Незадолго до конклава во дворце Урбино (в настоящее время palazzo Doria) на площади Венеция, у испанского посланника графа Оливарес, или, правильнее, у кардинала Мадруччио, вечером собралась компания князей церкви с четырьмя куртизанками для оргии и обсуждения текущих событий. Здесь председательствовал кардинал Мадруччио, один из могущественнейших сановников святой коллегии, правая рука католического короля Испании на конклаве; многие богатые синьоры из римской аристократии, писатели, известные под названием umanisti, по заказу смеявшиеся и над Богом, и над дьяволом, несколько куртизанок, без которых не обходилась ни одна оргия, и среди них знаменитая красавица Диомира. О похождениях ее рассказывали целые истории. Говорили, будто в ранней юности Диомиру похитил герцог Сора, от которого она убежала в Рим, где поразила всех князей церкви и вошла в моду. В числе обожателей Диомиры называли племянника папы Джиакомо Боккомпаньи, старого друга герцога де Сора и генерала папских войск. Все эти господа, для которых сундуки святой церкви были открыты, осыпали горстями золота красавицу куртизанку. На вечере, о котором идет речь, рядом с Диомирой сидел молодой человек лет двадцати девяти, со светлыми волосами и рыжей бородой - тип германца; он весело улыбался. Это был племянник австрийского императора Рудольфа II, Андреа, кардинал св. апостольской церкви. Около него сидел испанский посланник граф Гузман Оливарес, мужчина средних лет, с черствым выражением лица. Кардинал Мадруччио, исполнявший обязанность хозяина, маленький, вертлявый, нервный, тоже средних лет, старался занимать гостей. И, наконец, кардинал Деза, знаменитый злодей в истории католической церкви. Прежде чем получить пурпурную мантию, Деза занимал пост главного инквизитора в Испании и своей страшной жестокостью перещеголял даже знаменитого Торквемаду. Кардиналу было лет пятьдесят пять от роду, совершенно лысый, с крючковатым носом, он походил на хищную птицу. Фанатик и деспот вместе, Деза был глубоко развращен, хотя и никогда не прощал ни малейшей ошибки ближнему. Желая приобрести популярность, он всегда одевался в простую сутану доминиканца. Таковы были собутыльники этой оргии.
Гостеприимный хозяин не ленился подливать вино в кубки, от чего головы кружились и развязывались языки; всем было очень весело. В особенности австрийскому кардиналу Андреа, который время от времени прикладывался губами к прекрасному плечу Диомиры. Один из его поцелуев был настолько громок, что возбудил общий хохот.
Его высочество ведет дела быстро! - вскричал кардинал Мадруччио. - Можно надеяться, что мы в скором времени будем иметь архигерцогиню… конечно, временную.
Андреа расхохотался и сказал:
Вещь весьма вероятная, потому что я еще не вполне посвящен (ordini sacri) и могу жениться.
Ну, на это я не могу согласиться! - вскричала Диомира. - Несколько дней провести с таким прекрасным мужчиной - пожалуй, но постоянно его видеть около себя - слуга покорная, это я не могу.
Как, Диомира, - с иронией сказала одна из куртизанок, - если бы его высочество удостоил сделать тебе предложение, ты бы отказала?
Представь себе: да, отказала бы. Я вовсе не хочу подвергаться участи куртизанки Империи, отравившейся от страшной скуки, сочетавшись законным браком с синьором Адом.
Браво! - вскричал австрийский кардинал, снова целуя Диомиру в плечо. - Да вы не только прелестнейшая из женщин, но и самая умная. Если бы я был императором, я бы взял вас, конечно, не в супруги, но…
Нет, в качестве первого министра. Я бы хотел иметь около себя дипломата, вроде его превосходительства графа Оливареса.
Посланник поклонился, не поняв насмешки племянника австрийского императора. Всякий на месте Оливареса мог бы обидеться на принца, но в пустой и маленькой голове тщеславного испанца не укладывалась мысль, что кто-нибудь смеет его оскорбить. Что же касается куртизанки, то она была очень довольна комплиментом. Положив руку на шею своего любезного соседа, она улыбнулась.
Банкет продолжался без всяких инцидентов. Все очень аппетитно кушали, время от времени похваливая знаменитого повара. Было бы долго описывать подробно ужин. По тогдашнему обыкновению все блюда были замечательны сюрпризами. Дикий кабан являлся на стол в натуральном виде, и вдруг из его внутренности посыпались разные вкусные солямэ; павлины, изжаренные с перьями, с распущенными хвостами, предлагали гостям конфеты всех возможных цветов и размеров и т.д. и т.д. Вообще повар кардинала показал себя истинным артистом. Недаром он заявил раз своему хозяину, что он признает только одного соперника - Микеланджело Буонаротти! Знаменитый художник от души смеялся, когда ему передали эти слова повара.
Вообще все способствовало удовольствию приглашенных. Молодые красавицы, самые тонкие вина и вкусные яства. Но вот кардинал Мадруччио поднялся со своего места и сделал знак, что хочет говорить. В один миг все умолкли.
Господа, - начал он, - вы, быть может, забыли цель, для которой мы все здесь собрались. Позвольте мне в двух словах напомнить вам ее. Его святейшество папа Григорий XIII в данную минуту находится при смерти; в любой час колокол Компидоньо может возвестить нам о его кончине. Следует подумать о преемнике. Кого бы вы желали избрать на папский престол?
Человека, который бы возобновил все строгости покойного Пия V, - сказал суровый Деза, бывший инквизитор.
Самого верного слугу его величества испанского короля-католика, - сказал Оливарес, бросая выразительный взгляд на кардинала Мадруччио.
А я, господа, - вскричал принц-кардинал Андреа, - предлагаю избрать в папы достойнейшего из достойных - Александра Фарнезе!
Он чересчур слаб и любит наслаждения, - заметил Деза, только что осушивший свой стакан за здоровье сидевшей около него куртизанки, - искусства и удовольствия будут ему мешать, с достаточной строгостью, преследовать еретиков.
Для испанской короны выбор Фарнезе не представляет интереса, - сказал Оливарес, - так как фамилия Фарнезе уже не пользуется таким могуществом, которым она пользовалась в былые времена.
Что касается испанской короны, - заявил кардинал Мадруччио, - то его величество католический король, уполномочив меня охранять его интересы, приказал не противиться избранию кардинала Фарнезе в папы, если на то последует желание конклава, внушенное ему Святым Духом.
Пожалуйста, оставим в покое Святого Духа, - нетерпеливо вскричал Андреа, - и посмотрим на дело, как оно есть. Кто совмещает в себе все человеческие достоинства, как не Фарнезе? Кто более его пользуется популярностью в Италии? Кто более его предан религии? В то время, когда мы здесь беседуем, племянник Фарнезе герцог Пармский в союзе с моим дядей императором австрийским ведет католическое войско для защиты испанских границ. С выбором достойнейшего Фарнезе на папский престол, - горячо продолжал Андреа, - является возможность возвратить католической церкви ее прежний блеск. Делайте, что вам угодно, благородные синьоры, но что касается меня и австрийских кардиналов, то мы подаем наши голоса за избрание Фарнезе.
при рождении:
Гроттаммаре , Папская область
Рим
Биография
Будучи ребенком, отец будущего римского папы прислуживал в католическом монастыре в Которе , и перешел из православия в католичество , а впоследствии один из монастырских братьев, родом итальянец, взял его с собой в Италию . Он обосновался в Анконе , где вскоре женился и поменял имя на итальянский манер, став «Феличе Перетти». Более о происхождении семьи Перетти ничего не известно, но когда Феличе-младший стал папой Сикстом V, он перестроил церковь Св. Иеронима в Риме (закончена в ), которая обычно использовалась католиками, говорившими на «иллирийском » (то есть славянском) языке. Также Сикст V своей буллой «Sapientiam Sanctorum» от 1 августа основал колледж для славянских священников, который впоследствии был преобразован в Папский Хорватский Колледж Св.Иеронима .
Повзрослев, Феличе Перетти вступил в орден францисканцев , где отличился как хороший проповедник и пропагандист контрреформационных лозунгов Тридентского собора . Павел IV доверил ему функции инквизитора в Венеции , а Пий V назначил его генералом ордена и кардиналом . В период понтификата Григория XIII Перетти оказался не у дел, поскольку папа попросту не выносил его.
В правление Сикста V Вечный город украсился новыми постройками, были приведены в порядок улицы и площади, сооружены четыре фонтана на Квиринале . Перед главными соборами папа приказал поставить обелиски, которые ещё во времена Древнего Рима были привезены из Египта и лежали заброшенными среди руин императорских дворцов. Сикст V лично покровительствовал творчеству итальянского поэта Торквато Тассо ( -), автора поэмы «Освобожденный Иерусалим». Могила Сикста находится в обновленной им Сикстинской капелле в соборе Санта Мария Маджоре .
Напишите отзыв о статье "Сикст V"
Ссылки
Сикст // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Ошибка Lua в Модуль:External_links на строке 245: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Отрывок, характеризующий Сикст V
Мальчик мой ясноглазый,Радость, надежда моя!
Не уходи, мой милый,
Не покидай меня...
Он нарёк его Александром, выбрав это имя сам, так как мама была в больнице и ему некого больше было спросить. А когда бабушка предложила помочь похоронить малыша, папа категорически отказался. Он сделал всё сам, от начала до конца, хотя я не могу даже представить, сколько горя надо было перенести, хороня своего новорождённого сына, и в то же время зная, что в больнице умирает его горячо любимая жена... Но папа это всё перенёс без единого слова упрёка кому-либо, только единственное, о чём он молился, это чтобы вернулась к нему его любимая Аннушка, пока этот страшный удар не подкосил её окончательно, и пока на её измученный мозг не опустилась ночь...
И вот мама вернулась, а он был совершенно бессилен чем-то ей помочь, и совершенно не знал, как же её вывести из этого жуткого, «мёртвого» состояния...
Смерть маленького Александра глубоко потрясла всю семью Серёгиных. Казалось, никогда не вернётся в этот грустный дом солнечный свет, и никогда не будет звучать больше смех... Мама всё ещё была «убитой». И хотя её молодое тело, подчиняясь законам природы, начинало всё больше и больше крепнуть, её раненая душа, несмотря на все старания папы, как улетевшая птица, всё ещё была далеко и, глубоко окунувшись в океан боли, не спешила оттуда вернуться...
Но вскоре, через каких-то шесть месяцев, к ним пришла добрая новость – мама снова была беременна... Папа вначале перепугался, но видя, что мама вдруг очень быстро начала оживать, решился идти на риск, и теперь уже все с большим нетерпением ждали второго ребёнка... На этот раз они были очень осторожны, и пытались всячески уберечь маму от любых нежелательных случайностей. Но, к сожалению, беде, видимо по какой-то причине, полюбилась эта гостеприимная дверь... И она постучалась опять...
С перепугу, зная печальную историю первой маминой беременности, и боясь, как бы опять что-то не пошло «не так», врачи решили делать «кесарево сечение» ещё до того, как начнутся схватки (!). И видимо сделали это слишком рано... Так или иначе, родилась девочка, которую назвали Марианной. Но прожить ей, к сожалению, удалось тоже очень недолго – через три дня эта хрупкая, чуть распустившаяся жизнь, по никому не известным причинам, прервалась...
Создавалось жуткое впечатление, что кому-то очень не хочется, чтобы мама родила вообще... И хотя по своей природе и по генетике она была сильной и абсолютно пригодной для деторождения женщиной, она уже боялась даже подумать о повторении такой жестокой попытки когда-то вообще...
Но человек – существо, на удивление, сильное, и способно вынести намного больше, чем он сам когда-либо мог бы себе представить... Ну, а боль, даже самая страшная, (если она сразу не разрывает сердце) когда-то видимо притупляется, вытесняемая, вечно живущей в каждом из нас, надеждой. Вот поэтому, ровно через год, очень легко и без каких-либо осложнений, ранним декабрьским утром у семьи Серёгиных родилась ещё одна дочь, и этой счастливой дочерью оказалась я... Но... и это появление на свет наверняка кончилось бы не так счастливо, если бы всё и дальше происходило по заранее подготовленному плану наших «сердобольных» врачей... Холодным декабрьским утром маму отвезли в больницу, ещё до того, как у неё начались схватки, чтобы, опять же, «быть уверенными», что «ничего плохого» не произойдёт (!!!)... Дико нервничавший от «плохих предчувствий» папа, метался туда-сюда по длинному больничному коридору, не в состоянии успокоиться, так как знал, что, по их общему договору, мама делала такую попытку в последний раз и, если с ребёнком что-то случится и на этот раз – значит, им никогда не суждено будет увидеть своих детей... Решение было тяжёлое, но папа предпочитал видеть, если не детей, то хотя бы свою любимую «звёздочку» живой, а не похоронить сразу всю свою семью, даже по-настоящему ещё не поняв, что же такое по-настоящему означает – его семья...
К папиному большому сожалению, маму опять же пришёл проверять доктор Ингелявичус, который всё ещё оставался там главным хирургом, и избежать его «высокого» внимания было очень и очень сложно... «Внимательно» осмотрев маму, Ингелявичус заявил, что придёт завтра в 6 часов утра, делать маме очередное «кесарево сечение», на что у бедного папы чуть не случился сердечный удар...
Но около пяти часов утра к маме явилась очень приятная молодая акушерка и, к большому маминому удивлению, весело сказала:
– А ну, давайте-ка готовиться, сейчас будем рожать!
Когда перепуганная мама спросила – а как же доктор? Женщина, спокойно посмотрев ей в глаза, ласково ответила, что по её мнению, маме уже давно пора рожать живых (!) детей... И начала мягко и осторожно массировать маме живот, как бы понемножку готовя её к «скорому и счастливому» деторождению... И вот, с лёгкой руки этой чудесной незнакомой акушерки, около шести часов утра, у мамы легко и быстро родился её первый живой ребёнок, которым, на своё счастье, и оказалась я.
Годы жизни:
13 декабря 1521 - 27 августа 1590
Понтификат:
24 апреля 1585 - 27 августа 1590
Феличе Перетти ди Монтальто родился в Гроттамаре в бедной семье, бежавшей в Италию из Далмации от турков. Его отец был садовником, а сам он - свинопасом. Согласно «Церковным хроникам» Андрии Змаевича, отец Сикста V, которого также звали Феличе Перетти, с рождения звался «Сречко Перич» (серб. Srećko Perić), и родился в поселке Биельске Крушевице неподалеку от городка Биела в Бока-Которском заливе Адриатического моря (ныне Черногория).
Современная Биела - курортный город
Как возникло имя Перетти
Будучи ребенком, отец будущего римского папы прислуживал в католическом монастыре, перейдя в католичество из православия, а впоследствии один из монастырских братьев, родом итальянец, взял его с собой в Италию. Он обосновался в Анконе, где вскоре женился и поменял имя на итальянский манер, став «Феличе Перетти».
Более о происхождении семьи Перетти ничего не известно, но когда Феличе-младший стал папой Сикстом V, он перестроил церковь Св. Иеронима в Риме (закончена в 1589), которая обычно использовалась католиками, говорившими на «иллирийском» (то есть славянском) языке.
Церковь Святого Иеронима в Риме
Также Сикст V своей буллой «Sapientiam Sanctorum» от 1 августа 1589 основал колледж для славянских священников, который впоследствии был преобразован в Папский Хорватский Колледж Св.Иеронима.
Священник, которого недолюбливали
В девять лет Феличе попал в монастырь Монтальто, где жил его дядя Сальваторе, а в двенадцать сам вступил в братство францисканцев-миноритов. Получив образование в самом монастыре и университетах Феррары и Болоньи, молодой монах прославился как талантливый проповедник и пропагандист контрреформационных лозунгов Тридентского собора.
Старательный священник возглавлял несколько епархий и инквизицию в Венеции. Его рвение вызвало недовольство в городе, и Феличе был отозван в Рим, во избежание открытого бунта против него.
Даже став папой, Феличе Перетти продолжал отличаться взрывным нравом
В 1565 г. Перетти сопровождал кардинала Бонкомпаньи в поездке в Испанию, во время которой был обвинен в ереси толедский архиепископ Карранса. С этого времени началась взаимная неприязнь Перетти и Бонкомпаньи. И, тем ен менее, Пий V назначил Перетти генералом ордена и кардиналом.
В период понтификата Григория XIII Перетти оказался не у дел, поскольку папа попросту не выносил его. Однако, не предаваясь по этому поводу унынию, кардинал Перетти проводил время, увлекаясь коллекционированием произведений искусства.
После смерти Григория, Феличе Перетти был быстро избран папой и взял имя Сикст V в память о Сиксте IV.
Деньги не пахнут!
С первых месяцев своего понтификата Сикст V постановил покончить с бандитизмом, который со времен его предшественника безнаказанно процветал в Риме и на ведущих к нему дорогах. Папа применил жестокие меры: приказал рубить пойманным разбойникам головы и выставлять на всеобщее обозрение на мосту, который вел к Замку св. Ангела. Папский флот отбросил пиратов, угрожавших подвозу продуктов для жителей Рима.
Герб Сикста V и его изображение на одной из стен Сикстинской капеллы
На момент вступления Сикста на престол папская казна была пуста, и понтифик не упускал ни малейшей возможности пополнить ее. Сикст экономил на всем, чем только можно, вводил новые налоги и бойко торговал светскими чиновничьими должностями. Он был столь успешен в этом, что, несмотря на крупные расходы, вскоре имел в подземельях Сант-Анджело около 3 миллионов скуди золотом и более полутора миллионов скуди серебром. Однако огромные капиталы, изъятые из оборота и лежавшие мертвым грузом, в итоге нанесли тяжелый ущерб экономике страны.
Папа-строитель и архитектор
Единственное, на что Сикст щедро расходовал деньги, было строительство. В правление Сикста V Вечный город украсился новыми постройками: было завершено сооружение купола собора св. Петра, восстановлены несколько церквей, построен приют для бедных около Понте-Систо, здание Ватиканской библиотеки, восстановлены арки Траяна и Антонина Пия.
Собор Святого Петра с недостроенным куполом и установка обелиска на площади перед ним
По проекту Папы были приведены в порядок улицы и площади, сооружены четыре фонтана на Квиринале. Перед главными соборами папа приказал поставить обелиски, которые ещё во времена Древнего Рима были привезены из Египта и лежали заброшенными среди руин императорских дворцов. Пий V также приказал осушить Понтийские болота, благодаря чему малярия перестала быть для Вечного города серьёзной проблемой. А еще Сикст V лично покровительствовал творчеству итальянского поэта Торквато Тассо, автора поэмы «Освобожденный Иерусалим».
Сикст V - создатель кардинальской курии Ватикана
Еще более успешны были реформы Сикста в управлении церковью. Папа установил постоянное количество кардиналов числом семьдесят и создал пятнадцать новых конгрегаций, выполнявших за папу рутинные функции, не ущемляя его власти. Практически в неизменном виде эти конгрегации просуществовали до наших дней.
Нерешительный дипломат
Менее удачными были его дипломатические акции. Большого труда стоило ему удержаться на нейтральных позициях между Францией и Испанией. Надежда на то, что мощь испанской армады сломит протестантскую Англию, развеялась в 1588 вместе с гибелью кораблей Филиппа II в проливе Ла-Манш.
Гробница Сикста V
Могила Сикста находится в обновленной им Сикстинской капелле в соборе Санта Мария Маджоре.
Семья делла Ровере родом из Италии, она возвысилась благодаря Франческо делла Ровере, купившему себе тиару и устроившему распродажу церковных должностей и привилегий. Его племянник Джулиано делла Ровере поднял авторитет папства и папского государства на небывалую до того высоту.
Основателем династии считается Франческо делла Ровере, который был сначала францисканским монахом, затем магистром францисканского ордена, а с 1470 года кардиналом. В 1471 году он, купив голоса кардиналов, был избран папой Римским под именем Сикста IV.
Главной его целью было продвижение членов своей семьи по церковной иерархии. Сикст IV и не скрывал, что главной задачей своего понтификата он считает возвышение семьи Ровере. Для ее воплощения он щедро раздавал своим родственникам церковные должности, а также помогал им приобрести итальянские княжества и герцогства. Из 34 назначенных им кардиналов 6 были его родственниками, а остальным пришлось заплатить немалые суммы.
Особенно близки ему были племянники Джулиано Ровере (ставший позднее папой Юлием II)
и скандально известный своими похождениями мошенник Пьетро Риарио.
Впрочем, племянники и сами не терялись в Ватикане: Джулиано организовал в кардинальской
коллегии семейную партию, чтобы обеспечить преемственность, Пьетро наслаждался жизнью, которую
ему обеспечивали церковные бенефиции, не особенно задумываясь о понтификате. Он погиб молодым.
Третий племянник Сикста IV, кардинал Рафаэло Риарио, позднее станет участником покушения на папу Льва Х, происходившего из семьи Медичи.
Но самые теплые отношения связывали папу и Джироламо Риарио, который был командиром наемников папского государства. Он пользовался своими родственными связями, чтобы создать свое княжество, а Сикст пошел дальше, присвоив ему титул герцога и помогая ему в создании герцогства на плодородных равнинах Романьи. Однако планам папы мешала семья Колонна, и Сикст начал преследовать их, пока не изгнал всех. Именно после Сикста IV стало правилом, что новый папа с помощью своих родственников и сторонников изгонял родню и приверженцев своего предшественника.
Мешала Сиксту и семья Медичи. Папа даже организовал заговор, целью которого было убийство флорентийских герцогов. На братьев Медичи напали в флорентийской церкви при торжественном богослужении по случаю приезда во Флоренцию кардинала Сансони-Риарио. Джулиано был убит, но Лоренцо Медичи скрылся. Горожане видели, кто был виновником смерти Джулиано, поэтому папе пришлось заключить в тюрьму племянников - кардинала Сансони-Риарио и князя Джироламо Риарио.
В историю Сикст IV вошел как папа, введший инквизицию в Испании. При нем в 1481 году в Севилье состоялось первое сожжение еретиков в этой стране.
Но Сикст вошел в историю еще и как щедрый меценат Возрождения. При нем Рим стал центром итальянской культуры. По поручению папы были созданы Ватиканская библиотека, написана история папства, а также заложена основа Ватиканского архива. Его именем названа самая нарядная часть Ватикана - часовня (капелла), расписанная изумительными фресками Боттичелли, Гирландайо, Перуджино, Росселли, в которой проводятся конклавы, заседания консистории и наиболее торжественные папские мероприятия.
Сикст IV умер в 1484 году.
Я не хочу знать имени преступников! Вы, кардинал, в данную минуту находитесь не в нормальном положении, под влиянием вашего несчастья, и можете оговорить невинного; лучше предоставить это следователям.
Именно следователей-то я и желаю повести на прямую дорогу, указав им имя преступника.
Кто же, по-вашему, этот преступник? - спросил папа.
Паоло Джиордано Орсини, герцог Браччиано.
Папа хотя и ожидал услышать от кардинала имя герцога, но сделал вид, будто крайне удивлен.
Герцог Орсини! - вскричал он. - Быть не может! Это не что иное, как самая гнусная клевета; такой знатный вельможа не может совершить подобное преступление. Какие же вы имеете доказательства, обвиняя герцога Орсини?
Лицемерие папы возмутило до глубины души Монтальто; он смерил его презрительным взглядом и сказал:
Мне кажется, ваше святейшество не может не согласиться, что человек, хладнокровно задушивший свою жену Изабеллу, сестру друга герцога Тосканского, не задумается убить юношу, ставшего ему на пути в его бесчестных целях, юношу, ничем более не отличавшегося, как родством с кардиналом Монтальто, который не имеет счастия пользоваться расположением святейшего отца папы?!
Кардинал!
Ваше святейшество хорошо знает, - продолжал Монтальто, не обратив внимания на восклицание папы, - что герцог Браччиано очень интересовался Викторией Аккорамбони, женой убитого, и во что бы то ни стало, хотел обладать ею; муж Виктории был существенной помехой для достижения этой цели, его следовало устранить, и герцог Браччиано его устранял.
Но где же доказательства? - вскричал папа.
Если ваше святейшество прикажет арестовать виновного, то эти доказательства явятся без всякого сомнения.
Папа некоторое время хранил молчание. Монтальто сначала показалось, что его донос произвел впечатление, между тем в сущности это было далеко не так. Григорий XIII просто придумывал средства, как бы выйти из этого неловкого положения.
Но подумали ли вы о том, - сказал папа после некоторого молчания, - что арест такого важного лица, как Орсини, может вызвать беспорядки в государстве?
Строгое исполнение закона не может вызвать беспорядков, - отвечал холодно кардинал, - угнетенный народ сумеет оценить распоряжение вашего святейшества.
Но здесь речь не о народе, а о государстве, - возразил нетерпеливо папа, - поймите, что государство будет в опасности.
Прошу ваше святейшество припомнить строки, написанные в святой книге: «Fiat justitia, pereat mundus!»
Довольно, кардинал Монтальто! - вскричал святой отец. - Вы уже начинаете указывать нам наши обязанности, вы забываете, что управление церковью и государством мы получили наитием Святого Духа. Прошу не забывать также, что первая обязанность верноподданного - повиновение, а первое достоинство духовного лица - смирение.
Монтальто первый раз в жизни вышел из себя. Приблизившись к папе, он смерил его своими жгучими глазами и, стиснув зубы, прошептал:
А вы, святейший отец, не забывайте, что Провидение страшно наказывает недостойных властителей, жертвующих его святым законом ради своих земных расчетов.
Сказав это, Монтальто повернул спину и величественной поступью направил свои шаги к выходу.
СРЕДНЕВЕКОВОЕ ПРАВОСУДИЕ
В мрачной и низкой зале исторического дворца «Cancelleria», стоящего около «Campo dei Fiori», происходила страшная сцена. День уже склонялся к вечеру, в громадный зал еле проникал луч вечерней зари сквозь железные решетки низеньких окон. В углублении этого смрадного склепа виднелось красное пламя из жаровни, наполненной пылающими угольями. Кругом по стенам были орудия пытки: блок, клещи, щипцы, железные обручи, колодки и длинное ложе с ремнями, на которое клали пытаемую жертву. В зале присутствовало несколько человек. С ними нам не мешает ознакомиться поближе. Главный из них, по-видимому, начальствующий, был известный Джиакомо Бонкомпаньи, герцог де Сора, сын папы Григория XIII, который выдавал его за племянника - ложь, возбуждавшая улыбку каждого. Дон Джиакомо был фаворитом папы и причиной величайших беспокойств его святейшества. Красивый, молодой, элегантный, смелый, расточительный, Джиакомо имел все качества Алкивиада. Папа хотел сделать его священником и наградить кардинальской мантией, но это оказалось невозможным. Молодой человек предпочитал военное поприще, ввиду чего папа произвел его в генералы войск святой церкви. Капитан папской гвардии любил жуировать, в особенности он был падок до женского пола. Часто, чтобы приобрести расположение какой-нибудь красавицы, он, не задумываясь, делал громадные долги, которые, к великому своему огорчению, должен был платить его августейший родитель папа Григорий XIII. Иногда последний не шутя, гневался на сына, прогонял его, не велел показываться ему на глаза. Но эти комедии только возбуждали смех герцога де Сора, он очень хорошо знал, что августейший родитель не может жить без него. И действительно, спустя несколько дней после грозной сцены Джиакомо снова призывался в апостольский дворец, и дело шло по-старому. Слабость его святейшества к сыну, названному им племянником, очень дорого стоила римским гражданам: молодой красавец генерал совершенно безнаказанно чинил всякие злодейства и беззакония.
Герцог де Сора был одет в бархатный плащ бирюзового цвета и круглую шляпу с пером, он был высокого роста, прекрасно сложен, с правильными чертами лица, выражавшего холодный цинизм, и большими черными глазами навыкате. Рядом с ним стоял его лейтенант, мужчина лет пятидесяти, со свирепой, отталкивающей наружностью, серыми волосами, стоящими как щетина, и мутными глазами самого холодного и бесчувственного злодея. Его мускулистое тело было обтянуто черной бархатной туникой; за поясом торчали два пистолета. Звали его дон Марио Сфорца. Его обязанностью было охранять провинции от бандитов, ибо Марио Сфорца сам был первоклассным разбойником и убивал, грабил, насиловал мирных провинциалов во имя закона. От каждого бандита жители провинций могли ожидать хоть какого-нибудь снисхождения, но от этого страшного злодея никому не было пощады. С Марио Сфорца мог сравниться по грабежу и разбою только Просперо Колонна. Народ не звал их обоих иначе, как убийцы (ammazzatori).
Третий субъект был тот самый предатель, который постучал в окно, когда был вызван несчастный муж красавицы Виктории, и потом принимавший непосредственное участие в убийстве молодого человека. Остальные двое исполняли обязанности палачей. Имя обвиняемого было Греко, его папские сбиры арестовали в ночь убийства. Греко, конечно, нисколько не беспокоился, надеясь на заступничество всемогущего герцога Браччиано, но злодей, как увидим ниже, ошибся. Введенный двумя палачами в зал пытки и увидав все эти страшные орудия, Греко невольно сделал шаг назад и задрожал всем телом, холодный пот выступил на его лице. Но, вспомнив, что за все мучения его щедро наградит герцог Браччиано, он несколько оправился. Марио Сфорца, кончив совещание с герцогом, дал знак палачам подвести ближе обвиняемого.
Тебя зовут Греко? - спросил он.
Точно так, - отвечал последний.
Ты слуга синьора Франциска Перетти?
Греко и на этот вопрос отвечал утвердительно.
Ты обвиняешься в соучастии в убийстве твоего господина.
Я невиновен. Чтобы я принимал участие в убийстве моего господина? Да Бог меня сохрани, я бы сам сто раз позволил себя убить, защищая его моей грудью.
Марио Сфорца посмотрел на Джиакомо и улыбнулся.
Говорят, - продолжал лейтенант, - что ты знаешь убийц и можешь назвать их по именам.
Великий Боже! Да когда бы я мог это сделать? Ночь была темная, в двух шагах ничего нельзя было рассмотреть, затем страх…
Впрочем, мы даром теряем время, - нетерпеливо сказал Марио. - Гей, помощники, заставьте петь этого зяблика!
Двое палачей подхватили Греко, скрутили ему руки назад, привязали к блоку и мигом вздернули к потолку. Эта пытка была одна из самых мучительных, все мускулы вытягивались и нестерпимо болели. Несчастный кричал душераздирающим голосом и клялся отвечать на все вопросы. Лейтенант дал знак, пытаемого опустили на землю.
Пусть придет канцелярист и записывает мои показания, скажу всю правду.
Не надо записывать, мы и так будем помнить, - холодно улыбаясь, сказал Марио.
Греко не понял всей иронии этих слов.
Я должен сказать вам, - показывал обвиняемый, - что я узнал убийцу. За несколько дней перед несчастьем мой покойный господин на улице Юлия встретил кавалера Пеллетьери. Между ними завязалась ссора, и мой господин стал грозить смертью кавалеру Пеллетьери…
Перетти грозил смертью такому храбрецу, как Пеллетьери! Греко, пытка, очевидно, тебе не развязала язык.
Я, господин, показываю сущую правду, - отвечал обвиняемый, - в ночь преступления я видел господина Перетти, окруженного синьорами, среди которых я отлично рассмотрел высокую фигуру кавалера Пеллетьери…
Как же ты мог рассмотреть кавалера Пеллетьери… если, как ты сам говоришь, ночь была страшно темна?
Иногда блестела молния.
Ах, молния!
Проговорив эти слова, Марио отошел в сторону и начал шептаться с герцогом де Сора. Потом опять приблизился к Греко и бросил на него взгляд, от которого у несчастного замерла душа.
Итак, - обратился он снова к обвиняемому, - ты уверен, что убил Перетти кавалер Пеллетьери?
Вполне уверен, ваше превосходительство, я видел его своими собственными глазами.
Странно, как это так могло случиться, - сказал лейтенант. - Пеллетьери, вероятно, предвидя твой оговор, давным-давно уехал из Рима и до сих пор никто не знает, где он находится, а ты знаешь, даже видишь его собственными глазами. Странно!
Эти слова произвели эффект чрезвычайный. Греко сконфузился и не знал, что сказать. Марио продолжал:
Но о герцоге Браччиано ты ничего не можешь сообщить? Не принимал ли он прямого или косвенного участия в убийстве Франциска Перетти?
Герцог Браччиано! - пробормотал обвиняемый. - Я не понимаю, что тут может быть общего? Ваше превосходительство изволит шутить?
Ничуть. Я очень серьезно еще раз повторяю мой вопрос и прошу отвечать на него без всяких уверток: принимал ли участие герцог Браччиано в убийстве Франциска Перетти?
Пресвятая Дева! Да какое же я мог иметь отношение к герцогу Браччиано? Я находился на службе у синьора Франциска Перетти.
Подумай-ка хорошенько, а быть может, ты что-нибудь и знаешь?
Ничего я не знаю.
Решительно ничего?
Решительно ничего.
Ну, делать нечего, надо прибегнуть к более серьезным мерам, иначе мы не добьемся правды от этого упрямого осла, - сказал Марио. - Гей, помощники! Огонь и масло!
Палачи взяли Греко, повалили его на скамейку, прикрутили к ней веревками и сняли обувь.
Начинай! - скомандовал лейтенант.
Один из палачей намазал маслом ступни Греко и приложил к ним докрасна раскаленные щипцы. Несчастный закричал не своим голосом. По комнате пошел смрад жженого мяса.
Желаешь ли сказать правду: - спрашивал лейтенант.
Ой, я сказал все, что знал, ой, я не могу, мне больно! - вопил Греко.
Намажь больше, - опять скомандовал Марио.
Палач гуще вымазал маслом ступни и приложил к ним почти докрасна накаленное железо. Сначала послышалось шипение, потом оно смолкло; огонь уничтожил мускулы и дошел до кости. Раздирающие душу вопли вылетали из груди мученика.
Ну, а теперь ты будешь говорить правду? - спрашивал Марио.
Ой, буду! Буду! Освободите, нет моей мочи! - кричал Греко.
Лейтенант сделал знак палачу. Тонио взял тряпку, напитал ее какой-то жидкостью и приложил к черным обуглившимся костям; ступней уже не было и следа, они сгорели. Обвиняемого развязали и посадили на скамейку.
Ну, говори же, да короче, кто был руководителем убийства Франциска Перетти?
Марчелло Аккорамбони, брат синьоры Виктории, жены убитого.
Но кто был главным руководителем всего дела?
А если я скажу, вы меня спасете?
Мерзавец! Еще вздумал предлагать условия, - вскричал Марио. - Опять пытать его!
Нет, нет, скажу, все скажу, - молил Греко.
Ну, говори, кто же был главным зачинщиком?
Герцог Браччиано, - пролепетал обвиняемый, со страхом оглядываясь кругом, точно боялся, что потолок обрушится на его голову при произнесении имени всемогущего герцога.
Значит, синьор Паоло Джиордано имел какой-нибудь интерес в том, чтобы убить Перетти?
Господин герцог был любовником Виктории и хотел на ней жениться.
Лейтенант обменялся многозначительным взглядом с генералом.
Как я предполагал, - проговорил герцог Сора.
Ну, а ты какое принимал участие в преступлении? Говори правду, а то знаешь, что тебя ожидает!
Герцог Паоло Джиордано обещал мне свое покровительство, - пролепетал обвиняемый.
Я постучался в окно, вызвал синьора Франциска и провожал его до садов Сфорца, где дожидались люди Аккорамбони.
Ну, а потом?
Потом я немножко придержал его, когда в него стреляли, - отвечал Греко.
Несмотря на страшную испорченность генерала папских войск и его достойного лейтенанта, подобная гнусная измена негодяя их поразила.
Ты все, что показывал, готов удостоверить своей подписью? - спросил лейтенант.
Синьор герцог Браччиано обещал мне свое покровительство, и я…
Отвечай, согласен ли ты подписать свои показания?
Согласен, - едва слышно проговорил Греко.
Лейтенант с герцогом удалились в противоположный конец комнаты и начали о чем-то совещаться. Видно было, что Сфорца хочет в чем-то убедить племянника папы.
Но подумайте, Марио, - говорил герцог, - дядя за это рассердится.
Напротив, ваш дядя будет доволен, что вы избавляете его от самого большого беспокойства, которое когда-либо существовало в продолжение всего его царствования. Если Греко, выйдя отсюда, будет рассказывать в городе то, что он здесь показал, то правительство будет вынуждено начать преследование Орсини, тем более что кардинал Монтальто, верьте мне, ни одной минуты не даст покоя его святейшеству.
Ну что же из этого, - гордо возразил герцог, - если дядюшка пожелает, я имею достаточно силы для того, чтобы положить конец произволу этого Браччиано, который воображает себе, что он рожден с правом убивать безнаказанно, кого ему вздумается.
Марио сделал нетерпеливый жест.
Попробуйте тронуть Орсини, - продолжал он, - и вы увидите, что против ваших пяти тысяч солдат явится десять или двенадцать тысяч бандитов, которыми располагает герцог Браччиано.
Прекрасно. Но я могу соединиться с Аквапенденте, с Просперо, - возразил герцог, - у одного Колонны есть шесть тысяч лучших солдат в Европе.
Просперо и Колонна принадлежат к числу недовольных, и они давно бы предали огню и мечу весь мой лагерь, если бы мне не удалось заручиться союзом с кардиналом Медичи.
Герцог после непродолжительной паузы сказал:
Наконец, я могу прибегнуть к помощи римских граждан, сделаю воззвание, и у меня мигом образуется сильнейшее войско.
Совершенно верно, - отвечал, горько улыбаясь, лейтенант, - но если вы сделаете воззвание к народу и вооружите его, то, уничтожив римских баронов, народ примется за вас и за вашего дядю. Этого прошу не выпускать из вида.
Генерал серьезно задумался. Марио продолжал, все более и более воодушевляясь.
Нас маленькая горсточка львов среди целой массы волков. Мы управляем ими только потому, что волки не соединились вместе и нет между ними согласия, единства цели. Если явится между ними солидарность и они попробуют крови благородных, они уничтожат существующие порядки, в один момент их явится, по крайней мере, сто тысяч. Что же вы будете в состоянии сделать с вашей горстью солдат против такой силы?
Эта беспощадная логика лейтенанта вполне убедила герцога де Сора, и он сказал:
Ну, делайте, как знаете. Конечно, мой кузен Орсини будет не особенно мне благодарен, но я, по крайней мере, избавлю от величайшего беспокойства моего святейшего дядюшку.
Выслушав это приказание генерала, Марио подозвал к себе двух палачей и что-то им прошептал. Последние подхватили Греко и потащили его к пасти ужасного колодца, видневшегося в конце пытальни.
Куда вы меня несете? - вопил несчастный. - Я вынес пытку и сказал всю правду, вы должны отпустить меня на свободу.
Ну, попробуй уйти, - сказал с наглым цинизмом один из палачей, глядя на обугленные кости вместо ступней Греко.
На улице слышались нетерпеливые крики и шум приближающейся толпы.
Бросай его проворней! - командовал Марио.
Никак не поднимешь кверху, такой тяжелый, дьявол! - острил один из палачей.
Греко, наконец, понял, куда его тащат. Страх смерти еще больше исказил черты его лица.
Боже! В колодец!.. Смерть!.. - закричал он с таким отчаянием, которое тронуло бы камни, но не палачей.
Между тем шум на улице увеличился так, что можно было слышать голоса многих людей.
Сюда! Ко мне! - кричал герцог Браччиано. - Они заперлись в подземелье, но я разнесу все и камня на камне не оставлю!
Греко уже подняли вверх, чтобы бросить в колодец, однако он, услыхав голос Браччиано, сделал сверхъестественное усилие и освободился от палачей, но стать на свои обожженные ноги не мог и упал на землю. Палачи его снова подхватили, и в то время, когда разбитая дверь упала, и герцог Браччиано вломился со своими людьми в подземелье, несчастный Греко уже летел на дно глубокого колодца.
Генерал папских войск и его достойный лейтенант совершенно спокойно стояли среди комнаты, будто ничего особенного и не произошло.
Как это вы, мой уважаемый кузен, - совершенно хладнокровно сказал герцог Сора, - с вооруженной силой вламываетесь во дворец юстиции, ломаете двери, - никак не ожидал!
Затрагивать папского племянника совсем не было в планах Орсини, он хорошо знал, что Григорий XIII, несмотря на свою бесхарактерность, готов на самые крайние меры, если кто-либо осмелится задеть его любимца; хотя бы пришлось поднять весь Рим.
Я искал моего верного слугу, - отвечал, несколько сконфузясь, Браччиано, - мне сказали, что он здесь, между тем я его здесь не вижу.
Позвольте, кузен, просить вас отпустить ваших людей, - говорил герцог Сора, - мне необходимо переговорить с вами.
Браччиано невольно вздрогнул: именно в то время, когда он слушал генерала, взор его упал на орудия пытки, но вскоре он оправился и подумал:
Не осмелятся!.. - И жестом приказал своим людям выйти.
Ну-с, теперь, дорогой кузен, я прошу меня выслушать, - сказал спокойным голосом герцог Сора. - Вы ищете здесь Греко, которому обещали свое покровительство за участие его в убийстве в прошедшую ночь…
Герцог Браччиано хотел протестовать.
Греко был здесь только что, - продолжал генерал, - и показал многое, впрочем, он перенес довольно стойко пытку и сначала не хотел признаться ни в чем, но, увидав, что вы его покинули на произвол судьбы, он показал всю истину. И мы имели случай узнать весьма прискорбные обстоятельства о вас и о синьоре Виктории…
Пожалуйста, прошу вас не мешать имя синьоры Виктории в это несчастное дело, - вскричал, побледнев, герцог Орсини.
Мне и самому кажется так, - прибавил генерал, - и вследствие этого я приказал, чтобы чересчур длинный язык Греко урезали, заставив его замолчать окончательно.
Каким образом?
Очень просто. Я велел бросить опасного свидетеля в колодец, и в настоящее время он напился воды настолько много, что уже не будет в состоянии болтать в продолжение целой вечности.
Герцог Браччиано был озадачен и не знал, радоваться ему или печалиться.
Греко был верный слуга! - пробормотал он.
Даже чересчур верный. При первом прикосновении железа к его ногам он показал на ваш счет много ужасных вещей, которым я, конечно, не поверил.
Герцог Браччиано многозначительно взглянул на племянника папы.
Значит, вы мой друг? - прошептал он.
Да, в этом случае я поступил, как истинный ваш друг, - отвечал начальник папской гвардии и повторил все то, что он только что слышал от своего достойного лейтенанта Марио. - Мы, бароны, до тех пор сильны, пока держимся друг друга, но если между нами возникнет распря и плебеи воспользуются ею - мы погибли.
Орсини понял и, крепко пожав руку генералу, сказал:
Я с вами совершенно согласен и благодарю; с этих пор, герцог, я ваш; услуга, оказанная Орсини, не может пропасть!
Марио Сфорца, бывший немым свидетелем этой сцены, самодовольно улыбнулся, ему было приятно, что всякого рода столкновение таких важных персон, как герцог Орсини и папский племянник, - устранено.
Таким образом, убийство несчастного Перетти, племянника кардинала-монаха, осталось не наказанным. Бароны никак не могли предвидеть, что этот неизвестный бедный старик Монтальто вступит на римский престол под именем Сикста V и будет избран Провидением карающей силой.
РАСКАТЫ ГРОМА
ЗАЛЫ Ватикана были полны народа. Посланники иностранных держав, кардиналы, епископы, синьоры наполняли эти залы, еще так недавно при папе Григории XIII пустые. В царствование покойного власть была разделена между кардиналами Сан-Систо, Гуастовиллани и герцогом Сора. Эти три персоны в свою очередь делились с министром-кардиналом Комо. Затем и римские бароны, между которыми, как мы знаем, одну из видных ролей играл герцог Орсини, распоряжались каждый по своему произволу, так что папе Буонкомпаньи ничего не оставалось; а потому иностранцы и итальянские князья, имевшие надобность в политических делах в римской курии, обращались не к папе Григорию XIII, а к тем лицам, в руках которых была сосредоточена власть.
С вступлением на папский престол Сикста V обстоятельства резко изменились. Он взял в свои железные руки все, что касалось внутренней и внешней политики государства. Окружающие были поражены тактом и энергией, которые проявил Сикст V на первых же порах его вступления на престол, он вовсе не был похож на того скромного монаха-отшельника, каким он казался в продолжение многих лет. Новый папа предстал глазам изумленной публики во всем величии государя и первосвященника; будто он всю свою долгую жизнь занимал высокий пост политического деятеля. Прежде всего, он желал установить равенство перед законом всех подданных от знатного барона до простолюдина. С непреклонной энергией и жестокостью он преследовал и того, и другого, если нарушался закон. Исповедуя простой народ, папа хорошо знал, как тяжело он был угнетен богатыми синьорами. Свидания эти вполне подтверждали правдивость истории, рассказанной куртизанкой Диомирой кардиналу-монаху. Изучая общественную жизнь, Сикст V пришел к убеждению, что современное общество совершенно безнаказанно страдает от трех страшных бичей: баронства, бандитов и папских сбиров, названных убийцами, от которых народ ищет защиты даже у бандитов. Сикст V в душе поклялся уничтожить, вырвать с корнем это страшное зло. На четвертый день по вступлении на престол новый папа, как мы знаем, показал, что его главная цель будет заключаться в правосудии, приказав повесить четырех бандитов, несмотря на просьбы всех кардиналов. Распоряжение это напугало баронов и дало надежду бедному народу. Первые притихли, а вторые подняли головы и уже не позволяли себя безнаказанно грабить и насиловать; зная, что им будет оказана законная помощь, они перестали преклоняться перед произволом синьоров и их клевретов и без церемонии крутили им руки назад и представляли в суд. Произошло что-то необычайное: для баронов, вельмож и кардиналов настал суд правильный, неумолимый, даже жестокий. К этому они не были приучены до сих пор. Племянник именитого кардинала Альтана, князь святой Германской империи, за нарушение закона был послан в крепость св. Ангела и приговорен к смертной казни. Папа Сикст V утвердил приговор. Только вмешательство германского правительства спасло осужденного, и он был освобожден. Сикст V хотя и был окружен друзьями, занимавшими важные посты при св. престоле, но ни один из них не смел помыслить превысить свою власть и перейти назначенную им границу; папа управлял государством вполне самостоятельно, отнюдь не поддаваясь постороннему влиянию.
В утро, о котором идет речь, главный зал Ватикана был переполнен иностранными посланниками и итальянскими вельможами. Каждый непременно преследовал свою цель. Испанцы интриговали против французского короля Генриха III, сторонники последнего указывали Сиксту V на чрезмерное тщеславие герцога Гиза, стремящегося быть сильнее папы; великий эрцгерцог Тосканский и другие итальянские князья употребляли все возможные усилия, дабы заручиться расположением папы. Словом, главный зал Ватикана напоминал минувшие времена, когда папа Григорий VII провозгласил с кафедры св. Петра свой страшный катехизис, известный под названием Dictatus papae, послуживший римской теократии, когда короли и императоры Европы оспаривали друг у друга честь вести за узду белого мула, на котором ехал римский первосвященник. Царствование Сикста V напомнило это минувшее время всемогущества папского престола. Между тем как посланники ждали очереди заявить его святейшеству свои полномочия, Сикст V очень любезно толковал с великим герцогом Тосканским.
Итак, - говорил папа, - наше избрание доставило удовольствие вашему высочеству? Будьте уверены, что до тех пор, пока царствует Сикст V, Тоскана может рассчитывать на покровительство св. престола.
Одна из замечательных черт характера бывшего кардинала Монтальто была благодарность. Сикст V не забыл услуги, оказанной ему при выборах кардиналом Медичи. Окружающие с завистью видели, как его святейшество любезно разговаривает с герцогом Тосканским, родным братом кардинала Медичи.
Прошли те времена, когда внимание папы не ставилось ни во что!
Между тем в приемной произошло волнение. Церемониймейстер вбежал в зал, запыхавшийся и сконфуженный.
Что случилось? - спрашивал его государственный секретарь святого престола кардинал Рустикуччи.
О, ваша имененция, случилось то, чему верить трудно, - отвечал церемониймейстер.
А именно?
Герцог Паоло Орсини желает представиться его святейшеству.
Действительно, все с удивлением увидали входившего герцога Браччиано. Убийца папского племянника Перетти сначала, когда кардинал Монтальто был избран, было решил бежать из Рима, но после передумал, уверенный, что новый папа не посмеет тронуть его и с совершенно невинным видом, как будто он не принимал никакого участия в убийстве Перетти, отправился в Ватикан, желая представиться папе и лично поздравить его с восшествием на престол. Наглость, на которую способен был только такой закоренелый злодей, как Паоло Орсини!
Кардиналы и посланники, окружавшие папу, расступились и дали дорогу герцогу.
Никто из приближенных вашего святейшества, - сказал Орсини, - не осмелился доложить вам о моем приходе, я сам решился преклонить колена пред моим государем и поздравить его…
Все взоры невольно обратились на папу; самые смелые трепетали, предвидя бурю неминуемую. Между тем Сикст V, смерив презрительным взглядом Орсини, не удостоил его ни одним словом приветствия и продолжал разговор с герцогом Тосканы. Орсини вспыхнул от стыда и сказал:
Ваше святейшество, быть может, не расслышали слов первого римского барона?
Сикст V повернул голову и снова презрительно смерил с головы до ног убийцу своего племянника и опять не сказал ни одного слова. Вероятно, взгляд папы был чересчур красноречив: Орсини не выдержал и невольно, будто под влиянием какой-то сверхъестественной силы, упал на колени. Герцог ди Сора, утвержденный новым папой, в звании командира гвардии, сделал шаг вперед, впрочем, вовсе не с целью защищать герцога Орсини, а для того, чтобы по первому знаку его святейшества броситься на дерзкого злодея. Обстоятельства переменились теперь, герцог ди Сора был на службе у Сикста V, и союз, заключенный ими в подземелье, был забыт.
В числе присутствовавших находилось немало друзей Орсини, но все они со страхом отвернулись от него, лишь один венецианский посланник, помня услуги, оказанные республике покойным отцом Орсини, бросил умоляющий взгляд на Сикста V, как бы прося его пощадить Орсини. Папа любил венецианскую республику и не хотел отказать в просьбе ее представителю. Он улыбнулся посланнику, сделал общий поклон всем присутствовавшим и, опираясь на руку кардинала Рустикуччи, вышел из зала. Герцог Браччиано, наконец, пришел в себя и, поняв, что далее оставаться в Ватикане значило бы рисковать своей головой, поспешил убраться. Его никто не задержал, так как приказа о его аресте не было дано папой. Приехав домой, Орсини, запасшись деньгами, убежал из Рима.
Когда папа узнал о побеге Орсини, он, улыбаясь, сказал кардиналу Рустикуччи.
Видите, друг мой, меня зовут волком, однако достаточно одного моего взгляда для того, чтобы убежал самый кровожадный лев.
В писании сказано: «Ты вырвешь зубы у дракона», - отвечал Рустикуччи, - ваше святейшество, предназначено самим Провиденьем исполнить великие слова пророчества.
Да, - продолжал задумчиво Сикст V. - Провиденье мне вверило стадо, которое я должен охранять от зверей. Но, быть может, народ не доволен, что я его защищаю; его пугают строгие меры.
Не думаю, ваше святейшество. Достаточно одного имени Сикста V, чтобы успокоить правого и устрашить виновного. Народ понимает это и ценит.
Во всяком случае, я уже не сверну с моего пути и, что бы ни случилось, буду идти по нему прямо. Позови ко мне римского губернатора, - прибавил Сикст V.
Государственный секретарь ушел, и вскоре явился римский губернатор.
ПОЛБУТЫЛКИ
ПЛОЩАДЬ «Navona» во времена папы Сикста V походила на узкое поле, посреди которого красовался дворец Орсини, где теперь дворец Браски. Это было излюбленное низшим классом народа место, здесь был рынок, тут толпились разные продавцы, в особенности продавцы вареных бараньих голов, столь любимых римлянами; крики продавцов, по преимуществу съедобного товара, сливались в общий нестройный гул. Остерии, окружавшие площадь, прекрасно торговали, в особенности в базарные дни.
