Большая империя, как и большой пирог, начинает крошиться с краев. Бенджамин Франклин Чем меньше граждане, тем больше кажется империя. Станислав Ежи Лец Другие нации «используют силу»; мы, британцы, «демонстрируем мощь». Ивлин Во Применять право… … Сводная энциклопедия афоризмов

Великая держава - (great power), гос во, к рое по всеобщему признанию играет гл. роль в междунар. политике. В.д. обладает эконом., дип. и воен. могуществом и влиянием. Именно В.д. принадлежат осн. инициативы в междунар. делах; их голос наиб, весом при разрешении… … Народы и культуры

- (цензура). Ср. Писанія свои корреспонденты отправляютъ въ газеты для напечатанія, но бабушка еще на двое сказала, увидятъ ли они свѣтъ, потому что существуетъ еще седмая великая держава. Салтыковъ. Въ средѣ умѣренности. 2. Тряпичкины. Ср.… … Большой толково-фразеологический словарь Михельсона (оригинальная орфография)

- (цензура) Ср. Писания свои корреспонденты отправляют в газеты для напечатания, но бабушка еще надвое сказала, увидят ли они свет, потому что существует еще седьмая великая держава. Салтыков. В среде умеренности. 2. Тряпичкины. Ср. Gefährlich ist… … Большой толково-фразеологический словарь Михельсона

См. Четвертая власть. Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. М.: «Локид Пресс». Вадим Серов. 2003 … Словарь крылатых слов и выражений

Держава (от др. рус. дьржа владычество, могущество): Держава независимое, самостоятельное государство. Держава в России символ власти монарха золотой шар с короной или крестом. Также символами русских царей были скипетр и корона. «Держава» социал … Википедия

VIII век 907 … Википедия

Монгольская империя Монголын Эзэнт Гүрэн 1206 1368 … Википедия

Региональная держава условное, неюридическое обозначение государств, которые благодаря своему экономическому и военному потенциалу оказывают определяющее политическое влияние на систему международных и международно правовых отношений в… … Википедия

Книги

  • Китай - великая держава номер один? , Млечин Леонид Михайлович. Задача книги - изменить представление читателей о современном Китае, основанное на расхожих домыслах и мифах, показать истинное лицо этой страны и ответить на главный вопрос, интересующий не…

У России, неважно где — в Кремле или в казарме — длинная память, она дольше, чем американская республика. Та была еще английской колонией, когда царское государство уже давно играло роль в крепнущем мощном европейском хоре.

Тот, кто сегодня интересуется будущим России, которое она ищет для себя в Европе после окончания холодной войны и в холодное послевоенное нынешнее время и все никак не может найти, тот поступит правильно, если попытается освежить для себя в качестве обязательной программы столь различные и порой даже противоречивые следы этой роли. Все они без исключения существуют и сегодня.

Если вы сегодня пройдетесь по залам сокровищниц Кремля, то сможете узнать кое-что о дипломатии. Не только с помощью даров западных посланников, которые преклоняли колени перед царем, но и на примере всего царского серебра, которое вся Европа приобретала в Аугсбурге, чтобы потом смиренно преподнести властителю всех руссов и привлечь его к участию в альянсах и антиальянсах.

Нигде более дипломатические дары не сохранились в таком великолепии и обилии, как в Кремле. Царское серебро мало служило для практического применения. Оно существовало как знак достоинства, символ власти и в случае необходимости валютный резерв, который можно было переплавить и продать. Того, что от него осталось, вполне достаточно, чтобы напомнить об изменчивой борьбе России за ведущую роль и безопасность.

Это началось в то время, когда Франция и Англия, Испания и Нидерланды боролись за гегемонию и баланс сил, что принесло России Украину. Однако европейского уровня Россия достигла только с Великой Северной войной, параллельной испанской войне за престолонаследие. Петр Великий завоевал Прибалтику, где сегодня существуют три балтийские государства. Власть принадлежала царю, однако поместья, ремесла и торговля — его германо-балтийским подданным.

На следующую ступень по этой лестнице Россия поднялась после Семилетней войны, практически мировой войны, как держава-гарант Губертусбургского мира 1763 года. Этот договор утвердил пять европейских крупных держав и стал учредительным документом европейского сообщества держав: с тех пор ничего не должно было происходить вопреки интересам России.

Деления Польши доказывают, что это были не пустые слова. Российские претензии на власть простиралась с тех пор далеко вглубь Европы. В 1783 году русские отобрали у турок Крым и приблизились к Средиземному морю.

В наполеоновскую эпоху русские солдаты появились в Центральной Европе, дав тем самым понять, что царь не хочет остаться обделенным при крупной консолидации земель. В то время как в 1806 году Пруссия была почти аннулирована, царь Александр и французский король мечтали о переделе мира — о кондоминиуме без Англии и, как выяснилось в 1812 году, ненадолго.
\
Великая армия стала жертвой наполеоновской мании величия и русской зимы. В ответ русские промаршировали по Германии и расположились на Монмартре. Главная проблема Европы состояла тогда в том, как снова избавиться от них. Чтобы заставить русского медведя уйти, ему в дорогу упаковали польского гуся. С тех пор Священный союз означал попеременную гарантию сохранения статуса кво.

С тех пор Европа жила под бдительным оком русских («sous l’oeil des Russes»). И это не было пустой угрозой. Герцогство Саксен-Веймар было вынуждено под давлением царя отменить конституцию. Русские мобилизовались против «Весны народов» в 1848/49 годах, национальной политики объединения Пруссии, и угрожали войной.

Лишь поражение в Крымской войне 1853-56 годов завершило список имперских триумфов. Царь, который требовал протекторат над христианами в Османской империи во имя православия, натолкнулся на вето британцев, которые подталкивали к войне: речь шла о морском пути в Индию и о Хайберском перевале в Центральной Азии.

Дипломатическую поддержку оказала лишь Пруссия. Царь отблагодарил в 1866 и 1870-71 годах тем, что не отреагировал на победу Пруссии. Однако с тех пор между Германским рейхом и Россией начался спор о наследии Австро-Венгрии, который почти без перерыва перешел в мировую войну 1914 года, ставшую бедствием для царской империи и повлекшую за собой революцию, гражданскую войну и падение империи.

Россия сильнее, чем кажется

Однако Россия никогда не бывает такой слабой, какой кажется, как, впрочем, и не такой сильной. Правда, сто лет тому назад она потеряла Финляндию и балтийские государства. Но коммунисты были уверены,что рано или поздно им удастся с помощью своей обычной революционной двойной стратегии отвоевать назад все потерянные территории и Германию в придачу.

Сталин хотел посмотреть, как западные капиталистические страны перегрызутся друг с другом, чтобы начать действовать в последний решающий момент. Для этого пригодился пакт с Гитлером. Однако план «Барбаросса» привел Советский Союз на грань краха, а Германию ввергнул в катастрофу.

Союзники спланировали раздел Германии, но не мира, чем затем должны были заняться российская империя на суше и американская морская держава.

Последняя использовала еще в те годы, когда только США имели ядерное оружие, свое техническое превосходство на воде и в воздухе для того, чтобы с помощью стратегического равновесия не допустить российского господства. Иначе, чем в 1920-е годы, США объявили шах российскому стремлению к власти и с помощью Плана Маршалла и НАТО показали, что они пришли для того, чтобы остаться.

Так в 1949 году, в короткий период американского ядерного превосходства, возникла западная линия обороны. С тех пор продолжительный ядерный мир обеспечивался взаимным устрашением.

Однако со сменой эпох в 1989-90 годах биполярная силовая геометрия потеряла свое значение. Не было сил и планов для создания «нового мирового порядка», который в 1990 году провозгласил президент Буш-старший. Вместо того, чтобы искать новый баланс сил, Запад начал приближаться к границам России.

Развалины прошлого

С точки зрения международного права, это не было запрещено, однако, с политической точки зрения, такой шаг был рискованным. В то время Збигнев Бжезинский (Zbigniew Brzezinski), столь часто цитируемый американский советник по вопросам безопасности, писал, что с Украиной Россия вновь станет империей, но без Украины — нет.

Двусмысленность такой ситуации понял будущий сильный человек, Владимир Путин. Но Запад, в первую очередь ЕС, не внял этому предостережению. Теперь Россия смотрит на развалины прошлого, заново складывает отдельные части и прикидывает, что из этого пригодится в будущем.

Маркс и Ленин — это уже в прошлом. Но что делать с остальным? Для Путина история России еще не закончилась, перед ним маячит неотразимое видение евразийской мировой державы. Он не скрывает, что для него Россия везде там, где есть русские.

Запад должен бы знать, что под этим подразумевается.

Подпишитесь на нас

На конечный результат существенное влияние оказали также явления культурного порядка. Возглавляемая Америкой коалиция в массе своей воспринимала в качестве положительных многие атрибуты американской политической и социальной культуры. Два наиболее важных союзника Америки на западной и восточной периферии Евразийского континента - Германия и Япония - восстановили свои экономики в контексте почти необузданного восхищения всем американским. Америка широко воспринималась как представитель будущего, как общество, заслуживающее восхищения и достойное подражания.

И наоборот, Россия в культурном отношении вызывала презрение со стороны большинства своих вассалов в Центральной Европе и еще большее презрение со стороны своего главного и все более несговорчивого восточного союзника - Китая. Для представителей Центральной Европы российское господство означало изоляцию от того, что они считали своим домом с точки зрения философии и культуры: от Западной Европы и ее христианских религиозных традиций. Хуже того, это означало господство народа, который жители Центральной Европы, часто несправедливо, считали ниже себя в культурном развитии.

Китайцы, для которых слово «Россия» означало «голодная земля», выказывали еще более открытое презрение. Хотя первоначально китайцы лишь тихо оспаривали притязания Москвы на универсальность советской модели, в течение десятилетия, последовавшего за китайской коммунистической революцией, они поднялись на уровень настойчивого вызова идеологическому главенству Москвы и даже начали открыто демонстрировать свое традиционное презрение к северным соседям-варварам.

Наконец, внутри самого Советского Союза 50% его населения, не принадлежавшего к русской нации, также отвергало господство Москвы. Постепенное политическое пробуждение нерусского населения означало, что украинцы, грузины, армяне и азербайджанцы стали считать советскую власть формой чуждого имперского господства со стороны народа, который они не считали выше себя в культурном отношении. В Средней Азии национальные устремления, возможно, были слабее, но там настроения народов разжигались постепенно возрастающим осознанием принадлежности к исламскому миру, что подкреплялось сведениями об осуществлявшейся повсюду деколонизации.

Подобно столь многим империям, существовавшим ранее, Советский Союз в конечном счете взорвался изнутри и раскололся на части, став жертвой не столько прямого военного поражения, сколько процесса дезинтеграции, ускоренного экономическими и социальными проблемами. Его судьба стала подтверждением меткого замечания ученого о том, что «империи являются в основе своей нестабильными, потому что подчиненные элементы почти всегда предпочитают большую степень автономии, и контр-элиты в таких элементах почти всегда при возникновении возможности предпринимают шаги для достижения большей автономии. В этом смысле империи не рушатся; они скорее разрушаются на части, обычно очень медленно, хотя иногда и необыкновенно быстро».

Первая мировая держава

В результате краха соперника Соединенные Штаты оказались в уникальном положении. Они стали первой и единственной действительно мировой державой. И все же глобальное господство Америки в некотором отношении напоминает прежние империи, несмотря на их более ограниченный, региональный масштаб. Эти империи опирались в своем могуществе на иерархию вассальных, зависимых государств, протекторатов и колоний, и всех тех, кто не входил в империю, обычно рассматривали как варваров. В какой-то степени эта анахроничная терминология не является такой уж неподходящей для ряда государств, в настоящее время находящихся под влиянием Америки. Как и в прошлом, применение Америкой «имперской» власти в значительной мере является результатом превосходящей организации, способности быстро мобилизовать огромные экономические и технологические ресурсы в военных целях, неявной, но значительной культурной притягательности американского образа жизни, динамизма и прирожденного духа соперничества американской социальной и политической элиты.

Прежним империям также были свойственны эти качества. Первым приходит на память Рим. Римская империя была создана в течение двух с половиной столетий путем постоянной территориальной экспансии вначале в северном, а затем и в западном и юго-восточном направлениях, а также путем установления эффективного морского контроля над всей береговой линией Средиземного моря. В географическом отношении она достигла своего максимального развития приблизительно в 211 году н.э. (см. карту II). Римская империя представляла собой централизованное государство с единой самостоятельной экономикой. Ее имперская власть осуществлялась осмотрительно и целенаправленно посредством сложной политической и экономической структуры. Стратегически задуманная система дорог и морских путей, которые брали начало в столице, обеспечивала возможность быстрой перегруппировки и концентрации (в случае серьезной угрозы безопасности) римских легионов, базировавшихся в различных вассальных государствах и подчиненных провинциях.

Во времена расцвета империи римские легионы, развернутые за границей, насчитывали не менее 300 тыс. человек: это была огромная сила, становившаяся еще более смертоносной благодаря превосходству римлян в тактике и вооружениях, а также благодаря способности центра обеспечить относительно быструю перегруппировку сил. (Удивительно, что в 1996 г. гораздо более густонаселенная сверхдержава Америка защищала внешние границы своих владений, разместив за границей 296 тыс. солдат-профессионалов.)

Римская империя во времена своего расцвета

Карта II

Имперская власть Рима, однако, также опиралась на важную психологическую реальность. Слова «Civis Romanus sum» («Я есть римский гражданин») были наивысшей самооценкой, источником гордости и тем, к чему стремились многие. Высокий статус римского гражданина, в итоге предоставлявшийся и лицам неримского происхождения, был выражением культурного превосходства, которое оправдывало чувство «особой миссии» империи. Эта реальность не только узаконивала римское правление, но и склоняла тех, кто подчинялся Риму, к ассимиляции и включению в имперскую структуру. Таким образом культурное превосходство, которое воспринималось правителями как нечто само собой разумеющееся и которое признавалось порабощенными, укрепляло имперскую власть.

Эта высшая и в значительной степени неоспаривавшаяся имперская власть просуществовала около трех столетий. За исключением вызова, брошенного на определенном этапе соседним Карфагеном и на восточных границах Парфянской империей, внешний мир, в основном варварский, плохо организованный и в культурном отношении явно уступающий Риму, большей частью был способен лишь к отдельным нападениям. До тех пор пока империя могла поддерживать внутреннюю жизнеспособность и единство, внешний мир не мог с ней конкурировать.

Три основные причины привели в конечном счете к краху Римской империи. Во-первых, империя стала слишком большой для управления из единого центра, однако ее раздел на Западную и Восточную автоматически уничтожил монополистический характер ее власти. Во-вторых, продолжительный период имперского высокомерия породил культурный гедонизм, который постепенно подорвал стремление политической элиты к величию. В-третьих, длительная инфляция также подорвала способность системы поддерживать себя без принесения социальных жертв, к которым граждане больше не были готовы. Культурная деградация, политический раздел и финансовая инфляция в совокупности сделали Рим уязвимым даже для варваров из прилегающих к границам империи районов.

По современным стандартам Рим не был действительно мировой державой, он был державой региональной. Но учитывая существовавшую в то время изолированность континентов, при отсутствии непосредственных или хотя бы отдаленных соперников, его региональная власть была полной. Таким образом, Римская империя была сама по себе целым миром, ее превосходящая политическая организация и культура сделали ее предшественницей более поздних имперских систем, еще более грандиозных по географическим масштабам.

Самым дискуссионным в рассматриваемом контексте является вопрос о том, остается ли Россия после распада СССР великой державой, способной конкурировать на мировой арене на равных с другими великими державами. Разумеется, всякие причитания и заклинания о величии нации и государства, характерные в последние годы для нашей публицистики, да и научной литературы, в принципе не прибавляют ни величия, ни престижа. Здесь уместно вспомнить слова Т.Манна, который как-то сказал: «несчастна страна, которая нуждается в героях». Перефразируя этот тезис, можно было бы сказать: несчастен народ, который на всех углах кричит о своем величии.

Но все же для ущемленного, задетого в своем чувстве национальной гордости народа озабоченность своим местом в сообществе стран и народов неизбежна и естественна. В этом плане, как мне представляется, не по правилам играют те западные аналитики, которые не прочь (причем нередко и не к месту) поиронизировать относительно такой озабоченности россиян. Однако нельзя забывать, что это удел любой имперской державы, пережившей поражение и унижение национального достоинства (неважно, реальное или воображаемое).

Вспомним в этой связи Америку середины 70-х–начала 80-х годов. Оказавшись в тисках так называемого вьетнамского синдрома и испытывая чувства оскорбленного национального достоинства в свете известных иранских событий, она жаждала хотя бы самой маленькой победы на международной арене. Тогда, как нельзя кстати, подвернулась крохотная Гренада - островок в Карибском море, образно говоря, размером с аэропорт «Дж.Ф.К.» (имени Кеннеди). Ведь ее захват американскими войсками выдавался официальными лицами и средствами массовой информации США как впечатляющая победа американского оружия над силами мирового зла, будто угрожавшими чуть ли не самому существованию Америки. Или вспомним, как после сокрушительного поражения полумиллионной американской армии в джунглях Юго-Восточной Азии разномастные Рэмбо в различных ипостасях одерживали одну победу за другой над вьетнамцами... на кино- и телеэкранах.

Вместе с тем нельзя забывать, что народ, который одержим гордыней за свое величие и воображаемое превосходство над другими народами, равно как и народ, который ожесточен и озлоблен из-за унижения национального достоинства, не способен верно оценить свое реальное положение в мире, свои истинные интересы, цели, миссию. В.Соловьев не случайно подчеркивал, что историческому народу, если он хочет жить полной национальной жизнью, необходимо перерасти самого себя, «уйти в интересы сверхнациональные, в жизнь всемирно-историческую», ибо любование самим собою, самоугождение и самопоклонение способствуют не укреплению народного духа, а наоборот, его ослаблению и разложению.

Подлинную национальную идею нельзя смешивать с ее национал-шовинистической, великодержавой профанацией. Национальная идея заключает высший смысл существования и предназначение данного народа. Она утверждается и легитимизирует себя не через отрицание или развенчание культур или идеалов других народов, а через устремленность на созидание, творческое освоение всего жизнеспособного и позитивного из наследия этих народов.

Эти предостережения не потеряли свою актуальность и в наши дни, особенно в свете того, что некоторые современные авторы в поисках оригинальных путей социального и политического переустройства России не прочь чрезмерно преувеличивать фактор ее самобытности и особого пути развития. Более того, многие наши публицисты так называемого патриотического направления взяли в качестве руководства к действию мысль Ф.М.Достоевского, который усматривал миссию России в том, чтобы спасти и обновить Европу. Большинство из них склонны предлагать различные варианты проектов, выдвигавшихся в 20–30-х годах представителями евразийства.

Нет сомнений, что Россия может сохранить свое величие, лишь оставаясь Россией. Ни одно государство не способно добиться экономического подъема и роста благосостояния народа без использования национальных ресурсов, как материальных, так и духовных. Но вместе с тем нельзя не отметить ущербность трактовок России в терминах ее принадлежности либо к Востоку, либо к Западу, либо же как синтеза их обоих без раскрытия при этом сущности самого синтеза. В современном мире вообще не совсем конструктивна сама мысль о западной или восточной ориентации и соответствующих приоритетах во внешнеполитической стратегии России, поскольку нынешние реальности таковы, что, как выше говорилось, много Востока присутствует на Западе и еще больше Запада - на Востоке.

Ныне Россия занимает не просто полуокраинное по отношению к мировым центрам положение, как это было до первой мировой войны, или положение одного из двух полюсов в двухполюсном миропорядке послевоенного периода, а срединное пространство между Европой, Дальним Востоком и мусульманским миром. В то же время она является центром притяжения стран постсоветского пространства, тем самым составляя ось новой группировки стран и народов, которые, строго говоря, не образуют единый географический регион.

В силу этих факторов для России речь может идти не просто о военной безопасности, а о безопасности во всех ее аспектах и измерениях: глобальном, региональном, национальном, а также экономическом, социальном, экологическом, информационном, политическом. С данной точки зрения следует считать неправомерной альтернативу: или глобальная внешняя политика, или реформы внутри страны. Для наращивания последних отнюдь не обязательно свертывать внешнеполитическую активность. Они вполне могут совмещаться и дополнять друг друга. Главная задача внешнеполитических служб России состоит в том, чтобы обеспечить стабильное и безопасное окружение для решения проблем, связанных с формированием и утверждением новой социально-экономической и государственно-политической системы.

В современном мире для реализации прочных широкомасштабных торгово-экономических, политических, культурных и иных связей с различными странами или регионами ни Россия, ни какая другая великая держава не нуждается в каких-либо буферах или посредниках в традиционном их понимании. Например, Кавказ или Ближний Восток не следует рассматривать как некий форпост той или иной державы или пассивный объект притязаний третьих стран, поскольку они сами постепенно приобретают статус активных участников мировой политики, отстаивающих собственные законные интересы. В то же время при оценке реалий региона или страны необходимо отказаться от буквалистски понимаемого принципа игры с нулевой суммой, в соответствии с которой экономическое, культурное или иное проникновение другого государства в сферу традиционных интересов, скажем России, автоматически и обязательно ущемляет интересы последней. С этой точки зрения то, что Турция и Иран соперничают на Кавказе или в Средней Азии, явление совершенно естественное.

С учетом всего сказанного в рассматриваемом контексте, как мне представляется, речь должна идти о переоценке ценностей, а не о выборе либо восточного, либо западного пути развития. Проблема России состоит в том, что ей приходится решать еще не дореализованные аспекты модернизации (создания гражданского общества и правового государства, полноценного и самоосознанного гражданина, среднего класса и т.д.) в условиях приспособления к реальностям перехода развитой зоны современного мира на рельсы постмодернистского развития.

Иначе говоря, необходимо концентрировать внимание на поисках собственного пути с национальным обликом в условиях окончания современности и наступления постмодерна, когда западоцентристское понимание и соответственно развитие современного мира уже нельзя считать единственно возможныеми и единственно состоятельными.

Если в начале реформ для России курс на модернизацию означал ориентацию однозначно на «вхождение в Европу», то осознание революционных изменений в области информационной и телекоммуникационной технологии, полицентричности современного мира, наличия в нем не одного, а многих центров, располагающих необходимыми нам знаниями, технологиями и финансовыми ресурсамим, открывает гораздо более широкие возможности приобщения к передовому опыту и интеграции в мировое хозяйство, причем с учетом национальных интересов.

Нельзя не затронуть еще один момент. Некоторые зарубежные и отечественные авторы как заклинание повторяют тезис, что Россия, потеряв статус великой мировой державы, может существовать лишь в качестве региональной державы. Возникает вопрос: в каком именно регионе России суждено действовать в качестве региональной державы? Анализ реального положения показывает, что для России актуальны Европейский, Ближневосточный, Средневосточный, Центрально-Азиатский, Азиатско-Тихоокеанский регионы, а также Ближнее зарубежье. Для мирового баланса сил важное значение имеют отношения по линиям: Россия - страны Европейского союза, Россия - НАТО, Россия - США, Россия - Китай, Россия - Япония, Россия - страны Ближнего Востока, Россия - СНГ и др.

На протяжении всей своей истории геополитические контуры России характеризовались исключительно высокой подвижностью. Россия испытывала постоянные территориальные приобретения и потери, но постепенно более или менее ясно вырисовывалась главная тенденция - неуклонное расширение ее геополитического пространства, будь то мирными или силовыми средствами. К концу XIX–началу XX в. границы России приобрели, возможно за некоторыми исключениями, свои естественные очертания.

Здесь можно провести аналогию с США, которые, преодолев громадные расстояния от атлантического побережья до Тихого океана, к концу XIX в. приняли нынешние свои контуры. Сложившийся геополитический расклад открывал перед Россией благоприятные перспективы как для социально-экономического и политического развития, так и для общения в мировом сообществе. Она стала одновременно европейской, азиатской и азиатско-тихоокеанской, континентальной и океанической державой. Поэтому ключевым направлением в политической стратегии России стала установка на стабилизацию геополитического статус-кво, сохранение и закрепление сложившегося баланса мировых сил. И сейчас при всех понесенных потерях Россия остается одновременно европейской, азиатской и азиатско-тихоокеанской, континентальной и океанической державой. В Европе Россия стала страной, по своему весу и влиянию равной Великобритании или Франции. В Восточной Азии она занимает, во всяком случае в военно-политическом отношении, место, эквивалетное тому, которое занимает, скажем, Китай. При всех очевидных модификациях ситуации и возможных оговорках нельзя забывать, что в современном мире еще никто не отменял роли силы и соответственно военной мощи. С этой точки зрения Россия, стоящая на втором месте в мире по ядерной мощи, способна при необходимости бросить вызов любому противнику как на Востоке, так и на Западе, как на Юге, так и на Севере. На нынешнем этапе в военно-политическом плане только Россия способна противостоять США, претендующим на роль единственной глобальной державы. Со значительной долей уверенности можно сказать, что в большинстве ведущих регионов Москва пока что остается военно-стратегическим тяжеловесом, а с выходом из экономического кризиса этот статус неизбежно укрепится.

Необходимо также отметить, что величие государства определяется не только наличием в каждый данный момент сугубо материальных стандартов жизни. Как отмечал И.Ильин, великодержавие того или иного государства «определяется не размером территории и не числом жителей, но способностью народа и его правительства брать на себя бремя великих международных задач и творчески справляться с этими задачами. Великая держава есть та, которая, утверждая свое бытие, свой интерес, свою волю, вносит творческую, устрояющую правовую идею во весь сонм народов, во весь «концерт» народов и держав».

С данной точки зрения немаловажное значение имеет целый комплекс других параметров, таких как интеллектуальный, духовный, научный, технологический и т.д. вклад страны в мировое развитие, а также ее собственный потенциал и творческие возможности в этих сферах. Перспективы России во всех этих аспектах не столь проблематичны, как этого хотелось бы противникам (как зарубежным, так и отечественным) ее великодержавности. При этом нельзя упускать из виду, что любые крупномасштабные события и преобразования в России неизменно оказывали и продолжают оказывать существенное влияние на положение дел во всемирном масштабе.

Это определяется прежде всего тем, что Россия занимает особое, уникальное положение в геополитической структуре современного мира. Она раскинулась на огромных пространствах, образующих своеобразный становой хребет, соединяющий Европу и Азию в единый евразийский континент. Достаточно взглянуть на политическую карту, чтобы убедиться в том, что уже сам геополитический размах России прямо-таки обрекает ее на статус мировой державы. И на западном, и на восточном, и на южном направлениях внешняя политика России приобретает стратегическое измерение. Особую важность геополитическое положение России в нынешних реальностях приобретает в силу ее близости к некоторым из наиболее опасных очагов и эпицентров национально-территориальных конфликтов.

Великие державы в мировой политике: США

Доктор политических наук, профессор

Понятие «великая держава». В современном мире все суверенные государства независимо от их размеров, экономической мощи, военных возможностей и т. д., юридически равны между собой, то есть обладают равными правами участвовать в международных договорах, иметь собственный голос на Генеральной Ассамблеи ООН. Эти права гарантирует всем государствам Устав ООН. Другое дело - политическое влияние. Здесь существует сложная иерархия между государств ами. Наверху этой иерархической пирамиды находятся великие державы.

Великая держава - государство-лидер, способное оказывать наивысшее по критериям своего времени влияние на международную жизнь (на глобальном или региональном уровнях) и в силу этого обладающее глобальной или региональной сферой влияния. В кругу лидеров может быть своя иерархия: от сверхдержав (в период биполярности и холодной войны – СССР и США) и глобальных великих держав до региональных лидеров. Количество великих держав в международной системе может колебаться, как правило, не превышая пяти – семи государств. Например, в современном мире к великим державам относятся США, Россия, Китай, Великобритания, Франция, Германия, Япония.

Понятие «великая держава» носит исторический характер. Состав мировых лидеров менялся от эпохи к эпохе. В XIX в., например, к мировым лидерам относились ныне не существующие Австро-Венгрия и Османская империя. Нынешние великие державы тоже не всегда имели этот статус. Так, Британия и Франция «великие» ужу 500 лет, Россия и Германия (Пруссия) – более 250 лет, США и Япония – около 100 лет, а Китай – всего около 50 лет.

В пределах сферы влияния великих держав их роль с точки зрения интересов малых государств неоднозначна. С одной стороны, великие державы традиционно берут под свою опеку малые страны, находящиеся в пределах их влияния. С другой – именно великие державы наиболее воинственны и все без исключения вмешивались во внутренние дела покровительствуемых ими стран.

Влияние великих держав базируется на их внешнеполитических ресурсах. Под внешнеполитическими ресурсами понимается совокупность факторов силы государства, которые могут быть использованы для проведения целенаправленных действий и достижения желаемых результатов на международной сцене. Внешнеполитические ресурсы подразделяются на материальные и нематериальные. К материальным относятся следующие ресурсы:

· географические – величина территории, местоположение, значимость для транспортных коммуникаций , благоприятное окружение;

· демографические – численность населения, его качественные характеристики, размещение;

· экономические;

· военные.

В класс нематериальных входят следующие ресурсы:

· политические – эффективное государство, конструктивные отношения с ведущими мировыми центрами силы, участие во влиятельных международных организациях;

· социальные – сплоченность общества, наличие осознанной поддержки внешнеполитического курса со стороны населения;

· репутационные – возможность оказывать воздействие на международные процессы силой престижа, авторитета лидера;

· идеологические – способность вызывать у других государств и их народов желание добровольно подчиняться лидеру, прислушиваться к его мнению или просто имитировать его поведение;

· культурные – способность влиять на интеллектуальный климат и духовную жизнь других народов;

· информационные – степень включенности в глобальное информационное пространство, возможность обеспечить собственную элиту необходимой для принятия решений информацией;

· научные, научно-технические, образовательные – способность поддерживать научно-технический потенциал государства на уровне, обеспечивающем его конкурентоспособность в современной мировой экономике.

На протяжении человеческой истории значимость различных внешнеполитических ресурсов менялась. В современном мире снижается роль геополитических характеристик, количества населения, наличия полезных ископаемых . Сохраняет и еще долго будет сохранять значение военный потенциал. Вместе с тем скачкообразно возрастает роль невоенных ресурсов – экономических, научно-технических, информационных. Борьба в мире идет не столько за территории, сколько за транспортные, финансовые, интеллектуальные потоки, за воздействие на принятие решений в глобальном масштабе.

До наступления ядерной эпохи за лидерство было принято воевать, причем регулярно. Во второй половине ХХ в. правила борьбы за лидерство стали меняться, а пути к нему сделались многообразнее. Классический вариант предполагал, что страна-лидер будет обладать набором лучших показателей (экономических, военных, политических, иных) по максимальному числу параметров международного влияния. В такой позиции окончание Второй мировой войны встретили Соединенные Штаты. К этому же стремился Советский Союз. Сознавая свою слабость по сравнению с США, СССР достраивал свои возможности до американских – отсюда борьба за ядерное оружие, гонка вооружений и попытки «экономического соревнования».

Лидерство США и СССР было однотипным. Оно отравляло сознание руководителей европейских держав – Франции и Великобритании. Быстро поняв невозможность конкуренции со сверхдержавами, обе стремились, тем не менее, удержаться на позициях классического лидерства, сохраняя полагающуюся атрибутику в виде, например, собственных ядерных сил. По классическому пути утверждения глобального лидерства движется сейчас Китай.

Другое дело – ФРГ и Япония. Обе страны не имели возможности стать крупными военными державами. В этом смысле они – неклассические лидеры , страны, устремления которых реализовывались за счет приобретения компенсирующих возможностей, которые восполняли военную слабость в сравнении с двумя сверхдержавами, а также Францией и Великобританией. Отсутствие военной силы замещалось наращиванием экономической мощи. Этот путь не гарантировал полного успеха.

В Европе получила развитие еще одна нестандартная траектория движения к лидерству – через «объединение параметров». Это был путь превращения в псевдополюс. Этим путем пошел Евросоюз, который пробует «притворяться лидером». В политическом и военно-политическом отношении не полюсом не стал: мобилизационные возможности ЕС в целом остались слабыми по сравнению с аналогическими возможностями даже входящих в него крупных государств. Но «сгусток влияния» Евросоюз все же образовал.

Идеология и стратегия внешней политики США в современном мире. Всплеск дискуссии об имперском характере международной политики США в отечественной литературе в последние годы привел к постановке вопроса о характере американского участия в мировой политике – соотношении элементов гегемонии и лидерства во внешнеполитической стратегии Вашингтона.

Для начала определимся с понятиями. Гегемония является сложением двух начал – влияния и главенства, переходящего в господство с неизбежными элементами диктата и/или подавления несогласных. Лидерство предполагает наличие общих интересов у лидера и тех, кто за ним следует, добровольное признание ими его авторитета, исключение прямого подавления лидером тех, кто не входит (и не стремится) войти в сферу его влияния. Такое разведение гегемонии и лидерства условно, так как гегемония – это тоже лидерство, но лидерство, принуждающее к признанию лидера и подавляющее сопротивление его действиям, в том числе силовыми методами. В современном мире, после распада биполярной системы Соединенные Штаты сумели остаться сверхдержавой, сделавшись гегемоном, но приобрести статус легального лидера не смогли. Сегодня Америку не ругает только ленивый, по всему миру растут антиамериканские настроения.

Но достаточно оглянуться на одно-два десятилетия назад, чтобы увидеть совершенно иную картину. В период холодной войны США являлись эталоном свободы для значительной части мира. Знаменитая статуя свободы в нью-йоркской гавани служила как бы символом свободного мира. Америка приобрела значимость своего рода фирменного знака качества всего западного мира. Чем плотнее сгущались тучи холодной войны на небосклоне двухполюсного мира, тем ярче становилось сияние этого символа для множества людей во всех уголках мира.

В 1990-е гг. Соединенные Штаты все еще справедливо считались самой влиятельной в политическом отношении державой планеты. Они сумели создать первую в истории подлинно международную коалицию, нанесшую поражение агрессору и изгнавшую в 1991 г. войска С. Хусейна из оккупированного Кувейта. США в те годы крайне адекватно отреагировали на завершение глобального противостояния с коммунистическим блоком. С 1989 по 1997 гг. в Америке были снижены военные расходы с 303.6 до 265.4 млрд. долл., а по отношению к ВВП – с 5.6% до 3.1%, достигнув по этому показателю самого низкого уровня с предвоенного 1940 г..

Что же произошло на рубеже XX и XXI столетий, в результате чего самая мощная в мире держава вызывает сегодня в мире столь скептическое к себе отношение? Почему американцы допускают действия, которые не могут сегодня считаться рациональными и осмотрительными? Для ответа на эти вопросы следует задаться иным вопросом – из чего исходят американцы, в чем идеологическая основа их внешней политики.

Прежде всего заметим, что с исчезновением СССР Соединенные Штаты остались одной из немногих идеологически ориентированных стран мира. Об этом, в частности, свидетельствует сходство внешнеполитических позиций представителей республиканской и демократической партий. Так, в ходе предвыборной кампании 2008 г. по выборам президента все претенденты на президентский пост сходились во мнении, что Америке необходимо наращивать военный потенциал и активно участвовать в разрешении конфликтов по всему миру. А кандидаты, которые предпочли прагматичную и умеренную внешнюю политику, превратились в аутсайдеров.

Идеология американской внешней политики строится на «трех китах».

Во-первых, на идее американской исключительности и особой миссии США в мировой истории. С самого начала формирования американского национального самосознания важнейшим его компонентом было убеждение в исключительности путей общественно-исторического развития США и их роли в мировой истории. Заметим, что американская нация, действительно, представляла собой уникальный сплав авантюристов и правдоискателей, честных предпринимателей и любителей свободной наживы, и в этом качестве она отличалась от медленно меняющихся обществ Старого света и могла считать себя «необычной».

Главный смысл американской идеи с момента рождения состоял в обещании свободы, демократии, материального достатка и т. д. не только самим американцам, но и представителям других народов в самых отдаленных уголках земного шара, если только они согласны принять американские ценности. Эту установку четко и ясно сформулировал американский писатель XIX в. Герман Мелвилл, который писал: «Мы, американцы – особые, избранные люди, мы – Израиль нашего времени; мы несем ковчег свобод миру… Бог предопределил, а человечество ожидает, что мы свершим нечто великое; и это великое мы ощущаем в своих душах. Остальные нации должны вскоре оказаться позади нам… Мы достаточно долго скептически относились к себе и сомневались, действительно ли пришел политический мессия. Но он пришел в нас». Та же мысль присутствует в изречениях видных американских политиков ХХ в. Уже в декабре 1945 г. тогдашний президент США Г. Трумэн заявил: «Хотим мы этого или нет, но мы должны признать, что одержанная нами победа возложила на американский народ бремя ответственности за дальнейшее руководство миром». Характерно, что «доктрина Тремэна» рассматривалась многими как «всемирный эквивалент Доктрины Монро». Определяя задачи американской внешней политики, Д. Эйзенхауэр в том же духу говорил: «Постоянной базой руководства миром ради достижения человеческих устремлений – мира и справедливости в условиях свободы – должны быть Соединенные Штаты». «Мстория и наши собственные достижения, - провозгласил президент Л. Джонсон в 1965 г., - возложили прежде всего на нас ответственность за защиту свободы на Земле». А вице-президент при администрации Л. Джонсона Г. Хэмфри патетически заявлял: «В завтрашней Америке я вижу истинную столицу мира».

Во-вторых, идейной основой американской внешней политики является так называемый демократический, или либеральный, фундаментализм, теоретически оформленный как концепция «демократического мира». Суть концепции состоит в том, что демократические страны не воюют между собой, а потому распространение демократии в мире способствует миру во всем мире. Отчасти это верно (в отношении «зрелых» демократий), но в современном многообразном мире, где много «молодых» демократий, а также «раздражителей» для «зрелых» демократий, это утверждение носит весьма ограниченный характер. К тому же само понятие «демократии», как показывает мировая практика, не сводится к евроамериканскому образцу. Несмотря на это, идею борьбы за демократию как тождественную борьбе за международный мир Соединенные Штаты возвели в абсолют, сделали идеологическим фетишем своей внешней политики. И в этом парадоксальным образом они оказались близки фундаменталистам всех времен и народов.

Как не без оснований отмечал известный политолог Д. Саймс, акции США в Афганистане и Ираке, основаны на «неотроцкистской вере в перманентную революцию (пусть даже демократическую, а не пролетарскую)». Газета The Financial Times рассуждает о том, что американское кредо, которое в сущности ничем не отличается от советского коммунизма, «приводит людей к вере в изначальную непогрешимость Америки».

Конечно, было бы наивно полагать, что американцы стремятся завоевать весь мир, подчинив его своему господству. Но фактом остается то, что во многих аспектах внешнеполитическая стратегия нынешних Соединенных Штатов действительно содержит в себе элементы несколько перевернутой формы троцкистской теории перманентной революции, принявшей облик империализма демократии и прав человека, сущностная характеристика которого состоит в экспорте разного рода цветных и иных революций, осуществляемых при явной или скрытой поддержке США.

Об этом свидетельствует, например, тот факт, что спустя неделю после теракта 11 сентября 2001 г. президент США Дж. Буш мл. заявил мировому сообществу: «Либо вы на нашей стороне, либо на стороне террористов». По сути, это – парафраз известного выражения В. Ленина: «Кто не с нами, тот против нас». В 2003 г. Дж. Буш мл. объявил о «новой внешней политике» США, призванной способствовать «глобальной демократической революции», началом которой стала военная кампания против Ирака. Ее целью провозглашалось «освобождение» от авторитарного правления сначала ближневосточных мусульманских стран, а заодно с ними других – прежде всего постсоветских стран.

В-третьих, идеологической основой внешней политики США является классическая доктрина баланса сил. Большинство американских политологов и политиков полагают, что мировая политика – поле действия отдельных суверенных государств, каждое из которых вольно по собственному усмотрению (прямо как по Макиавелли!) входить в определенные союзы для обеспечения своих интересов или не входить в них, а также предпринимать практически любые действия , необходимые для обеспечения своих интересов. Международная система, уверены они, «состоит из отдельных государств над которыми нет никакой центральной власти…, [и] что тот или иной международный порядок по существу является побочным продуктом эгоистических действий великих держав». Они пытаются «подчеркнуть позитивные черты классической доктрины баланса сил, в рамках которой постоянно видоизменяющиеся коалиции позволяют сдерживать амбиции любой агрессивной державы».

Почему эти формулы воспринимаются в США как не требующие серьезных доказательств? Другими словами, как американский истеблишмент воспринимает окружающую международную среду? Соединенные Штаты сегодня действительно не видят на мировой арене стран или международных институтов, с которыми им бы пристало согласовывать свои действия. Имеются ли основания для такого допущения? Безусловно, да. США доминируют в НАТО, и, надо признать, время от времени согласовывают свою позицию с союзниками по блоку. Договариваться по важным международным вопросам с Россией или Китаем они не считают нужным, что также можно понять (учитывая значительно превосходящую мощь США над этими странами). ООН, основанная в 1945 г. представителями 51 страны, включает в себя сейчас 193 государство, из которых более 150 представляют развивающийся мир. Более 100 из этих стран влачат самое жалкое существование, многие из них не развиваются уже более 20 лет, или, как говорят, децивилизуются. Все это делает ООН «Организацией Объединенных Наций “третьего” мира». Искать поддержки у «недееспособных» государств, которые зачастую не контролируют собственную территорию и не в состоянии обходиться без перманентной экономической помощи со стороны ЕС и США, представляется американцам, по меньшей мере, странным. Игнорируя ООН и перенося центр принятия важных международных решений в собственную столицу или в НАТО, США не столько «игнорируют» мировой порядок, сколько указывают на отсутствие сколько-нибудь эффективного и действенного «порядка».

США, таким образом, имеют некоторые основания считать свои действия на международной арене оправданными. По сути, они поступают так, как действовали в течение нескольких сот лет практически все великие державы, и потому искренне удивляются, почему все их так не любят. Ответ между тем лежит на поверхности и сводится к тому, что сама обстановка в мире (международная среда) существенно изменилась и накладывает на международных акторов, даже самых сильных, значительные ограничения. Во-первых, появилось ядерное оружие, которое резко обесценило роль и значение наиболее дорогой и технологичной части военного арсенала великих держав, сделав ее, по сути, неприменяемой в любом конфликте, кроме новой мировой войны. Во-вторых, сформировалось совершенно новое самосознание периферийных народов: если в XVI-XIX вв. население территорий, превращаемых в европейские колонии, относительно быстро покорялось завоевателям, то сейчас выбор между смертью и подчинением на удивление быстро делается в пользу первой. Сегодня люди готовы сражаться даже с противником, намного превосходящим их силой. Это в первую очередь относится к массовому фундаменталистскому исламскому движению В-третьих, самое важное, - глобализация (активнейшим проводником выступают сами Соединенные Штаты) объективно сближает государства, заставляя их совместно противостоять опасностям и решать насущные задачи. В-четвертых, к началу 1990-х гг. сформировался Европейский Союз с его парадигмой политической интеграции и претензией на собственный «политический вес» в мире (пока с собственных позиций выступают только отдельные, наиболее сильные государства ЕС). В-пятых, начался стремительный хозяйственный рост стран БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай), претендующих и на политическое влияние в мире. Таким образом, потеряв оболочку двух противостоящих военно-политических блоков, мир стал гораздо более многообразным.

Можно подвести некий промежуточный итог. На рубеже двух тысячелетий в мире сложилась парадоксальная ситуация. Самая мощная в военном (и самая большая по экономическому потенциалу) держава руководствуется в своих внешнеполитических действиях не столько сложившейся реальностью, сколько своими представлениями о том, какой она должна быть. Сами эти принципы в лучшем случае соответствуют тем принципам, на которых политика ведущих стран строилась в конце XIX столетия.

На основе обозначенных принципов построена Стратегия национальной безопасности США – 2002 (или, как ее еще называют, «доктрина Буша»), принятая под впечатлением сентябрьских терактов 2001 г. Она содержит сильный акцент на военной составляющей внешней политики США, навязывании ими своего мнения друзьям и недругам. Основным стал тезис о борьбе с угрозами при помощи превентивных операций военного и полувоенного характера, осуществляемых самостоятельно или в коалиции с другими странами. Примерами таких действий являются военная операция США в коалиции со странами НАТО в Афганистане против режима талибов (начиная с 2001 г.), операция в Ираке в коалиции с некоторыми странами НАТО (Великобританией и другими при открытом несогласии с ней Франции и Германии), начиная с 2003 г. Документ проникнут духом принудительной демократизации других стран, под которыми подразумеваются, прежде всего, страны так называемого «Большого Ближнего Востока» (Ближний и Средний Восток) и постсоветское пространство. В доктрине четко просматриваются черты «политики гегемона», хотя можно предположить, что президент Буш не представляет тонкости между «гегемонией» и «лидерством». Но инстинктивно он восприимчив именно к первой.

Перспективы роли США в мировой политике. Оценивая перспективы Америки в меняющемся мире, сегодня сложно дать их однозначную характеристику. Можно с уверенностью сказать лишь одно: эти перспективы в большей степени будут зависеть от самих Соединенных Штатов, чем от оппозиции остального мира. Объективная ситуация для США складывается следующим образом. Все существующие в экономической и политической сферах тенденции указывают на медленное снижение роли США в мировой экономике и политике, постепенную сдачу долларом позиций в качестве резервной валюты и превращение Соединенных Штатов - тут позволительно применить получившее известность в последнее время выражение А. Шлейфера – в «нормальную страну». Такой сценарий приведет к снижению искусственно завышенного сегодня уровня жизни американцев и существенному занижению экономического роста в США. По мере того как осуществление экспансионистской внешней политики будет становиться все более накладным, американские избиратели начнут склоняться к изоляционизму. Однако даже в этом случае Соединенные Штаты останутся самой мощной в экономическом и военном отношении страной мира вплоть до середины XXI. Европейский Союз в ближайшие годы опередит их по размеру и динамике роста ВВП, но на протяжении еще нескольких десятилетий Европа не станет политически единой структурой, солидарно выступающей в качестве значимого актора на международной арене. Китай также опередит США по размеру ВВП и объему торговых трансакций, но темпы роста его экономики замедлятся задолго до того, как уровень жизни китайцев окажется сопоставим с уровнем жизни граждан даже в наименее развитых европейских странах. В итоге Америка перестанет доминировать над миром, но останется «первой среди нескольких» стран, определяющих направление его дальнейшего развития.

Как сами американцы рассматривают будущие перспективы своей страны в мире? После событий сентября 2001 г. американская администрация уже не раз разъясняла американцам, что профилактические войны за рубежом нужны американцам как средство предупреждения войн на самой американской территории. Это объяснение настолько просто, понятно и убедительно для большинства американцев, что ни одна из американских партий и ни один из кандидатов в президенты США не может от него отказаться. Не случайно демократы критикуют республиканскую администрацию не за саму войну в Ираке, а только за тактику ведения этой войны.

В результате в ближайшие десятилетия следует ожидать новых попыток Соединенных Штатов реализовать свой квазиимперский проект. Альтернативы этому практически нет: США возникли и развивались как страна высших моральных ценностей и общество неограниченных возможностей; сомнение в этих аксиомах чревато катастрофическими последствиями для национальной идентичности. Сегодня же поле борьбы с абстрактным и реальным злом широко как никогда ранее: основной внешней угрозой можно объявлять глобальный терроризм, угрожающий безопасности американских граждан; панисламизм, грозящий обескровить их энергетической блокадой; новые левые движения, покусившиеся на зону естественных интересов США в Латинской Америке; экономическую экспансию Китая, неправомерными методами разрушающего американскую индустрию и способного видоизменить в своих интересах всю международную экономическую систему; на худой конец, возрождение России, обещающее Соединенным Штатам изматывающую гонку вооружений. Так или иначе, состояние мобилизации в американском обществе будет поддерживаться – а значит в ближайшие десятилетия Америка не станет «нормальной страной».

Американская гегемония, или доминирование США в мире, опасно не само по себе, а в той форме, в которой его сегодня пытается утвердить администрация Дж. Буша. Э. Карр писал: «Любой международный нравственный порядок должен основываться на некоей силовой гегемонии – однако эта гегемония, как и позиция господствующего класса в том или ином обществе, сама по себе бросает вызов тем, кто ее не разделяет или оппонирует ей; поэтому, чтобы выжить, она должна иногда прибегать к компромиссам, а порой и к самоотверженным действиям, которые сделают эту гегемонию терпимой для остальных членов международного сообщества». Мало кто в Соединенных Штатах готов сегодня к подобным самопожертвованию и компромиссам.

Отсюда вывод: государство, даже самое сильное, которое не готово ограничивать собственные стремления и соподчинять собственные интересы с интересами других ради обеспечения глобального «порядка», не может быть политическим лидером в мире XXI в. Глобальный лидер должен быть готов соотносить свои действия с коллективными решениями, принимаемыми в ООН ли, в НАТО, в Европейском Союзе или каком-то ином сообществе демократий.

Что же ждет мир? По мнению Н. Фергюсона, известного уничижительными оценками попыток Соединенных Штатов стать «новой империей», «многополюсность не станет альтернативой однополюсности. На смену последней придет аполярность – глобальный вакуум власти. B от этого… глобального беспорядка выиграют силы, намного более опасные, нежели соперничающие между собой великие державы». Речь может идти о распаде Ирака и связанной с этим резкой дестабилизацией на всем Большом Ближнем Востоке, о неконтролируемом распространении оружия массового уничтожения, беспредельном афганском наркотрафике, ощущении вседозволенности у исламских экстремистов.

Оппонирование американской внешней политике должно быть разумно-критическим. При всем неприятии американских превентивных операций и профилактических войн надо признать, что современные угрозы международной безопасности существенно отличаются от времени, когда писался Устав ООН и закреплялся принцип суверенитета. На сегодняшние угрозы распространения оружия массового уничтожения и глобального терроризма мало реагировать post factum, их надо упреждать, что неизбежно приходит в противоречие с принципом суверенитета. Это одна из ключевых проблем современного мира, которую Соединенные Штаты пытаются решать как могут, пока – надо признать – не очень удачно, но «правильного» решения этой проблемы в мире еще не найдено.

Вряд ли следует воспринимать пессимистичный прогноз Н. Фергюсона как указание на неизбежное развитие событий. В нем содержится известное преувеличение опасности, порождаемой закатом американской сверхдержавы. В то же время он прав, полагая такое состояние мира несомненным шагом назад по сравнению с тем, что мы видим сегодня. С этим согласны и российские ученые. А. Богатуров пишет: «Политика Америки вызывает в мире такое же раздражение, как внутри США – нежелание других народов принимать американские рецепты решения мировых проблем. Между тем очевидно: мировой порядок, который держится на американских ресурсах, не демократичен, но он не так уж и плох. Это гегемонистская стабильность, но это стабильность в отличие от схватки идеологических непримиримостей. Нерв ситуации в том, что американцы не желают понять: мир отказывается благодарить их, потому что он изнемог от удушающих объятий американской заботы и патологической ответственности за… судьбы каждого рифа в океане, каждой скважины в пустыне, горы на Кавказе и трубы на дне Балтийского моря».

Можно ли противопоставить что-то развитию тенденции в направлении «аполярности»? По мнению В. Иноземцева, нет, и его аргументы выглядят убедительными. Европейская модель могла бы стать лучшей альтернативой, но предположение о том, что она окажется магистральным путем развития мира в XXI в., фантастичны. Мир скорее будет все меньше походить на Европу, чем стремиться слиться с ней в едином порыве. Маловероятным представляется и стратегия мультилатерализма (или «многосторонности»), в пользу которой высказываются все оппоненты американской гегемонии. Для создания эффективного механизма коллективного управления миром надо, чтобы, по крайней мере, развитые страны – сами Соединенные Штаты, Европы, Канада, Россия и некоторые другие – образовали действенное международное объединение. Пока этого не произошло из-за постоянно возникающих противоречий по самым разным вопросам международной жизни (от определения статуса Косово до раздела шельфа Северного Ледовитого океана).

Российско-американские отношения. В 2000-х гг. российско-американские отношения явно ухудшились по сравнению с 1990-ми гг. Попытаемся объяснить этот факт. Начнем с экспертных оценок. Вот мнение российского политолога либерального направления Д. Тренина о том, почему в США не доверяют России. Он полагает, что следует прежде всего иметь в виду: для США принципиальное значение имеет характер власти в стране. В российском партнере американцы все больше неуверенны. Им казалось вначале, что Россия может быть качественно такой же страной, как США или как Европа. Довольно скоро они поняли, что это вряд ли возможно, но их успокаивало то, что Россия – страна слабая и зависимая, и, если что-то здесь неприятное для Америки и сформируется, то это не будет иметь последствий для американской безопасности. Но затем произошло то, что произошло в последние 2-3 года: на волне роста цен на нефть российское руководство почувствовало себя увереннее, чем когда бы то ни было, включая и советский период, начиная с 70-х годов, когда достигли ядерного паритета с США. Нынешнее руководство России говорит о восстановлении великой державы. В настоящее время Россия уже великая держава, и она требует равенства с США, не терпит вмешательства США в свои дела. Но она, с точки зрения американцев, управляется авторитарным режимом. А в рамках последнего издания концепции национальной безопасности США речь идет о борьбе между демократией и авторитаризмом . Отсюда главное – американский истеблишмент рассматривает Россию как страну не «своего круга», которой следует опасаться. Французского ядерного оружия, при всех проблемах, существующих и существовавших между США и Францией, Америка не боится и Францию считает своей. Россия своей для нее не стала, и, более того, если раньше она вроде бы хотела стать, то сейчас она открыто декларирует свой вариант демократии («суверенной демократии»), что для американцев означает отвержение демократии. Тренин считает, что рассосется этот конфликтный потенциал не скоро.

Развивая мысль о конфликтном потенциале в отношениях между Россией и США, американский политолог Р. Легволд подходит к проблеме с позиций российской стороны. Он отмечает три давние обиды, которые Россия испытывает по отношению к США. Первая (и самая старая) связана с болезненным ощущением того, что в Америке не осознают ни вклада Советского Союза в окончание холодной войны, ни цену, которую России пришлось за это заплатить. Там уверены, что речь идет исключительно заслуге Вашингтона и плоды и победы должны достаться ему. Вторая обида (прямое следствие первой) заключается в том, что в последнее время отношение США к России варьировалось от благодушной снисходительности (поучения клинтоновской администрации, невыполненные обещания, полное равнодушие к мнению Москвы по таким вопросам, как расширение НАТО) до двусмысленного равнодушия (например, восприятие содействия со стороны Москвы в афганской операции как нечто само собой разумеющееся). В-третьих, россиян раздражает критика со стороны Соединенных Штатов. В России считают, что, высказывая несогласие с ее внешней и внутренне политикой, американцы преследуют свои собственные интересы – обусловленные конкурентной борьбой (реакция на напористую дипломатию «Газпрома») либо стремлением ограничить влияние Москвы на постсоветском пространстве (подвергая сомнению ее роль в «замороженных конфликтах в Молдавии и Грузии). Поэтому в России так широко распространенно убеждение в том, что Америка живет по двойным стандартам.

Перейдем от оценок отдельных экспертов к фактам. Что объединяет Россию и США? Это совместные действия по отражению общих угроз, будь то терроризм, экологические катастрофы, противодействие разрастанию клуба ядерных стран. У России немалые экономические интересы в США: в 2006 г. 40% от общего объема российских инвестиций за рубежом пришлось на США.

И все же на сегодняшний день противоречий больше, чем совместных интересов. США вместе с коллегами по НАТО обещали России, что Альянс не будет расширяться и западное оружие не приблизится к российским границам. Сегодня мы видим совершенно обратную картину. Еще несколько лет назад казалось немыслимым, что бывшие советские республики Прибалтики войдут в НАТО. Это произошло. На очереди Украина и Грузия. Не следует всю вину за происходящее возлагать на «страны-новобранцы», хотя их заинтересованность играет большую роль. Активную, продуманную, хорошо организованную политику проводят Соединенные Штаты и даже не очень-то скрывают это. Так называемые «цветные революции» в Грузии и на Украине хорошо спонсировались и организовывались из Вашингтона.

Соединенные Штаты размещают по периметру российской границы элементы своих обычных и ядерных вооружений: элементы американской национальной противоракетной обороны (НПРО) в скором времени появятся в Чехии и Польше (под предлогом защиты Европы от угрозы со стороны ядерных вооружений Ирана, вероятность которой категорически опровергается российскими военными экспертами); Вашингтон уже зондирует правительства Украины и Грузии на предмет строительства элементов своей НПРО на их территории; есть у Пентагона и предварительная договоренность с Азербайджаном о строительстве на территории республики двух собственных радиолокационных станции; военные базы НАТО разместились в Румынии и Болгарии.

Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) не ратифицировала ни одна страна западного блока, включая и США. Россия соблюдала его в одностороннем порядке. В декабре 2007 г. она наложила мораторий на Договор, что вызвало жесткую критику со стороны западного сообщества.

Россия и США расходятся по некоторым важным текущим вопросам мировой политики, например, о признании независимости Косово. Соединенные Штаты, вопреки международному праву , признали независимость самопровозглашенной республики, но при этом категорически выступают против аналогичного признания независимости Абхазии и Южной Осетии. Россия считает это политикой двойных стандартов, направленной как против интересов народов этих территорий, так и ее собственных интересов.

В контексте расхождения интересов России и США важно помнить, что Россия со своей стороны сделала ряд важных шагов навстречу США. Она закрыла военные базы за рубежом, которые особенно сильно раздражали американцев, - Камрань (Вьетнам) и Лурдес (Куба). Москва не препятствовала открытию американских баз в Средней Азии после терактов 11 сентября 2001 г. (в Кыгрызстане и Узбекистане), российские власти не очень сильно возмущались, когда США вышли из Договора по ПРО, а также вовлекли в НАТО страны Восточной Европы и Прибалтики.

Общая оценка ситуации в российско-американских отношениях состоит в следующем. США разительно превосходят Россию по обеспеченности внешнеполитическими ресурсами. Россия отстает по всем показателям, особенно экономическим, являясь страной зависимой от экспорта сырья, но при этом имеющая высокие амбиции вследствие высоких цен на энергоносители, укрепивших золото-валютный запас страны. Надо сказать, что Соединенные Штаты, в отличие от Евросоюза, практически не зависят от российских углеводородов. В результате говорить о равноправном партнерстве между двумя странами приходится только как о желанной и пока недосягаемой цели. То, что российская дипломатия реально может сделать на американском направлении, фактически можно описать разве словами «пассивное сопротивление», при этом сопротивление избирательное. Противодействовать напору США по всем азимутам очень трудно.

В истории всех великих держав были периоды изоляционизма, например, у России после поражения в Крымской войне или у США до Второй мировой войны.

В начале XXI в. американский политики и ученый Дж. Най «перелил» идею идеологического влияния в более элегантный тезис о «мягкой силе» (soft power). Последняя означает «комплекс привлекательности», которым обладает страна, независимо от имеющегося у нее материального потенциала.

См.: Никонов В. Ресурсы и приоритеты внешней политики Российской Федерации // Современные международные отношения и мировая политика. Отв. ред. . М., 2004.

См.: Лидерство и децентрализация в международной системе // Международные процессы. 2006. № 3.

Шаклеина Т. В чем «призвание» Америки? // Международные процессы. 2004. № 2.

«Постамериканский мир»: мечта дилетантов и непростая реальность // Мировая экономика и международные отношения. 2008. №3. С.3.

Терентьев А. Американские выборы и внешняя политика // Россия в глобальной политике. 2008. № 1.

Цит. по: Демократические и имперские начала во внешнеполитической стратегии США // Мироваяэкономика и международные отношения. 2007. № 8. С.34, 35.

Саймс Д. Мораль американского реализма // Россия в глобальной политике. 2005. № 1.

The Financial Times. 06.09.2006.

Гаджиев Г .С . Указ. соч. С.38.

См.: http://www. /2004/art3813.htm

Mearsheimer J. The Tragedy of Great Power Policy. N. Y., L., 2001. P. 49.

Nye J. S. The Paradox of American Power. Why the World`s Only Superpower Can`t Go It Alone. N. Y., Oxford. 2002. P.12.

Указ. Соч. С.7-8.

Указ. соч. С.9.

Оценки даются с опорой на указанную статью.

Этот термин А. Щлейфер применяет в отношении России. Подробнее об этом см.: Девальвация «нормы» // Неприкосновенный запас. 2005. № 4. С.130-132.

Carr E. The twenty Year`s Crisis, : An Introduction to the Study of International Relations. 2nd ed. N. Y., L. 2001. P. 168.

Фергюсон Н. Мир без сверхдержавы // Свободная мысль – XXI. 2005. № 1. С.19.

Глобальные аспекты «цивилизационного» влияния США в XXI в // Мировая экономика и международные отношения. 2007. № 9. С. 121.

См.: Указ. Соч. С.14.

Http://www. *****/lectures/2006/07/12/trenin. html

Легволд Р. Между партнерством и разладом // Россия в глобальной политике. 2006. № 5.