Поэтика Иннокентия Анненского вобрала в себя и причудливо синтезировала традиции лирики XIX века, прежде всего, А. С. Пушкина и Тютчева, а также русской психологической прозы. “Это наш Чехов в стихах”, – отмечала современная ему критика.
Символика поэта неожиданна и ассоциативна, его образы новаторски самобытны. И. Анненский, отвергая ложный романтический пафос и патетику, повысил в правах стихотворный прозаизм: “Он был преддверием, предзнаменованием всего того, что с нами позже совершилось…”, – писала Анна Ахматова.
Лирика И. Анненского была загадочна, но ее загадочность заключается не в сложности, шифрованности и смысловой смутности, а в особой психологической резкости, которая рождается будто из ничего, из “словесного праха”, из каких-то пустячных сцеплений: “Среди миров, в мерцании светил…”
Стихотворение И. Анненского “Среди миров” предстает перед нами в форме монолога-исповеди, где воссоздается целый мир чувств и переживаний лирического героя. Стихотворение поражает единством тона, формы и содержания, которое интуитивно ощущается читателем.
Композиционно стихотворение состоит из двух четверостиший, причем каждое из них заканчивается анафорой (повторением одинаковых слов):
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими…
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света…
В последних двух строчках каждого четверостишия автором употребляется прием антитезы (противопоставления). Стихотворный размер данного стиха – ямб (ударение на второй слог), рифма – перекрестная.
Первая и последняя строчка стихотворения внутренне перекликаются – в них сквозит мотив грусти и одиночества лирического героя (лейбмотив): “в мерцании светил”, “томлюсь с другими”, “сомненье тяжело”, “молю ответа”, “не надо света”. Сам подбор и игра слов, их значений дает понять настроение лирического героя.
Несмотря на то, что автором употребляются главным образом глаголы настоящего времени (повторяю, томлюсь, молю), категория пространства и времени в этом стихотворении не может быть реальной и точно определенной.
Интересным приемом создания образности является здесь употребление прописных букв в словах “Звезда”, “Ее”, “Ней”. Тем самым автор подчеркивает важность, незаменимость образа лирической героини (олицетворение)
Само же синтаксическое построение предложений (однородные члены предложения, сложноподчиненные предложения) как бы подсказывает ритмику стихотворения, его интонационное звучание.
Таким образом, поэтические лексика, синтаксис – все это использовано автором для выражения идейно-тематического содержания произведения, и делает поэзию Анненского своеобразной и узнаваемой.
Особенностью символизма И. Анненского является то, что единичное в его поэзии – это свернутое целое. А трагизм, столь присущий произведениям И. Анненского, передан особым приемом “смысловой вспышки”, за счет скупого, но точного и верного отбора определений (“сомненье тяжело”, “мерцании светил”).
В стихотворении “Среди миров” нет ни одного лишнего слова, каждое слово употреблено с исчерпывающим содержанием, внушающей силой и твердостью.

(Пока оценок нет)


Другие сочинения:

  1. У каждого из больших русских поэтов начала XX века был свой поэтический опыт. Почти каждый из них на­чинал свой творческий дебют со стихов. У каждого был свой голос, свой стиль, то, что делало одного непохожим на других. Творчество И. Анненского Read More ......
  2. Стихотворение “Петербург” было создано И. А. Анненским в 1909 году, вскоре после событий 1905-1907 гг., известных в русской истории как “первая русская революция”. Они сопровождались кровью, насилием, большим количеством жертв. Итогом этих событий, с одной стороны, стали либеральные и демократические Read More ......
  3. Прежде чем проанализировать стихотворение этого поэта, хочу отметить, что смысловое строение стихов у Анненского сложное. Образы “вещного мира”, как и фигуры людей, ихголоса, доносящиеся извне, вступают в постоянную перекличку с внутренним миром поэта, вызывают в нем глубокие отзвуки, “я” переплетается Read More ......
  4. Мир народной поэзии и музыки был близок Иннокентию (музыка находится в гармонии с природой и поэзией. Музыка основа всего мира Анненского: и внешнего и внутреннего). В стихотворении шесть четверостиший по четыре стиха в каждом (автор не отходит от заведенного порядка Read More ......
  5. Стихотворение Блока “Как тяжело ходить среди людей…”, написанное 10 мая 1910 года, состоит всего из восьми строк. Стихотворению предпослан эпиграф – строка А. А. Фета, которая возникла из воспоминания о трагедии этого поэта, ко­гда молодая Мария Лазич, возлюбленная Фета, погибла, Read More ......
  6. Ничто не может так четко и ясно отразить мысли и чувства человека как поэзия. Существует великое множество стихотворений, но лишь не многие из них становятся настоящими шедеврами. На мой взгляд, самое важное в творчестве поэта – многогранность. И И. Ф. Read More ......
  7. “Поэты говорят обыкновенно об одном из трех: или о страдании, или о смерти, или о красоте”, – писал И. Анненский в одной из статей. Эта формула верна прежде всего по отношению к его собственному поэтическому миру. Он особенно любил в Read More ......
  8. Во многих стихотворениях Анненского присутствуют музыкальные образы, в том числе и в стихотворении “смычок и струны”. Мир народное поэзии и музыки был близок иннокентию (Музыка находится в гармонии с природой и поэзией. Музыка основа всего мира Анненского: и Внешнего Read More ......
Анализ стихотворения И. Анненского “Среди миров”

Поэтика Иннокентия Анненского вобрала в себя и причудливо синтезировала традиции лирики XIX века, прежде всего, А.С.Пушкина и Тютчева, а также русской психологической прозы. «Это наш Чехов в стихах», - отмечала современная ему критика.
Символика поэта неожиданна и ассоциативна, его образы новаторски самобытны. И. Анненский, отвергая ложный романтический пафос и патетику, повысил в правах стихотворный прозаизм: «Он был преддверием, предзнаменованием всего того, что с нами позже совершилось…», - писала Анна Ахматова.
Лирика И. Анненского была загадочна, но ее загадочность заключается не в сложности, шифрованности и смысловой смутности, а в особой психологической резкости, которая рождается будто из ничего, из «словесного праха», из каких-то пустячных сцеплений: «Среди миров, в мерцании светил…»
Стихотворение И. Анненского «Среди миров» предстает перед нами в форме монолога-исповеди, где воссоздается целый мир чувств и переживаний лирического героя. Стихотворение поражает единством тона, формы и содержания, которое интуитивно ощущается читателем.
Композиционно стихотворение состоит из двух четверостиший, причем каждое из них заканчивается анафорой (повторением одинаковых слов):
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими...
* * *
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света...

В последних двух строчках каждого четверостишия автором употребляется прием антитезы (противопоставления). Стихотворный размер данного стиха – ямб (ударение на второй слог), рифма – перекрестная.
Первая и последняя строчка стихотворения внутренне перекликаются – в них сквозит мотив грусти и одиночества лирического героя (лейбмотив) : «в мерцании светил», «томлюсь с другими», «сомненье тяжело», «молю ответа», «не надо света». Сам подбор и игра слов, их значений дает понять настроение лирического героя.
Несмотря на то, что автором употребляются главным образом глаголы настоящего времени (повторяю, томлюсь, молю), категория пространства и времени в этом стихотворении не может быть реальной и точно определенной.
Интересным приемом создания образности является здесь употребление прописных букв в словах «Звезда», «Её», «Ней». Тем самым автор подчеркивает важность, незаменимость образа лирической героини (олицетворение)
Само же синтаксическое построение предложений (однородные члены предложения, сложноподчиненные предложения) как бы подсказывает ритмику стихотворения, его интонационное звучание.
Таким образом, поэтические лексика, синтаксис – все это использовано автором для выражения идейно-тематического содержания произведения, и делает поэзию Анненского своеобразной и узнаваемой.
Особенностью символизма И.Анненского является то, что единичное в его поэзии – это свернутое целое. А трагизм, столь присущий произведениям И. Анненского, передан особым приемом «смысловой вспышки», за счет скупого, но точного и верного отбора определений («сомненье тяжело», «мерцании светил»).
В стихотворении «Среди миров» нет ни одного лишнего слова, каждое слово употреблено с исчерпывающим содержанием, внушающей силой и твердостью.

Билет № 6.

Лирическая проза Бунина 1900-х годов. Проблематика, жанрово-стилевое своеобразие . 900 годы – мастер лирической прозы, лирический повествователь пытается понять «тайну ненужности и в то же время значительности всего земного». Пытается осмыслить неумолимый ход природы, мир природы смягчает его печали и одиночество, в природе он видит «любовь и радость бытия». Это не христианское мировосприятие, ода аскетизма. Вопросы о религии спорны, верующий человек, но не христианство. «Сосны» - 1 рассказ, где смерть представлена во всей своей грозной тайне. Повествование от лица лирического повествователя. ЛГ пытается осмыслить загадку своей жизни. Смерть имманентна природе, внутренне присуща. В природе смерть – естественный момент жизненного круговорота. Культуре смерть не положена. Леонардо да Винчи жил, картины есть. В мире культуры смерти нет. Ни природа, ни культура жизни не знает, знает только человек, трагизм индивидуальной смерти. Все лирические рассказы – поток воспоминаний, память здесь - структурный принцип. Лирический сюжет движется ассоциативно. Воспоминания могут быть ярче и тусклее, но они уже не меняются. Поводом для размышления о смерти в рассказе является смерть охотника Метрофана. Он жил бедно, не тяготился ею. Жил послушно природе, когда заболел, повествователь вспоминает, что предлагал ему лечь в больницу, сказал: « за траву не удержишься». Повествователь размышляет о покорности смерти. После смерти Метрофана приходит его брат, он не ужасается, спокойно говорит о погоде. Разум ЛГ только ставит вопросы, разрешить он их не может. Разговор с братом – равнодушие или сила? В 3 части брат отказывается рассуждать, что –то интуитивно приоткрывается. Симфоническая композиция, 3 главы: 1.Ужас смерти, параллель – ночной буран, метель в лесу. «ураган проносится, гул леса отвечает как гул органа». Смятение, ужас. 2.По контрасту, радость жизни. Яркий солнечный день, вся деревня прощается спокойно. Икона красоты мира. 3.Повествователь возвращается домой через лес: «и не хотелось ни о чем уже думать. Гул сосен говорил о вечной величавой жизни». Рассудок тайну жизни не разрешит, к разгадке человек может приблизиться при созерцании (мировой жизни), при вчувствовании в нее, при синхронном настрое на ее ритм. По Бунину, нет никакой отдельной от человека природы. Человек – часть природы. Если человек – биосоциальное существо, то у Бунина акцента на –био (природа). Важно при трактовке любви. Поэтика пейзажа в рассказе Приемы в поэтике (динамизация): -прием растянутого мгновенья, изображается отдельный момент, но такой, который несет следы прошлого и намечает будущее состояние, движение от земли к небу. Ех. Солнца еще нет на небе, но на вершинах солнцах уже играет солнечный свет; -цветовая и световая гамма: белый, зеленый. Но если посмотреть на отдельные фразы, то увидим дополнительно красный. Ех снега на поляне алеют (на закате), зеленоватое небо… Бытовое пространство всегда темное, мир природы светел. У него нет горизонта, но там есть вертикаль, все описания природы – от земли к небу. -прием сквозной формы; -состояние воздуха. Одно из первых значимых произведений - рассказ "Антоновские яблоки".1900г. Особенность - бесфабульное произведение, строится на импрессионист. признаке. Запах антоновсих яблок заставляет героя очень живо представить то, что присходило с ним когда-то. Б говорит о даре чел. чувственно воспринимать мир, но боле того, о даре памяти. Память позв.человеку заново пережить и ощутить то, что он когда-то переживал. В ант.яб. параллельно рассказу о временах года идет рассказ об увядании дворянских гнезд.

Стихотворение «Глаза» Цветаевой было написано в 1918 году, когда первое потрясение Октябрьской революции ушло, люди убедились, что новый строй - надолго, и в общем-то не очень понимали, как в этой новой стране жить.

Это непонимание и растерянность не могли не задеть семью Цветаевых. Поэтесса жила в Москве, голодной и неуютной, её супруг воевал в рядах Белой армии, выживать с дочерью пришлось своими силами. Поэтому фантазийный мир ранних стихотворений Марины Цветаевой был вытеснен миром реальным, с его горечью и откровениями.

Тема произведения - крестьянские глаза и неизбывная печаль в них. Нет ни одного слова, прямо указывающего на тоску и горечь. Однако повторение «привычные к слезам» и не совсем подходящее к описанию глаз прилагательное «солёные» не оставляют сомнений: эти глаза видели больше горя, чем радости.

В первой и второй строфе Цветаева указывает на цвет - зелёные. Именно такие глаза были у самой Марины Ивановны, поэтому стихотворение отражает в немалой степени чувства автора. Нельзя сказать, что это - попытка примерить на себя простонародный образ (что было весьма популярно у творческой интеллигенции тех лет), скорее, читателю предлагается исследование натуры поэтессы.

«Была бы бабою простой» , - дважды повторяет героиня, пытаясь понять, какой тогда стала бы её жизнь. И удальство, бесшабашность, свойственные самоощущению Цветаевой, прорываются и здесь: «всегда платили б за постой всё эти же глаза» . И далее следует нарочитая скромность: «молчала бы, потупивши глаза» , «спят под монашеским платком» ... Этот переход от веселья к тишине и смирению отражает и неспокойное настроение лирической героини, и такое же настроение среди тех самых крестьян, выражение чьих глаз она подсмотрела.

Само слово «глаза» повторяется в произведении девять раз на пять строф, всегда - в сильной позиции. Ударение в этом слове подчёркивает последний слог, окончание строки и каждой строфы. И после прочтения остаётся впечатление, что описываемые глаза принадлежат не только лирической героине, а целой нации, женщинам, крестьянкам.«Что видели - не выдадут крестьянские глаза!» - это утверждение заставляет задуматься о том, что же они видели. Страшное, горькое, мёртвое... В строках стихотворения - самоощущение целого народа, выраженное через одну его единицу.

Стихотворный размер в произведении не очень чёткий, плавающий. При разном интонировании может получиться четырёхстопный ямб или двустопный пеон, но если принимать во внимание обилие двухсложный слов, правильнее будет назвать ямб. Сокращённая последняя строка каждой строфы словно отчёркивает сказанное, придавая стиху энергичности. Этой же цели служат и многочисленные, столь любимые Цветаевой тире в середине предложений.

Художественно-выразительных средств в стихотворении немного, голос лирической героини звучит с нарочитой простотой. Это впечатление усиливается простонародными словами: «баба» , «постой» , «потупивши» , «застилась» . Вкрапления выглядят очень естественными, как будто автор на самом деле смогла найти внутри себя ту «народную жилку» , которая есть в каждом русском человеке. И которая отзывается, стоит к ней лишь прикоснуться.

Билет № 7.

Проблема национального хар-ра в «деревенских» рассказах Бунина 1910-х годов . 2 период – 10-е годы, проза становится более аналитична и эпична. Он не просто созерцает, а пытается трезво разобраться в том, что происходит в России. Создает цикл «деревенских произведений»: две повести: «Деревня» и «Суходол» - название поместья и несколько десятков рассказов. Бунин не противопоставляет дворян и крестьян. Это одинаковые русские люди, душа одна. Деревня - единый социум. Бунин показывает, как велика роль инстинктов, подсознания в поведении человека. Герои деревенских рассказов немного странные люди, не от мира сего. Заметнее их относительная самостоятельность от среды, это врожденное. Странные герои острее на все реагируют, острее все замечают. Бунин далек от предвзятости, не рисует только одной черной краской своих героев. В рассказах есть герои добрые, кроткие – светлые образы. В рассказе «Веселый двор» показан образ деревенской женщины Анисьи с очень тяжелой судьбой. Ее муж печник пил, веселым в деревне двор был прозван в насмешку: когда муж ее напивался, начинал ее бить, гонять, двор говорил: У Минаевых опять веселье идет. После смерти мужа Анисья перенесла любовь на сына Егора, который о ней не заботится. Не смотря на тяжелую судьбу, она не озлобилась, открыта миру, не отказывает в помощи, замечает красоту мира. В рассказе три главы - сегментная композиция. Первая глава – рассказ об Анисье, 2 – о Егоре, они автономны, а 3 – смерть и похороны Анисьи, смерть Егора, фактически также делится на 2 части. Смысл этой формы? Разрыв связи между матерью и сыном. Распадение близкородственных связей. Это проявление глобальной национальной катастрофы. Егор живет сам по себе, умирает также. Егор устроился караульщиком в лес, не думает, что мать умирает с голоду, Анисья перед смертью хочет увидеть сына, идет по дороге, у нее предобморочное состояние, предсмертное, но замечает красоту летнего дня, устала, присела на межу, набрала букет полевых цветов. Ей кажется, что две горлинки перед ней садятся на дорогу, они перелетают дальше, слышит хоровое пение. Замечает красоту мира. Не видит Егора. Техника потока сознания – элитарная техника (М.Пруст), Бунина упрекали в элитарности, но Бунин эту технику применил к образу простой крестьянки, это поток ощущения, сознания, не мыслей. В рассказе, кроме Анисьи, дан образ ее сына Егора – странного, загадочного, внутренне противоречивого. Говорил в начале о том, как быстро удавится, жажда самоуничтожения. Печкник, искусство, но не может жить на одном месте, ему хочется куда-то. Увязался с купцами, чуть не замерз в степи. Потом потратил последние деньги. Испытывает постоянную тоску, жажда смерти, не думает о матери. Сначала кажется, что смерть матери ничего не изменила в его жизни. Он безобразно вел себя на похоронах, чувствовал себя в центре внимания, юродство, лицедейство, желание играть роль. Но после ухода матери оборвалась его последняя связь с миром, он постарел, ему стало не за чем жить, бросается под поезд. Здесь не только социальные причины, но и врожденная дефектность психики. Другой пример светлого характера – главный герой в рассказе «Захар Воробьев», богатырь, обладатель нерастраченных возможностей, его дело – доброе, хочет совершить подвиг. Осознает, что из рода богатырей. Но этот герой также гибнет, гибнет нелепо. В летнюю жару на спор выпивает четверть ведра водки – 2,5 ведра, выигрывает спор. Выходит и падает на дорогу, умирает. Но в этих людях – светлое начало. В других героях преобладают разрушительные страсти, слепые инстинкты. «Ночной разговор» Рассказ, полемически направленных с рассказом Тургенева «Бежен Луг». Герой интеллигент оказывается ночью (с мальчиками), здесь -молодой студент со взрослыми мужиками. Но результат встречи с народом противоположный. Тургенев показывает лучшие качества русского народа – отвага Павлуши. У Бунина иначе: студент, каникулы, народнические иллюзии, целые дни работает в поле с мужиками. Отправляется с мужиками, они рассказывают истории – кому как доводилось убивать – от козы до человека, рассказывается без содрогания, без сожаления и раскаяния. Студент возвращается утром домой потрясенный, он не полагал в них такого психологического подполья.

Стих Брюсова «Первый снег». Изображая природу, русские поэты описывают родные края, среднеевропейские пейзажи, явления природы: весенний дождь, зимнюю стужу, раннюю оттепель, летний зной.

В стихотворении «Первый снег» В. Я. Брюсов описывает начало зимы и появление первого снега, когда весь мир преображается, а человек ощущает себя участником белой сказки.

По-разному изображали писатели и поэты первый снег: либо натуралистически конкретно, либо с необычными поэтическими ассоциациями.

Для лирического героя В. Брюсова первый снег связан с волшебной сказкой, со сном, где есть призраки и грезы, раскрывается:

Этот мир очарований,

Этот мир из серебра!

Поэт играет художественными средствами, создавая причудливые эпитеты и метафоры. Например, цветовому эпитету белый противопоставлен антоним черно-голые. Так поэт описывает березки до появления первого снега. Лирический герой очарован открывающейся перед ним картиной, поэтому в тексте стихотворения много восклицательных предложений:

Серебро, огни и блестки –

Целый мир из серебра!..

Это – область чьей-то грезы,

Это – призраки и сны!

Запечатленная художественная картина является для лирического героя воплощением мечты, божественным провидением. Из-за первого снега преображается не только жизнь природы, но и людей, которые начинают по-новому чувствовать:

Экипажи, пешеходы,

На лазури белый дым,

Жизнь людей и жизнь природы

Полны новым и святым.

Это стихотворение написано четырехстопным хореем, благодаря которому передано воодушевление лирического героя от встречи с первым снегом.

Итак, «Первый снег» В.Я. Брюсова описывает одно из природных явлений и выражает чувства лирического героя, его очарованность первым снегом.

Билет № 8.

Осмысление судьбы России в повести Бунина «Деревня». Жанрово-стилевое своеобразие повести. В 1910 году выходит в свет повесть Бунина «Деревня». Важное место в творчестве Бунина занимали его размышления о загадочной русской душе, которые наиболее полно воплотились в этой повести, вызвавшей сенсацию своей беспощадностью, смелостью и вызовом общепринятому мнению, эта повесть принесла ему подлинную известность. Бунин включился в дискуссию о национальном характере, о судьбе России и русского народа. Современников поразило в бунинском изображении деревни не правдивое описание её материальной нищеты – это было уже привычным в литературе, а указание на «запустение» душевное. Бунин уверен, что проблемы России коренятся именно в духовной, а не в материальной сфере. Современность, война с Японией, революция отражены в повести только косвенно, главный её материал - быт, повседневность, в которых, по замыслу автора, проглядывает образ всей России. Деревня называется «Дурновка». Бунин видит Россию именно как страну деревень. Идея автора – изо рус народ без идеализации. Резкость в изо деревни поэтому намеренная и необычная: это «первобытно – тяжкая «работа, дикий «пещерный» быт, лютые нравы, замордованная красота, общий безобразный, «серый» тон повествования, проникающий даже в пейзаж. Серым зовётся даже человек (один из героев). В людях автор подчеркивает темные инстинкты, жестокие нравы, разрушительность страсти. Большинство героев совершают алогичные поступки. Вспоминают русские песни, поговорки, былины. Морали христианской нет. Выходцам из Дурновки, братьям Красовым - Тихону и Кузьме, отдано главное место в повествовании, и эти фигуры, их угол зрения определяют его тон. Это личности, только что отделившиеся от общей крестьянской массы и в каком – то отношении противопоставившие себя ей: разбогатевший Тихон Ильич – как новый хозяин, мужик - «барин», а Кузьма – как созерцатель, поэт, наблюдающий и обдумывающий окружающую жизнь. Их точки зрения полярные. В этих столкновениях, колебаниях, вырисовывается и точка зрения автора, его предпочтение видения Кузьмы. На вопрос, что же является определяющим началом – история или характер, душа народа, от которой зависит ход истории, - Бунин не даёт однозначного ответа. Два главных персонажа «Деревни», братья Тихон и Кузьма, несут в себе сходное противоречие. Тихон из тех мужиков – кулаков, умных, оборотистых, сильных, что вырываются в эту пору в «господа». Он становится владельцем барского имения «князем во князьях». Для него самое главное на свете – «дело», оно важнее всяких «казней», о которых читает в газетах его брат, оно, «дело», съедает жизнь его самого и окружающих. Участь Тихона - ненавидеть мужиков и быть ненавидимым ими. Кузьма же не мужик, не барин, самоучка – стихотворец, «анархист», человек без дома, без семьи, без цели. Этот «странный русский тип» встречается у Бунина часто. В «Деревне», кроме Кузьмы, мы узнаём его в другой индивидуальности – в образе крестьянина Серого, шатающегося «от двора к двору». Одна из самых удивительных черт рус хар-ра - это абсолютная неспособность к нормальной жизни и отвращение к будням. Повседневная работа при таком ощущении жизни – одно из самых тяжких наказаний. Однако апатия в обыденной жизни сменяется неожиданной энергией в чрезвычайных обстоятельствах. Так один из персонажей «Деревни» - Серый ленится заделать дыры в крыше, но первым является на пожар. Описывая грубость, зависть, враждебность, жестокость крестьян, Бунин никогда не позволяет себе обличительный тон, он предельно правдив и объективен. Однако это не холодная констатация дейст-ти, а жалость и сострадание к «мечущимся и несчастным». Горький писал Бунину, что «так глубоко, так исторически, деревню никто не брал». Для прозы Бунина характерны главные свойства стихотворной речи: эмоциональная напряженность и ритмический строй. В ней (прозе) захватывает богатство наблюдений и красок, сила и красота языка, гармоничность стиля, искренность тона и правдивость. Повесть показывает материальное и духовное вырождение деревни. Бунин намечает многие загадки русской души, которые говорят о дефектности национальной психики: русская тоска – неспособность к нормальной жизни. Отвращение к будням. Потребность «праздника», в условиях деревни это выливается либо в пьянство, либо в бунтарство. Не ценится собственная жизнь, жизнь другого человека. Много нелепых смертей. Разлад между словом и делом. Парадокс в том, что по материалу повесть эпична, по способу организации материала – лирична, т.к в эпосе – причины порождают следствие, здесь сюжет – не цепочка саморазвивающихся событий, сюжет развивается ассоциативно, раскрывает повседневное сознание человека, который не может постигнуть абсурдность бытия. Картина дейст-ти хаотична, лишена цели. В повести нет поляризации добра и зла, лжи и истины. Кончается повесть эпизодом свадьбы Молодой и Дениски. Священник читает слова Библии, которых никто не понимает, когда возвращаются в деревню, начинается метель – символ рока. Следовательно, пафос повести – отсутствие надежды на будущее, безысходность – мотив вьюги.

Сологуб «НЕ трогай в темноте». Это стихотворение одно из наиболее мистических произведений Фёдора Сологуба. Каждая его строчка пронизана страхом и ужасом перед чем-то неведомым, враждебным человеку. Этот страх перед жизнью, вернее, перед её непредсказуемостью, невозможностью найти точку опоры и постоянным погружением в какую-то трясину, в которой задыхаешься, но и вырваться из неё невозможно, прошёл через всю поэзию Ф.Сологуба. И чувства загнанного в угол человека, оказавшегося лицом к лицу с бесплотными обитателями этого мира, удалось поэту с невероятной достоверностью передать в стихотворении «Не трогай в темноте...». Он действительно следовал своему принципу “рассказывать то, что внутри вас”, потому, без всякого сомнения, хочется верить его словам, пусть пугающим, но не лишённым какой-то удивительной искренности.

“Не трогай в темноте” - это призыв, обращение к читателю с просьбой: “не трогай в темноте того, что незнакомо”. Удивительно, но то, что пугает героя, не названо на протяжении всего стихотворения ни разу. Читателю только по намёкам, столь характерным для символистов, остаётся догадываться, что же это за существа. Каждый раз они называются в третьем лице: “те, кому привольно дома”; “кто с ними был хоть раз”; “он”; “она”. Единственная конкретная характеристика этих существ - нежить. Но что это за нежить? Как она выглядит? Откуда взялась? Скорее здесь те духи, которые не имеют собственного обличья, принимают чьи-то личины. И действительно, в последних стихах второй строфы и первом стихе третьей Ф.Сологубу удаётся передать неуловимый, будто бы ускользающий облик этих существ:

Сверкнет зеленый глаз,
Царапнет быстрый ноготь,-

Прикинется котом

Мы буквально видим в темноте мгновенно вспыхивающий и тут же гаснущий блеск зелёных глаз, слышим этот звук царапающего когтя по полу. Эпитет “быстрый” точно отражает невозможность чётко разглядеть, зафиксировать своё внимание на существе, способном оказаться в одно и то же время в разных углах комнаты, а вместе с тем здесь чувствуется и страх перед когтями нежити, от которых не успеешь спрятаться. Но всю нашу уверенность в том, что мы хоть чуть-чуть сумели увидеть нежить, Ф.Сологуб разрушает единственной строчкой: “прикинется котом”. Это не её настоящий облик, а лишь личина, маска, под которую человеку не суждено заглянуть.

Это неведомое существо само решает, что ему делать с человеком, который полностью оказывается в его власти. Может, оно пришло поиграть с ним, довести до смертного ужаса, а может, и соблазнить, что встречалось уже в лирике Ф.Сологуба.

Четвёртая строфа передаёт безысходность положения человека, невозможность вырваться из этой паутины, которая тебя оплетает и душит: “куда ты ни пойдёшь, возникнут пусторосли...” Слово “пусторосли” не изобретение Ф.Сологуба, оно встречалось в говоре тверских крестьян и до этого, но он придал ему особый, свой, смысл, что нередко делали многие другие символисты. “Пусторосли” - символ чего-то пустого, ненужного, а вместе с тем вредного и губительного.

В пятой строфе стихотворения вновь появляется загадочный, мистический образ “сожителя”. И снова Ф.Сологуб даёт нам только намёк на то, кто же он (“прозрачною щекой”). Это уже не нежить в образе кошки, а бестелесное существо, не менее, а может, и более страшное, пугающее.

И, наконец, последняя строфа отражает чувство, к которому постепенно нас вёл Ф.Сологуб на протяжении всего стихотворения, - “жуткий страх”. Поэт, чья лирика была весьма скупа на эпитеты, всё же не удержался, чтобы не дать своему излюбленному слову “страх” определение “жуткий”, не отличающееся какой-то особой вычурностью, но очень ёмкое.

Возможна неоднозначная трактовка и образа темноты, появляющейся в начальной строфе стихотворения. Что это за темнота? Здесь имеется в виду не просто отсутствие дня, света, но, может быть, темнота символизирует неизвестность, жизнь человека. Лирический герой просит “не трогать в темноте того, что незнакомо”.

Поэту всё же удаётся убедить нас в искренности этого предупреждения посредством “магии слов”, с помощью звука своего голоса. Аллитерация звуков “т”, “ш”, “п”, то есть глухих согласных, придаёт большинству строф какое-то шепчущее звучание, как будто тебя предупреждают о чём-то грозном, страшном на ухо, тихо, чтобы не разбудить нежить, стерегущую в темноте любого человека, что ещё более нагнетает атмосферу страха.

Билет № 9.

Социальное и философское в рассказах Бунина «Господин из Сан-Франциско», «Братья», «Сны Чанга». 3 период творчества, 2 половина 10. 1913-1917 годов, социальное и философское в рассказах. Окончательно формируется его мироощущение, расширяется философский масштаб его творчества, размышляет о судьбе человека вообще, а не только русского. Интерес к Востоку. В этот период зло социальное трактуется Буниным как частный случай зла онтологического, вселенского. Все герои Бунина – люди с повышенным чувством жизни. «Братья». Состоит из 2 параллельных блоков. Но рассказ назван «братья» без иронии. Истории контрастны, но роднит героев общая неизбежность страдания и смерти. Сюжет: юноша молодой, быстроногий, сильный, возит европейцев, живет наркотическое растение, копит деньги, чтобы жениться. Девочку продает его отец в публичный дом для европейцев, ригше покупает змейку, с помощью нее кончает с собой. Ригше страдает от жгучей неудовлетворенности желания, от которой его избавит только смерть, а англичанин тяготится пресыщенностью, полным отсутствия желания, от бессмысленности жизни. Оба обречены. В рассказах появляется нехарактерная для него поэтика: символика, аллегории, притчи. Рассказ «Братья» кончается притчей. Англичанин проклинает Цейлон. У него мечта – вернуться в старый свет, в Европу. Договаривается с капитаном русского корабля, англичанин рассказывает легенду о слоне: «слон, томимый желанием, сорвался со скалы…, ворон жадно клевал ее…». Чем больше человек стремится получить наслаждение, тем ближе он к смерти. «Господин из Сан-Франциско » В начале – идея социального зла, с иронией показан господин, не случайно безымянный. Город промышленно развитый. Показан корабль Атлантида, дан будто в вертикальном разрезе: наверху богатая публика, в трюме кочегары. Подчеркивается фальшивость красоты, цивилизации. Также пара, изображающая влюбленных. В Италии вместо развлечений находит смерть, но рассказ не только о гибели капиталистической, машинной цивилизации. О гибели мира вообще. Бунин предрекает гибель всему современному человечеству, разъедаемому пороками. Приемы, расширяющие хронотоп, философский смысл: название корабля «Атлантида», первоначально был эпиграф – горе тебе Вавилон, город древний. В конце – еще раз изображение корабля, а со стороны, извне, с космической точки зрения. Поводом для написания рассказа послужила гибель Титаника. Титаник – новейшее достижение. Корабль в истории культуры – устойчивый символ цивилизации. У Робинзона Крузо все, что принесено – с корабля. В конце показано, что людям на корабле кажется, что устроились прочно, надежно, комфортно. Есть капитан, радист. Бунин показывает, что корабль – суденышко, затерянное между 2 бездн: шторм и километровая бездна океана, жизнь любого человека всегда висит на волоске. Идея непрочности жизни, люди только обольщаются, чувствуют себя хозяевами жизни. Тема исторического тупика, в который зашла Америка, Европа. * меняется отношение автора к господину – сарказм в начале, при смерти исчезает - мертвый старик. Получается, что умерев, герой приобщается к жизни, к героям. Но погружается не в гармонию, а в хаос, в дисгармонию. Этот символ океанской бури – устойчивый символ рока (метел в «деревне»). «Сны Чанга». Феномен жизни вообще, рассказ на аналогии между хозяином и собакой. «внимание заслуживает каждый, кто живет, кто жил на земле». История капитана – вечная история человеческой жизни, приметы – Одесса. Счастливая жизнь рушится под ударами судьбы. Капитану изменяет жена, уходит с маленькой дочкой, капитан начинает пить, посадил корабль на мель, был списан на берег. Доживает свои дни одиноким, полунищим, просыпается поздно, проводит время в трактирах, пивных с собакой. В размышления героя включены мысли о Тао и Будде (Тао -непреложный путь), основной композиционный прием – чередование планов настоящего и прошлого, сна и яви. С трудом просыпается хозяин, старый Чанг, кое-как доходят до ресторанчика, наливает водку Чангу (моментально становится алкоголиком, Чанг засыпает, видит себя щенком, видит хозяина молодого, счастливого, палуба блестит, бирюзовый океан, радость жизни). Капитан зовет Чанга, Чанг видит пьяные выкрики, промозглую улицу. В следующем трактире - снова также. Сон и явь меняются. Семантика – мир постоянно возвращается вспять. Постоянно сменяют друг друга 2 правды: 1.жизнь несказанно прекрасна 2.жизнь так ужасна, что мыслима только для сумасшедшего. Трагический мажор, оксюмороны: «жутко жить на свете, очень хорошо и жутко» - Капитан. Светлое и темно, добро и зло – неизменные сущности мира. Человек не может разрешить их противоречие. Все обречены на одинаковую учесть. Трагическое мироощущение усиливается, сгущается. Но в этот период еще есть некоторые моменты, которые перевешивают чашу доброго и светлого на весах судьбы. Моменты: -не трагична смерть человека, абсолютно слитого с природой. Не утверждающего эгоистично свое «я». «Сны Чанга», в финале – 3 правда. Память и любовь - те силы, которые противостоят времени и смерти. Капитан умирает, Чанг остается один, но появляется художник, друг капитана, забирает его себе: «покуда Чанг жит, помнит капитана, капитан не исчез бесследно».

_ЭДГАР ПО И ЕГО ПОЭЗИЯ_

    Эдгар Аллан По (1809 - J849) принадлежал к тем, кому довелось опередить свое время. Судьбы таких людей почти всегда складываются нелегко, иногда - трагически. Так было и с ним. Первый великий поэт Соединенных Штатов Америки прожил недолгую жизнь, исполненную невзгод и лишений. Трагическое звучание его лучших стихов и новелл было в избыточной мере обеспечено «золотым запасом» страданий, выпавших ему на долю.

    Первым из несчастий, обрушившихся на Эдгара По, было сиротство. Сын странствующих актеров, он в трехлетнем возрасте лишился родителей и попал на воспитание в чужую семью, глава которой, сравнительно преуспевающий коммерсант, относился к приемному сыну все недоверчивей и враждебней. Артистические - в самом широком смысле - устремления юноши не находили иного ответа в мещанском окружении, кроме постоянно нарастаю¬щей злобы. Не мудрено, что поэт спешил вырваться из не столько провинциального, сколько духовного захолустья.
    Но учеба в Виргинском университете оказалась недолгой. Юноша наделал долгов, а отчим отказался покрыть их. Пришлось идти в армию, а затем продолжать образование в Вест-Пойнте, американской военной академии. Однако учеба там обернулась - и закончилась - очередным скандалом: поэта изгнали из академии за нарушение дисциплины.

    Вдохновленный примером великого Байрона, боровшегося за свободу Греции, Эдгар По решил примкнуть к участникам польского восстания. Но и это сорвалось; соответствующее прошение не возымело у американских властей успеха.
    Литература сперва не снискала славы, а затем, когда слава пришла, не смогла обеспечить мало-мальски сносного существования.

    Драмы в личной жизни подстерегали несколько ветреного, но способного на великую страсть поэта одна за другой - и самой страшной из них была смерть его юной жены Виргинии, значившей для него, по его собственному признанию («Жизнь дорога - Виргиния дороже»), бесконечно много. Смерть - при загадочных и до сих пор не выясненных обстоятельствах -- не столько положила конец, сколько дала новый толчок сплетням и пересудам о поэте, граничившим порою с прямой клеветой, а то и переходившим в нее. Особенностью посмертной травли Эдгара По было то обстоятельство, что тон в ней задавали те, кого он при жизни числил в своих друзьях.

    Запоздалые завистники и хулители отнюдь не стремились умалить и принизить сделанное поэтом, недаром же именно они выступали издателями его сочинений. Их замысел был иезуитски тонок; не развеять славу По, а превратить ее в скандальную славу. И следует признать, что в достижении этой цели они добились немалого.

    Творчество Эдгара По открыли миру французские символисты, и прежде всего Шарль Бодлер. «Проклятые поэты», по самоопределению, они увидели в таинственном американце старшего собрата по духу. Причуды и экстравагантные выходки поэта, вызывавшие злобную насмешку у него на родине, оказались не в меньшей степени близки им, чем его причудливые и экстравагантные стихи и новеллы, отпугивавшие благонамеренных и трезво мыслящих американцев своей непривычностью. Символисты (сперва французские, а затем и русские) признали Эдгара По «своим», пожалуй, в большей степени, чем он таковым являлся. Ведь в жизни и творчестве позднего романтика По со всей очевидностью проявилось и европейским символистам не свойственное стремление «поверить алгеброй гармонию».

    Наряду с «готическими» рассказами о призраках и колдунах, он писая и детективные (Эдгар По слывет основоположником жанра детектива), в которых сыщик Дюпен блистал интеллектом и пользовался, не называя его так, методом дедукции задолго до Шерлока Холмса. По писал и психологические новеллы (такие, например, как «Бочонок амонтильядо»), в которых каждое душевное движение героев, каждая реплика, каждый жест были выверены поистине с математической точностью. И даже стихи свои, пленяющие и современников, и потомков неповторимой магией слова и чувства, объявлял сконструированными, а не написанными по наитию.

    Правда, многие - и не без оснований - полагают, что известный трактат «Философия творчества», в котором шаг за шагом прослеживается процесс работы над знаменитым стихотворением «Ворон» и его генезис объясняется чисто логическими причинами, представляет собой в известной мере мистификацию и что роль вдохновения умалена поэтом сознательно и из эпатажных целей. Пожалуй, в стихотворении «Эльдорадо» Эдгар По создал наиболее убедительный лирический автопортрет и со всей остротой вскрыл трагическое противоречие между высокими стремлениями и земными заботами, обуревавшее его на протяжении всей недолгой жизни.

    Новеллистика По читаема и любима в нашей стране. С его лирикой дело обстоит несколько сложнее, и, прежде всего из-за проблем перевода. Если есть на свете непереводимые поэты (а есть они или нет, мы не устаем спорить), то Эдгар По в их числе. Во всяком случае, в своих вершинных произведениях.

    Поэтическое наследие По весьма невелико по объему: три юношеские поэмы и около сорока стихотворений. Бессмертную славу снискали поэту поздние шедевры «Улялюм», «Эльдорадо», «Колокола» (Положенные в русском переводе К. Бальмонта на музыку С. Рахманиновым) и, конечно же, «Ворон».
    Две темы - романтическое устремление к Красоте и плач по ее неизбежному - в мире смертных - исчезновению - определяют содержание лирики По. Постоянные переклички между стихотворениями и автоповторы поэта лишь подчеркивают это обстоятельство. Новаторство По проявилось главным образом в поразительной и непревзойдённой инструментовке стихов, в их уникальной ритмике, в широте и дерзости словоупотребления, в парадоксальном сближении и сопряжении на первый взгляд несочетаемого.

    Эдгар По - не поэт чистой формы, но новаторство его особенно ярко проявилось именно в формальном отношении. Это крайне легко доказать: достаточно сравнить стиля Эдгара По с творениями его прямых предшественников, поэтов английского романтизма, прежде всего Байрона и Шелли.
    Но и углубленный психологизм лирики Эдгара По нашел широкий отклик и в поэзии символистов, и в творчестве многих поэтов XX века. В русской поэзии музыка стихотворений великого американца отозвалась в проникновенных произведениях И. Анненского, К. Бальмонта, А. Блока. Последний много размышлял об Эдгаре По и писал о нем с истинным пониманием личности, судьбы и творчества автора «Ворона», хотя, пожалуй, несколько преувеличивал роль «дендизма» в образе поэта.

    Символисты же первыми начали перелагать стихи Эдгара По на русский язык.
    Задача эта, как уже отмечалось, крайне нелегкая. Эдгар По был одним из первых поэтов, решившихся на дерзкий языковой эксперимент. То, что сказано в его стихах, неотделимо и непредставимо в отрыве от того, как это сказано.

    Разберем пример с «Вороном»: лирический герой стихотворения проводит ночь в одиноких ученых занятиях, пытаясь за ними забыть негаснущую тоску по умершей возлюбленной. В комнату влетает птица. Она неожиданно оказывается вещей, хотя умеет произносить всего одно слово: «Никогда». Ее появление сперва забавляет героя стихотворения, и он обращается к ворону со всякого рода вопросами. Но во всех его вопросах, то скрыто, то явственно, сквозит владеющая им печаль. И многократно повторенное слово «Никогда» становится все более и более зловещим ответом и повергает наконец вопрошающего в безраздельное и беспросветное отчаяние, от которого он надеялся ускользнуть. Вот что написано в стихотворении «Ворон». Но как это написано? Причудливый, завораживающий размер, строфы, насыщенные внутренними рифмами и звукоповторами другого рода, рифмующиеся между собой насквозь и рифмующиеся не случайно, а осмысленно, на ключевых словах - «Линор» (это условное имя возлюбленной), «насин мор» (ничего) и «невер мор» (никогда). «Насин мор» - звучит в первых строфах, один раз, будучи пе¬ребито словом «евер мор» (навсегда), а затем грядет зловещее прорицание ворона «невер мор» - и все три слова связаны между собой и как бы вырастают из имени Линор, из мыслей о ней и тоски по ней.
    Настрадались с этим «не вер мор» русские переводчики! Одни оставляли это слово без перевода - и вещий Ворон почему-то каркал в русском стихотворении на английском языке (да еще с американским акцентом). Другие, ориентируясь не на звук, а на смысл, заставляли ворона произносить слово «никогда», в котором трудно расслышать карканье, - и оно тянуло за собой целую цепочку слов, оканчивающихся на «...да», превращая музыку осенней ночи, звучащую в стихотворении, в стук товарного поезда. Третьи - как Андрей Вознесенский - ограничивались лукавой пародией на знаменитое стихотворение.

    Трудности аналогичного рода подстерегают и переводчиков сти¬хотворения «Эльдорадо». Здесь рифмуются «Эльдорадо» (название легендарной страны, которую ищет герой стихотворения) и «ша-доу» (тень). Тень ползет за искателем приключений из строфы в строфу и меняется в той же мере, как и он сам. В первой строфе рыцарь молод и удал, а тень - простое физическое яв¬ление («в солнечном свете и в тени»), во второй - рыцарь устал, и «тень упала ему на сердце», в третьей - силы окончательно оставили его, и перед ним восстала некая Странствующая Тень, в четвертой, заключительной, речь идет о смерти и о Долине Теней. Как все это перевести? Не случайно все опубликованные переводы этого стихотворения, в том числе и принадлежащий автору этих строк чрезвычайно спорны.
    И все же попытки перевода лирики Эдгара По не прекращаются и едва ли когда-нибудь прекратятся. Поэзия По, как всякая истинная поэзия, требует углубленного и многократного прочтения. Уже сегодня образ поэта По создан коллективными усилиями нескольких поколений переводчиков и существует в читательском сознании. Надо только не забывать, что этот образ вынужденно и неизбежно условен.

ТАМЕРЛАН

Отец! Дай встретить час мой судный
Без утешений, без помех!
Я не считаю безрассудно,
Что власть земная спишет грех
Гордыни той, что слаще всех;
Нет времени на детский смех;
А ты зовешь надеждой пламя!
Ты прав, но боль желаний - с нами;
Надеяться - О Боже - в том
Пророческий источник ярок! -
Я не сочту тебя шутом,
Но этот дар - не твой подарок.

Ты постигаешь тайну духа
И от гордыни путь к стыду.
Тоскующее сердце глухо
К наследству славы и суду.
Триумф в отрепьях ореола
Над бриллиантами престола,
Награда ада! Боль и прах…
Не ад в меня вселяет страх.
Боль в сердце из-за первоцвета
И солнечных мгновений лета.
Минут минувших вечный глас,
Как вечный колокол, сейчас
Звучит заклятьем похорон,
Отходную пророчит звон.

Когда-то я не ведал трона,
И раскаленная корона
В крови ковалась и мученьях.
Но разве Цезарю не Рим
Дал то, что вырвал я в сраженьях?
И разум царственный, и годы,
И гордый дух - и мы царим
Над кроткостью людского рода.
Я рос в краю суровых гор:
Таглей, росой туманы сея,
Кропил мне голову. Взрослея,
Я понял, что крылатый спор
И буйство бури - не смирились,
А в волосах моих укрылись.

Росы полночный водопад
(Так в полусне мне мнилось это)
Как будто осязал я ад,
Тогда казался вспышкой света,
Небесным полымем знамен,
Пока глаза туманил сон
Прекрасным призраком державы,
И трубный голос величаво
Долбил мне темя, воспевал
Людские битвы, где мой крик,
Мой глупый детский крик - звучал
(О, как мой дух парил, велик,
Бил изнутри меня, как бич),
В том крике был победный клич!

Дождь голову мою студил,
А ветер не щадил лица,
Он превращал меня в слепца.
Но, знаю, человек сулил
Мне лавры; и в броске воды
Поток холодный, призрак битвы
Нашептывал мне час беды
И час пленения молитвы,
И шло притворство на поклон,
И лесть поддерживала трон.

С того мгновенья стали страсти
Жестокими, но судит всяк
С тех пор, как я добился власти,
Что это суть моя, пусть так;
Но до того, как этот мрак,
Но до того, как этот пламень,
С тех пор не гаснущий никак,
Меня не обратили в камень,
Жила в железном сердце страсть
И слабость женщины - не власть.

Увы, нет слов, чтобы возник
В словах любви моей родник!
Я не желаю суеты
При описанье красоты.
Нет, не черты лица - лишь тень,
Тень ветра в незабвенный день:
Так прежде, помнится, без сна,
Страницы я листал святые,
Но расплывались письмена, -
Мелела писем глубина,
На дне - фантазии пустые.

Она любви достойна всей!
Любовь, как детство, - над гордыней.
Завидовали боги ей,
Она была моей святыней,
Моя надежда, разум мой,
Божественное озаренье,
По-детски чистый и прямой,
Как юность, щедрый - дар прозренья;
Так почему я призван тьмой -
Обратной стороной горенья.

Любили вместе и росли мы,
Бродили вместе по лесам;
И вместе мы встречали зимы;
И солнце улыбалось нам.
Мне открывали небеса
Ее бездонные глаза.

Сердца - любви ученики;
Ведь средь улыбок тех,
Когда все трудности легки
И безмятежен смех,
Прильну я к трепетной груди
И душу обнажу.
И страхи будут позади,
И все без слов скажу…
Она не спросит ни о чем,
Лишь взором тронет, как лучом.

Любви достоин дух, он в бой
Упрямо шел с самим собой,
Когда на круче, горд и мал,
Тщету тщеславия познал,
Была моею жизнью ты;
Весь мир - моря и небеса,
Его пустыни и цветы,
Его улыбка и слеза,
Его восторг, его недуг,
И снов бесцветных немота,
И жизни немота вокруг.
(И свет и тьма - одна тщета!)
Туман разняв на два крыла -
На имя и на облик твой,
Я знал, что ты была, была
Вдали и все-таки со мной.

Я был честолюбив. Укор
Услышу ль от тебя, отец?
Свою державу я простер
На полземли, но до сих пор
Мне тесен был судьбы венец.
Но, как в любой другой мечте,
Роса засохла от тепла.
В своей текучей красоте
Моя любимая ушла.
Минута, час иль день - вдвойне
Испепеляли разум мне.

Мы вместе шли - в руке рука,
Гора взирала свысока
Из башен вековых вокруг,
Но башни эти обветшали!
Шум обезличенных лачуг
Ручьи стогласо заглушали.

Я говорил о власти ей,
Но так, что власть казалась вздором
Во всей ничтожности своей
В сравненье с нашим разговором
И я читал в ее глазах,
Возможно, чуточку небрежно -
Свои мечты, а на щеках
Ее румянец, вспыхнув нежно,
Мне пурпур царственный в веках
Сулил светло и неизбежно.

И я пригрезил облаченье,
Легко вообразил корону;
Не удивляясь волшебству
Той мантии, я наяву
Увидел раболепство черни,
Когда коленопреклоненно
Льва держат в страхе на цепи;
Не так в безлюдии, в степи,
Где заговор существованья
Огонь рождает от дыханья.

Вот Самарканд. Он, как светило,
Среди созвездья городов.
Она в душе моей царила,
Он - царь земли, царь судеб, снов.
И славы, возвещенной миру.
Так царствен он и одинок.
Подножье трона, дань кумиру,
Твердыня истины - у ног.
Единственного Тамерлана,
Властителя людских сердец,
Поправшего чужие страны…
Я - в царственном венце - беглец.

Любовь! Ты нам дана, земная,
Как посвященье в тайны рая.
Ты в душу падаешь, жалея,
Как ливень после суховея,
Или, слабея каждый час,
В пустыне оставляешь нас.
Мысль! Жизни ты скрепляешь узы
С обычаями чуждой музы
И красотой безумных сил.
Прощай! Я землю победил.

Когда Надежда, как орлица,
Вверху не разглядела скал,
Когда поникли крылья птицы,
А взор смягченный дом искал, -
То был закат; с предсмертной думой
И солнце шлет нам свет угрюмый.
Все те, кто знал, каким сияньем
Лучится летний исполин,
Поймут, как ненавистна мгла,
Хоть все оттенки собрала,
И темноты не примут (знаньем
Богаты души), как один,
Они бы вырвались из ночи;
Но мгла им застилает очи.

И все-таки, луна, луна
Сияньем царственным полна,
Пусть холодна, но все же так
Она улыбку шлет во мрак.
(Как нужен этот скорбный свет).
Посмертный нами взят портрет.
Уходит детство солнца вдаль,
Чья бледность, как сама печаль.
Все знаем, что мечтали знать,
Уходит все - не удержать;
Пусть жизнь уносит темнота,
Ведь сущность жизни - красота.

Пришел домой. Но был мой дом
Чужим, он стал давно таким.
Забвенье дверь покрыло мхом,
Но вслед чужим шагам моим
С порога голос прозвучал,
Который я когда-то знал.
Что ж, Ад! Я брошу вызов сам
Огням могильным, небесам,
На скромном сердце скорбь, как шрам.

Отец, я твердо верю в то,
Что смерть, идущая за мной
Из благостного далека,
Оттуда, где не лжет никто,
Не заперла ворот пока,
И проблеск правды неземной -
Над вечностью, над вечной тьмой.

Я верую, Иблис не мог
Вдоль человеческих дорог
Забыть расставить западни…
Я странствовал в былые дни,
Искал Любовь… Была она
Благоуханна и нежна
И ладаном окружена.
Но кров ее давно исчез,
Сожженный пламенем небес.

Ведь даже муха не могла
Избегнуть зорких глаз орла.
Яд честолюбия, сочась,
В наш кубок праздничный проник.
И в пропасть прыгнул я, смеясь,
И к волосам любви приник.

Читает А. Пономарев, Д. Писаренко, реж А. Николаев запись 1987г.

Эдгар Аллан По
Стихотворения

Сторона I - 23.49
Ворон. 1842
Перевод М. Зенкевича

Молчание» 1840
Перевод К. Бальмонта

Улялюм, баллада. 1847

Сновиденье в сновиденье. 1849
Перевод М. Квятковской

Аннабель Ли. 1849
Перевод К. Бальмонта

Читает А. Пономарев

Сторона 2
«Счастливый день...» 1827
Перевод Т. Гнедич
Сонет к науке. 1829
Спящая 1831
Перевод А. Эппеля
Колизей 1833
Перевод А.Архипова
Червь-победитель. 1843
Перевод. В. Брюсова
Эльдорадо. 1848
Сонет к моей матери 1849
Перевод В.Топоркова

Читает Д. Писаренко

С. Рахманинов
Колокола,
поэма для солистов, хора и оркестра на слова Эдгара По (перевод К. Бальмонта), соч. 35, фрагмент (I ч.)
Исполняет Государственная республиканская академическая русская хоровая капелла им. А. Юрлова
Солист - А. Масленников

Государственный академический симфонический оркестр СССР Дирижер Е. Светланов

Составитель и режиссер А. Николаев

ЭДГАР ПО И ЕГО ПОЭЗИЯ

Эдгар Аллан По {1809 - J849) принадлежал к тем, кому до¬велось опередить свое время. Судьбы таких людей почти всегда складываются нелегко, иногда - трагически. Так было и с ним. Первый великий поэт Соединенных Штатов Америки прожил не¬долгую жизнь, исполненную невзгод и лишений. Трагическое зву¬чание его лучших стихов и новелл было в избыточной мере обеспечено «золотым запасом» страданий, выпавших ему на долю.
Первым из несчастий, обрушившихся на Эдгара По, было си¬ротство. Сын странствующих актеров, он в трехлетнем возрасте лишился родителей и попал на воспитание в чужую семью, глава которой, сравнительно преуспевающий коммерсант, относился к приемному сыну все недоверчивей и враждебней. Артистические - в самом широком смысле - устремления юноши не находили ино¬го ответа в мещанском окружении, кроме постоянно нарастаю¬щей злобы. Не мудрено, что поэт спешил вырваться из не столько провинциального, сколько духовного захолустья.
Но учеба в Виргинском университете оказалась недолгой. Юно¬ша наделал долгов, а отчим отказался покрыть их. Пришлось идти в армию, а затем продолжать образование в Вест-Пойнте, американской военной академии. Однако учеба там обернулась - и закончилась - очередным скандалом: поэта изгнали из академии за нарушение дисциплины.
Вдохновленный примером великого Байрона, боровшегося за свободу Греции, Эдгар По решил примкнуть к участникам польско¬го восстания. Но и это сорвалось; соответствующее прошение не возымело у американских властей успеха. Литература сперва не снискала славы, а затем, когда слава пришла, не смогла обес¬печить мало-мальски сносного существования. Драмы в личной жизни подстерегали несколько ветреного, но способного на вели¬кую страсть поэта одна за другой - и самой страшной из них была смерть его юной жены Виргинии, значившей для него, по его собственному признанию («Жизнь дорога - Виргиния доро¬же»), бесконечно много. Смерть - при загадочных и до сих пор не выясненных обстоятельствах -- не столько положила конец, сколько дала новый толчок сплетням и пересудам о поэте, граничившим порою с прямой клеветой, а то и переходившим в нее. Особенностью посмертной травли Эдгара По было то об¬стоятельство, что тон в ней задавали те, кого он при жизни числил в своих друзьях.
Запоздалые завистники и хулители отнюдь не стремились ума¬лить и принизить сделанное поэтом, недаром же именно они выступали издателями его сочинений. Их замысел был иезуитски тонок; не развеять славу По, а превратить ее в скандальную славу. И следует признать, что в достижении этой цели они добились немалого.

Творчество Эдгара По открыли миру французские символисты, и прежде всего Шарль Бодлер. «Проклятые поэты», по самоопре¬делению, они увидели в таинственном американце старшего собрата по духу. Причуды и экстравагантные выходки поэта, вызывавшие злобную насмешку у него на родине, оказались не в меньшей степени близки им, чем его причудливые и экстравагантные стихи и новеллы, отпугивавшие благонамеренных и трезво мыслящих американцев своей непривычностью. Символисты (сперва французские, а затем и русские) признали Эдгара По «своим», пожалуй, в большей степени, чем он таковым являлся. Ведь в жиз¬ни и творчестве позднего романтика По со всей очевидностью проявилось и европейским символистам не свойственное стремление «поверить алгеброй гармонию». Наряду с «готическими» рас¬сказами о призраках и колдунах, он писая и детективные (Эдгар По слывет основоположником жанра детектива), в которых сыщик Дюпен блистал интеллектом и пользовался, не называя его так, методом дедукции задолго до Шерлока Холмса. По писал и пси¬хологические новеллы (такие, например, как «Бочонок амонтильядо»), в которых каждое душевное движение героев, каждая реплика, каждый жест были выверены поистине с математической точностью. И даже стихи свои, пленяющие и современников, и потомков неповторимой магией слова и чувства, объявлял сконструированными, а не написанными по наитию. Правда, многие - и не без оснований - полагают, что известный трактат «Фило¬софия творчества», в котором шаг за шагом прослеживается процесс работы над знаменитым стихотворением «Ворон» и его генезис объясняется чисто логическими причинами, представляет со¬бой в известной мере мистификацию и что роль вдохновения умалена поэтом сознательно и из эпатажных целей. Пожалуй, в стихотворении «Эльдорадо» Эдгар По создал наиболее убедительный лирический автопортрет и со всей остротой вскрыл тра¬гическое противоречие между высокими стремлениями и земными заботами, обуревавшее его на протяжении всей недолгой жизни.
Новеллистика По читаема и любима в нашей стране. С его лирикой дело обстоит несколько сложнее, и, прежде всего из-за проблем перевода. Если есть на свете непереводимые поэты (а есть они или нет, мы не устаем спорить), то Эдгар По в их чис¬ле. Во всяком случае, в своих вершинных произведениях.
Поэтическое наследие По весьма невелико по объему: три юно¬шеские поэмы и около сорока стихотворений. Бессмертную славу снискали поэту поздние шедевры «Улялюм», «Эльдорадо», «Коло¬кола» (Положенные в русском переводе К. Бальмонта на музыку С. Рахманиновым) и, конечно же, «Ворон». Две темы - романти¬ческое устремление к Красоте и плач по ее неизбежному - в мире смертных - исчезновению - определяют содержание лирики По. Постоянные переклички между стихотворениями и автоповторы поэта лишь подчеркивают это обстоятельство. Новаторство По проявилось главным образом в поразительной и непревзойдённой инструментовке стихов, в их уникальной ритмике, в широте и дер¬зости словоупотребления, в парадоксальном сближении и сопряжении на первый взгляд несочетаемого. Эдгар По - не поэт чистой формы, но новаторство его особенно ярко проявилось именно в формальном отношении. Это крайне легко доказать: достаточно сравнить стиля Эдгара По с творениями его прямых предшест¬венников, поэтов английского романтизма, прежде всего Байрона и Шелли.
Но и углубленный психологизм лирики Эдгара По нашел широкий отклик и в поэзии символистов, и в творчестве многих поэ¬тов XX века. В русской поэзии музыка стихотворений великого американца отозвалась в проникновенных произведениях И. Анненского,
К. Бальмонта, А. Блока. Последний много размышлял об Эдгаре По и писал о нем с истинным пониманием личности, судьбы и творчества автора «Ворона», хотя, пожалуй, не¬сколько преувеличивал роль «дендизма» в образе поэта. Символи¬сты же первыми начали перелагать стихи Эдгара По на русский язык.
Задача эта, как уже отмечалось, крайне нелегкая. Эдгар По был одним из первых поэтов, решившихся на дерзкий языковой эксперимент. То, что сказано в его стихах, неотделимо и непредставимо в отрыве от того, как это сказано.
Разберем пример с «Вороном»: лирический герой стихотворения проводит ночь в одиноких ученых занятиях, пытаясь за ними забыть негаснущую тоску по умершей возлюбленной. В комнату влетает птица. Она неожиданно оказывается вещей, хотя умеет произносить всего одно слово: «Никогда». Ее появление сперва забавляет героя стихотворения, и он обращается к ворону со всякого рода вопросами. Но во всех его вопросах, то скрыто, то явственно, сквозит владеющая им печаль. И многократно повторенное слово «Никогда» становится все более и более зловещим ответом и повергает наконец вопрошающего в безраздельное и беспросветное отчаяние, от которого он надеялся ускользнуть. Вот что написано в стихотворении «Ворон». Но как это написано? Причудливый, завораживающий размер, строфы, насы¬щенные внутренними рифмами и звукоповторами другого рода, рифмующиеся между собой насквозь и рифмующиеся не случайно, а осмысленно, на ключевых словах - «Линор» (это условное имя возлюбленной), «насин мор» (ничего) и «невер мор» (никогда). «Насин мор» - звучит в первых строфах, один раз, будучи пе¬ребито словом «евер мор» (навсегда), а затем грядет зловещее прорицание ворона «невер мор» - и все три слова связаны между собой и как бы вырастают из имени Линор, из мыслей о ней и тоски по ней.
Настрадались с этим «не вер мор» русские переводчики! Одни оставляли это слово без перевода - и вещий Ворон почему-то каркал в русском стихотворении на английском языке (да еще с американским акцентом). Другие, ориентируясь не на звук, а на смысл, заставляли ворона произносить слово «никогда», в ко¬тором трудно расслышать карканье, - и оно тянуло за собой целую цепочку слов, оканчивающихся на «...да», превращая музыку осенней ночи, звучащую в стихотворении, в стук товарного поезда. Третьи - как Андрей Вознесенский - ограничивались лукавой па¬родией на знаменитое стихотворение.
Трудности аналогичного рода подстерегают и переводчиков сти¬хотворения «Эльдорадо». Здесь рифмуются «Эльдорадо» (название легендарной страны, которую ищет герой стихотворения) и «ша-доу» (тень). Тень ползет за искателем приключений из строфы в строфу и меняется в той же мере, как и он сам. В первой строфе рыцарь молод и удал, а тень - простое физическое яв¬ление («в солнечном свете и в тени»), во второй - рыцарь устал, и «тень упала ему на сердце», в третьей - силы окончательно оставили его, и перед ним восстала некая Странствующая Тень, в четвертой, заключительной, речь идет о смерти и о Долине Теней. Как все это перевести? Не случайно все опубликованные переводы этого стихотворения, в том числе и принадлежащий автору этих строк чрезвычайно спорны.
И все же попытки перевода лирики Эдгара По не прекра¬щаются и едва ли когда-нибудь прекратятся. Поэзия По, как всякая истинная поэзия, требует углубленного и многократного прочтения. Уже сегодня образ поэта По создан коллективными усилиями нескольких поколений переводчиков и существует в читательском сознании. Надо только не забывать, что этот образ вынужденно и неизбежно условен.
Виктор Топорков