«Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать…»
В этом году исполняется ровно 200 лет со дня победы русской армии под командованием Михаила Илларионовича Кутузова над французской армией Наполеона I Бонапарта на Бородинском поле в крупнейшем сражении Отечественной войны 1812 года.
Сейчас за окном 21 век, машины, современные новостройки, толпы людей, кипящая жизнь, суматоха. В наше время сложно представить, что 200 лет назад на месте, где мы сейчас ходим, там, где переживаем лучшие моменты своей жизни, погибали люди. Они отдавали свои жизни за наше будущее, они отдавали все, что было у них – для того, что бы сохранить то, что сейчас имеем мы. Сложно представить ту атмосферу, в которой жили люди. Частые бомбежки, пепелища разрушенных деревень, слезы матерей, потерявших самое дорогое – детей…
24 июня 1812 года, без объявления войны, Наполеон ступил на территорию Российской империи. Прозванная к тому времени «великой», армия французов серьезно превосходила по численности российские войска. С каждым днем армия Наполеона продвигалась вглубь нашей страны, не встречая на своем пути особого сопротивления. План Наполеона был ясен: воспользовавшись численным преимуществом своих войск, он собирался разгромить русскую армию. Но этому не суждено было сбыться, потому что русский народ не отдает так просто победы! Сама земля встает на защиту русского народа!
«За нас – необъятное пространство, и мы сохраним хорошо организованную армию…Если жребий оружия решит дело против меня, то я скорее отступлю за Камчатку, чем уступлю свои губернии и подпишу в своей столице договоры, которые являются только передышкой. Француз храбр, но долгие лишения и плохой климат утомляют и обескураживают его. За нас будут воевать наш климат и наша зима», - писал Александр I в письме к французскому послу А. Коленкуру.
Вскоре, после захвата опустошенного, разрушенного Смоленска, было понятно: генеральной битвы ни одной из сторон не избежать. Местом грандиозного сражения было выбрано село Бородино, которое находилось в 125 километрах на запад от Москвы.
Мысленно переносясь в тот день, в то утро, когда с обстрела французскими войсками русской армии началось сражение, у меня замирает сердце. Запах смерти витает над полем, повсюду на земле - без чувств, навсегда уснувшие непробудным сном, лежат люди, кони падают замертво, голубизна русского неба скрыта за непроглядным дымом. Именно в этой битве становится понятно, какие две великие армии столкнулись в этом бою! Здесь, казалось, живым останется только счастливчик. Звуки выстрелов, предсмертных криков, боевых кличей сливались в один гулкий шум. Сколько крови пролилось в тот день, сколько людей пожертвовали своими жизнями. Кто-то дошел до конца, донеся историю этого великого боя до нас, а кто-то навсегда остался лежать на этом поле.
Наполеон позднее писал в мемуарах (в переводе Михневича):
«Из всех моих сражений самое ужасное то, которое я дал под Москвой. Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми...»
8 сентября Кутузов принимает решение отступать. Позже Наполеон добьется того, чего хотел, чего жаждал с самого начала войны – Москвы. Но не получит он никогда той Москвы, о которой он наслышан и о которой он мечтал, нет! Вместо этого его с французским войском встретит совершенно пустой город. Опустевшие дома, магазины, на улицах не слышны встревоженные голоса людей, лишь ветер свистит в верхушках деревьев. Изнеможденный, проклинающий себя за желание покорить Россию войдет Наполеон в Москву. С этого дня начнет полыхать столица! Поняв, что победы в этом бою Наполеону уже не получить, он дважды предложит заключить мир, но получив категорический отказ, примет решение покинуть опустошенный город. Тем временем русская армия, совершив два перехода по Рязанской дороге, повернула на запад и вышла в район Тарутина.
19 октября замерзшие и обессиленные войска французской армии выступили из Москвы к Тарутину, не подозревая засады. Русская армия, выступив из лагеря, двинулась навстречу французам. Потерпев сокрушительное поражение, Наполеон дает приказ об отступлении к Можайску, а далее на разоренную войной старую смоленскую дорогу. В середине ноября русские войска окружили наполеоновскую армию у реки Березины. Солдаты наносят сильнейший удар остаткам « великой армии». Однако из-за несогласованности действий русских корпусов Наполеону удается спасти часть своих войск. Многие погибли, остальные были взяты в плен. После разгрома у реки Березины Наполеон бежит в Париж.
Овладение Москвой Наполеон рассматривал как приобретение, прежде всего важной политической, а не военной позиции. Но позорным бегством закончилось для великого человека то, что должно было сделать его «властелином мира». Эта война стала примером того, как непомерная жажда одного человека быть лучше других, погубила тысячи, сотни тысяч ни в чем не повинных людей.
Воины, которые пали на поле боя, своим примером показали, какова она - цена будущего! Люди, которые живут в XXI веке, помнят и гордятся Великой Победой! Подвиг ваш останется в сердцах наших навсегда!

Вместе с запахом выжженых
Солнцем полей,
Тёмной птицею в сердце
Входит новая осень.
Ты плетёшь свой венок
Из траурных лент,
Из увядших цветов
И почерневших колосьев.
Но кто знает, чем обернутся
Холода и потери
Для того, кто умел верить?
И кто знает, когда над водою
Взойдёт голубая звезда
Для того, кто умел ждать?

Тебе больно идти,
Тебе трудно дышать,
У тебя вместо сердца
Открытая рана.
Но ты всё-таки делаешь
Ещё один шаг
Сквозь полынь и терновник
К небесам долгожданным.
И однажды проснутся все ангелы
И откроются двери
Для того, кто умел верить.
И ненастным январским утром
В горах расцветет миндаль
Для того, кто умел ждать.

Гнётся вереск к земле,
Потемнел горизонт,
Облака тяжелеют,
В них все меньше просветов.
Ты сидишь на холме
Неподвижно, безмолвно.
Все слова уже сказаны,
Все песни допеты.
Но я знаю, найдутся ключи
И откроются двери
Для того, кто умел верить.
И над тёмными водами мрака
Взойдёт голубая звезда
Для того, кто умел ждать.

Обречённо скользит
Одинокая лодка
Сквозь холодные воды
Бесконечной печали.
Только небу известно
Всё о нашем сиротстве
И о боли, что связана
Клятвой молчания.
Где-то есть острова утешения
И спасительный берег
Для того, кто умел верить.
Там рождаются новые звёзды
И в горах расцветает миндаль
Для того, кто умел ждать.

Перевод

Along with the smell of scorched
Sun fields
Birds in the dark heart
Includes a new fall .
Are you talking about my wreath
Of mourning ribbons ,
Of withered flowers
And blackened ears .
But who knows what will turn
Cold and loss
For who could believe ?
And who knows, when the waters
Blue star rises
For someone who could wait ?

Hurt you go
You find it hard to breathe,
You instead of the heart
Open wound .
But you"re still doing
One more step
Through sagebrush and thorns
Welcome to heaven .
And one day wake up all the angels
And the doors open
For who could believe .
And rainy January morning
In the mountains, almond blossom

Heather bent to the ground,
Darkened horizon
Clouds are heavy ,
They are less lumens .
You sit on a hill
Motionless, silent .
All words are spoken ,
All songs to finish singing .
But I know there are keys
And the doors open
For who could believe .
And over the dark waters of darkness
Blue star rises
For someone who knew how to wait.

resignedly slips
Lonely Boat
Through the cold water
Infinite sadness.
Only heaven knows
Everything about our orphanage
And the pain that is associated
Vow of silence.
Somewhere there are islands of comfort
And saving Beach
For who could believe .
There"s new stars are born
And almond blossoms in the mountains
For someone who knew how to wait.

— Ну, теперь все, — сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери. Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все-таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову. Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал: — И красавица какая! Спасибо, голубушка! Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо. — Ну что, как живешь? — сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это были «Les chevaliers du Cygne», сочинение madam de Genlis, как увидал князь Андрей по обертке. — Ну садись, садись тут, поговорим, — сказал Кутузов. — Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец... — Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них. — До чего... до чего довели! — проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. — Дай срок, дай срок, — прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого взволновавшего его разговора, сказал: — Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе. — Благодарю вашу светлость, — отвечал князь Андрей, — но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, — сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. — А главное, — прибавил князь Андрей, — я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте... Умное, доброе и вместе с тем тонко-насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского: — Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню... Помню, помню, с знаменем помню, — сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания высказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице. — Иди с Богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога — это дорога чести. — Он помолчал. — Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. — И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. — Да, немало упрекали меня, — сказал Кутузов, — и за войну и за мир... а все пришло вовремя. Tout vient à point à celui qui sait attendre. А и там советчиков не меньше было, чем здесь... — продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. — Ох, советчики, советчики! — сказал он. — Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время . Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. — Он покачал головой. — И французы тоже будут! Верь моему слову, — воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, — будут у меня лошадиное мясо есть! — И опять глаза его залоснились слезами. — Однако должно же будет принять сражение? — сказал князь Андрей. — Должно будет, если все этого захотят, нечего делать... А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n"entendent pas de cette oreille, voilà le mal. Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? — спросил он, видимо ожидая ответа. — Да, что ты велишь делать? — повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. — Я тебе скажу, что делать, — проговорил он, так как князь Андрей все-таки не отвечал. — Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, — он помолчал, — abstiens toi, — выговорил он с расстановкой. — Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. — Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неоконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne». Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, — думал князь Андрей, — но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что-то сильнее и значительнее его воли, — это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной воли, направленной на другое. А главное, — думал князь Андрей, — почему веришь ему, — это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“». На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.

Ржание, фырканье, окрики понеслись над степью, побежали в глубокое поднебесье... Я взял ружье и побрел вслед за табуном. Петруха подъехал к нам и поехал возле меня. {561}
- Что, ведь правда - полоумный? - спросил он меня шепотом и кивнул в сторону Егора. Я промолчал. Он опять вполголоса затянул свою песенку, изредка прерывая ее зычным окриком... Впереди табуна ехал Егор.
- Э-эх! - каким-то тоскливым стоном вырвалось у него. Я вздрогнул... Петруха перестал мурлыкать свою "беседушку" и за что-то ругательски изругал своего мерина...
Эх... не одна-то ль, не одна во поле дороженька,
Одна пролегала...
затянул Егор.
- Эка голосина-то! - шепнул мне Петруха.
Она ельничком, мелким березничком
Она зарастала...
Правда, голос был хорош: звонкий, тягучий...
Частым ли, частым, горьким осинничком
Ее застилало...
...Только уж больно тосклив да жалостлив был этот голос... Словно не песню он пел, а слезную жалобу какую-то... Слушаешь, слушаешь ту песню, дело идет в ней о дороженьке, что пролегала по широкому, чистому полю, а так и чудится, что то не о дорожке идет речь, а о жизни, безвременно загубленной, о доле бесталанной, о любви опозоренной...
...Эх ты, прости-прощай, мил сердечный друг,
Прощай, будь здорова...
Коли лучше ты меня найдешь, - меня позабудешь...
Коли хуже ты меня найдешь, - меня воспомянешь...
Воспомянешь!
гулко прокатилось из рощи...
Табун проходил по плотинке. Где-то сквозь нее, тихо журча, просачивалась вода... В прудке отражалось глубокое небо с своими звездами... Постройки хутора зачернелись перед нами. Послышался чей-то старческий кашель, и заспанный голос произнес:
- Вы, что ль, ребята?
- Мы, дедушка Тихон! - откликнулся Петруха.
Дедушка Тихон зевнул и заскрипел воротами. Я гля-{562}нул за прудок, на степь: бледный свет обнимал небо на востоке, Стожары начинали меркнуть, легкий туман поднимался от земли; коростель резко закрякал где-то за рощей...
Что-то серое, холодное, сырое повисло над степью...
- Пойдем спать, барин! - позвал меня Петруха.
Я полез за ним на сеновал.
Прошел год.
Наступила непогожая, мокрая осень. Пошли непрерывные дожди. Потянулись серые, сумрачные дни, темные, долгие ночи. Со дня на день ждали снегу.
Как теперь помню: было 22 ноября, когда я, проездом в Петербург, дожидался поезда на одной из больших перекрестных станций. Ждать приходилось долго - часов восемь. В длинном деревянном вокзале сновала скучающая публика; некоторые спали на диванах, другие пили чай, закусывали чуть ли не в десятый раз... В зале царствовал полумрак. Серенький, мокрый денек скудно лил свет в большие плачущие окна.
Наскучив ходить взад и вперед по зале, я вышел на платформу. На дворе было еще невзрачнее, еще тоскливее, - сыростью веяло. Моросил мелкий, холодный дождь, обливая открытую дощатую платформу и однообразно барабаня по железной крыше вокзала. Серые, тяжелые тучи низко стлались над землею; вдали, за селом, за мутной, волнистой рекой тянулись широкие желто-грязные поля... Около полотна дороги, между шпалами, стояли лужи; в них монотонно шлепали дождевые капли, морща и пузыря грязную, мутную воду. В маленьком садике, примыкавшем к вокзалу, сиротливо торчали оголевшие, черные деревья... Желтая листва лежала по дорожкам. В мокром воздухе было тихо не дул резкий осенний ветер. Из водосточных труб, с крыши звонко стекала вода... Со всего капало, все было сыро... Природа словно плакала.
Вдали, за вокзалом, маневрировал локомотив; густой пар клубился и шипел, расстилаясь седым туманом над самою землею и кутая близлежащие здания. Свисток глухо и уныло, словно нехотя, разрезал сгущенный, влажный воздух. {563}
Тоска одолевала среди этой сумрачной, кислой природы... Невеселые мысли лезли в голову...
Пройдя раза два по длинной скользкой платформе, я опять направился в вокзал и спросил кофе. Публика все сновала по зале, скучная, сумрачная... Тошно становилось, глядя на вытянутые, тоскливые лица... Разговора почти не было слышно... Лишь однообразное шмыганье ног по каменным плитам пола, дребезжащий стук тарелок за буфетом да отрывочные сердитые требования чаю, кофе, водки слышались в зале...
Я только что принялся за кофе, как над моим ухом раздался голос:
- Вы господин N?
Я быстро оглянулся. Предо мною стоял офицер; лицо казалось незнакомым.
- Что вам угодно? - спросил я, сильно недоумевая, - я действительно N.
- Друшецкий... Помните, познакомились в Москве?
- А... Николай Данилыч! - я радостно протянул ему руки.
Год тому назад мы познакомились с ним в вагоне, по дороге в Москву. Он приводил партию солдат в Тамбов и оттуда возвращался через Москву в Варшаву. В Москве ему приходилось быть в первый раз, мне тоже, отсюда одинаковые интересы. Мы решили вместе остановиться и осмотреть "сердце" России. Друшецкий оказался добрым малым, умным наблюдателем, веселым собеседником. Время прошло у нас незаметно, тем более что всего и времени-то было два дня...
Я обрадовался ему. Вспомнили прежнее. Посмеялись одному комическому эпизоду, происшедшему с нами при осмотре Ивана Великого. Сравнили стряпню Гурина с вокзальной стряпней. Ознакомили друг друга с новостями: он меня с варшавскими, я его с N-ми...
- Как же я вас раньше не видал? - спросил я его.
- Да я тут знакомого офицерика встретил - партию арестантов ведет ну, пошли с ним в гостиницу, на биллиарде сыграли...
- Где же он?
- Пошел своих проведать. Они там, в зале третьего класса расположились... Да вот и он!.. - кивнул Друшецкий. {564}
Я оглянулся. К нам подходил молодой белокуренький офицерик. Познакомились. Оказался какой-то Носович, малоросс, наивный, застенчивый... Мы стали ходить по вокзалу, прошли и в третий класс. В глубине зала этого класса блестели штыки конвойных; за ними серелись неуклюжие халаты арестантов; лязг цепей доносился оттуда... Я подошел поближе к арестантам. Офицеры мои опять направились ко второму классу.
В кучке арестантов слышался тихий говор. Кто-то рассказывал, как он бежал "с поселенья", из Тобольской губернии. Рассказу жадно внимали. Я заметил пару серых блестящих глаз, пристально следивших за рассказчиком. То были глаза седого изможденного старика. Конвойные немилосердно зевали и перекидывались отрывочными фразами. Я было повернулся, чтобы идти, как вдруг знакомое лицо мелькнуло среди ссыльных... В одно мгновение пронеслось в моей голове воспоминание о летней ночи, о танеевском хуторе, и даже Стожары вспомнились, потухавшие в бледном рассвете...
- Егор!.. ты зачем сюда попал? - почти вскрикнул я.
Да, то был Егор. Крупные черты его смуглого лица резко выделялись среди лиц сотоварищей. Он страшно похудел и вообще изменился. Только карие суровые глаза, казалось, еще ярче, еще жгучее горели... Нехотя поднял он на меня глаза, и как будто радость сверкнула в них; он, видимо, узнал меня, приподнялся и подошел ко мне. На его ногах звонко загремели цепи. Я протянул ему руку. Солдатик отстранил меня: "Не велено", - сказал он. Егор опять опустился на скамью, где сидел, махнув мне безнадежно рукою. Он что-то сказал при этом, но я не расслышал... Я поспешил разыскать Носовича, который, разумеется, тотчас же дал мне позволение поговорить с Егором. Мало того, он даже любезно разрешил мне походить с Егором по платформе, сказано, что юноша был наивный... Впрочем, он прежде уверился, что Егор из "легких", идет только на "поселение", стало быть не "опасен"...
И вот под аккомпанемент цепей повели мы разговор с Егором. Мелкий дождик мочил нас, ноги скользили по лужам, образовавшимся на платформе...
- Что, барин, небось не чаял меня встретить скованного-то? - спросил он меня, печально усмехнувшись. {565}
- Как это тебя угораздило? - спросил я.
- Да все злодей-то мой - Мишка... Вот погоди, я все тебе по порядку расскажу... Душу хоть отведу... Помнишь, я тебе сказывал тогда, что Агафья-то повидаться со мною хотела?.. В те поры-то я не пошел, ну, а потом не стерпел - повидался... Что ж, горе одно! Разливается, бедняга, рекою... Извелась вся... Уж как он ее, окаянный, не разлюбит-то все!.. Говорит мне Гаша-то: пуще всего мне тебя жалко да срамно больно... Ну, наслушался я да насмотрелся на нее, сердешную, - тут голос Егора дрогнул, - да и порешил... Не пришлось дело-то... Только амбары успел подпалить, тут меня и словили... Оплошку сделал - собак не задобрил... Ну, с полгода в остроге просидел, а теперь вот на поселенье гонят... Еще каких-то "правов" лишили, - усмехнулся Егор, - ну, это-то, должно, смехота одна: какие у нашего брата права!..
- Чего ж Агафья не ушла от Парменова-то?
- Уйди-кось, - он горько усмехнулся, - первое дело - срам, полюбовницей была, на селе проходу не дадут - другое дело - долгу-то все прибавляется, а там, на селе, мать сама-пята... Тут один конец - либо в воду, либо... Так вот она и мается... Хотел я с ней повенчаться, уехать отсюда куда глаза глядят... Мишка и говорит ей: пускай долг-то отдаст твой суженый... А долгу-то, смешно сказать, сто тридцать целковых наросло!.. Мать плачет, гoрится, - пропаду, говорит, без тебя... Ну, известно, - баба! - добавил он после легкого раздумья. - Видно, так тому делу и быть... На роду написано... Видно, и впрямь нашу дорожку "горьким осинничком застлало"... - Он лениво усмехнулся.
Какое-то холодное бесстрастие сквозило в его речах, - словно застыл он. Правда, голос дрогнул раза два да злая усмешка иногда искривляла тонкие губы, но я видел Егора, с небольшим год тому назад, рыдающего, озлобленного... Теперь уж не было того Егора. Он как-то сжался, сосредоточился... Только глаза лихорадочно, воспаленно блестели... Еще две-три морщинки прорезали его лоб, в черных, коротко остриженных волосах кое-где делалась седина...
На дворе темнело. У входа в вокзал зажгли фонари, в залах тоже показались огни. Дождь усилился и бойко {566} шуршал по железной крыше. Сигнальный колокольчик оглушительно зазвенел - поезд был за одну станцию. В дверях показался Носович с Друшецким,
- Что, наговорились? - закричал мне Носович.
- Не велишь ли что родным передать? - обратился я к Егору, - я, может, буду в ваших местах.
Он было оживился, но только на одно мгновение. Обычная бесстрастность опять овладела им. Его, видимо, даже начинало тяготить мое присутствие. Радости, выказанной им при встрече со мною, не замечалось и следа...
- Чего ж наказывать? - нехотя протянул он, глядя в сторону, - кажись, нечего... Только, может, Агафью увидишь у Парменова, - скажи, кланяется, мол...
Мы простились.
Через пять минут с багажом в руках все высыпали на платформу. Дождь усиливался; он уж гремел, а не шуршал по крыше. С наших зонтов стекала вода. Подходящий поезд тяжело грохотал в мокрой тьме, зловеще сверкая красными круглыми фонарями... Словно чудище сказочное близилось.
Загремел второй звонок. Пассажиры спешили занимать места. Суетня поднялась среди них... Поджарый кондуктор бежал вдоль поезда и монотонно выкрикивал жидким дискантом:
- Станция Гр-и, поезд стоит пятнадцать минут!..
Из вагонов вылезали заспанные пассажиры. {567}
КОММЕНТАРИИ
"Записки Степняка" печатались первоначально отдельными очерками в журналах "Вестник Европы", "Дело", "Русское богатство" с 1879 по 1883 год в следующем порядке:
Два помещика - "Дело", 1879, № 11.
Ночная поездка (в отдельном издании 1883 года названо "Под шум вьюги") - "Вестник Европы", 1880, кн. 2.
От одного корня - "Вестник Европы", 1880, кн. 2.
Обличитель - "Вестник Европы", 1880, кн. 3.
Полоумный - "Вестник Европы", 1880, кн. 3.
Степная сторона - "Вестник Европы", 1880, кн. 6.
Мужичок Сигней и мой сосед Чухвостиков - "Вестник Европы", 1880, кн. 6.
Визгуновская экономия - "Вестник Европы", 1880, кн. 9.
Барин Листарка - "Вестник Европы", 1880, кн. 11.
Мои домочадцы - "Вестник Европы", 1880, кн. 11.
Серафим Ежиков - "Вестник Европы", 1881, кн. 2.
Криворожье - "Вестник Европы", 1881, кн. 5,
Жолтиков - "Вестник Европы", 1881, кн. 7.
Поплешка - "Вестник Европы", 1881, кн. 7.
Липяги - "Вестник Европы", 1881, кн. 9.
Земец - "Русское богатство", 1881, № 9.
Идиллия - "Вестник Европы", 1881, кн. 12.
Иностранец Липатка и помещик Гуделкин - "Дело", 1882, № 2.
Офицерша - "Вестник Европы", 1882, кн. 5.
Отрывки (в отдельном издании 1883 года названо "Addio") - "Вестник Европы", 1882, кн. 9.
Последние времена - "Дело", 1882, № 9.
Крокодил - "Дело", 1883, № 1. {571}
В 1883 году "Записки Степняка" вышли отдельным изданием (Записки Степняка. Очерки и рассказы А. Эртеля в двух томах, СПб., изд. О. И. Бакста, 1883). В этом издании появился вводный очерк "Мое знакомство с Батуриным", объединивший весь цикл образом рассказчика - Степняка Батурина.
В издание 1883 года не были включены "Полоумный" и "Обличитель", печатавшиеся ранее в журнале как рассказы из цикла "Записок Степняка". Записи, обнаруженные в архиве писателя, свидетельствуют о том, что первоначально Эртель намеревался включить эти рассказы в отдельное издание "Записок Степняка". Рассказы "Полоумный" и "Обличитель" интересны своей острой социальной направленностью, тем, что их герои, выходцы из народа, по-своему пытаются протестовать против несправедливостей жизни, в которой властвуют дворяне и представители крепнущей русской буржуазии, поэтому мы считаем необходимым познакомить с этими рассказами читателей и печатаем их вслед за основным составом "Записок Степняка".
Издание "Записок Степняка" 1883 года, последнее прижизненное издание, имеет некоторые отличия от журнальной редакции. Автор, готовя к печати отдельное издание своих очерков и рассказов, внес в них ряд изменений, главным образом по линии сокращения повествовательного текста. Тот же текст издания 1883 года положен в основу "Записок Степняка", напечатанных в собрании сочинений А. И. Эртеля в семи томах, выпущенном в свет в 1909 году, уже после смерти писателя.
"Записки Степняка" в данном издании печатаются по тексту последнего прижизненного издания "Записок Степняка" 1883 года с исправлениями по собранию сочинений (А. И. Эртель. Собрание сочинений, тт. 1 и 2, М., Моск. Книгоизд-во, 1909). Для исправлений принимается во внимание иногда и первая журнальная редакция, а также рукописные автографы, хранящиеся в архиве Эртеля в Москве, в библиотеке им. В. И. Ленина (фонд 349) и в ЦГАЛИ, а в Ленинграде в ИРЛИ Академии наук СССР.
МОЕ ЗНАКОМСТВО С БАТУРИНЫМ
Рукописный черновой автограф, озаглавленный "Батуринский формуляр" (библ. им. В. И. Ленина), дает возможность установить, что "Мое знакомство с Батуриным" было написано Эртелем в 1882 году, когда он жил на хуторе на Грязнуше. {572}
Судя по письму к Эртелю редактора "Вестника Европы" М. М. Стасюлевича от 30 декабря 1882 года, в котором он высказывает свое мнение о биографии Батурина, А. И. Эртель, очевидно, намеревался поместить ее в "Вестнике Европы", но М. М. Стасюлевич отказал Эртелю, считая, что биография Батурина должно была быть более развернута, а в данном виде в журнале "займет совсем одинокое положение" (ф. 349, папка XVIII) ед. хр. 93).
I. СТЕПНАЯ СТОРОНА
Написана в феврале - марте 1880 года в Петербурге. Первоначально, когда А. И. Эртель еще не думал объединять "Записки Степняка" образом Степняка Батурина, он предполагал открыть книгу "Степной стороной". "Степная сторона" должна служить как бы предисловием к Запискам Степняка и помещаться первой", - отмечает он в своей записной книжке (ф. 349, папка XIV, ед. хр. 1).
II. ПОД ШУМ ВЬЮГИ
Рассказ был написан в феврале 1878 года в Ольховке. Печатался он при жизни А. И. Эртеля трижды - в "Вестнике Европы" (1880, кн. 2), в отдельном издании "Записок Степняка" 1883 года и, кроме того, вместе с рассказом "Офицерша" в издании "Русской мысли" в 1901 году (серия "Новая библиотека"). Его заглавие несколько раз менялось. Первоначальное название рассказа, судя по сохранившемуся автографу, - "Степные встречи". Прислан он был Стасюлевичу под заглавием "Страстотерпцы", Стасюлевич назвал его "Ночная поездка", и, наконец, уже в отдельном издании "Записок Степняка" Эртель озаглавил его "Под шум вьюги". (В бумагах Эртеля сохранился другой рассказ с тем же названием "Под шум вьюги". Содержание его не имеет ничего общего с "Ночной поездкой". Рассказ яркий, очень смелый, рисующий протест крестьянства против угнетения. Очевидно, он не мог быть напечатан из-за его "нецензурности", и, понимая это, Эртель придал его заглавие другому своему рассказу, близкому по идейному звучанию.)
Сохранившаяся в рукописи редакция рассказа "Степные встречи" значительно полнее печатного текста и представляет большой интерес: в ней с отчетливостью звучит тема большой нравственной силы русского народа, который не смогли согнуть никакие правительственные репрессии. Несмотря на то, что этот {573} автограф не может быть назван беловым, так как в нем перемежаются начисто переписанные страницы с зачеркнутыми, он все же дает возможность внести исправления и дополнения в печатный текст. Так, например, во всех имеющихся изданиях рассказа "Под шум вьюги" разговор ходока со сторожем напечатан с сохранением ошибки, вкравшейся не по вине Эртеля в текст прижизненных изданий. Ходок рассказывает о том, что за крестьянами был некогда "закреплен царицей Екатериной" лес, но потом его "отбили". Попытки крестьян вернуть лес ни к чему не привели, и ходок мотивирует это таким странным аргументом: "Вконец разорились... Знамо дело... Кабы другой кто захватил, глядишь, и взяло бы наше..." Возникает вопрос: кто же захватил лес у крестьян? Нигде об этом не сказано ни слова. Рукописный автограф дает ответ на этот вопрос: лес у крестьян захватила "казна". Очевидно, что обвинение казны в разорении крестьян было признано "нецензурным" и сам Стасюлевич или цензор повычеркивали всюду слово "казна", что и привело к бессмыслице, с которой мы встречаемся во всех печатных изданиях. Слово "казна" в настоящем издании всюду восстанавливается в соответствии с рукописью Эртеля (ф. 349, папка I, ед. хр. 4 А2).
Возможность на основании данной рукописи восстановить цензурный пропуск дает основание считать, что данный рукописный автограф соответствует той редакции рассказа, которая была послана Эртелем Стасюлевичу и напечатана в журнале в изуродованном, урезанном виде.
Восстанавливается по данному рукописному автографу очень важная по своему политическому звучанию картина экзекуции, которой были подвергнуты крестьяне, взбунтовавшиеся в 1861 году, после объявления "воли". Эти строки рассказа, отсутствующие в печатном тексте, придают ему иную окраску, рисуют активный протест крестьянства против так называемого "освобождения", проведенного в интересах помещиков. Восстанавливаемая страница рукописи переписана Эртелем набело.
Кто же вычеркнул из рассказа наиболее сильные, обличительные страницы? Может быть, это сделал цензор, но, может быть, и сам Стасюлевич. Его неопубликованная переписка с Эртелем по поводу "Записок Степняка" лишний раз рисует нам его как чрезвычайно осторожного человека.
В письме от 14 января 1880 года М. М. Стасюлевич пишет Эртелю о "нецензурности" его рассказа и о том, что он переменил его заглавие: ..."Страстотерпцам" я переменил заглавие по причинам, "не зависящим от редакции", собственно говоря, в настоя-{574}щую минуту этот рассказ и уже сам по себе тут мало удобен,- и еще обостряющее заглавие, он выйдет под заглавием "Ночная поездка". Это - гораздо легче, и без всякого указательного перста на то, на что не следует указывать" (ф. 349, папка XVIII, ед. хр. 13). Как видно из этого письма, Стасюлевич даже не спрашивает разрешения Эртеля, а просто меняет заглавие рассказа. Не приходится сомневаться в том, что он не ограничился только переменой заглавия в этом "мало удобном" по цензурным причинам рассказе.
Стасюлевич правил произведения Эртеля и тогда, когда тот уже не был начинающим автором. Например, 2 декабря 1882 года он пишет Эртелю по поводу "Волхонской барышни": "Вы даете мне право смягчать "твердые" предметы, а по цензурным обстоятельствам и вовсе устранять, а где нужно, прикрыть газом... Я не могу быть врагом вам без того, чтобы не сделаться врагом журнала" (ф. 349, папка XVIII, ед. хр. 13).
Неопубликованная переписка Эртеля с Засодимским, Стасюлевичем и другими литераторами, а также с его близкими - отцом, женой, показывает, что многие произведения Эртеля были признаны его адресатами "нецензурными" и, не дойдя до цензора, отсылались обратно писателю ввиду их "неудобства" для печати. В письме от 21 января 1882 года Эртель рассказывает, например, своей будущей жене, Марии Васильевне Огарковой, о том, как к нему однажды приехал М. М. Стасюлевич: "Он меня настоятельно просил писать осторожней. Последний рассказ мой, вчера только сданный для мартовской книжки, обозвал "резким" и сказал, что вряд ли он пойдет..." И действительно, в мартовской книжке "Вестника Европы" не было помещено никакого рассказа А. И. Эртеля. "Ты не можешь вообразить, как скверно живется. Гнет на печати, гнет на обществе - отзывается в каждом тупою болью..." - с глубокой скорбью признается Эртель М. В. Огарковой.
III. ОТ ОДНОГО КОРНЯ
Рассказ был написан в Петербурге в октябре 1879 года. Рукописный автограф не обнаружен.
IV. ДВА ПОМЕЩИКА
Очерк был написан в Петербурге в ноябре 1879 года. Неопубликованные письма к А. И. Эртелю Ивана Васильевича Федотова, отца его первой жены, а также некоторые записи самого {575} Эртеля говорят о том, что многие герои его очерков и рассказов из цикла "Записки Степняка" имели реальных прототипов, что в большинстве своем рассказы Эртеля складывались на основе изучения действительных событий и характеров, не были "сочиненными". И. В. Федотов писал Эртелю: "Те нумера журналов, где помещены твои очерки, вырываются усманцами друг у друга с нетерпением...", так как усманцы ждут от Эртеля новых разоблачений (ф. 349, папка XIX, ед. хр. 3/40).
Федотов говорит о совершенно конкретных прототипах "двух помещиков", выведенных Эртелем в его очерке. "Карпеткин, вероятно, милейший И. В. Мер-нский", - пишет Федотов (ф. 349, папка XIX, ед. хр. 3/34). Федотов сообщает Эртелю, что очерк "взволновал всю помойную яму до дна, - озлобил Мерч., и Храп., и всю гнусную клику безмозглых ослов, и навострил им ослиные уши в ожидании новых ударов литературного бича..." Федотов пишет Эртелю о том, что одна из их общих знакомых уже сказала в связи с "Двумя помещиками": "ты накликаешь на себя полчище злодеев в образе помещиков: Колотушкиных Ус-манского уезда" (ф. 349, папка XIX, ед. хр. 3/41). Вместе с тем было бы неправильным искать полное портретное сходство между персонажами рассказов и очерков Эртеля и жителями Усманского уезда, которые в той или иной мере явились прообразами его героев. Отталкиваясь от известных ему фактов, наблюдая хорошо знакомых людей, Эртель стремился к созданию типических образов.
V. МУЖИЧОК СИГНЕЙ И МОЙ СОСЕД ЧУХВОСТИКОВ
Рассказ был написан в Петербурге в марте 1880 года. Судя по черновому автографу, первоначальное заглавие рассказа было "Мужичок Сигней". Начало первого варианта рассказа Эртель потом перенес в "Степную сторону".
VI. ВИЗГУНОВСКАЯ ЭКОНОМИЯ
Место написания очерка - хутор на Грязнуше. Закончен он был в июле 1880 года. "Визгуновская экономия" напечатана в журнале с посвящением Глебу Ивановичу Успенскому, в отдельном издании это посвящение снято. Судя по рукописи, первоначальное название было "Приказчиков сын". {576}
В списке "Предполагаемых очерков из "Записок Степняка", сохранившемся в памятной книжке Эртеля, он намечал план и фабулу очерка: "Любовь его к крестьянской девушке. Затем женитьба на глупой мещанке", отметил необходимость дать "картины природы: глубокая осень, около реки..." В этом наброске намечавшегося тогда произведения Эртель между прочим записал: "Можно списать с Ив. Всеволодова". Очевидно, он имел в виду конкретный прототип героя - сына приказчика Пармена.
Посылая М. М. Стасюлевичу "Визгуновскую экономию" для сентябрьской книжки "Вестника Европы", Эртель писал: "Сам я и доволен им и нет. То волком, то лисою смотрит на меня этот очерк..." (ЦГАЛИ, ф. 1167, ед. хр. 75, опись 1, № 4316). Эртель подходил к своим произведениям с большой требовательностью, был, как он сам говорил, беспощаден по отношению к самому себе. Он считал необходимым для писателя равняться на больших мастеров - Льва Толстого, Тургенева, Гоголя, Салтыкова-Щедрина.
VII. БАРИН ЛИСТАРКА
Место и дата написания - Усмань, 1880 год, 14 сентября. Относительно этого очерка Эртель пометил в своей записной книжке: "При истолковании характера барина Листарки не забыть того влияния на этот характер, который причинили послереформенные трудные отношения". Автограф не сохранился.
VIII. МОИ ДОМОЧАДЦЫ
Эртель указывает дату написания этого очерка - 24 сентября 1880 года в Усмани.
В архиве Эртеля сохранились только небольшие наброски "Моих домочадцев".
IX. СЕРАФИМ ЕЖИКОВ
Рассказ был написан в Усмани 13 декабря 1880 года. В рукописном отделе ИРЛИ Академии наук СССР хранится беловой автограф рассказа, в основном соответствующий прижизненным изданиям. Все исправления в печатном тексте сделаны {577} согласно данной рукописи (ИРЛИ, Рукоп. отдел, ф. 250, ед. хр. 594).
Эртель колебался в выборе фамилии главного героя и названия рассказа. В плане "Предполагаемые очерки из "Записок Степняка" Эртель сначала назвал задуманный им рассказ - "Чудак", потом "Серафим Чудаков", пока, наконец, не остановился на имени героя - Серафим Ежиков, которое и стало названием рассказа. По-видимому, Эртель придавал этому рассказу большое значение. Вот что писал он 5 ноября 1880 года М. М. Стасюлевичу: "У меня сейчас вполовину готов очерк из Записок Степняка. Очерк зовется "Серафим Ежиков" и имеет предметом народного учителя, принужденного бросить то дело, которое по важности считает выше всего в мире, и уйти из деревни. Оторвать растение от почвы - значит погубить его, - гибнет и Серафим Ежиков. Вырвали же его из почвы - деревни потому, что он несколько широко понимал призвание народного учителя: он не отказывался написать просьбу крестьянам против кулака, не отказывался растолковать им ту или другую противозаконность писаря, старшины, попа и проч. Несмотря на то, что деятельность его была в самом строгом значении этого слова - легальна, его, как неблагонамеренного, выперли. Кончает он печально и действительно уж в качестве неблагонамеренного. Так как последнее будет обозначено у меня только одной фразой в конце рассказа и в остальном я стараюсь быть очень осторожным, то надеюсь, что Сциллы и Харибды избегу. Кончить очерк я думаю в 20-х числах этого месяца..." (ЦГАЛИ, ф. 1167, ед. хр. 75, опись 1, л. 8).
Очень интересно это указание Эртеля на завершение деятельности Ежикова на путях "неблагонамеренности" и на необходимость ввиду цензурных препятствий - "Сциллы и Харибды" - обозначить эту тему лишь одной фразой. Но и этой одной фразы не осталось в рассказе. Мы узнаем о дальнейшей судьбе Ежикова из "Идиллии" и "Addio".
Отвечая Эртелю по поводу присланного им для напечатания в "Вестнике Европы" "Серафима Ежикова", А. Н. Пыпин положительно отозвался о рассказе, отметил значение типа Серафима Ежикова, сказав, что он "очень характеристичен и нов". Кроме того, Пыпин заметил, что "очень хороши и очень нужны" те "несколько более широких замечаний" о современной русской действительности, к которым рассказ дает повод (ф. 349, папка XVII, № 8, письмо от 6 января 1881 г.). {578}
Действительно, повествование Эртеля о трагической судьбе народного учителя, чья благородная деятельность была уже заранее обречена на неудачу, давало повод для глубоких и печальных суждений о бесправии русских интеллигентов, подобных Ежикову, которых царское правительство считало возможным преследовать уже хотя бы за одно то, что они читают Милля!
Показав всю ограниченность народнических иллюзий Серафима Ежикова, Эртель вместе с тем нарисовал с глубокой симпатией образ этого предельно честного человека, самоотверженно преданного интересам народа.
X. ЗЕМЕЦ
Точной даты написания "Земца" мы в письмах и записных книжках Эртеля не находим, но задуман он был еще, очевидно, в 1878 году, потому что в "Памятной книжке" Эртеля за 1878 год в списке "Предполагаемые очерки из "Записок Степняка" мы находим под XXII номером "Земца" с указанием на прототип его героя - "Демшинский Александр Иванов" (ф. 349, № 2).
В письме к отцу от 5 ноября 1881 года Эртель спрашивает: "Как вам понравился мой "Земец"... В нем я взял некоторые черты у Демшинского гласного Александра Иваныча" (ф. 349, папка X, ед. хр. 24).
В этом рассказе Эртелю удалось показать реакционный характер института земских гласных в дореволюционной России, который определялся составом гласных. Трудящееся население устранялось от выборов - гласные избирались землевладельцами, лицами, имевшими недвижимость.
Современники оценили не только типичность образа гласного Онисима, созданного Эртелем, но и другие достоинства рассказа "Земец", в частности поэтическое изображение русской природы. Мастерство Эртеля как пейзажиста отмечали все, кто писал о нем, говорили об этом Чехов и Короленко. Восторженную оценку умения Эртеля увидеть и передать "живую природу" мы находим в отзыве редактора журнала "Русское богатство" Н. Ф. Бажина, в его письме, в котором он благодарит Эртеля за присылку в журнал рассказа "Земец": "Земец" - хорошенькая вещица. Я так мало люблю описания природы, что обыкновенно пропускаю их везде, где бы они мне ни попались, но у вас в "Земце" они совсем другая статья: они до такой степени превос-{579}ходны, что даже мало походят на описание... Кажется, что как будто бы сам едешь в степи и видишь и слышишь все, что в ней совершается, и дышишь вовсе не комнатным поганым воздухом, а тем, степным... Говорят, что у кого-то еще из наших писателей есть хорошие описания природы, - я не знаю; красивые есть, это точно, но живую природу, перенесенную на страницы книги, я увидал только у вас..." (ф. 349, папка XI, № 9/1-4).

Расставьте знаки препинания. Укажите номера предложений, в которых нужно поставить ОДНУ запятую.

1) Зимою и летом осенью и весной хорош русский лес.

2) Спектакль оказался смешным и поучительным и актуальным.

3) Потянулись серые сумрачные дни и долгие ночи.

5) Колокольчик звонко плачет и хохочет и визжит.

Пояснение (см. также Правило ниже).

Приведем верное написание.

1) Зимою и летом, осенью и весной хорош русский лес.

2) Спектакль оказался смешным, и поучительным, и актуальным.

3) Потянулись серые, сумрачные дни и долгие ночи.

4) По-прежнему смеётся и стар и млад над приключениями героя Александра Демьяненко.

5) Колокольчик звонко плачет, и хохочет, и визжит.

Одну запятую нужно поставить:

в первом предложении: она разделяет две пары однородных членов предложения;

в третьем:однородные члены соединены при помощи интонации.

Правильный ответ указан под номером 1 и 3.

Ответ: 13|31

Актуальность: 2016-2017

Сложность: обычная

Раздел кодификатора: Знаки препинания в ССП и предложении с однородными членами

Правило: Знаки препинания в ССП и в предложении с однородными членами. Задание 16.

ЗНАКИ ПРЕ­ПИ­НА­НИЯ В СЛОЖНОСОЧИНЁННОМ ПРЕД­ЛО­ЖЕ­НИИ И В ПРЕД­ЛО­ЖЕ­НИИ С ОД­НО­РОД­НЫ­МИ ЧЛЕНАМИ

В этом за­да­нии про­ве­ря­ют­ся зна­ния двух пунктограмм:

1. Запятые в про­стом пред­ло­же­нии с од­но­род­ны­ми членами.

2. Запятые в сложносочинённом предложении, части ко­то­ро­го со­еди­ня­ют со­чи­ни­тель­ные союзы, в частности, союз И.

Цель : найти ДВА предложения, в ко­то­рых нужно по­ста­вить ПО ОДНОЙ за­пя­той в каждом. Не две, не три (а такое бывает!) запятых, а одну. При этом нужно ука­зывать но­ме­ра тех предложений, где была ПО­СТАВ­ЛЕ­НА пропущенная запятая, так как бы­ва­ют такие случаи, что в пред­ло­же­нии уже есть запятая, например, при де­е­при­част­ном обороте. Её мы не считаем.

Не сле­ду­ет искать за­пя­тые при раз­лич­ных оборотах, ввод­ных словах и в СПП: по спе­ци­фи­ка­ции в дан­ном задании про­ве­ря­ют­ся лишь три ука­зан­ные пунктограммы. Если в предложении будут необходимы запятые на другие правила, они уже будут расставлены

Верным будет ответ из двух цифр, от 1 до 5, в любой последовательности, без запятых и пробелов, например: 15, 12, 34.

Условные обозначения:

ОЧ - однородные члены.

ССП - сложносочинённое предложение.

Алгоритм выполнения задания должен быть таким:

1. Определяем количество основ.

2. Если предложение простое, то находим в нём ВСЕ ряды однородных членов и обращаемся к правилу.

3. Если основ две, то это сложное предложение, и каждая часть рассматривается отдельно (см. пункт 2).

Не забываем, что однородные подлежащие и сказуемые создают НЕ сложное, а простое осложнённое предложение.

15.1 ЗНАКИ ПРЕ­ПИ­НА­НИЯ ПРИ ОД­НО­РОД­НЫХ ЧЛЕНАХ

Однородные члены пред­ло­же­ния - это такие члены, ко­то­рые отвечают на один и тот же вопрос и относятся к одному и тому же члену предложения. Од­но­род­ные члены пред­ло­же­ния (как главные, так второстепенные) всегда соединёны со­чи­ни­тель­ной связью, с союзом или без него.

Например: В «Детских годах Багрова–внука» С. Ак­са­ков с под­лин­но по­э­ти­че­ским во­оду­шев­ле­ни­ем опи­сы­ва­ет и летние , и зим­ние кар­ти­ны рус­ской природы.

В данном предложении есть один ряд ОЧ, это два однородных определения.

В одном пред­ло­же­нии может быть не­сколь­ко рядов од­но­род­ных членов. Так, в предложении Вскоре уда­рил тяжёлый ли­вень и по­крыл шумом дож­де­вых по­то­ков и по­ры­вы ветра, и стоны сос­но­во­го бора рядов два: два сказуемых, ударил и покрыл ; два дополнения, порывы и стоны .

Обратите внимание : в каждом ряду ОЧ действуют свои пунктуационные правила.

Рассмотрим различные схемы предложений с ОЧ и сформулируем правила постановки запятых.

15.1.1. Ряд однородных членов, соединённых ТОЛЬКО интонацией, без союзов.

Общая схема : О , О , О .

Правило: если два или несколько ОЧ соединенных только интонацией, между ними запятая ставится.

Пример : жёлтые, зелёные, красные яблоки.

15.1.2 Два однородных члена соединены союзом И, ДА (в значении И), ЛИБО, ИЛИ

Общая схема : О и/да/либо/или О .

Правило: если два ОЧ соединены одиночным союзом И/ДА, между ними запятая не ставится.

Пример 1 : На на­тюр­мор­те изоб­ра­же­ны жёлтые и красные яблоки.

Пример 2 : Везде её встречали весело и дружелюбно .

Пример 3 : Только ты да я останемся жить в этом доме.

Пример 4 : Я приготовлю рис с овощами либо плов .

15.1.3 Последний ОЧ присоединён союзом И.

Общая схема : О , О и О .

Правило: Если по­след­ний однородный член при­со­еди­ня­ет­ся со­ю­зом и, то за­пя­тая перед ним не ставится.

Пример : На на­тюр­мор­те изоб­ра­же­ны жёлтые, зелёные и красные яблоки.

15.1.4. Од­но­род­ных чле­нов боль­ше двух и союз И по­вто­ря­ет­ся хотя бы дважды

Правило: При раз­лич­ных ком­би­на­ци­ях со­юз­но­го (пункт 15.1.2) и бес­со­юз­но­го (пункт 15.1.1) со­че­та­ния од­но­род­ных чле­нов пред­ло­же­ния со­блю­да­ет­ся правило: если од­но­род­ных чле­нов боль­ше двух и союз И по­вто­ря­ет­ся хотя бы дважды, то за­пя­тая ста­вит­ся между всеми од­но­род­ны­ми членами

Общая схема : О , и О , и О .

Общая схема : и О , и О , иО .

Пример 1 : На на­тюр­мор­те изоб­ра­же­ны жёлтые, и зелёные, и красные яблоки.

Пример 2 : На на­тюр­мор­те изоб­ра­же­ны и жёлтые, и зелёные, и красные яблоки.

Более сложные примеры :

Пример 3 : От дома, от деревьев, и от голубятни, и от галереи - от всего по­бе­жа­ли да­ле­ко длин­ные тени.

Два союза и, четыре ОЧ. Запятая между ОЧ.

Пример 4 : Было груст­но и в ве­сен­нем воздухе , и на тем­нев­шем небе , и в вагоне . Три союза и, три ОЧ. Запятая между ОЧ.

Пример 5 : Дома, и деревья, и тротуары были укры­ты снегом . Два союза и, три ОЧ. Запятая между ОЧ.

Обратите внимание, после последнего ОЧ нет запятой , ибо это не между ОЧ, а после него.

Именно эта схема часто вос­при­ни­ма­ет­ся за оши­боч­ную и несуществующую, учтите это при выполнении задания.

Обратите внимание : данное правило работает лишь при условии, что союз И повторяется в одном ряду ОЧ, а не во всём предложении.

Рассмотрим примеры.

Пример 1 : По ве­че­рам за сто­лом со­би­ра­лись дети и взрос­лые и чи­та­ли вслух. Сколько рядов? Два: дети и взрослые ; собирались и читали . Союз и не повторяется в каждом ряду, он употреблён по одному разу. Поэтому запятые НЕ ставятся по правилу 15.1.2.

Пример 2: Ве­че­ром Вадим ушёл в свою ком­на­ту и сел пе­ре­чи­ты­вать пись­мо и пи­сать ответ. Два ряда: ушёл и сел; сел (зачем? с какой целью?) перечитывать и писать.

15.1.5 Однородные члены соединены союзом А, НО, ДА(=но)

Схема: О , а/но/да О

Правило: При на­ли­чии союза А, НО, ДА(=но) за­пя­тые ставятся.

Пример 1: Ученик пишет быстро , но неаккуратно .

Пример 2: Малыш уже не хныкал , а плакал навзрыд.

Пример 3: Мал золотник, да дорог .

15.1.6 При однородных членах повторяются союзы НИ, НИ; НЕ ТО, НЕ ТО; ТО, ТО; ЛИБО, ЛИБО; ИЛИ, ИЛИ

Схема: О , илиО , или О

Правило: при двукратном по­вто­ре­нии дру­гих со­ю­зов (кроме И) ни, ни; не то, не то; то, то; либо, либо; или, или запятая ста­вит­ся всегда:

Пример 1: А ста­рик расхаживал по ком­на­те и то вполголоса напевал псалмы, то внушительно поучал дочь.

Обратите внимание, что в предложении имеются также од­но­род­ные об­сто­я­тель­ства и дополнения, но мы их не выделяем для более чёткой картины.

После сказуемого «расхаживал» за­пя­той нет! Но если бы вместо союза И ТО, И ТО был бы просто И, запятых было целых три (по правилу 15.1.4)

15.1.7. При однородных членах имеются двойные союзы.

Правило: При двой­ных со­ю­зах запятая ста­вит­ся перед вто­рой его частью. Это союзы как... так и; не только... но и; не столько... сколько; насколько... настолько; хотя и... но; если не... то; не то что... но; не то чтобы... а; не толь­ко не, а, скорее... чем и другие.

Примеры: Я имею по­ру­че­ние как от судьи , так равно и от всех наших знакомых .

Грин был не только ве­ли­ко­леп­ным пейзажистом и мастером сюжета, но был еще и очень тон­ким психологом .

Мама не то что сердилась , но все-таки была недовольна .

Туманы в Лон­до­не бы­ва­ют если не каждый день , то через день непременно.

Он был не столько расстроен , сколько удивлен сло­жив­шей­ся ситуацией.

Обратите внимание, что каждая часть двойного союза стоит ПЕРЕД ОЧ, что очень важно учитывать при вы­пол­не­нии за­да­ния 7 (тип «ошибка на од­но­род­ные члены») мы уже встре­ча­лись с этими союзами.

15.1.8. Часто однородные члены соединяются попарно

Общая схема: Схема: О и О , О и О

Правило: При по­пар­ном объ­еди­не­нии вто­ро­сте­пен­ных чле­нов пред­ло­же­ния за­пя­тая ста­вит­ся между па­ра­ми (союз И дей­ству­ет локально, толь­ко внут­ри групп):

Пример1: Аллеи, за­са­жен­ные сиренями и липами , вязами и тополями , вели к де­ре­вян­ной эстраде .

Пример 2: Песни были разные: про радость и горе , день прошедший и день грядущий .

Пример 3: Книги по гео­гра­фии и ту­рист­ские справочники , друзья и слу­чай­ные знакомые твер­ди­ли нам, что Ро­по­та­мо – один из самых кра­си­вых и диких угол­ков Болгарии.

15.1.9.Не яв­ля­ют­ся однородными, по­это­му не вы­де­ля­ют­ся запятыми:

Ряд повторов, име­ю­щих усилительный от­те­нок - это не од­но­род­ные члены.

А снег шёл и шёл.

Простые осложнённые ска­зу­е­мые также не яв­ля­ют­ся однородными

Сказал так сказал, пойду проверю.

Фразеологизмы с по­вто­ря­ю­щи­ми­ся союзами не яв­ля­ют­ся однородными чле­на­ми

Ни то ни сё, ни рыба ни мясо; ни свет ни заря; ни день ни ночь

Если в пред­ло­же­нии есть не­од­но­род­ные определения , ко­то­рые стоят перед по­яс­ня­е­мым словом и ха­рак­те­ри­зу­ют один пред­мет с раз­ных сторон, между ними нель­зя вставить союз и.

Из глу­би­ны цветка не­ожи­дан­но поднялся сон­ный золотистый шмель.

15.2. ЗНАКИ ПРЕ­ПИ­НА­НИЯ В СЛОЖНОСОЧИНЁННОМ ПРЕДЛОЖЕНИИ

Сложносочиненными на­зы­ва­ют­ся сложные предложения, в ко­то­рых простые пред­ло­же­ния равноправны по смыс­лу и свя­за­ны сочинительными союзами. Части слож­но­со­чи­нен­но­го предложения не за­ви­сят друг от друга и со­став­ля­ют одно смыс­ло­вое целое.

Пример: Три раза зи­мо­вал он в Мир­ном, и каж­дый раз воз­вра­ще­ние домой ка­за­лось ему пре­де­лом че­ло­ве­че­ско­го сча­стья.

В за­ви­си­мо­сти от вида со­чи­ни­тель­но­го союза, ко­то­рый связывает части предложения, все слож­но­со­чи­нен­ные предложения (ССП) де­лят­ся на три ос­нов­ных разряда:

1) ССП с со­еди­ни­тель­ны­ми союзами (и; да в зна­че­нии и; ни..., ни; тоже; также; не толь­ко..., но и; как..., так и);

2) ССП с раз­де­ли­тель­ны­ми союзами (то..., то; не то..., не то; или; либо; то ли..., то ли);

3) ССП с про­ти­ви­тель­ны­ми союзами (а, но, да в зна­че­нии но, однако, зато, но зато, только, же).

15.2.1 Основное правило постановки запятой в ССП.

Запятая между ча­стя­ми сложного пред­ло­же­ния ста­вит­ся по ос­нов­но­му правилу, то есть ВСЕГДА, за исключением осо­бых условиях , ко­то­рые ограничивают дей­ствие этого правила. Об этих условиях сказано во второй части правила. В любом случае, чтобы определить, яв­ля­ет­ся ли пред­ло­же­ние сложным, не­об­хо­ди­мо найти его грам­ма­ти­че­ские основы. Что нужно учи­ты­вать при этом:

а) Далеко не все­гда каждое про­стое предложение может иметь и подлежащее, и сказуемое. Так, ча­стот­ны предложения с одной без­лич­ной частью , со ска­зу­е­мым в неопределённо-личном предложении . Например: Много труда предстоит ему, и он это знал .

Схема: [предстоит ], и [он знал ].

В дверь позвонили, и никто не сдвинулся с места.

Схема: [позвонили ], и [никто не сдвинулся ].

б) Подлежащее может быть вы­ра­же­но местоимениями, как личными, так и дру­гих разрядов: Я вдруг услышал до боли зна­ко­мый голос, и это вернуло меня к жизни.

Схема: [Я услы­шал ], и [это вер­ну­ло ]. Не те­ряй­те местоимения в роли подлежащего, если оно дуб­ли­ру­ет подлежащее из пер­вой части! Это два предложения, у каж­до­го своя основа, например: Художник был хо­ро­шо знаком со всеми гостями, и он не­мно­го удивился , уви­дев незнакомое ему лицо.

Схема: [Художник был знаком], и [он уди­вил­ся ]. Срав­ним с ана­ло­гич­ной конструкцией в про­стом предложении: Художник был хо­ро­шо знаком со всеми го­стя­ми и не­мно­го удивился , уви­дев незнакомое ему лицо. [О Сказ и О Сказ].

в) Поскольку слож­ное предложение со­сто­ит из двух простых, то впол­не вероятно, что каж­дое из них может иметь од­но­род­ные члены в своём составе. За­пя­тые ставятся и по пра­ви­лу однородных членов, и по пра­ви­лу сложносочинённого предложения. Например: Листья багряные, золотые падали тихо на землю, и ветер кружил их в воз­ду­хе и подбрасывал . Схема пред­ло­же­ния: [Листья падали], и [ветер О Сказ и О Сказ ].

15.2.2 Особые условия постановки знаков в сложносочинённом предложении

В школьном курсе русского языка единственным условием, при котором между частями сложного предложения не ставится запятая, есть наличие общего второстепенного члена .

Самое слож­ное для уча­щих­ся -это понять, есть ли общий вто­ро­сте­пен­ный член предложения , ко­то­рый даст право не ста­вить запятую между частями, или его нет. Общий- значит, от­но­ся­щий­ся одновременно и к пер­вой части, и ко второй. Если общий член есть -запятая между ча­стя­ми ССП не ставится . Если он есть, то во вто­рой части не может быть ана­ло­гич­но­го второстепенного члена , он толь­ко один, стоит в самом на­ча­ле предложения. Рас­смот­рим простые случаи.