Тот, кто ждет. Рассказ Рэя БрэдбериПереводчик: Б. Ерхов. Рэй бредбери тот, кто ждет Брэдбери тот кто ждет рецензия

Я живу в колодце. Я живу в колодце, как дымка. Как пар в каменной глотке. Я недвижим. Я ничего не делаю, только жду. Наверху я вижу холодные ночные и утренние звезды, вижу солнце. И пою иногда древние песни этого мира, песни времен его юности. Как я могу сказать, что я такое, когда и сам не знаю? Никак не могу. Я просто жду. Я - туман, я - лунный свет и память. Я печален и стар. Иногда я дождем падаю в колодец, и там, куда шлепаются мои быстрые капли, вода вздрагивает и покрывается узорчатой паутиной. Я жду в прохладной тиши, и наступит день, когда мне уже не придется ждать.

Сейчас утро. Я слышу мощный гром. Я чувствую вдалеке запах огня. Я слышу скрежет металла. Я жду. Я - слух.

Выпускайте людей наружу.

Хруст песчинок.

Где флаг?

Здесь, сэр.

Хорошо, хорошо.

Солнце стоит высоко в синем небе, его золотые лучи наполняют колодец, и я зависаю в нем - невидимое облачко в теплом свете.

Именем правительства Земли объявляю эту планету Марсианской Территорией, равно поделенной между нациями.

Что они говорят? Я кружусь в лучах солнца, словно колесо, невидимый и неторопливый, золотистый и неутомимый.

Что это тут?

Колодец!

Ну-ка? Точно!

Приближается что-то теплое. Над зевом колодца склоняются три объекта, и моя прохлада поднимается к ним.

Думаешь, там хорошая вода?

Эй, кто-нибудь, принесите склянку и шпагат.

Я принесу.

Звук бегущих шагов. Удаляющихся. Теперь приближающихся.

Опускаем. Легонько.

Склянка, поблескивая, медленно опускается на шпагате. Вода подернулась мелкой рябью, когда склянка коснулась ее и наполнилась. Я поднимаюсь в теплом воздухе к жерлу колодца.

Вот. Хотите отведать этой водицы, Риджент?

Давайте.

Что за чудесный колодец! Взгляните, как он устроен.

Сколько ему лет, как вы думаете?

Бог знает. Когда мы вчера сели в том, другом, городе, Смит сказал, что уже десять тысяч лет как на Марсе нет жизни.

Подумать только!

Ну что, Риджент, как водичка?

Чистый хрусталь. Выпей стаканчик.

Плеск воды на солнцепеке. Теперь я плыву буроватой пылью на легком ветерке.

В чем дело, Джонс?

Не знаю. Ужасно заболела голова. Ни с того ни с сего.

Ты еще не пил эту воду?

Нет. Дело не в ней. Я просто склонился над колодцем, и голова вдруг стала раскалываться. Но сейчас уже лучше.

Теперь я знаю, кто я.

Мое имя - Стивен Леонард Джонс, мне двадцать пять лет, и я только что прилетел в ракете с планеты под названием Земля. А теперь стою с моими добрыми друзьями Риджентом и Шоу возле старого колодца на планете Марс.

Я смотрю на свои золотистые пальцы, загорелые и крепкие, оглядываю свои длинные ноги и серебристую форму, оглядываю моих друзей.

Что случилось, Джонс? - спрашивают они.

Ничего,- говорю я, глядя на них,- ровным счетом ничего.

До чего же вкусна пища! Я не ел уже десять тысяч лет. Пища нежно ласкает мой язык, а вино, которым я запиваю ее, согревает. Я слушаю голоса. Я составляю слова, которых не понимаю и все же как-то понимаю. Я пробую на вкус воздух.

В чем дело, Джонс?

Я склоняю набок эту свою голову и опускаю руки, которые держат серебристую емкость с пищей. Мне доступны все ощущения.

Ты странно дышишь, с покашливанием,- говорит второй человек.

Может, начинается легкая простуда,- заявляю я.

Потом пойдешь к доктору, обследуешься.

Я киваю головой, и кивать приятно. Приятно сделать хоть что-нибудь спустя десять тысяч лет. Приятно подышать воздухом и почувствовать, как солнце прогревает плоть, все глубже и глубже. Приятно ощутить твердую кость, тонкий скелет в согревшейся плоти, приятно слышать звуки гораздо яснее, гораздо ближе, чем там, в каменных глубинах колодца. Я сижу как зачарованный.

Очнись, Джонс. Вставай. Надо идти.

Да,- отвечаю я, завороженный тем, как слово рождается на языке, как оно медленно и красиво падает в воздух.

Я иду. И идти приятно. Я выпрямляюсь и смотрю на землю. Она далеко от глаз и от головы. Как будто живешь на прекрасном утесе.

Риджент стоит у каменного колодца, глядит в него. Остальные, бормоча что-то, ушли к серебристому кораблю, из которого они появились.

Я чувствую свои пальцы и ощущаю улыбку у себя на губах.

Он глубокий,- говорю я.

Он называется Колодец Душ.

Риджент поднимает голову и смотрит на меня. - Откуда ты это знаешь?

А что, разве не похоже?

Я никогда прежде не слыхал о Колодце Душ.

Это место, где все ждущие, те, кто раньше имел плоть, ждут и ждут без конца,- говорю я, касаясь его руки.

Песок - огонь, а корабль - серебряный огонь в дневном зное. И чувствовать зной приятно. Звук моих шагов по твердому песку. Я слушаю. Шум ветра и гул солнца, жгущего долины. Я вдыхаю запах кипящей в полдень ракеты. Я стою под люком.

Где Риджент? - спрашивает кто-то.

Видел его у колодца,- отвечаю я.

Один из них бежит к колодцу.

Я начинаю дрожать. Тихая трясучая дрожь, затаившаяся глубоко внутри, становится все сильнее. И я впервые слышу его, как будто он хоронился вместе со мной в колодце: глубоко внутри кричит голос, тонкий и испуганный. Голос кричит: «Отпусти меня, отпусти меня»,- и такое чувство, будто что-то рвется на волю; хлопают двери в лабиринте, что-то бежит по темным коридорам и переходам, слышатся крики.

Риджент в колодце!

Люди бегут. Я бегу с ними, но мне дурно, и дрожь буквально неистовствует.

Наверное, он упал. Джонс, ты был здесь с ним. Ты видел? Джонс? Ну, говори же, парень!

В чем дело, Джонс?

Я падаю на колени. Как же сильно меня трясет!

Он болен. Эй, помогите-ка поднять его.

Это солнце.

Нет,- бормочу я,- не солнце.

Они укладывают меня на спину; судороги похожи на подземные толчки, и голос, спрятанный глубоко во мне, кричит: «Это Джонс, это я, это не он, это не он, не верьте ему, выпустите меня, выпустите меня!» И я смотрю вверх на склоненные фигуры и моргаю. Они касаются моих запястий.

У него сердце частит.

Я закрываю глаза. Крики стихают. Дрожь прекращается. Освобожденный, я поднимаюсь, будто в прохладном колодце.

Он мертв,- говорит кто-то.

Джонс умер.

Похоже, от шока.

От какого шока? - спрашиваю я. Меня зовут Сешшнз, мои губы с трудом шевелятся, и я - капитан этих людей. Я стою среди них и смотрю вниз, на тело, которое лежит и остывает на песке. Я хватаю себя за голову обеими руками.

Капитан!

Ничего! - кричу я.- Просто головная боль. Все будет в порядке.

«Ну, ну,- шепчу я.- Теперь все хорошо».

Нам лучше уйти в тень, сэр.

Да,- говорю я, глядя сверху на Джонса.- Нам не надо было прилетать: Марс не хочет нас.

Мы несем тело к кораблю, а глубоко внутри меня кричит новый голос, требуя свободы.

«Помогите, помогите…- звучит где-то далеко, во влажной плоти.- Помогите, помогите…» - эхом разносятся слова мольбы, словно красные призраки.

На этот раз дрожь начинается гораздо раньше. Я не могу управлять собой, как прежде.

Капитан, вы бы лучше перешли в тень. У вас неважный вид, сэр.

Да,- говорю я.- Помогите,- говорю я.

Что, сэр?

Я ничего не говорил.

Вы сказали «помогите», сэр.

Я сказал? Мэтьюс, я сказал?

Тело укладывают в тени ракеты, и голос кричит в глубине затопленных водой катакомб из костей и багровых потоков. Мои руки сводит судорогой. Мой разинутый рот иссох. Мои ноздри раздуваются. Мои глаза закатываются. «Помогите, помогите, о, помогите! Не надо, не надо, выпустите меня, выпустите меня!»

Не надо,- говорю я.

Что, сэр?

Ничего,- говорю я.- Я должен освободиться,- говорю я, зажимая ладонью рот.

Как так, сэр? - кричит Мэтьюс.

Все - в ракету! - воплю я.- Возвращайтесь на Землю!

У меня в руках пистолет. Я поднимаю его.

Хлопок. Бегущие тени. Крик обрывается. Слышится свист, с которым несешься сквозь космос.

Как приятно умереть через десять тысяч лет. Как приятно почувствовать эту желанную прохладу, эту расслабленность. Как славно ощущать себя рукой в перчатке, которая вытягивается и становится дивно холодной на горячем песке. О, этот покой, эта благость сгущающейся тьмы смерти. Но ее нельзя продлить.

Треск. Щелчок.

Боже всемогущий, он покончил с собой! - кричу я и открываю глаза. И вижу капитана. Он лежит, привалившись к ракете; голова раскроена пулей, глаза навыкате, язык высовывается меж белых зубов. Из головы хлещет кровь. Я склоняюсь над ним и касаюсь его.

Глупец! - говорю я.- Зачем он это сделал?

Парней охватывает ужас. Они стоят над двумя мертвецами и, повернув головы, смотрят на марсианские пески и далекий колодец, где под толщей воды лежит Риджент.

С их сухих губ срывается хрип, они хнычут, будто дети в кошмарном сне.

Они поворачиваются ко мне.

После долгого молчания один из них говорит:

Значит, теперь капитан ты, Мэтьюс.

Знаю,- медленно говорю я.

Нас осталось только шестеро.

Боже, как быстро все произошло!

Я не хочу оставаться тут. Давайте сматываться!

Парни галдят. Я подхожу и дотрагиваюсь до каждого из них. Я так уверен в себе, что хочется петь.

Слушайте,- говорю я и касаюсь их локтей, плеч или кистей.

Мы умолкаем.

Мы - единое целое.

«Нет, нет, нет, нет, нет, нет!» - кричат внутренние голоса, они глубоко, в темницах наших тел.

Мы переглядываемся. Мы - Самуэль Мэтьюс, Чарлз Ивэнс, Форрест Коул, Рэймонд Мозес, Вильям Сполдинг и Джон Саммерс, и мы молчим. Мы только смотрим друг на друга, на наши бледные лица и трясущиеся руки.

Мы поворачиваемся как один и глядим в колодец.

Итак…- говорим мы.

Наши ноги ступают по песку, и чувство такое, словно громадная двенадцатипалая ладонь отчаянно цепляется за теплое морское дно.

Мы склоняемся над колодцем, пока не теряем равновесие и не валимся по очереди в зев, летя сквозь прохладный мрак вниз, в холодные воды.

Солнце садится. Звезды кружатся в ночном небе. Там, вдалеке, мерцает огонек. Приближается другая ракета, прочерчивая космос красным пунктиром.

Я живу в колодце. Я живу в колодце, как дымка. Как пар в каменной глотке. Наверху я вижу холодные ночные и утренние звезды, вижу солнце. И пою иногда древние песни этого мира, песни времен его юности. Как я могу сказать, что я такое, когда и сам не знаю? Никак не могу.

Я просто жду.

Перевели с английского Д. Новиков и А. Шаров

Один из рассказов из серии НФ с папиной книжной полки который произвел на меня неизгладимое впечатление лет эдак в 13-14.

Рэй Брэдбери. «Тот, кто ждет»

Я живу в колодце. Я живу в нем подобно туману, подобно пару в каменной глотке. Я не двигаюсь, я ничего не делаю, я лишь жду. Надо мной мерцают холодные звезды ночи, блещет утреннее солнце. Иногда я пою древние песни этого мира, песни его юности. Как мне объяснить, кто я, если я не знаю этого сам? Я и дымка, и лунный свет, и память. И я стар. Очень стар. В прохладной тиши колодца я жду своего часа и уверен, что когда-нибудь он придет...

Сейчас утро. Я слышу нарастающие раскаты грома. Я чую огонь и улавливаю скрежет металла. Мой час близится. Я жду.

Марс! Наконец-то!

Чужой язык, он незнаком мне. Я прислушиваюсь.

Пошлите людей на разведку!

Скрип песка. Ближе, ближе.

Где флаг?

Здесь, сэр.

Солнце стоит высоко в голубом небе, его золотистые лучи наполняют колодец, и я парю в них, как цветочная пыльца, невидимый в теплом свете.

Именем Земли объявляю территорию Марса равно принадлежащей всем нациям!

Что они говорят? Я нежусь в теплом свете солнца, праздный и незримый, золотистый и неутомимый.

Что там такое?

Колодец!

Быть этого не может!

Точно! Идите сюда.

Я ощущаю приближение теплоты. Над колодцем склоняются три фигуры, и мое холодное дыхание касается их лиц.

Вот это да-а-а!

Как ты думаешь, вода хорошая?

Сейчас проверим.

Принесите склянку и веревку!

Шаги удаляются. Потом приближаются снова. Я жду.

Опускайте. Полегче, полегче.

Преломленные стеклом блики солнца во мраке колодца. Веревка медленно опускается. Стекло коснулось поверхности, и по воде побежала мягкая рябь. Я медленно плыву вверх.

Так, готово. Риджент, ты сделаешь анализ?

Ребята, вы только посмотрите, до чего красиво выложен этот колодец! Интересно, сколько ему лет?

Кто его знает? Вчера, когда мы приземлились в том, городе, Смит уверял, что марсианская цивилизация вымерла добрых десять тысяч лет назад.

Ну, что там с водой, Риджент?

Чиста, как слеза. Хочешь попробовать?

Серебряный звон струи в палящем зное.

Джонс, что с тобой?

Не знаю. Ни с того ни с сего голова заболела.

Может быть, от воды?

Нет, я ее не пил. Я это почувствовал, как только наклонился над колодцем. Сейчас уже лучше.

Теперь мне известно, кто я. Меня зовут Стивен Леонард Джонс, мне 25 лет, я прилетел с планеты Земля и вместе с моими товарищами Риджентом и Шоу стою возле древнего марсианского колодца.

Я рассматриваю свои загорелые, сильные руки. Я смотрю на свои длинные ноги, на свою серебристую форму, на своих товарищей.

Что с тобой, Джонс? - спрашивают они.

Все в порядке, - отвечаю я. - Ничего особенного.

Как приятно есть! Тысячи, десятки тысяч лет я не знал этого чувства. Пища приятно обволакивает язык, а вино, которым я запиваю ее, теплом разливается по телу. Я прислушиваюсь к голосам товарищей. Я произношу незнакомые мне слова и все же как-то их понимаю. Я смакую каждый глоток воздуха.

В чем дело, Джонс?

А что такое? - спрашиваю я.

Ты так дышишь, словно простудился, - говорит один из них.

Наверно, так оно и есть, - отвечаю я.

Тогда вечером загляни к врачу.

Я киваю - до чего же приятно кивнуть головой! После перерыва в десять тысяч лет приятно делать все. Приятно вдыхать воздух, приятно чувствовать солнце, прогревающее тебя до самых костей, приятно ощущать теплоту собственной плоти, которой ты был так долго лишен, и слышать все звуки четче и яснее, чем из глубины колодца. В упоении я сижу у колодца.

Очнись, Джонс. Нам пора идти.

Да, - говорю я, восторженно ощущая, как слово, соскользнув с языка, медленно тает в воздухе.

Риджент стоит у колодца и глядит вниз. Остальные потянулись назад, к серебряному кораблю.

Я чувствую улыбку на своих губах.

Он очень глубокий, - говорю я.

В нем ждет нечто, когда-то имевшее свое тело,- говорю я и касаюсь его руки.

Корабль - серебряное пламя в дрожащем мареве. Я подхожу к нему. Песок хрустит под ногами. Я ощущаю запах ракеты, оплывающей в полуденном зное.

Где Риджент? - спрашивает кто-то.

Я оставил его у колодца, - отвечаю я.

Один из них бежит к колодцу.

Меня начинает знобить. Слабая дрожь, идущая изнутри, постепенно усиливается. Я впервые слышу голос. Он таится во мне - крошечный, испуганный - и молит: "Выпустите меня! Выпустите!" Словно кто-то, затерявшись в лабиринте, носится по коридору, барабанит в двери, умоляет, плачет.

Риджент в колодце!

Все бросаются к колодцу. Я бегу с ними, но мне трудно. Я болен. Я весь дрожу.

Наверное, он свалился туда. Джонс, ведь ты был с ним? Ты что-нибудь видел? Джонс! Ты слышишь? Джонс! Что с тобой?

Я падаю на колени, мое тело сотрясается, как в лихорадке.

Он болен, - говорит один, подхватывая меня. - Ребята, помогите-ка.

У него солнечный удар.

Нет! - шепчу я.

Они держат меня, сотрясаемого судорогами, подобными землетрясению, а голос, глубоко спрятанный во мне, рвется наружу: "Вот Джонс, вот я, это не он, не он, не верьте ему, выпустите меня, выпустите!"

Я смотрю вверх, на склонившиеся надо мной фигуры, и мои веки вздрагивают. Они трогают мое запястье.

Сердце в порядке.

Я закрываю глаза. Крик внутри обрывается, дрожь прекратилась. Я вновь свободен, я поднимаюсь вверх, как из холодной глубины колодца.

Он умер, - говорит кто-то.

От чего?

Похоже на шок.

Но почему шок? - говорю я. Меня зовут Сешенс, у меня энергичные губы, и я капитан этих людей. Я стою среди них и смотрю на распростертое на песке тело. Я хватаюсь за голову.

Капитан?!

Ничего. Сейчас пройдет. Резкая боль в голове. Сейчас. Уже все в порядке.

Давайте уйдем в тень, сэр.

Да, - говорю я, не сводя глаз с Джонса. - Нам не стоило прилетать сюда. Марс не хочет этого.

Мы несем тело назад, к ракете, и я чувствую, как где-то во мне новый голос молит выпустить его. Он таится в самой глубине моего тела.

На этот раз дрожь начинается гораздо раньше. Мне очень трудно сдерживать этот голос.

Спрячьтесь в тени, сэр. Вы плохо выглядите.

Да, - говорю я. - Помогите.

Что, сэр?

Я ничего не сказал.

Вы сказали "помогите".

Разве я что-то сказал, Мэтьюз?

У меня трясутся руки. Пересохшие губы жадно хватают воздух. Глаза вылезают из орбит. "Не надо! Не надо! Помогите мне! Помогите! Выпустите меня!"

Не надо, - говорю я.

Что, сэр?

Ничего. Я должен освободиться, - говорю я и зажимаю себе рот руками.

Что с вами, сэр? - кричит Мэтьюз.

Немедленно все возвращайтесь назад на Землю! - кричу я.

Я достаю пистолет.

Выстрел. Крики оборвались. Я со свистом падаю куда-то в пространство.

Как приятно умирать после десяти тысяч лет ожидания! Как приятно чувствовать прохладу и слабость! Как приятно ощущать, что жизнь горячей струёй покидает тебя и на смену идет спокойное очарование смерти. Но это не может продолжаться долго.

Боже, он покончил с собой! - кричу я и, открывая глаза, вижу капитана, лежащего около ракеты. В его окровавленной голове зияет дыра, а глаза широко раскрыты. Я наклоняюсь и дотрагиваюсь до него.

Глупец. Зачем он это сделал?

Люди испуганы. Они стоят возле двух трупов, оглядываются на марсианские пески и видневшийся вдали колодец, на дне которого покоится Риджент. Они поворачиваются ко мне. Один из них говорит:

Теперь ты капитан, Мэтьюз.

Нас теперь только шестеро.

Как быстро это случилось!

Я не хочу быть здесь! Выпустите меня!

Люди вскрикивают. Я уверенно подхожу к ним.

Послушайте, - говорю я и касаюсь их рук, локтей, плеч.

Мы умолкаем. Теперь мы - одно.

Нет, нет, нет, нет, нет, нет! - кричат голоса из темниц наших тел.

Мы молча смотрим друг на друга, на наши бледные лица и дрожащие руки. Потом мы все как один поворачиваем голову и обращаем взгляд к колодцу.

Пора, - говорим мы.

Наши ноги шагают по песку, как двенадцать пальцев одной огромной руки.

Мы склоняемся над колодцем. Из прохладной глубины на нас смотрят шесть лиц.

Один за другим мы перегибаемся через кран и один за другим несемся навстречу мерцающей глади воды.

Солнце садится. На небо выкатываются звезды. Далеко-далеко вспыхивает огонек. Новая ракета приближается к Марсу...

Я живу в колодце. Я похож на дымок, живущий в колодце. Или на испарения каменного горла. Я не передвигаюсь. Не предпринимаю ничего. Я только жду. Наверху я вижу холодные звезды – ночные и утренние, вижу солнце. И иногда пою старые песни этого мира, песни его молодости. Как сказать вам, кто я, если я не знаю этого сам? Никак. Я просто жду. Я – туман, лунный свет, я – память. Я – печален, и я – стар. Иногда я падаю вниз, в колодец, подобно дождю. Поверхность воды растрескивается тенетами паука в тех местах, где мои капли ударяются о нее. Я жду в холодной тишине и знаю, что наступит день, когда я перестану ждать.

Сейчас утро. Я слышу оглушительный гром. Ловлю доносящийся издалека запах гари. Слышу скрежет металла. Жду. Прислушиваюсь.

– Вышлем людей на разведку!

Хруст кристаллического песка.

– Марс! Вот он какой. Марс!

– Пожалуйста, сэр!

– Отлично, отлично!

Солнце высоко в голубом небе, его золотые лучи наполняют колодец, и я парю в них цветочной пыльцой – невидимый, клубящийся в теплом сиянии.

– От имени Правительства Земли объявляю эту территорию нашими Марсианскими владениями, предназначенными для равного, раздела между странами-участницами.

О чем они говорят? Я оборачиваюсь на песке, подобно колесу, невидимый и безмятежный, золотой и неутомимый.

– Что это? Вон там!

– Колодец!

– Не может быть!

– Пошли! Это в самом деле колодец.

Чувствую приближение тепла. Три объекта нагибаются над жерлом колодца, и моя прохлада поднимается им навстречу.

– Здорово!

– Настоящая чистая вода?

– Посмотрим.

– Кто-нибудь, принесите лабораторную бутылку для анализов и веревку!

– Сию минуту!

Звук бега. Возвращение.

– Вот, держите!

– Опускай вниз! Потихоньку!

Стекло поблескивает, медленно опускаясь вниз на веревке.

Поверхность воды мягко морщится, когда стекло прикасается к ней, заполняется внутри. Поднимаюсь с теплым воздухом к жерлу колодца.

– Вот! Хочешь попробовать воду, Риджент?

– Какой красивый колодец! Чего стоит одна конструкция! Когда, интересно, его построили?

– Бог его знает. В том городе, где мы сели вчера, Смит сказал, что жизни на Марсе нет уже десять тысяч лет.

– Невероятно!

– Ну что, Риджент? Как вода?

– Чистая, как стеклышко. Налить стакан?

Звук льющейся на солнце воды. Я танцую в воздухе, как пыль, как тонкие веточки под легким дуновением ветра.

– Что с тобой, Джонс?

– Не знаю. Ужасно заболела голова. Как-то вдруг.

– Ты выпил воды?

– Нет, не успел. Не из-за этого. Я как раз нагибался над колодцем, и голова у меня точно раскололась. Сейчас уже лучше.

Теперь я знаю, кто я.

Мое имя – Стивен Леонард Джонс, мне двадцать пять лет, и я только что прибыл сюда на ракете с планеты под названием Земля. Я стою сейчас на планете Марс вместе с моими добрыми друзьями Риджентом и Шоу у старого колодца.

Я гляжу на мои золотые пальцы, загорелые и крепкие. Я вижу мои длинные ноги, мою серебристую форму и моих друзей.

– Джонс, что с тобой? – спрашивают они.

– Все в порядке, – говорю я, глядя на них. – Со мной все в порядке.

Пища вкусная. За десять тысяч лет я забыл, что такое вкус пищи. Она приятно ложится на язык, а вино, которым я запиваю ее, согревает. Я вслушиваюсь в звучание голосов. Составляю слова, которые не понимаю и все-таки странным образом понимаю. Пробую воздух.

– Что с тобой происходит, Джонс?

Наклоняю голову – мою голову – в сторону и кладу на стол руки, в которых держу серебряные инструменты для еды. Я все ощущаю, осязаю.

– Что ты хочешь этим сказать? – отвечаю я новым приобретением – голосом.

– Ты как-то нелепо дышишь – хрипишь, – говорит другой из них.

Нахожу точный ответ, произношу:

– Наверное, заболеваю. Простуда.

– Не забудь провериться у доктора!

Я киваю головой и обнаруживаю, что кивать головой приятно. Спустя десять тысяч лет приятно многое. Приятно вдыхать воздух, чувствовать, как согревает тело и проникает все глубже и глубже солнечное тепло, приятно ощущать позвоночный столб и хитроумное сплетение костей, упрятанных в толщу согретой плоти, приятно различать звуки, доносящиеся гораздо яснее и ближе, чем в каменной глубине колодца. Я сижу зачарованный.

– Джонс, очнись! Кончай с этим! Надо идти!

– Хорошо, – говорю я, загипнотизированный тем, как легко, словно влага на языке, образуются слова, как медленно и грациозно они срываются и плывут.

Я иду, и мне приятно идти. Я – высок, и земля далеко под моими ногами. Я словно на вершине высокого утеса и рад этому.

Риджент стоит у каменного колодца и глядит в него. Другие, тихо переговариваясь, ушли на свой серебристый корабль.

Я чувствую мою руку вплоть до кончиков пальцев, чувствую, как улыбаются мои губы.

– Колодец глубокий, – говорю я.

– Да, глубокий.

– Он называется Колодец Души.

Риджент поднимает голову, глядит на меня.

– Откуда ты знаешь?

– Ты считаешь, он не похож на Колодец Души?

– Я о таком колодце никогда не слыхал.

– Это место, где живут те, кто ждут, – те, кто когда-то были живыми, а теперь только ждут и ждут, – отвечаю я, дотрагиваясь до его руки.

Полуденный зной. Песок горит как огонь, корабль пылает серебристым пламенем, жара мне приятна. Я слышу шум собственных шагов по жесткому песку, звуки ветра, гуляющего по палимым солнцем долинам. Улавливаю запах: обшивка ракеты кипит под солнцем. Стою прямо под выходным люком.

– Где Риджент? – спрашивает кто-то.

– Я видел его у колодца.

Один человек бежит к колодцу. Я начинаю дрожать. Я дрожу прекрасной трепетной дрожью, исходящей откуда-то из глубины, дрожь становится все сильнее. И в первый раз я слышу его – голос, доносящийся, как из колодца, из глубины, – тонкий и испуганный голос: Отпусти меня, отпусти! Я чувствую: что-то пытается высвободиться, хлопает дверьми в лабиринте ходов, бросается темными коридорами вниз и вверх, кричит и отзывается на собственный крик.

– Риджент упал в колодец!

Люди бегут, все пятеро! Я бегу вместе с ними, мне становится плохо, дрожь переходит в яростное биение.

– Он сорвался в него! Джонс, ты был с ним! Ты видел, что произошло? Джонс! Ну, говори же, Джонс!

– Джонс, что с тобой?

Я падаю на колени, дрожь совсем меня доконала.

– Ему плохо! Сюда! Помогите приподнять!

– Это все солнце.

– Нет, это не солнце, – бормочу я.

Меня укладывают на песке, судороги прокатываются по моему телу волнами, как землетрясения, голос из глубины кричит: Это Джон с, это я, это не он, не он, не верьте ему, выпустите меня, вы пустите! Я вижу согнувшиеся надо мной фигуры, мои веки трепещут, открываются и закрываются. Люди щупают запястье моей руки.

– Сердце останавливается.

Закрываю глаза. Крики замирают. Дрожь прекращается.

И я взмываю вверх, как в холодном колодце, я снова свободен.

– Он умер, – говорит кто-то.

– Джонс умер.

– От чего?

– Кажется, от шока.

– От какого еще шока? – спрашиваю я. Теперь мое имя – Сешенз, мои губы движутся твердо и решительно, я – капитан этого корабля, начальник всех этих людей. Я стою среди них и гляжу на остывающее на песке тело. Потом вдруг хватаюсь руками за голову.

– Что случилось, капитан?

– Ничего! – говорю я. – Заболела голова. Сейчас приду в норму. Ну вот, – шепчу я, – все снова нормально.

– Вы бы сошли с солнцепека, сэр!

– Да, – соглашаюсь я, глядя на лежащего Джонса. – Нам не следовало сюда прилетать. Марс отторгает нас.

Мы относим тело в ракету, и тут же какой-то новый голос из глубины снова взывает, чтобы его отпустили.

– На помощь! На помощь! – доносится из влажных внутренностей моего тела. – На помощь! – отдается эхом и прокатывается по кроваво-красным сосудам.

На этот раз дрожь охватывает меня гораздо раньше. И мне труднее сдерживать ее.

– Капитан, вы бы лучше сошли с солнца! У вас нездоровый вид, сэр!

– Хорошо! – говорю я и выкрикиваю: – На помощь!

– Что вы сказали, сэр?

– Я ничего не говорил.

– Вы сказали: "На помощь", сэр!

– В самом деле, Мэтьюз? Я в самом деле это сказал?

Меня укладывают в тень, отбрасываемую кораблем: внутри, в глубоких катакомбах скелета, в темно-красных приливах крови кто-то кричит, мои руки дергаются, иссушенный рот раскалывается надвое, ноздри расширяются, глаза выкатываются из орбит. На помощь! Помогите! Помогите! Выпустите меня! Нет, нет, не надо!

– Не надо! – повторяю я.

– О чем вы, сэр?

– Не обращай внимания! – говорю я. – Я должен освободиться, – и я зажимаю рот рукой.

– Сэр, что с вами происходит? – настойчиво кричит Мэтьюз. Я кричу им:

– Все на корабль! Все, все! Возвращайтесь на Землю! Немедленно!

В руке у меня пистолет. Я поднимаю его.

– Не стреляйте!

Взрыв! Мельтешение теней. Крик оборван. Свистящий звук падения.

Через десять тысяч лет. Как хорошо умереть. Как хороша внезапная прохлада, расслабленность. Я как рука, влитая в перчатку, восхитительно прохладную перчатку в раскаленном песке. Как прекрасен всеобъемлющий черный покой забвения! Однако медлить нельзя.

* * *

Я живу в колодце. Я живу в колодце, как дымок. Словно дымка в каменной горловине. Я неподвижен. Я ничего не делаю. Я только жду. У себя над головой я вижу холодные ночные и утренние звезды. И солнце я вижу. Время от времени я пою древние песни нашего мира, той поры, когда он был еще совсем юным. Как я могу сказать вам, кто я такой, если я и сам не знаю. Никак не могу. Я просто жду. Я туман, я лунный свет, я память. Я стар и печален. Иногда я проливаюсь в колодец дождем. По воде, в которую падают дождевые капли, мгновенно паутинкой разбегается рябь. Я жду в прохладном безмолвии, но настанет день, когда моему ожиданию настанет конец.

Сейчас утро. Я слышу оглушительный грохот. Я обоняю пламя вдалеке. Я слышу металлический скрежет. Я жду. Я прислушиваюсь.

– Выпускайте людей!

Хрустят кремнистые пески.

– Марс! Так вот он какой!

– Где флаг?

– У меня, сэр.

– Отлично, отлично.

Солнце светит в синей вышине; золотые лучи играют на стенах колодца, и в теплом свечении я начинаю парить, как незримая и расплывчатая цветочная пыльца.

– Именем Правительства Земли я провозглашаю сию местность Марсианской Территорией, которая будет поровну поделена между странами-участницами.

Что они говорят? На солнце я вращаюсь, словно колесо, невидимый и ленивый, золотистый и неутомимый.

– Что там такое?

– Колодец!

– Не может быть!

– Да вот же он!

Приближается нечто теплое. Три создания перегибаются через устье колодца, и моя прохлада возносится им навстречу.

– Великолепно!

– Думаете, можно пить?

– Сейчас узнаем.

– Кто-нибудь, сбегайте за склянкой и тросом.

– Я мигом!

Шаги удаляются. Возвращаются.

– Опускайте, потихоньку.

На веревке медленно опускается, бросая отблески, стекло.

Как только бутыль касается поверхности и наполняется, вода начинает колыхаться. Сквозь теплый воздух я поднимаюсь к оголовку колодца.

Я живу в колодце. Я похож на дымок, живущий в колодце. Или на испарения каменного горла. Я не передвигаюсь. Не предпринимаю ничего. Я только жду. Наверху я вижу холодные звезды - ночные и утренние, вижу солнце. И иногда пою старые песни этого мира, песни его молодости. Как сказать вам, кто я, если я не знаю этого сам? Никак. Я просто жду. Я - туман, лунный свет, я - память. Я - печален, и я - стар. Иногда я падаю вниз, в колодец, подобно дождю. Поверхность воды растрескивается тенетами паука в тех местах, где мои капли ударяются о нее. Я жду в холодной тишине и знаю, что наступит день, когда я перестану ждать.

Вышлем людей на разведку!

Хруст кристаллического песка.

Марс! Вот он какой. Марс!

Пожалуйста, сэр!

Отлично, отлично!

Солнце высоко в голубом небе, его золотые лучи наполняют колодец, и я парю в них цветочной пыльцой - невидимый, клубящийся в теплом сиянии.

От имени Правительства Земли объявляю эту территорию нашими Марсианскими владениями, предназначенными для равного, раздела между странами-участницами.

О чем они говорят? Я оборачиваюсь на песке, подобно колесу, невидимый и безмятежный, золотой и неутомимый.

Что это? Вон там!

Колодец!

Не может быть!

Пошли! Это в самом деле колодец.

Здорово!

Настоящая чистая вода?

Посмотрим.

Кто-нибудь, принесите лабораторную бутылку для анализов и веревку!

Сию минуту!

Звук бега. Возвращение.

Вот, держите!

Опускай вниз! Потихоньку!

Стекло поблескивает, медленно опускаясь вниз на веревке.

Вот! Хочешь попробовать воду, Риджент?

Какой красивый колодец! Чего стоит одна конструкция! Когда, интересно, его построили?

Бог его знает. В том городе, где мы сели вчера, Смит сказал, что жизни на Марсе нет уже десять тысяч лет.

Невероятно!

Ну что, Риджент? Как вода?

Чистая, как стеклышко. Налить стакан?

Звук льющейся на солнце воды. Я танцую в воздухе, как пыль, как тонкие веточки под легким дуновением ветра.

Что с тобой, Джонс?

Не знаю. Ужасно заболела голова. Как-то вдруг.

Ты выпил воды?

Нет, не успел. Не из-за этого. Я как раз нагибался над колодцем, и голова у меня точно раскололась. Сейчас уже лучше.

Теперь я знаю, кто я.

Мое имя - Стивен Леонард Джонс, мне двадцать пять лет, и я только что прибыл сюда на ракете с планеты под названием Земля. Я стою сейчас на планете Марс вместе с моими добрыми друзьями Риджентом и Шоу у старого колодца.

Джонс, что с тобой? - спрашивают они.

Все в порядке, - говорю я, глядя на них. - Со мной все в порядке.

Что с тобой происходит, Джонс?

Наклоняю голову - мою голову - в сторону и кладу на стол руки, в которых держу серебряные инструменты для еды. Я все ощущаю, осязаю.

Что ты хочешь этим сказать? - отвечаю я новым приобретением - голосом.

Ты как-то нелепо дышишь - хрипишь, - говорит другой из них.

Нахожу точный ответ, произношу:

Наверное, заболеваю. Простуда.

Не забудь провериться у доктора!

Джонс, очнись! Кончай с этим! Надо идти!

Хорошо, - говорю я, загипнотизированный тем, как легко, словно влага на языке, образуются слова, как медленно и грациозно они срываются и плывут.

Я иду, и мне приятно идти. Я - высок, и земля далеко под моими ногами. Я словно на вершине высокого утеса и рад этому.

Я чувствую мою руку вплоть до кончиков пальцев, чувствую, как улыбаются мои губы.

Колодец глубокий, - говорю я.

Да, глубокий.

Он называется Колодец Души.

Риджент поднимает голову, глядит на меня.

Откуда ты знаешь?

Ты считаешь, он не похож на Колодец Души?

Я о таком колодце никогда не слыхал.

Это место, где живут те, кто ждут, - те, кто когда-то были живыми, а теперь только ждут и ждут, - отвечаю я, дотрагиваясь до его руки.

Где Риджент? - спрашивает кто-то.

Я видел его у колодца.

Один человек бежит к колодцу. Я начинаю дрожать. Я дрожу прекрасной трепетной дрожью, исходящей откуда-то из глубины, дрожь становится все сильнее. И в первый раз я слышу его - голос, доносящийся, как из колодца, из глубины, - тонкий и испуганный голос: Отпусти меня, отпусти! Я чувствую: что-то пытается высвободиться, хлопает дверьми в лабиринте ходов, бросается темными коридорами вниз и вверх, кричит и отзывается на собственный крик.

Риджент упал в колодец!

Люди бегут, все пятеро! Я бегу вместе с ними, мне становится плохо, дрожь переходит в яростное биение.

Он сорвался в него! Джонс, ты был с ним! Ты видел, что произошло? Джонс! Ну, говори же, Джонс!

Джонс, что с тобой?

Я падаю на колени, дрожь совсем меня доконала.

Ему плохо! Сюда! Помогите приподнять!

Это все солнце.

Нет, это не солнце, - бормочу я.

Сердце останавливается.

Закрываю глаза. Крики замирают. Дрожь прекращается.

И я взмываю вверх, как в холодном колодце, я снова свободен.

Он умер, - говорит кто-то.

Джонс умер.

От чего?

Кажется, от шока.

От какого еще шока? - спрашиваю я. Теперь мое имя - Сешенз, мои губы движутся твердо и решительно, я - капитан этого корабля, начальник всех этих людей. Я стою среди них и гляжу на остывающее на песке тело. Потом вдруг хватаюсь руками за голову.

Что случилось, капитан?

Ничего! - говорю я. - Заболела голова. Сейчас приду в норму. Ну вот, - шепчу я, - все снова нормально.

Вы бы сошли с солнцепека, сэр!

Да, - соглашаюсь я, глядя на лежащего Джонса. - Нам не следовало сюда прилетать. Марс отторгает нас.

Мы относим тело в ракету, и тут же какой-то новый голос из глубины снова взывает, чтобы его отпустили.

На помощь! На помощь! - доносится из влажных внутренностей моего тела. - На помощь! - отдается эхом и прокатывается по кроваво-красным сосудам.

На этот раз дрожь охватывает меня гораздо раньше. И мне труднее сдерживать ее.

Капитан, вы бы лучше сошли с солнца! У вас нездоровый вид, сэр!

Хорошо! - говорю я и выкрикиваю: - На помощь!

Что вы сказали, сэр?

Я ничего не говорил.

Вы сказали: "На помощь", сэр!

В самом деле, Мэтьюз? Я в самом деле это сказал?

Не надо! - повторяю я.

О чем вы, сэр?

Не обращай внимания! - говорю я. - Я должен освободиться, - и я зажимаю рот рукой.

Сэр, что с вами происходит? - настойчиво кричит Мэтьюз. Я кричу им:

Все на корабль! Все, все! Возвращайтесь на Землю! Немедленно!

В руке у меня пистолет. Я поднимаю его.

Не стреляйте!

Взрыв! Мельтешение теней. Крик оборван. Свистящий звук падения.

Треск, щелчок!

Боже мой, он застрелился! - кричу я, открывая глаза. Капитан сидит, прислонившись к борту, его череп расколот пулей, глаза расширены, язык высунут меж двумя рядами белых зубов. Из головы хлещет кровь. Я наклоняюсь и дотрагиваюсь до него.

Глупец, - говорю я. - Зачем он это сделал?

Люди в ужасе. Они стоят над двумя трупами и вертят головами, озираясь на марсианские пески и отдаленный колодец, в глубоких водах которого колышется тело Риджента. С пересохших губ срываются хрипы и всхлипы - они как дети, не принимающие страшного сна.

Люди поворачиваются ко мне.

После паузы один говорит:

Теперь, Мэтьюз, капитан - ты.

Знаю, - неторопливо отвечаю я.

Нас осталось всего шестеро.

Боже, все случилось так быстро!

Я не хочу этого! Нужно немедленно убираться!

Люди раскричались. Я подхожу к каждому и дотрагиваюсь - на этот раз моя уверенность глубока, она просто поет от восторга.

Слушайте! - говорю я и дотрагиваюсь до их локтей, рук, ладоней.

Мы все смолкаем.

Мы - вместе, мы - одно.

Нет, нет, нет, нет, нет, нет! - кричат внутренние голоса из глубины, из узилищ их тел.

Мы смотрим друг на друга. Мы - это Сэмюэль Мэтьюз, Реймонд Мозес, Уильям Сполдинг, Чарльз Эванс, Форрест Коул и Джои Саммерз; мы молча разглядываем друг друга: у нас побледнели лица, руки трясутся.

Потом все как один поворачиваемся в сторону колодца.

Пора, - говорим мы.

Ноги несут нас по песку, со стороны могло бы казаться, будто это гигантская двенадцатипалая ладонь передвигается по горячему морскому дну, перебирая пальцами.

Нагибаясь над колодцем, мы заглядываем в него. И видим шесть лиц: они смотрят на нас из холодных глубин.

Нагибаясь все ниже и теряя равновесие, мы падаем один за другим в жерло, в прохладную темноту, в холодные воды колодца.

Солнце заходит. Медленно по кругу перемещаются звезды. Далеко среди них мигает лучик света. Это приближается еще один космический корабль, оставляя позади себя красный след.

Я живу в колодце. Я похож на дымок, живущий в колодце. Или на испарения каменного горла. Наверху я вижу холодные звезды - ночные и утренние, вижу солнце. И иногда пою старые песни этого мира, песни его молодости. Как сказать вам, кто я, если я не знаю этого сам? Никак. Я просто жду.