Валентин Петрович Глушко (укр. Валентин Петрович Глушко; 20 августа (2 сентября) 1908, Одесса - 10 января 1989, Москва) - советский инженер и учёный в области ракетно-космической техники. Один из пионеров ракетно-космической техники, основоположник советского жидкостного ракетного двигателестроения.

Главный конструктор космических систем (с 1974), генеральный конструктор многоразового ракетно-космического комплекса «Энергия - Буран», академик АН СССР (1958; член-корреспондент с 1953), лауреат Ленинской премии, дважды лауреат Государственной премии СССР, дважды Герой Социалистического Труда (1956, 1961). Член ЦК КПСС (1976-1989).

В 1929-1974 годах возглавлял ГДЛ - ОКБ, где под его руководством были созданы опытные образцы первого в мире электротермического ракетного двигателя, а начиная с 1930 года - большое число жидкостных ракетных двигателей (ЖРД). Мощные ЖРД конструкции В. П. Глушко были установлены на большинстве первых и вторых ступеней советских ракет-носителей и многих боевых ракет; они обеспечили вывод на орбиту первых советских искусственных спутников Земли, полёты Ю. А. Гагарина и других советских космонавтов, запуски автоматических межпланетных станций к Луне и планетам Солнечной системы. В 1974-1989 годах, возглавляя в качестве Генерального конструктора НПО «Энергия» и будучи председателем Совета главных конструкторов, осуществлял общее руководство работами многочисленных предприятий и организаций по ключевым проектам, связанным с советской пилотируемой космонавтикой.

Биография

Годы учёбы

В. П. Глушко родился 20 августа (2 сентября) 1908 года в Одессе, в семье служащего Петра Глушко. В детстве проявлял способности к музыке, рисованию, изучению иностранных языков. В 1919 году он был зачислен в Реальное училище имени Святого Павла (которое позднее переименовали в IV профтехшколу «Металл» им. Л. Д. Троцкого). Одновременно с учёбой в училище (с 1920 по 1922 год) занимался в консерватории у профессора Столярова по классу скрипки, а позже был переведён в Одесскую музыкальную академию. В эти же годы Валентин Глушко руководил Кружком общества любителей мироведения при одесском отделении Русского общества любителей мироведения (РОЛМ); в 1924 году кружок насчитывал 120 членов.

Весной 1921 года Валентин Глушко прочитал несколько романов Жюля Верна; особенно сильное впечатление на него произвели романы «С Земли на Луну» и «Вокруг Луны». Он начал изучать книги по астрономии - в частности, написанные Камилем Фламмарионом и Германом Клейном.

С 1923 по 1930 годы состоял в переписке с К. Э. Циолковским. В марте 1924 года школьник Валентин Глушко пишет Циолковскому: «…межпланетные сообщения являются моим идеалом и целью моей жизни, которую я хочу посвятить для этого великого дела». Верность данному обещанию Глушко сохранил в течение всей своей жизни.

В 1924 году Глушко получает диплом об окончании профтехшколы. В этом году он заканчивает работу над первой редакцией своей книги «Проблема эксплуатации планет»; в периодических изданиях публикуются его научно-популярные статьи, посвящённые космическим полётам: «Завоевание Землёй Луны» (1924 год), «Станция вне Земли» (1926 год) и др.

По путёвке Наркомпроса УССР в 1925 году был послан на учёбу в Ленинградский государственный университет. Одновременно с учёбой он работает в мастерских Научного института имени П. Ф. Лесгафта рабочим, а в 1927 году - геодезистом Главного геодезического управления Ленинграда. Весной 1929 года В. П. Глушко подготовил дипломную работу, в которой предложил проект межпланетного корабля «Гелиоракетоплан». Этот корабль должен был использовать солнечную энергию; генерируемый электрический ток направлялся в камеры сгорания двигателей, где под воздействием сильных электрических разрядов происходил тепловой взрыв подававшегося в камеры рабочего вещества - твёрдого (металлические проволочки) или жидкого (ртуть или электропроводящие растворы); расчёты показывали, что при этом обеспечивалась во много раз более высокая скорость истечения рабочего вещества, чем при химических реакциях. 18 апреля 1929 года Глушко сдал в отдел при Комитете по делам изобретений третью часть этой работы, которая называлась «Металл как взрывчатое вещество» и была посвящена электрическому ракетному двигателю (ЭРД) ракетоплана, после чего ему предложили начать экспериментальные работы по практической реализации данного двигателя.

, Одесса - 10 января , Москва) - инженер , крупный советский учёный в области ракетно-космической техники; один из пионеров ракетно-космической техники; основоположник отечественного жидкостного ракетного двигателестроения.

Главный конструктор космических систем (с ), генеральный конструктор многоразового ракетно-космического комплекса «Энергия - Буран », академик АН УССР и АН СССР , ( ; член-корреспондент с ), действительный член Международной академии аэронавтики, член КПСС с 1956 года , депутат Совета Национальностей Верховного Совета СССР 7-11-го созывов от Калмыцкой АССР , лауреат Ленинской премии , дважды лауреат Государственной премии СССР , дважды Герой Социалистического Труда ( , ). Член ЦК КПСС (1976-1989).

Биография

Дальнейшая карьера

В декабре 1944 года назначен главным конструктором ОКБ-СД (Опытно-Конструкторское Бюро Специальных Двигателей), г. Казань. В 1944-1945 годах проведены наземные и летные испытания ЖРД РД-1 на самолётах Пе-2 Р, Ла-7 , Як-3 и Су-6 . Разрабатывается трёхкамерный азотнокислотно-керосиновый ЖРД РД-3 тягой 900 кг, проведены официальные стендовые испытания ЖРД РД-1ХЗ с химическим повторным зажиганием.

С июля по декабрь 1945 года и с мая по декабрь 1946 года Глушко находится в Германии, где изучает трофейную немецкую ракетную технику (в основном - Фау-2) в институте « ».

В дальнейшем под руководством Глушко разработаны мощные ЖРД на низкокипящих и высококипящих топливах, используемые на первых ступенях и в большинстве вторых ступеней советских ракет-носителей и многих боевых ракет. Неполный список включает: РД-107 и РД-108 для РН «Восток », РД-119 и РД-253 для РН «Протон », РД-301 , РД-170 для «Энергии » (самый мощный ЖРД в мире) и многие другие.

Критика

Воспоминания о Глушко

В мой кабинет вошли два офицера: полковника я узнал сразу - это был Валентин Петрович Глушко, а другой - подполковник - коротко представился: «Лист». Оба были не в гимнастерках, галифе и сапогах, а в добротных кителях и хорошо отглаженных брюках.

Глушко чуть улыбнулся и сказал: «Ну, мы с вами, кажется, уже встречались». Значит, запомнил встречу в Химках. Зашёл Николай Пилюгин, и я представил его как главного инженера института. Предложил рассаживаться и выпить чаю или «чего-нибудь покрепче». Но Глушко, не присаживаясь, извинился и сказал, что сначала просит срочной автомобильной помощи:

Мы едем из Нордхаузена, машина очень плохо тянула и сильно дымила. В салоне мы задыхались от дыма. У вас, говорят, есть хорошие специалисты в «репаратуре».

Николай Пилюгин подошёл к окну и заявил:

Да она и сейчас дымит. Вы мотор-то выключили?

Не надо беспокоиться. Это догорают тормозные колодки ручного тормоза. Мы едем из Нордхаузена с затянутым ручным тормозом.

Мы с Пилюгиным были ошарашены:

Так почему вы его не отпустили?

Видите ли, Валентин Петрович поставил мне условие, что, если он за рулём, я не смею ему ничего подсказывать.

  • Герой Социалистического Труда (1956, 1961).
  • Орден Ленина (1956, 1958, 1961, 1968, 1978).
  • Юбилейная медаль «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина» (1970).
  • Юбилейная медаль «Тридцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (1975).
  • Медаль «Сорок лет победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (1985).
  • Медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (1945).
  • Государственная премия СССР (1967, 1984).
  • Золотая медаль им. К. Э. Циолковского АН СССР (1958).
  • Диплом им. Поля Тиссандье (ФАИ) (1967).
  • Почётный гражданин города Королёв .

Память

Именем Глушко названа улица в г. Химки Московской области

Именем Глушко названа улица в г. Казани в Советском районе.

Именем Глушко названа улица на Байконуре.

Именем Глушко названа Гимназия №72 в г. Краснодаре

Имя В.Глушко носит самолёт компании «Аэрофлот»

В кинематографе

Напишите отзыв о статье "Глушко, Валентин Петрович"

Примечания

Ссылки

Сайт «Герои Страны ».

  • на официальном сайте РАН

Литература

  • - Б. Е. Черток , М: «Машиностроение» , 1999г, - ISBN 5-217-02942-0 ;
  • - Я. К. Голованов, М: «Наука», 1994г, - ISBN 5-02-000822-2 ;
  • А. И. Осташев , «СЕРГЕЙ ПАВЛОВИЧ КОРОЛЁВ - ГЕНИЙ ХХ ВЕКА» прижизненные личные воспоминания об академике С. П. КОРОЛЁВЕ - 2010 г. М. ГОУ ВПО МГУЛ ISBN 978-5-8135-0510-2 .
  • «Берег Вселенной» - под редакцией Болтенко А. С., г. Киев , 2014 г., издательство «Феникс», ISBN 978-966-13-6169-9
  • «С. П. Королёв. Энциклопедия жизни и творчества» - под редакцией В. А. Лопота , РКК «Энергия» им. С. П. Королёва , 2014 г. ISBN 978-5-906674-04-3

Отрывок, характеризующий Глушко, Валентин Петрович

– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.

В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.

Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d"en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.

К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu"ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.

Самые главные и самые знаменитые ракеты производства Советского Союза вошли в жизнь с помощью генерального конструктора, имя которого стоит в истории наряду с самыми важными для страны. Глушко, создавший многие десятки мощнейших реактивных двигателей. Валентин Петрович, несмотря на очень многие свои увлечения, главное в своей жизни определил ещё в детстве.

Начало

Родился будущий академик Глушко в Одессе в 1908 году, а в 1924-м окончил профессионально-техническую школу «Металл» имени Троцкого. В пятнадцать лет он уже состоял в оживлённой, длившейся восемь лет, переписке с самим Циолковским, который высылал мальчику все свои новые труды. Этот гениальный юноша ещё далеко до своего совершеннолетия уже публиковал статьи об освоении космоса и увлечённо писал книгу о проблемах эксплуатации планет. В двадцатые годы двадцатого века, когда и самолётов-то основная часть населения не видела! А в 1925 году юный Глушко едет в Ленинград, чтобы учиться там в университете, ибо знания ему были необходимы для воплощения всех мечтаний.

Сложна учёба на физико-математическом факультете! Да и время в стране было трудное - восстановление после чудовищной разрухи. Но будущий академик Глушко не сетовал на безденежье, он уже в студенчестве не вагоны разгружал, а научной работой занимался. Голод, холод и остальные лишения на этом фоне волновали его мало. И это, конечно же, принесло свои плоды: уже в 1933 году Глушко Валентин Петрович стал главой отдела ракетного научно-исследовательского института, а ещё через три года - главным конструктором реактивных двигателей.

Вдали от посторонних глаз

Начиная с 1933 года жидкостные реактивные двигатели, созданные гениальным конструктором, прирастали числом модификаций. Тогда же родился и знаменитый двигатель ОПМ-65, который планировали устанавливать на аэроторпеды в качестве вооружения самолётов, а как прототип современных ракет - и для ракетопланов. В 1938 году будущий академик Глушко уже был оценён по достоинству.

Его спрятали, осудив "за вредительство", как всех ведущих инженеров и конструкторов страны. Присудили восемь лет лагерей и отправили "в шарашку", то есть закрытое КБ для ведения дальнейших разработок. Сначала в Тушино, на авиационный завод № 82, где Валентином Петровичем были разработаны реактивные установки, устанавливаемые на самолёты. Собственно ракетостроение, в чистом его виде, пока не рассматривалось как дело полезное, но вскоре всё изменилось.

Перед Победой

Глушко Валентин Петрович был освобождён в 1944-м. Он сразу же встал во главе опытного, или, лучше сказать, - особого конструкторского бюро в Казани, где разрабатывались специальные двигатели. В 1946 году он был в числе тех, кто в Германии изучал немецкие разработки в ракетной области.

Вернувшись оттуда с новыми идеями, Глушко работает уже в преобразованном ОКБ-456 на авиазаводе в Химках, где к 1948 году появился первый двигатель РД-100 для ракеты, а потом и ещё огромное множество их для самых разнообразных летательных объектов. Глушко Валентин Петрович, биография которого целиком и полностью связана с реактивными двигателями, именно тогда стал безусловным лидером в их создании.

Заслуги

В 1974 году начала работу совсем новая организация, которую возглавил академик Глушко, - НПО "Энергия", куда вошли ОКБ-456 и ОКБ-1. Генеральный конструктор изменил курс вверенного ему предприятия кардинальным образом. Именно поэтому вся российская космонавтика, в том числе и современная, обязана этому человеку почти всем. Это он проектировал двигатели космического корабля "Восток" - от первого полёта в космос до создания станций на орбите. Без него наши космические достижения были бы совсем другими. Возможно, их вообще не было бы.

Именно поэтому был установлен в Одессе памятник Валентину Глушко, на красивом проспекте, тоже названном именем этого "засекреченного" человека. И на в Москве тоже есть такой монумент. Однако, заслуги его перед отечеством невозможно переоценить. Валентин Петрович Глушко - Герой Социалистического Труда (дважды), у него пять орденов Ленина, а также ордена Трудового Красного Знамени и Октябрьской Революции, множество медалей. Он лауреат Ленинской и Государственной премий СССР.

Королёв

Ещё в ОКБ-1 с выдающимся конструктором работали замечательные специалисты, которых он набирал в бюро самостоятельно (представьте себе, как ценили этого заключённого, которому позволялось такое). Это легендарные люди: Уманский, Желтухин, Лист, Витка, Страхович, Жирицкий и многие другие. В 1942 году по ходатайству главного конструктора Глушко уже в Казань был переведён самый легендарный человек, которому покорился космос.

Глушко Валентин Петрович и Королев Сергей Павлович вместе разрабатывали ту самую военную технику, которая принесла победу стране. были установлены на Пе-2, и сразу же скорость его стала выше на 180 километров в час. Шли испытания с истребителями Як-3, Прирост скоростей был впечатляющ - до двухсот километров в час. Таким образом с помощью жидкостного реактивного двигателя изменилась сама судьба ракетной техники.

Взаимоотношения с властью

Сталин досрочно "освободил" Глушко и снял судимость в 1944 году. Но в жизни конструктора от этого решения не изменилось практически ничего. Он всегда, вне зависимости от судов, был человеком засекреченным и ограждённым от остальной жизни огромной стеной творческой работы, которая необходима стране и которую требуют душа и сердце. Но Глушко правильно использовал этот сталинский жест. Он подал вождю список из тридцати человек, которых нужно было тоже освободить досрочно и оставить для работы в КБ. Так и случилось. Большинство из этих людей связали свою судьбу с Глушко навсегда.

А с 1945 года этот в прошлом осуждённый на много лет человек стал заведовать кафедрой в Казанском авиационном институте, где занимался реактивными двигателями и готовил достойных помощников себе и своему ОКБ. Ещё интереснее: вчерашний осуждённый "за вредительство" полтора года изучает ракеты в Германии (1945-1947 годы), будучи в командировке. Трофеи - немецкое ракетостроение - конструктора, конечно же, впечатлили. Но и о взаимоотношениях власти и творческого контингента этот случай тоже рассказал многое. Со Сталиным у Глушко было четыре продолжительные личные встречи, где обсуждалось отечественное ракетостроение. Вождь задавал вопросы умные, толковые, квалифицированные.

Космос

В 1953 году Глушко избрали в Академию наук членом-корреспондентом, а в 1957-м без защиты диссертации ВАК присвоила ему докторскую степень. Наступило время воплощения своих детских мечтаний. Валентин Петрович разрабатывал обширные программы пилотируемых даже лунных поселений, с его лёгкой руки появились космические корабли многоразового использования. Он всерьёз занимался вопросами освоения Венеры и Марса, планировал полёты к астероидам.

И многие из его мечтаний, пронесённых сквозь целую жизнь, воплотились. Запуск первого спутника на орбиту планеты подтолкнул страну к бурному развитию ракетостроения. Сообщение с Землёй начали поддерживать орбитальные комплексы "Мир", "Салют" посредством пилотируемых кораблей "Союз" и транспортных которые разрабатывал Валентин Петрович Глушко. Но многое так и не сбылось, до сих пор.

Луна

Глушко руководил разработкой лунной станции, на которой постоянно находились бы люди. Гриф работы "совершенно секретно" не позволял воодушевить этой идеей общественность, а потому, когда после неудачных запусков Н-1 лунную программу закрыли, никто об этом не горевал, кроме генерального конструктора. И даже всё то огромное, что свершилось, не могло его утешить до конца. А свершилось? Более пятидесяти модификаций жидкостных двигателей, которые и теперь применяются на семнадцати моделях космических и боевых ракет. Именно под его руководством созданные двигатели ракет-носителей запустили автоматические станции к Марсу, Венере и Луне, они же установлены на пилотируемые корабли "Союз" и "Восток", а сколько искусственных спутников Луны и Земли выведено на орбиту с их помощью!

А космический аппарат "Буран", разработанный под руководством Глушко, этот космический корабль, легко взявший на себя функции самолёта, с новейшими теплозащитными материалами, с компьютерными расчётами в десятки тысяч чертежей, и с двигателем, самым мощным и сегодня - ЖРД РД-170, детище Глушко, не уступающее, а превосходящее по многим параметрам даже "Шаттл"! Аппарат поистине безупречный! Но... не цветут яблони на Марсе, нет на лунных дорожках наших следов. Не дождался Валентин Петрович. В 1989 году он скончался, и его именем международный союз астрономов назвал кратер на видимой стороне Луны. Может быть, как раз тот, который и влёк по ночам к себе этого великого и деятельного мечтателя.

Женщины

Женщин тоже очень любил Глушко Валентин Петрович. Семья поэтому у него была далеко не одна, несмотря на "засекреченность", долгую отсидку в "шарашках" и нечеловеческую занятость. Первый раз он женился в девятнадцать лет, будучи студентом Ленинградского университета. Вагоны он не разгружал, но, когда особо было голодно, немного подрабатывал ремонтом квартир, где и обнаружилась бывшая одесская девушка Сусанна Георгиевская, будущая писательница. Что произошло между супругами, почему они развелись, осталось тайной. Но обстоятельства изумляют. Валентин был ранен из огнестрельного оружия. Сказал, что причина - неосторожное обращение. После чего последовал развод.

Появилась новая женщина, жениться на которой он не успел - Тамара Саркисова. Однако дочь Евгения родиться успела. Ареста Глушко Тамара сильно испугалась и отреклась от всех отношений. Поэтому, когда появилась возможность, Глушко к ней не вернулся - не простил. В Германии у него появилась преподавательница, которую звали Магдой, и родились дети - Юрий и Елена. Потом наверняка было что-нибудь ещё, о чём история умалчивает. Глушко мужчиной был чрезвычайно интересным и чисто внешне, и ореол гениальности над ним сиял нестерпимо. А вот в 1959-м, когда конструктору исполнился пятьдесят один, в его жизни появилась Лидия Нарышкина, девушка восемнадцати лет, работавшая в его КБ "Энергомаш" в Химках, с которой он прожил оставшиеся двадцать восемь лет, воспитав прекрасного сына.

ОТ РОДНЫХ

В 1919 году зачислен в Реальное училище имени св. Павла (переименованное в IV Профтехшколу «Металл» им.Троцкого), которое закончил в 1924 году. Одновременно с учёбой в училище руководил Кружком общества любителей мироведения при одесском отделении Русского общества любителей мироведения (РОЛМ). В эти же годы (с 1920 по1922) занимался в консерватории по классу скрипки у профессора Столярова, а затем был переведён в Одесскую музыкальную академию.

С 1923 по 1930 годы состоял в переписке с К. Э. Циолковским.

В 1924 году получает диплом об окончании Профтехшколы. В это же время он закончил работу над первой редакцией своей книги «Проблема эксплуатации планет», в газетах и журналах публикуются его научно-популярные статьи о космических полётах «Завоевание Землёй Луны» в 1924 году, «Станция вне Земли» в 1926 году и др.

По путёвке Наркомпроса УССР направляется на учёбу в Ленинградский государственный университет. Параллельно с учёбой он работает в качестве рабочего (сначала оптика, а затем механика) в мастерских Научного института им.П. Ф. Лесгафта, а в 1927 году — геодезистом Главного геодезического управления Ленинграда.

В качестве дипломной работы, состоящей из трёх частей, Глушко предложил проект межпланетного корабля «Гелиоракетоплана» с электрическими ракетными двигателями. 18 апреля 1929 года третья часть, посвящённая электрическому ракетному двигателю, была сдана в отдел при Комитете по делам изобретений.

15 мая 1929 года зачислен в штат Газодинамической лаборатории. В 1930 году разработана конструкция и начато изготовление первого отечественного жидкостного ракетного двигателя ОРМ-1. Одновременно Глушко в качестве компонентов ракетных топлив предложил азотную кислоту, растворы в ней азотного тетроксида, пероксид водорода и др. Им разработано и испытано профилированное сопло, разработана теплоизоляция камеры ракетного двигателя двуокисью циркония и другими составами.

За время работы в ГДЛ были разработаны конструкции и испытаны двигатели серии ОРМ: ОРМ-1—ОРМ-52 на азотнокислотном-керосиновом топливе. Кроме того, разработаны конструкции ракет серии РЛА-1, РЛА-2, РЛА-3 и РЛА-100.

В январе 1934 года Глушко был переведён в Москву и назначен начальником сектора РНИИ Наркомата Обороны.

В 1933—1934 годах читал курсы лекций в Военно-воздушной инженерной академии им. Н. Е. Жуковского.

В декабре 1935 года вышла в свет книга «Ракеты: их устройство и применение» под редакцией Г. Э. Лангемака и В. П. Глушко.

5 ноября 1936 года проведены официальные стендовые испытания ЖРД ОРМ-65 тягой до 175 кг на азотнокислотно-керосиновом топливе для ракетоплана РП-318 и крылатой ракеты 212 конструкции С. П. Королёва. 16 декабря 1936 года проведено первое огневое наземное испытание ЖРД ОРМ-65 на ракетоплане РП-318.

Выписка из протокола с приговором:

В марте 1938 года Глушко был арестован и по август 1939 годанаходился под следствием внутренней тюрьмыНКВД на Лубянке и вБутырской тюрьме. 15 августа 1939 годаосуждён Особым совещанием при НКВД СССР сроком на 8 лет, впоследствии оставлен для работы в техбюро. До 1940 года он работает в конструкторской группе 4-го Спецотдела НКВД (т. н. «шарашке») при Тушинском авиамоторостроительном заводе № 82. За это время были разработаны проект вспомогательной установки ЖРД на самолётах С-100 и Сталь-7. В 1940 году Глушко был переведён в Казань, где он продолжает работы в качестве главного конструктора КБ 4-го Спецотдела НКВД при Казанском заводе № 16 по разработке вспомогательных самолётных ЖРД РД-1, РД-1ХЗ, РД-2 и РД-3.

В декабре 1944 годаназначен главным конструктором ОКБ-СД (Опытно-Конструкторское Бюро Специальных Двигателей), г. Казань. В 1944—1945 годах проведены наземные и летные испытания ЖРДРД-1 на самолетах Пе-2Р, Ла-7, Як-3 и Су-6. Разрабатывается трёхкамерный азотнокислотно-керосиновый ЖРД РД-3тягой 900 кг, проведены официальные стендовые испытания ЖРД РД-1ХЗ с химическим повторным зажиганием.

С июля по декабрь 1945 года и с мая по декабрь 1946 года Глушко находится в Германии, где изучает трофейную немецкую ракетную технику (в основном — Фау-2) в институте «Нордхаузен».

13 мая 1946 года выходит Постановление СМ СССР № 1017-419сс «Вопросы реактивного вооружения», В. П. Глушко в тексте Постановления прямо не упомянут, но в соответствии с этим документом его назначили на новое место работы. 3 июля 1946 года приказом МАП авиазавод № 456 в Химках был перепрофилирован под производство жидкостных ракетных двигателей с одновременным перебазированием на него коллектива ОКБ-СД из Казани. Этим же приказом он был назначен главным конструктором ОКБ-456 (ныне — НПО «Энергомаш»). Практически сразу же сложился Совет главных конструкторов, в который Глушко был включён.

10 октября 1948 года произведён успешный пуск ракеты Р-1с РД-100 (копия немецкой Фау-2). Проводятся работы над модификацией двигателя РД-100 (РД-101—РД-103). 19 апреля 1953 года осуществлен успешный пуск ракеты Р-5 сРД-103.

По результатам испытаний 2 февраля 1956 года ракетыР-5М с боевым ядерным зарядом В. П. Глушко получил звание Герой Социалистического Труда.

В дальнейшем под руководством Глушко разработаны мощные ЖРД на низкокипящих и высококипящих топливах, используемые на первых ступенях и в большинстве вторых ступеней советских ракет-носителей и многих боевых ракет. Неполный список включает: РД-107 и РД-108 для РН «Восток», РД-119 и РД-253 для РН «Протон», РД-301,РД-170 для «Энергии» (самый мощный ЖРД в мире) и многие другие.

22 мая 1974 года назначен директором и генеральным конструктором НПО «Энергия», соединившем ОКБ, основанное В. П. Глушко, и КБ, руководимое ранее С. П. Королёвым. По его инициативе были свёрнуты работы по ракете-носителю Н-1, вместо которой по его предложению и под его руководством была создана многоразовая космическая система «Энергия — Буран». Он возглавлял работы по совершенствованию пилотируемых космических кораблей «Союз», грузового корабля «Прогресс», орбитальных станций «Салют», созданию орбитальной станции «Мир».

В. П. Глушко умер 10 января 1989 года на 81-м году жизни. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Глушко так и не сумел преодолеть проблемы с нестабильностью процесса горения в больших ракетных двигателях, что не позволяло создавать однокамерные сверхмощные ЖРД класса F-1.
Глушко был одним из главных критиков А. Г. Костикова, с которым работал в РНИИ и которого считал главным виновником того, что подвергся репрессиям. ПрофессорМАИ Л. С. Душкин, работавший в 1930-е годы вместе сКостиковым и Глушко, считал эту критику необоснованной и отмечал ряд недальновидных действий Глушко во время работы института.
Глушко так и не смог вычислить величину давления насыщенных паров горючего ТГ-02 («Самин», Тонка-250) для своего справочника физико-химических свойств компонентов ракетного топлива.

В мой кабинет вошли два офицера: полковника я узнал сразу — это был Валентин Петрович Глушко, а другой — подполковник — коротко представился: «Лист». Оба были не в гимнастерках, галифе и сапогах, а в добротных кителях и хорошо отглаженных брюках.

Глушко чуть улыбнулся и сказал: «Ну, мы с вами, кажется, уже встречались». Значит, запомнил встречу в Химках. Зашёл Николай Пилюгин, и я представил его как главного инженера института. Предложил рассаживаться и выпить чаю или «чего-нибудь покрепче». Но Глушко, не присаживаясь, извинился и сказал, что сначала просит срочной автомобильной помощи:

— Мы едем из Нордхаузена, машина очень плохо тянула и сильно дымила. В салоне мы задыхались от дыма. У вас, говорят, есть хорошие специалисты в «репаратуре».

Николай Пилюгин подошёл к окну и заявил:

— Да она и сейчас дымит. Вы мотор-то выключили?

— Не надо беспокоиться. Это догорают тормозные колодки ручного тормоза. Мы едем из Нордхаузена с затянутым ручным тормозом.

Мы с Пилюгиным были ошарашены:

— Так почему вы его не отпустили?

— Видите ли, Валентин Петрович поставил мне условие, что, если он за рулём, я не смею ему ничего подсказывать.

— Б. Е. Черток Ракеты и люди. Книга 1. Ракетный институт в Тюрингии. — М.: «Машиностроение», 1999

Глушко с утра встретил нас бодрым, подтянутым и отнюдь не подавленным. Как всегда одетый в хорошо сидящий на нём костюм с подобранным в тон галстуком, он демонстрировал уверенность в правоте своей линии. Снова перебирая в памятипервую шестёрку главных, я бы сказал, что Глушко выделялся гордостью и аристократизмом хорошо воспитанного человека. Он не любил переходить на «ты». Никаких намеков на панибратство не терпел.

Глушко всегда был подтянут, безупречно одет и корректен. В обсуждении проблемы, так же как в документах, он требовал убедительной логики, ясности, четкости формулировок. Иногда документы, которые приносились ему на подпись, перепечатывались по многу раз только потому, что исполнитель не мог совместить ясность изложения с синтаксисом русского языка или не соблюдал скрупулёзной точности в наименовании адресата. В этом отношении он был беспощаден, даже въедлив.

За внешней корректностью проглядывалась твердая воля в отстаивании своей позиции, своих убеждений. Он мог доходить, не прибегая к сильным выражениям, до очень обидных для оппонента логических построений. Иногда был бескомпромиссен там, где, казалось, жёсткая позиция вредит и ему, и делу… Глушко способен был, не повышая голоса, не прибегая к сильным выражениям, доказать человеку, что тот работает безответственно и ему нельзя доверить серьёзное дело.

Ни у Королёва, ни у Глушко, так по крайней мере казалось не только мне, но и другим, не было близких друзей по работе, которым можно было доверить свои сокровенные идеи и мысли.

Очень сильные и очень разные были у них характеры. Но было объединяющее общее: оба принадлежали к поколению, которое в детстве прошло через войну гражданскую — классовую, юность была отдана героическому труду во имя великой цели. Они подверглись жесточайшим испытаниям, моральным и физическим, и при всем этом не изменили своим мечтам, сохранили целеустремлённость и веру в свои силы.

— Б. Е. Черток Ракеты и люди. Книга 4. Лунная гонка. — М.: «Машиностроение», 1999

«Острый конфликт между Королёвым и Глушко возник не без помощи Василия Мишина, где-то в шестидесятом году. Но до этого со времён их работы в НИИ-3, потом в Казани, в Германии при создании всех ракет до „семерки“ включительно они были единомышленниками…

У Глушко нет ни королевского артистизма, ни таланта полководца. Если бы не его целенаправленное увлечение с молодых лет ракетными двигателями ради межпланетных полётов, он мог быть учёным, даже одиночкой: астрономом, химиком, радиофизиком, не знаю кем ещё, но очень увлечённым. Разработав новую теорию очень детально, он не отступится от своих принципов, будет их защищать со всей страстью.

В истории им обоим было суждено стать главными конструкторами. До этого они вместе прошли школу „врагов народа“. Это их сближало. Однако в Казани Королёву, даже заключённому, трудно было признавать власть тоже заключённого главного конструктора Глушко. В Германию, после освобождения, оба командируются одновременно. Но Глушко — в чине полковника, а Королёв — в чине подполковника. Потом Королёв формально становится над Глушко. Он — головной главный конструктор, он — технический руководитель всех Госкомиссий, он — глава Совета главных конструкторов. Королёв властолюбив. Глушко честолюбив. Когда хоронили Королёва, мы вместе выходили из Дома союзов. Глушко совершенно серьёзно сказал: „Я готов через год умереть, если будут такие же похороны“.

Глушко работает не щадя сил, но мечтает о славе, даже посмертной. Королёв тоже не щадил сил, но ему нужна была слава при жизни.»

А. М. Исаев

— Б. Е. Черток Ракеты и люди. Книга 4. Лунная

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

В марте 1938 года Глушко был арестован и по август 1939 года находился под следствием внутренней тюрьмы НКВД на Лубянке и в Бутырской тюрьме. 15 августа 1939 года осуждён Особым совещанием при НКВД СССР сроком на 8 лет, впоследствии оставлен для работы в техбюро. До1940 года он работает в конструкторской группе 4-го Спецотдела НКВД (т. н. «шарашке») при Тушинском авиамоторостроительном заводе № 82. За это время были разработаны проект вспомогательной установки ЖРД на самолётах С-100 и Сталь-7. В 1940 году Глушко был переведён в Казань, где он продолжает работы в качестве главного конструктора КБ 4-го Спецотдела НКВД при Казанском заводе № 16 по разработке вспомогательных самолётных ЖРД РД-1, РД-1ХЗ, РД-2 и РД-3.

27 августа 1944 года по решению Президиума Верховного Совета он был досрочно освобождён со снятием судимости. Реабилитирован в 1956 году.

Долгое время у этого человека даже не было своего имени - в открытой печати он именовался профессором Г.В. Петровичем. Лишь немногие знали, что под этим именем скрывается главный конструктор ракетных двигателей . Вокруг этого человека еще при жизни складывались легенды, некоторые из них бытуют и поныне.

12 марта нынешнего года немецкая газета Frankfurter Rundschau опубликовала статью «Трагедия покорителя космоса», автор которой попытался ответить на вопрос, кто виноват в срыве советской Лунной программы. Как утверждает издание, детальные планы пилотируемого полета на Луну разработал Сергей Королев уже к июню 1960 года, но лишь в 1963 году ЦК КПСС дал зеленый свет Лунной программе. Однако конструктор двигательных установок Валентин Глушко препятствовал реализации программы, так как был враждебно настроен по отношению к Королеву, - по словам автора статьи, «из-за доноса Глушко в 1938 году во время сталинских репрессий Королев был осужден как враг народа». Это, по мнению издания, и предопределило неудачу советской Лунной программы.

Но если вспомнить известный фильм «Укрощение огня», то там Королев, которого сыграл Кирилл Лавров , и Глушко, роль которого исполнил Игорь Горбачев , работают рука об руку и в трудную минуту поддерживают друг друга. Так что же, выходит, в фильме все неправда?


Германский шпион


Валентин Петрович Глушко родился 2 сентября 1908 в Одессе в довольно состоятельной семье. В 1919 году он был зачислен в реальное училище имени св. Павла, позже переименованное в IV Профтехшколу.

Валентин Петрович вспоминал: «Весной 1921 года я прочел «Из пушки на Луну», а затем «Вокруг Луны». Эти произведения Жюля Верна меня потрясли. Во время их чтения захватывало дыхание, сердце колотилось, я был как в угаре и был счастлив. Стало ясно, что осуществлению этих чудесных полетов я должен посвятить всю жизнь без остатка». Однако этому мешало то, что юноша учился в консерватории по классу скрипки.

Впрочем, скрипку скоро украли, и уже ничто не препятствовало Глушко посвятить себя космонавтике. «В те годы, - рассказывал он, - я ходил в шинели и сапогах. Надев высокую отцовскую папаху, чтобы казаться больше ростом, я отправился в обсерваторию». Тогда же Валентин Глушко написал К. Циолковскому , тот ответил, и переписка между ними продолжалась много лет.

Юноша был настолько увлечен межпланетными путешествиями, что даже написал книгу «Проблемы эксплуатации планет». В ней было две части: «О будущем Земли» и «О будущем человечества». Однако издать ее не удалось. Спустя почти полвека академик Глушко рассказывал: «Совершенно случайно рукопись сохранилась, и я ее прочел. При этом испытал чувство глубокой благодарности к Госиздату за то, что он не издал эту книгу».

После окончания профтехшколы Валентин Глушко по путевке Наркомпроса УССР поступил на физико-математический факультет Ленинградского университета. «Мой живейший интерес к великому делу межпланетных сообщений не угас, - писал он Циолковскому в январе 1927 года. - Питаю надежду довести начатое Вами дело до конца».

В мае 1929 года Глушко был зачислен в штат Газодинамической лаборатории (ГДЛ) в должности руководителя группы по разработке жидкостных ракетных двигателей. «Перед нами, - вспоминал Валентин Петрович, - лежали в полном смысле слова чистые листы бумаги и неизвестное». Работа к тому же была опасной. Однажды, когда Глушко с сотрудником проводили очередное испытание, произошел взрыв. «Стояла холодная осень, - рассказывал Глушко, - мы были в меховых шапках, и это нас спасло». В январе 1933 года он познакомился с Королевым, который приехал в Ленинград вместе с Ф. Цандером. «В ГДЛ нас привлекали моторы конструкции В. Глушко, - вспоминал Королев. - Вот так на моем первом ракетоплане РП-318 был установлен его двигатель».

В сентябре 1933 года приказом заместителя наркома обороны Тухачевского в Москве был создан Реактивный научно-исследовательский институт (РНИИ), на фронтоне которого красовалась вывеска «Всесоюзный институт сельскохозяйственного машиностроения». Королев занял пост заместителя начальника РНИИ, а Глушко - должность руководителя сектора реактивных двигателей. Вскоре Королев начал активно интриговать против директора института Ивана Клейменова, в связи с чем был переведен на должность руководителя отдела крылатых ракет. Заместителем директора был назначен Георгий Лангемак, с которым Глушко тесно сотрудничал. В 1935 году вышла в свет их книга «Ракеты: их устройство и применение».

1 ноября 1937 года Клейменов и Лангемак были арестованы по обвинению в шпионаже. 14 ноября Лангемак подал заявление на имя наркома внутренних дел Ежова, в котором назвал сообщников по «антисоветской организации» - Клейменова, Глушко и Королева.

Валентин Петрович был арестован в марте 1938 года. После многочасовых избиений он подписал признание в преступном сговоре с Клейменовым и Лангемаком: «Я являюсь участником антисоветской организации в оборонной промышленности, по заданиям которой проводил вредительскую подрывную работу. Кроме того, я занимался шпионской работой в пользу Германии». В июне был арестован Королев - эта цепь событий до сих пор служит основой для обвинений Глушко в малодушии. Однако профессор Л. Стернин, тщательно изучивший архивные материалы, сделал заключение: «Глушко не оговорил Королева, не назвал его своим сообщником». Что касается Клейменова и Лангемака, то они были расстреляны еще в январе 1938 года.


«Луну американцам не отдавать!»


Подписав признание, Глушко направил прокурору СССР Вышинскому письмо: «Прошу вашего распоряжения о пересмотре моего дела, поручив его новому следствию, так как форма допроса, которому я подвергся, носила характер морального и физического принуждения, в результате чего мною были даны показания, не отвечающие действительности». Тем не менее 15 августа 1939 года особое совещание при народном комиссаре внутренних дел СССР вынесло постановление: «Глушко Валентина Петровича за участие в контрреволюционной организации заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на восемь лет». Однако в лагере ему побывать не довелось - сначала Валентин Петрович работал в конструкторской группе спецотдела НКВД в Тушино, а затем его сделали главным конструктором ракетных ускорителей в казанской «шарашке». Туда он в конце 1942 года перетащил Королева, который также получил восемь лет.

В июле 1944 года за успехи в создании ускорителей группа конструкторов, включая Глушко и Королева, была освобождена из заключения со снятием судимости. Многие из них вскоре были награждены орденами: Глушко получил орден Трудового Красного Знамени, а Королев - орден «Знак Почета». Дальше их дороги разошлись. В июле 1946 года на базе авиазавода в Химках было создано ОКБ-456, главным конструктором которого стал Глушко. Королева назначили главным конструктором баллистических ракет НИИ-88 в подмосковных Подлипках. Казалось, эти люди, столь не похожие друг на друга, не найдут общий язык. Ученый и публицист Ю. Окунев писал о них: «Валентин Глушко - интеллектуал с аристократическими манерами, знаток и ценитель музыки и живописи, всегда безукоризненно и элегантно одетый. Он подчас бывал высокомерным, но никогда - непристойно грубым или некорректным. Сергей Королев не обладал и долей глушковской интеллигентности и аристократизма. В отношениях с людьми он часто допускал грубость и откровенное хамство, но в нем были артистизм и полководческий талант, которых не хватало Глушко. Несмотря на внешнюю непохожесть, Королев и Глушко были одинаково жесткими и беспощадными начальниками. Они могли морально уничтожить человека, изгнать его из космонавтики, лишить будущего, однако Глушко делал это с холодным взглядом и безжалостной логикой, а Королев - с грубой бранью. Оба были абсолютно самодостаточными, не терпели конкурентов и не нуждались в друзьях».

Однако в 50-х годах Королев и Глушко работали на редкость слаженно, в результате чего достигли немалых успехов. В 1956 году они одновременно были удостоены звания Героя Социалистического Труда за создание первой межконтинентальной баллистической ракеты, а в 1958 году были избраны действительными членами Академии наук СССР. В июне 1961 года Королев и Глушко вновь получили звезды Героев за полет Юрия Гагарина . Космический корабль «Восток» был оснащен двигателями Валентина Глушко. Позже он вспоминал: «В тот день, 12 апреля 1961 года, когда Юра полетел, я был счастлив».

То есть старыми обидами и личными качествами Королева и Глушко нельзя объяснить размолвку, которая произошла между ними в начале 60-х годов. В чем же была причина? Известно, что 25 мая 1961 года президент США Джон Кеннеди, выступая в конгрессе, сформулировал в качестве национальной задачи высадку американских астронавтов на Луну. В ответ ЦК КПСС принял постановление, в котором высадка космонавтов на Луну была объявлена приоритетной целью советской космической программы. Рассказывают, что Хрущев заявил: «Луну американцам не отдавать! Сколько надо средств, столько и найдем».


К юбилею революции


Однако это постановление было принято лишь в августе 1964 года. Почему же так долго раскачивались? Во-первых, далеко не все поддерживали проект. Валентин Петрович считал, что высадка на Луну - пропагандистская затея, не имеющая смысла. Вместо этого, по его мнению, следовало приступить к созданию большой орбитальной станции. Это была мечта его молодости - еще в 1926 году он опубликовал статью «Станция вне Земли». В 1952 году Глушко даже отправил Королеву глобус с надписью: «Шлю тебе этот шарик, Сергей, с глубокой надеждой, что нам с тобой доведется своими глазами увидеть живую Землю такой же величины». Королев, кстати, тоже был увлечен идеей создания орбитальной станции, но в какой-то момент решил все отложить ради лунного проекта. Видимо, Королев опасался, что если он не возьмется за проект, то его уведет из-под носа хитрый В. Челомей.

Во-вторых, задача высадки космонавтов на Луну была чрезвычайно сложной, а решать ее надо было в авральном режиме - члены политбюро намекали на то, что лунный проект желательно осуществить к 50-летию Октябрьской революции, то есть к ноябрю 1967 года. Королев чуть ли не в приказном порядке обязал Глушко сделать для его лунной ракеты-носителя Н1 кислородно-керосиновый двигатель. Валентин Петрович возмутился, что с ним разговаривали как с мальчишкой, и обратил внимание Королева на то, что, прежде чем браться за лунный проект, следовало посоветоваться со специалистами, так как в столь сжатые сроки создать этот двигатель нереально. Видимо, разговор между главными конструкторами шел на повышенных тонах, так как Глушко даже после смерти Королева не мог успокоиться. В 1968 году, беседуя с журналистом Я. Головановым, он вдруг сорвался: «Что вы все - Королев, Королев?.. А что такое Королев? Это тонкостенная металлическая труба. Я ставлю внутрь свои двигатели, академик Н. Пилюгин свои приборы, академик В. Бармин строит ей старт, и она летит».

Рассказывают, что, приехав после разговора с Королевым в свое ОКБ, Глушко собрал совещание. Говорил тихо, между фразами были длинные паузы. Глушко сообщил, что работа с ОКБ Королева прекращается, закончив фразой: «Это очень плохо для обоих ОКБ - нашего и королевского, а главное - для всего нашего отечества». Так оно и случилось. Четыре запуска ракеты-носителя Н1 с двигателями, разработанными в КБ Н. Кузнецова, оказались неудачными, после чего в 1974 году все работы по Лунной программе были свернуты. Что касается американцев, то они все же установили на Луне свои флажки, затратив на это $19,4 млрд.

В мае 1974 года Глушко был назначен директором и генеральным конструктором НПО «Энергия», в состав которого вошло бывшее ОКБ Королева (его преемник В. Мишин был освобожден от должности). Казалось, мечта Глушко о создании орбитальной станции близка как никогда. Правда, для этого требовалось создать последовательный ряд тяжелых и сверхтяжелых РЛА (ракетных летательных аппаратов) из унифицированных блоков. Но вскоре НПО «Энергия» было назначено головным предприятием по программе «Энергия» - «Буран». Проект создания РЛА пришлось отложить, но станцию «Мир» Глушко, хоть и при помощи челомеевских ракет, запустил на орбиту. А вот до первого и единственного полета «Бурана» Валентин Петрович не дожил.

Глушко скончался 10 января 1989 года. Незадолго до смерти он попросил, чтобы его тело кремировали, а пепел, если представится возможность, отправили в космос на Марс или Венеру. Тогдашнее руководство СССР расценило это как неуместную шутку - урну с прахом великого конструктора захоронили на Новодевичьем кладбище. На гранитном надгробии В.П. Глушко изображено последнее великое творение советской космонавтики - извергающая огненные факелы ракета-носитель «Энергия» с орбитальным кораблем «Буран».

К сожалению, Владимир Петрович не успел сделать все, о чем мечтал, однако был благодарен судьбе за то, что она подсказала ему верный путь. «Счастлив тот, - писал он, - кто нашел свое призвание, способное поглотить все его помыслы и стремления. Дважды счастлив, кто нашел призвание еще в отроческие годы. Мне выпало это счастье».


ЕВГЕНИЙ КНЯГИНИН
Первая крымская N 467, 22 МАРТА/28 МАРТА 2013