ м. р.]

[+ сущ.] [- одуш.] [- мн. ч.]

слон (шахматный)

[- мн. ч.]

признаки [+ сущ.] [+ одуш.] [- мн. ч.] [+м. р.] [+ сущ.] [- одуш.] [- мн. ч.] [+ суш.] [+ одуш.] [- мн. ч.]

(Наследуются все семантические признаки) (Наследуются все семантические признаки; тре­буется добавить синтаксический род)

(Здесь признак [+ одуш.] выде­ляется как нере­гулярный; тре­буется добавить синтаксический род)

Не следует полагать, что все признаки наследуются механически. Так, слово брат имеет в семантической характеристике признак [+ м. р.], и этот признак наследуется, тогда как слово дуб та­кого признака в семантической характеристике не имеет. Тем не менее в синтаксическую характеристику слова дуб должен вхо­дить признак [+ м. р.].

С точки зрения смысла очевидно, что слова сестра и чудовище являются столь же одушевленными, как и слово брат. Синтакси­чески же одушевленность этих слов проявляется не в единствен­ном, а во множественном числе. Эта особенность может быть отражена с помощью правила, которое переносит признаки из семантической характеристики слова в синтаксическую.

Ограничение на наследование

«Признак [+ одуш.] наследуется только при наличии призна­ков [+м. р.] или [+мн. ч.]».

Результат работы правила иллюстрируется следующими при­мерами:

[+ сущ.] [+ одуш.] [+ мн. ч.] [+ж. p.j

семантические признаки [+ сущ.]

[+ одуш.] [- мн. ч.] [+ж. р.]

[+ сущ.] I- мн. ч.] [+ж. р.]

[+ сущ.] [+ одуш.] [+ мн. ч] [+ж. р.]

синтаксические признаки

Ограничение на наследование является усложнением грамматики, без которого нельзя обойтись, но за счет его введения упроща­ются правила определения формы винительного падежа. Предла­гаемая ниже формулировка проще той, которая дана в разделе 2, и именно на этот более простой набор правил мы будем ссылаться в дальнейшем.

Правила определения формы винительного падежа:

Если имя имеет независимый винительный падеж, то выби­рается форма этого падежа.

2. [+ вин. п.] [+ род. п.] / [+ одуш.]

3. [+ вин. п.] -V [+ им. п.]

Данные правила являются упорядоченными: второе может приме­няться только в том случае, если не применилось первое.

Первое правило дает нам возможность получить формы сестру и сосну. Можно было бы возразить, что это правило не должно входить в наш список и что применение правил определения па­дежной формы необходимо лишь для ликвидации морфологиче­ских лакун. Это возражение опровергается, стоит лишь обратиться

к словам типа дядя, которые, будучи существительными мужского рода, склоняются как существительные женского рода. Рассмот­рим предложение

(6) Я видел старого (м. р., вин. п. = род. п.) дядю (вин. п.) Чтобы прилагательное было правильно согласовано с существи­тельным, у слова дядя должен иметься признак одушевленности (как и сделано в примере (6)). Если бы первого из указанных

правил не было, получилось бы следующее:

(7) *Я видел старого (м. р., вин. = род. п.) дяди (род. п.)

Из предложения (7) видно, что синтаксические признаки суще­ствительного наследуются прилагательным, к которому правила определения формы применяются отдельно.

Второе правило определения формы позволяет получить фор­мы винительного падежа, совпадающие с формами родительного: брата, братьев, сестер, чудовищ и слона.

Третье правило обеспечивает формы винительного падежа, со­впадающие с формами именительного, в случае существительных среднего рода: чудовище, окно. Это правило может обслуживать также существительные женского рода третьего склонения, кото­рые в большинстве описаний оказываются в числе исключений. Эти существительные могут быть как одушевленными (мышь), так и неодушевленными (ночь); в единственном числе форма ви­нительного падежа совпадает у них с формой именительного, то­гда как во множественном числе имеется, с одной стороны, форма мышей (вин. п. = род.п.), с другой - ночи (вин. п. = им. п.). Если считать, что эти формы не имеют независимого винительного падежа, то ограничение на наследование и правила определения формы дадут в итоге верные результаты.

Предложенное выше ограничение на наследование отражает нерегулярность поведения одушевленных существительных един­ственного числа женского и среднего рода. Относительно суще­ствительных женского рода все ясно: в большинстве случаев у них имеется независимый винительный падеж. Одушевленные существительные третьего склонения (их около 40) могут тракто­ваться описанным выше способом. Сложнее обстоит дело с суще­ствительными среднего рода. В единственном числе форма вини­тельного падежа совпадает у них с формой именительного безот­носительно к одушевленности; во множественном числе порядка десяти одушевленных существительных среднего рода имеют в винительном падеже форму, совпадающую с формой родительного падежа. На мой взгляд, это связано с тем, что во множественном числе различие в роде в настоящее время никак не выражается синтаксически:

(9) Хорошие дубы/сосны/окна были...

Таким образом, при наличии признака [+ мн. ч.] включение в синтаксическую характеристику сведений о роде представляется излишним К В этом случае упрощение правил естественно приве­дет к тому, что признак одушевленности будет наследоваться всеми существительными множественного числа.

Еще по теме СИНТАКСИЧЕСКИЕ И СЕМАНТИЧЕСКИЕ ПРИЗНАКИ:

1. Сложное синтаксическое целое как структурно-семантическая единица текста. Структурные и семантические признаки сложного синтаксического целого.
2. § 40. Семантические, морфологические и синтаксические признаки прилагательных

В связи с изучаемым нами концептом приватности важно определить тип данного концепта и выработать наиболее подходящую методику его исследования. Несомненно, приватность относится к тем абстрактным вербально выраженным сущностям, на которые обратил внимание еще И. Кант. В современной терминологии подобные концепты называют этническими (бытийными, социальными, культурными), так как “их содержание определяется нормами бытования социума, они представляют знания о внутреннем мире самого человека” (А.П. Бабушкин, 1996: 36). Иными словами, изучая такие образования можно получить много интересных данных о культурном своеобразии народов и проводить лингвокультурные сравнения.

Естественно подобные концепты изучать сложнее в связи с тем, что они чрезвычайно “текучи” (там же, 37) и характеризуются большой долей субъективности. Мы считаем, что концепт приватности может быть представлен в виде определенного фрейма приватности, который ассоциируется с ним. Выше мы говорили о структуре фрейма как отражающей ожидания участников взаимодействия, базирующихся на их знаниях о мире вообще и о данной ситуации и ее участниках в частности. Таким образом, фрейм может считаться чем-то типичным и более или менее конвенциональным (Т.А. ван Дейк, 1989: 16). Поэтому фрейм может выступать как механизм изучения культурных особенностей разных народов.

Одним из путей исследования является изучение языкового наполнения фрейма, и в рамках данной работы мы считаем, что при построении модели концепта “приватность” может быть использовано понятие семантического признака, на основе выделения которого отдельные лексические единицы объединяются в виде соответствующего фрейма.

Семантические признаки выступают как характеристики таких образов в ментальной действительности, которые в свою очередь соотносятся с характеристиками реальных объектов бытия. “В этом смысле семантические признаки как статические и динамические образования представляются продуктивной научной абстракцией, с помощью которой можно выявить природу значения и означивания” (В.И. Карасик, 1992: 168).

Истоки понятия семантического признака находятся в работах Л. Ельмслева, А. Кребера, У. Гуденафа, Ф. Лаунсбери по лингвистической семантике, которые предложили перенести принципы анализа по дифференциальным признакам, впервые появившиеся в фонологии Н.С. Трубецкого в область исследований лексического значения (Ю.Д. Апресян, 1995а: 7).

В лингвистике до сих пор нет однозначного подхода к определению минимальных единиц смысла, а также отсутствует терминологическое единство их наименования: их называют фигурами плана содержания (Л. Ельмслев), семантическими множителями (А. Жолковский), дифференциальными признаками (И.В. Арнольд), семантическими маркерами (Дж.Катц и Дж.Фодор), семантическими примитивами (А. Вежбицкая), семантическими признаками (А.А. Уфимцева) и т.д. (З.Д. Попова, И.А. Стернин, 1984: 38). Наиболее распространенным представляется термин сема, впервые употребленный В. Скаличкой.

Итак, семы выступают как “элементарные смыслы, минимальные кванты (или атомы) содержания, лежащие в основе всевозможных релевантных оппозиций, в которые входит данная семема” (А.М. Кузнецов, 1986: 24). Таким образом, семы структурируются в семемы, которые в свою очередь образуют оппозиции в языке.

Минимальные единицы неоднородны и различаются в зависимости от того, к какому уровню абстракции они принадлежат. Понятие семы как единицы смысла часто отграничивается от понятия семантического признака, который представляет собой явление иного порядка. Исследователи отмечают наличие инвариантного уровня, с которым соотносятся семантические признаки и вариантного уровня с соответствующими ему семантическими компонентами (там же, 25). Например, в случае с терминами родства семантический признак “пол родственника” разлагается на компоненты “мужской пол” (father) и “женский пол” (mother) или “отсутствие указания на пол” (parent).

Говоря о характеристиках семантического признака, следует отметить, что исследователи рассматривают его как сложную структуру, которую “можно представить в виде нечетких множеств атрибутов” (G. Leech, 1974: 121). Семантические признаки с точки зрения семантики формируют структуру лексического значения, т.е. являются взаимосвязанными частями целого.

В содержательном смысле в структуре лексического значения выделяют когнитивное и прагматическое содержание (в терминологии М.В. Никитина, 1988). Когнитивный план объективен и является мыслительным образом окружающей действительности; прагматический план связан прежде всего с субъективным восприятием мира общающимися на языке и отражает все виды отношения говорящего к этому миру. Оба плана содержания взаимодействуют в большинстве языковых значений. Даже если слово прагматически нейтрально, оно может приобрести прагматическое значение в конкретном контексте.

Структуру когнитивного значения часто описывают, применяя распространенный в лингвистике полевый подход, условно выделяя в ее составе ядро и периферию, между которыми, однако, нет жестких границ. Ядро лексического значения составляет интенсионал, а его периферию, т.е. околоядерное пространство, – импликационал (М.В. Никитин, 1988: 61).

В основное, ядерное содержание признака, или его интенсионал, входят родо-видовые семы: гиперсема, или архисема – родовая часть и гипосема – видовая часть или дифференциальный признак (там же, 61). Они очерчивают круг предметов, которые могут быть названы данным предметом или его экстенсионал (там же, 65).

Вероятностная сторона содержания признака, называемая импликационалом, включает в себя сильную часть (большая вероятность их импликации на основе данного интенсионального содержания) и слабые признаки (меньшая вероятность их импликации). Сильные признаки называют также жестким импликационалом и относят к ним всякого рода коннотации (оценочные, эмоциональные, стилистические оттенки значения, которые могут быть найдены в словарной дефиниции). Слабые признаки являются чисто ассоциативными (там же).

Вероятно, в основе сильных и слабых ассоциативных признаков лежат ассоциации разного рода, которые могут быть стереотипными (или предсказуемыми) и свободными (в терминологии В.В. Красных, 1998: 141). При этом стереотипные ассоциации апеллируют к какому-либо прецедентному феномену и закрепляются в виде фрейм-структур (конвенциональность, типичность фрейма), к свободным же относят, как правило, индивидуальные, “единичные” ассоциации, не имеющие отношения к прецедентным феноменам (там же).

Само выделение ассоциативных признаков базируется на тезисе об ассоциативном характере человеческого мышления. Ассоциация определяется как “связь между отдельными представлениями, при которой одно из представлений вызывает другое” (ТСРЯ). Явление ассоциации признается как обеспечивающее связь между элементами психики, необходимое условие психической деятельности (Философский словарь, 1963: 33), как способ организации материала в памяти (Р.М. Грановская, 1974), как бесспорная психологическая реальность (А.Н. Леонтьев, 1964) (по А.А. Залевской, 1990: 13 – 14). В истории науки принцип ассоциации положен в основу некоторых течений философии и психологии (например, концепция Юма описывает психическую деятельность как ассоциации субъективных представлений – Философский словарь, 1963: 33).

Ассоциативный аспект мышления становится объектом изучения и в современной лингвистике, которая все больше обращается к проблемам порождения и функционирования языка. Например, понятие ассоциации тесно связано с разрабатываемой в психолингвистике проблемой индивидуального лексикона. Исследования показывают, что функционирование слов в индивидуальном сознании носителей языка обусловлено ассоциативными связями между словами (построением ассоциативных полей), а ассоциативные связи между словами формируются на основе мыслительных операций с приписываемыми им признаками (А.А. Залевская, 1990: 17).

Согласно когнитивным исследованиям, концепты, хранящиеся в памяти человека, характеризуются ассоциативной организацией связей (В.В. Красных, 1998: 129), а их иерархическая структура представляет собой так называемые семантические сети (в терминологии М. Куильяну) (там же). Этот тезис представляется важным для данной работы, так как ассоциативный характер отношений между единицами мышления наглядно проявляется в процессе построения фрейма исследуемого концепта: фрейм приватности как модель культурно-значимого концепта “приватность” базируется на его ассоциативных связях с другими концептами, причем на протяжении всего процесса моделирования и описания фрейма к анализу широко привлекаются именно ассоциативные признаки.

Ассоциативные признаки составляют наиболее свободную, варьирующуюся часть значения или его импликационала. Обычно о них говорят как о прагматических (даже если они входят в когнитивную часть значения, ведь образы объектов действительности в сознании носителей не лишены и несущественных признаков).

На современном этапе развития науки о языке подход к значению меняется. Так, слово и его значение оказываются важны не сами по себе, а в связи с их речевыми воплощениями. В связи с этим в науке предлагается иная трактовка знака, а именно помимо семантики как отношения знака к действительности, начинают рассматриваться синтактика знака, или отношения между знаками, и прагматика, или отношения знаков к участникам коммуникации (Ч. Пирс, Ч. Моррис: Н.Д. Арутюнова, Е.В. Падучева, 1985: 3).

Значение уже не может трактоваться отдельно от прагматических факторов. Семантику и прагматику знака часто разграничивают в целях теоретического анализа, но очевидно, что само значение неотделимо от его речевого употребления. Кроме того, те или иные прагматические факторы постепенно закрепляются в сознании носителей языка и становятся частью лексических значений, закрепляющихся в языковой системе.

С точки зрения широкого толкования прагматики к прагматическому аспекту значения относят весь спектр явлений, описывающих отношение участников коммуникации к ситуации общения, точнее к тому, что сообщается о ней. К этим явлениям относят ассоциации, коннотации, всевозможные эмоциональные, экспрессивные, оценочные элементы значения, “модальную рамку высказывания” (в терминологии А. Вежбицкой), “пресуппозиции” (в терминологии Ч. Филлмора) и т.д. (Ю.Д. Апресян, 1995а: 67).

Другие исследователи относят к прагматическому аспекту значения лишь ту часть, которая указывает на содержащуюся в слове информацию об участниках коммуникации и условиях коммуникации, отделяя его от коннотативного аспекта, связанного с выражением отношения говорящего к высказыванию (Е.Г. Беляевская, 1987: 52).

В дальнейшем говоря о прагматическом аспекте значения мы понимаем под ним в широком смысле все те аспекты, которые отражают любую связь значения с окружающей действительностью (в том числе и отношение говорящего к ситуации общения и сами условия этого общения).

Ассоциативные признаки прагматичны по своей природе, так как “отражают связанные со словом культурные представления и традиции, господствующую в данном обществе практику использования соответствующей вещи и многие другие внеязыковые факторы” (Ю.Д. Апресян, 1995а: 67).

Ассоциативные признаки градуальны: от ассоциаций, приписываемых большинству носителей в результате культурной общности до предельно индивидуальных ассоциаций, связанных с личным опытом общающихся.

Итак, как отмечалось выше, ассоциативные признаки составляют особенно неустойчивый пласт лексического значения слова и наиболее подвержены вариативности, которая может проявляться как в синхроническом, так и в диахроническом аспектах. В связи с развитием языка во времени те или иные ассоциативные признаки могут утрачивать свою значимость. Так, в связи с историческими изменениями самого объекта или отношения к нему некоторые ассоциативные признаки перестают приписываться его значению. Например, со словом “женщина” перестал ассоциироваться признак “не носящая брюки” (пример из G. Leech, 1974: 14). В американском варианте современного английского языка слова “stalk” и “harass” приобретают дополнительные ассоциации, выражающиеся в виде признака “преследовать кого-либо с сексуальными целями” (хотя они и не фиксируются большинством словарей).

В процессе исторического развития языка контекстные реализации ассоциативного признака могут становиться существенными и постепенно переходить в основное значение. Пример подобного процесса в русском языке приводит Д.Н. Шмелев: глаголы “усвоить” и “присвоить” первоначально имели значение “сделать своим, присоединить”, различаясь в своем контекстном употреблении “оттенками значения”, которые в современном языке закрепились в них как существенные семантические признаки: в глаголе “усвоить” таким признаком стало отношение к неодушевленным объектам, а в глаголе “присвоить” – указание на произвольность, “незаконность” действия (1964, 114).

Ассоциативные признаки привлекают повышенный интерес исследователей, так как именно они часто лежат в основе метафоризации значений и также переходят в разряд существенных, формируя переносные значения слов. Например, многочисленные переносные использования глаголов с существительным time в английском языке основаны именно на том, что значение слова ассоциируется с товаром, имеющим ценность (особенно в западной культуре: ср. Time is money). Этот признак не является основным в значении слова , которое толкуется как “the duration of existence, esp. as measured in days, months, years, etc., or by clocks, watches, etc.” (NHD). На основе ассоциативного признака происходит метафорический перенос значения и слово переосмысляется, что отражается в его употреблениях с глаголами типа waste time, spend time, run out of time, use time profitably и т.д. (пример из книги G. Lakoff, M. Johnson, 1981: 7 – 8).

В синхроническом аспекте можно говорить о вариативности ассоциативных признаков в зависимости от контекстных употреблений слов и особенностей коммуникативной ситуации. Это связано с тем, что ассоциативные признаки присутствуют в значении слова как некие валентности, или “пустые позиции для заполнения” (М.В. Никитин, 1988: 63).

Итак, ассоциативные признаки прагматичны. К сфере прагматики часто относят и явление коннотации. Как соотносятся эти два понятия? Вопросы выделения денотации и коннотации в целом связаны с проблемой разграничения эмоционального и рационального в познании, которая традиционно ставится в рамках философских исследований (В.И. Говердовский, 1985: 71). Сам термин “коннотация” появляется и закрепляется в лингвистике с конца 19 века, когда под ней объединяются “все эмотивно окрашенные элементы содержания выражения, соотносимые с прагматическим аспектом речи” (В.Н. Телия, 1990: 236). Понимание коннотации, однако, сильно изменяется с того времени и помимо “экспрессивно-оценочно-стилистических рамок” начинает включать в себя всевозможные внеязыковые компоненты, относящиеся к “социально-политическим, морально-этическим, этнографическим и культурологическим понятиям, так или иначе отражающимся в языке” (В.И. Говердовский, 1985: 71). Все это расширяет понятийные рамки данной единицы, увеличивает границы сферы ее использования и затрудняет ее точное определение. Общность взглядов на коннотацию заключается в том, что почти все исследователи отмечают ее дополняющий и вторичный характер (В.И. Шаховский, 1987: 66). Однако какова семантика коннотации? В.И. Шаховский, например, предлагает считать содержательной основой данной единицы эмотивный компонент, предполагающий “эмоциональное соозначивание дополнительных, вероятностных, субъективно-приписываемых признаков денотата”, отграничивая его от оценочных и экспрессивных компонентов (там же, 26, 68), в то время как другие исследователи включают все эти элементы в коннотацию (например, И.В. Арнольд, А.Я Алексеев). Таким образом, можно говорить о широком и узком толковании коннотации. Так, под коннотацией в широком смысле понимается “любой компонент, который дополняет предметно-понятийное (или денотативное), а также прагматическое содержание языковой единицы и придает ей экспрессивную функцию...” (В.Н. Телия, 1990: 236). При этом коннотации могут иметь как узуальный (закреплены в системе языка), так и окказиональный характер (появляются в контекстах). К более узким трактовкам может быть отнесена концепция В.И. Шаховского, упомянутая выше, а также позиция Ю.Д. Апресяна, который с точки зрения лексикографических позиций предлагает использовать термин коннотации лишь в одном значении – “узаконенная в данном языке оценка объекта действительности, именем которого является данное слово” (1995а, 159), при этом она может не включаться в непосредственное лексическое значение слова. В данной работе коннотация трактуется в широком смысле и предполагает все “добавочные” элементы значения (модальные, оценочные, эмотивные, экспрессивные), которые могут входить, а могут и не входить в семантическое толкование слова,так как мы считаем, что их разграничение не является актуальным для проводимого исследования.

Каковы взаимоотношения между коннотациями и ассоциативными признаками? Именно эти признаки в большинстве случаев составляют основу коннотации лексемы, так как “психологической основой коннотации является ассоциация” (В.И. Говердовский, 1985: 71). При этом имеются в виду хоть и несущественные, но устойчивые, то есть многократно повторяющиеся в языке признаки (соотносятся с предсказуемыми ассоциациями). Хрестоматийным примером можно считать слова “индивидуализм” и “individualism” в русском и английском языках. При сходстве их логико-понятийных значений оба слова приобретают дополнительные коннотации в языке, которые базируются на ассоциативных признаках, связанных с представлением о данном явлении в рамках русской и американской культур. Так, слово “индивидуализм” получает отрицательную оценочную коннотацию в русской языковой картине мира (“Он – индивидуалист!” звучит осуждающе). Для американского языкового сознания “individualism” сопоставляется с демократическими идеалами и оценивается положительно.

Итак, коннотации и ассоциативные признаки являются единицами разного порядка. Коннотация выступает как дополнительный к основному аспект значения и формируется за счет ассоциативных признаков. Коннотация всегда выражает эмоциональную оценку того или иного явления или предмета действительности. Ассоциативные признаки – это несущественные, неосновные признаки (но не обязательно эмотивные), ассоциирующиеся (или имплицируемые) на основе существенных.

Дифференциальный анализ значения осуществляется в рамках семасиологии.

Дифференциальная модель значения, получаемая на основе данного подхода, предполагает, что значение слова состоит из небольшого числа семантических компонентов, выявившихся в системных парадигматических оппозициях. При этом выделяются компоненты, общие для членов одной парадигмы и отличающие их от другой. То есть в структуре ЛЗ можно выделить:

Дифференциальные семантические признаки (СП);

Интегральные СП;

Дифференциальные СП:

- семантические компоненты

ОБЪЕКТЫ представляют собой неодушевленные предметы и одушевленные существа (включая сверхъестественные существа), например: камень, дерево, собака, человек, призрак, дьявол. ДЕЙСТВИЯ представляют собой действия и процессы, например: бежать, думать, умереть, почернеть. АБСТРАКЦИИ включают качества и количества, например: мягкий, красный, круглый, много, быстро, неожиданно. ОТНОШЕНИЯ представляют определенные соотношения между любыми двумя ОБЪЕКТАМИ, ДЕЙСТВИЯМИ или AБСТРАКЦИЯМИ: координация, одновременность, атрибутивность, часть-целое, причина-результат.;

Семантические множители (Сопоставляя значения слов, можно разделить эти значения на семантические множители, которые выступают как семантические признаки, объединяющие данное значение в одну группу с другими словами или отличающие значение одного слова от другого. Это так называемые интегрирующие или дифференцирующие признаки. Например, у глаголов передвижения общий (интегрирующий) признак – сема передвижения, дифференцирующие признаки – среда и средство передвижения)

Семантические примитивы: базовые составляющие языковых высказываний, выражающие элементарные смыслы (элементарные единицы, которые соответствуют элементарным смыслам: «я», «ты», «мир», «нечто», «некто (существо)», «становиться», «сказать»). Вежбицкая.

Семы (минимальная, предельная, далее не членимая составная часть лексического значения (семемы). Например: слова хороший - нехороший различаются семой отрицания. Выделяются в противопоставлениях: жеребец = ‘лошадь + самец’, кобыла = ‘лошадь + самка’.

Сема - термин, обозначающий минимальную единицу языкового плана содержания (элементарное лексическое или грамматическое значение), соотносящуюся с морфемой (минимальной значимой единицей плана выражения) и представляющую собой компонент её содержания. Например, в словоформе «книгу» морфема «-у» содержит три С.: «единственное число», «женский род» и «винительный падеж».

конструктивные компоненты значения не одинаковы по своему характеру и иерархическому статусу, так как отражаемые ими объективные свойства предметов и явлений имеют разную значимость для систематизации и различения внеязыковых объектов.

Центральной и иерархически главной в структуре семемы является архисема - родовая интегри­ру­ю­щая сема, свой­ствен­ная всем единицам определённого класса и отражающая их общие категори­аль­ные свойства и признаки. В лексическом значении слова «отец» (‘мужчина по отношению к своим детям’), как и во всех других терминах родства, выделяется архисема ⟨родственник⟩. С помощью дифференциальных сем описываются различия единиц семантического поля. Это семы видовые. Так, все пять сем, образующих главное лексическое значение слова «отец», а именно: ⟨мужской пол⟩, ⟨родитель⟩, ⟨прямое родство⟩, ⟨кровное родство⟩, ⟨первое поколение⟩, - выступают как видовые уточни­те­ли родового понятия «родственник» - «(родственник) мужского пола», «(родственник) родитель» и т. д. Благодаря указанным диффе­рен­ци­аль­ным семам слово «отец» как термин родства противостоит по совокупности сем другим членам семантического поля: «отец» - «мать» (⟨мужской пол⟩ - ⟨женский пол⟩), «отец» - «сын» (⟨родитель⟩ - ⟨рождённый⟩), «отец» - «дядя» (⟨прямое родство⟩ - ⟨непрямое родство⟩), «отец» - «отчим» (⟨кровное родство⟩ - ⟨некровное родство⟩), «отец» - «дед» (⟨первое поколение⟩ - ⟨второе поколение⟩ [родителя]) и т. д.

Интегральные СП – это такие семантические компоненты, по которым одно значение не противопоставлятся никаким другим значениям в пределах класса слов. Образуют индивидуальное, единичное в значениях слов (несопоставимые семантические остатки): петля – ‘завязанная кольцом веревка’.

Категориальные СП – общий семантический признак для слов данной группы: океан, озеро, море - ‘водоем’. Понятие введено Шмелевым. Содержатся в общих значениях, не разложимых на компоненты ввиду преобладания у слова сигнификативной функции (вещество, существовать, перемещаться ). По категориальным признакам все слова разбиваются на определенные классы.

Ю.Д. Апресян: толкуемое значение должно определяться через более простые значения и тем самым в конечном счете сводиться к небольшому набору элементарных (неопределяемых) значений – слов семантического языка.

семантический язык (язык семантических множителей) : точка, часть, целое, время, множество, действие, субъект, вещь, каузировать, иметь, знать, переставить, начинать, не….

Из этого вырабатывается язык семантических примитивов . А. Вежбицка: семантические примитивы – это такие концепты, которые служат кирпичиками для построения всего остального . Это слова, которые не могут быть истолкованы удовлетворительным образом сами по себе, но через которые можно истолковать все прочие выражения. Лингвоментализ, универсальный для всех языков.

Интегральная концепция значения (сближающая слово с концептом)

В ЛЗ входит не только понятийное содержание, но и весь запас экстралингвистических сведений, ассоциаций и всех «добавочных смыслов» - коннотаций.

Л.А. Грузберг:

Вечер –

природные признаки: ‘заход солнца’, ‘наступление темноты’, ‘появление звезд’…;

антропоцентрические признаки: ‘время отдыха’, ‘можно почитать книгу’, ‘время свиданий’….

С точки зрения интегрального подхода семантика слова обладает значительной избыточностью, т.е. охватывает широкий круг более или менее существенных признаков, проявляющихся у предмета в разных ситуациях. Эти признаки не важны для противопоставления значений, они структурно не значимы, но в значительной степени релевантны для коммуникации, поскольку именно они во множестве случаев регулируют правильность употребления слова. Как пишет Г. Н. Скляревская: ЛЗ – сложная структура, включает в себя "не только понятийное содержание, но и весь запас лингвистических и экстралингвистических сведений, ассоциаций, смутных, как будто бы априорных представлений и всех "добавочных смыслов", называемых коннотациями".

Стернин: невозможно четко определить значение слова, его границы и перечислить все его семантические компоненты. Так как: нечеткой дифференциацией многих объектов внешнего мира, постоянным изменением самой отражаемой в значении действительности, углублением понятия о предметах и выявлением новых сторон, новых взаимоотношений понятий, приблизительностью самого отражения действительности в сознании человека, различиями в познании одного и того же предмета разными людьми (если мы выделили, например, в слове мужчина семы ‘человек’, ‘взрослый’, ‘мужской пол’, мы не вправе считать, что описали его значение. Мы выделили только семантическое ядро, но оно окружено множеством других семантических признаков: ‘мужество’, ‘деловитость’, ‘сила’ и др., не менее существенных для носителя языка).

лексическое значение шире наивного понятия, так как практически каждое слово окружено множеством ассоциаций, устойчивых, общенациональных и случайных, индивидуальных. И отсюда – концепт!

Концепт

Ю.С. Степанов : концепт – это как бы сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И, с другой стороны, концепт – это то, посредством чего человек сам входит в культуру.

У концепта сложная структура. С одной стороны, к ней принадлежит все, что принадлежит строению понятия; с другой стороны, в структуру концепта входит все то, что и делает его фактом культуры – исходная форма (этимология); сжатая до основных признаков содержания история; современные ассоциации; оценки и т.д.

Понятие концепта в рамках интегральной концепции значения излишне (в том виде, в каком его дает Степанов).

Е.С. Кубрякова: концепт – оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона.

И.А. Стернин : концепт соответствует неким смыслам, которыми оперирует человек в процессах мышления и которые отражают содержание опыта и значения в виде «квантов» знания. Нерабочее определение.

А. Вежбицка : концепт – объект идеального мира, имеющий имя, определяющийся посредством набора семантических примитивов, отражающий специфические культурно-обусловленные представления человека о действительности.

Концепт – многомерное культурно-значимое социопсихическое образование, опредмеченное в той или иной форме.