Жил-был купец, такой богач, что мог бы вымостить серебряными деньгами целую улицу, да ещё переулок в придачу; этого, однако, он не делал, - он знал, куда девать деньги, и уж если расходовал скиллинг, то наживал целый далер . Так вот какой был купец! Но вот, он умер, и все денежки достались его сыну.

Весело зажил сын купца: каждую ночь - в маскараде, пускал змеев из кредитных бумажек, а круги по воде вместо камешков червонцами. Не мудрено, что денежки прошли у него между пальцев, и под конец из всего наследства осталось только четыре скиллинга, а из платья - старый халат да пара туфель. Друзья и знать его больше не хотели, - им, ведь, даже неловко было теперь показаться с ним на улице - но один из них, человек добрый, прислал ему старый сундук с советом: укладываться! Отлично; одно горе - нечего ему было укладывать; он взял, да и уселся в сундук сам!

А сундук-то был не простой. Стоило нажать замок - и сундук взвивался в воздух. Купеческий сын так и сделал. Фьють! - сундук вылетел с ним в трубу и понёсся высоко-высоко, под самыми облаками - только дно потрескивало! Купеческий сын поэтому крепко побаивался, что вот-вот сундук разлетится вдребезги; славный прыжок пришлось бы тогда совершить ему! Боже упаси! Но вот, он прилетел в Турцию, зарыл свой сундук в лесу в кучу сухих листьев, а сам отправился в город, - тут ему нечего было стесняться своего наряда: в Турции все, ведь, ходят в халатах и туфлях. На улице встретилась ему кормилица с ребёнком, и он сказал ей:

Послушай-ка, турецкая мамка! Что это за большой дворец тут, у самого города, ещё окна так высоко от земли?

Тут живёт принцесса! - сказала кормилица. - Ей предсказано, что она будет несчастной, по милости своего жениха; вот к ней и не смеет являться никто, иначе как в присутствии самих короля с королевой.

Спасибо! - сказал купеческий сын, пошёл обратно в лес, уселся в свой сундук, прилетел прямо на крышу дворца и влез к принцессе в окно.

Принцесса спала на диване, и была так хороша собою, что он не мог не поцеловать её. Она проснулась и очень испугалась, но купеческий сын сказал, что он - турецкий бог, прилетевший к ней по воздуху, и ей это очень понравилось.

Они уселись рядышком, и он стал рассказывать ей сказки об её глазах: это были два чудных, тёмных озера, в которых плавали русалочки-мысли - о её белом лбе: это была снежная гора, скрывавшая в себе чудные покои и картины; наконец, об аистах, которые приносят людям крошечных, миленьких деток.

Да, чудесные были сказки! А потом он посватался за принцессу, и она согласилась.

Но вы должны прийти сюда в субботу! - сказала она ему. - Ко мне придут на чашку чая король с королевой! Они будут очень польщены тем, что я выхожу замуж за турецкого бога, но вы уж постарайтесь рассказать им сказку получше, - мои родители очень любят сказки. Но мамаша любит слушать что-нибудь поучительное и серьёзное, а папаша - весёлое, чтобы можно было посмеяться.

Я и не принесу никакого свадебного подарка, кроме сказки! - сказал купеческий сын. С тем они и расстались; зато сама принцесса подарила ему на прощании саблю, всю выложенную червонцами, а их-то ему и не доставало.

Сейчас же полетел он, купил себе новый халат, а затем уселся в лесу сочинять сказку; надо, ведь, было сочинить её к субботе, а это не так-то просто, как кажется.

Но вот, сказка была готова, и настала суббота.

Король, королева и весь двор собрались к принцессе на чашку чая. Купеческого сына приняли, как нельзя лучше.

Ну-ка, расскажите нам сказку! - сказала королева. - Только что-нибудь серьёзное, поучительное.

Но чтобы и посмеяться можно было! - прибавил король.

Хорошо! - отвечал купеческий сын и стал рассказывать.

Слушайте же хорошенько!

Жила-была пачка серных спичек, очень гордых своим высоким происхождением: глава их семьи, то есть сосна, была одним из самых крупных и старейших деревьев в лесу. Теперь спички лежали на полке между огни?вом и старым железным котелком и рассказывали соседям о своём детстве.

Да, хорошо нам жилось, когда мы были ещё зелёными веточками! - говорили они. - Каждое утро и каждый вечер у нас был бриллиантовый чай - роса, день-деньской светило на нас, в ясные дни, солнышко, а птички должны были рассказывать нам сказки! Мы отлично понимали, что принадлежим к богатой семье: лиственные деревья были одеты только летом, а у нас хватало средств и на зимнюю и на летнюю одежду. Но вот, явились раз дровосеки, и началась великая революция! Погибла и вся наша семья! Глава семьи - ствол получил после того место грот-мачты на великолепном корабле, который мог бы объехать кругом всего света, если б только захотел; ветви же разбрелись кто куда, а нам вот выпало на долю служить светочами для черни. Вот ради чего очутились на кухне такие важные господа, как мы!

Ну, со мной не то было! - сказал котелок, рядом с которым лежали спички. - С самого моего появления на свет меня беспрестанно чистят, скребут и ставят на огонь. Я забочусь вообще о существенном и, говоря по правде, занимаю здесь в доме первое место. Единственное моё баловство - это вот лежать, после обеда, чистеньким на полке и вести приятную беседу с товарищами. Все мы вообще большие домоседы, если не считать ведра, которое бывает иногда во дворе; новости же нам приносит корзинка для провизии; она часто ходит на рынок, но у неё уж чересчур резкий язык. Послушать только, как она рассуждает о правительстве и о народе! На днях, слушая её, свалился от страха с полки и разбился в черепки старый горшок! Да, немножко легкомысленна она, скажу я вам!

Уж больно ты разболтался! - сказало вдруг огни?во, и сталь так ударила по кремню, что посыпались искры. - Не устроить ли нам лучше вечеринку?

Да, побеседуем о том, кто из нас всех важнее! - сказали спички.

Нет, я не люблю говорить о самой себе, - сказала глиняная миска. - Будем просто вести беседу! Я начну и расскажу кое-что из жизни, что будет знакомо и понятно всем и каждому, а это, ведь, приятнее всего. Так вот: на берегу родного моря, под тенью буковых дерев…

Чудесное начало! - сказали тарелки. - Вот это будет история как раз по нашему вкусу!

Там, в одной мирной семье провела я свою молодость. Вся мебель была полированная, пол чисто вымыт, а занавески на окнах сменялись каждые две недели.

Как вы интересно рассказываете! - сказала половая щетка. - В вашем рассказе так и слышна женщина, - чувствуется какая-то особая чистоплотность!

Да, да! - сказало ведро и от удовольствия даже подпрыгнуло, плеснув на пол воду.

Глиняная миска продолжала свой рассказ, и конец был не хуже начала.

Тарелки загремели от восторга, а половая щётка достала из ящика с песком зелень петрушки и увенчала ею миску; она знала, что это раздосадует всех остальных, да к тому же подумала: «Если я увенчаю её сегодня, она увенчает меня завтра!»

Теперь мы попляшем! - сказали угольные щипцы и пустились в пляс. Эх, ты, ну! как они вскидывали то одну, то другую ногу! Старая обивка на стуле, что стоял в углу, не выдержала такого зрелища и лопнула!

А нас увенчают? - спросили щипцы, и их тоже увенчали.

Всё это одна чернь! - думали спички.

Теперь была очередь за самоваром; он должен был спеть. Но самовар отговорился тем, что может петь лишь тогда, когда внутри его кипит, - он просто важничал и не хотел петь иначе, как стоя на столе у господ.

На окне лежало старое гусиное перо, которым обыкновенно писала служанка; в нём не было ничего замечательного, кроме разве того, что оно слишком глубоко было обмакнуто в чернильницу, но именно этим оно и гордилось!

Что ж, если самовар не хочет петь, так и не надо! - сказало оно. - За окном висит в клетке соловей, - пусть он споёт! Положим, он не из учёных, но об этом мы сегодня говорить не будем.

По-моему, это в высшей степени неприлично слушать какую-то пришлую птицу! - сказал большой медный чайник, кухонный певец и сводный брат самовара. - Разве это патриотично? Пусть посудит корзинка для провизии!

Я просто из себя выхожу! - сказала корзинка. - Вы не поверите, до чего я выхожу из себя! Разве так следует проводить вечера? Неужели нельзя поставить дом на надлежащую ногу? Каждый бы тогда знал своё место, и я руководила бы всем! Тогда дело пошло бы совсем иначе!

Давайте же шуметь! - закричали все.

Вдруг дверь отворилась, вошла служанка и - все присмирели, никто ни гу-гу; но не было ни единого горшка, который бы не мечтал про себя о своей знатности и о том, что он мог бы сделать. «Уж если бы взялся за дело я, пошло бы веселье!» - думал про себя каждый.

Служанка взяла спички и зажгла ими свечку. Боже ты мой, как они зафыркали и загорелись!

Вот, теперь все видят, что мы здесь первые персоны! - думали они. - Какой от нас блеск, свет!

Тут они и сгорели.

Чудесная сказка! - сказала королева. - Я точно сама посидела в кухне вместе со спичками! Да, ты достоин руки нашей дочери.

Конечно! - сказал король. - Свадьба будет в понедельник!

Теперь они уже говорили ему «ты», - он, ведь, скоро должен был сделаться членом их семьи.

Итак, день свадьбы был объявлен, и вечером в городе зажгли иллюминацию, а в народ бросали пышки и крендели. Уличные мальчишки поднимались на цыпочки, чтобы поймать их, кричали «ура» и свистели в пальцы; великолепие было несказанное.

«Надо же и мне устроить что-нибудь!» - подумал купеческий сын, накупил ракет, хлопушек и проч., положил всё это в свой сундук и взвился на воздух.

Пиф, паф! Шш-пшш! Вот так трескотня пошла, вот так шипенье!

Турки подпрыгивали так, что туфли летели им через головы; никогда ещё не видывали они такого фейерверка. Теперь-то все поняли, что на принцессе женится сам турецкий бог.

Вернувшись в лес, купеческий сын подумал: «Надо пойти в город послушать, что там говорят обо мне!» И немудрено, что ему захотелось узнать это.

Ну, и рассказов же ходило по городу! К кому он ни обращался, всякий, оказывалось, видел и рассказывал о виденном по-своему, но все в один голос говорили, что это было дивное зрелище.

Я видел самого турецкого бога! - говорил один. - Глаза у него, что твои звёзды, а борода, что пена морская!

Он летел в огненном плаще! - рассказывал другой. - А из складок выглядывали прелестнейшие ангельчики.

Да, много чудес рассказали ему, а на другой день должна была состояться и свадьба.

Пошёл он назад в лес, чтобы опять сесть в свой сундук, да куда же он девался? Сгорел! Купеческий сын заронил в него искру от фейерверка, сундук тлел, тлел да и вспыхнул; теперь от него оставалась одна зола. Так и нельзя было купеческому сыну опять прилететь к своей невесте.

А она весь день стояла на крыше, дожидаясь его, да ждёт и до сих пор! Он же ходит по белу свету и рассказывает сказки, только уж не такие весёлые, как была его первая сказка о серных спичках!

Далер - серебряная датская монета, равнявшаяся 96 скиллингам; теперь уже вышла из употребления, как и скиллинг. (Примечание переводчика)

1839
Перевод А. В. Ганзен

Присвистнул весело: - Айда!
Под звёзды, в облака! -
И посиневшая вода
Качнула светлячка.

Светлели волны.
Мрак редел
Под тихий перезвон…
И вдруг он ясно разглядел,
И вдруг увидел он
Не звёзды возле облаков,
А вал, где бушевал
Таких же самых светлячков
Весёлый карнавал.

И каждый солнышком сиял,
И каждый был в пути,
Светил и другу напевал:
"Свети, свети, свети!"

МОРЕ

В который раз
Который год
Мне море
Воли
Не даёт!

Мне надоест
И норд, и вест,
Мне море
Тоже надоест!

Я повернусь к нему
Спиной,
Я от него -
Оно за мной!

Я больше в море
Не хочу,
Я укачу,
Я улечу!

Я обегу
Весь шар земной,
Оно опять -
За мной, за мной!

Я схоронюсь
Среди тайги,
В глуши,
Почти что у Яги,

А море,
Словно за кормой,
Вдруг зашумит:
"Ты мой, ты мой!

Вон, видишь,
Синяя вода,
Просторы,
Пальмы,
Города…"

И я сдаюсь:
"В полёт, в полёт!"
Бегу, сажусь на самолёт,
Лечу и вижу:
Побрели
По горизонту
Корабли.

Вон порт,
Вон краны,
Мачт леса…
И паруса!
И паруса!

ВОЛНЫ СЛОВНО КЕНГУРУ

ПЕРВАЯ УДАЧА

Я летел из Москвы на Тихий океан. Матросом и корреспондентом. Хлебнуть океанского ветра, вспомнить свою старую морскую работу.

Сын дал мне толстую тетрадь, чтобы записывать в неё самое интересное про моряков, про морские приключения, про китов и акул, про дальние страны… И конечно, про мальчишек и девчонок, которых мы встретим.

В кармане пиджака у меня лежало направление на теплоход "Пионер". И я уже составлял список, кому что откуда привезти: из Америки для друга монеты; одной знакомой - панцирь краба с Тихого океана; художнику - японские кисти; пионерам в школу - ракушки из Новой Зеландии; а из Австралии сыну - маленького кенгурёнка. И ещё "что-нибудь такое интересное".

Слева от меня посапывали в креслах соседи, справа, за иллюминатором, клубились в голубом небе слепящие белые облака, совсем как над океаном.

Я чувствовал уже весёлые запахи корабельной краски и гуд палубы под ногами.

Но прилетел во Владивосток - и словно споткнулся. Туман, дождь.

Пришёл к начальнику пароходства, он говорит:

А "Пионер"-то сейчас вон где! - И ткнул карандашом в карту, в центр Индийского океана!

Но тут же успокоил меня:

Да ты не огорчайся! У нас тут "пионеров" целая флотилия. Вон тебе хоть "Витя Чаленко". Дойдёшь на нём до Японии, там пересядешь на "Новиков-Прибой" - и в Америку. А уж до Зеландии как-нибудь придумаем!

Я повеселел, вышел на улицу - и совсем обрадовался. Встретил старого товарища, он спрашивает:

Плывёшь?

На каком?

На "Вите Чаленко".

- "Чаленко"? А капитан там знаешь кто? Шубенко! Судно бравое, и капитан молодцом. У нас тут уже поговорка: "Витя Чаленко" - капитан Шубенко!

Как не знать! Лет десять назад по этой самой улице мы шагали с молодым Шубенко, штурманом, на судно, несли навигационные карты для кругосветного плавания. А сколько ночных вахт отстояли! Два океана вместе прошли. Пачангу на Кубе плясали, сахарный тростник рубили…

Интересно, каков он теперь. Всё так же, как бывало, торопится, по трапам через десять ступенек прыгает?

Я подхватил чемодан, кивнул товарищу и припустил вниз - по сопке, по лестнице - в порт.

ЖИВ ШУБЕНКО!

Пока мы выходили из залива, я поглядывал на капитана и думал: "Да, переменился Шубенко. Этот уже пачангу не спляшет и прыгать через десять ступенек не станет".

Но вот утром захлопали на судне двери, запахло мылом, зубным порошком.

Схватил я ведро, тряпку и стал наводить чистоту в каюте, как вдруг промчался мимо меня капитанский пёс Бойс - с тапкой в зубах.

Урчит, головой мотает. А за ним Шубенко! Смуглый, как когда-то на Кубе. Кричит:

Дог-гоню р-разбойника! - А сам смеётся: - Дочкин подарок внимания требует, веселье любит!

"КОНИЧИВА!"

Шли мы быстро.

Сначала штормило. На палубу то и дело, шипя, накатывалась вода, и Бойс, сидя на капитанском стуле у окна, сердито рычал на каждую приближающуюся волну.

Так её, так! - весело приговаривал Шубенко.

А как-то в полдень потрепал Бойса по загривку и похвалил:

Ну, молодец, пёс! Море успокоил!

Море стало ясным, зелёным. За бортом прозрачными парашютами заиграли медузы, потом, распустив щупальца, прошла какая-то большая, коричневая - из южных вод.

Кто-то вдруг крикнул:

Ты смотри! Вот идут! Хоть беги по ним, как по мосткам!

Хороши! - сказал Шубенко.

Вожак сделал стойку и пошёл по воде на самом кончике хвоста.

На палубе собралась вся команда.

Выбежал старпом проверить, не разгулялись ли где брёвна, - остановился.

Вышла дневальная вытряхнуть скатерть, да так у борта и замерла.

Натирал матрос у мачты стальные тросы тиром, чтоб не ржавели, - оглянулся; руки-то продолжают работать, скользят по тросу вверх-вниз, а сам смотрит. Такое уж дело - дельфины!

Молодцы! Прямо к Японии тянут! - определил Шубенко.

Вечером сели мы в кают-компании ужинать. Кто-то спохватился:

Братцы, во Владивостоке-то сейчас футбольный матч! "Луч" играет! Вот бы посмотреть по телеку. Да не достанет, наверное…

Я подошёл к телевизору, повернул выключатель - по экрану побежали быстрые полосы, затем отпечатались вдруг белые острые знаки, иероглифы, появилось женское лицо. Женщина улыбнулась и сказала:

Коничива!

Капитан кивнул ей в ответ: "Здравствуйте!" - и повернулся ко мне:

Ну, вот тебе и Япония!

ПОРЯДОК!

Теперь я был в Японии. Но вот где "Новиков-Прибой", на котором я пойду в Америку, в каком порту?

Несколько раз я брал бинокль и рассматривал стоящие у причалов суда… В наступившей жаре и духоте все очертания расплывались.

Может быть, тот, за пакгаузами, - белый, с могучими мачтами? Или вон там, высокий, сероватый, дальше по заливу, в Иокогаме?

Я сошёл на причал.

С улицы пахнуло рыбой. От рыбной лавочки торопливо шли грузчики. Одни несли в ладонях горстки ракушек, другие размахивали вязками вяленой рыбы.

Из маленьких серых домиков, как на всех тихих улицах, вежливо улыбались и кланялись седые японки в дешёвых кимоно. Вот простучали деревянными гета японки побогаче, в цветных одеждах. Вот молодой папаша-очкарик понёс за спиной дочку.

Вдруг кто-то тронул меня за рукав. Я оглянулся. Две аккуратные девочки протягивали мне запечатанный ящик с прорезью в крышке: "Пожертвуйте для больных".

Колобок - круглотелый герой нашего счастливого детства. Такой родной идиот, за глупым поведением которого наблюдает уже ни одно поколение - наравне с другими героями нашего дошкольного времени - Емелей иИванушкой-дурачком. И, о май гад, Колобок-то оказывается - засланный казачок. Не наш он!В Америке дети растут под историю со сбежавшим от тетушки с дядюшкой Пряничного человечка, а в Англии от бабки с дедом укатывается Джонни-пончик…

Конечно, надежда есть - имеется вероятность, что это они, злыдни писюкатые, своровали НАШЕГО Колобка. Правда, вероятность эта весьма гипотетическая, потому что единственный ощутимый источник - первая задокументированная история - совершенно не в пользу отечественной вариации трагической кончины внезапно ожившего хлебобулочного изделия. Правда, некоторые исследователи утверждают, что сказ о колобке входил в славянский фольклор с II-III века н.э. (на основе того, что слово «коло» - круг, то есть «круглый бок», было употребительно именно в это время), но это доказательство весьма условное.

Конечно, в истории известны сходные сказки, которые возникают независимо друг от друга в разных странах в силу общности быта, психологии, условий и законов социально - исторического развития народов. Но не в случае с колобкообразными сказками - сюжеты, если вы не в курсе, в них практически идентичны. И не только сюжеты, между прочим… Ясно, что кто-то у кого-то подслушал, а потом пересказал своим детям, изменив кое-что, чтоб понятнее было…И понеслось…


Герои сказок.

Колобок: Бабушка, дедушка, заяц, волк, медведь, лиса (Дикого больше, чем домашнего)
Пряничный человечек: Бабушка, дедушка,внук, крестьяне, корова, лошадь, свинья, лиса (Дикое только одно и оно смертельно)
Джонни-пончик: Бабушка, дедушка,внук, рабочие, медведь, лиса (Домашнего больше, чем дикого)

Интеллектуальные способности героев.

Колобок: Думают и говорят.
Пряничный человечек:Думают и говорят.
Джонни-пончик: Думают и говорят.

Рождение героя

Колобок:
- Испеки-ка мне, старуха, колобок, что-то есть очень хочется.
- А из чего испечь, муки-то нету?
- А ты по амбару поскреби, по сусеку помети, глядишь, и наскребешь муки на колобок.
Пошла старуха, по амбару поскребла, по сусеку помела и наскребла немного муки.
Замесила тесто на сметане, состряпала колобок, пожарила его на масле и на окошко студить положила. Колобок полежал, полежал, скучно ему стало, вот он взял да и покатился — с окна на завалинку, с завалинки - на травку, с травки - на дорожку, а по дорожке - прямо в лес...

(то есть, колобок рожден в условиях бедности, как единственный способ покушать героям, которые не выступают отрицательными персонажами. Побег героя оправдан скукой)

Пряничный человечек:
«Жили-были маленький старичок и маленькая старушка в маленьком домике на краю леса. Всё у них в жизни спорилось, одного только не хватало - не было у старичка и старушки детей. И вот однажды, когда старушка раскатывала на столе пряник из имбирного теста, она взяла да и сделала его в форме маленького человечка! С ручками, ножками, с головой - и поставила в духовку. Через некоторое время старушка подошла посмотреть, пропёкся ли пряник. И как только она распахнула дверцу духовки… маленький пряничный человечек выскочил из неё и бросился со всех ног из дома »

(Темы бедности нет - наоборот, сказано, что герои были хорошо обеспечены. Их проблемам - одиночество. Побег Пончика никак не оправдан)

Джонни-пончик:
«Жили-были на свете старик со старухой, и был у них маленький сынок. Как-то утром замесила старуха тесто, скатала пончик и посадила его в печку, чтобы он испекся.
— Смотри за Джонни-пончиком, пока мы с отцом будем на огороде работать, — сказала она мальчику.
И родители ушли окучивать картошку, а сынишку оставили смотреть за печкой. Но ему это вскоре надоело. Вдруг слышит он какой-то шум, взглянул на печку и видит — дверца печки сама собой открывается и выскакивает оттуда Джонни-пончик. Как покатится Джонни-пончик прямо к открытой двери! Мальчик бросился закрывать ее, но Джонни-пончик оказался проворнее — выкатился за дверь, перекатился через порог, скатился со ступенек и покатился по дороге»

(Темы бедности нет, герои представлены достаточно обеспеченными. Темы одиночества тоже нет. Побег Пончика никак не оправдан)

Место действия.

Колобок: Дом-дорога-лес
Пряничный человечек:Дом-двор-река-лес
Джонни-пончик: Дом-двор-лес

Композиция сказки.

Во всех трех: Накладывание эпизода на эпизод. Многократное повторение эпизода.

Я колобок, колобок,
По амбару скребен,
По сусеку метен,
На сметане мешан,
В печку посажен,
На окошке стужен.
Я от дедушки ушел,
Я от бабушки ушел,
От тебя подавно уйду !

Пряничный человечек:

убежал от маленькой старушки,
И от маленького старичка,
И от крестьян с молотилками,
И от вас я убегу, это уж точно !

Джонни-пончик:

Я от деда убежал, я
от бабки убежал,
от мальчонки убежал,
от двух рабочих убежал,
от вас тоже убегу!

Развязка (завершение действия).

Глупого (Колобка) съедает (хитрая)лиса:

Лиса притворяется слабослышащей и просит сесть ей на нос и спеть свою песенку. Когда Колобок садится Лисе на нос, та его съедает.

Глупого (Пряничного человечка) съедает (хитрый)лис

Лис помогает пересечь реку и предлагает ему двигаться с хвоста до носа, чтобы не размокнуть. Колобок поет, катится по носу и Лис его съедает.

Глупого (Джонни-Пончика)съедает (хитрая)лиса

Лиса притворяется слабослышащей и просит подойти поближе к ухо и спеть свою песенку. Когда Пончик подкатывается ближе, Лиса его съедает.

Итого:

во всех этих сказках участвуют и люди, и животные, но в английской и американской сказке количество героев существенно больше - но только «домашних героев», из «диких» представителей только Лиса, которая и является погибелью.

Только три сказки?

В разных вариациях эта сказка встречается, по-видимому, у всех индоевропейских народов. Сейчас насчитано, как минимум, 39 вариаций этой сказки (просто именно Колобок, Пончик и Пряник спорят за право быть первоисточниками, остальные интерпретации - однозначно, пересказы).Например, стоит почитать:

· немецкую сказку «Сбежавший пирог» (две женщины в деревне пекли пирог, и когда он был уже почти готов, поспорили, кому он достанется. Каждая из них хотела заполучить целый пирог и не хотела делиться с подругой. Спорили они уже который час, Пирогу надоело их слушать, отрастил о ручки, ножки и побежал по дорожке. На пути встретил Лису, Зайца, рыбаков, но от всех убежал. А вот от Свиньи не убежал - съела она его).

· украинскую сказку про коржика (аналогична Колобку, только с Коржиком в главной роли…).

· шотландскую сказку «Овсяная лепешечка» (В маленьком домике возле речки жили-были старичок и старушка. Было у них добра - две коровы, четыре курицы, петух, кошка да пара котят. Вздумалось как-то старушке старичка своего овсяными лепешками побаловать. Испекла она две лепешечки да поставила на стол - остывать. Вошел старичок, присел к столу, взял одну лепешку, разломил - и в рот. Увидела это вторая лепешечка, да как пустится наутек! Дальше бедная Лепешечка забегает в разные дома и просит помощи, но семья Портного, затем семья Маслобойщика, потом семьи Мельника, Ферменов и Кузнеца… Все ее пытались поймать и отхватить кусок. Под ночь Лепешечка решила спрятаться в лисьей норе - но угодила прямо в рот Зверю. Вот такой вот трэш, а не сказка)

· узбекскую сказку «Лиса и волк» (Дед попросил бабку испечь ей Лепешку, Лепешка не захотела быть съеденной и сбежала. Помоталась по двору, пока не угодила к Лисе… Но на этом сказка не заканчивается, потому что Лиса обменяла у фермера Лепешку на Ягненка, а дальше начала выяснять отношения с Волком)