Пушкинские сюжеты в цикле Б.Л. Пастернака «Тема с вариациями. Темы и вариации

Рубеж ХІХ-ХХ веков в России - время кризиса, исторического перелома. В такие времена «слышно, как время идет» (А. Ахматова), поэтому в литературе активизируется ощущение истории. Это ощущение свойственно и Б. Пастернаку, внешне далекому от всякой злободневности. После выхода его книги «Сестра моя - жизнь» В. Брюсов писал: «У Пастернака нет отдельных стихотворений о революции, но его стихи, может быть, без ведома автора, пропитаны духом современности ».

Как известно, Б. Пастернак сравнивал поэзию с губкой, имея в виду, что повышенная восприимчивость есть определяющая черта творчества:

* Поэзия! Греческой губкой в присосках
* Будь ты, и меж зелени клейкой
* Тебя б положил я на мокрую доску
* Зеленой садовой скамейки.

Губка вбирает в себя не только « облака и овраги », но и весь окружающий мир, впитывает приметы времени. При этом она именно впитывает, воспринимает, пропускает через себя, но никак не вмешивается, не преобразует. Она - не «молот, дробящий каменья», как у В. Маяковского. История у Б. Пастернака равноправна с природой: обе они части всеобъемлющей жизненной стихии. Поскольку жизненная стихия у поэта не знает барьеров и перегородок («Перегородок тонкоребрость пройду насквозь…»), постольку природа и история постоянно проникают друг в друга. Так, в стихотворениях, написанных в 1915-1917 годах, появляются «бастующие небеса» и кавалерийские следы на льду - память о революции 1905 года, дух « солдатских бунтов и зарниц» проносится по воздуху, тучи уподобляются рекрутам и военнопленным.

После революции в творчестве Б. Пастернака особенно много таких пейзажей. Порой они вырастают до символа революционной России, как, например, в стихотворении «Кремль и буран 1918 года». Снежный буран здесь совмещается с вихрем новой эпохи, несущимся напролом в будущее:

* …Последней ночью, несравним
* Ни с чем, какой-то странный, пенный весь,
* Он, Кремль, в оснастке стольких зим,
* На нынешней срывает спесь.

В это время поэта привлекает « жизнь без помпы и парада ». В поздних стихах Б. Пастернак отдает предпочтение темам, лежащим как бы на периферии общественной жизни, но исполненным скрытой значительности (стихотворение «На ранних поездах»). В это время оформляются взгляды Б. Пастернака на судьбу, на место человека в истории. Человеческая личность выступает носительницей высоких нравственных ценностей, причем личность неприметная, живущая не напоказ. Отдельная личность обладает абсолютной значимостью, но лишь в единении с историей. Б. Пастернак занимает важное место в русской литературе XX века. Это поэт большого и совершенно своеобразного дарования, существенно обогативший культуру современного русского стиха.

В русской литературе тема поэта и поэзии является одной из самых главных. Стихи такого рода всегда представляют собой своеобразный самоотчет, напряженную авторскую исповедь. Звучит эта тема и в лирике Б. Пастернака. Своеобразен взгляд поэта на взаимоотношения...

Если правда, что художник творит затем, чтобы люди полюбили его самого, а на это намекает строка, ставящая перед поэтом задачу “привлечь к себе любовь пространства”, – то Пастернак не только в литературе, но и в жизни весь был таким творчеством. Есть...

Борис Леонидович Пастернак - один из крупнейших поэтов, внесший незаменимый вклад в русскую поэзию советской эпохи и мировую поэзию XX века. Его поэзия сложна и проста, изысканна и доступна, эмоциональна и сдержанна. Она поражает богатством звуков и...

В русской литературе много проникновенных строк посвящено воспеванию родной природы. Единение с природой без свидетелей и соглядатаев придает лирике особую интимность и подлинность. Данная закономерность, безусловно, проявилась в поэзии Б. Пастернака. От...

Поэзия Бориса Пастернака

Тема природы. Природа в восприятии Пастернака – воплощение естественности, синоним самой жизни. Поэт избегает сложных размышлений над тайнами бытия, мир существует – и Пастернак не спрашивает зачем, а просто принимает в его первозданности и чуде. Лирическому герою Пастернака дано видеть мир каждый раз словно заново, удивляться ему, узнавая и не узнавая. Восторженное и даже больше – «благодарственное» - отношение к природе отражено в стихотворении «Иней». Движение в природе воспринимается как бесконечное и одновременно простое чудо бытия – и вот уже исчезает недоверие перед зимним безмолвием, появляется ощущение сказки, заворожённости:

И белому мертвому царству,

Бросавшему мысленно в дрожь,

Я тихо шепчу: "Благодарствуй,

Ты больше, чем просят, даешь".

Восхищение миром выливается в страстное благодарение за чудо жизни, чудо творения.

В поэзии Пастернака чувствуется доверие к жизни , приятие и ее светлых, и ее трагических начал . Стихотворения Пастернака о природе удивительно светлые, даже если поэт обращается к изображению проливного дождя, града, как, например, в стихотворении «После дождя». Сами моменты хаоса, когда «всё опрометью, вразноряд», когда «у тополя жилы полопались», - это лишь одно из проявлений бесконечно прекрасного бытия.

Для Пастернака ценна идея одухотворенного единства мира . Это единство не предполагает однообразия, напротив, единство мира – это единство многообразия, «подробностей». Жизнь детальна, «подробна» и прекрасна в каждой «подробности»:

Не надо толковать,

Зачем так церемонно

Мареной и лимоном

Обрызнута листва.

В стихотворении «Когда разгуляется» природа, в ее бесконечной детальности, постоянных преображениях, мимолетных изменениях, воспринимается поэтом как самое великое чудо, как «мир, тайник вселенной», и быть частью этого чуда – величайшее счастье:

Природа, мир, тайник вселенной, Я службу долгую твою, Объятый дрожью сокровенной, B слезах от счастья отстою.

Основные стихии мира – природа, любовь, творчество – не существуют раздельно. Сама природа – творец, художник . Зима в стихотворении «Снег идёт» не просто преображает мир, а лепит его заново, создает его по своим законам. Снег идёт – и каждый миг жизни не тождествен самому себе, всё в движении и постоянном преображении. Сам мир словно удивляется разнообразию своих преображений («Удивлённые растенья»). Движение мира и движение человеческой жизни взаимосвязаны, снегопад заставляет думать о быстротечности времени, но не с тоской и отчаянием, а с благодарностью за чудо этого движения, позволяющего еще более обостренно впитывать в себя красоту мира:

Снег идёт, густой-густой,

В ногу с ним, стопами теми,

В том же темпе, с ленью той

Или с той же быстротой,

Может быть, проходит время?

Взаимопроникновение человеческого и природного также говорит о единстве мира. Природа, жизнь, искусство – это синонимы. В стихотворении «Февраль. Достать чернил и плакать!..» отражается уникальный взгляд Пастернака на природу, в которой и «грохочущая грязь», и «лужи», и «тысячи грачей», похожие на «обугленные груши», становятся основами творчества. Для поэзии в мире нет «высокого» и «низкого» - всё прекрасно, и всё есть чудо. Стихи приходят сами, словно приносимые февральским ветром, не случайно Пастернак говорит не «слагаю», а именно «слагаются». Искусство рождается из самой природы, природа и творчество – единосущностны.

В поздних стихотворениях поэта появляется стилистическая простота, ясность, как, например, в стихотворении «Сосны». Природа – это не столько пейзаж, сколько огромный одухотворенный мир, в который свободно вхож человек. «Причтённый лику сосен», поэт раздвигает пространство и освобождается от времени – и вот уже за соснами видит море с волнами, «обрушивающими град креветок со взбаломученного дна», становится «бессмертным на время». В мире природы всё слито, нет ни пространственных, ни временны х преград.

Одухотворение природы, ее олицетворение чувствуется и в стихотворении «Июль». Всё стихотворение – развернутая метафора: июль уподобляется домовому, весёлому, шаловливому призраку, «баловнику», «дачнику». Обилие глаголов, что привносит ощущение мягкого движения; ритмический рисунок, в основе которого ясный и краткий четырехстопный ямб передают лёгкость и свежесть июльского «воздуха лугового». Июльские грозы, летний воздух, танцующая от сквозняка занавеска, пух одуванчика, запах травы, лопух – все эти узнаваемые детали июля становятся знаком поэзии, деталями многомерного бытия.

Тема любви . Любовь в поэзии Пастернака становится одной из стихий бесконечно многогранного бытия. Стихотворение «Никого не будет в доме» соединяет прошлое и будущее, мечту и реальность, печаль и пробуждение от неё. Зима, сумерки, летящие хлопья снега – и появившаяся на пороге любимая «в чём-то впрямь из тех материй, из которых хлопья шьют». Всё это сливается воедино, становится деталями этого уникального, неповторимого мига. Такое обостренное ощущение богатства и многогранности мгновения можно встретить у Фета, такое же ощущение нерасторжимости реальности и мечты – у Блока.

Стихотворение «Мело, мело по всей земле» - одно из самых мелодичных: музыкальность создается за счет лексических повторов, ассонансов «о» и «е», сочетания четырехстопного и двустопного ямба в ритмическом рисунке строф. Это стихотворение – о простом, земном счастье любви. Рефрен строки «свеча горела на столе, свеча горела» композиционно скрепляет всё воедино: беспредельное пространство земли («мело, мело по всей земле, во все пределы») и пространство комнаты, природное и человеческое, холод и жар, свет и мглу. Два человека своей любовью создали этот единый и гармоничный в своем многообразии мир.

В стихотворении «Любить иных – тяжёлый крест» создается облик любимой – но не внешний, детально-портретный, а сущностный: «ты прекрасна без извилин», «прелести твой секрет разгадке жизни равносилен». Любимая – воплощение высокой и прекрасной простоты, она умеет жить в гармонии с окружающим миром, бесхитростна, бескорыстна и чиста, «как воздух». Это же ощущение ясности, простоты и гармонии она дарует и своему любимому, который словно «прозревает» и «просыпается» для жизни. Любовь – это отдача, щедрое и бескорыстное дарение.

Тема творчества . Творчество – еще одна тема поэзии Пастернака. Стихотворение «Про эти стихи» входит в сборник, в самом названии обнаруживающий открытость Пастернака жизни – «Сестра моя – жизнь» (1922 год). Это стихотворение о творчестве и творце, о существовании творца в особой Вселенной, где абсолютно свободен творящий дух. Вещи оживают, нет грани между живым и неживым, бытом и бытием, сегодняшним и прошедшим. Творец живет вне времени, творчество – это свобода, преодоление времени:

В кашне, ладонью заслонясь,

Сквозь фортку крикну детворе:

Какое, милые, у нас

Тысячелетье на дворе?

Собеседники и современники поэта - Эдгар По, Байрон, Лермонтов.

Мир един, в нём нет ничего второстепенного, незначимого, а потому «эти стихи» сосуществуют «с стеклом и солнцем пополам», зимним потолком и сырыми углами. Пастернак не разделяет реалии мира на «поэтические» и «непоэтические» - всё значимо, всё незаменимо, всё словно пронизано поэзией, а потому даже «чердак» может «задекламировать» поэтические строчки. Сам мир – творец:

Буран не месяц будет месть,

Концы, начала заметёт.

В стихотворении «Определение поэзии» Пастернак утверждает, что искусство вбирает и отражает целый мир, более того: поэзия – это и есть мир в его малом и великом:

Это - круто налившийся свист,

Это - щелканье сдавленных льдинок.

Это - ночь, леденящая лист,

Это - двух соловьев поединок.

Это - сладкий заглохший горох,

Это - слезы вселенной в лопатках,

Это - с пультов и с флейт – Figaro

Низвергается градом на грядку.

Мир отражается в творчестве, проходя через сердце творца, - об этом стихотворение «Во всём мне хочется дойти до самой сути»:

В стихи б я внёс дыханье роз,

Дыханье мяты,

Луга, осоку, сенокос,

Грозы раскаты.

Так некогда Шопен сложил

Живое чудо

Фольварков, парков, рощ, могил

В свои этюды.

Познать саму суть творчества, природы, любви – в этом видит лирический герой Пастернака свое предназначение:

Во всём мне хочется дойти

До самой сути.

В работе, в поисках пути,

В сердечной смуте,

До сущности протекших дней,

До их причины,

До оснований, до корней,

До сердцевины.

Философская лирика . Суть творчества как вселенской стихии выражена в стихотворениях «Гамлет» и «Гефсиманский сад». Гамлет и Христос творят волею пославших их, выполняют свое предназначение. Это жертва во имя будущего. Они одиноки, не поняты: Гамлет – современниками, Христос – учениками. Сложно остаться самим собой в мире, где «всё тонет в фарисействе». Для Гамлета наступил последний акт жизни, для Христа Гефсиманский сад – место испытания духа, решимости принести себя в жертву. Гамлет и Христос понимают, что прийти в этот мир с чем-то новым – это и величие, и трагедия.

М. Гельфонд

Лирический сюжет – одно из наиболее проблемных понятий в современном литературоведении. Ответ на вопрос о его природе почти неизбежно приводит к некоему компромиссу. Так, по мысли В.А. Грехнева, сюжет в лирике «ограничен пределами ситуации» . Правомерность этой формулы по отношению к лирике классического периода не вызывает сомнений. В лирике ХХ века, на наш взгляд, все обстоит сложнее: сюжет может отталкиваться от заданной ситуации, но расширение его ассоциативно и потому непредсказуемо. Это особенно наглядно проявляется в тех случаях, когда исходной точкой оказывается чужой сюжет: его рецепция в лирике нередко предполагает обратное движение от сюжета к мотиву, и как следствие – порождение нового сюжета.

Подобное движение разворачивается в тех стихах Б.Л. Пастернака, где он непосредственно отталкивается от сюжетов пушкинских произведений. Обращения Пастернака к творчеству Пушкина были подробно рассмотрены в ряде работ. Исследователей привлекали различные аспекты: природа лирического цикла , отношение Пастернака к Пушкину , пушкинские реминисценции в отдельных произведениях . Нас же интересует именно восприятие пушкинских сюжетов – не только лирических, но и эпических и драматических – и их преображение в лирике Пастернака.

По наблюдению И. Бродского, Пастернак – это «поэт микрокосма», чьи лирические сюжеты развиваются центробежно, захватывая все больший круг вещей и явлений . В лирическом цикле «Тема с вариациями» этот принцип задан заглавием и музыкальной структурой цикла: можно предположить, что тема представляет собой исходный сюжет, а вариации – его мотивы в различных сочетаниях. В реальности структура цикла более сложна, поскольку в качестве исходных выступают сюжеты четырех пушкинских произведений: «К морю», «Медного всадника», «Пророка» и «Цыган», причем первые три располагаются в центре цикла, последний – на его периферии. Тяготеющие к одному центру – пушкинской судьбе, они переосмысляются по законам пастернаковской «скорописи», где привычное разворачивание сюжета уступает место его торопливому конспекту . Пушкинский сюжет в этом случае может быть уподоблен сжатой пружине: сложно предположить, когда и каким образом она развернется.

Первое произведение цикла – «Тема» – в прямом смысле начинается с точечного обозначения пространства («от этой точки глаз нельзя отвлечь» сказано далее) и единственный раз названного в цикле героя:

Скала и шторм. Скала и плащ и шляпа.

Скала и Пушкин. Тот, кто и сейчас…

«Стартовая площадка» цикла непосредственно связана с сюжетом пушкинской судьбы – его прощанием с морем. Восприятие пушкинской элегии, как отмечалось комментаторами, здесь опосредовано известной картиной И. Айвазовского и И. Репина «Пушкин у моря. Прощай, свободная стихия!..» . Но сам пастернаковский замысел резко противопоставлен хрестоматийной ясности картины. Образ сфинкса, предвещающий обращение к «Медному всаднику», расширяет пространственные и смысловые координаты цикла. Исходная точка «Темы» осмысляется как центр мироздания: появление Пушкина на скале подготовлено не только историей – мифами древней Греции и «наследием кафров», но и состоянием творящего природного хаоса («В осатаненье льющееся пиво// С усов обрывов, милей, скал и кос// мелей и миль. И гул, и полыханье// Окаченной луной, как из лохани// Пучины. Шум и чад и шторм взасос»). Именно мотив морского шума – «сквозняка первостихии» – сближает в контексте «Тем и вариаций» элегию «К морю» с «Медным всадником». Здесь же подспудно прорисовываются мотивы «Пророка» («И гад морских подводный ход// и дольней лозы прозябанье») и отчасти «Цыган», также осмысленных Пастернаком в «морском» аспекте.

Все это делает элегию «К морю» своеобразным лейтмотивом пастернаковского цикла: поэт обращается к ней в каждой из вариаций. При этом пушкинский лирический сюжет – прощание со «свободной стихией» – Пастернаком отвергнут. Напротив, море дано не как внешнее пространство, а как внутренний мир поэта. Особую роль в этом контексте приобретает образ губ, стирающий границы между внешним и внутренним, губ целующих и говорящих, вбирающих в себя и порождающих мир («На сфинксовых губах – соленый вкус// туманностей. Песок кругом заляпан// сырыми поцелуями медуз»). «Изображаемое пространство, – отмечает Е. С. Хаев, – стремится к точке, и эта точка – рот, орган речи» . Образ штормящего моря сливается с актом поэтического творения мира. Формулой этого двуединства становится финал первой – «Оригинальной» – вариации:

Свобода свободной стихии

С свободной стихией стиха.

Эта вершинная формула подчеркнуто открыта отсутствием рифмы. «Конспект» пушкинской лирики и судьбы достигает здесь особой плотности: в двух строчках дана вся пушкинская эволюция осмысления свободы – от ранних лицейских стихов до сонета «Поэту» и «Из Пиндемонти». Здесь не только раскрывается пушкинское движение от внешней свободы к внутренней, но и точно схвачен сам момент перелома, оставшийся в подтексте финала «К морю»:

В леса, в пустыни молчаливы

Перенесу, тобою полн,

Твои скалы, твои заливы,

И блеск, и тень, и говор волн.

«Может быть, впервые в этом стихотворении, свобода переходит из числа дарованных человеку внешних привилегий в качество внутренней, духовной ценности», – пишут И. Сурат и С. Бочаров . Пустоте внешнего мира («Мир опустел…») противопоставлена у Пушкина наполненность внутреннего («Перенесу, тобою полн»). Та же коллизия разворачивается и во вступлении к «Медному всаднику», к которому Пастернак обращается во второй – «Подражательной» – вариации, начинающейся пушкинскими словами:

На берегу пустынных волн

Стоял он, дум великих полн.

Перед нами – своего рода поэтический эксперимент: слова, описывающие Петра, отнесены у Пастернака к самому Пушкину. В соответствии с этим переосмысливается и сюжет «Медного всадника» – одного из наиболее значимых для Пастернака пушкинских произведений .

Конфликт «Медного всадника» – противостояние «бедного Евгения» и «великого Петра» в восприятии Пастернака полностью исчезает. Сама фигура Евгения оказывается словно бы не замеченной Пастернаком (отметим, что Мандельштаму будет необходим именно «чудак Евгений») . В «Медном всаднике» для Пастернака важно вступление к поэме, момент создания города как сотворения мира, демиургическое начало, связанное с личностью Петра, а в соответствии со смысловым «переносом» – и Пушкина. Сохраняя ритмико-синтаксическую структуру «Медного всадника», Пастернак преображает ее в соответствии с излюбленной мыслью о том, что творчество – это «подражание творению». В процесс созидания художественного мира – будущего пушкинского романа («Его роман// вставал из мглы») включен весь окружающий поэта мир. Пространство «Подражательной» вариации стремительно расширяется: от описанной вначале прибрежной полосы («на берегу пустынных волн») до открывающегося с обрыва «сектора земного шара» . Мир раскрывается навстречу поэту по горизонтали и вертикали – от ветров и смерчей до «евангелья морского дна» . Стихия в «Теме с вариациями» вызывает не ужас, как в «Медном всаднике», а ощущение счастливого равенства с ней («на восхищенье// был вольный этот вид суров») . Это не разрушительная, а созидающая сила, помогающая поэту-демиургу и одновременно соперничающая с ним:

Был бешен шквал. Песком сгущенный,

Кровавился багровый вал.

Такой же гнев обуревал

Его, и, чем-то возмущенный,

Он злобу на себе срывал.

Он не слыхал,

Как поднимался жадный вал,

Ему подошвы подмывая,

Как ветер, буйно завывая,

С него и шляпу вдруг сорвал.

Подчеркнутая узнаваемой рифмой реминисценция еще более обнажает контраст между пушкинской поэмой и пастернаковским циклом. Отталкиваясь от начальных строк «Медного всадника», Пастернак не описывает неразрешимый конфликт, а создает демиургический миф о сотворении новой поэтической вселенной в согласии со стихией.

Мотив сотворения или преображения мира сближает в пастернаковском прочтении «Медного всадника» с «Пророком» и, соответственно, вторую («Подражательную») вариацию с третьей («Макрокосмической»). Если во второй вариации изображен временной промежуток, предшествующий творческому акту, то в третьей – момент создания «Пророка», охвативший все окружающее от Марокко до Архангельска. В отличие от современников, варьировавших сюжет пушкинского «Пророка» применительно к себе или человечеству в целом («Мне голос был…» А. Ахматовой, «Баллада» В. Ходасевича, «Стихи к Чехии» М. Цветаевой, «Шестое чувство» Н. Гумилева), Пастернак акцентирует внимание не на поэте как субъекте действия, а на состоянии мира, соответствующем моменту творения. Авторская точка зрения вынесена за пределы действия: все происходящее увидено им одномоментно в разных частях света, словно с абсолютной высоты:

Море тронул ветерок с Марокко.

Шел самум. Храпел в снегах Архангельск.

Плыли свечи. Черновик «Пророка»

Просыхал, и брезжил день на Ганге.

Очевидна неожиданная близость третьей вариации к известным словам В.Ф. Ходасевича: «В тот день, когда Пушкин написал «Пророка», он решил всю грядущую судьбу русской литературы… В тот миг, когда серафим рассек мечом грудь пророка, поэзия русская навсегда перестала быть всего лишь художественным творчеством. Она сделалась высшим духовным подвигом, единственным делом всей жизни. Поэт принял высшее посвящение и возложил на себя величайшую ответственность» . У Пастернака пушкинское «эхо» шире: на создание «Пророка» отзывается не Россия, а мир, не литература, а стихия. Предельное сокращение временно го измерения и расширение пространственного усиливает впечатление всемирного отклика и является словно бы зеркальным отражением пушкинского одномоментного восприятия мира («И внял я неба содроганье// И горний ангелов полет, // И гад морских подводный ход// И дольней лозы прозябанье»). Так периферийный сюжет пушкинского произведения оказывается центральным, а Пушкин становится таким же «явлением природы», каким назвала М. Цветаева самого Пастернака .

Пастернаковское обращение к Пушкину в «Темах и вариациях» органически продолжает посвящение «Сестры моей – жизни» Лермонтову и становится знаком взросления «награжденного вечным детством» поэта. Но, помимо этого, за обращением Пастернака к Пушкину стояла необходимость оправдания неромантической концепции поэта, творящего мир в соответствии с высшим замыслом. Осмысляя Пушкина, отталкиваясь от его сюжетов, Пастернак создавал тот творческий конспект его стихов, где «скоропись духа» определялась величием задач, равно поставленных перед автором и его героем-предшественником.

Грехнев В.А. Лирика Пушкина: о поэтике жанров. Горький, 1985, с. 192.

Хаев Е. С. Проблема композиции лирического цикла (Б. Пастернак, «Тема с вариациями»). // Хаев Е. С. Болдинское чтение: статьи, заметки, воспоминания. Н. Новгород, ННГУ, 2001, с. 48-58.

Баевский В.С. Пушкин и Пастернак: к постановке проблемы.// Пастернаковские чтения. Выпуск 2. М., 1998, с. 222-244. Мусатов В.В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины ХХ века. М., РГГУ, 1998, с. 373-437.

Журавлев А.Н. «К морю» А.С. Пушкина и «Волны» Б.Л. Пастернака в свете жанровой типологии // Болгарская русистика. – 2002. — №1. Е. Фарыно «Он памятник себе» у Пастернака// Пушкин в ХХI веке: вопросы поэтики, онтологии, историцизма. Сборник статей к 80-летию Ю.Н. Чумакова. Новосибирск: НГУ, 2003, с. 187-192.

Иосиф Бродский. Большая книга интервью. М., 2000, С. 561-563.

«Текст напоминает конспект», — отмечает Е. С. Хаев, анализируя третью («Макрокосмическую») вариацию // Хаев Е. С. Болдинское чтение: статьи, заметки, воспоминания. Н. Новгород, ННГУ, 2001, с. 53.

Пастернак Б.Л. Собрание сочинений в 5 томах. М., 1989. Т. 1, с. 672-673.

По словам С.Н. Бройтмана, «Пронизанность пастернаковского мира сквозняком первостихии определяет его исходное своеобразие» // Бройтман С.Н. Русская лирика Х1Х-начала ХХ века в свете исторической поэтики (Субъектно-образная структура). М.: РГГУ, 1997, с. 261.

Хаев Е.С. . Проблема композиции лирического цикла (Б. Пастернак, «Тема с вариациями»). // Хаев Е. С. Болдинское чтение: статьи, заметки, воспоминания. Н. Новгород, ННГУ, 2001, с. 52. Подробнее об образе губ у Пастернака: Бройтман С.Н. Гротескное начало в книге Б. Пастернака «Сестра моя — жизнь»// Гротеск в литературе: материалы конференции к 75-летию Ю.В. Манна. М., Тверь, 2004, с. 128-134.

И. Сурат, С. Бочаров. Пушкин. Краткий очерк жизни и творчества. М.: Языки славянской культуры, 2002, с. 42.

Сюжет «Медного всадника» становится исходным для цикла «Петербург» («Поверх барьеров»). В письме О.М. Фрейденберг Б.Л. Пастернак назвал «Спекторского» «своим «Медным всадником» // Пожизненная привязанность: Переписка Б.Л. Пастернака с О.М. Фрейденберг. М., 2000, с. 172.

2 «Чудак Евгений бедности стыдится// Бензин вдыхает и судьбу клянет». // Мандельштам О.Э. Собрание сочинений в 4 т. М., 1993. Т. 1, с. 82.

Ходасевич В.Ф. Собр. соч. В 4 т. М., 1996. 1, с. 489.

Цветаева М.И. Собрание сочинений в 7 т. М., 1995. Т. 6, с. 233.

«Метафоризм – естественное следствие недолговечности человека и надолго задуманной огромности его задач,… стенография большой личности, скоропись ее духа». // Пастернак Б.Л. Об Искусстве. М., 1990, с. 176.

(по стихотворениям «Февраль. Достать чернил и плакать...», «На ранних поездах», «Лето в городе», «Гамлет», «Зимняя ночь»)

Поэзия Бориса Пастернака представляет собой явление, совершенно новое в русской литературе вообще и в литературе Серебряного века в частности. Сам Пастернак считается одним из величайших поэтов не только в рамках указанного периода, но и в контексте всей русской литературы. Поэзии он посвятил всего себя, всю свою жизнь, считая, что только творчество способно возвысить человека над серостью обыденной жизни, вознести его до светлых вершин бытия. Стихи Пастернака оригинальны и по форме, и по содержанию. Поэт ставил перед собой цель - уловить неуловимое и передать в стихах сиюминутность настроения, состояния, атмосферы с помощью различных художественных средств и приемов. Мир в его стихах предстает в движении, порыве, в отсветах и неповторимых образах.

Прежде чем приступать к анализу тем и мотивов, характерных для поэзии Пастернака, следует сказать несколько слов о личной судьбе поэта, которая, вне всякого сомнения, наложила значительный отпечаток на все его творчество. Достаточно сказать о том, что его исключили из Союза писателей и вынудили отказаться от заслуженной Нобелевской премии, присужденной за замечательный роман “Доктор Живаго”. Травля поэта была вызвана в основном его нежеланием писать о существующей власти для нее и по ее заказу. Для него человек и его судьба выше истории, выше революции и революционных идей. Буквально каждое стихотворение Пастернака пронизано трагедийными нотами, истоки которых следует искать и в его собственной жизни, и в судьбах тех, кто был ему близок по духу, по призванию (имеется в виду судьба поэтов-современников Пастернака).

Многие стихотворения Бориса Пастернака наполнены тоской безвыходности и досадой на то, что поэт не имеет достаточной свободы для творчества, вынужден бороться за выживание в этом жестоком мире. Так, в знаменитом стихотворении “Февраль” (1912г.), которое принадлежит к ранней прозе Пастернака и входит в сборник “Начальная пора”, поэт выражает свое настроение - грустное, унылое, разочарованное, гнетущее:

Достать чернил и плакать!

Автор всегда старается точно указать время года, состояние природы, которая присутствует почти во всех произведениях и помогает раскрыть душевное; состояние лирического героя. Известно, что в стихах Пастернака природа (пейзаж) и автор практически составляют единое целое, и часто не Пастернак рассказывает о дождях и ветре, а они сами ведут речь о душевном состоянии поэта.

В этом же стихотворении звучит тема поэзии, творчества. Поэт рассказывает о том, как мучительно ему даются строки, намекая на свою нелегкую судьбу:

Писать о феврале навзрыд,

Пока грохочущая слякоть

Весною черною горит.

Поэт уточняет, что “чем случайней, тем вернее слагаются стихи навзрыд”. И этот мотив случайности всего происходящего в жизни Пастернак часто использует в своей лирике, указывая на то, что настоящие стихи рождаются часто мгновенно, неожиданно, отсюда их правдивость, меткость, неповторимая красота

Другое стихотворение, относящееся к более позднему периоду творчества (началу Великой Отечественной войны), - “На ранних поездах” (Передел- кино, 1941 г.) - поэт снова начинает с описания времени года, погоды: “зима”, “январь”, “снег”, “стужа”, “на улице ни зги”...

Само название указывает на то, что в этом стихотворении будет повторен знакомый по многим произведениям Пастернака мотив железной дороги, мотив пути. В поезде, глядя в вагонное окно, поэт “сквозь прошлого перипетии и годы войн и нищеты” узнает “России неповторимые черты”. Стук колес навевает ему далекие воспоминания детства. С чувством “обожания” и “боготворения” он наблюдает за теми, кто ему встречается на пути: “здесь были бабы, слобожане, учащиеся, слесаря”, - и с тихой радостью и гордостью восхищается выносливостью простых русских людей:

В них не было следов холопства,

Которые кладет нужда,

И новости, и неудобства

Они несли как господа.

Тут наблюдается другая тема, тема России - измученной родины - и русского народа. Буквально в нескольких строках поэт сумел изобразить Россию в тяжелый период и выразил искренне и нежно всю свою любовь к стране и народу. И здесь поэт снова затрагивает тему творчества, судьбы языка и литературы, делясь с читателями своими наблюдениями за “взасос” читающими детьми и подростками.

Тема поэта и поэзии звучит и в стихотворении “Гамлет” (1946 г.), которое вошло в сборник стихов Юрия Живаго, героя известного романа Пастернака “Доктор Живаго”. Уже в первых строках писатель строчкой “я ловлю в далеком отголоске, что случится на моем веку” определяет свое предчувствие судьбы, точнее, ее трагического финала: “неотвратим конец пути”. Поэт намекает на обстоятельства собственной жизни (ведь он на самом деле находился под жестким контролем): “На меня наставлен сумрак ночи тысячью биноклей на оси”, - и молит о том, чтобы его избежала участь многих других коллег по перу (расстрел, ссылка, изгнание).

В этом же, 1946 г. Пастернак пишет другое восхитительное стихотворение - “Зимняя ночь”, также вошедшее в сборник Юрия Живаго. Снова зима, февраль, снег, метель: “Мело, мело по всей земле...”. Образ метели символичен: метель - революция, гражданская война. Мело людей, словно снегом, круговорот истории заметал в неизвестность людские жизни и судьбы (“судьбы скрещенья”). Стихотворение является одним из самых гениальных, на мой взгляд, произведений Пастернака.

Буквально в каждой строчке - образы, символы. Так, например, свеча - библейский образ, воплощение света, надежды и веры поэта в просветленное будущее, в торжество добра и справедливости. “Озаренный потолок” - небо, Бог. “Скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья”, “крест”, “ангел” - связь с образом Иисуса Христа, надежда на его воскресение. Стихотворение насквозь пронизано христианскими мотивами и верой в божественное, справедливое торжество, в возрождение мира и добра на земле, а особенно в России. Таким образом, в поэзии Пастернака можно выделить несколько значительных тем: тему поэзии и трагической судьбы поэта в советском государстве, тему России и русского народа, тему Бога и тему природы.

Б.Л. Пастернак, как и любой поэт, не раз предавался размышлениям о назначении своей поэзии, цели ее существования. Пастернак начал задумываться об этом еще в самом начале своей литературной деятельности.

И в период символизма, и в период футуризма эта тема не оставляла поэта. Понятно, что на разных этапах литературного пути Пастернак по-разному расценивал смысл своей деятельности.

Раннее творчество Пастернака окрашено символистическими тенденциями, с присущими этому направлению метафорами, образностью. Но уже довольно скоро поэт примыкает к футуристической группе "Центрифуга". В 1917 г. он пишет для нее статью о творчестве В. Маяковского, где высказывает два требования, которые, по его мнению, применимы к настоящему поэту. Обоим требованиям отвечала поэзия Маяковского. Во-первых, поэт должен обладать ясностью творчества; во-вторых, нести ответственность перед временем, вечностью, которая является истинным судьей настоящего поэта. Творчество поэта, по мнению Пастернака, измеряется и оценивается категориями вечности, только произведения настоящего мастера могут быть бессмертны. Такое понимание творчества будет характерно для Пастернака на протяжении всего его литературного и жизненного пути.

Через некоторое время Пастернак решает, что не хочет следовать никакому литературному течению, заявляя о себе как об оригинальном поэте. Ему были тесны рамки эстетических правил того или иного направления, и он стал выходить в своих стихотворениях за их пределы. Анализируя творчество этого периода, можно говорить о том, что Пастернак стал акцентировать свой талант на простоте и ясности изложения, понятности образов, близости читателю.

С выходом в свет нового сборника стихотворений "Сестра моя – жизнь" по-иному зазвучала и тема поэта и поэзии у Пастернака. В цикле "Занятие философией" читатель видит попытки поэта дать философское определение творчеству. Таковы, например, стихотворения "Определение поэзии", "Определение души", "Определение творчества". Но опять же Пастернак возвращается к рассмотрению связи творчества с вечностью – со вселенной.

Время шло, и миропонимание поэта менялось. К моменту издания романа "Доктор Живаго" размышления Пастернака о роли и предназначении творчества достигли своего апогея. Главный герой романа Юрий Живаго почти идентично воспроизводит взгляды самого автора. Несомненно, Живаго – натура творческая; в одном из писем Пастернак даже писал: "Этот герой должен будет представлять нечто среднее между мной, Блоком, Есениным и Маяковским". Обнаруженные после смерти Живаго стихи, которые он написал когда-то давно, доказывают авторскую идею бессмертия поэта.

Для понимания того, как раскрывалась эта тема в позднем творчестве, стоит проанализировать стихотворения из последнего сборника Пастернака "Когда разгуляется".

"Быть знаменитым некрасиво" содержит в себе четкое определение, каким должен быть истинный поэт. По Пастернаку, ему просто нельзя быть известным, "над рукописями трястись", он не должен знать успеха. "Цель творчества – самоотдача", и это главная цель поэзии для него. Здесь он опять формулирует два требования поэта, но уже несколько по-другому: необходима ясность и простота, а также творчество поэта должно быть самобытно, индивидуально. Добавляет он то, что поэт должен быть близок реальным жизненным проблемам.

И должен ни единой долькой

Не отступаться от лица,

Но быть живым, живым и только,

Живым и только до конца.

В стихотворении "Ночь" героем является летчик, отождествленный здесь с поэтом. Летчик пролетает над миром, созерцая и являясь одновременно частью этого мира, неразрывно с ним связанной:

Не спи, не спи, художник,

Не предавайся сну.

Ты вечности заложник

У времени в плену.

Постоянные повторы создают эффект постоянного движения; Пастернак призывает поэтов идти в ногу со временем.

Помимо всего сказанного выше, Пастернак также является очень христианским поэтом, и, соответственно, творчество для него – это божий дар; он принимает жизнь такой, какая она есть, и при этом пропагандирует абсолютную свободу творчества. И извечный конфликт поэта и толпы Пастернак решал путем их сближения – это-то и есть суть творчества, в поэзии должны отражаться как серьезные конфликты, так и мелочи жизни.