1 вариант
1) Предложение, в отличие от словосочетания, обладает смысловой и интонационной
законченностью.
2) Предложение состоит из нескольких словосочетаний.
3) Предложение является главной единицей общения.
1) По эмоциональной окраске все предложения делятся на восклицательные и
невосклицательные.
2) Односоставное предложение – это предложение с одним главным членом – сказуемым.
3) Побудительные предложения всегда являются восклицательными.

А. Ну ж, садитесь все за стол!
Б. Бульба немедленно повел
сыновей своих в светлицу.
В. Повторяйте за мной.
Г. В особняке было полутемно
и пахло антоновскими
яблоками.


невосклицательное
2. Односоставное побудительное
невосклицательное
3. Односоставное побудительное
восклицательное
4. Двусоставное повествовательное
невосклицательное
соединив их с данными второго.
А. Ты ступай за мною в сени.
Б. Как упоителен летний день
в Малороссии!
В. Да разве можно так
поступать с честным
человеком?!
Г. Кто из вас предаст меня?
1. Двусоставное вопросительное
невосклицательное
восклицательное
3. Односоставное вопросительное
восклицательное
4. Двусоставное побудительное
невосклицательное
Главные члены предложения»

1) Никто из родных не собирался спать этой ночью.
2) Вы настоящая актриса.
3) Внутри дома царили пустота, тишина и одиночество.
4) Мы стараемся оберегать его от всяких сплетен и слухов.

1) Скоро в вагоне начали разносить чай.
2) Иногда вспоминайте обо мне.
3) Элен с Наташей будут ждать вас в гостиной.
4) Душа настоящего человека есть самый сложный музыкальный инструмент.


1) Она не хочет уезжать, а хочет остаться здесь.
2) Мы будем все время думать о тебе.
3) Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная.
4) Альбина была в восторге.

1) В морозном воздухе раздавались смех и веселый говор.
2) Наконец­то мы все были в сборе.
3) Мы собираемся жить долго.
4) Непонятная душевная тревога мешала ему читать и сосредоточиться.

1) Она недоверчива и упряма.
2) Проснулось эхо гулкое, прошло гулять – погуливать.
3) Он мечтал научиться рисовать.
4) Дамы махали платками, заставляли мужчин аплодировать.

1) А по существу своему сказка – это и есть подлинная повесть.
2) Природа учит нас понимать прекрасное.
3) От костра осталось только два маленьких уголька.
4) Имеются два проводников – здешние жители.

1) Она бросилась бежать.


4) Он настоящий отшельник.

Тестовые задания по теме «Односоставные предложения»
2 вариант
1. Какое из утверждений является неверным?
1) По количеству грамматических
двусоставные
2) По цели высказывания предложения делятся на повествовательные, вопросительные,
побудительные.
3) Риторический вопрос – это вопросительное предложение с восклицательной интонацией.
основ предложения делятся на односоставные и
2. Какое из утверждений является неверным?
1) Предложение является высказыванием о предмете речи, словосочетание (исключая сочетание
подлежащего и сказуемого) называет предмет, действие или признак.
2) По количеству главных членов в простом предложении различаются односоставные и
двусоставные предложения.
3) Односоставные предложения являются нераспространенными предложениями, поскольку
состоят из одного члена предложения – подлежащего и сказуемого.
3. Определите синтаксическую характеристику предложений из первого столбика,
соединив их с данными второго.
А. Эй, пошел же, ради бога!
Б. Зачем я не птица, не ворон
степной, пролетевший сейчас
надо мной?
В. Сынки, крепко ли стегали
вас березовым розгами по спине?
Г. Как тяжело мне привыкать
к новой жизни и к новым людям!
1. Односоставное повествовательное
восклицательное
2. Односоставное вопросительное
невосклицательное
3. Двусоставное вопросительное
невосклицательное
восклицательное
4. Определите синтаксическую характеристику предложений из первого столбика,
соединив их с данными второго.
А. Тускло горят фонари.
Б. Ямщик, не гони лошадей!
В. Прочтите мне пушкинское
стихотворение.
Г. Вы, пожалуйста, говорите,
не стесняйтесь!
1. Односоставное побудительное
восклицательное
2. Двусоставное повествовательное
невосклицательное
3. Двусоставное побудительное
восклицательное
4. Односоставное побудительное
невосклицательное
Тестовые задания по теме «Простое двусоставное предложение.
Главные члены предложения»
1. Составное глагольное сказуемое есть в предложении

1) Около дверей, под навесом, стояло человек восемь казаков.
2) Мы стали друзьями на всю жизнь.
3) Мы продолжали горячо спорить о случившемся.
4) У подъезда вас будут ждать карета и коляска.
2. Составное глагольное сказуемое есть в предложении
1) И долго пленник молодой лежал в забвении тяжелом.
2) Все продолжали разглядывать Ингу.
3) Детское мое любопытство было сильно задето.
4) Летом над городом опять будет висеть белесая пыль.
3. Составное глагольное сказуемое есть в предложении
1) Печален будет мой рассказ.
2) Каждое поколение имеет свои призывы.
3) Здесь по­прежнему продолжают заниматься резьбой по дереву.
4) Она слыла чудачкой.
4. Составное именное сказуемое есть в предложении
1) Вряд ли кто из них всерьез думал уйти.
2) Главное в крестьянской жизни – это, брат, свобода.
3) Она пошла к себе наверх укладываться.
4) В разговорах он редко принимает участие и на вопросы обыкновенно не отвечает.
5. Составное именное сказуемое есть в предложении
1) А колокольчик однозвучный звенел, звенел и пропадал!
2) Множество мыслей продолжало роиться в его голове.
3) Никто ни в чем не виноват перед нами.
4) Приказывать, запрещать и настаивать он положительно не умеет.
6. Составное именное сказуемое есть в предложении
1) Сабуров так и не сумел в темноте и горячке ничего разглядеть.
2) А Волга уже была без блеска, тусклая, матовая, холодная на вид.
3) Она будет всю жизнь благоговеть перед ним, молиться и испытывать священный страх.
4) Он, безусловно, человек целеустремленный и настойчивый.
7. Составное именное сказуемое есть в предложении
1) Она бросилась бежать.
2) Я ведь этого лекаря чуть не прибил.
3) Вдруг из лесу выскочили несколько человек и стали отчаянно махать руками.
4) Он настоящий отшельник.

Случается в жизни так, что человека поглощает чувство одиночества и апатии ко всему и всем. Подобная душевная пустота может возникнуть раз или два, а может довольно часто мешать жить полной жизнью. Без своевременного реагирования это состояние может перерасти даже в депрессию, что считается серьезным психологическим заболеванием. Ниже представленная информация поможет вовремя распознать у себя характерные симптомы такого явления или избежать их появления.

Причины

Состояние пустоты может появиться совершенно неожиданно. Человек может вовсе не заметить, что на это повлияло. Просто в один момент вы перестали чувствовать себя счастливым. Жизнь, конечно, продолжается, но уже не приносит радости. Окружающие могут совсем не догадываться о ваших проблемах, а вы, в свою очередь будете задаваться вопросом: почему появилась пустота внутри меня?

Среди причин наступления такого кризисного периода называют следующее:

  • Банальная усталость. Каждый человек в какой-то момент сдается и больше не хочет терпеть постоянную рутину, нелюбимую работу, вечную суету и т.д.
  • Стресс. Чувство пустоты часто наблюдается как реакция на потерю близкого человека, серьезные изменения в жизни и т.п.
  • Потрясение. Нечто похожее на стрессовую ситуацию, но бывает вызвано предательством, изменой, разрушением привычной картины мира и др.
  • Потеря жизненных ориентиров, цели. У каждого человека в жизни есть какое-то стремление. Оно может быть легко реализуемым либо очень долгосрочным, но его потеря или достижение способно образовать пустоту в душе.
  • Любая тяжелая жизненная ситуация может сломать человека. Внутренняя пустота – это естественный результат подобных обстоятельств.

Симптомы

Люди, страдающие от этого недуга, отличаются большим равнодушием к окружающему миру. Они замыкаются в себе, на собственных проблемах, которые зачастую попросту надуманы. Когда в душе пустота, тебе ничего не хочется: следить за собственной внешностью, за обстановкой в доме, покидать свои любимые четыре стены. В такой ситуации человек нередко остается один, поскольку его перестает интересовать общение с друзьями и знакомыми. Очень хорошо, если имеется семья, которая не бросит в трудной ситуации и обратит внимание на такое состояние.

Часто возникает чувство, будто душу выставили напоказ. Особенно это наблюдается среди людей, которых предали.

Душевная пустота затуманивает все вокруг. Окружающие вас события просто меркнут. Это болезненное состояние быстро затягивает в пучину одиночества и темноты, обесценивает ранее значимые вещи. Подобное состояние, как считается в психологии, способно привести даже к физической боли. Многие люди, когда появилось ощущение пустоты, начинают страдать от мигрени. В этой ситуации медикаменты могут оказаться бессильными.

Если своевременно не отреагировать на это состояние, не взять себя в руки или не обратиться за помощью психолога, можно довести себя до самого настоящего заболевания – депрессии. Результатом последней, как многим известно, часто становится суицидальное поведение.

Что делать в первую очередь?

Внутренняя пустота требует серьезного внимания со стороны человека и, желательно, его близких. Самому бороться с этим явлением достаточно сложно без поддержки, но возможно. Потребуется большая сила воли. Руководствуйтесь в этом случае одним положением: кем бы вам хотелось быть на самом деле, слабым безвольным существом или человеком, умеющим радоваться, любить и жить? Если вы выбрали второе, то вот перечень совершенно несложных экстренных мер:

  • Начинайте жаловаться. Да-да, именно жаловаться! Это как ничто другое поможет взглянуть на себя со стороны, озвучить все то, что накипело на душе. Осталось найти человека, которому просто взять и поплакаться.
  • Доверяйте людям. Возможно, это будет очень сложно сделать людям, которых только что предали, но присмотритесь к своему окружению. Наверняка найдется тот, кому можно безбоязненно высказаться, и кто поможет дельным советом.
  • Ищите причину своего состояния. Самокопание в этом случае идет только на пользу. Подумайте, может виной всему ваша работа или определенный человек. Придется устранить эту причину: найти любимое дело или навсегда попрощаться с виновником внутренней пустоты.
  • Расшевелите свои эмоции. Здесь не особенно важно, какие это будут эмоции, главное избавиться от равнодушия, с которым вы в последнее время смотрите на мир. Добейтесь выброса адреналина в кровь. С этим помогут экстремальные виды спорта. Почитайте драматичную книгу, посмотрите веселый фильм или просто насладитесь закатом. Вариантов много, просто выберите что-нибудь себе по душе.

Другой вопрос составляет то, чем и как заполнить пустоту в душе. На этот счет существует много информации в психологии. Ниже лишь основные положения.

Чем заполнить душевную пустоту?

На этот счет весьма просто размышлять человеку в своем обычном состоянии, не подверженному пустоте снаружи и внутри. Сложнее воспринимать эту информацию, когда ничего не хочется, и пропадает смысл жизни.

Заметив в себе своего рода опустошенность, нужно постараться взять себя в руки, как бы сложно это на данный момент ни звучало, или попросить о помощи у близких и родных. Выйти из этого состояния можно, для этого нужно лишь придумать, чем будет заполнена образовавшаяся пустота в жизни. На этот счет можно предложить несколько вариантов:

Личная жизнь

Это именно та сфера, которая поглощает человека с головой и во все тяжкие. Окунитесь в мир чувств, найдите для них место в сердце, и вы почувствуете себя вновь живым. Если есть любимый человек, то позвольте ему о вас позаботиться. Если есть дети, позаботьтесь о них. Им наверняка сейчас не хватает внимания. Найдите для себя точку опоры: в виде человека, группы людей или события. На самом деле рядом с вами кипит настоящая жизнь. Не давайте ей обойти себя стороной!

Работа

Возможно, пришло время сменить профессию или место деятельности. Вы никогда не задумывались, сколько сил у вас отнимает работа? Может, пора превратить любимое занятие в то, которое приносит прибыль? Деятельность сама по себе дает нам поле для маневра: новые знакомства, занятость, цели и т.д.

Увлечения

Пришло время занять себя чем-то интересным и непривычным. Соглашайтесь на любые предложения, возможно, что-то именно сейчас заинтересует вас. Если вы давно хотели записаться на танцы или в тренажерный зал – сейчас самое время. Увлеките себя чем-то новым, и у вас просто не останется времени, чтобы задумываться, как избавиться от пустоты в душе.

Мыслите позитивно

Если в душе пустота, значит там освободилось много места для чего-то нового и необычного. Сейчас тот период в жизни, когда можно начать все с чистого листа, с новыми эмоциями, чувствами и друзьями. В сердце сейчас находится пространство, которое требует заполнения абсолютно новой информацией. Пока вы его заполняете, постарайтесь найти поддержку со стороны близких людей. Вам сейчас как никогда нужно общение.

В случае, когда самостоятельно выйти из подобного состояние не получается, на помощь приходит психология или психотерапия. Обращение к специалисту не должно расцениваться как нечто позорное. У многих людей состояние опустошенности приводит к более серьезным явлениям. Чтобы избежать этого, лучше на этой стадии пройти несколько сеансов психоанализа.

Нечего и прибавлять, конечно, что русские интересы будут при этом так строго соблюдены, что даже «Московские ведомости» - и те останутся довольны…

Кажется, что на эту тему мечтать - ничего?

Но ежели и это не «ничего», то к услугам мечтателя найдется в Монрепо немало и других тем, столь же интересных и уж до такой степени безопасных, что даже покойный цензор Красовский - и тот с удовольствием подписал бы под ними: «Мечтать дозволяется». Во-первых, есть целая область истории, которая представляет такой неисчерпаемый источник всякого рода комбинаций, сопряженных с забытьём, что сам мечтательный Погодин - и тот не мог вычерпать его до дна. Возьмите, например, хоть следующие темы:

Что было бы, если б древние новгородцы не последовали совету Гостомысла и не пригласили варягов?

Где был бы центр тяжести, если б вещий Олег взял Константинополь и оставил его за собой?

Какими государственными соображениями руководились удельные князья, ведя друг с другом беспрерывные войны?

На какой степени гражданского и политического величия стояла бы в настоящее время Россия, если б она не была остановлена в своем развитии татарским нашествием?

Кто был первый Лжедмитрий?

Если б Петр Великий не основал Петербурга, в каком положении находилась бы теперь местность при впадении Невы в Финский залив и имела ли бы Москва основание завидовать Петербургу (известно, что зависть к Петербургу составляет историческую миссию Москвы в течение более полутора веков)?

Почему, несмотря на сравнительно меньшую численность населения, в Москве больше трактиров и питейных домов, нежели в Петербурге? Почему в Петербурге немыслим трактир Тестова?

Попробуйте заняться хоть одним из этих вопросов, и вы увидите, что и ваше существо, и Монрепо, и вся природа - все разом переполнится привидениями. Со всех сторон поползут шепоты, таинственные дуновения, мелькания, словом сказать, вся процедура серьезного исторического, истинно погодинского исследования. И в заключение тень Красовского произнесет: «Мечтать дозволяется».

О, тень возлюбленная! не ошибкой ли, однако, высказала ты разрешительную формулу? повтори!

Во-вторых, имеется другая, не менее обширная область - кулинарная. Еще Владимир Великий сказал: «Веселие Руси пити и ясти» - и в этих немногих словах до такой степени верно очертил русскую подоплеку, что даже и доныне русский человек ни на чем с таким удовольствием не останавливает свою мысль, как на еде. А так как объектом для еды служит все разнообразие органической природы, то нетрудно себе представить, какое бесчисленное количество механических и химических метаморфоз может произойти в этом безграничном мире чудес, если хозяином в нем явится мечтатель, охотник пожрать!

В-третьих, в-четвертых, в-пятых… я, конечно, не буду утомлять читателя дальнейшим перечислением подходящих сюжетов и тем. Скажу огулом: мир мечтаний так велик и допускает такое безграничное разнообразие сочетаний, что нет той навозной кучи, которая не представляла бы повода для интереснейших сопоставлений.

Итак, я мечтал. Мечтал и чувствовал, как я умираю, естественно и непостыдно умираю. В первый раз в жизни я наслаждался сознанием, что ничто не нарушит моего вольного умирания, что никто не призовет меня к ответу и не напомнит о каких-то обязанностях, что ни одна душа не потребует от меня ни совета, ни помощи, что мне не предстоит никуда спешить, об чем-то беседовать и что-то предпринимать, что ни один орган книгопечатания не обольет меня помоями сквернословия. Одним словом, что я забыт, совсем забыт.

Внутри дома царила пустота, тишина и одиночество. Вне дома - то же одиночество и та же пустота. По временам парк заволакивался, словно сетью, падающими хлопьями снега; по временам деревья как бы сбрасывали с себя иго оцепенения и, колеблемые ветром, оживали и шевелились; по временам из лесной чащи даже доносился грозный гул. Но взор и слух скоро привыкали и к этим картинам, и к этим звукам. Зимняя природа даже и в гневе как-то безоружна, разумеется, для тех, которых нужда не выгоняет из теплой комнаты. Вот в поле, в лесу - там, должно быть, страшно. Можно сбиться с дороги, подвергнуться нападению волков, замерзнуть. Но в комнате, где градусник показывает всегда один и тот же уровень температуры, где и тепло, и светло, и уютно, все эти морозы и вьюги могут даже подать повод для благодарных сопоставлений.

И не только для благодарных, но и для поучительных сопоставлений. Ибо если хорошо быть совсем обеспеченным от морозов и вьюг, то еще большее наслаждение должен ощущать тот, кто, испытав мороз и вьюгу, кто, проплутав, до истощения сил, по сугробам, вдруг совсем неожиданно обретает спасение в виде жилья. Представьте себе этот почти волшебный переход от холода к теплу, от мрака к свету, от смерти к жизни; представьте себе эту радость возрождения, радость до того глубокую и яркую, что для нее делаются уже тесными пределы случая, ее породившего. Да, это - радость совсем особенная, лучезарная, ни с чем не сравнимая. Не один этот случай осветила она своими лучами, но разом втянула в себя целую жизнь и на все прошлое, на все будущее наложила печать избавления. В эту блаженную минуту нет места ни для опасения, ни для тревог. Все опасности миновали, все тревоги улеглись; все больное, щемящее упразднилось - навсегда. Во всем существе разлилась горячая струя жизни, во всех мыслях царит убеждение, что отныне жизнь уже пойдет не старою горькою колеей, а совсем новым, радостным порядком. Конечно, все это волшебство длится какую-нибудь одну минуту, но зато какая это минута… Боже, какая минута!

Истинно говорю, это - наслаждение великое, и, с теоретической точки зрения, отсутствие его в жизни людей, проводящих время в теплых и светлых комнатах, представляет даже очень значительный пробел.

Между прочим, я мечтал и об этом, и это были мечтания поистине отрадные. Сначала я душевно скорбел, рисуя себе картину путника, выбивающегося из сил; но так как я человек добрый, то, разумеется, не оставлял его до конца погибнуть и в критическую минуту поспешал на помощь и предоставлял в его распоряжение неприхотливое, но вполне удовлетворительное жилье. И глубока была моя радость, когда, вслед за тем, перед моими глазами постепенно развертывалась картина возрождения…

Одним словом, я мечтал, мечтал без конца, мечтал обо всем: о прошлом, настоящем и будущем, мечтал смело, в сладкой уверенности, что никто об моих мечтах не узнает и, следовательно, никто меня не подкузьмит. И, проводя время в этих мечтаниях, чувствовал себя удивительно хорошо. До усталости ходил по комнате и ни на минуту не уличил свою мысль в бездеятельности; потом садился в кресло, закрывал глаза и опять начинал мысленную работу. Даже так называемые «хозяйственные распоряжения» - и те вскоре приняли у меня мечтательный характер. Придет вечером, перед спаньем, в комнаты старик Лукьяныч и молвит: - Ну, нынче - зима!

Ты говоришь: зима?

Да, зима нынче. И ежели теперича лето с приметами сойдется, так, кажется, конца-краю урожаю не будет!

Ты думаешь?

Вот увидите. В прошлом году мы одну только сторону сеном набили, а в нынешнем придется, пожалуй, и на чердаки на скотном сено таскать.

Гм… это бы…

Увидите сами, коли ежели я не правду говорю. Такая-то зима у меня на памятях всего раз случилась, когда мне еще пятнадцать лет было. И что в ту пору хлеба нажали, что сена накосили - страсть!

Бог, братец…

Само собой, бог! захочет бог - полны сусеки хлеба насыплет, не захочет - ни пера земля не родит! это что говорить!

Молчание.

Распоряжениев насчет завтрашнего дня не будет?

Нет, что уж…

Покойной ночи-с!

И все в доме окончательно стихает. Сперва на скотном дворе потухают огни, потом на кухне замирает последний звук гармоники, потом сторож в последний раз стукнул палкой в стену и забрался в сени спать, а наконец ложусь в постель и я сам…

Понятие о предложении занимает центральное место в синтаксисе русского языка. Отличить предложение от других синтаксических единиц помогает выделение подлежащего и сказуемого. Это зачастую вызывает трудности, потому что в русском языке сказуемые делятся на три вида: простое глагольное сказуемое, составное глагольное и составное именное.

Грамматическая основа предложения

Второстепенные члены в предложении держатся на фундаменте, состоящем из подлежащего и сказуемого. Предикативная основа является определяющим фактором в характеристике предложения: простое или сложное, односоставное или двусоставное.

Именно по наличию подлежащего и сказуемого судят, чем является синтаксическая единица: у предложения они есть, у словосочетания - нет. Например, Я иду по улице . Является предложением, т.к. имеет грамматическую основу: я иду (подлежащее и сказуемое соответственно). Красивый стол - словосочетание, т.к. нет предикативной основы.

Не всегда в предложении есть вся грамматическая основа. Нередки случаи, когда выделяется подлежащее или сказуемое, тогда предложение будет называться односоставным.

При анализе предложения проблема определения сказуемого и его типа вызывает наибольшие затруднения.

Что такое сказуемое

Сказуемое входит в предикативную основу предложения и составляет связку с подлежащим в роде, лице и числе. Благодаря сказуемому предложение имеет отношение к действительности и позволяет носителям языка общаться между собой. Оно является носителем грамматического значения синтаксической единицы: указывает на реальность и время повествования. Сказуемое отвечает на вопросы, касающиеся действий предмета, каков он, что с ним происходит, кто он такой и что он такое.

Определить тип сказуемого возможно двумя путями:

  1. Морфологический. Сказуемые выделяются по отнесенности к той или иной части речи: глагольные (выражены глаголом) и именные (выражены именем существительным или прилагательным). Например, Тускло горят фонари. (сказуемое горят глагольное). Мы были друзьями всю жизнь (сказуемое были друзьями именное, выражено именем существительным с глагольной связкой).
  2. Составной. Простое и составное сказуемые, состоящие из одного грамматического целого и нескольких слов соответственно. Например, Кто из вас предаст меня? (сказуемое предаст - простое). Я был озлоблен (сказуемое был озлоблен - составное).

Эти два принципа определения сказуемых легли в основу их видовой принадлежности:

  • Составное глагольное сказуемое.
  • Составное именное сказуемое

Типы сказуемых: простые и составные

Все сказуемые русского языка подразделяются на простые и составные. Принадлежность эта определяется количеством слов в составе сказуемого. Если слов более одного, то сказуемое является составным. Различить простое и составное глагольное сказуемое поможет наличие или отсутствие глагола связки в их составе.

Роль связки выполняют глаголы, указывающие на:

  • стадии действия (начало, развитие, продолжение);
  • долженствование;
  • желательность;
  • состояние

Также это могут быть краткие прилагательные, слова категории состояния и глагол быть.

Различают два вида составных сказуемых: именное и глагольное. Оба они имеют в составе вспомогательный глагол-связку. Глагольное сказуемое включает в себя инфинитив, а именное - именную часть.

Если в предложении роль сказуемого выполняет глагол или его грамматическая форма, то оно будет называться простым глагольным сказуемым.

Простое глагольное сказуемое (ПГС): определение понятия

Состоит из глагола в одном из трех наклонений: изъявительном (Внутри дома царила пустота - сказуемое царила), сослагательном (Внутри дома царила бы пустота - сказуемое царила бы) или повелительном (Пусть внутри дома царит пустота - сказуемое пусть царит).

Как видно из последнего примера, не всегда ПГС однословно. Бывают случаи, когда их несколько, но слова грамматически связаны: это может быть форма глагола (например, повелительное наклонение или будущее время), неделимое устойчивое сочетание или усиление экспрессии путем повтора слова.

Способы выражения

Способы выражения простого глагольного сказуемого делятся на две группы: однословные и неоднословные.

Чем выражено простое глагольное сказуемое
Однословное Неоднословное
Глагол в одном из наклонений (изъявительное, повелительное, условное).

Форма глагола, предполагающая в составе два слова:

  • будущеее время (буду работать );
  • условное наклонение (поехала бы );
  • повелительное наклонение (пусть поедет )
Инфинитив. Устойчивое сочетание (фразеологизм) в значении единого действия (бить баклуши - «лентяйничать» )
Междометия в форме глагола. Глагол, усиленный модальной частицей (чуть не упал ).
Глагол быть, если имеет значение наличия или существования. Повторение однокоренных глаголов с целью придания экспрессивной окраски (ждет-выжидает ).

ПГС может быть согласовано с подлежащим, если имеет вид одного из наклонений. Бывают случаи, когда подлежащее и сказуемое не согласованы - тогда ПГС имеет форму инфинитива.

Однословное ПГС

Чаще всего в русском языке встречается однословное простое глагольное сказуемое. Примеры предложений представлены ниже:

  1. Я слышу топот лошадей. (ПГС слышу - выражено глаголом в изъявительном наклонении)
  2. Дочка, пойдем со мной. (ПГС пойдем - выражено повелительным наклонением глагола)
  3. Не поехать сегодня - значит ждать до утра. (ПГС ждать - выражено глаголом в начальной форме)
  4. А стакан бац - и на пол. (ПГС бац - выражено глагольным междометием)
  5. Утром повсюду была роса. (ПГС была - выражена глаголом «быть» в значении «наличие»)

Неоднословное ПГС

Подобный предикатив вызывает большую сложность у тех, кто изучает русский язык. Простое глагольное сказуемое, состоящее из нескольких лексических единиц, можно охарактеризовать тем, что слова в нем грамматически связаны. Предложения с простым глагольным сказуемым неоднословным:

  1. Мы будем горячо спорить о случившемся. (ПГС будем спорить - выражено глаголом изъявительного наклонения в будущем времени)
  2. Я бы поехала с тобой, да нужно отлучиться в другое место. (ПГС поехала бы - выражено глаголом условного наклонения)
  3. Пусть все будет по-твоему. (ПГС пусть будет - выражено глаголом повелительного наклонения)
  4. Все на ферме работали, кроме Степана. Он, как всегда, бил баклуши. (ПГС - бил баклуши - выражено фразеологизмом в значении «лентяйничал»)
  5. Давай я сделаю эту работу вместо тебя. (ПГС давай сделаю - выражено глаголом с модальной частицей)
  6. Жду не дождусь, когда закончатся холода. (ПГС жду не дождусь - выражено повторением однокоренных глаголов)

Согласование ПГС с подлежащим

Рассмотрим предложения с простым глагольным сказуемым, согласующимся с подлежащим:

  1. Согласование в числе: Машина едет по новому шоссе. (ПГС едет - единственное число) - Машины едут по новому шоссе. (ПГС едут - множественное число).
  2. Согласование в роде: Трактор ехал. (ПГС ехал - мужской род) - Машина ехала. (ПГС ехала - женский род).
  3. Если подлежащее включает в себя слово, имеющее значение количества, то ПГС может быть выражено единственным или множественным числом: Два облака одиноко плывут по небу. (подлежащее два облака , ПГС плывут употреблено во множественном числе) - Большинство учеников не пропустило занятие. (Подлежащее большинство учеников , ПГС не пропустило употреблено в форме единственного числа).
  4. Если подлежащее имеет форму существительного с количественным или собирательным значением (например, народ, молодежь, общество, большинство, меньшинство), ПГС можно употреблять только в единственном числе. Молодежь строит будущее. (ПГС строит употреблено в единственном числе) - Большинство согласилось с предложением директора по улучшению производства. (ПГС согласилось употреблено в единственном числе).

Бывают случаи, когда ПГС формально не согласуется с подлежащим. В подобных случаях оно выражено:

  • Инфинитивом: Он пляшет - а Вера хохотать. ПГС хохотать выражено глаголом в начальной форме.
  • Глагольным междометием: Я глядь - а сумки-то и нет. ПГС глядь - междометие, по форме напоминающее глагол.
  • Повелительным наклонением в некоторых формах: Разбей она сейчас вазу - дело плохо бы закончилось. ПГС разбей в повелительном наклонении.

Выделение ПГС в предложении

Проблема того, как определить простое глагольное сказуемое, связана с его возможной неоднословностью. В отличие от составного ПГС в составе имеет слова одной грамматической формы. Именно этот признак отличает простое глагольное сказуемое. Примеры предложений приведены ниже:

Я начал работать на прошлой неделе. - Я буду работать с завтрашнего дня. В первом предложении составное глагольное сказуемое, имеющее в составе вспомогательный глагол начал и инфинитив работать . Совершенно иная картина во втором предложении. Здесь ПГС буду работать - форма будущего времени.

Использование ПГС в речи

Для придания художественной речи динамики используется просто глагольное сказуемое. Примеры: Солдаты, расположившиеся вокруг своей пушки, были заняты каждый своим делом. Кто писал письмо, кто сидел на лафете, пришивая к шинели крючок, кто читал маленькую армейскую газету. (В. Катаев) - в данном отрывке ПГС придает динамику описываемым событиям.

ПГС применяют в разговорном стиле речи. В том случае, когда оно выражено инфинитивом, не согласующимся формально с подлежащим: Сенька в пляс, в Варька - хохотать. (ПГС хохотать в форме инфинитива, разговорный стиль).

Чтобы придать речи экспрессивную окраску, также используется просто глагольное сказуемое. Примеры: Я ее бац - и разбила! (ПГС бац указывает на разговорный стиль); Гром трах-тарарах в дерево! (ПГС трах-тарарах указывает на крайнюю степень эмоциональности автора).

собою нечто ни с чем не сравнимое и исключительное, то говорю это именно по сущей совести, а совсем не в виде рекламы. Мало того, я вполне искренно утверждаю, что наши фрондирующие помещики слишком мало принимают в расчет это свойство принадлежащих им Монрепо и только поэтому так дешево сбывают их всевозможным хищникам новейшей формации, которые спешат обратить их в кабаки.

Прежде всего, как на отличнейшую особенность Монрепо, я могу указать на полнейшее отсутствие утешений медицины. Я не отрицаю заслуг врачебной науки и ее служителей, но мне кажется, что ежели раз человек решил, что жить довольно, то, при известной дозе порядочности, даже не совсем прилично обороняться от смерти. Пускай люди, исполненные цветения и сил, мечтают о жизни - это их право; человек умирающий, в видах собственного ограждения, должен забыть и о цветении, и о силе, и вообще о каких бы то ни было правах на жизнь. Единственное баловство, которое ему разрешается, - это по возможности устроить удобную обстановку для предстоящего умирания. А в этом смысле, опять-таки повторяю, Монрепо неоцененно. В городе никак не выдержишь, непременно начнешь обороняться. Обратишься к человеку науки, который затормозит естественный процесс умирания, подольет в лампаду чего-то не настоящего, а «заменяющего», и заставит ее лишний срок чадить. В Монрепо подобное малодушие уже по тому одному немыслимо, что там нет ни мужей науки, ни «заменяющих» снадобьев. Обитатель Монрепо потухает сам собой, естественно, неизбежно. Потухает с отрадным убеждением, что последние его мерцания не отравили окрестности запахом злоуханной гари, которая, при других, менее благоприятных условиях, непременно вконец измучила бы человека, заменив подлинную жизнедеятельность искусственным калечеством.

Но, сверх того, истинно «сладкое» умирание возможно только под условием полной и невозмутимой тишины. И этого условия ни в городе, ни даже в деревне не добудешь, а найдешь в одном Монрепо. Везде царит либо рабочая суета, либо разгул; наконец везде отыщутся друзья, люди, принимающие участие, любопытные. Только в Монрепо нет ни работы, ни разгула, ни друзей, ни любопытных - разве это не блаженство? Ничто не шелохнется кругом, ни один звук не помешает естественному потуханию. Особливо зимой. Монрепо, потонувшее в сугробах снега, - да это земной рай!

Природа оцепенела; дом со всех сторон сторожит сад, погруженный в непробудный сон; прислуга забралась на кухню, и только смутный гул напоминает, что где-то далеко

происходит галдение, выдающее себя за жизнь; в барских покоях ни шороха; даже мыши - и те беззвучно перебегают из одного угла комнаты в другой. Сидишь себе в кресле один-одинешенек или бродишь усталыми ногами взад и вперед по запустелой анфиладе - и чувствуешь, ясно чувствуешь, как постепенно внутри у тебя тает и погасает. По совести говорю: слаще этого чувства нет. К нему можно пристраститься до упоения, с ним можно возвыситься до одичалости. Даже пропинационная привилегия - и та не может идти в сравнение с этой прекраснейшей привилегией постепенного умирания среди сладчайшей тишины.

Ужасно! ужасно! ужасно!

Говорю по совести: возможность удовлетворять потребности мечтания составляет едва ли не самую сладкую принадлежность умирания. Мечта отуманивает и, следовательно, устраняет из процесса умирания все, что могло бы встревожить пациента слишком назойливою ясностью. Мечта не ставит в

упор именно такой-то вопрос, но всегда хранит в запасе целую свиту быстро мелькающих вопросов, так что мысль, не связанная обязательным сосредоточением, скользит от одного к другому совершенно незаметно. Даже последовательности в работе ее не замечается, хотя связь, несомненно, существует. Но она скрывается в тех моментах забытья, в которое человек непроизвольно погружается под влиянием мысленных мельканий. Это забытье совсем не пустопорожнее, как можно было бы предполагать, и в то же время очень приятное. Мелькнет один предмет, остановит на себе минутное внимание, и почти вслед за тем погрузит мысль в какую-то массу полудремотных ощущений, которые невозможно уловить - до такой степени они быстро сменяются одно другим. Затем вынырнет другой предмет, и непременно вынырнет в последовательном порядке, но так как этому появлению предшествовало «забытье», то определить, в чем заключается «порядок» и что́ именно обусловило перемену декораций, представляется невозможным. Повторяю: ужасно это приятно. Ходишь, думаешь, наверное знаешь, что нечто думаешь, но что́ именно - не скажешь. Какая открывается при этом безграничная перспектива приволья, свободы, безответственности! И безответственности не только перед самим собой (это-то не штука), но и перед начальством. Поймите, как это хорошо! Тяжело ведь вечно так жить, чтобы за все и про все ответ держать; нужно хоть немного и так пожить, чтобы ни за что и ни перед кем себя виновным не считать. Хочу - умные мысли мыслю, хочу - легкомысленничаю... кому какое дело!

Тем не менее, как ни мало определенны были мои зимние мечтания, я все-таки некоторые пункты могу здесь наметить. Чаще и упорнее всего, как и следует ожидать, появлялся вопрос о выигрыше двухсот тысяч, но так как вслух сознаваться в таких пустяках почему-то не принято (право, уж и не знаю, почему; по-моему, самое это культурное мечтание), то я упоминаю об этом лишь для того, чтобы не быть в противоречии с истиной. Затем выступали и вопросы серьезные, между которыми первое место, разумеется, принадлежало величию России. Я считаю не лишним изложить здесь главные тезисы моих мечтаний по этому вопросу, заранее, впрочем, извиняясь перед читателем в той неудовлетворительности, которую он, наверное, приметит в моем изложении. Увы! я и до сих пор не могу вместить свободы книгопечатания и вследствие этого иногда чересчур храбрюсь, но в большей части случаев - чересчур робею.

Я знаю, есть люди, которые в скромных моих писаниях усматривают не только пагубный индифферентизм, но даже

значительную долю злорадства, в смысле патриотизма. По совести объявляю, что это - самая наглая ложь. Я уже не говорю о том, что обвинение это очень тяжелое и даже гнусное, но утверждаю положительно, что я всего менее в этом виноват. Я люблю Россию до боли сердечной и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России. Только раз в жизни мне пришлось выжить довольно долгий срок в благорастворенных заграничных местах, и я не упомню минуты, в которую сердце мое не рвалось бы к России. Хорошо там, а у нас... положим, у нас хоть и не так хорошо... но, представьте себе, все-таки выходит, что у нас лучше. Лучше, потому что больней. Это совсем особенная логика, но все-таки логика, и именно - логика любви. Вот этот-то культ, в основании которого лежит сердечная боль, и есть истинно русский культ. Болит сердце, болит, но и за всем тем всеминутно к источнику своей боли устремляется...

Но этот же культ, вероятно, и служит предлогом для обвинений, о которых идет речь. Есть люди (в последнее время их даже много развелось), которые мертвыми дланями стучат в мертвые перси, которые суконным языком выкликают: «Звон победы раздавайся!» - и зияющими впадинами, вместо глаз, выглядывают окрест: кто не стучит в перси и не выкликает вместе с ними? Это - целое постыдное ремесло. По моему мнению, люди, занимающиеся этим ремеслом, суть иезуиты. Разумеется, иезуиты русские, лыком шитые, вскормленные на почве крепостного права и сопряженных с ним: лганья, двоедушия, коварства и проч. Это - люди необыкновенно злые, мстительные, снабженные вонючим самолюбием и злою, долго задерживающею памятью, люди, от которых можно тогда лишь спастись, когда они, вместе с бесконечною злобой, соединяют и бесконечную алчность к ловлению рыбы в мутной воде. Тогда можно от них откупиться, можно бросить им кость в глотку. Но если они с адской злобой соединяют и адское бескорыстие и ежели при этом свою адскую ограниченность возводят на степень адского убеждения - тогда это уже совершенные исчадия сатаны. Они настроят мертвыми руками бесчисленные ряды костров и будут бессмысленными, пустыми глазами следить за предсмертными конвульсиями жертвы, которая, подобно им, не стучала в пустые перси...

Но отвратим лицо наше от лицемеров и клеветников и возвратимся к Монрепо и навеваемым им мечтаниям.

Я желал видеть мое отечество не столько славным, сколько счастливым - вот существенное содержание моих мечтаний на тему о величии России, и если я в чем-нибудь виноват, то именно только в этом. По моему мнению, слава, поставленная

в качестве главной цели, к которой должна стремиться страна, очень многим сто́ит слез; счастье же для всех одинаково желательно и в то же время само по себе составляет прочную и немеркнущую славу. Какой венец может быть более лучезарным, как не тот, который соткан из лучей счастия? какой народ может с бо́льшим правом назвать себя подлинно славным, как не тот, который сознает себя подлинно счастливым? Мне скажут, быть может, что общее счастие на земле недостижимо и что вот именно для того, чтобы восполнить этот недостаток и сделать его менее заметным и горьким, и придумана, в качестве подспорья, слава. Слава, то есть «нас возвышающий обман». Но я - человек скромный; я не дипломат и даже не публицист и потому просто не понимаю, для чего нужны обманы, и кого, собственно, они обманывают. Я думаю, что это пустое и вредное кляузничество - и ничего больше. Ужели человек, смотрящий на мир трезвыми глазами и чувствующий себя менее счастливым, нежели он этого желает, - ужели этот человек утешится тем только, что начнет обманывать себя чем-то заменяющим, не подлинным? Нет, он не сделает этого. Он просто скажет себе: ежели я в данную минуту не столь счастлив (а стало быть, и не столь славен), то это значит, что необходимо употребить известную сумму усилий, дабы законным путем добыть ту сумму счастия и славы, которая, по условиям времени, достижима. Вот и все. А насколько будут плодотворны или бесплодны эти усилия - это уж другой вопрос.

Руководясь этими скромными соображениями, я и в мечтаниях никому не объявил войны и не предпринял ни малейшей дипломатической кампании. А следовательно, не одержал ни одной победы и никого не огорошил дипломатическим сюрпризом. Вообще моя мысль не задерживалась ни на армиях, ни на флотах, ни на подрядах и поставках, и даже к представлениям о гражданском мундирном шитье прибегала лишь в тех случаях, когда, по издревле установленным условиям русской жизни, без этого уж ни под каким видом нельзя было обойтись. Ибо мы и благополучны не можем быть без того, чтобы при этом сам собой не возник вопрос: а как же в сем случае поступали господа чиновники? Но тут-то именно и выяснилась полная доброкачественность моих мечтаний. «Что делали господа чиновники?» - спрашивал я сам себя и тут же, после кратковременного «забытья», ответствовал: «Ходили в мундирах - и больше ничего». Этим простым ответом, мне кажется, исчерпывалось все. И идея необходимости чиновников (ибо благополучие на их глазах созидалось, и они благосклонно допустили его), и идея не необходимости чиновников, ибо,

говоря по сущей совести, благополучие могло бы совершиться и без них. Впрочем, по скромности моей, я более склонялся на сторону первой идеи. Да и картина выходила совсем особенная, русская. Ходят люди в мундирах, ничего не созидают, не оплодотворяют, а только не препятствуют - а на поверку оказывается, что этим-то именно они и оплодотворяют... Какое занятие может быть легче и какой удел - слаще?

Но ежели раз воинственные и присоединительные упражнения устранены, то картина благополучия начертывалась уже сама собой. В самом деле, что нужно нашей дорогой родине, чтобы быть вполне счастливой? На мой взгляд, нужно очень немногое, а именно: чтобы мужик русский, говоря стихом Державина, «ел добры щи и пиво пил». Затем все остальное приложится.

Если это есть - значит, у мужика земля приносит плод сторицею. Если это есть - значит, страна кипит млеком и медом и везде чувствуется благорастворение воздухов и изобилие плодов земных. Если это есть - значит, деревни в изобилии снабжены школами, и мужик воистину познал, что ученье - свет, а неученье - тьма. Если это есть - значит, казна государева ломится под тяжестью сребра и злата, и нет надобности ни в «выбиваниях», ни в экзекуциях для пополнения казенных сборов. Если это есть - значит, в массах господствует трудолюбие, любовь к законности, потребность тихого жития, значит, массы действительно повинуются не токмо за страх, но и за совесть. Если это есть - значит, за границу везутся заправские избытки, а не то, что приходится сбывать во что бы то ни стало, вследствие горькой нужды: вынь да положь.

Если это есть - значит, у мужика есть досуг, значит, он ведет не прекратительную жизнь подъяремного животного, а здоровое существование разумного существа, значит, он плодится и множится. Если это есть - значит, курное логовище уступило место подлинному жилищу, согласованному с человеческими потребностями. Если это есть - значит, правда и милость царствуют в судах, значит, нечего и судить, так что адвокаты щелкают зубами, а судьи являются в места служения лишь для получения присвоенного им содержания. Если это есть - значит, монополия не впивается когтями в беззащитную жертву и не рвет ее внутренностей. Если это есть - значит, государственная казна не расточается, а государственное имущество охраняется и процветает. Если это есть - значит, рубль равен рублю...

Вот сколько отличнейших представлений заключает в себе такой простой факт, как общедоступность «добрых щей»!

Спрашивается: ужели в целом мире найдется народ, более достойный названия «славного», нежели этот, вкушающий «добры щи» народ?

Кажется, что мечтать на эту тему - ничего? даже Грацианов - и тот, думается мне, не найдет тут «возбуждения пагубных страстей»? Пагубных страстей - к чему? К «добрым щам»?

Итак, я мечтал на тему о величии России. Я всем желал всего доброго, всего лучшего. Чиновнику - чинов и крестов с надписью: «За отдохновение»; купцу - хороших торгов и медалей; культурному человеку - бутылку шампанского и вышедшее в тираж выкупное свидетельство; мужику - «добрых щей». И при этом, как человек, одаренный художественными инстинктами, я так живо представлял себе благополучие этих людей, что они метались перед моими глазами, как живые. Все были поперек себя толще, у всех лица лоснились под влиянием хорошего житья и внутреннего ликования. Но в особенности хорош был мужик, так хорош, что я по целым часам вел с ним мысленную беседу.

Ну что, милый человек, - спрашивал я, - бунтовать больше не будешь?

Помилуйте, ваше скородие, - отвечал он, - уж ежели мы во время секуциев - и то, значит, со всем нашим удовольствием, так теперича и подавно нас за эти самые бунты...

При этих словах обыкновенно наступало «забытье» (зри выше), и дальнейшие слова мужика стушевывались; но когда мысленная деятельность вновь вступала в свои права, то я видел перед собою такое довольное и добродушное лицо, что невольно говорил себе: да, этому парню не бунтовать, а именно только славословить впору! Недоимки все с него сложены, подушная подать предана забвению... чего еще нужно! И он славословит воистину; не так, как культурные люди, когда получат подачку - с расшаркиваньем и целованием в плечико, - а скромно и истово, а именно: ест «добры щи» во свидетельство, что сердце в нем играет под бременем благодарности и ликования.

Положительно я утверждаю, что мечтать на эту тему - ничего!

Даже свое Монрепо - и его я как-то сумел пристегнуть к мечтаниям о величии России. Представьте себе, что вдруг, по щучьему велению, по моему хотенью, случился такой анекдот. Мой лес из дровяного неожиданно сделался строевым; мои болота внезапно осушились и начали производить не мох, а настоящую съедобную траву; мои пески я утилизировал и обработал под картофельные плантации, а небольшая

запашка словно сбесилась, начала родить сам-двадцать 1 . (Увы! в мечтах и не такие метаморфозы возможны!) Разве это «не величие России»? И, к довершению всей этой чертовщины, в каких-нибудь ста шагах от моего крыльца прошла железная дорога, которая возит не вывезет произведения Монрепо. Капуста, которую едят петербургские чиновники, - это все моя; белоснежная телятина, которою щеголяет английский клуб по субботам, - тоже моя. Огурцы, морковь, репа, прессованное сено, молочные скопы, кормные индейки - всего пропасть и всё мое. А дрова? а рыба, в изобилии извлекаемая из Финского залива? а прочие произведения природы, их же имена ты, господи, веси? Что́, если и во всех других Монрепо идет такая же волшебно-производительная галиматья, как и в моем? Что́, если вдруг воспрянули от сна все Проплёванные, все Погореловки, Ненаедовки, все взапуски принялись рожать, и нет на дорогах проезда от массы капусты, огурцов, редьки и проч.?

Возгордимся мы или не возгордимся тогда? - вот вопрос! Я думаю, однако ж, что не возгордимся, потому что, во-первых, ведь ничего этого на деле нет, а ежели нет ничего, то, стало быть, и во-вторых, и в-третьих, все-таки ничего нет.

Во всяком случае, повторяю вновь: мечтать на эту тему - ей-богу, ничего!

Ничего? но кто же сказал это? Кто же удостоверил, что ничего? А может быть, это-то и есть самое оно... А может быть, тут-то, в этих беспардонных мечтах, и кроется «возбуждение пагубных страстей»! Кто сказал: ничего? Тяпкин-Ляпкин сказал? А подать сюда Тяпкина-Ляпкина! Вы, Тяпкин-Ляпкин, сказали: ничего? И так далее.

Прекрасно. Стало быть, это - не ничего? Так и запишем. Нельзя мечтать о величии России - будем на другие темы мечтать, тем более что, по культурному нашему званию, нам это ничего не значит. Например, конституционное будущее Болгарии - чем не благодарнейшая из тем? А при обилии досуга даже тем более благодарная, что для развития ее

1 Один екатеринославский землевладелец уверял меня, что у него пшеница постоянно родит сам-двадцать, и, ввиду моего удивления по этому поводу, присовокуплял, что это происходит оттого, что у них, в Екатеринославле, не земля, а всё целина. Замечательно, что этот самый землевладелец эту самую землю уже лично двадцать лет пашет, но за всем тем не только в объявлениях газетных пишет: продается столько-то десятин «целины», но и сам, по-видимому, верит в подлинность этой «целины»! Точь-в-точь как та легендарная девица, дочь бедных, по благородных родителей, которая будто бы в одно и то же время и сокровище сохранила, и капитал приобрела. Но разве это правдоподобно? (Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина .)

необходимо прибегать к посредничеству телеграфа, то есть посылать вопросные телеграммы и получать ответные. Ан время-то, смотришь, и пройдет.

Сказано - сделано. Посылаю телеграмму № 1-й: «Митрополиту Анфиму. Настоятельно прошу ответить, будет ли у вас конституция?» Через четверть часа получен ответ: «Братолюбивому господину Монрепо. Конституция, сиречь устав о предупреждении и пресечении - будет. Анфим».

Не удовольствовавшись этим объяснением, посылаю телеграмму № 2-й: «Благородному господину Балабанову. Экзарх Апфим уведомляет: будет-де у вас конституция, сиречь исправительный устав. Правда ли?» Через четверть часа ответ: «Благородному господину Монрепо. На то похоже. Коллежский асессор Балабанов».

Тогда, чтоб убедиться окончательно, посылаю телеграмму № 3-й: «Благородному господину Занкову. Что́ же, наконец, у вас будет?» И через новые четверть часа получаю новый ответ: «Будет, что бог даст. Губернский секретарь Занков».

Сличивши эти три телеграммы, я нахожу вопрос о конституционном будущем Болгарии исчерпанным и посылаю четвертую, общую телеграмму: «Митрополиту Анфиму. Пью за болгарский народ!» А через четверть часа получаю ответ: «Братолюбивому господину Монрепо. Не находим слов выразить, сколь для болгарского народа сие лестно. Анфим».

И таким образом, в какой-нибудь час времени - все кончено.

Но если бы и тут оказалось не «ничего», то, делать нечего, возьмем за бока Афганистан. Ужасно меня с некоторых пор интригует Якуб-хан. Коварен, как всякий восточный человек, и в то же время, подобно знаменитому своему отцу, склонен к присвоению государственной афганистанской казны. Пойдет он или не пойдет по следам Шир-Али относительно коварного Альбиона? Ежели пойдет, то, рано или поздно, быть ему водворенным в губернском городе Рязани. Ежели не пойдет, то и тут Рязани ему не миновать. В первом случае - в знак гостеприимства, во втором - в знак забвения бунтов. Но во всяком разе он предварительно вывезет из своего места бесчисленное множество лаков рупий и доставит их в то место, которое ему будет назначено для гостеприимства. Рязань украсится, оплодотворится и в несколько месяцев сделается неузнаваемою. В соборе заблаговестит новый колокол, на пожарном дворе явится новая пожарная труба, а что касается до дамочек, то они изобретут, в пользу Якуб-хана, такое декольте, от которого содрогнутся в гробе кости Шир-Али.

Словом сказать, весь обряд гостеприимства будет выполнен в точности. Но что же затем? - Затем, разумеется, все пойдет обычным порядком. Сначала явится разбитной малый из местных культурных людей и даст рупиям приличествующее назначение; потом начнется по этому случаю судоговорение, и в Рязань прибудет адвокат и проклянет час своего рождения, доказывая, что назначение рупиям дано вполне правильное и согласное с волей самого истца; а наконец, Якуб-хану, в знак окончательного гостеприимства, будет дозволено переехать в Петербург, где он и поступит в ресторан Бореля в качестве служителя...

Нечего и прибавлять, конечно, что русские интересы будут при этом так строго соблюдены, что даже «Московские ведомости» - и те останутся довольны...

Кажется, что на эту тему мечтать - ничего?

Но ежели и это не «ничего», то к услугам мечтателя найдется в Монрепо немало и других тем, столь же интересных и уж до такой степени безопасных, что даже покойный цензор Красовский - и тот с удовольствием подписал бы под ними: «Мечтать дозволяется». Во-первых, есть целая область истории, которая представляет такой неисчерпаемый источник всякого рода комбинаций, сопряженных с забытьём, что сам мечтательный Погодин - и тот не мог вычерпать его до дна. Возьмите, например, хоть следующие темы:

Что было бы, если б древние новгородцы не последовали совету Гостомысла и не пригласили варягов?

Где был бы центр тяжести, если б вещий Олег взял Константинополь и оставил его за собой?

Какими государственными соображениями руководились удельные князья, ведя друг с другом беспрерывные войны?

На какой степени гражданского и политического величия стояла бы в настоящее время Россия, если б она не была остановлена в своем развитии татарским нашествием?

Кто был первый Лжедмитрий?

Если б Петр Великий не основал Петербурга, в каком положении находилась бы теперь местность при впадении Невы в Финский залив и имела ли бы Москва основание завидовать Петербургу (известно, что зависть к Петербургу составляет историческую миссию Москвы в течение более полутора веков)?

Почему, несмотря на сравнительно меньшую численность населения, в Москве больше трактиров и питейных домов, нежели в Петербурге? Почему в Петербурге немыслим трактир Тестова?

Попробуйте заняться хоть одним из этих вопросов, и вы увидите, что и ваше существо, и Монрепо, и вся природа -

все разом переполнится привидениями. Со всех сторон поползут шепоты, таинственные дуновения, мелькания, словом сказать, вся процедура серьезного исторического, истинно погодинского исследования. И в заключение тень Красовского произнесет: «Мечтать дозволяется».

О, тень возлюбленная! не ошибкой ли, однако, высказала ты разрешительную формулу? повтори!

Во-вторых, имеется другая, не менее обширная область - кулинарная. Еще Владимир Великий сказал: «Веселие Руси пити и ясти» - и в этих немногих словах до такой степени верно очертил русскую подоплеку, что даже и доныне русский человек ни на чем с таким удовольствием не останавливает свою мысль, как на еде. А так как объектом для еды служит все разнообразие органической природы, то нетрудно себе представить, какое бесчисленное количество механических и химических метаморфоз может произойти в этом безграничном мире чудес, если хозяином в нем явится мечтатель, охотник пожрать!

В-третьих, в-четвертых, в-пятых... я, конечно, не буду утомлять читателя дальнейшим перечислением подходящих сюжетов и тем. Скажу огулом: мир мечтаний так велик и допускает такое безграничное разнообразие сочетаний, что нет той навозной кучи, которая не представляла бы повода для интереснейших сопоставлений.

Итак, я мечтал. Мечтал и чувствовал, как я умираю, естественно и непостыдно умираю. В первый раз в жизни я наслаждался сознанием, что ничто не нарушит моего вольного умирания, что никто не призовет меня к ответу и не напомнит о каких-то обязанностях, что ни одна душа не потребует от меня ни совета, ни помощи, что мне не предстоит никуда спешить, об чем-то беседовать и что-то предпринимать, что ни один орган книгопечатания не обольет меня помоями сквернословия. Одним словом, что я забыт, совсем забыт.

Внутри дома царила пустота, тишина и одиночество. Вне дома - то же одиночество и та же пустота. По временам парк заволакивался, словно сетью, падающими хлопьями снега; по временам деревья как бы сбрасывали с себя иго оцепенения и, колеблемые ветром, оживали и шевелились; по временам из лесной чащи даже доносился грозный гул. Но взор и слух скоро привыкали и к этим картинам, и к этим звукам. Зимняя природа даже и в гневе как-то безоружна, разумеется, для тех, которых нужда не выгоняет из теплой комнаты. Вот в поле, в лесу - там, должно быть, страшно. Можно сбиться с дороги, подвергнуться нападению волков, замерзнуть. Но в комнате, где градусник показывает всегда один и тот же

уровень температуры, где и тепло, и светло, и уютно, все эти морозы и вьюги могут даже подать повод для благодарных сопоставлений.

И не только для благодарных, но и для поучительных сопоставлений. Ибо если хорошо быть совсем обеспеченным от морозов и вьюг, то еще большее наслаждение должен ощущать тот, кто, испытав мороз и вьюгу, кто, проплутав, до истощения сил, по сугробам, вдруг совсем неожиданно обретает спасение в виде жилья. Представьте себе этот почти волшебный переход от холода к теплу, от мрака к свету, от смерти к жизни; представьте себе эту радость возрождения, радость до того глубокую и яркую, что для нее делаются уже тесными пределы случая, ее породившего. Да, это - радость совсем особенная, лучезарная, ни с чем не сравнимая. Не один этот случай осветила она своими лучами, но разом втянула в себя целую жизнь и на все прошлое, на все будущее наложила печать избавления. В эту блаженную минуту нет места ни для опасения, ни для тревог. Все опасности миновали, все тревоги улеглись; все больное, щемящее упразднилось - навсегда. Во всем существе разлилась горячая струя жизни, во всех мыслях царит убеждение, что отныне жизнь уже пойдет не старою горькою колеей, а совсем новым, радостным порядком. Конечно, все это волшебство длится какую-нибудь одну минуту, но зато какая это минута... Боже, какая минута!

Истинно говорю, это - наслаждение великое, и, с теоретической точки зрения, отсутствие его в жизни людей, проводящих время в теплых и светлых комнатах, представляет даже очень значительный пробел.

Между прочим, я мечтал и об этом, и это были мечтания поистине отрадные. Сначала я душевно скорбел, рисуя себе картину путника, выбивающегося из сил; но так как я человек добрый, то, разумеется, не оставлял его до конца погибнуть и в критическую минуту поспешал на помощь и предоставлял в его распоряжение неприхотливое, но вполне удовлетворительное жилье. И глубока была моя радость, когда, вслед за тем, перед моими глазами постепенно развертывалась картина возрождения...

Одним словом, я мечтал, мечтал без конца, мечтал обо всем: о прошлом, настоящем и будущем, мечтал смело, в сладкой уверенности, что никто об моих мечтах не узнает и, следовательно, никто меня не подкузьмит. И, проводя время в этих мечтаниях, чувствовал себя удивительно хорошо. До усталости ходил по комнате и ни на минуту не уличил свою мысль в бездеятельности; потом садился в кресло, закрывал глаза и опять начинал мысленную работу. Даже так

называемые «хозяйственные распоряжения» - и те вскоре приняли у меня мечтательный характер. Придет вечером, перед спаньем, в комнаты старик Лукьяныч и молвит: - Ну, нынче - зима!

Ты говоришь: зима?

Да, зима нынче. И ежели теперича лето с приметами сойдется, так, кажется, конца-краю урожаю не будет!

Ты думаешь?

Вот увидите. В прошлом году мы одну только сторону сеном набили, а в нынешнем придется, пожалуй, и на чердаки на скотном сено таскать.

Гм... это бы...

Увидите сами, коли ежели я не правду говорю. Такая-то зима у меня на памятях всего раз случилась, когда мне еще пятнадцать лет было. И что в ту пору хлеба нажали, что сена накосили - страсть!

Бог, братец...

Само собой, бог! захочет бог - полны сусеки хлеба насыплет, не захочет - ни пера земля не родит! это что говорить!

Молчание.

Распоряжениев насчет завтрашнего дня не будет?

Нет, что уж...

Покойной ночи-с!

И все в доме окончательно стихает. Сперва на скотном дворе потухают огни, потом на кухне замирает последний звук гармоники, потом сторож в последний раз стукнул палкой в стену и забрался в сени спать, а наконец ложусь в постель и я сам...

Но и сон приходит какой-то особенный. Мечтания канувшего дня не прерываются, а только быстрее и отрывочнее следуют одни за другими. Вот и опять «величие России», вот «Якуб-хан», вот «исторические вопросы», а вот и «ну, уж нынче зима!». Не разберешь, где кончилось бодрствование и где начался сон...

Но в этой-то невозможности что-нибудь «разобрать» именно и заключается та обаятельная сила, которая заставляет умирающего человека стремиться в Монрепо, чтобы там обрести для себя усыпальницу.

Но в первых числах марта в мое сердце начали вкрадываться смутные опасения. Прилетели грачи и наполнили парк гамом; почернела дорога. На большом тракте, отделяющемся

от моего дома лишь небольшим клочком парка, появились тройки с катающимися, которых, благодаря отсутствию листвы, я мог видеть совершенно отчетливо. Это были наши портерные и питейные дамы, для которых катанье на тройках составляет, по исстари заведенному обычаю, единственное великопостное развлечение. По-видимому, им было очень весело, так же как и Грацианову, неизменно сопровождавшему дам на беговых санках. Но в особенности шумным делалось это веселие против моей усадьбы. Тройки замедляли ход, дамы, обративши лицо в сторону моего дома, хохотали так громко, что даже через двойные оконные рамы до меня долетали их ликующие голоса; при этом Грацианов объяснял им, должно быть, нечто очень уморительное. Может быть, он в смешном виде пересказывал испытание, которому меня подвергал, может быть, подметил кое-что из моих привычек и тоже возводил в перл создания.

Конечно, все это трогало меня очень мало и ничуть не служило помехой для моего умирания. Но однажды я заметил нечто не совсем обыкновенное. Между знакомыми тройками появилась тройка совсем особенная, охотницкая. На пошевнях, покрытых ковром, сидел купец Разуваев, сам правил лошадьми и завивал пристяжных в кольца. Как только показалась эта тройка, Грацианов передал свою одиночку близстоявшему сотскому и пересел в разуваевские пошевни. Затем, пропустивши мимо дамский поезд, друзья остановились прямо против окон моего дома. Разуваев жестикулировал, Грацианов что-то доказывал; оба от времени до времени хохотали. Я видел, как Разуваев поманил пальцем старого Лукьяныча, сидевшего на лавке у ворот, как последний неторопко подошел и, что-то выслушав, сплюнул в сторону, и затем оба друга опять захохотали. Через четверть часа улица опустела, и гуляющие, очевидно, разошлись по кабакам. Но, когда начали спускаться сумерки, разуваевская тройка с двумя седоками, по крайней мере, раз десять, с гамом и свистом, пронеслась взад и вперед мимо моего дома, посылая по сторонам комья грязи и рыхлого снега и взбудораживая угомонившихся в гнездах грачей.

Перед спаньем Лукьяныч имел по этому поводу со мной объяснение.

Разуваев мимо нас сегодня озоровал.

Стало быть, ему можно?

Стало быть.

Стало быть, ежели он ночью... Испугает, навек уродом сделает... и это можно?

Вероятно, можно.

Лукьяныч только головой мотнул на мой ответ.

Давеча меня поманил: правда ли, говорит, что Матрена-скотница (Матрена - почтенная женщина лет под шестьдесят) в грехе состоит?

С кем? сказывал?

Известно с кем.

Со мной?

Стало быть. Молчание.

А потом опять подъехал. Коли, говорит, Матрена не виновата, так чем же твой барин питается? И это, значит, можно?

Должно быть. Вот ты и сам с ним разговариваешь...

А я что же могу! Я думал, он об деле хочет говорить, а он вон что! По-моему, ему бы за это в шею накласть - вот и все.

А ты его спроси сначала, согласится ли он?

Это, чай, и без спросу можно. При папеньке при вашем, царство небесное, коли бы этакой случай вышел...

То было при папеньке, а то теперь.

Так, значит, и пущай озорует?

И пущай!

Покойной ночи-с!

Несколько дней сряду повторялось это дикое гиканье, и однажды даже, как предсказал Лукьяныч, Разуваев угостил меня им в глухую ночь. Проскакал несчетное число раз мимо моей усадьбы во весь опор, крича: караул! режут! пожар! И во всех этих parties de plaisir 1 неизменно участвовал Грацианов. Я понял, что против меня затеяна интрига.

Очевидно, меня хотят выжить. Везде кругом кабаки, везде веселье идет, один я заперся от всех и умираю. И при этом как-то странно и неестественно себя веду, так что и приноровиться ко мне невозможно. Сперва не «якшался» и задирал нос, потом смалодушничал и начал «якшаться», и вот в ту самую минуту, когда все сердца понеслись мне навстречу, когда все начали надеяться, что я буду приглашать деревенских девок водить хороводы у себя перед домом и оделять их пряниками, я вдруг опять заперся и перестал «якшаться». Даже батюшка скандализировался моим поведением и, дабы не преогорчить своих прочих духовных детей, стал избегать свиданий со мною. Ясно, что Разуваев был в этом месте гораздо более ко двору, нежели я.

1 развлечениях.

Разуваев жил от меня верстах в пяти, снимал рощи и отправлял в город барки с дровами. Сверх того, он занимался и другими операциями, объектом которых обыкновенно служил мужик. И он был веселый, и жена у него была веселая. Дом их, небольшой и невзрачный, стоял у лесной опушки, так что из окон никакого другого вида не было, кроме громадного пространства, сплошь усеянного пнями. Но хозяева были гостеприимные, и пированье шло в этом домишке великое.

Ко времени, о котором идет речь, доходил срок арендуемым Разуваевым рощам. И вот он начал задумываться. Капитал свободный есть, торговые связи тоже заведены, а главное, место насижено и облюбовано. Едет он по селу улицей - все шапки снимают; приедет в церковь к обедне - станет с супругой впереди у крылоса, подтягивает дьячку и любуется на пожертвованное им паникадило; после обедни подойдет ко кресту первым после Грацианова и получит от батюшки заздравную просвиру. Всем с ним повадно, всем по себе, потому что он на все руки: и выпить не дурак, и пошутить охоч, и сплясать может. Поставит на голову стакан с пивом и спляшет. Батюшка сколько раз мне говорил: «Вот у Разуваева икру подают - белужью, настоящую! А однажды из города копченую стерлядь привез - даже и до сего часа забыть не могу!» А матушка, вздохнув, прибавляла: «По здешнему месту, только и полакомиться что у Разуваевых!» Даже так называемая чернядь - и та как полоумная сбегалась со всех сторон, когда на село приезжал Разуваев. Потому что он вдруг, того гляди, велит песни петь и начнет в народ гривенники на драку бросать!

Одним словом, всеми он был любим, для всех желателен. Мужик он был не то чтобы молодой, но в поре, статный, широкоплечий, лицо имел русское, круглое, румяное, глаза веселые, бороду пушистую, светло-русую. И жена у него была такая же, русская: круглолицая, белотелая, полногрудая, румяная, с веселыми, слегка бесстыжими глазами навыкате. Охотники были оба песни попеть, и пели мастерски, особенно хоровые, подблюдные.

Давно уж до меня доходили слухи, что Разуваев ищет купить себе усадьбу, но только чтобы непременно за грош. Думал было он сначала на порожнем участке новый дом взбодрить, но рассчитал, что за грош нового заведенья никак устроить нельзя. Да поди еще жди, когда еще оно в настоящий вид придет, а до тех пор торчи на тычке, жарься летом на припеке, а зимой слушай, как ветер воет. Начнешь парки разводить, сады сажать - смотришь, ан из десяти дерев одно

принялось, а прочие посохли. Хорошо было этими парками тогда заниматься, когда крепостные были. Тогда ни одно дерево не пропадало, а шло все ввысь и вширь, словно по щучьему веленью. Тогда-то и было положено начало всем паркам и садам, которые мы видим, а теперь не до парков. Так вот этакую бы готовую старинную усадьбу подыскать, чтобы и парки при ней были, и пруды бы в парках, и караси бы в прудах водились, и плодовитый сад чтобы тут же находился, а в бочку́ бы харчевенку с продажей распивочно и на вынос поставить. Да за грош бы, непременно за грош.

Сколько тут пота мужичьего пролилось, сколько бабьих слез эти парки видели - Разуваев об этом не хочет и знать. До сих пор старики поминают: вон в этом месте трясинка была, так мы мешками землю таскали - смотри, каку́ гору́шу взбодрили! - но Разуваеву и до этого дела нет. Он знает только, что современному помещику все это не к рукам, да и сам помещик, по нынешнему времени, тут не ко двору. Помещик - он человек неверный, а нужны люди постоянные, вероятные, то есть либо кабатчики, либо оголтелые мужики. А сверх того, Разуваев имеет простодушно-наглое убеждение, что сто́ит только помахать у помещика под носом ассигнацией, чтоб он сейчас же, от одного ассигнационного запаха, впал в изнеможение.

И вот, благодаря этой наглости, с одной стороны, и сознанию беззащитности, с другой, мое сладкое умирание было самым нахальным образом прервано. Уже с самого начала открытия неприязненных действий, с появлением первых гиканий, я смутно почувствовал, что мое дело не выгорит, что так или иначе я должен буду уступить силе обстоятельств. В самом деле, что́ я мог предпринять, чтобы оградить себя от Разуваева? Жаловаться на него - куда? И притом что-нибудь одно: или умирать, или утруждать начальство просьбами, а одновременно заниматься и тем и другим - разве это с чем-нибудь согласно? Если же прибегнуть к партикулярным мерам взыскания, то и тут ничего не поделаешь. Плюнешь Разуваеву в лицо - он утрется, своротишь ему скулу - он в баню сходит и опять ее на старое место вправит. Словом сказать, с какой стороны к нему ни приступись - он неуязвим. Пожалуй, еще запоет: «Веселися, храбрый росс!» - и заставит слушать себя стоя...

В одно прекрасное утро, взглянув в окно, обращенное в парк, я увидел, что по одной из расчищенных для моих прогулок аллей ходят двое мужчин, посматривают кругом хозяйским глазом, меряют шагами пространство и даже деревья пересчитывают. Вглядевшись пристальнее, я узнал в

посетителях Разуваева и Грацианова. Вот они скрылись в чаще, вот опять выглянули, подошли к пруду, причем Разуваев сплюнул на посиневший лед; вот подошли к решетке, отделяющей огород от сада, и что-то высчитывают - должно быть, сколько тут гряд можно обработать, и с чем именно. Вот, наконец, они возвращаются, опять останавливаются и толкуют, вот подходят к дому.

Через минуту в передней у меня раздался звонок...

Салтыков-Щедрин М.Е. Убежище Монрепо. Монрепо-усыпальница // М.Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в 20 томах. М.: Художественная литература, 1972. Т. 13. С. 324-348.