«Русская поэзия вертикальна

(Из книги «Смерть Трагедии»)

ПОСТАВИВШЕЙ СВЕЧУ

Я был уверен, что ты мне поставишь свечку...
Когда ты болен, ты окружен как бы
восковыми пальцами с розовыми ногтями
(... розоперстая Эос...): и словно свинья - грибы,
ты их ищешь издали, стоящих в каком-то
храме,
где ВСЮ составляют они аптечку
Бога.
Свечи похожи на одноразовые шприцы.
Когда их ставят, нажимается поршень. Пламя
- как инъекция в воздух,- которая всеми нами
ощущается прямо физически. И –
чтоб не отдать концы
в огне антоновом - подобное можно лишь
подобным вылечить... А посему свечу
поставь мне, подруга!.. Я ею перекричу
пламя, что жжет чуть меньше, когда ты свечу палишь...

Евангелие от Иоанна, 11:11

Я лежу и - за долгое-долгое время -
сплю. К тому же, вижу приятные сны.
Необычайно приятные. Этакий ромб, в эмблеме
этой я кувыркаюсь, как прыгуны

На сетке: к тому ж - она светится, сетка, а я на ней
не по-паучьи, а движусь особо как-то,
т.е. движется все ж ОНА и светится, и странней
становится свет, а вдали - как бы такая шахта.

Наконец, я свободен от своей заводной семьи,
ибо - сплю! Мои нервы равны нулю.
За глубокий сон что хочешь в доме моем возьми!
О Господи, как хорошо! Я - сплю!

И вокруг все спят. Впервые за много лет
я сплю вместе со всеми. И к дьяволу караул
мой ночной и без света. Вот теперь - МНЕ свет!
Осточертело - все! Но зачем ты меня толкнул?!

Кто ты? Зачем толкаешься? Стягиваешь одеяло?!
Погоди, с головой укроюсь! Не тяни ты меня с рогожи!
Дьявол! Я просыпаюсь, кажется... Как же мало
я поспал!.. Начнется опять все то же...

Уже начинается!.. Рожи, а не обличья.
Дети. А чтоб их! Жена. А чтоб ее! Все – на мыло.
Да-да, я встаю! Говорю ж, я встаю! Как было
дивно спать, от бодрствования в отличье...

И - видя, что он воскрес, к воскресившему - по этапу -
мчатся дети: наш песик лишь полчаса
как околел. Пса оживи нам, пса!
Его-то мы любим! и ненавидим папу!

Песик нам нужнее! Песика воскреси! -
так кричали детки. Но Он - воскресивший тело -
от них повернулся, как будто бы на оси,
и прочь зашагал, пока оно розовело...

НЮ-6

Белое, наверно, мучное тело. Платье
черное, наверно, модное. Как в Париже.

Вся верхняя часть приспущена и обнажает грудь,
которую губы не успели ни искусать и

Ни высосать. Чтоб оно не упало ниже,
рука это платье придерживает чуть-чуть.

Но рука! худющая, старая, жила на жиле.
Грудь и рука, принадлежащие двум, никак

Не одной. Невозможно, чтобы одной. И все же
- если одной - то кому? Грудь, которою не кормили,

И рука, все повидавшая. Под кожею, как наждак,
вычерчиваются костяшки и на бамбук похожи.

НЮ-7

Тюльпан в высоком стакане,
наклонившийся буквой «л»,
хватает ртом стол. Губы лежат на столе,

Как мечта кинофильма «Кровь поэта». Цел
только стакан, позирующий во мгле,
и дужка «л» - плечо его. Говорят, что он

Поменял свой пол. Он теперь не стакан, а ваза.
Стакан-Тиресий входит, как хамелеон,
во тьму, ее впитывает, и становится
женщиною для глаза.

НЕЗНАКОМКА

Комната, обитая белыми подушками. Стул,
единственный в комнате, занят. На нем сидит
не в смирительной рубахе, а с гримом на глянце скул
женщина в черном платье, решительная на вид.

Она курит сигарету, вставленную в мундштук.
Как она здесь оказалась? И почему же здесь,
а не, скажем, в участке, где по десятку рук
на одну решетку с тела сбивают спесь?..

Кто ей дал сигареты? кто их не отнял? Дым
мешает видеть лицо, но с черной помадой рот
заменяет собой весь - даже видный - грим,
и рот этот курит жестами «в» и «от».

Это совсем уже наглость. В подушках вокруг не пух,
а поролон, но что бы ни было там внутри,
ничто в этой комнате наружный не режет слух.
И все же - хватит курить! Лучше - заговори!

Почему ты здесь? Нет, лучше все же на «вы».
Почему Вы здесь? - в вечернем платье до пят,
как бокал перевернутый... Но это - когда стоят,
почему ж Вы сидите - и здесь? Или это - наряд вдовы?

КОТ, ЗЕРКАЛА И СТЕНДАЛЬ

Роман - это зеркало...
Стендаль

Целующиеся голубки - это Жан-Батист
Грёз. Оранжевой по душе

На кровать взобраться и на батист
покрывала. Но это уже - Буше.

Все романы - зеркало... Вдребезги. И кувшин
роняет девица, вино разлив... Но

Красное с желтым - зерцало его души -
как красное с черным, до ужаса объективно.

Если с трюмо идти по дороге, то
оно отражает нижнею половиной

Ухабы и лужи, а верхнею - небо... Что
кот отражает, когда скрипит половицей?

Красную мебель... лиловое кресло... стол...
Замер он. Потянулся. В груди почесался лапой,

И опять - красная мебель... сто
книг... потолок с антикварной лампой...

Скука. Поверхность, где каждый глуп,
т.е. похож на себя, как проза...

Но когда все это уходит вглубь,
в коте просыпается голубь, звуча над просом.

Он глядит, как будто прячется за
листиком - абрикос.

Абрис - нечеток, зато глаза
цвета твоих волос.

Но глаза ведь - зеркало... Так - греша
классическою цитатою -

Говорю: у кота - оранжевая душа.
Цитрусовая. Трусоватая.

КЭРРИ НЭЙШН (ум. 1911)

Кэрри Нэйшн носила с собой топор
под черной одеждой (она-то и завела
моду на черное): на людей не держала зла,
для нее старушкою был кагор,
виски, текила и прочие спирт-тела.
Входила в бары, убивая спиртных дворян
топором по горлышкам. Сей террор
Раскольников счел бы музыкой. Был багрян
пол от вина, как раздавленный помидор.

Милая мордашка, как на картине
Манэ (через «а») «Американский бар».
За нею все то же: колонны, колонны, портики.
Она - жрица храма.

Входит женщина, не отряхиваясь, но и не
здороваясь, вдыхаючи перегар,
на ней: черная юбка, ботики.
И - давай махать,
пока не раскололась рама.

ДЕТЕКТИВ

Она лежит на лестнице. Позвонки
тук-тук по ступенькам, как каблучки. Пока
не остановились, как теченье реки.
Чья обнажила ее рука
и толкнула с лестницы? Звонить ли в полицию?
Бежать ли за пудреницею? - рука
загорелая за манжетою бледнолицею
за это время скрылась наверняка.

Лестница черного хода пропахла кошками,
а с парадного - необычайно вяло
всходит кверху глянцевыми обложками
вскользь листаемого журнала.
Ее столкнули с парадной, а скрылись - задним.
Она лежит, осязая муки
и мрамор спиною, как будто складнем,
чьи створки - подняты, и это - руки.

Как он - она стала плоской, стали полоской груди.
Она пряма, как предмет. Так мумию
спускают в воду, и громко палят орудья,
назло простому благоразумию.
Цвет ее кожи, как мрамор лестницы, матов.
Овчарки на улице с жиру бесятся.
Рука, обронившая запонку, узнаваема по стигматам
на запястьях. Рука, столкнувшая тело с лестницы.

_________________________________________

Родился во Львове.
Окончил Литературный институт им. Горького. В начале 1990-х переехал из Москвы в Швецию, в 1995 г. в США.
Член Шведского ПЭН-клуба и Шведского Союза Писателей. Доктор философии Стокгольмского университета. Профессор Северо-Западного университета (Northwestern University, Чикаго). Лауреат Премии журнала «Золотой Век» за 1994 год. Автор предисловия и составитель сетевой двуязычной (русско-американской) антологии русской поэзии: «Русская поэзия: От веток до корней».
Один из основателей школы метареализма.
Дебютировал в поэзии на рубеже 1970-80-х годов, войдя в круг поэтов, образовавшийся внутри Литературного института и названных вначале метаметафористами: А. Ерёменко, И. Жданов, А. Парщиков.
Первая книга стихотворений вышла в 1988 году, в переводе на датский язык. Стихи переведены на 19 иностранных языков.
Живёт в Чикаго.

Библиография:
Sansernes femkamp / Oversat af Vagn Steen & Marie Tetzlaff. - [Århus] : Husets Forlag, 1988. 57 s. - ISBN 87-7483-205-0
Пятиборье чувств: избранные стихотворения. - М.: Московский рабочий, 1990. - ISBN 5-239-00934-1
Лук Одиссея: Третья книга стихотворений - СПб.: Советский писатель, 1993. - ISBN 5-7664-0012-8
Ода на посещение Белосарайской косы, что на Азовском море / Ode on Visiting the Belosaraisk Spit on the Sea of Azov / Translat. Kit Robinson. (Bilingual Ed.) - New York: Alef Books, 1995. - ISBN 1-882509-03-X
Смерть трагедии. В 2-х тт. - M.: Комментарии, 2003. - ISBN 5-7327-060-X.
Гражданские войны, или первая часть книги Смерть Трагедии, расположенная второй. Книга стихов
Персидские письма или Вторая часть книги Смерть трагедии, выходящая из первой
Эпос. - М.: Русский Гулливер, 2010. - 416 с. - ISBN 5-02-033917-2

Илья Витальевич Кутик (род. 1 августа 1961, Львов) - русский поэт, эссеист, переводчик поэзии с шведского (Тумас Транстремер), английского (Александр Поп, Честертон, Эзра Паунд), польского (Циприан Норвид) языков.

Биография

Илья Кутик окончил дневное отделение Литературного института им. Горького в 1982 году. Вместе с А. Давыдовым и Г. Ефремовым участвовал в выпуске первого бесцензурного советского альманаха «Весть», a после - в создании (неудачном) совместного советско-датского издательства под тем же названием. В начале 1990-х, начав выезжать на многочисленные поэтические фестивали, переехал из Москвы в Швецию, в 1995 году поселился в США. Живёт в Чикаго. Илья Кутик - член Шведского ПЕН-клуба и Шведского Союза Писателей. Доктор философии Стокгольмского университета. Профессор Северо-Западного университета (Чикаго). Лауреат Премии журнала «Золотой Век» за 1994 год. Автор предисловия и составитель сетевой двуязычной (русско-американской) антологии русской поэзии: «Русская поэзия: От веток до корней».

Илья Кутик - один из основателей школы метареализма (термин предложил М.Эпштейн) в поэзии конца XX века. (См. также Энциклопедия Британника) Дебютировал в поэзии на рубеже 1970-80-х годов, войдя в круг поэтов, образовавшийся внутри Литературного института и названных вначале, по термину К. Кедрова, метаметафористами: А. Ерёменко, И. Жданов, А. Парщиков. Первая книга стихотворений вышла в 1988 году, в переводе на датский язык. Стихи переведены на 19 иностранных языков.

Творчество

Внутри метареализма Эпштейн выделяет особую терминологическую «нишу» для лишь двоих представителей этой школы (или направления), а именно для И. Кутика и А. Парщикова, называя её «презентализмом». По определению Эпштейна, презентализм - «поэзия присутствия», «поэзия настоящего». «Восходя к традициям футуризма с его вкусом к современности, к технической пластике вещей, презентализм лишён его социально-эстетической воинственности и утопизма, обращён не к будущему, а к вечному настоящему, к данности как таковой. Между крайностями поэтического монизма (слияние вещи и смысла) и дуализма (их разобщенность) здесь вырисовывается особый, феноменологический подход к реальности. Презентализм утверждает само присутствие вещи, её видимость, осязаемость и т. п. - как необходимое и достаточное условие её осмысленности. Поэтическое произведение строится как последовательность разных взглядов на вещь, способов её восприятия и описания, которые в совокупности суть проявление её собственной сущности. Вещь есть явленность вещи, как и постулируется в феноменологии. Вещь не соединена с идеей и не противопоставлена ей, а сама по себе есть „идея“, то есть в исконном значении этого слова, „эйдос“, „видимость“ - то, что представляет, „презентирует“ самое себя».

А. Тумольский же, например, видит своеобразие И. Кутика и некоторых других (но не всех) представителей метареализма в том, что они принадлежат «южнорусской школе» как языка, так и мышления в России. В статье, опубликованной в журнале НЛО # 46, 2000, он, в графе персоналии, пишет: «Илья Кутик (Москва, с середины 90-х годов живёт в Швеции) - работает в поэтике метареализма. При этом принципиально (вплоть до организации дискуссий в международном литературном сообществе) придерживается традиций силлабо-тонического рифмованного стиха. Виртуоз версификации. В поэзии Кутика проявляется специфичность взаимоотношений стихосложения (которое отнюдь не „нейтрально“ в образном плане) и поэтики: ритмический канон сдерживает и ограничивает свободу становления поэтической реальности. При внешнем разнообразии (преимущественно современной) тематики в конкретных стихотворениях, через все творчество Кутика скрытой, но сквозной, линией проходит внутренняя полемика с традициями классической поэзии, как русской, так и зарубежной. Эта тематическая установка предопределяет постоянный лирический „диалог“ внутренней и косвенной речи, персонифицируя в такой способ две стороны „лирического героя“ - ту, которая связана с предшествующей традицией, и ту, которая стремится освободиться от неё. Отсюда проистекает присущая стихотворениям поэта своеобразная энергия, динамичность».

Когда бегун бежит, выпячивая грудь,
его лопатки, будто бы ладони,
в молитве сходятся: «О Господи, побудь
в ногах моих! и вырви из погони!»

Он хорошо бежит — почти как самолёт,
и — кажется — вберёт сейчас колёса
по чашечки коленные в живот
и — полетит над стадионом плёса,

которым местность славится. Болот
здесь прозелень. Ирландия? Чем больше
он скорость набирает «в» от «от»,
скорее Белоруссия иль Польша.

Он сам себя угнал, как террорист. Он гол,
совсем как Аттис. Лишь в таком экстазе
меняют страны и меняют пол.
Грязны болота. Он бежит по грязи.

Не — прилипает! Но квадраты на
его груди — как на картине Ротко
две половины! красная — красна,
а чёрная — черна, — два лика рока.

И в кубик опухающий квадрат
не знает, что его хозяин строит,
а он бежит всё дальше-дальше «от»,
умалишённый, чайник, параноид.

Погони — нет. Не нужный никому,
он всё бежит, других не зная красок,
и кубики груди то «с», то «у»,
то «к», то «а» покажут вам от встрясок.

К кому бы буквы данной стороной
ни обращались — к ней, к нему, себе ли, —
они лишь буквы, лишь очередной
набор их, помещённый в этом теле.

АПОЛЛОН, ПАН (отрывок)

Пан про лиру спрашивает, и резко
Аполлон отвечает ему в лицо: —
Лира — гигантская яйцерезка,
играть на ней — это держать яйцо
в углубленье ладони, чуть посыпая солью,
двигая то есть кончиками пяти
пальцев, и лунный овал нести
к струнам, едва вдавливая и даже немного с болью.
Когда же он распадётся на дольки, это
и будет мелодией... — Пан не поймёт ответа.

ЭКВИВАЛЕНТ

1

Он пишет романсы, не поднимаясь с постели —
«Ночевала тучка» и на слова К.Р.,
«Моцартиану» плюс что-то для виолончели.
1887 необыкновенно сер.

2

А у него — «Запорожцы» и плюс «Не ждали».
Он мусолит их лет уж пять. Всё противней с фигуративом:
красные рожи, каторжники, детали.
Год этот давит серым своим массивом.

3

Он закончил с таблицей и написал завещанье:
«Прошу меня хоронить как можно проще». В дверях
комнаты — серая сумка с приборами и вещами.
Дорога в Клин не близка, и он произносит: «Ах!»

Воздушный шар под названьем «Русский».
6.30 вечера. Все трое сошлись у шара,
но лететь одному. С водкою и закуской —
трое других. В небе готова хмара

заночевать, как в романсе. Делаются наброски
шapa — вторым. Третий лезет в корзину.
Отходят двое. Садятся в свои повозки
и уезжают: второй — доводить картину,

первый — писать романсы. Третий к восьми тридцати
поднимется на три тыщи метров, ну а в десятом
часу приземлится — пролетев почти
сто километров — инисто-бородатым.

Он поднялся к туче, шедшей лимбами. Туча
была похожа на выпотрошенное одеяло.
Огромна. Необорима. Нигде она не ночевала,
а двигалась в небе, как муравьиная куча.

СВЕТ

1

Она сидит на крыльце. В солнечных лучах она —
словно з а жалюзи. Свет сильнее
тёмного платья. Она нам видна в полосках.
Иногда они — шире, так что и не видна
почти совершенно. Солнце стоит над нею,
думая, что и она — из фанерок плоских.

2

Она сидит на крыльце. В лунном свете —
словно п е р е д жалюзи. Тёмный цвет
платья загораживает луну.
Кто же теперь з а жалюзи? — об ответе
знает только дым, похожий на турникет,
пропустивший пока лишь её одну.

3

Снова утро. Она на крыльце. Войди
внутрь — и там, в испаренье рос,
свет как стоящий посереди
комнаты огромный такой матрос.

РИФМЫ

Интересно, был ли выбран Этьен Морис Фальконе
в качестве автора памятника Петру,

что он рифмуется с «на коне»,
т.е. «Пётр на коне»? В августовскую жару

(была ли жара?) открыли памятник, объявив
амнистию уголовникам, и пошло:

Пётр — скачет, те — режут и рубят. Через пролив
пальцем показывает Шарло.

БРОВИ

1

Фрида Кало, жена Диего Риверы,
сама — художница, сама себе и модель, к тому ж
любовница Троцкого (в доме её он, кстати,
и был зарублен), не утратившая ни веры
в светлое будущее, как муж,
ни в свою кисть в семейном своём разврате,
умерла в 47. Здоровье
было слабым с юности. Что от неё осталось?
Альбомы. Полотна. Многое. Впрочем, малость.
А главное, как сказал бы Гоголь, густые брови.

2

Статья в «Чикаго Трибьюн» от 20 ноября
2002 года: «Фильм о Фриде Кало
сменит моду на брови». У Фриды на переносице
они сцеплялись, как якоря
под рябью лба: срастались, как их свело
вместе рожденье, и переносится
сращение в Голливуд, паникующий, что вот-вот
брови-шнурочки, как это писалось в прозе
украинской, — так и почиют в бозе,
а мохнатые брови будут пущены в оборот.

3

Газета успокаивает, что, мол,
такие брови не новость; что хоть и без
заросшей сплошь переносицы, но тоже весьма густые
они у многих уже, таких как Лорен Бэколл,
София Лорен, Деми Мур и прочих; что интерес
к бровям Мадонны и Буша рождают не запятые,
лежащие горизонтально, а две пары густых бровей.
Косметолог из Голливуда говорит, что брови — гардины
глаз, ибо те суть окна, они — едины,
и нарушать гармонию может лишь лиходей.

4

Газета приводит фото глаз и бровей, забыв
о шестидесятых, о серии тех же фото,
сделанных Биллом Брандтом, — бровей и глаз:
Генри Мур, Жан Арп, Жорж Брак и другие; бровей наплыв
на глаза добавляет ко взгляду что-то,
чего нет в «Трибьюн»; что-то, что держит нас:
да, морщины. Морщины — и под, и рядом.
Нет их в «Трибьюн». Гардины без складок, как
никогда не бывает. А бывает, кода лишь мрак
расстилается з а гардинами, задёрнутыми п е р е д взглядом.

НЕЗНАКОМКА

Комната, обитая белыми подушками. Стул,
единственный в комнате, занят. На нём сидит
не в смирительной рубахе, а с гримом на глянце скул
женщина в чёрном платье, решительная на вид.

Она курит сигарету, вставленную в мундштук.
Как она здесь оказалась? И почему же здесь,
а не, скажем, в участке, где по десятку рук
на одну решётку с тела сбивают спесь?..

Кто ей дал сигареты? кто их не отнял? Дым
мешает видеть лицо, но с чёрной помадой рот
заменяет собой весь — даже видный — грим,
и рот этот курит жестами «в» и «от».

Это совсем уже наглость. В подушках вокруг не пух,
а поролон, но что бы ни было там внутри
ничто в этой комнате наружный не режет слух.
И всё же — хватит курить! Лучше — заговори!

Почему ты здесь? Нет, лучше всё же на «вы».
Почему Вы здесь? — в вечернем платье до пят,
как бокал перевёрнутый... Но это — когда стоят,
почему ж Вы сидите — и здесь? Или это — наряд вдовы?

* * *

Он глядит, как будто прячется за
листиком — абрикос.

Абрис — нечёток, зато глаза
цвета твоих волос.

Но глаза ведь — зеркало... Так — греша
классическою цитатою —

говорю: у кота — оранжевая душа.
Цитрусовая. Трусоватая.

Г. Вместе с А. Давыдовым и Г. Ефремовым, участвовал в выпуске первого бесцензурного советского альманаха «Весть» , a после - в создании (неудачном) совместного советско-датского издательства под тем же названием. В начале 1990-х, начав выезжать на многочисленные поэтические фестивали, переехал из Москвы в Швецию , в 1995 году поселился в США . Живёт в Чикаго . Илья Кутик - член Шведского ПЭН-клуба и Шведского Союза Писателей. Доктор философии Стокгольмского университета. Профессор Северо-Западного университета (Чикаго). Лауреат Премии журнала «Золотой Век» за 1994 год . Автор предисловия и составитель сетевой двуязычной (русско-американской) антологии русской поэзии: «Русская поэзия: От веток до корней». - http://www.russianpoetry.net

Илья Кутик - один из основателей школы метареализма (термин предложил М.Эпштейн) в поэзии конца XX века. (См. также Энциклопедия Британника - http://www.britannica.com/eb/article-38635?hook=422546#422546.hook) Дебютировал в поэзии на рубеже 1970-80-х годов, войдя в круг поэтов, образовавшийся внутри Литературного института и названных вначале, по термину К. Кедрова , метаметафористами: А. Ерёменко , И. Жданов , А. Парщиков . Первая книга стихотворений вышла в 1988 году , в переводе на датский язык. Стихи переведены на 19 иностранных языков.

Творчество

Труды

Книги

Sansernes femkamp / Overs. af Vagn Steen & Marie Tetzlaff. - Arhus: Huset, 1988. - ISBN 87-7483-205-0
Пятиборье чувств. - М.: Московский рабочий, 1990. ISBN 5-239-00934-1
Лук Одиссея: Третья книга стихотворений - СПб.: Советский писатель, 1993. - ISBN 5-7664-0012-8
Ода на посещение Белосарайской косы, что на Азовском море/Ode on Visiting the Belosaraisk Spit on the Sea of Azov/Tr. Kit Robinson/Bilingual Ed. - New York: Alef Books, 1995. - ISBN 1-882509-03-X
Смерть трагедии. В 2-х тт. - M.: Комментарии, 2003. ISBN 5-7327-060-X.
Эпос. - М.: Русский Гулливер, 2010. - 416 с. - ISBN 5-02-033917-2

Переводы

Шведские поэты: Переводы и варианты. - М., 1992. ISBN 5-7664-0023-3

Эссе (на английском языке)

Hieroglyghs of Another World: On Poetry, Swedenborg, and Other Matters. - Evanston: Northwestern University Press, 2000. ISBN 0-8101-1777-0
Writing as Exorcism. - Evanston: Northwestern University Press, 2005.