Интересная история с этой модой. Вот вроде появился безумно модный фасон усов, просто по всему миру мода была, а потом раз, один нехороший человек раз и все дискредитировал. Теперь никто не носит таких усов, а если и вдруг встречаются редкие уникумы, так над ними смеются и дразнят сами знаете кем.
А история тут интересная.
Сами понимаете, после Гитлера и Второй Мировой уже никому в мире такие усы носить не хотелось, а вот с конца 19 века и до самых 1940-х очень модно было. На фото выше красный командир Котовский.
А вот и сам Генрих Ягода, глава репрессивной машины СССР, тоже модный:
Почти на каждой групповой фото 1930-х можно найти хотя бы одного модника:
А вот тут на фото самый модный, конечно, командир:
Считается, что мода пошла из США в конце 19 века. Даже название есть - Toothpick Moustache (усы-зубочистка).
Самым модным американским парнем, конечно, был Чарли Чаплин, "надевший" такие усы еще в 1914 г.
Дебют образа "бродяги" в исполнении Чарли Чаплина в фильме "Детские автомобильные гонки" (Kid Auto Race at Venice ) в 1914 г.
А в Германии (и Австрии), тем временем, в моде совершенно другой фасон - "кайзерские усы"
И, Адольф Гитлер в 1914 г. (да, Гитлер, не Шкильгрубер) в возрасте 25 лет не отставал от моды и выглядел так:
Узнаете? Самый модный справа.
Еще фото Гитлера времен Первой Мировой:
Но потом после Чарли Чаплина (а некоторые источники утверждают, что чуть ли не из-за него) и новой моды Гитлер немного побрился и стал всем известным Гитлером.
После Второй Мировой никто уже и не решался носить такие усы.
Зато теперь каждый мужик хоть раз сбривал обильную растительность с лица пробовал для смеха оставить такие усики и поржав и, может быть, сделав несколько фото сбривал все полностью.
(Есть такая фото и у меня, но никому не показывал и не покажу, хотя.... если эта запись только наберет может 150 комментариев)
Усы щёточкой, или «зубная щётка» (с англ. Toothbrush moustache) - стиль усов шириной 1-5 см прямоугольной формы по центру верхней губы приобрели популярность в начале XX века. Их носили многие именитые люди того времени — в том числе Адольф Гитлер. Но почему он выбрал для себя именно такой стиль усов?
Потому что он был поклонником Чарли Чаплина
Известно, что Чарли Чаплин обзавелся усами еще в 1914 году. Гитлер же на два года позднее — на Первой мировой войне. Говорят, что будущий фюрер был большим поклонником английского комика и под влиянием его образа обзавелся «зубной щёткой». Интересно, что в 1940 году Чаплин снялся в фильме «Великий диктатор» в роли Аденоида Хинкеля, который был пародией на Гитлера. Фильм даже послали фюреру. Чаплин, услышав, что Гитлер посмотрел фильм, сказал: «Я бы отдал всё, чтобы узнать, что он думает об этом фильме». Но реакция фюрера так и осталась неизвестной. Зато известно, что фильм очень не понравился Сталину.
Потому что удобно надевать противогаз
По свидетельству писателя Александра Морица Фрая, служившего в Первую мировую войну в одном полку с Гитлером, будущий фюрер изначально носил довольно пышные «кайзеровские». Однако ему пришлось сбрить их по приказу командира, чтобы они не мешали надевать противогаз. и оставить характерную «зубную щётку» из-за того, что такие усы мешали правильно надевать противогаз.»В то время он выглядел высоким, потому что был очень худым. Пышные усы, которые позднее пришлось подрезать из-за новых противогазов, скрывали уродливый разрез его рта», — вспоминал Фрай.
В 1859 году перевернулась одна из кровавых страниц истории России и Кавказа. После многомесячной осады русские войска взяли аул Гуниб в Дагестане и захватили в плен знаменитого вождя горцев – имама Шамиля. Больше четверти века он был одним из самых упорных и неуловимых врагов Российской империи.
В начале 1830-х годов Шамиль создал многонациональное государство, в котором были объединены чеченцы, ингуши, аварцы (сам Шамиль был аварцем), лезгины и представители ряда малых дагестанских народностей. Шамиль сплотил их на основе мюридизма – воинствующего направления в исламе, главной идеей которого является священная война с «неверными» (газават) как долг каждого мусульманина. Шамиль стал самодержавным повелителем, сосредоточившим в своих руках духовную, светскую и военную власть, – имамом теократического государства.
Вначале Шамиль был одним из сподвижников первого имама – Кази-Муллы, поднявшего в 1829 году восстание против российского господства на Кавказе. Но во время взятия русскими войсками в 1832 году аула Гимры Кази-Мулла был убит. Его преемник Гамзат-бек тоже продержался недолго - пал жертвой межплеменных разборок. И тогда верховный авторитет среди мюридов (борцов за веру) перешёл к Шамилю. Он обосновался в ауле Ахульго и дал начало новому витку борьбы народов Кавказа за независимость.
Шамиль искусно пользовался дипломатическими методами. В первые годы правления ему удавалось путем переговоров удерживать российскую администрацию от военных действий. Когда же в 1837 году русские войска всё-таки взяли Ахульго, Шамиль согласился присягнуть на верность российскому императору. Однако полученную таким образом мирную передышку Шамиль использовал для укрепления своей власти и консолидации сил горцев с целью возобновления противостояния.
В 1839 году русские войска опять захватили Ахульго, но Шамиль сумел ускользнуть. Российские власти посчитали его дело проигранным и не стали его преследовать, и вновь просчитались. Обосновавшись на этот раз в чеченском селении Дарго, Шамиль в 1842 году отразил наступление русских. А в 1845 году, когда Дарго все-таки пало под натиском соединений императорской армии, наши войска при отходе попали в засаду и были уничтожены мюридами.
Последующие 12 лет были пиком политического могущества Шамиля. Власть имама простёрлась на весь Горный Дагестан, Ингушетию, Чечню и некоторые северо-западные районы нынешнего Азербайджана. В своём государстве Шамиль неуклонно устанавливал порядки в соответствии с шариатом. Он умно укреплял собственную власть. А чтобы предотвратить сепаратизм, разделил на местах военную и судебную власти.
Шамиль обладал широким политическим кругозором. Во время Восточной войны (1853-1856 гг.) он пытался найти союзников в лице Турции и Англии и просил у них помощи оружием и деньгами (но не получил её из-за трудностей сообщения). Завязал Шамиль отношения и с борцами за независимость на Западном Кавказе – черкесскими племенами.
Только после окончания Восточной войны Российская империя смогла вернуться к окончательному завоеванию Кавказа. К тому времени власть Шамиля переживала кризис. Многим горцам не нравились порядки, заводимые Шамилем, произвол его кади (судей) и наибов (военных губернаторов), вводимые имамом непривычные налоги «на борьбу с неверными». Некоторые племенные авторитеты испытывали всё больше желания замириться с российской администрацией на условиях сохранения своего традиционного положения. Шамилю становилось всё труднее контролировать своих соратников.
На время Шамилю ещё удалось сплотить горцев перед лицом возобновившегося наступления русской армии. Но, когда весной 1859 года императорские войска под командованием генерала от инфантерии А.А. Барятинского обложили Гуниб, Шамилю оставалось либо погибнуть, либо выговорить себе почётные условия сдачи. Однако Шамиль затягивал переговоры. Тогда Барятинский 25 августа 1859 года двинул свои подразделения на штурм Гуниба. И Шамиль был захвачен в плен.
Российская империя милостиво относилась к своим побеждённым врагам. Кроме того, пример уважительного обращения с Шамилем должен был побудить других вождей горского сопротивления прекратить борьбу. Шамилю были оставлены государственная казна (превращённая им в личную) и его гарем. Он также получил обещание, что в дальнейшем ему будет предоставлена возможность совершить паломничество в Мекку. Шамиля поселили в Калуге, где царское правительство взяло для него в аренду роскошный дом местного помещика Сухотина. Знатному пленнику была определена пенсия из российской казны в размере 15 тысяч тогдашних рублей в год. Его принял и беседовал с ним сам император Александр II.
Шамилю было позволено ездить по России. Он с интересом наблюдал за новшествами технического прогресса, входившими тогда в жизнь – железные дороги, пароходы, телеграф; восхищался огромными каменными зданиями и храмами и т.д. Говорят, что под конец жизни он выразил сожаление, что так долго боролся с «белым царём». В 1866 году, в годовщину своего пленения, он торжественно принёс присягу на верность российской короне.
В 1870 году Шамиль совершил паломничество в Мекку, где, как и предсказывал, скончался на следующий год. Его похоронили в Медине. Шамиль явно не прогадал ни когда воевал, ни когда сдавался в плен. Он получил от жизни всё – богатство, власть, почитание и священную о нём память народов, которыми правил, а под конец жизни, утратив только власть, получил уважение от победившего его противника.
Шамимль (1797-1871) - предводитель кавказских горцев, в 1834 признанный имамом, объединил горцев Западного Дагестана и Чечни, а затем и Черкесии в теократическое государство Имамат и до взятия в плен при штурме Гуниба в 1859 князем Барятинским энергично вёл борьбу против российской власти. Перевезённый в Калугу, а затем в Киев, получил наконец обещанное ещё на Гунибе разрешение совершить паломничество Хадж в Мекку, где и умер.
По национальности аварец, родился в селении Гимры (Генуб) общества Хандалал Кавказской Аварии (Унцукульский район, Зап. Дагестан) около 1797 года. Имя данное ему при рождении - Али - было измененено его родителями на «Шамиль» ещё в детском возрасте. Одаренный блестящими природными способностями, он слушал лучших в Дагестане преподавателей грамматики, логики и риторики арабского языка. Проповеди его односельчанина Гази-Мухаммада (1795-1832)(Кази-муллы), первого имама и проповедника священной войны - газавата, - увлекли Шамиля, который стал сначала его учеником, а потом и ярым сторонником. Последователи назывались мюридами, от чего всё движение получило название мюридизм.
Осажденный вместе с имамом Гази-Мухаммадом в 1832 году войсками под начальством барона Розена в башне близ родного селения Гимры, Шамиль успел, хотя и страшно израненный (сломаны рука, рёбра, ключица, проколото лёгкое), пробиться сквозь ряды осаждающих, тогда как имам Гази-Мухаммад(1829-1832) первым бросившийся на врага стал шахидом, весь исколотый штыками. Его тело было распято и на месяц выставлено на вершине горы Тарки-тау, после чего голова была отсечена и как трофей направлена по всем крепостям Кавказской кордонной линии.
Пока Шамиль лечился от ран, новым имамом в конце 1832 года был провозглашён другой близкий сподвижник Гази-Мухаммада - гоцатлинский чанка Гамзат-бек (1832-1834), сын Алискандирбека, вериза Ума(р)-хан-нуцала Великого (1775-1801), происходивший из потомков Мухаммад-хана Кази-Кумухского. В 1834 году Гамзатбек сумел взять Хунзах и истребить династию аварских нуцалов. Однако 7 или 19 сентября 1834 года Гамзатбек был убит в Хунзахской мечети заговорщиками мстившими ему за истребление рода Хунзахских правителей - нуцалов.
Став третьим имамом Чечни и Дагестана Шамиль 25 лет властвует над горцами Дагестана и Чечни, успешно борясь против количественно превосходивших его российских войск. Менее торопливый, чем Кази-мулла и Гамзатбек, Шамиль обладал военным талантом, и главное большими организаторскими способностями, выдержкой, настойчивостью, уменьем выбирать время для удара. Отличаясь твёрдой и непреклонной волей, он умел воодушевлять горцев к самоотверженной борьбе, но и принуждать к повиновению своей власти, которую он распространил и на внутренние дела подвластных общин, последнее для горцев и особенно чеченцев было тяжело и непривычно.
1797-02-02 — 1871-02-01 Имам, предводитель кавказских горцев
Жизнь
По национальности аварец, родился в селении Гимры (Генуб) общества Хандалал Кавказской Аварии (Унцукульский район, Зап. Дагестан) около 1797 года. Имя данное ему при рождении — Али — было измененено его родителями на «Шамиль» ещё в детском возрасте. Одаренный блестящими природными способностями, он слушал лучших в Дагестане преподавателей грамматики, логики и риторики арабского языка. Проповеди его односельчанина Гази-Мухаммада (1795—1832) (Кази-муллы), первого имама и проповедника "священной войны" — газавата, — увлекли Шамиля, который стал сначала его учеником, а потом и ярым сторонником. У Шамиля было две жены Шуанет и Заидад, первая была урождённой Анной Ивановной Улухановой армянкой по национальности
Осажденный вместе с имамом Гази-Мухаммадом в 1832 году войсками под начальством барона Розена в башне близ родного селения Гимры, Шамиль успел, хотя и страшно израненный, пробиться сквозь ряды осаждающих, тогда как имам Гази-Мухаммад (1829—1832), первым бросившийся в атаку, погиб. По совету Са‘ида ал-Аракани во избежание новых возмущений тело имама было перевезено в Тарки, на территорию, контролируемую врагом Гази-Мухаммада — шамхалом Тарковским и русскими войсками. Там его труп высушили и скрытно похоронили через несколько месяцев, так что место погребения было известно лишь немногим.
Пока Шамиль лечился от ран, новым имамом в конце 1832 года был провозглашён другой близкий сподвижник Гази-Мухаммада — гоцатлинский чанка Гамзат-бек(1832—1834), сын Алискандирбека, вериза Ума(р)-хан-нуцала Великого (1775—1801). В 1834 году Гамзат-бек сумел взять Хунзах и истребить династию аварских нуцалов. Однако 7 или 19 сентября 1834 года Гамзат-бек был убит в Хунзахской мечети заговорщиками, мстившими ему за истребление рода Хунзахских правителей — нуцалов.
Став третьим имамом Чечни и Дагестана Шамиль 25 лет властвует над горцами Дагестана и Чечни, успешно борясь против количественно превосходивших его российских войск. Менее торопливый, чем Гази-Мухаммад и Гамзат-бек, Шамиль обладал военным талантом, и главное большими организаторскими способностями, выдержкой, настойчивостью, уменьем выбирать время для удара. Отличаясь твёрдой и непреклонной волей, он умел воодушевлять горцев к самоотверженной борьбе, но и принуждать к повиновению своей власти, которую он распространил и на внутренние дела подвластных общин, последнее для горцев и особенно чеченцев было тяжело и непривычно.
Шамиль соединил под своей властью все общества Западного Дагестана (аваро-андо-цезские джамааты и чеченские). Опираясь на учение ислама о газавате, трактуемом в духе войны с неверными и приложеной к ней борьбе за независимость, он старался объединить разрозненные общины Дагестана и Черкесии на почве ислама. Для достижения этой цели, он стремился к упразднению всех порядков и учреждений, основанных на вековых обычаях — адат; основой жизни горцев, как частной, так и общественной, он сделал шариат, то есть основанную на тексте Корана систему исламских предписаний применяемую в мусульманском судопроизводстве. Время Шамиля называлось у горцев временем шариата, его падение — падением шариата.
Вся подчинённая Шамилю страна была разделена на округа, из которых каждый находился под управлением наиба, имевшего военно-административную власть. Для суда в каждом наибстве был муфтий, назначавший кади. Наибам было запрещено решать шариатские дела, подведомственные муфтии или кади. Каждые четыре наибства сначала подчинялись мюриду, но от этого установления Шамиль в последнее десятилетие своего господства принужден был отказаться, вследствие постоянных распрей между джамаатовскими и наибами. Помощниками наибов были джамаатовские, которым, как испытанным в мужестве и преданности «священной войне» (газавату), поручали исполнять более важные дела. Число джамаатовских было неопределённо, но 120 из них, под начальством юзбаши (сотника), составляли почётную стражу Шамиля, находились при нём безотлучно и сопровождали его во всех поездках. Должностные лица были обязаны беспрекословно повиноваться имаму; за ослушание и проступки их подвергали выговору, разжалованию, аресту и наказанию плетьми, от которого были избавлены мюриды и наибы. Военную службу обязаны были нести все способные носить оружие; они делились на десятки и сотни, бывшие под начальством десятских и сотских, подчинённых в свою очередь наибам. В последнее десятилетие своей деятельности Шамиль завёл полки в 1000 человек, делившиеся на 2 пятисотенных, 10 сотенных и 100 отрядов по 10 человек, с соответственными командирами. Некоторые особо пострадавшие от вторжения русских войск селения, в виде исключения, были избавлены от военной повинности, но обязаны были за то доставлять серу, селитру, соль и т. п. Самое большое войско Шамиля не превышало 30 тыс. человек. В 1842—1843 гг. Шамиль завёл артиллерию, частью из брошенных или трофейных пушек, частью из приготовленных на собственном его заводе в Ведено, где было отлито около 50 орудий, из которых годных оказалось не более четверти. Порох изготовлялся в Унцукуле, Гунибе и Ведено. Государственная казна составлялась из доходов случайных и постоянных; первые состояли из трофеев, вторые состояли из закята — установленного шариатом сбора десятой части дохода с хлеба, овец и денег, и хараджа — подати с горных пастбищ и с некоторых селений, плативших такую же подать ханам. Точная цифра доходов имама неизвестна.
В 1840-х годах Шамиль одержал ряд крупных побед над русскими войсками. Однако в 1850‑х годах движение Шамиля пошло на спад. Накануне Крымской войны 1853—1856 годов Шамиль в расчете на помощь Великобритании и Турции активизировал свои действия, но потерпел неудачу.
Заключение Парижского мирного договора 1856 года позволило России сосредоточить против Шамиля значительные силы: Кавказский корпус был преобразован в армию (до 200 тысяч человек). Новые главнокомандующие — генерал Николай Муравьев (1854—1856) и генерал Александр Барятинский (1856—1860) продолжали сжимать кольцо блокады вокруг имамата. В апреле 1859 года пала резиденция Шамиля — аул Ведено. А к середине июня были подавлены последние очаги сопротивления на территории Чечни.
После того как Чечня была окончательно присоединена к России, война продолжалась ещё почти пять лет. Шамиль с 400 мюридами бежал в дагестанский аул Гуниб.
25 августа 1859 года Шамиль вместе с 400 сподвижниками был осажден в Гунибе и 26 августа (по новому стилю — 7 сентября) сдался в плен на почетных для него условиях.
После приема в Петербурге императором ему была отведена для жительства Калуга.
В августе 1866 года в парадной зале Калужского губернского дворянского собрания Шамиль вместе с сыновьями Гази-Магомедом и Магомедом-Шапи принес присягу на верноподданство России. Спустя 3 года Высочайшим Указом Шамиль был возведен в потомственное дворянство.
В 1868 году зная, что Шамиль уже немолод и калужский климат не лучшим образом сказывается на его здоровье, император решил выбрать для него более подходящее место, каковым стал Киев.
В 1870 году Александр II разрешил ему выехать в Мекку для паломничества. После совершения хаджа Шамиль посетил Медину, где и скончался в марте (по другим сведениям в феврале) 1871 года. Похоронен в Медине на кладбище Аль-Бакия (ныне Саудовская Аравия).
- 27 апреля 2013 В Калуге торжественно открыли комнату-музей имама Шамиля
- 5 февраля 2013 В Махачкале прошёл вечер памяти имама Шамиля
- 5 февраля 2012 В Дагестане отметили День памяти имама Шамиля
- 20 августа 2011 В Турции установили памятник Имаму Шамилю
- 10 апреля 2011 В Махачкале прошел вечер памяти Имама Шамиля
Ничего, кроме неприятностей быть повешенным или сосланным в морозную
Сибирь, слухи о которой дошли и до Кавказа, Шамиль не ожидал для себя.
Каково же было его удивление, когда по дороге в Петербург сообщили, что в
городе Чугуеве, под Харьковом, Шамиля желает видеть сам русский император.
Любопытно: Александр II распорядился, чтобы пленники были при оружии как
его лучшие гости. Столь неожиданное доверие вызвало удивление, а затем и
радость у Шамиля и его сына Кази-Магомеда. 15 сентября на царском смотре
Александр II подошел к Шамилю и негромко оказал: "Я очень рад, что ты
наконец в России, жалею, что это не случилось ранее. Ты раскаиваться не
будешь. Я тебя устрою, и мы будем друзьями". При этом император обнял и
поцеловал имама. Эта минута, судя по последующим высказываниям Шамиля,
надолго запала в его память. По сути дела, только с этого момента имам
понял, что отныне он в безопасности, а Россия не так страшна, как ее
представляли на Кавказе. "Как военнопленный я не имел права ожидать повсюду
такого ласкового приема. И меня поразил тот прием, который оказал мне
государь император". Между тем бывшие соратники Шамиля не поняли
великодушия русского императора, который, по их понятиям, должен был
казнить плененного врага.
Пребывание в России стало для Шамиля в какой-то мере еще и
"просветительской акцией". Будучи проездом в Курске, он поделился с
губернатором Бибиковым: "Проезжая через Ставрополь, я был поражен красотою
города и убранством домов. Мне казалось невозможным видеть что-нибудь
лучше, но, приехав в Харьков и Курск, я совершенно переменил свое мнение и,
судя по устройству этих городов, могу себе представить, что ждет меня в
Москве и Петербурге". Действительно, оказавшись в петербургском
Исаакиевском соборе, Шамиль поразился огромному куполу. И когда он поднял
голову, чтобы повнимательнее его рассмотреть, с головы имама упала чалма,
что страшно его сконфузило.
Пока Шамиль не мог надивиться на Петербург, Александр II издал высочайший
указ "о назначении имаму места жительства в городе Калуге". Вслед за этим
калужскому губернатору Арцимовичу полетело предписание подыскать имаму и
его семье подходящий дом. Долгие поиски апартаментов, в которых с комфортом
разместились бы 22 человека обширного семейства Шамиля с прислугой, привели
губернских чиновников к местному помещику Сухотину. Ему предложили продать
один из его домов для "государственных нужд". Продать дом Сухотин не
согласился, а вот сдать внаем за 900 рублей в год - пожалуйста.
Тем временем, пока сухотинский дом приводили в порядок в соответствии со
вкусами кавказского гостя, в Калугу 10 октября 1859 года прибыл в трех
экипажах и в сопровождении конных отрядов сам Шамиль с сыном Кази-
Магомедом. Остановились они в лучшей калужской гостинице француза Кулона.
Однако ненадолго. Вскоре в отремонтированный дом Сухотина привезли нового
хозяина.
Дом, на удивление Шамилю, оказался просторным: три этажа, тринадцать
комнат, сад во дворе. Из шести комнат верхнего этажа две - налево от
витиеватой чугунной лестницы - Шамиль отдаст позже младшей и любимой жене
Шуаннат (дочь армянского купца Улуханова), в третьей же поселился сам. Эта
комната была ему и кабинетом, и молельней, и спальней. Диванная палатка,
как называл свою уютную комнату сам Шамиль, был убрана в "исламский"
зеленый цвет. Кроме двойных зеленых занавесок на окнах и такого же ковра на
полу, в "палатке" поставили софу, обитую зеленой тканью. Возле нее стоял
ломберный столик. Меж двух окон разместили небольшой письменный стол и
вольтеровское кресло. К комнате Шамиля примыкал тенистый сад, и имам
частенько выходил на балкон полюбоваться цветущей зеленью. В самом саду для
Шамиля построили небольшую мечеть. Но иногда для молитвы имам мог просто
расстелить в углу комнаты желто-зеленую бурку. Дом привел Шамиля в восторг,
тем более что на Кавказе самое шикарное пристанище, в котором ему
приходилось ночевать, был деревянный дом в Ведено-Дарго: "Я думаю, только в
раю будет так хорошо, как здесь. Если бы я знал, что меня здесь ожидает,
давно сам убежал бы из Дагестана".
То внимание, которое оказывалось имаму Дагестана и Чечни в России, не могло
не вызвать у Шамиля - человека благородного и мудрого - ответного чувства.
Как-то в приватной беседе он признался предводителю калужского дворянства
Щукину: "У меня нет слов высказать вам то, что я чувствую. Приязнь и
внимание со стороны ближнего всегда приятны человеку, в ком бы он их ни
встретил, но ваша приязнь после того, как я вам сделал столько зла, совсем
другое дело. За это зло вы, по справедливости, должны бы растерзать меня на
части; между тем вы поступаете со мной как с другом, как с братом. Я не
ожидал этого, и теперь мне стыдно; я не могу смотреть на вас прямо и всей
душой был бы рад, если бы мог провалиться сквозь землю".
О своем прежнем могуществе Шамиль, по выражению его зятя Абдурахмана, жалел
как о растаявшем снеге. А познакомившись поближе с Россией, имам, будучи
неглупым человеком, понял, что Кавказская война рано или поздно должна было
закончиться покорением Кавказа и его собственным пленением, если ему не
суждено было погибнуть от русской пули.
Пребывая в Калуге, Шамиль с большой охотой появлялся на публике, знакомился
с городом. Пытливо осмотрев в первый же день калужские окрестности, Шамиль
неожиданно радостно воскликнул: "Чечня! Совершенная Чечня!".
Совершать прогулки по городу имам предпочитал в открытой коляске, которую
ему подарил царь вместе с четверкой лошадей и пятнадцатью тысячами рублей
дохода в год. Но несмотря на возможность много тратить, Шамиль был
чрезвычайно прост в быту. Точнее, он сохранил все привычки горца,
прожившего всю жизнь в горах и привыкшего к спартанской обстановке. Имам
был весьма умерен в пище. За завтраком и ужином он съедал одно блюдо, за
обедом - два. Ничего, кроме свежей ключевой воды, он не пил. Жил в согласии
с природой. Спать ложился рано: летом в семь, зимой в девять. Вставал тоже
раньше всех. В летние месяцы - в четыре, а в зимние - в шесть.
Что до одежды, то Шамиль не изменял своим привычкам и одевался как истинный
горец, тем более что никто его не принуждал к европейской цивильной одежде.
Более того, относясь с уважением к Шамилю - имаму Дагестана и Чечни, ему
разрешили ходить в чалме (после покорения Кавказа это могли делать лишь
побывавшие в Мекке). Так что по улицам Шамиль щеголял в белой красивой
чалме, медвежьей шубе и желтых сафьяновых сапогах. Посетив в таком
экстравагантном для калужан виде городской сад, имам сразу же запомнился
публике. Вот, например, как вспоминает Шамиля один из очевидцев: "Несмотря
на преклонный возраст и девятнадцать ран, полученных Шамилем в боях, он
казался моложе своих 62 лет. Имам был крепкого сложения, стройный, с
величавой походкой. Волосы его были темно-русого света, слегка схваченные
сединой. Hoc - правильной формы, а лицо с нежным белым цветом кожи
обрамлено большой и широкой бородой, искусно окрашенной в темно-красный
цвет. Величавая походка придавала ему весьма привлекательный вид." Кстати,
бороду Шамиль красил для того, чтобы "неприятели не заметили бы в наших
рядах стариков и потому не открыли бы нашей слабости""":
В середине 1860 года в Калугу неспешно проследовал караван из семи
экипажей. Это доставили личные вещи Шамиля и его семью. Один из экипажей
был гружен несколькими тюками - обширными персидскими коврами. Это привезли
библиотеку.Шамиля, сплошь состоявшую из религиозных книг. Радости имама не
было предела, тем более что вместе с книгами привезли и любимую жену Шамиля
Шуаннат, за жизнь которой имам особо боялся. Позже Шуаннат рассказала, что
была без памяти от страха в первые часы взятия Гуниба. А когда Шамиля
повезли к русскому главнокомандующему князю Барятинскому, она была уверена,
что больше не увидит своего мудрейшего мужа. И даже когда князь Барятинский
их обласкал и подарил им много драгоценных камней, она и то продолжала
думать, что ее отправят в Сибирь на всю жизнь. "Никогда, - признавалась
она, - не могли мы подумать, что в России нам так будет хорошо". Тем не
менее урожденная Анна Ивановна Улуханова не желала возвращаться в
христианство, веруя в мудрость Шамиля, приведшего ее в магометанство.
И вправду, имам Шамиль был очень религиозным человеком, прожившим жизнь в
согласии с Кораном, но он никогда не был фанатиком и потому с интересом
присматривался к церковной жизни русских. Бывало, он заглядывал в церковь
св. Георгия, где ему сделали специальное окошко, чтобы он мог следить за
службой не снимая папахи. А однажды Шамиля пригласил к себе на чай епископ
калужский Григорий. С ним завязалась оживленная беседа, в которой епископ
спросил Шамиля: "Отчего у нас. и у вас один Бог, а между тем для христиан
Он добрый, а для магометан такой строгий?" "Это оттого, - отвечал Шамиль, -
что Иса (Иисус - Авт.) ваш добрый. А наш пророк сердитый, да и народ у нас
буйный, и потому с ними следует обращаться строго".
Очутившись как-то в Царском Селе и подивившись лишний раз роскоши и размаху
"гяуров", Шамиль замер перед величественной статуей Спасителя. Помолчав
минутку, он сказал своему другу - полковнику жандармов Богуславскому: "Он
многому прекрасному учил вас. Я тоже буду ему молиться. Он мне счастье
даст". И это, по всей видимости, не было позой. Видя терпимое отношение
русских к исламу, он- также терпимо стал относиться к "неверным". Как-то
раз полковник Богуславский спросил Шамиля: "А что если бы Шуаннат сделалась
христианкой, взял ли бы ее к себе как жену?" - "Возьму!" - решительно
ответил имам.
Вопреки своим годам Шамиль сохранил почти что юношеское любопытство ко
всему, что его окружало. Как-то раз он пожелал посетить казармы калужского
гарнизона, откушав там каши, а в другой раз - Хлюстинскую больницу. Проходя
одну за другой палаты, он наткнулся на раненого своего солдата. Узнав, что
горца лечат так же внимательно и тщательно, как и русских, Шамиль был
потрясен. Позже, встретив на улице еще двух горцев (к удивлению имама, не
закованных в цепи), он завел разговор со своей "нянькой" - капитаном
корпуса жандармов Руновским. "Теперь только я вижу, как дурно содержал
княгинь (Орбелиани и Чавчавадзе, взятых в плен в 1854 году. - Авт.), но я
думал, что содержал их очень хорошо. Я вижу в Калуге сосланных сюда двух
горцев, они ходят здесь на свободе, получают от государя содержание,
занимаются вольной работой и живут своими домами. Я не так содержал русских
пленных - и от этого меня так мучит совесть, что я не могу этого выразить
словами".
Находясь в России, пытливый до мелочей имам невольно сравнивал родной
Кавказ с огромной страной, в которой он очутился, удивляясь ее размаху и
развитию. Однажды его привезли посмотреть губернскую гимназию, в которой
Шамиль попросил непременно показать ему физический кабинет. Наткнувшись там
на корявый кусок магнита, имам долго с ним играл, радуясь тому, как он
притягивает всякие железячки. Но в гимназии Шамилю так и не смогли
объяснить, зачем русских детей учат русскому же языку. И совершенно
озадаченным стал Шамиль, посетив позже русский флот в Кронштадте, монетный
двор в Петербурге, фарфоровый и стеклянный заводы... "Да, я жалею, что не
знал России и что ранее не искал ее дружбы!" - произнес Шамиль со вздохом,
подъезжая к Калуге.Летом 1861 года Шамиль со своим сыном Кази-Магомедом и двумя зятьями
отправились в столицу просить у Александра II разрешения ехать в Мекку. Но
Александр II ответил уклончиво, давая понять, что пока не время... Позднее
Шамиль красноречиво писал об этом эпизоде своему покровителю князю
Барятинскому: "Краснею со стыда перед Его Императорским Величеством и перед
тобою, Князь, и раскаиваюсь, что высказал желание ехать в Мекку. Клянусь
Богом, я не высказал бы моих задушевных желаний, если бы знал, что Кавказ
еще не замирен. Не высказал бы потому, чтобы Император и ты, Князь, не
подумали бы обо мне чего дурного! Если я лгу, то пусть поразит меня и все
мое семейство кара Божия!" (Просьбу Шамиля Александр II исполнил. В 1871
году Шамиль посетил гробницу пророка Магомета, но вернуться в Россию ему
уже не пришлось: смерть настигла имама в Медине.)
Постепенно, по свидетельству приставленного к имаму офицера, надзор за
"стариком", как называли за глаза Шамиля, стал почти незаметным. Никто его
уже и не воспринимал как военнопленного. Но интерес к нему не угасал. У
Шамиля часто интересовались о тех жестокостях, которые он совершал над
людьми. Имам на это отвечал философски: "Я был пастырь, а те были моими
овцами, чтобы их держать в повиновении и покорности, я должен был
употреблять жестокие меры. Правда, много людей я казнил, но не за
преданность к русским - они мне никогда ее не высказывали, - а за их
скверную натуру, за грабеж и за разбой, поэтому я не боюсь наказания от
Бога". На вопрос, почему он не сдался раньше, он отвечал как человек чести:
"Я был связан своей присягой народу. Что сказали бы про меня? Теперь я
сделал свое дело. Совесть моя чиста, весь Кавказ, русские и все европейские
народы отдадут мне справедливость в том, что я сдался только тогда, когда в
горах народ питался травою".
Как-то вечером Шамиль тихонько постучал в комнату своей новой "няньки"
Чичагова и, с минуту помолчав, вдруг спросил:
"Чем и как лучше я могу доказать, как я обожаю своего Государя?" Ответ
напрашивался сам: присяга на верноподданство. И Шамиль не заставил себя
долго ждать. Имам написал Александру II письмо, ставшее своего рода
политическим завещанием Шамиля потомкам: "Ты, великий Государь, победил
меня и кавказские народы, мне подвластные, оружием. Ты, великий Государь,
подарил мне жизнь. Ты, великий Государь, покорил мое сердце благодеяниями.
Мой священный долг как облагодетельствованного дряхлого старика и
покоренного Твоею великою душой внушить детям их обязанности перед Россией
и ее законными царями. Я завещал им питать вечную благодарность к Тебе,
Государь, за все благодеяния, которыми ты меня осыпаешь. Я завещал им быть
верноподданными царям России и полезными слугами новому нашему
отечеству"...
Шамиль принял присягу 26 августа 1866 года вместе со своими сыновьями Кази-
Магомедом и Шафи-Магомедом в зале калужского Дворянского собрания.
Чем было это столь странное, на 180 градусов, обращение имама Шамиля из
последовательного врага России в ее верноподданного? Был ли этот поворот
искренним или же это было лишь притворство? Никто, пожалуй, кроме самого
Шамиля, не ответит на этот вопрос. И все-таки, думается, что имам был
искренен. С чего ему было двуличничать? Это был смелый и порядочный
немолодой уже человек, так что не из трусости же он принял дружбу со
вчерашними своими неприятелями. Что ему угрожало? В конце концов, находясь
в ссылке, побежденный Шамиль мог бы просто замкнуться в четырех стенах. Но
нет, он сам идет навстречу своим прежним противникам. Думается, что это
было проявление настоящей мудрости, преклонявшейся перед великодушием и
величием бывших врагов.
