МОУ «Средняя общеобразовательная школа п. Уральский.
Исследовательская работа.
Выполнила: Денисова Кристина, ученица 11 класса МОУ «СОШ пос. Уральский».
Введение.
Глава 2. Жизненный и творческий путь.
Глава 3.Особенности времени, в которое жил Державин.
Глава 4. Нововведения Державина в русскую литературу.
4.1. Смешение «штилей» в оде «Фелица».
4.2. Обличение придворно-вельможной знати в одах
«Властителям и судьям», «Вельможа», «Фелица».
4.3. Новаторство Державина в изображении природы.
4.4. Заслуги Державина в русской литературе, воспетые
им самим в стихотворении «Памятник».
Заключение.
Литература.
Введение.
Мои исследования по теме « Новаторство в русской литературе» были начаты в 9 классе . Далее к данной теме вернулась в 10 классе , изучая литературу 18 века, и в 11 классе, анализируя новаторство поэтов первой четверти 20 века.
Слово «новатор» в словаре Сергея Ивановича Ожегова объясняется так: «Работник, вносящий и осуществляющий новые, прогрессивные принципы, идеи, приемы в какой-нибудь области деятельности. Например: новатор в технике ».
Действительно слова «новатор», «новаторство» чаще всего употребляются в связи с производственной деятельностью человека. Но когда речь идет о литературе, искусстве, данные слова приобретают особый смысл. Новаторство - это открытие новых путей в литературе, искусстве, перестройка литературных традиций, то есть отказ от одних традиций и обращение к другим, в конечном счете - создание новых традиций. Новаторство требует высокого таланта, творческой смелости и глубокого ощущения требований времени. По существу, все великие художники мира (Данте, Шекспир, Сервантес, Пушкин, Блок, Маяковский) сумели по новому увидеть окружающий мир и найти новые формы.
Яркий пример новаторства в литературе – деятельность.
Изучая на уроках литературы биографию, творчество поэта, была поражена его талантом, смелостью, яркой жизненной позицией.
Убеждена, что тема новаторства в русской литературе, в творчестве актуальна как никогда в наше время. Многие писатели, поэты ощущая сейчас свободу творчества, забыли, что новаторство в литературе – это не только новые темы, новые формы, но и талант, ощущение требований времени. Поэзия Державина находит отклик в произведениях многих русских поэтов как XIX и, так и XX века.
Цель моей исследовательской работы:
Исследовать новаторство в творчестве.
Для этого я постаралась выполнить следующие задачи:
Изучить биографию;
Рассмотреть влияние времени, в котором жил поэт, на его новаторскую деятельность;
Проанализировать стихи, содержащие новаторские черты.
При написании исследовательской работы прочитано и изучено много книг о жизненном и творческом пути, о его новаторстве в русской литературе. В работе «Державин» исследуется биография поэта. Западова «Мастерство Державина» знакомит с художественными особенностями его произведений. Данная книга помогла мне проанализировать оды поэта. Монография Николая Михайловича Эпштейна « Новое в классике (Державин, Пушкин, Блок в современном восприятии)» более подробно рассказывает о нововведениях Державина в русскую литературу.
Исследовательская работа состоит из 5 глав. Во вступлении обосновывается обращение к данной теме, доказывается её актуальность в современное время, комментируется используемая литература; в последующих главах рассказывается биография, рассматривается влияние времени, в котором жил поэт, на его новаторскую деятельность, анализируются стихи, содержащие новаторские черты («Фелица», «Властителям и судьям», «Вельможа», «Памятник» и другие); в заключении подытоживаются исследования о новаторстве Державина в русской литературе.
Глава 2.
Жизненный и творческий путь.
Державин Гаврила Романович родился в небогатой дворянской семье 3 июля 1743 в деревне Кармачи Казанской губернии. Державин рано потерял отца, и матери приходилось идти на тяжкие унижения ради того, чтобы вырастить двоих сыновей и обеспечить им более или менее пристойное образование. В те годы по настоящему квалифицированных учителей за пределами Санкт-Петербурга и Москвы найти было нелегко. Однако, настойчивость и исключительные способности Державина помогли ему многое узнать, несмотря на тяжелые обстоятельства, слабое здоровье, полуграмотных и странных преподавателей.
В учился в Казанской гимназии. Детство и молодость поэта совершенно не давали возможности угадать в нем будущего гения и реформатора словесности. Знания, которые молодой Державин получил в Казанской гимназии, были отрывочными и сумбурными. Он прекрасно знал немецкий язык , но не владел французским. Много читал, но имел смутные представления о правилах стихосложения. Впрочем, быть может, именно этот факт в будущем дал возможность великому стихотворцу писать, не задумываясь о правилах и нарушая их в угоду своему вдохновению. «Друзья-поэты часто пытались править державинские строки, однако он упорно отстаивал свое право писать так, как ему угодно, не обязательно следуя закостеневшим правилам». (5, стр.66).
Писать стихи Державин начал еще в гимназии, но его обучение было неожиданно и до срока прервано. Из-за произошедшей канцелярской ошибки молодой человек был в 1762 году призван в Петербург на военную службу на год раньше положенного срока и к тому же записан, хотя и в гвардейский Преображенский полк, однако солдатом. В том же 1762 в составе полка участвовал в дворцовом перевороте приведшем к воцарению Екатерины II. Из-за тяжелого материального положения, отсутствия высоких покровителей и крайне неуживчивого нрава Державину пришлось не только десять лет ждать офицерского чина, но даже, в отличие от других дворянских детей, довольно долго жить в казарме. Времени для поэтических занятий оставалось не так уж много, однако молодой человек сочинял шуточные стихи, пользовавшиеся популярностью среди его однополчан, писал письма по просьбе солдаток, и, уже ради собственного самообразования, штудировал Тредиаковского, Сумарокова и особенно Ломоносова, бывшего в то время его кумиром и примером для подражания. Читал Державин и немецких поэтов, пробуя переводить их стихи и пытаясь следовать им в собственных сочинениях. Впрочем, карьера стихотворца не казалась ему в тот момент главным делом жизни. После долгожданного производства в офицеры Державин пытался, продвинуться по службе, надеясь таким образом поправить свои финансовые дела и послужить верой и правдой отечеству.
Уже офицером в Державин принимал активное участие в подавлении восстания Пугачева. Именно к 70-м годам впервые по-настоящему проявился Державинский поэтический дар. В 1774, находясь во время восстания Пугачева со своими людьми неподалеку от Саратова, у горы Чаталагай, Державин прочитал оды прусского короля Фридриха II и перевел четыре из них. «Опубликованные в 1776 Чаталагайские оды привлекли внимание читателей, хотя произведения, созданные в 70-е годы, еще не были по-настоящему самостоятельными». (5, стр.44) Независимо от того, переводил Деражавин или сочинял собственные оды, его творчество находилось еще под сильным влиянием Ломоносова и Сумарокова. Их высокий торжественный язык, строгое следование правилам классицистского стихосложения сковывали молодого поэта, пытавшегося писать по-новому, но еще не четко осознававшего, каким образом надо это делать.
Несмотря на проявленную во время восстания Пугачева активность Державин, все из-за того же неуживчивого и вспыльчивого нрава, не получил долгожданного повышения. Он был переведен из военной службы в штатскую, получил в награду всего лишь триста душ крестьян, и в течение нескольких лет был вынужден зарабатывать на жизнь карточной игрой - не всегда честной.
Принципиальные перемены в жизни и творчестве Державина произошли в конце 70-х годов. Он недолго служил в Сенате, где пришёл к убеждению, что «нельзя там ему ужиться, где не любят правды». В 1778 он пылко влюбился с первого взгляда и женился на Екатерине Яковлевне Бастидон, которую затем в течение многих лет будет воспевать в своих стихах под именем Плениры. Счастливая семейная жизнь обеспечила личное счастье поэта. В это же время дружеское общение с другими литераторами помогло ему развить природные дарования. Его друзья - , были высоко образованными и тонко чувстующими искусство людьми. Дружеское общение соединялось в их компании с глубокими рассуждениями о древней и новой литературе, - жизненно необходимыми для пополнения и углубления образования самого Державина. Литературное окружение помогло поэту лучше осознать свои цели и возможности.
В этом-то и заключалась самая главная перемена. Как писал сам Державин, с 1779 он избрал «свой особый путь». Строгие правила классицистской поэзии больше не сковывали его творчество. «После сочинения «Оды к Фелице» (1782), обращённой к императрице, был награждён Екатериной II. Назначен губернатором олонецким (с 1784) и тамбовским (1785-88)» . (5, стр.67).
С этого момента и до 1791 основным жанром, в котором Державин работал и добился наибольших успехов стала ода - торжественное поэтическое произведение, чья звучная и размеренная форма всегда была близка представителям классицистской поэзии. Державин, однако, сумел преобразовать этот традиционный жанр и вдохнуть в него совершенно новую жизнь. Не случайно выдающийся литературовед писал о «революции Державина». Произведения, сделавшие Державина знаменитым, такие, как: «Ода на смерть князя Мещерского», «Ода к Фелице», «Бог», «Водопад» были написаны непривычным для того времени языком.
Державинский язык удивительно звучен. Так, Ода на смерть кн. Мещерского с первых же строк поражает гулкими и звенящими строками, как будто воспроизводящими звон маятника, отмеряющего безвозвратно уходящее время: «Глагол времен! Металла звон!.. Твой страшный глас меня смущает...»
Предложение устроить жизнь «себе к покою» абсолютно не вписывалось в представления того времени, считавшие идеалом жизнь активную, общественную, публичную, посвященную государству и государыне.
Будучи назначенным кабинет-секретарём Екатерины II (1791-93), Державин не угодил императрице, был отставлен от службы при ней. В последствии в 1794 Державин был назначен президентом Коммерц-коллегии. В министром юстиции. С 1803 находился в отставке.
Несмотря на новаторский характер творчества Державина, в конце жизни его литературное окружение составляли в основном сторонники сохранения старинного русского языка и противники того легкого и изящного слога, которым в начале XIX века начал писать сначала Карамзин, а затем и Пушкин. С 1811 Державин состоял в литературном обществе «Беседа любителей русской словесности», защищавшем архаический литератуный стиль.
Это не помешало Державину понять и высоко оценить талант юного Пушкина, чьи стихи он услышал на экзамене в Царскосельском лицее. Символический смысл этого события станет понятен только позже - литературный гений и новатор приветствовал своего младшего преемника.
Последние строки, оставленные нам Державиным перед своей кончиной, вновь, как и в «Оде на смерть кн. Мещерского» или «Водопаде» говорили о бренности всего сущего:
Гаврила Романович Державин, сам по себе, составил целую эпоху в истории литературы. Его произведения - величественные, энергичные и совершенно неожиданные для второй половины восемнадцатого века - оказали и до сегодняшнего дня продолжают оказывать влияние на развитие русской поэзии. И сам Державин прекрасно понимал значение сделанного им для русской поэзии. Не случайно в своем переложении «Памятника» Горация он предрекал себе бессмертие за
И истину царям с улыбкой говорить.(1, стр.65).
Умер Гаврила Романович, 8 (20) июля 1816, в своем любимом имении Званка, Новгородской области .
Глава 3.
Особенности времени, в которое жил Державин.
Крупнейший поэт XVIII века. В поэзии он шёл иными путями, чем Ломоносов. К тому же Державин жил в другое время, наложившее особый отпечаток на его творчество.
В последнюю треть XVIII века Россия выдвинулась в ряд наиболее сильных мировых держав. Рост промышленности, торговли, увеличение городского населения – всё это способствовало распространению просвещения, художественной литературы , музыки, театра. Петербург все более приобретал развитию облик царственно величавого города с «громадами стройными…дворцов и башен» В строительстве дворцов, особняков и общественных зданий Петербурга и Москвы участвовали выдающиеся русские зодчие: В. Баженов, И. Старов, Д. Кваренги, М. Казаков. Большого совершенства достигли мастера портретной живописи: Д. Левицкий, В. Боровиковский, Ф. Рокотов. Развитие культуры происходило в обстановке обострившихся классовых противоречий. «Дворянская императрица (так называли Екатерину II) за годы своего царствования раздала помещикам более миллиона государственных крестьян, усилив тяжесть крепостного гнета». (3, стр.34).
Крестьяне, угнетаемые помещиками, неоднократно восставали. В годах единичные выступления крепостных против помещиков слились в мощное крестьянское движение под руководством. Повстанцы были разгромлены правительственными войсками, но «пугачевщина» крепко запала в память русского общества.
Острая политическая борьба отразилась и в художественной литературе. В новой общественной обстановке писатели не могли ограничиться «высокой» тематикой. Мир обездоленных людей властно напоминал о себе, заставляя художников сова размышлять о страданиях народа, о путях решения наболевших социальных вопросов. Характерно в этом смысле творчество Державина. С увлечением он воспевал победы русского оружия, великолепие Петербурга, пышные празднества придворной знати. Но в его поэзии явственно обнаруживались и критические настроения. По своим политическим взглядам Державин был убежденным сторонником просвещенной монархии и последовательным защитником крепостного права. Он считал, что дворяне представляют собой лучшую часть общества. Но поэт видел и темные стороны самодержавно-крепостнического строя.
Глава 4.
Нововведения Державина в русскую литературу.
4.1. Смешение «штилей» в оде «Фелица».
В своих одах Державин отошел от правил классицизма. Так, например, в оде «Фелица» классицизм проявляется в обрисовке образа Екатерины 2, наделенной всякими добродетелями, в стройности построения, в типичной для русской оды дяситистрочной строфе. Но, вопреки правилам классицизма, по которым нельзя было смешивать в одном произведении разные жанры, Державин соединил оду с сатирой, резко противопоставив положительный образ царицы отрицательным образам её вельмож (Г. Потемкина, А. Орлова, П. Панина). При этом вельможи были так правдиво нарисованы, так были подчеркнуты характерные для каждого из них черты, что современники, в том числе и Екатерина, сразу же узнали в них определенных лиц..
В этой оде видна также и личность самого автора с его характером, взглядами, привычками. Под пером Державина ода приближалась к произведению, правдиво и просто изображавшему действительность.
Он нарушал строгие правила классицизма и язык, которым написана эта ода. Державин отверг установившуюся в литературе со времен Ломоносова теорию трех стилей. Для оды полагался высокий стиль, а у Державина наряду с торжественно и величаво звучащими стихами стоят совсем простые («дурачества сквозь пальцы видишь. Лишь зла не терпишь одного») и даже встречаются строки «низкого штиля»: «И сажей не марают рожь».
«В оде «Фелица» легкий звучный стих приближается к шутливо-разговорной речи, которая так отличается от торжественно-величавой речи Ломоносова». (4, стр.96).
Глава 4.2.
Обличение придворно-вельможной знати в одах «Властителям и судьям», «Вельможа».
Державин был свидетелем Крестьянской войны под предводительством Емельяна Пугачева и, разумеется, понимал, что восстание было вызвано непомерным крепостническим гнетом и злоупотреблениями чиновников, грабивших народ. «Сколько я мог приметить,- писал Державин,- это лихоимство производит в жителях наиболее ропота, потому что всякий, кто имеет с ним малейшее дело, грабит их». Казалось бы, Державин должен был бы, подобно многим его современникам, не «унижаться» до демонстрации своей внутренней жизни в одах. Но поэт был уже человеком следующей эпохи - времени приближавшегося сентиментализма, с его культом простой, незатейливой жизни и ясных, нежных чувств и даже романтизма с его бурей эмоций и самовыражением отдельной личности.
Служба при дворе Екатерины II убедила Державина в том, что в правящих кругах господствует вопиющая несправедливость. По характеру своему он был «горяч и в правде черт»; его возмущало злоупотребление властью , неправосудие; поэт, как и многие образованные люди того времени, наивно полагал, что строгое соблюдение законов, установленных в самодержавно-крепостническом государстве, может принести мир и покой стране, охваченной народными волнениями. В обличительной оде «Властителям и судиям» Державин гневно порицает властителей именно за то, что они нарушают законы, забыв о своем священном гражданском долге перед государством и обществом.
Ода встревожила Екатерину II, которая отметила, что стихотворение Державина «содержит в себе вредные якобинские замыслы».
Обличительная ода «Властителям и судиям» стоит у истоков гражданской поэзии, развитой позднее поэтами-декабристами, Пушкиным, Лермонтовым. Недаром поэт-декабрист писал, что Державин «был в родной своей стране Органом истины священной».
Державине не только воспевал то, что, по его мнению, укрепляло государство, но и обличал придворно-вельможную знать, которая «несчастных голосу не внемлет». С удивительной прямотой и резкостью он высмеивает вельмож, которые кичатся своим высоким положением, не имея никаких заслуг перед страной.
Глава 4.3.
Новаторство Державина в изображении природы.
называл Державина «русским чародеем, от дыхания которого тают снега и ледяные покровы рек и расцветают розы, чудным словам которого повинуется послушная природа…». Например, в стихотворении «Осень во время осады Очакова» перед читателемпредстает зримая, живописная картина природы. Ломоносов создавал по-своему прекрасные «пейзажи мироздания» («Открылась бездна, звезд полна…») или пейзажи, как бы увиденные с высоты птичьего полёта («Оде на день восшествия…»). Многокрасочный земной мир, окружающий человека, в поэзии XVIII столетия (до Державина) отсутствовал. Известный поэт так, например, воспевал природу: «Распустились деревья, На лугах цветы цветут, Веют тихие зефиры, С гор ключи в долины бьют…». Мастерство же Державина в изображении природы, полной звуков, красок, переливов и оттенков, очевидно. Одним из первых в русской поэзии Державин ввел в стихи живопись, красочно изображая предметы, давая в стихах целые художественные картины.
Глава 4.4.
Заслуги Державина в русской литературе, воспетые им самим в стихотворении «Памятник».
В 1795 году, переводя вслед за Ломоносовым оду Горация, Державин создал свое стихотворение «Памятник», как бы пьедестал пушкинскому «Памятнику». Сила поэзии, по мысли Державина, могущественнее даже законов природы, которым поэт единственно готов быть подчинен («водим» ими). Памятник чудесен именно этим превосходством и над природой («металлов тверже», неподвластен вихрям, громам, времени), и над славой «земных богов»- царей. Памятник поэта «выше пирамид». Гораций видел залог своего бессмертия в мощи Рима: «Я буду возрастать повсюду славой, пока великий Рим владеет светом» (перевод Ломоносова). Державин прочность славы видит в уважении к своему отечеству, прекрасно обыгрывая общность корня в словах слава и славяне:
И слава возрастет моя, не увядая,
Доколь Славянов род Вселена будет чтить. (1, стр.71).
Свои заслуги Державин видит в том, что сделал русский слог «забавным», т. е. веселым, простым, острым. Поэт «дерзнул… возгласить» не о подвигах, не о величии - о добродетелях, и к императрице отнестись как обычному человеку, говорить о человеческих ее достоинствах. Поэтому здесь употреблено слово дерзнул. Главное же, Державин видит свою заслугу в том, что сохранял человеческое достоинство, искренность, справедливость, что мог:
В сердечной простоте беседовать о Боге
И истину царям с улыбкой говорить. (1, стр.
Последняя строфа стихотворения свидетельствует о том, что Державин не надеется на единодушное одобрение современников. Муза его и на пороге бессмертия сохраняет черты воинственности и величия:
О Муза! Возгордись заслугой справедливой,
И презрит кто тебя, сама тех призирай;
Непринужденною рукой неторопливой
Чело твое зарей бессмертия венчай. (1, стр.71).
Поэт считал, что люди, которых не вдохновляет, не волнует искусство, остаются глухи к добру, равнодушны к радостям и страданиям окружающих.
По убеждению Державина, цель искусства и литературы – содействовать распространению просвещения и воспитанию любви к прекрасному, исправлять порочные нравы, проповедовать истину и справедливость. С этих позиций Державин подходит к оценке своего творчества в стихотворении «Памятник» (1796).
«Памятник» - вольное переложение оды древнеримского поэта Горация (65-8 до н. э.). Державин не повторяет мыслей далекого предшественника, а высказывает собственную точку зрения на поэта и поэзию. Свое творчество он употребляет «чудесному, вечному» памятнику.
Спокойно, величаво, плавно льется шестистопный ямб. Неторопливый, торжественный ритм стиха соответствует важности темы. Автор размышляет о воздействии поэзии на современников и потомков, о праве поэта на уважение и любовь сограждан.
Заключение.
Гаврила Романович Державин, сам по себе, составил целую эпоху в истории литературы. Его произведения - величественные, энергичные и совершенно неожиданные для второй половины восемнадцатого века - оказали и до сегодняшнего дня продолжают оказывать влияние на развитие русской поэзии. И «сам Державин прекрасно понимал значение сделанного им для русской поэзии». (2, стр.54). Не случайно в своем переложении «Памятника» Горация он предрекал себе бессмертие за то,
Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о Боге
И истину царям с улыбкой говорить. (1, стр.71).
Исследования привели к следующим выводам о новаторстве Державина в русской литературе.
Во-первых, большим новшеством было введение в оду личности самого автора, с его характером, взглядами, привычками.
Во-вторых, под пером Державина ода приближалась к произведению, правдиво и просто изображавшему действительность. Поэт нарушал строгие правила классицизма, отвергал установившуюся в литературе со времен Ломоносова теорию трех стилей. Для оды полагался высокий стиль, а у Державина наряду с торжественно и величаво звучащими стихами стоят совсем простые («Дурачества сквозь пальцы видишь. Лишь зла не терпишь одного»). Например, в оде «Фелица» лёгкий и звучный стих приближается к шутливо-разговорной речи, которая так отличается от торжественно-величавой речи од Ломоносова.
Поэт 18 века Ермил Костров выразил Державину общую признательность, сказав: « Ты простотой умел себя средь нас вознесть!». Эта простота слога шла от правдивости в изображении жизни, от желания быть естественным, близким к народу.
В - третьих, внимание к быту, «верность картин русской жизни» () в стихах Державина стали предвестьем реалистической поэзии XIX века. По утверждению Белинского, он «заплатит слишком большую дань классицизму», но в то же время стремился «к верности изображения картин русской жизни».
«Державин свел поэзию с заоблачных высот, приблизил к жизни. Его произведения насыщены множеством реальных примет времени, конкретными подробностями, в которых запечатлелись быт и нравы современной ему эпохи» (6, стр.29). Поэзия Державина не только «проста», т. е. жизненна, реальна, - она и «сердечна». Такие стихотворения, как «Русские девушки», «Цыганская пляска», а также патриотические оды, посвященные национальному герою России и этим «чудо-богатырям», согреты любовью к человеку как к самому совершенному творению природы. Многие исследователи считают, что именно поэзия Державина лежит в основе русского сентиментализма.
Державин впервые в русской литературе смешивал в одном произведении разные жанры. Например, в «Фелице» соединил оду с сатирой. Новаторство Державина и в том, что поэт заложил истоки гражданской поэзии, обличая придворно-вельможную знать. Никогда «певец Фелицы» не был рабом самодержавия и угодливым придворным поэтом. Державин выражал интересы государства, родины, цари и царедворцы слышали от него порою очень горькую правду.
Литература.
1. . Поэзия. – М. «Просвещение», 1989г.
2. Западов 18 века: , . – М,., «Просвещение», 1979г.
3. Западов Державина. – М., «Советский писатель», 1982г.
4. Кошелев Романович Державин. – М. «Любителям российской словесности», 1987г.
5. Серман. – Л., «Просвещение», 1987г.
6. Эпштейн в классике (Державин, Пушкин, Блок…). – М. «Просвещение», 1982г.
Державин развивает традиции русского классицизма, являясь продолжателем традицийЛомоносова и Сумарокова.
Для него предназначение поэта - прославление великих поступков и порицание дурных. В оде «Фелица» он прославляет просвещённую монархию, которую олицетворяет правление Екатерины II. Умная, справедливая императрица противопоставляется алчным и корыстным придворным вельможам:
Едина ты лишь не обидишь,
Не оскорбляешь никого,
Дурачества сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного…
Главным объектом поэтики Державина является человек как неповторимая индивидуальность во всём богатстве личных вкусов и пристрастий. Многие его оды имеют философский характер, в них обсуждается место и предназначение человека на земле, проблемы жизни и смерти:
Я связь миров повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь - я раб - я червь - я бог!
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшел? - безвестен:
А сам собой я быть не мог.
Ода «Бог», (1784)
Державин создаёт ряд образцов лирических стихотворений, в которых философская напряженность его од сочетается с эмоциональным отношением к описываемым событиям. В стихотворении «Снигирь» (1800) Державин оплакивает кончину Суворова:
Что ты заводишь песню военну
Флейте подобно, милый снигирь?
С кем мы пойдем войной на Гиену?
Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?
Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?
Северны громы в гробе лежат.
Перед своей смертью Державин начинает писать оду РУИНА ЧТИ, от которой до нас дошло только начало:
Р ека времен в своем стремленьи
У носит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Н ароды, царства и царей.
А если что и остается
Ч рез звуки лиры и трубы,
Т о вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы!
Державин развивает традиции русского классицизма , являясь продолжателем традиций Ломоносова и Сумарокова.
Для него предназначение поэта - прославление великих поступков и порицание дурных. В оде «Фелица» он прославляет просвещённую монархию, которую олицетворяет правление Екатерины II. Умная, справедливая императрица противопоставляется алчным и корыстным придворным вельможам: Едина ты лишь не обидишь, Не оскорбляешь никого, Дурачества сквозь пальцы видишь, Лишь зла не терпишь одного…
Главным объектом поэтики Державина является человек как неповторимая индивидуальность во всём богатстве личных вкусов и пристрастий. Многие его оды имеют философский характер, в них обсуждается место и предназначение человека на земле, проблемы жизни и смерти: Я связь миров повсюду сущих, Я крайня степень вещества; Я средоточие живущих, Черта начальна божества; Я телом в прахе истлеваю, Умом громам повелеваю, Я царь - я раб - я червь - я бог! Но, будучи я столь чудесен, Отколе происшел? - безвестен: А сам собой я быть не мог. Ода «Бог», (1784)
Державин создаёт ряд образцов лирических стихотворений, в которых философская напряженность его од сочетается с эмоциональным отношением к описываемым событиям. В стихотворении «Снигирь» (1800) Державин оплакивает кончину Суворова: Что ты заводишь песню военну Флейте подобно, милый снигирь? С кем мы пойдем войной на Гиену? Кто теперь вождь наш? Кто богатырь? Сильный где, храбрый, быстрый Суворов? Северны громы в гробе лежат.
Перед своей смертью Державин начинает писать оду РУИНА ЧТИ, от которой до нас дошло только начало: Река времен в своем стремленьи Уносит все дела людей И топит в пропасти забвенья Народы, царства и царей. А если что и остается Чрез звуки лиры и трубы, То вечности жерлом пожрется И общей не уйдет судьбы!
Разнообразие творчества: Державин не ограничился лишь одной новой разновидностью оды. Он преобразовывал, иногда до неузнаваемости, одический жанр по самым разным направлениям. Особенно интересны его опыты в одах, соединяющих в себе прямо противоположные начала: похвальное и сатирическое. Именно такой была его рассмотренная выше знаменитая ода "К Фелице". Соединение в ней "высокого" и "низкого" получилось вполне естественным именно потому, что уже прежде поэтом был найден верный художественный ход. На первый план в произведении выдвигалась не отвлеченно-высокая государственная идея, а живая мысль конкретного человека. Человека, хорошо понимающего реальность, наблюдательного, ироничного, демократичного в своих взглядах, суждениях и оценках. Очень хорошо сказал об этом Г.А. Гуковский: "Но вот появляется похвала императрице, написанная живой речью простого человека, говорящая о простой и подлинной жизни, лирическая без искусственной напряженности, в то же время пересыпанная шутками, сатирическими образами, чертами быта. Это была как будто и похвальная ода и в то же время значительную часть ее занимала как будто сатира на придворных; а в целом это была и не ода и не сатира, а свободная поэтическая речь человека, показывающего жизнь в ее многообразии, с высокими и низкими, лирическими и сатирическими чертами в переплетении – как они переплетаются на самом деле, в действительности".
Небольшие по объему лирические стихотворения Державина также пронизаны новаторским духом. В посланиях, элегиях, идиллиях и эклогах, в песнях и романсах, в этих более мелких, чем ода, лирических жанрах, поэт чувствует себя еще более освобожденным от строгих классицистических канонов. Впрочем, строгого деления на жанры Державин вообще не придерживался. Его лирическая поэзия – это некое единое целое. Оно держится уже не той жанровой логикой, не теми неукоснительными нормами, которыми предписывалось соблюдать соответствия: высокая тема – высокий жанр – высокая лексика; низкая тема – низкий жанр – низкая лексика. Еще недавно подобные соответствия были необходимы молодой русской поэзии. Требовались нормативы и образцы, в противодействии которым всегда заключен импульс для дальнейшего развития поэзии. Другими словами, как никогда нужна была исходная точка, от которой большой художник отталкивается, ища свой собственный путь.
Лирический герой, объединяющий в одно целое стихотворения Державина, – это впервые он сам, конкретный, узнаваемый читателями человек и поэт. Расстояние между автором и лирическим героем в "мелких" поэтических жанрах Державина минимально. Вспомним, что в оде "К Фелице" подобное расстояние оказывалось куда более значительным. Придворный-мурза, сибарит и празднолюбец, – это не труженик Гаврила Романович Державин. Хотя оптимистический взгляд на мир, веселость и благодушие их и очень роднят. С большой точностью о лирических стихотворениях поэта сказано в книге Г.А. Гуковского: "У Державина поэзия вошла в жизнь, а жизнь вошла в поэзию. Быт, подлинный факт, политическое событие, ходячая сплетня вторглись в мир поэзии и расположились в нем, изменив и сместив в нем все привычные, респектабельные и законные соотношения вещей. Тема стихотворения получила принципиально новое бытие <…> Читатель прежде всего должен уверовать, должен осознать, что это говорит о себе именно сам поэт, что поэт – это такой же человек, как те, кто ходят перед его окнами на улице, что он соткан не из слов, а из настоящей плоти и крови. Лирический герой у Державина неотделим от представления о реальном авторе".
В последние два десятилетия своей жизни поэт создает целый ряд лирических стихотворений в анакреонтическом духе. От жанра оды он постепенно отходит. Однако державинская "анакреонтика" мало похожа на ту, что мы встречали в лирике Ломоносова. Ломоносов спорил с древнегреческим поэтом, противопоставляя культу земных радостей и веселья свой идеал служения отечеству, гражданские добродетели и красоту женского самоотвержения во имя долга. Не таков Державин! Он ставит перед собой задачу выразить в стихах "самые нежнейшие чувствования" человека.
Не будем забывать, что идут последние десятилетия века. Почти по всему литературному фронту классицизм с его приоритетом гражданской тематики сдает позиции сентиментализму, художественному методу и направлению, в которых первостепенна тематика личная, нравственная, психологическая. Едва ли стоит напрямую связывать лирику Державина с сентиментализмом. Вопрос этот очень спорный. Ученые-литературоведы решают его по-разному. Одни настаивают на большей близости поэта к классицизму, другие – к сентиментализму. Автор многих трудов по истории русской литературы Г.П. Макогоненко в поэзии Державина обнаруживает явные приметы реализма. Вполне очевидно лишь то, что произведения поэта настолько самобытны и оригинальны, что едва ли возможно прикрепить их к строго определенному художественному методу.
Кроме того, творчество поэта динамично: оно изменялось в пределах даже одного десятилетия. В своей лирике 1790-х годов Державин осваивал новые и новые пласты поэтического языка. Он восхищался гибкостью и богатством русской речи, так хорошо, по его мнению, приспособленной к передаче разнообразнейших оттенков чувства. Подготавливая в 1804 году к печати сборник своих "анакреонтических стихов", поэт заявлял в предисловии о новых стилистических и языковых задачах, стоящих перед ним: "По любви к отечественному слову желал я показать его изобилие, гибкость, легкость и вообще способность к выражению самых нежнейших чувствований, каковые в других языках едва ли находятся".
Вольно переделывая на русский лад стихи Анакреона или Горация, Державин вовсе не заботился о точности перевода. "Анакреонтику" он понимал и использовал по-своему. Она была ему нужна для того, чтобы свободнее, красочнее и детальнее показать русский быт, индивидуализировать и подчеркнуть особенности характера ("нрава") русского человека. В стихотворении"Похвала сельской жизни" горожанин рисует в своем воображении картины простого и здорового крестьянского быта:
Горшок горячих, добрых щей,
Бутылка доброго вина,
Впрок пива русского варена.
Не всегда опыты Державина были удачными. Он стремился охватить в единой поэтической концепции два разнородных начала: государственную политику и частную жизнь человека с ее повседневными интересами и заботами. Сделать это было трудно. Поэт ищет, что же может объединить два полюса существования общества: предписания власти и частные, личные интересы людей. Казалось бы, он находит ответ – Искусство и Красота. Перелагая в стихотворении "Рождение Красоты" древнегреческий миф о возникновении из морской пены богини красоты Афродиты (миф в версии Гесиода – Л.Д.), Державин описывает Красоту как вечное примиряющее начало:
…Красота
Вмиг из волн морских родилась.
А взглянула лишь она,
Тотчас буря укротилась
И настала тишина.
Но поэт слишком хорошо знал, как устроена реальная жизнь. Трезвый взгляд на вещи и бескомпромиссность были отличительными свойствами его натуры. И потому в следующем стихотворении "К морю" он уже подвергает сомнению, что в нынешнем "железном веке" Поэзия и Красота смогут одержать верх над победно распространяющейся жаждой богатства и наживы. Чтобы выстоять, человек в этом "железном веке" вынужден сделаться "тверже кремня". Где уж тут "знаться" с Поэзией, с Лирой! И любовь к прекрасному современному человеку все более чужда:
Ныне железные ль веки?
Тверже ль кремней человеки?
Сами не знаясь с тобой,
Свет не пленяют игрой,
Чужды красот доброгласья.
В последний период творчества лирика поэта все больше наполняется национальной тематикой, народнопоэтическими мотивами и приемами. Все отчетливее проступает в ней "глубоко художественный элемент натуры поэта", на который указывал Белинский. Замечательные и самые разные по жанровым признакам, стилю, эмоциональному настроению стихотворения создает Державин в эти годы. "Ласточка" (1792), "Мой истукан" (1794), "Вельможа" (1794), "Приглашение к обеду" (1795), "Памятник" (1796), "Храповицкому" (1797), "Русские девушки" (1799), "Снегирь" (1800), "Лебедь" (1804), "Признание" (1807), "Евгению. Жизнь Званская" (1807), "Река времен…" (1816). А еще "Кружка", "Соловей", "На счастье" и много других.
Проанализируем некоторые из них, обращая внимание прежде всего на их поэтику, то есть тот самый, по выражению критика, "глубоко художественный элемент" творений Державина. Начнем с особенности, сразу же привлекающей к себе внимание: стихи поэта воздействуют на читателя красочно-зримой конкретностью. Державин – мастер живописных картин и описаний. Приведем несколько примеров. Вот начало стихотворения "Видение мурзы" :
На темно-голубом эфире
Златая плавала луна;
В серебряной своей порфире
Блистаючи с высот, она
Сквозь окна дом мой освещала
И палевым своим лучом
Златые стекла рисовала
На лаковом полу моем.
Перед нами – великолепная живопись словом. В раме окна, словно в раме, окаймляющей картину, видим чудный пейзаж: на темно-голубом бархатном небе, в "серебряной порфире" медленно и торжественно плывет луна. Наполняя комнату таинственным сиянием, рисует лучами своими золотые узоры-отражения. Какая тонкая и прихотливая цветовая гамма! Отсвет лакового пола соединяется с палевым лучом и создает иллюзию "златых стекол".
А вот первая строфа "Приглашения к обеду" :
Шекснинска стерлядь золотая,
Каймак и борщ уже стоят;
В графинах вина, пунш, блистая
То льдом, то искрами, манят;
С курильниц благовонья льются,
Плоды среди корзин смеются,
Не смеют слуги и дохнуть,
Тебя стола вкруг ожидая;
Хозяйка статная, младая
Готова руку протянуть.
Ну можно ли не принять такое приглашение!
В большом стихотворении "Евгению. Жизнь Званская" Державин доведет прием живописной красочности образа до совершенства. Лирический герой находится "на покое", он отошел от службы, от столичной суеты, от честолюбивых устремлений:
Блажен, кто менее зависит от людей,
Свободен от долгов и от хлопот приказных,
Не ищет при дворе ни злата, ни честей
И чужд сует разнообразных!
Так и кажется, что повеяло пушкинским стихом из "Евгения Онегина": "Блажен, кто смолоду был молод…" Пушкин хорошо знал стихи Державина, учился у старшего поэта. Много параллелей найдем в их произведениях.
Красочность и зримость деталей "Евгению. Жизни Званской" поражают. Описание накрытого к обеду стола из "домашних, свежих, здравых припасов" так конкретно и натурально, что кажется, протяни руку и дотронься до них:
Багряна ветчина, зелены щи с желтком,
Румяно-желт пирог, сыр белый, раки красны,
Что смоль, янтарь-икра, и с голубым пером
Там щука пестрая – прекрасны!
В исследовательской литературе о поэте существует даже определение "державинский натюрморт". И все-таки свести разговор только к натуральности, естественности изображенных поэтом бытовых сцен и природных пейзажей было бы неверно. Державин часто прибегал и к таким художественным приемам как олицетворение, персонификация отвлеченных понятий и явлений (то есть придание им материальных признаков). Таким образом он добивался высокого мастерства художественной условности. Без нее поэту тоже не обойтись! Она укрупняет образ, делает его по-особому выразительным. В "Приглашении к обеду" находим такой персонифицированный образ – от него мурашки бегут по коже: "И Смерть к нам смотрит чрез забор". А как очеловечена и узнаваема державинская Муза. Она "сквозь окошечко хрустально, склоча волосы, глядит".
Красочные олицетворения встречаются уже у Ломоносова. Вспомним его строки:
Там Смерть меж готфскими полками
Бежит, ярясь, из строя в строй
И алчну челюсть отверзает,
И хладны руки простирает…
Однако нельзя не заметить, что содержание персонифицированного образа здесь совсем иное. Образ Смерти у Ломоносова величественен, монументален, его лексическое оформление торжественно и высокопарно ("отверзает", "простирает"). Смерть всевластна над строем воинов, над целыми полками войск. У Державина же Смерть уподоблена крестьянке, дожидающейся за забором соседа. Но именно из-за этой простоты и обыденности возникает ощущение трагического контраста. Драматизм ситуации достигается без высоких слов.
Державин в своих стихах разный. Его поэтическая палитра многоцветна и многомерна. Н.В. Гоголь упорно доискивался до истоков "гиперболического размаха" державинского творчества. В тридцать первой главе "Выбранных мест из переписки с друзьями", которая называется "В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность", он пишет: "Все у него крупно. Слог у него так крупен, как ни у кого из наших поэтов. Разъяв анатомическим ножом, увидишь, что это происходит от необыкновенного соединения самых высоких слов с самыми низкими и простыми, на что бы никто не отважился, кроме Державина. Кто бы посмел, кроме его, выразиться так, как выразился он в одном месте о том же своем величественному муже, в ту минуту, когда он все уже исполнил, что нужно на земле:
И смерть как гостью ожидает,
Крутя, задумавшись, усы.
Кто, кроме Державина, осмелился бы соединить такое дело, как ожиданье смерти, с таким ничтожным действием, каково крученье усов? Но как через это ощутительней видимость самого мужа, и какое меланхолически-глубокое чувство остается в душе!".
Гоголь, несомненно, прав. Суть новаторской манеры Державина именно в том и заключается, что поэт вводит в свои произведения жизненную правду, как он ее понимает. В жизни высокое соседствует с низким, гордость – с чванливостью, искренность – с лицемерием, ум – с глупостью, а добродетель – с подлостью. Сама же жизнь соседствует со смертью.
Столкновением противоположных начал образуется конфликт стихотворения "Вельможа" . Это большое лирическое произведение одической формы. В нем двадцать пять строф по восемь строк в каждой. Четкий ритмический рисунок, образованный четырехстопным ямбом и особой рифмовкой (aбaбвггв), выдержан в жанровой традиции оды. Но разрешение поэтического конфликта вовсе не в традициях оды. Сюжетные линии в оде, как правило, не противоречат одна другой. У Державина же они конфликтны, противоположны. Одна линия – вельможи, человека достойного и своего звания, и своего предназначения:
Вельможу должны составлять
Ум здравый, сердце просвещенно;
Собой пример он должен дать,
Что звание его священно,
Что он орудье власти есть,
Подпора царственного зданья.
Вся мысль его, слова, деянья
Должны быть – польза, слава, честь.
Другая линия – вельможи-осла, которого не украсят ни звания, ни ордена ("звезды"): Осел останется ослом, Хотя осыпь его звездами; Где должно действовать умом, Он только хлопает ушами. О! тщетно счастия рука, Против естественного чина, Безумца рядит в господина Или в шутиху дурака.
Напрасно было бы ожидать от поэта психологического углубления заявленного конфликта или авторской рефлексии (то есть аналитических размышлений). Это придет в русскую поэзию, но несколько позже. Пока же Державин, едва ли не первый из русских поэтов, прокладывает путь к изображению чувств и поступков людей в повседневной их жизни.
На этом пути много помог поэту тот самый "русский сгиб ума", о котором говорил Белинский. Умерла горячо любимая подруга и жена поэта. Чтобы хоть немного избыть тоску, Державин в стихотворении "На смерть Катерины Яковлевны" обращается словно за поддержкой к ритму народных причитаний:
Уж не ласточка сладкогласная
Домовитая со застрехи –
Ах! моя милая, прекрасная,
Прочь отлетела, – с ней утехи.
Не сияние луны бледное
Светит из облака в страшной тьме –
Ах! лежит ее тело мертвое,
Как ангел светлый во крепком сне.
Ласточка – любимый образ в народных песнях и причитаниях. И неудивительно! Она вьет гнездо вблизи жилья человека, а то и под застрехой. Она рядом с крестьянином, умиляет его и веселит. Своей домовитостью, опрятностью и ласковым щебетанием напоминает поэту "сладкогласная ласточка" его милую подругу. Но ласточка весела и хлопочет. А милую уже ничто не может пробудить от "крепкого сна". "Сокрушенному сердцу" поэта только и остается выплакать горчайшую печаль в стихах, так похожих на народные причитания. И прием параллелизма с миром природы в этом стихотворении как нельзя более впечатляющ и выразителен.
Введение
2. Пейзажная лирика Державина
5. Анакреонтические стихи
6. Драматические произведения
Заключение
Введение
В последней трети XVIII века в поэзии, как и в драматургии, произошли большие сдвиги.
Устойчивость поэтических принципов классицизма охранялась сложившейся жанровой системой. Поэтому дальнейшее развитие поэзии не могло осуществляться без нарушений, а затем и разрушений канонических форм жанровых образований. Эти нарушения стали допускать, как было отмечено, сами писатели-классицисты (Ломоносов, Сумароков, Майков, Херасков и молодые поэты из его окружения). Но настоящий бунт в царстве жанров совершил Гавриил Романович Державин.
Молодой поэт учился у своих именитых предшественников: правилам версификации у Тредиаковского, поэтической практике у Ломоносова и Сумарокова. Но так уж сложилась биография Державина, что с самых первых его шагов в поэзии наставницей ему была сама жизнь.
Действительно, поэт увидел истинную природу - мир многозвучный и многоцветный, в его вечном движении и изменениях, безгранично раздвинув рамки поэтического (от самых высоких сюжетов до воспевания пивной кружки). Главными же врагами Державина были все те, кто забывал "общественное благо", интересы народа, предавшись сибаритству или ласкательству при дворе.
1. Ода в творчестве Г.Р. Державина
В "Оде на день рождения ее величества, сочиненной во время войны и бунта 1774 года" поэт, обращаясь к Екатерине, утверждал: "Враги, монархиня, те ж люди",- и призывал ее к милости. В своих биографических "Записках", созданных уже в конце жизни, Державин, вспоминая о Крестьянской войне, отметил крайнее раздражение народа против правительственных войск и симпатии к Пугачеву простых солдат.
Несмотря на то что в местах, охваченных пугачевщиной, Державин пробыл около трех лет, его неумение ладить с начальством сослужило ему плохую службу, он оказался совершенно обойденным наградами и в конце концов, помимо своего желания, "выпущен в статскую".
Но и гражданская служба была полна потрясений. Будучи советником экспедиции доходов, Державин слишком честным и прямолинейным исполнением служебного долга вызвал ненависть своего начальника, одного из наиболее влиятельных екатерининских вельмож, князя Вяземского.
Обласканный Екатериной II после появления "Фелицы" (1783) и отправленный губернатором в Олонецкую губернию, он рассорился там с наместником Тутолминым, когда тот в своем описании края исказил положение крестьян. В штыки была встречена начальством и губернаторская деятельность поэта в Тамбове (1786-1788). Державин много сделал для просвещения дворянской молодежи, охотно предоставляя для занятий собственный дом. В "Записках" мы читаем: "У губернатора в доме были всякое воскресенье собрания, небольшие балы, а по четвергам концерты, в торжественные же, а особливо в государственные праздники - театральные представления из охотников, благородных молодых людей обоего пола составленные. Но не токмо одни увеселения, но и самые классы для молодого юношества были учреждены поденно в доме губернатора". В открытой Державиным типографии стала печататься первая в России губернская газета - "Губернские ведомости".
В 1791 году Державин стал личным секретарем Екатерины II по принятию прошений. Но близость к императрице также не содействовала служебной карьере поэта, который "лез" к государыне с делами, когда она вовсе не склонна была ими заниматься. Больше того, стихотворец и монархиня глубоко разочаровались друг в друге: став вхожим во дворец, Державин увидел изнанку придворной жизни и "не собрался с духом и не мог таких ей тонких писать похвал, каковы в оде Фелице и тому подобных сочинениях, которые им писаны не в бытность его еще при дворе: ибо издалека те предметы, которые ему казались божественными и приводили дух его в воспламенение, явились ему, при приближении ко двору, весьма человеческими и даже низкими и недостойными великой Екатерины, то и охладел так его дух, что он почти ничего не мог написать горячим чистым сердцем в похвалу ее". Державин при этом с осуждением замечает в "Записках", что Екатерина II управляла государством больше по "своим видам, нежели по святой правде", а сам он ей "правдою своею часто наскучивал".
С произведениями своих литературных наставников (Ломоносова, Сумарокова, Тредиаковского, Хераскова) Державин познакомился еще в Казанской гимназии. Ломоносовские мотивы звучат в стихотворении "Монумент Петра Великого" (1776)-оно даже по названию перекликается с "Надписью к статуе Петра Великого" Ломоносова. Державин воспевает Петра как просвещенного монарха.
Свое восхищение Ломоносовым Державин выразит в 1779 году в "Надписи" к его портрету:
Се Пиндар, Цицерон, Вергилий - слава Россов,
Неподражаемый бессмертный Ломоносов,
В восторгах он своих, где лишь черкнул пером,
От пламенных картин поныне слышен гром.
В оде "На великость" из них, обращаясь к "народам" и "царям", поэт провозглашает, что истинная "великость" заключается в служении людям. Резко звучала "Ода на знатность", легшая потом в основу знаменитого стихотворения "Вельможа". Державин, вслед за Кантемиром и Сумароковым, утверждает внесословную ценность человека:
Нет той здесь пышности одежд,
Царей и кукол что равняет,
Наружным видом от невежд,
Что имя знати получает.
Я строю гусли и тимпан;
Не ты, сидящий за кристаллом
В кивоте, блещущий металлом,
Почтен здесь будешь мной, болван.
Переломным моментом в творчестве Державина явился 1779 год. Поэт вспоминал впоследствии: "Он в выражении и стиле старался подражать г. Ломоносову, но, хотев парить, не мог выдержать постоянно, красивым набором слов, свойственного единственно российскому Пиндару велелепия и пышности. А для того с 1779 года избрал он совсем другой путь". Главная заслуга Державина заключалась в сближении поэзии с жизнью. В его произведениях впервые перед русским читателем предстали картины сельской жизни, современные политические события, природа средней полосы, придворный и усадебный быт. Главным предметом изображения стала человеческая личность - не условный, вымышленный герой, а живой современник, с реальной судьбой и лишь ему присущими чертами. Поэт заговорил в стихах о самом себе, раскрыл страницы собственной биографии - все это для русской литературы было ново и совершенно необычно. Рамки классицизма оказались тесными для Державина, и, сохранив характерное для данного направления представление о прямом воспитательном воздействии искусства, он в своей творческой практике полностью отверг учение о жанровой иерархии. Низкое и высокое, печальное и смешное соединились в одном и том же произведении, отразив жизнь в ее единстве контрастов.
Черты новизны обнаруживаются, прежде всего, в стихотворении "На рождение в Севере порфирородного отрока" (1779). По теме - это поздравительная ода, написанная по случаю дня рождения наследника, будущего императора Александра I. По форме шутливая песенка, где удачно используется сказочный мотив о поднесении феями подарков царственному младенцу. В отличие от привычного для оды четырехстопного ямба, она написана хореем, придающим ей плясовой ритм. В сниженном плане изображаются традиционные для оды античные божества: Борей у Державина - "лихой старик", с "белыми власами и с седою бородой", нимфы "засыпают... с скуки", сатиры греют руки у костра. Вместо обобщенной картины природы в стихотворении - конкретная пейзажная зарисовка русской зимы: "иней пушистый", "метели", "цепи льдисты" на быстрых водах. Державин в известной мере все же следует здесь за Ломоносовым: образ царя-младенца дан слитно с образом матери-России:
Сим Россия восхищенна
Токи слезны пролила,
На колени преклоненна,
В руки отрока взяла.
Царевич представляет собой соединение всех совершенств, необходимых земному богу. Гении ему приносят
Тот обилие, богатство,
Тот сияние порфир;
Тот утехи и приятство.
Тот спокойствие и мир...
Будь страстей твоих владетель,
Будь на троне человек! -
отражен взгляд Державина на личность монарха: царь, прежде всего человек, и только человек. Поэт высказывает здесь и свой творческий принцип - он собирается изображать не человека вообще, а человека со всеми присущими ему качествами.
В стихах "На рождение в Севере..." обнаруживается прямая полемика с Ломоносовым. Кроме отмеченного в них хорея (вместо четырехстопного ямба), шутливого тона в зарисовке мифологических персонажей (сатиры и нимфы), отметим, что Державин начинает свои стихи строкой (с небольшим изменением) из известной оды 1747 года Ломоносова ("С белыми Борей власами" - у Державина, "Где с белыми Борей власами" - у Ломоносова).
К романтическому жанру элегии тяготеет философская ода "На смерть князя Мещерского" (1779). Тема скоротечности бытия, неизбежности смерти, ничтожности человека перед лицом вечности давно знакома русской литературе (вспомним хотя бы памятник XVI века "Прение Живота и Смерти"). И поэт перекликается с этими мотивами, когда говорит о трагическом законе бытия:
Ничто от роковых когтей,
Никая тварь не убегает;
Монарх и узник - снедь червей,
Гробницы злость стихий снедает;
Зияет время славу стерть:
Как в море льются быстры воды,
Так в вечность льются дни и годы;
Глотает царства алчна смерть
С большой эмоциональной силой пишет Державин о внезапном приходе смерти, приходе всегда неожиданном для человека, опять-таки следуя в данном случае средневековым мотивам:
Не мнит лишь смертный умирать
И быть себя он вечным чает;
Приходит смерть к нему, как тать,
И жизнь внезапну похищает.
"Как сон, как сладкая мечта", проходит молодость. Все житейские радости, любовь, пиршества обрываются смертью; "Где стол был яств, там гроб стоит".
Судьба князя Мещерского, "сына роскоши, прохлади нег",- конкретное воплощение этой трагической коллизии человеческого бытия. Но и в этом стихотворении Державин сумел сочетать два разных плана восприятия мира и соединить две разные художественные манеры. Во второй части стихотворения звучат эпикурейско-горацианские мотивы, особенно отчетливо выраженные в заключительной строфе:
Жизнь есть небес мгновенный дар;
Устрой ее себе к покою
И с чистою твоей душою
Благословляй судеб удар.
В отличие от первой части, близкой благодаря обилию риторических вопросов и риторических восклицаний ораторской речи, вторая звучит элегически спокойно и напоминает дружескую беседу с читателем. Новаторский характер стихотворения проявляется и в том, что автор в качестве одного из героев стихотворения изображает себя.
Программным произведением Державина, заставившим читателей сразу заговорить о нем как о большом поэте, была "Ода к премудрой киргиз-кайсацкой царевне Фелице, писанная некоторым мурзою, издавна проживающим в Москве, а живущим по делам своим в Санкт-Петербурге". Ода была напечатана 1783 году в журнале "Собеседник любителей российского слова". По словам В.Г. Белинского, "Фелица" - одно из "лучших созданий Державина. В ней полнота чувства счастливо сочеталась с оригинальностью формы, в которой виден русский ум и слышится русская речь. Несмотря на значительную величину, эта ода проникнута внутренним единством мысли, от начала до конца выдержана в тоне. Олицетворяя в себе современное общество, поэт тонко хвалит Фелицу, сравнивая себя с нею и сатирически изображая свои пороки".
"Фелица" - наглядный пример нарушения классицистской нормативности, прежде всего благодаря сочетанию оды с сатирой: образу просвещенного монарха противопоставляется собирательный образ порочного мурзы; полушутя, полусерьезно говорится о заслугах Фелицы; весело смеется автор над самим собой. Слог стихотворения представляет, по словам Гоголя, "соединение слов самых высоких с самыми низкими".
Образ Фелицы у Державина отличается многоплановостью. Фелица - просвещенная монархиня и в то же время - частное лицо. Автор тщательно выписывает личные привычки Екатерины, ее образ жизни, особенности характера:
Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом.
Новизна стихотворения заключается, однако, не только в том, что Державин изображает частную жизнь Екатерины II, новым сравнительно с Ломоносовым оказывается и сам принцип изображения положительного героя. Если, например, образ Елизаветы Петровны у Ломоносова предельно обобщен, то здесь комплиментарная манера не мешает поэту показать конкретные дела правительницы, ее покровительство торговле и промышленности, она - тот "бог", по словам стихотворца,
Который даровал свободу
В чужие области скакать,
Позволил своему народу
Сребра и золота искать;
Который воду разрешает
И лес рубить не запрещает;
Велит и ткать, и прясть, и шить;
Развязывая ум и руки.
Велит любить торги, науки
И счастье дома находить.
Фелица "просвещает нравы", пишет "в сказках поученья", но на "любезную" ей поэзию она смотрит как на "летом вкусный лимонад". Оставаясь в рамках дифирамба, Державин следует правде и, может быть, сам того не замечая, показывает ограниченность Екатерины-писательницы, которая стремилась развивать литературу в духе охранительных идей.
Державин, как и его предшественники, противопоставляет современное царствование предыдущему, но делает это опять-таки предельно конкретно, с помощью нескольких выразительных бытовых деталей:
Там с именем Фелицы можно
В строке описку поскоблить...
В этой оде поэт соединяет похвалу императрице с сатирой на ее приближенных, резко нарушая чистоту жанра, за которую ратовали классицисты. В оде появляется новый принцип типизации: собирательный образ мурзы не равен механической сумме нескольких отвлеченных "портретов" (такой принцип типизации был характерен для сатир Кантемира и даже для "Рецептов" Новикова). Державинский мурза - это сам поэт с присущей ему откровенностью, а порой и лукавством. И вместе с тем в нем нашли свое отражение многие характерные черты конкретных екатерининских вельмож. Нововведением Державина явилось также включение в оду образца натюрморта - жанра, который потом блестяще предстанет и в других его стихотворениях: Там славный окорок вестфальской, Там звенья рыбы астраханской, Там плов и пироги стоят...
Новаторский характер произведения увидели его современники. Так, поэт Е.И. Костров, приветствуя "творца оды, сочиненной в похвалу Фелице, царевне Киргизкайсацкой", отметил, что "парящая" ода уже не доставляет эстетического удовольствия, а в особую заслугу Державина поставил "простоту" его стиля:
Наш слух оглох от громких лирных тонов...
Признаться, видно, что из моды
Уж вывелись парящи оды.
Ты простотой умел себя средь нас вознесть!
Сам Державин тоже в полной мере осознавал новизну "Фелицы", отнеся ее к "такого рода сочинению, какого на нашем языке еще не бывало".
Важное место в творчестве Державина занимают гражданско - обличительные стихотворения, среди которых особенно выделяются "Вельможа" (1794) и "Властителям и судиям" (последняя редакция - 1795 год).
Положив в основу "Вельможи" раннюю оду "На знатность", Державин сделал попытку нарисовать социальный портрет человека, стоящего близко к трону и назначенного выполнять волю государя.
Ода основана на антитезе: идеальному образу честного и неподкупного государственного деятеля противопоставляется собирательный портрет царского любимца, грабящего страну и народ. Как сатирик и обличитель Державин необычайно изобретателен. Тема вельможи начинается с краткой и едкой, афористически звучащей характеристики:
Осел останется ослом,
Хотя осыпь его звездами;
Где должно действовать умом.
Он только хлопает ушами.
Эта характеристика сменяется горестным размышлением автора о слепоте счастья, возносящего на недосягаемую высоту глупца, не имеющего никаких заслуг перед государством:
О! тщетно счастия рука,
Против естественного чина,
Безумца рядит в господина
Или в шутиху дурака.
Обличительная характеристика вельможи, забывающего о своем общественном долге, дальше конкретизируется в двух контрастных картинах, предвосхищающих "Размышления у парадного подъезда" Н.А. Некрасова. Державин рисует, с одной стороны, роскошный быт "второго Сарданапала", живущего "средь игр, средь праздности и неги", с другой - униженность зависящих от него людей. В то время, когда вельможа еще "покойно спит", в его приемной толпятся просители: "израненный герой, как лунь, во бранях поседевший", вдова, что "горьки слезы проливает с грудным младенцем на руках", "на костылях согбенный, бесстрашный старый воин". И заключает оду сатиру гневное обращение к сибариту с требованием проснуться и внять голосу совести.
В своей позитивной программе Державин следует за Кантемиром и Сумароковым, утверждая внесословную ценность человека:
Хочу достоинства я чтить, Которые собою сами Умели титлы заслужить Похвальными себе делами.
Говоря далее о том, что "ни знатный род, ни сан" не делают человека лучше, чем он есть, Державин остается, однако, в рамках дворянского мировоззрения, когда знакомит читателя со своей концепцией общественного устройства:
Блажен народ! - где царь главой,
Вельможи - здравы члены тела,
Прилежно долг все правят свой,
Чужого не касаясь дела.
Идеальной формой правления для поэта остается крепостническая сословная монархия. Стихотворение "Властителям и судиям" Екатерина II восприняла как якобинские стихи. Державин довольно точно перелагает текст 81-го псалма. Вот как звучит это библейское песнопение в современном переводе: "Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд: доколе будете вы судить неправедно и оказывать лицеприятие нечестивым? Давайте суд бедному и сироте; угнетенному и нищему оказывайте справедливость; избавляйте бедного и нищего, исторгайте его из рук нечестивых. Не знают, не разумеют, во тьме ходят; все основания земли колеблются. Я сказал: вы - боги, и сыны Всевышнего - все вы; но вы умрете, как человеки, и падете, как всякий из князей. Восстань, Боже, суди землю, ибо ты наследуешь все народы". Но то, что выглядит в псалме эпически-спокойным, зазвучало у Державина гневным обличением. Здесь "отразились взгляды Державина на задачи власти и было выражено глубокое неудовлетворение ею. Державин выступил с критикой правительствующего Сената, осудил "земных богов", плодящих на земле лихоимство и насилие. В глазах читателя это стихотворение имело самый радикальный характер".
Стихотворение звучит как прямое, гневное обращение поэта к "земным богам". Царь в образе "земного бога" прославлялся в русской поэзии еще со времен Симеона Полоцкого. Державин же первым не только сводит "земных богов" с пьедесталов, но и нелицеприятно их судит, напоминая им об их обязанностях перед подданными. Стихотворение воспринимается как патетическая ораторская речь: Не внемлют! видят - и не знают! Покрыты мздою очеса: Злодействы землю потрясают, Неправда зыблет небеса.
Ничтожность царей, их человеческая слабость становятся особенно ощутимы благодаря антитезе "царь - раб":
И вы подобно так падете,
Как с древ увядший лист падет!
И вы подобно так умрете,
Как ваш последний раб умрет!..
В конце переложения поэт призывает Всевышнего покарать "царей земли".
2. Пейзажная лирика Державина
Небольшое стихотворение "Ключ" (1779) открывает пейзажную лирику Державина с характерным для нее многообразием красок и звуков.
Ты чист - и восхищаешь взоры,
Ты быстр - и утешаешь слух,-
пишет поэт, обращаясь к источнику, и рисует водопад утром, днем, ночью. Уже здесь он прибегает к аллитерации, одному из излюбленных своих приемов впоследствии:
И рощи дремлют в тишине:
А ты один, шумя, сверкаешь.
Внесение в поэзию личностного начала было смелым, но необходимым шагом, подготовленным самой логикой художественного развития. В стихах Державина раскрывается во всей полноте и противоречиях образ его современника, человека естественного, с его падениями и взлетами.
Вслед за Горацием Г.Р.Державин называл поэзию "говорящей живописью". Блестящие образцы пейзажа, натюрморта, портрета дал Державин в своих произведениях.
Отдельные детали, разбросанные в стихотворениях, помогают читателю достаточно ясно представить внешний облик людей, о которых пишет поэт. Так, у той же Екатерины II - "небесно-голубые взоры и по ланитам нежна тень", "тихая поступь", "коричные власы" ("Изображение Фелицы"); у Орлова - "жилистая рука", которой он "шесть коней на ипподроме вмиг осаждал" ("Афинейскому рыцарю"). Наглядно можно представить холодную красавицу Милену,
Белокурую лицом,
Стройну станом, возвышенну,
С гордым несколько челом.
Или крепостную девушку Дашу: "статна, черноока и круглолица"
Вместе с тем Державин не отказывается и от классицистского принципа изображения внешности человека: многие его портреты отличаются обобщенностью и направлены не на выявление индивидуального, и для описания их используются словесные штампы; таково, например, раннее стихотворение "Невесте", адресованное Екатерине Яковлевне Бастидон, невесте поэта:
Лилеи на холмах груди твоей блистают,
Зефиры кроткие во нрав тебе даны,
Долинка на щеках - улыбка зорь весны;
На розах уст твоих сады благоухают.
Пейзаж у Державина многокрасочен и динамичен. Примером этому может служить начало стихотворения "Водопад":
Алмазна сыплется гора
С высот четыремя скалами,
Жемчугу бездна и сребра
Кипит внизу, бьет вверх буграми;
От брызгов синий холм стоит,
Далече рев в лесу гремит.
Яркостью красок отличается пейзаж в стихотворениях "Ключ; "Радуга", "Облако". "Осень во время осады Очакова", "Утро" и: многих других.
Интерес Державина к живой природе выражается, в частности, точном описании животных. Наблюдательность поэта сказалась в изо£ ражении ласточки ("Ласточка") и павлина ("Павлин"), любимого па (шуточное стихотворение "Милорду, моему пуделю"):
Осанист, взрачен, смотришь львом,
Подобно гордому вельможе;
Обмыт, расчесан, обелен,
Прекрасен и в мохнатой роже.
Велик, кудряв, удал собой:
Как иней - белыми бровями,
Как сокол - черными глазами...
Справедливо определение поэзии Державина как "говорящей живописи". Он действительно придает большое значение не только колористической, но и звуковой стороне своих стихов - их "сладкогласию" и звукоподражательности. В "Рассуждении о лирической поэзии или об оде" он пишет: "Знаток тотчас приметит, согласна ли поэзия музыкою в своих понятиях, в своих чувствах, в своих картинах и, наконец, в подражании природе. Например, свистит ли выговор стиха и ток музыки при изображении свистящего или шипящего змия подобно ему; грохочет ли гром, журчит ли источник, бушует ли лес, смеется роща - при описании раздающегося гула первого, тихо-бормочущее течения второго, мрачно-унылого завывания третьего и веселых отголосков четвертой". Этот принцип подражания природе со стороны акустики находит выражение во многих произведениях поэта. Так, например, картина осенней природы в оде "Осень во время осады Очакова: оживает благодаря упоминанию о шуршащих листьях:
Шумящи красно-желты листьи
Расстлались всюду по тропам.
Подбор шипящих и свистящих звуков позволяет передать шел ее высохших листьев. Блестящие примеры звукоподражания найдем стихотворениях "Соловей во сне", "Мой истукан" и других.
Среди изобразительных средств Державина особенно богата его эпитетика. "Эпитеты Державина разнообразны. Самые употребительные эпитеты - чувственные, и среди них первое место принадлежит зрительному эпитету... С помощью зрительных эпитетов Державин рисует картины природы, описывает животных, делает бытовые зарисовки, дает портреты людей. И не просто перечисляет все увиденное им, но, как художник, насыщает свои полотна цветом", - пишет Н.Б. Русанова. Любимый эпитет поэта - "золотой". "Иногда, стремясь как можно точнее передать краски, - указывает исследовательница, - поэт использует сложные эпитеты, составленные из сочетания не только двух (черно-зелены), но и трех (лазурно-сизо-бирюзовы) красок. При этом, сочетая цвета, он тщательно продумывал их подбор. Как правило, вторая часть эпитета ярче первой и направлена на то, чтобы оживить краску, сгустить и сделать ее ярче: бело - румяный, черно-багровый, красно-желтый, сребро - розовый и т. д.".
Яркая и разнообразная палитра эпитетики Державина ("живописца природы", по меткому определению поэта И.И. Дмитриева) использовалась для передачи резких контрастов и мягких переливов красок в картинах природы, для воспроизведения в конкретно-чувственной форме и "ужасов", и "красы" ее. Воздействие цветовых определений в приведенном отрывке усиливается и наличием эпитетов, раскрывающих настроение поэта.
С помощью зрительных, цветовых эпитетов Державину удается конкретизировать внешний облик человека. Так, если его предшественник Ломоносов смог заметить у своих героев лишь глаза небесные, светлые и пресветлые, а также "зрак прекраснее рая", то Державин разглядел очи голубые богини красоты, страстные взоры Сафо, Дашу чернооку, яхонтовые взоры Варюшки, жадные глаза бриллиантщика младого и полный искр соколий взгляд русских девушек. Он разглядел черные, как у сокола, глаза пуделя Милорда, желтоглазого сыча, солнцеокого осетра.
Державин не только прекрасно "видел" природу, но и хорошо ее "слышал". Поэтому не удивительно, что в его поэзии жизненный мир оказался и многоцветным и многозвучным. Оптимистический по преимуществу настрой творчества поэта привел к преобладанию "громких" звуковых эпитетов над "тихими" (как и "ярких" над "бледными"). Державин слышит резкий трубный звук, веселый глас, пылкий тон. Но шумящие, гремящие бранные звуки не заглушили для него роя жужжащих пчел, тихоструйного согласья волшебного звука арфы, скорбного стона.
Немало у Державина эпитетов метафорических: бледная зависть, сизый гром, хрупкий лист, горькие и сладкие слезы, черствое сердце, сладкий сон, смрадный позор.
3. Стихотворения военно-патриотического цикла
Значительное место в творчестве Державина занимает героико-патриотическая тема. Боевые подвиги русского народа поэт прославлял, начиная с 80-х годов, когда шла русско-турецкая война, и кончая победами над Наполеоном. Это такие стихотворения, как "Осень во время осады Очакова" (1788), "На взятие Измаила" (1790), "На возвращение графа Зубова из Персии" (1797), "На победы в Италии" (1799), "На переход Альпийских гор" (1799), "Снигирь" (1800), "Атаману и Войску Донскому" (1807), "Заздравный орел" (1791 - 1801), надпись "Фельдмаршалу графу Александру Васильевичу Суворову" (1795), надгробие "На смерть графа Суворова" (1800) и др. Главным героем этого цикла является "росс" - обобщенный образ русского воинства. Следуя вначале в значительной степени ломоносовской традиции, Державин в эмоционально приподнятой манере, с использованием многих славянизмов рисует картины боя, в которых проявляет чудеса храбрости росс - "исполин", "твердый и верный", чья "твердокаменная грудь" смело противостоит врагу:
Огонь, в волнах неугасимый,
Очаковские стены жрет,
Пред ними росс непобедимый
И в мраз зелены лавры жнет;
Седые бури презирает,
На льды, на рвы, на гром летит,
В водах и в пламе помышляет:
Или умрет, иль победит.
Связь с творчеством Ломоносова Державин при этом подчеркивает сам, взяв в качестве эпиграфа к стихотворению "На взятие Измаила" слова из оды своего предшественника. В нем Державин также изображает подвиги росса:
Твои труды - тебе забавы;
Твои венцы - вкруг блеск громов:
В полях ли брань - ты тмишь свод звездный,
В морях ли бой - ты пенишь бездны,-
Везде ты страх своих врагов!
В раскрытии военно-патриотической темы поэт, однако, не ограничивается использованием традиционных средств. Процесс сближения творчества с жизнью находит отчетливое выражение и в этих произведениях Державина. Так, мотивы народной солдатской песни помогают ему создать в стихотворении " Заздравный орел "(1791) предельно живые образы русских солдат: О! исполать, ребяты, Вам, русские солдаты! Что вы неустрашимы, Никем непобедимы: За здравье ваше пьем.
Своеобразно стихотворение "Атаману и Войску Донскому" (1807), в котором доблесть атамана Платова и его войска воспета в былинном духе и ошутимо воздействие недавно изданного "Слова о полку Игореве". Вот отрывок, близкий к картине бегства князя Игоря из плена:
В траве идешь - с травою равен,
В лесу - и равен лес с главой,
На конь вскокнешь - конь тих, не нравен,
Но вихрем мчится под тобой.
По камню ль черну змеем черным
Ползешь ты в ночь - и следу нет,
По влаге ль белой гусем белым
Плывешь ты в день - лишь струйки в след.
Но наиболее самостоятелен Державин при изображении Суворова, которого глубоко чтил как полководца и был с ним в дружеских отношениях. Поэт не боится снизить образ полководца, рисуя его человеческие черты - простоту, доступность, уважение к солдату, а порой показывая и чудачества. О спартанском образе жизни Суворова рассказывается в стихотворении "Фельдмаршалу графу Александру Васильевичу Суворову". Оказывается, "что в царском пышном доме"
По звучном громе
Марс почиет на соломе,
Что шлем его и меч хоть в лаврах зеленеют,
Но гордость с роскошью повержены у ног.
Суворов как неповторимая человеческая личность раскрывается в лирическом стихотворении "Снигирь". Несмотря на особенности жанра ("Снигирь"-эпитафия), Державин не побоялся показать человека, выглядевшего в глазах дворянского общества странным и даже смешным
Суворов - "вождь", "богатырь", привыкший "быть всегда первым в мужестве строгом" - неотделим от солдат. Таков он в названной эпитафии, таков он и в оде "На переход Альпийских гор".
4. Цикл религиозно-философской лирики
Ряд стихотворений поэта образует цикл религиозно-философской лирики. Удивительная способность русского человека "жить на земле с глазами, устремленными к небу" во многом определила картину мира русской литературы. Потому в ней всегда была развита система жанров духовной поэзии: од, стихотворных переложений библейских псалмов, молитв. Творчество Г.Р Державина дает яркие образцы всех этих жанров. Это естественно. Поэт вырос в религиозной культуре, был воспитан на ценностях Вечной Книги. В воспоминаниях о детстве Державина есть интересный эпизод: когда поэту было два года, на небе "явилась комета <.>, увидев оную и показав пальцем, быв у няньки на руках, первое слово сказал: "Бог"3. Много лет спустя именно так была названа поэтом ода, сделавшая его всемирно известным. По мнению Д. Андреева, с оды Державина "Бог" началась и великая русская литература. Это высказывание поэта, несомненно, верно в том смысле, что именно здесь оказались впервые четко сформулированы любимые вопросы русской литературы: что такое Бог? Как связаны Бог и человек? Что ждет человека после смерти? Сейчас они кажутся совершенно естественными, тем более для поэта, творца слова. Но век XVIII был во многом столетием других вопросов: как будет развиваться Россия? Как сделать народ более просвещенным? Каким должен быть идеальный монарх? Как известно, Державин был одним из сподвижников Екатерины как в области просвещения, так и в области государственного устройства. Причем в царствование Екатерины эти две области оказались связаны между собою теснее, чем когда бы то ни было. Как отметил В. Ходасевич, всякая "культурная деятельность, в том числе поэтическая, являлась прямым участием в созидании государства". Нельзя век XVIII назвать атеистическим. Но, по признанию религиозных деятелей, "так возвышенно - бурно, так приподнято - восторженно раскрывалась Россия в своем величии, что повода и времени не было серьезно подумать о душе - трезвенно и покаянно ощутить себя заблудшим детищем Святой Руси". Государственный поэт Державин о душе заговорил. Потому, вероятно, трудно согласиться с мнением В. Сиповского: "Холодом веет и от его оды "Бог". Нарисовав под влиянием библейского миросозерцания величественный образ Бога - Иеговы, мстителя и судии, далекого от людей и творения, - он, в попытках умом определить его сущность, столько привел различных философских толкований сущности Божества, что ясности понимания нет; есть лишь красивый набор человеческих идей о Боге, идей противоречивых, взаимоуничтожаемых одна за другой. Быть может, это привлечение различных гипотез о Боге сделано было Державиным сознательно, с целью показать бессилие человеческого ума, - но как бы то ни было, это знаменитое произведение его скорее философское, чем поэтическое. В нем больше ума, надуманности, чем чувства, настроения". Спор о том, насколько искренна эта ода, ведется уже два столетия. Вот только несколько высказываний исследователей творчества поэта:
А. Мицкевич: "Поэт, желая изобразить Верховное Существо, поступает как Спиноза, начинает перечислять, чем оно не есть, чтобы показать, чем оно должно быть. Поэтому он повторяет тысячу раз, что Бог, никогда не имел начала и никогда не будет иметь конца, тянет подобный ряд отрицаний и, в поисках - идеала величия, геометрическим языком изображает безграничность пространства и времени".
А. Георгиевский: "Если тускла его мораль, то сильна энергия его фантазии. И благодаря этой необычной энергии фантазии поэзия Державина становится на путь мифологизации <...> чрез чудную же, играющую красками природу; чрез солнце и звезды постигает поэт и Верховного Владыку мира..."
Н. Сретенский: "Поэтическое воодушевление и талант Державина помогли ему выйти победителем из нелегкой задачи совмещения искреннего чувства с рассудочным дидактизмом, в этом редкая ценность од "Бог" и "Бессмертие души".
Я. Грот (об оде "Бог"): "...причины ее беспримерного успеха должно искать в силе ее лирического полета, глубине религиозного убеждения и величии начертанных в ней образов".
В этом контексте важными представляются два момента. Во-первых, воспоминания Державина о том, как создавалась знаменитая ода: "Автор первое вдохновение или мысль к написанию сей оды получил в 1780 году, быв во дворце у всенощной в Светлое Воскресенье, и тогда же, приехав домой, первые строки положил на бумагу; но будучи занят должностью и разными светскими суетами, сколько ни принимался, не мог окончить оную, написав однако в разные времена несколько куплетов. Потом с 1784 года, получив отставку от службы, приступал было к окончанию, но также по городской жизни не мог; беспрестанно однако, был побуждаем внутренним чувством, и для того, чтоб удовлетворить оное, сказав первой своей жене, что он идет в польские свои деревни для осмотрения оных, поехал и, прибыв в Нарву, оставил свою повозку и людей на постоялом дворе, нанял маленький покой в городе у одной старушки немки, с тем чтобы она и кушать ему готовила; где запершись, сочинял оную несколько дней, но, не докончив последнего куплета сей оды, что было уже ночью, заснул перед светом; видит во сне, что блещет свет в глазах его, проснулся, и в самом деле воображение так было разгорячено, что казалось ему вокруг стен бегает свет, и с сим вместе полились потоки слез из глаз у него; он встал и ту ж минуту, при освещающей лампаде, написал последнюю сию строфу, окончив тем, что, в самом деле, проливал он благодарные слезы за те понятия, которые ему вверены были...""
Во-вторых, размышления поэта о жанровой природе оды. В "Рассуждении о лирической поэзии или об оде" Державин выделяет в оде именно лирическое начало - "огнь, жар, чувство", особенно важные при создании оды духовной, в которой "удивляется поэт премудрости Создателя, в видимом им в сем великолепном мире чувствами, а в невидимом - духом веры усматриваемой; хвалит провидение, славословит благость и силу его; исповедует перед ним свое ничтожество и согрешение".
Неоднократно отмечалось, что в центре оды "Бог" - мысль о том, что бесконечный в пространстве и времени таинственный Бог сотворил по своему образу и подобию человека, который, будучи смертным, имея завершение в пространстве и времени, подобен Создателю и связывает мир Бога с миром земли. Поэтому именно человеку, в отличие от других существ, дано право и возможность постичь Бога:
Лишь мысль к Тебе взнестись дерзает...
Е. Эткинд отметил, что в оде "Бог" Державину удалось выразить наименее словесно выразимое - понятия Бесконечности и Вечности, что достигнуто соединением "абстрактного с конкретным, метафизического с физическим, духовного с материальным":
Как искры сыплются, стремятся,
Так солнцы от Тебя родятся;
Как в морозный, ясный день зимой
Пылинки инея сверкают,
Вратятся, зыблются, сияют,
Так звезды в безднах под Тобой...
Таким образом, идея оказывается воплощенной в стиле с редкой адекватностью. "Божественно" гармонична и композиция оды: она принадлежит как Богу, так и человеку в равной степени. Первая часть - пять строф - рассказ о Боге. В строфе I делается попытка определения Бога по отношению к пространству, времени и движению. В строфе II описывается процесс постижения Бога и открывается невозможность этого; строфа III повествует о Создателе мира, о Его непостижимом даре Слова. Строфа IV является признанием того, что Бог есть начало всего живого на земле, источник жизни. Наконец, строфа V - восхищение величием Бога, по законам которого живут все существующие миры. Вторая часть оды - пять строф - принадлежит человеку. В строфе I поэт как один из человечества признает свое полное ничтожество перед величием Творца; во II - осознает себя созданием Бога; в строфе III постигает ту истину, что именно ему Бог доверил стать связующим звеном между собой и всеми живыми существами. Строфа IV - радость открытия того, что человек - любимое творение Господа и ему дарована жизнь вечная. Строфа V - гимн человека Богу. Державинский "Бог" - это и песнь Творцу, и попытка человека проникнуть в тайны мироздания, и осуществление вечной мечты о возможности увидеть Бога.
От оды "Бог" закономерным был шаг к постижению того звена, которое связывает Бога и человека. Об этом рассказывает ода "Христос", основная идея которой прослеживается уже в эпиграфе: "Никтоже приидет ко Отцу, токмо мною". В оде Державин обратился к образу Христа, что не было характерно для поэзии XVIII века и оказалось в центре внимания поэтов только начиная с Пушкина. И в этом смысле ода "Христос" очень важна, так как обозначила путь русской литературы от Бога абстрактного, далекого - к Богу живому и близкому.
Ода построена на риторических вопросах: "Кто Ты?", уже заключающих в себе загадку, тайну, при открытии которой "ужас, мрак" пробегают человеческие "кости". Державину в оде удалось слить с "невозможностью возможность", соединив в описании Христа божественное и земное:
Ты Бог, - но Ты страдал от мук!
Ты человек, - но чужд был мести!
В оде "Христос" нарушен главный закон создания оды, в которой все "элементы поэтического слова оказывались <...> использованными, конструированными под углом ораторского действия". Ода заканчивается обращением к Христу, близким к молитве и ее напевной интонации:
О Всесвятой! Превечный Сый!
Свет тихий Божиския Славы!
Пролей свои, Христе! красы
На дух, на сердце и на нравы,
И жить во мне не преставай;
А ежели я уклонюся
С очей Твоих и затемнюся,
В слезах моих вновь воссияй!
В оде "Водопад" Державин обращается к теме скоротечности бытия и задает вопрос, что такое вечность, кто из людей имеет право на бессмертие. Великолепная картина водопада, которой открывается стихотворение, заключает в себе аллегорию: водопад - быстротекущее время, а волк, лань и конь, приходящие к нему, - знаки таких человеческих качеств, как злоба, кротость и гордость.
Большинство человеческих судеб бесследно исчезает в вечности, и лишь немногие остаются в памяти потомства. Чтобы решить, кто достоин бессмертия, Державин сопоставляет два типа деятелей - Потемкина и Румянцева. Могущественный царский фаворит Потемкин, власть которого при жизни была беспредельна, не заслужил в народной памяти права на бессмертие, так как он искал "ложной славы". Иное дело - Румянцев, который
Пользу общую хранил,
Был милосерд в войне кровавой
И самых жизнь врагов щадил.
Служение "пользе общей", соблюдение долга перед человечеством - вот в чем смысл жизни отдельного человека, таков вывод Державина. Таким образом, тема скоротечности бытия, впервые затронутая в стихах "На смерть князя Мещерского", получает новое философское осмысление.
"Вечные" вопросы бытия стали предметом осмысления еще одного жанра духовной поэзии Г.Р. Державина - молитвы. Знаменитая молитва поэта "Непостижимый Бог, всех тварей сотворитель" появилась в первой редакции под заглавием "Перевод с молитвы г. Вольтера" и явилась вольным переводом "Молитвы", заключающей "Поэму о естественном законе" Вольтера. Она напоминала христианскую молитву своей структурой, как и другие произведения поэта в этом жанре: "Кто может, Господи, Твои уставы знать?", "Боже Создатель", "О Боже, душ Творец бессмертных", "О Боже! чту Твоих пределов светозарность". Все молитвы поэта пронизывает одно глубокое чувство - благодарности к Творцу, восхищения им:
И небо и земля, и воздух и моря,
И сердце и судьбы в
Твоих руках, Царя...
ода державин лирика аллитерация
Потому структура державинских молитв может быть выражена в простой схеме: лирический герой (я) - Создатель (Он). Весь мир лирического героя принадлежит Богу, который называется "Средоточием, Согласьем, Любовью, Источником жизни, блага, счастья". Человеку необходимо положиться на милосердие Создателя, молиться и взывать, плакать и желать одного - "с Творцом слиянну быть!". Желание слиться с Творцом, понять Его замысел определяет поэтику еще одного жанра духовной поэзии Державина - стихотворных переложений библейских псалмов и подражаний псалмам. Как известно, книга псалмов царя Давида пользовалась огромной популярностью на Руси. "Едва ли еще какая-нибудь книга была в таком большом употреблении и имела столько влияния. Она употреблялась 1) как книга богослужебная, 2) как книга учебная, 3) как книга назидательная для чтения домашнего, 4) как книга спасительная в некоторых особых случаях жизни". Для Державина Псалтырь не была лишь источником создания поэтического переложения. В ней он видел большее - искал ответа на мучившие его вопросы, переживал, радовался. Переложения псалмов, по замечанию Л.К. Ильинского, стали "летописью настроений" поэта, который на основе библейского текста создает свое, уникальное и неповторимое творение. В переложения древнего текста проникают реалии державинского века, создавая неповторимый художественный эффект.
Так, в стихотворном переложении псалма 90 уже в заглавии "Победителю" заложено обращение к конкретному лицу. В основу текста положена только идея псалма - Бог помогает праведнику: "Он возлюбил Меня, избавлю его, потому что он позвал имя Мое". В переложении псалма конкретный человек, князь Потемкин, побеждает не абстрактных, а конкретных врагов русского народа
Конкретное историческое содержание определяет название произведения "На преодоление врага" (1811) и более, конечно, отвечает тексту переложения, нежели самого псалма. Державин тоже поет песнь Богу, но уже по случаю конкретного исторического события:
С высокой пал наш враг стремнины,
Весь мир Творцу поет хвалебный лик:
Велик! велик! велик!
В переложении "Проповедь" по образу библейского царства благоденствия создается картина жизни государства российского, каким его мечтает видеть Державин:
Насажденны в дому
Бога Доблести из тли взойдут:
Честность, мудрость, вера строга
В царстве русском процветут.
А пока - "Злодействы землю потрясают, Неправда зыблет небеса". И поэт-гражданин обращается к сильным мира сего со своей политической и человеческой программой:
Ваш долг есть: сохранять законы,
На лица сильных не взирать,
Без помощи, без обороны
Сирот и вдов не оставлять...
("Властителям и судиям")
Разочарованный в земных богах, уставший от борьбы с неправдой, Державин ищет пристанища у Отца Небесного. Вся его духовная поэзия - незримая лестница, где на каждой новой ступени лирический герой постигает идею природы божественного, очищается от грехов и поднимается наверх: "Кто может, Господи, Твои уставы знать?" (1775), "Непостижимый Бог, всех тварей Сотворитель" (1776), "Успокоенное неверие" (1779), "Властителям и судиям" (1780), "Бог" (1784), "Христос" (1814). Поднимается, чтобы там, на вершине, понять, что постичь Бога невозможно.
5. Анакреонтические стихи
Большой раздел поэзии Державина составляют анакреонтические стихи, над которыми он работал преимущественно в 90-х годах, а в 1804 году издал отдельной книгой. Обращение поэта к анакреонтике отразило тот новый интерес к античности, который в конце XVIII века возник у русских литераторов.
В сборнике широко представлены излюбленные мотивы анакреонтики: радость любви, застольное веселье, женское очарование, красота природы. С замечательным мастерством изображает поэт юную девичью прелесть в грациозном стихотворении "Русские девушки" (1799):
Как сквозь жилки голубые
Льется розовая кровь,
На ланитах огневые
Ямки врезала любовь;
Как их брови соболины,
Полный искр соколий взгляд,
Их усмешка - души львины
И орлов сердца разят.
Державин начинает и "цыганскую" тему в русской литературе.
Традиционно анакреонтическими считаются стихотворения: "К Эвтерпе" (где поэт советует красавице наслаждаться жизнью, пока молода), "Спящий Эрот", "Анакреон у печки", "Купидон", "Люси", "К женщинам". Другие не стали лишь образцами интимной лирики. Для них, как и для творчества поэта в целом, характерна гражданская направленность. Так, в стихотворениях "Дар", "Клире", "К самому себе", "Желание", "Тончию", "Тишина", "Свобода" Державин рассказал о своем разладе с царским двором. В песне "Венец бессмертия" (1798) он создает образ свободолюбивого поэта, который царским милостям предпочитает личную независимость.
В стихотворении "Клире", написанном по мотивам первой оды Анакреонта, своеобразно решен вопрос о соотношении в поэзии гражданских и личных мотивов. На первый взгляд Державин, в отличие от Ломоносова, в "Разговоре с Анакреоном" отдает предпочтение любви:
Так не надо звучных строев.
Переладим струны вновь;
Петь откажемся героев,
А начнем мы петь любовь.
Но поэт отказывается от "звучных строев" не потому, что его лира не способна к торжественной похвале ("гром от лиры раздавался, и со струн огонь летел"), а потому, что "герой, которого он хочет воспеть,- в царской опале. Поневоле отрекаясь от "звучных строев", т. е. от похвалы кому-либо другому, кроме Румянцева и Суворова, поэт остается независим, верен себе". Анакреонтические произведения Державина представляют собой не дословные переводы или подражания античным оригиналам, а их переработку и переделку на русский лад. Для этого поэт обращается к русским песням и сказкам, использует народную лексику. Имена античных богов часто заменяются славянскими. Державин предупреждает своих читателей в предисловии к "Анакреонтическим песням": "Инде упомянуты мною в них славянские божества, вместо иностранных, для примечания, что можем и своею мифологиею украшать нашу поэзию: Лель (бог любви), Зимстрела (весна), Лада (богиня красоты), Услад (бог роскоши)".
Образы народной поэзии присутствуют, например, в песне "Амур и Псишея". Образ перевитых цветами, связанных ими Амура и Псишеи восходит к хороводной ("Заплетися, плетень...") и свадебным песням. В "Приношении красавицам" автор дарит "золотые песни Леля" девушкам, которые зимой ездят в санях, а летом ходят по "лугам и муравам". Народную песню напоминает стихотворение "Даше приношение", хотя там и упоминаются Аполлон и другие античные божества.
Ты со мной вечор сидела,
Милая, и песню пела:
"Сад нам надо, сад, мой свет".
Я хоть думал: денег нет,
Но, любя, как отказаться?
Стал ходить и домышляться,
Как тебе в том пособить.
Как бы саду быть.
И размер этой песни, и лексика ("вечор", "мой свет" и т.д.), и включение пословици поговорок ("но как утро вечера хитрее, буду завтра я умнее") указывают на сознательную ориентацию Державина на фольклор. В сказочной манере описывается сад, о котором мечтает герой:
Рыбы ходят по прудам,
Птицы райски по кустам,
Лани белы, златороги,
Через желтые дороги,
Через холмы скачут, скользки,
И коты кричат заморски.
Образ лани или оленя с золотыми рогами встречается и в народных песнях:
В той ли траве ходит белый олень,
Белый олень, золотые роги.
К фольклорной традиции примыкает песня "Стрелок", в которой сюжетная ситуация анакреонтических произведений - бой с Амуром - заменяется поединком с лебедью белой. Влияние народной поэзии нет сомненно в "Шуточном желании", представляющем собой подражание анакреонтовой оде "К девушке своей", но напоминающем скорее балагурную народную песню, недаром эта "ода из тех пьес, которые были напечатаны в песенниках". Сказочные мотивы использованы в "Любушке": автор не хочет быть "оборотнем" и "невидимкой или змеем в терем к девушкам летать", а предпочитает обвиться "монистой золотою" вокруг белой шеи своей возлюбленной. Создавая "Анакреонтические песни", Державин ставил перед собой еще одну важную задачу: "По любви к отечественному слову... показать его изобилие, гибкость, легкость и вообще способность к выражению самых нежнейших чувствований, каковые в других языках едва ли находятся"1. Эту задачу он блестяще осуществил.
6. Драматические произведения
Успехи русского театра вдохновили Державина на создание драматических произведений, которые, однако, по сравнению с его стихотворениями не отличались высокими литературными достоинствами и не имели успеха. Он написал трагедии: "Ирод и Мариамна", "Евпраксия", "Темный", "Атаба... или Разрушение Перуанской империи" (последняя не закончена). Жанр одного из своих драматургических произведений- "Пожарский, или Освобождение Москвы" - он определяет как "героическое представление". Державин создал и комедию "Кутерьма от Кондратьев". Он попробовал свои силы также в модном жанре комической оперы - "Дурочка умнее умных", "Рудокопы", "Грозный, или Покорение Казани", "Добрыня".
Опера "Добрыня" относится к популярному во второй половине XVIII века жанру "драмы с голосами". В ней разговорная прозаическая речь чередуется со стихотворными ариями, дуэтами, ансамблями и хорами, сопровождаемыми оркестром и нередко танцами. Создавая это произведение, Державин ставил довольно серьезную задачу: написать оперу, которая бы не служила "забавою только дворов и то единственно при торжественных случаях", а была бы "прямо народная". "Все действия, - указывает поэт, - взяты частью из истории, частью из сказок, частью из народных песен". Однако о народности и историзме "Добрыни" можно говорить чисто условно: обратившись к временам князя Владимира, Державин наделил своих героев чертами средневековых рыцарей, а пьесе в целом придал сентиментальный колорит. Это и понятно, так как источник державинской оперы - не былины, а "сказка богатырская" из сборника Левшина "Русские сказки": "О князе Владимире, Тугарине Змеевиче и Добрыне Никитиче", носившая характер волшебно-авантюрной повести. Добрыня и князь мало чем напоминают былинных героев. Добрыня у Державина рыцарь "богатырского" ордена, основанного, как и в сказке Лёвшина, самим князем. "Железный, каменный, никем не победимый" князь в отличие от былинного Владимира Красное Солнышко имеет нежное, чувствительное сердце. Этот сентиментальный герой "страстно целует руку" у своей дамы сердца и даже падает в обморок. Герои действуют в рыцарской обстановке: проводятся турниры, упоминаются герольды, главная героиня оперы Предела живет в "готическом златоверхом тереме" и на арфе наигрывает меланхолические мелодии. В то же время некоторые частные детали говорят о том, что все же Державин обращался и непосредственно к народному творчеству.
Вступление Державина на поприще драматической поэзии было, конечно, заблуждением, но так как она в последний период его жизни более всего занимала его и он обнаружил в ней изумительную производительность, то мы, по обязанности биографа, должны рассмотреть хоть в главных чертах и эту отрасль его деятельности вместе с побуждениями, обратившими его к ней, и степенью достигнутого им успеха.
Мы знаем, что он, еще, будучи тамбовским губернатором, а потом и поселившись опять в Петербурге, написал по разным случаям несколько сочинений для представления на театре. Но особенно предался он этому роду поэзии с 1804 года. Успех в лирике казался ему слишком легким и дешево приобретенным. К новому направлению его могло способствовать и жалкое состояние, в каком находился тогда русский театр. В последнее время только и явилось на нем одно замечательное произведение, именно "Ябеда" Капниста; но, запрещенная после первых представлений в царствование Павла, эта комедия еще и при Александре долго не могла быть играна и разрешена была только в продаже. Шаховской еще не начинал своего авторского поприща; русская сцена, за редкими исключениями, которыми обязана была Ильину и Крылову, пробавлялась либо старинными пьесами Княжнина и Фонвизина, либо плохими переводами и переделками. Между последними особенно посчастливилось волшебно-комической опере "Русалка", заимствованной из немецкой пьесы "Das Donauweibchen", производившей фурор в Вене и Берлине. Один из усердных переводчиков для тогдашнего театра нашего, Краснопольский, переложил ее на русские нравы с превращением Дуная в Дон. Эта переделка в первый раз явилась на сцене осенью 1803 года в великолепной обстановке и при Участии лучших артистов. Несмотря на нелепость своего содержания, "Русалка" сделалась надолго любимою пьесой петербургской публики и давалась через день. Везде слышались арии, напр., "Мужчины на свете, как мухи, к нам льнут".
Незадолго перед тем дебютировавшая Катерина Семеновна Семенова приводила слушателей в восторг.
В июле 1804 года Державин писал Капнисту: "Теперь вкус здесь на шуточные оперы, который украшены волшебными декорациями и утешают более глаза и музыкою слух, нежели ум. Из них одну, "Русалкой" называемую, представляли почти всю зиму беспрерывно и теперь представляют, но не так, как прежде, в единстве времени и никогда не менее 5 актов, напротив того по частям. Первую часть давали зимой, ныне зачали вторую, а там третью, четвертую и так далее, дондеже вострубит труба Ангела и декорация света сего, переменясь, представит нам другое зрелище. Вы спросите меня, как это делается? ибо где есть связь, там должен быть план, начало и конец. Но вы ошибаетесь. Представьте себе сонные грезы. Без всякого соображения и последствия, что видят, то и бредят. Вот в коротких словах описание нынешнего театра".
Уверенный в многосторонности своего поэтического таланта, уже и прежде пробовав его в сочинениях драматической формы, Державин захотел принять участие в возвышении русской сцены своими собственными трудами. За полгода перед письмом, откуда заимствованы, только, что приведенные строки, именно 30-го января 1804 года, он писал к А. М. Бакунину: "Теперь хочу попытаться в драматическом поле, и вы бы меня обязали, если бы из Метастазиевых опер некоторые выписки или планы их вкратце сообщили, дабы я, с расположением и духом его познакомясь, мог надежнее пуститься в сие поприще, ибо таковые важные лирические пьесы, кажется, мне более других свойственны".
Из этих слов нам становится понятно, под каким влиянием написаны Державиным два больших драматических сочинения его с музыкой, хорами и речитативами: "Добрыня" (в пяти актах) и "Пожарский" (в четырех). Оттуда и сходство их, по характеру и составу, с подобными же произведениями Екатерины II, которая в свое время равным образом прилежно вчитывалась в Метастазио.
Заимствование как ею, так и Державиным сюжетов из сказочного мира и отечественной истории было согласно с общим направлением, которое тогда из западной литературы стало переходить и к нам. В первой из названных пьес Державина видно старание обильно пользоваться элементом народной поэзии, хотя вместе с тем обнаруживается, на каком низком уровне тогда еще находилось у нас изучение старины и древней словесности. Одним из главных источников служили Державину только что изданные Ключаревым "Древние русские стихотворения" (былины), а также собрания сказок Попова и Чулкова, давно ему знакомые. Между тем, однако, пьеса на каждом шагу представляет несообразности: рядом с заимствованиями из русских былин беспрестанно упоминаются рыцари, и Добрыня на самой сцене посвящается в это звание. Героиня оперы, Прелепа, по образцу французской комедии, имеет наперсницу Способу, с которою любезничает плутоватый слуга Добрыни Тороп. Прелепа росла в Холмограде, священном для всего Севера месте, куда, по словам Татищева, ездили на богомолье северные короли. Там-то Прелепа воспитывалась вместе с Добрынею в училище волшебницы Добрады. Когда же Владимир захотел жениться, то она привезена была в Киев со многими другими девицами, и на нее пал выбор князя. Но вот в лице Тугарина является Змей Горыныч и утверждает, что был в связи с нею. Владимир вызывает его на поединок и побеждает клеветника, но Тугарин с помощью какого-то письма успевает подкрепить свое обвинение, и суд произносит над Прелепою приговор. Наконец, однако, открывается ее невинность, и Владимир, узнав историю ее детства, благословляет ее на брак с Добрынею; в то же время и Тороп женится на Способе. Действие беспрестанно прерывается хорами, дуэтами и пляскою. Местами только талант автора проявляется в удачных стихах.
Такие же странности замечаются и в Пожарском, "героическом представлении", оконченном в 1806 году, следовательно, за год до появления на сцене известной трагедии Крюковского на тот же сюжет, имевшей огромный успех. При тогдашнем положении России естественно было, что писатели считали своею задачей возбуждать в обществе патриотическое настроение. Нам уже известно, с каким благоговением Державин смотрел на Пожарского, "великого", по его словам, "каковых история мало представляет". Форму оперы избрал он потому, что согласно с господствовавшим в то время взглядом видел в ней высший род драматического творчества, соединявший в себе все отрасли искусства и потому способный сильнее всякого Другого представления действовать на зрителей. Среди козней, направленных против Пожарского Трубецким и Заруцким, Марина, сходно с народным поверьем, является у Державина чародейкой и хочет завлечь в свои сети Пожарского, который в самом деле колеблется, но наконец выходит победителем из борьбы со своею страстью. И тут перед глазами зрителей действует волшебство, являются амуры, сильфиды, нимфы, сатиры.
Скоро, однако, Державин захотел испытать свои силы и трагедии. На это поприще увлек его успех Озерова: он считал для себя возможным достигнуть первенства во всех отраслях поэзии. 23-го ноября 1804 года была в первый раз представлена трагедия "Эдип в Афинах", и публика, отвыкшая посещать русский театр, приняла ее с таким восторгом, какому давно не было примера. Здесь Екат. Сем. Семенова дебютировала в трагедии. По окончании пьесы зрители единодушно требовали автора, но он уклонился от этой чести. Высшее общество стало ездить на представления "Эдипа". Напечатав пьесу, Озеров посвятил ее Державину при письме, написанном в непомерно хвалебных выражениях; никто еще так не превозносил Державина, как Озеров, "желая принести дань удивления и восторга тому великому гению, который явил себя единственным соперником Ломоносова". "Вдохновенным песням вашей музы, - говорит трагик, - я обязан живейшими наслаждениями в жизни". Это посвящение вызвало со стороны Державина не менее напыщенное послание; в приложенном письме объяснено, что он замедлил ответом, потому что хотел присоединить к нему и замечания "некоторого общества приятелей, которое, предприняв рассмотреть сие творение, думало приметить несравненные красоты его и некоторые погрешности". Упоминаемое здесь общество приятелей состояло, конечно, из последователей Шишкова, сделавшихся несколько лет спустя членами известной Беседы. Естественно, что многое у Озерова не могло им нравиться. Еще более недостатков находили они в его "Дмитрии Донском", представленном в первый раз в начале 1807 года. Свои замечания об этой трагедии Державин открыто высказал при дворе. Он находил, между прочим, что этой трагедии недостает исторической верности, и был недоволен тем, что тут без всякого основания Дмитрий Донской выставлен влюбленным в небывалую княжну, которая одна-одинешенька прибыла в стан и, вопреки всем обычаям тогдашнего времени, шатается по шатрам княжеским да рассказывает о любви своей к Дмитрию. Это дошло до Озерова. Уже и прежде оскорбленный нападками на "Эдипа", он стал громко приписывать зависти критику поэта, говорил о том даже императрице и прекратил знакомство с Державиным. Тогда-то лирик решился проучить молодого трагика и сам принялся сочинять трагедии. Первая из них носила заглавие "Ирод и Мариамна". Она была предпринята вследствие вызова, с которым Российская академия в конце 1806 года обратилась к русским писателям, приглашая желающих написать трагедию в стихах. Премию составляла сумма в 500 руб., присланная в академию неизвестным. Она присуждена была Хераскову за трагедию "Зореида и Ростислав". Что касается Державина, то он не представил своего труда на конкурс, а напечатал его от себя с посвящением Российской академии. Предварительно он сообщал свою трагедию на просмотр А. С. Хвостову, к которому обратился по этому поводу с посланием.
Вольтер, при издании своей "Мариамны", заметил, что богатый сюжет этой трагедии заслуживал бы разработки по более обширному плану, и вот что руководило Державина в избрании им предмета для своего труда. Входить в разбор как этого, так и остальных драматических сочинений его мы не считаем нужным; суд о них уже произнесен и современниками, и потомством. Мерзляков остроумно называл их "развалинами Державина". Разумеется, что в каждом из них встречаются отдельные места, замечательные то по лирической силе своей, то по счастливой мысли, но вообще они страдают недостатком живости действия, скроены по мерке так называемой ложноклассической драмы; кроме того, язык диалога в них большею частью тяжел и неправилен.
С тех пор, как явилась трагедия "Ирод и Мариамна", драматическая производительность Державина становится изумительною. Вслед за тем он написал трагедии "Евпраксия", "Темный" и "Атабалибо, или Разрушение перуанской империи". Действие "Евпраксии" вращается около героического поступка рязанской княгини, бросившейся из терема с ребенком на руках при виде приближавшегося Батыева войска. Вероятно, поводом к сочинению этой трагедии послужило также приглашение Российской академии, напечатанное в начале 1808 года, в течение которого она была написана. Преосвященный Евгений, получив ее на просмотр и собираясь переписать ее для себя, дал о ней такой отзыв в письме к поэту: "Монологи Евпраксии весьма характерны, и патриотизм разлит во всей трагедии разительнейшими чертами, которые могут пристыдить нас в нынешнее время". При трагедии "Темный" Державин излагает условия, признаваемые им необходимыми в этом роде сочинений; таковы соблюдение единств, любопытная завязка, естественность в ходе действия, нечаянный и поразительный конец. Особенную важность придавал он сохранению исторической истины. "Все действующие лица, - говорит он, - суть не вымышленные, а подлинные исторические и имеют каждое приличные им свойства". Вообще он хвалился соблюдением исторической верности в своих трагедиях. "Атабалибо", вероятно, плод чтения "Инков" Мармонтеля и "Гишпанцев в Перу" Коцебу, писалась в последнее время жизни Державина и осталась неоконченного. По словам Аксакова, который читал ее вслух в его доме, "эта трагедия с хорами и великолепным, неисполнимым на сцене спектаклем, была любимым произведением Державина".
После четырех названных трагедий он успел в немногие годы написать еще оперы: "Иоанн Грозный, или Покорение Казани", "Дурочка умнее умных" и "Рудокопы", последние две в народном вкусе. Возвращение его от трагедий к опере объясняется тем высоким понятием, какое он имел об этом последнем роде как венце искусства. Он мечтал о возможности придать исторической опере такое же значение, какое у древних греков имела трагедия с хорами, и действовать посредством ее на возбуждение патриотизма. Екатерина II, по его мнению, вполне понимала превосходство оперы и ее воспитательное значение. "Мы видели и слышали, - говорит он, - какое действие имело героическое музыкальное представление, сочиненное ею в военное время под названием "Начальное правление Олега". В этих-то мыслях он написал в 1814 году оперу "Грозный". Зрелище покорения Казанского царства, казалось ему, подходило к обстоятельствам России после торжества над Наполеоном; французов сравнивал он с кровожадными татарскими ордами, а вождя их уподоблял волшебнику, который более обманом и обаянием, нежели истинным искусством, хотел устрашить своих соперников.
Но и этим еще не ограничивалась деятельность Державина в области драматической поэзии; в то же время он успел перевести в стихах "Федру" Расина, также несколько опер из Метастазио, одну из де Беллуа и проч. В заключение упомянем и о маленькой комедии-шутке "Кутерьма от Кондратьев", написанной им для своего домашнего театра и основанной на том, что у него было три служителя этого имени, отчего нередко происходили забавные недоразумения. Многие подозревали в этой пьесе затаенный намек на тогдашних министров, которые, по замечанию Державина, не знали своих должностей и кто из них первый.
В пример выдающихся мыслей и метких наблюдений, рассеянных в драмах нашего поэта, приведем из "Евпраксии" несколько стихов, показывающих, как верно он уже понимал одну всеми сознанную в наше время черту русского народного характера. Батый говорит своему приближенному, Бурундаю:
О русской храбрости твоя хвала мне тщетна.
Их каменная грудь народам всем приметна;
Россиян победить оружием не можно,
А хитростью, - и я берусь за то не ложно:
Примеры многие я рассказать бы мог.
И самый Святослав погиб в стану врасплох.
Пройдет лишь грозна брань, - веселие их свойство,
Беспечность стихия, пиры и хлебосольство.
Средь мира брань ковать у них заботы нет.
Сколь крат внезапно им нанес союзник вред!
К сожалению, этот же отрывок может служить образчиком дурного языка и однообразного размера трагедий Державина. О том, как сам он между тем высоко ценил свои драматические сочинения, нам достаточно известно из рассказов С. Т. Аксакова. Из переписки поэта мы знаем также, что он любил рассылать их в рукописи своим друзьям и почитателям: Дмитриеву, Карамзину, Капнисту, А. С. Хвостову, Евгению Болховитинову. Особенно дорожа советами знаменитого актера И. А. Дмитревского, он и ему сообщал на просмотр свои тетради. При чтении их тот отмечал на полях места, требовавшие объяснений. Эти заметки очень тревожили Державина, и когда Дмитревский, возвращая ему рукопись, в присутствии его перевертывал листок, то поэт с беспокойством заглядывал вперед и пробегал глазами страницы. Видя это, уклончивый старик говорил ему: "Ваше высокопревосходительство, будьте совершенно спокойны: эти замечания делаю я не для вас, но, вы знаете, на театре всегда бывают прощелыги, готовые придираться к авторам: от них-то я хочу предостеречь вас". К числу литераторов, к которым Державин обращался со своими драматическими трудами, принадлежали, еще молодые в то время люди, Гнедич и П. А. Корсаков (впоследствии издатель "Маяка" и переводчик с голландского). Первый в 1810 г. читал у Державина перед собранием гостей его перевод "Федры", а последний, по его поручению, позднее (1813) сличал этот перевод с подлинником и указал ему места, требовавшие изменений. Вскоре после издания четырех томов своих стихотворений Державин думал уже и о напечатании трагедий "Ирод и Мариамна", "Евпраксия" и "Федра". Выше мы видели, что первая была действительно издана при жизни поэта; другие же остались не напечатанными. Об издании их переписывался он в 1809 г. с известным московским издателем Бекетовым, который отвечал ему, что "поставит себе за честь и удовольствие напечатать их в своей типографии" и просил заказать хорошие рисунки для гравирования заглавных листов. Дело, однако, на том и остановилось.
Желание Державина видеть свои трагедии поставленными на сцену далеко не осуществилось. Единственная его пьеса, игранная на петербургском театре, была "Ирод и Мариамна". Сомневаясь, чтобы она могла иметь успех, князь Шаховской, тогдашний директор театра, долго не соглашался принять ее, отзываясь автору недостатком денег для постановки его произведения с надлежащим блеском. Наконец, однако, он согласился, и 23 ноября 1808 года трагедия Державина была представлена с хорами, положенными на музыку Давыдовым. Главные роли, Ирода и Мариамны, были исполнены Яковлевым и Каратыгиною. Благодаря этим двум талантам успех превзошел все ожидания, и представление повторено несколько раз. Кн. Шаховской был тем более доволен, что ученица его Валберхова, игравшая Соломию, была хорошо принята публикою. По рассказу Жихарева, Державину очень хотелось видеть на сцене и "Евпраксию"; чтобы заставить князя Шаховского принять пьесу, он вызывался даже взять на себя издержки ее постановки. Шаховской, боясь неудачи, упорствовал, но наконец, уступил убеждениям Дмитревского, с тем, однако, чтобы в трагедии сделаны были некоторые изменения и сокращения. Державин соглашался на это; но Дмитревский, опасаясь, что пьеса все-таки не будет иметь успеха на театре, объяснил автору, что ему выгоднее поставить ее у себя дома, так как тогда декорации и костюмы останутся в его руках. Державин послушался этого совета.
7. Эпиграммы и басни Державина
В 1805 году граф Хвостов, печатавший в своем "Друге просвещения" хвалебные стихи в честь Державина, просил его дать в этот журнал что-нибудь из своих произведений.
Уклоняясь от появления в журнале, издававшемся очень небрежно и не пользовавшемся уважением публики, поэт отвечал, что так как он готовит полное издание своих "кропаний", то боится набить читателям оскомину. При этом он упомянул, что не мог отделаться от одного петербургского журналиста и передал ему "некоторую мелочь, по лоскуткам у него валявшуюся", т. е. надписи на разные случаи и несколько басен; в письме к гр. Хвостову он прибавил, что считает себя в этом роде весьма неискусным и тяжелым.
Хотя, действительно, этот отдел его стихотворений не представляет, вообще говоря, особенных достоинств, но так как он довольно обширен и притом не лишен исторического интереса, то мы должны несколько остановиться и на нем. В своем месте было уже замечено, что Державин с самого начала своей литературной деятельности писал иногда эпиграммы и басни. В позднейшее время, готовя полное собрание своих сочинений, он намерен был отвести целый том этому роду стихов, но не успел выполнить своего плана. Между рукописями его мы нашли две тетради, из которых одна содержала до 25 басен, а другая около 200 разных мелких сочинений, как-то эпиграмм, надписей к портретам, эпитафий и т. п. Они знакомят нас с разными подробностями тогдашней литературы, а также со взглядами поэта на некоторые современные лица и события. Из ранних стихотворений его в этом роде мы имели уже случай узнать его отношение к Сумарокову. Есть у него несколько эпиграмм и на других современных писателей. Особенно любил он потешаться насчет Николева, Струйского, графа Хвостова и бывшего сослуживца своего Эмина. С последним соперничал он когда-то в анакреонтической поэзии. Одну из таких пьес Эмин начал стихами:
Недавно в темну ночь,
Окончив день пристойно,
Прогнав заботы прочь,
Я спал себе спокойно.
По этому поводу Державин, сочинив впоследствии эпиграмму на комедию Эмина, кончил стихом:
Лишь день один в свой век
Умел провесть пристойно.
Переписываясь с графом Хвостовым, Державин сначала говорил ему любезности насчет его неутомимой и плодовитой музы, но вскоре, как мы видели, нашел нужным сдерживать его Пегаса, а позднее написал на него даже несколько эпиграмм. Племянник Суворова и благодаря этому родству камер-юнкер, а потом и граф, Хвостов еще с 90-х годов прошлого столетия начал предаваться метромании, печатая свои стихи в "Новых ежемесячных сочинениях" княгини Дашковой. В своих одах он тщился и, как ему самому казалось, успевал не уступать знаменитому лирику. Между прочим, он также написал оду "Бог" и спрашивал Державина:
Как нравится тебе моя о Боге ода?
В эпиграмме, послужившей ответом на этот вопрос, Самохвалов хвастает, что хотя он не срисовывал описанного Горацием коня, а все-таки, -
Где быть бы голове, намалевал там хвост.
Как смотрел Державин на журнал "Друг просвещения", где ему так усердно курили фимиам, видно из эпиграммы его по случаю перемены в 1806 г. цвета обертки на книжках этого издания:
В одежде красной был в год прошлый сей журнал,
И просвещение нам суриком блистало;
Но ныне голубым он стал:
Неужель нам вранье приятнее в нем стало?
Особенною картинностью и изобретательностью в описании разных неизящных образов и звуков отличается эпиграмма на Скрыплева (Хвостова), начинающаяся так:
Скрипит немазанна телега
В степи песчанистой без брега
И с золотом везет навоз...
Рядом с этой эпиграммой может быть поставлена другая, "На Рифмоплета", также замечательная пластичностью выражений:
Видал ли, рифмоплет, на рынке ты блины
Из гречневой муки, холодные, сухие,
Без соли, без дрождей, без масла спечены,
И, словом, черствые и жесткие такие,
Что в горло могут быть пестом лишь втолчены?
Не трудно ль - рассуди - блины такие кушать,
Не казнь ли смертная за тяжкие грехи?
Увы! твои стихи.
Во время приятельских сношений с Державиным Хвостов успел вовлечь его даже в поэтическую с собой переписку, в которой лирика представляет Волхов, а собеседник его является под именем речки Кубры, омывавшей имение его во Владимирской губернии. В ответ на приветствия сиятельного стихотворца в "Друге просвещения" было напечатано "Послание Волхова к Кубрз":
Напрасно, Кубра дорогая,
Поешь о славе ты моей;
Прелестна девушка младая!
Мне петь бы о красе твоей.
Таким образом, мы видим, что литературные отношения Державина к гр. Хвостову были в разное время неодинаковы; по взаимной личной приязни обоих эти отношения были для первого довольно затруднительны и потому со стороны его не всегда искренни. Его эпиграммы на бездарного приятеля оставались, разумеется, в рукописи. Гораздо прямее были его отношения к двоюродному брату певца Кубры, Александру Семеновичу Хвостову, некогда сослуживцу Державина при князе Вяземском. Он принадлежал к одному литературному кружку со Львовым и Хемницером, сам писал очень немного, но слыл человеком с талантом и вкусом и был известен как острослов и эпикуреец. Когда однажды гр. Хвостов упрекнул его за леность, то он отвечал:
Лениться жребий мой, и жребий неизбежен:
Скажи, любезный друг, что в том, что ты прилежен?
Иногда однофамильцы не на шутку ссорились, как увидим ниже, когда речь будет о Беседе; теперь упомянем только о другом менее серьезном случае. Однажды между ними завязался спор о том, позволительно ли в русских стихах рядом с ямбом и хореем вставлять пиррихий, стопу, Состоящую из двух слогов без ударения. Граф Хвостов, обвиняемый в употреблении его, справедливо приводил, что пиррихий неизбежен и часто встречается у всех наших поэтов, начиная с Ломоносова. Находя, что он прав, Державин написал его противнику несколько шуточных стихов, в которых заметил, что граф
Гордясь победою своей, Пиррихьем вновь звучит, как скриплою телегой.
Александр Семенович Хвостов отвечал стихами же, хотя и плохими, но любопытными по выраженному в них взгляду на стихотворство его родственника; они кончаются так:
Желал бы только я, чтоб граф за сто красот
И Ломоносова, и ваших
Один хоть путненький дал мыслям оборот
Во все течение своих лет и лет наших.
Державин очень дорожил советами Александра Семеновича и между прочим сообщил ему на просмотр в 1808 году свою трагедию "Ирод и Мариамна" при особом послании, на которое тот отвечал:
Державина прияв веленье,
Отнынь я критик и пиит;
Певца Фелицы одобревье
Кого, кого не возгордит?
В другой раз он так защищал нашего поэта от нападений критиков:
Удары волн бывают ли ужасны?
Пигмеев замыслы Ираклу не опасны;
Дым Этны пламенной Олимп беспечно зрит;
Зоилов слабый крик Омира не страшит.
Певца Фелицы лавр средь дерзка вранов гласа
Растет и высится в честь росского Парнаса.
Есть у Державина, между прочим, эпиграммы на Кострова ("Хмельнина") как переводчика Гомера, не Каченовского ("надутого и хромоногого историка") и на Воейкова. Последний провинился тем, что вместе с Каченовским очень резко напал в "Вестнике Европы" на сочинение Станевича, одного из самых усердных поклонников Шишкова. Нельзя также оставить без внимания эпиграмм Державина на Карамзина (о чем уже было Упомянуто) и на Жуковского (по поводу ссоры, о которой будемговорить позднее), а рядом с ними - и саркастического ответа его на следующий отзыв Сергея Глинки, напечатанный в "Русском вестнике" 1809 г. по поводу нового издания сочинений нашего поэта: "В третьей части находятся анакреонтические оды, бывшие уже в печати, с прибавлением некоторый новых, в сем роде сочинений. Анакреон и Сафо несомненно полюбовались бы многими из сих песен. Должно, однако, признаться, что есть между ими и такие, на которые бы Грации желали накинуть покров...
В своем ответе на этот отзыв Державин обращается к защите русских Граций:
Велит вам, Грации, надернуть покрывало
На песенки мои шутливые мудрец.
Знать, его не прельщало яблоко Эдема,
его мать не из ребра Адама, отец его не из глины:
Не любопытен он, как деды его были.
Но вы, Грации, идете, конечно по стопам своей прабабушки:
Сквозною дымкой вы те песенки закрыли
И улыбнулися на запрещенный плод.
Вот, стало быть, оправдание самого поэта против того обвинения, которое, как мы видели, взводил на него не один Глинка за некоторые из его анакреонтических песен.
К одному роду поэзии с эпиграммами можно отнести те стихи Державина, в которых он высказывает свои размышления о вынесенных им уроках жизни или разочарованиях, напр., "Доказательство талантов"
Мысль о своих заслугах и неудачах сильно занимала престарелого поэта. Об этом свидетельствуют две его эпитафии самому себе:
Сребра и злата не дал в лихву
И с неповинных не брал мзды,
Коварством не вводил в ловитву
И не ковал ничьей беды;
Но, верой-правдой вержа злобу,
В долгу оставил трех царей.
Приди вздохнуть, прохожий, к гробу,
Покоищу его костей.
Здесь лежит Державин, который поддерживал правосудие;
Но, подавлен неправдами, пал, защищая законы.
Восстань со кресел куриальных,
Неопытный боярский сын,
И пышным древом предков дальних
Не дмись, случайный властелин!
Здесь поэт обращается, конечно, к молодым сотрудникам Александра I, и преимущественно к Кочубею. В последнем куплете отрывка они названы юными патрициями.
Эти же лица, с придачею к ним еще Аракчеева, Сперанского и молодого полководца Каменского, доставили пищу позднейшим басням Державина. В первую эпоху его литературной деятельности, встречающиеся у него стихотворения этого рода еще не имеют никакого применения к современным обстоятельствам и лицам, и сюжеты их заимствованы просто из эзоповского и федрова аполога. Позднее, и особенно в царствование Павла, в баснях Державина заметна уже историческая основа, намерение представить иносказательно какую-нибудь черту времени или особенность лица. Таковы, напр., басни "Корабль и игла", "Струя и дом", "Хозяйка". Все басни, написанные им в царствование Александра I, имеют сатирическое значение: "Аист" представляет Аракчеева; "Жмурки" - молодого государя с его сотрудниками; тут ясно и нравоучение: "не надо допускать класть на себя повязку"; басня "Лашманы" доказывает необходимость единства власти; "Выбор министров" - иметь предметом избрание хотя и шумливой, но горячей в заботе об общем благе трудолюбивой пчелы (самого Державина), помимо паука и муравья; "Паук" метит на Кочубея или Сперанского. В басне "Старые и молодые голуби" выставляется вообще ненадежность молодых деятелей и в особенности произносится порицание молодым военачальникам, кажется, по поводу битвы при Аустерлице или неудач в турецкую кампанию 1810 года. На это указывает нравоучение басни:
Без стариков вождей, да не узнав и броду
Соваться в воду, -
Опасно по одной теорьи воевать.
В басне "Бойница и водопад" русские солдаты, под начальством старого полководца, хотя и "простого человека, не мудреца и не героя", оказывают чудеса храбрости:
Какой бы нам извлечь из притчи сей совет?
Ум опытный лишь зрит и отвращает вред.
Своими баснями в царствование Александра Державин оправдал поговорку: "что у кого болит, тот о том и говорит". В литературном отношении всем им недостает отделки; хотя в них и заметно стремление к простоте и народности, но язык басен Державина вообще небрежен и неправилен. Крылов тогда еще не являлся на сцену.
Заключение
Как никто из поэтов XVIII века, Державин сумел обогатить рифму, метрику, строфику русского стиха. В русской поэзии до Державина использовался ограниченный круг рифм. "Фактически активный запас рифм 40-60-х годов определяется всего лишь несколькими сотнями созвучий, причем особенно узок рифменный репертуар высоких жанров, где можно выделить несколько десятков сочетаний, переходящих из произведения в произведение от одного поэта к другому".
Державин отказался от рифменных стандартов. Он значительно расширил число сочетаний в окончаниях стихов и разрушил жанровые градации в использовании рифмы. "Разрушая прежнюю художественно-жанровую стилистику, Державин вводит в одно стихотворение и ассонансы, и усечения, и приблизительные рифмы, и заударные диссонансы... Рифмовка Державина всегда точно связана с содержанием (в широком смысле) и целиком зависит от контекста. Державинская рифма - подлинно "раба" содержания. В зависимости от контекста один и тот же тип рифмы может приобретать разные функции, - но всегда определенно-выразительные".
Оригинален Державин в области метрики. Он использует самые разнообразные размеры, нередко допускает "смешение мер".
Исторической заслугой Державина явилось введение им в поэзию "обыкновенного поэтического слова". Державину стали узки рамки трех стилей, установленные Ломоносовым. Он снял их и открыл широкую дорогу просторечию. "Тем самым Державин ввел в поэзию русский разговорный язык и энергично содействовал укреплению национально-демократических основ нашего литературного языка".
Гоголь писал о слоге Державина: "Все у него крупно. Слог у него так крупен, как ни у кого из наших поэтов. Разъяв анатомическим ножом, увидишь, что это происходит от необыкновенного соединения самых высоких слов с самыми низкими и простыми, на что бы никто не отважился, кроме Державина. Кто бы посмел, кроме него, выразиться так, как выразился он в одном месте о том же величественном муже, в ту минуту, когда он все уже исполнил, что нужно на земле.
Державин охотно употребляет народные формы глаголов- пужать, пущать; деепричастий - блистаючи, побеждаючи, улыбаючись; деепричастия прошедшего времени иногда употребляет в сокращенной форме: наклонишись, сшед; у него встречаются народные слова - вёдро, издевка, растабары, помочь, тазать, шашни, шлендать.
Рядом с народными речениями Державин нередко ставит славянизмы, причем, по наблюдению Я.К. Грота, "часто церковнославянское слово является у Державина в народной форме и, наоборот, народное облечено в форму церковнославянского". Державин пользуется словами вой (воины), воскликновение, живот (жизнь), зерцало, клас (колос), собор (собрание), тысяща и др., а также и такими уже для его времени архаизмами, как заразы (соблазны), позор (зрелище), прохлада (наслаждение, нега), правы (законы) и т. д. Иностранных слов у Державина мало и только те, которые в его время вошли в основной словарный фонд русского языка: аромат, глянец, маскарад, монумент, обелиск, эхо и др.
Державин создал новые слова, не все из них привились, но некоторые вошли в русский язык. Так, в "Фелице" он образовал глагол от имени героя романа Сервантеса "Дон Кихот": "не донкишотствуешь собой", после чего появилось и прочно вошло в нашу речь слово "донкихотство".
Значительное место в языковом новаторстве Державина занимает словообразование. Особенно охотно создает он сложные имена прилагательные (чаще всего эпитеты для обозначения цвета) и сложные причастия, образуя их с помощью различных суффиксов: кораблегибельный позор, огнепернатый шлем, вкусноспелые плоды, веселорезвая Эрата, солнцеокий осетр и т.д.
Особой заслугой поэта следует признать художественное исследование им диалектики бытия макро- и микрокосма. Отсюда излюбленный поэтический прием поэта - антитеза. Ему порой удается выявить диалектическую связь противоречий в их единстве.
Обновлению поэзии способствовал "забавный русский слог" Державина. Соединяя слова "высокие" и "низкие", он освобождал отечественную поэзию от сковывавших пут теории "трех штилей", открывал дорогу развитию реалистического языка.
Расширяя объект поэзии (от пивной кружки до космических явлений), Державин все больше и больше сводил ее с жизнью, стал, по словам Белинского, "первым живым глаголом нашей поэзии русской".
Воспроизводя в поэзии мир многоцветный (в некоторых стихах поэта мы сталкиваемся с настоящим пиршеством красок, например в стихотворении "Павлин") и мир многозвучный (поэт слышал и грохот пушек, и журчание струй жемчужных, и шелест сухих листьев), Г.Р. Державин прокладывал новые пути ее развития.
Место поэта в отечественной литературе точно определил Белинский: "С Державина начинается новый период русской поэзии, и как Ломоносов был первым ее именем, так Державин был вторым. В лице Державина поэзия русская сделала великий шаг вперед".
Список использованной литературы
1.Бабкин Д.С. А.Н. Радищев: Литературно-общественная деятельность
2.Баевский B.C. История русской поэзии. 1730-1980. Смоленск, 1994.
Грот ЯК. Жизнь Державина. М., 1997.
Гуковский ГА. Русская литература XVIII века. М., 1999.
Демин А.С. Русская литература второй половины XVII - начала XVIII века: Новые художественные представления о мире, природе, человеке. М., 1977.
Западов А.В. Гаврила Романович Державин. М., 1958.
7.Западов А.В. Мастерство Державина. М., 1958. С. 207.
8.История русской литературы: В 10 т. М.; Л., 1941. Т. 3-5.
9.История русской литературы: В 3 т. М.; Л., 1958. Т. 1.
История русской литературы: В 4 т. Л., 1980. Т. 1.
Калачева СВ. Эволюция русского стиха. М., 1986.
Левицкий А. Оды "Бог" Хераскова и Державина// Гаврила Державин
Москвичева Г.В. Русский классицизм. М., 1978.
Орлов П.А. История русской литературы XVIII века. М., 1991.
Панченко А.М. Истоки русской поэзии// Русская силлабическая поэзия XVII- XVIII вв. Л., 1970.
Розанов Е. Духовные стихотворения Державина//Державин Г.Р
Серман ИЗ. Русский классицизм: Поэзия, драма, сатира. Л., 1973.
Смирнов А.А. Литературная теория русского классицизма. М., 1981.
Тынянов Ю.Н Ода как ораторский жанр// Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977.
Ходасевич В.Ф. Державин. М., 1988.
Эткинд Е. Две дилогии Державина// Гаврила Державин. 1743-1816. Норвичские симпозиумы по русской литературе и культуре. Т. IV. Вермонт
Репетиторство
Нужна помощь по изучению какой-либы темы?
Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку
с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.
Классицизму присущ общий стиль. Он требовал изображать идеальное, соответствующее норме. Разделение поэзии на жанры, декретируемое классицизмом, определяло закон единства стиля. За каждым жанром закреплялась своя тема, каждая тема требовала своего языка, точно обозначенной образной системы.
Обязательность этих решений для каждого поэта записывалась в поэтических кодексах Буало и Сумарокова в виде правил. Вот, например, какие стилистические задачи должны были решаться в оде (А. Сумароков, «Эпистола о стихотворстве»):
Гремящий в оде звук, как вихорь, слух пронзает,
Хребет Рифейских гор далеко превышает,
В ней молния дели́т наполы горизонт,
То верх высоких гор скрывает бурный понт.
Высокость темы, по Сумарокову, следовавшему за Буало, требовала «гремящих звуков», и правила рекомендовали пути решения этой задачи. Аллегория — решающая особенность одического стиля. Мифология призывается для того, чтобы освободить поэта от связей с реальной, «низкой» действительностью и позволить ему «парить» в высокой сфере идей. Сумароков учил поэтов следовать сформулированным им правилам:
Сей стих есть полн претворств, в нем добродетель смело
Преходит в божество, приемлет дух и тело.
Минерва — мудрость в нем, Диана — чистота,
Любовь — то Купидон, Венера — красота...
Соблюдение правил и порождало единство стиля од разных поэтов (равно как и всех других жанров, писавшихся по своим правилам). Но поэтика классицизма выдвигала еще принцип подражания образцам.
Тем самым поэтичность вводимого материала и каждого слова оказывалась заданной, обеспечивалась устойчивой традицией, постоянным употреблением в определенной стилистически заданной системе. Слово выступало в устойчивом и постоянном значении. Подобная заданность с новой стороны обусловливала единство стиля.
Державин, разрушая каноны классицизма, отступая от правил, смог отказаться и от единого стиля. Но, разрушая, он же создавал новый стиль — индивидуальный — и тем самым вырабатывал новую художественную систему. Объектом изображения у Державина становился реальный мир во всей своей неповторимости и разнообразии. Реальности чужда идеальность.
Ее изображение требовало открытия индивидуальных особенностей, которые ей присущи. Державин, например, пишет оду в честь русских войск, осаждающих крепость Очаков. События происходят осенью. Предметом изображения и становится осень. Отказываясь от аллегории, поэт не хочет образом Цереры заменить «низкую» реальность — русскую осень; он стремится изобразить ее со всеми присущими ей конкретными признаками:
Уже румяна Осень носит
Снопы златые на гумно,
И роскошь винограду просит
Рукою жадной на вино.
Уже стада толпятся птичьи,
Ковыль сребрится по степям...
Наступившую вслед за осенью зиму Державин изображает так, как она еще никогда не изображалась в русской поэзии:
Идет седая чародейка,
Косматым машет рукавом,
И снег, и мраз, и иней сыплет,
И воды претворяет в льды...
Стиль Державина зависит не только от объекта изображения, но и от личности поэта, который смотрит на мир со своих индивидуальных позиций, обусловленных и жизненным опытом, и художественной зоркостью, и психологическим складом личности, и мастерством. «Видение мурзы», например, начинается с описания ночи в квартире Державина.
В нарисованной им картине реальна и индивидуальна вся домашняя обстановка сумерничающего поэта, индивидуально и его видение окружающих вещей, индивидуальна чисто державинская манера живописания:
На темно-голубом эфире
Златая плавала луна;
В серебряной своей порфире
Блистаючи с высот, она
Сквозь окна дом мой освещала
И палевым своим лучом
Златые стекла рисовала
На лаковом полу моем.
В одном стихотворении Державин, говоря о себе, признавался, что он «горяч и в правде черт». Стих этот возможен только в художественной системе Державина. Он — пример внутреннего единства темы (характер героя-автора) и ее стилистического выражения (речь идет не об отвлеченной добродетели — правдивости, а о свойстве именно характера Державина — отсюда и выражение его в индивидуальной поэтической форме — «в правде черт», несущей точную информацию о духовном облике поэта).
В «Вельможе» стиль также содержателен. Выставляя на позор не достойных своего звания государственных сановников, Державин не скрывает негодования. Обличая, он не мог быть бесстрастным и спокойным: ведь поэт «горяч и в правде черт». Эта «горячность» определяла как выбор тех, а не иных слов, так и общий эмоциональный тон оды. Так появились чисто державинские стихи:
Осел останется ослом,
Хотя осыпь его звездами;
Где должно действовать умом,
Он только хлопает ушами.
Индивидуальность стиля рождала поразительную смелость многих образов Державина, так привлекавшую поэтов XIX и XX вв. Поэтичность слова у Державина возникала каждый раз заново в зависимости от объекта изображения и личности поэта.
Гоголь, высоко ценя своеобразный державинский слог, называл его «крупным», так как в нем происходило необыкновенное соединение высоких слов с самыми низкими (что запрещено классицизмом). В качестве примера он приводил из стихотворения «Аристиппова баня» строки о «великом муже», который, исполнив все, что нужно, на земле, —
И смерть, как гостью, ожидает,
Крутя, задумавшись, усы.
Стихотворение «Зима» написано в форме диалога поэта с музой. И вот какой предстает пред читателем муза:
Что ты, Муза, так печальна,
Пригорюнившись сидишь?
Сквозь окошечка хрустальна,
Склоча волосы, глядишь...
Наивысшего успеха в создании объективного образа конкретно-исторической личности Державин добился в стихотворении, посвященном памяти Суворова, — «Снигирь». Суворов нарисованв единстве черт и свойств великого мужа и самобытной личности.
Общее и частное сливаются воедино, гениальный полководец и обаятельный характер самобытного русского человека — вот что такое державинский Суворов, выписанный по законам индивидуального «крупного слога», основанного на смешении высоких и низких слов:
Кто перед ратью будет, пылая,
Ездить на кляче, есть сухари;
В стуже и в зное меч закаляя,
Спать на соломе, бдеть до зари.
Тема Суворова, его жизнь и его подвиги — высокая тема. Державин и облекает ее в высокую лексику: «Кто перед ратью будет, пылая» «в стуже и зное меч закаляя», «бдеть до зари». Здесь поэт как бы следовал давней одической традиции. Но, с другой стороны, для поэта Суворов не только полководец, не только «муж», но и реальная личность, милый и дорогой его сердцу друг, со своим оригинальным характером.
Этот характер создается на основании точных биографических фактов. Но, тоже в соответствии с традицией, эта тема — «эмпирический человек», допускавшаяся в сатире, басне, комедии, — воплощена низкими словами. Отсюда — «ездить на кляче», «есть сухари», «спать на соломе» и т. д.
Но в «Снигире» смешение высоких и низких слов дало новое качество, новый синтез, прежде всего потому, что для Державина перестали существовать высокие и низкие слова в своей жанровой закрепленности. Для Державина все слова равны.
Они отличаются друг от друга только своей выразительностью и способностью передавать замысел поэта, то или иное действие, запечатлеть предмет, его цвет и качество, особенность и своеобразие изображаемого явления, эмоции, мысли. Данные в единстве, эти слова в «Снигире» были подчинены задаче воссоздания живого образа Суворова.
Индивидуальный стиль лирики Державина, его «крупный слог» знаменовал начало новой важнейшей эпохи в литературе — становления реализма в лирике. Он выработался не сразу, все время развиваясь и обогащаясь, освобождаясь от влияния классицистических традиций. Державин открывал новую страницу в истории русской поэзии в пору начавшегося кризиса классицизма и засилья эпигонов.
Еще в 1930-х гг. исследование новаторского характера художественной системы Державина привело известного ученого, Г. А. Гуковского, к заключению о необходимости с позиций историзма определить его художественный метод. Для исследователя было ясно, что «поэтическая система классицизма оказалась радикально разрушенной Державиным».
Но, разрушая старую систему, Державин создавал новую. «В самой сущности своегопоэтического метода Державин тяготеет к реализму. Он впервые в русской поэзии воспринимает и выражает в слове мир зримый, слышимый, плотский мир отдельных, неповторимых вещей. Радость обретения внешнего мира звучит в его стихах... Трудно оценить теперь значение переворота, произведенного в этом отношении Державиным».
Художественное новаторство Державина в изображении реального человека в окружении подлинных событий и обстоятельств жизни, быта, природы и вещей создало условия для открытия «тайны национальности» человека, сделало поэта способным раскрыть национальную обусловленность характера своего героя.
Уже Белинский подчеркивал и народность поэзии Державина, и его умение раскрыть «русский ум». «Ум Державина, — писал критик, — был ум русский, положительный, чуждый мистицизма и таинственности... его стихиею и торжеством была природа внешняя, а господствующим чувством — патриотизм».
В его стихотворных посланиях, сатирических одах «видна практическая философия ума русского; посему главное отличительное их свойство есть народность, народность, состоящая не в подборе мужицких слов или насильственной подделке под лад песен и сказок, но в сгибе ума русского, в русском образе взгляда на вещи. И в сем отношении Державин народен в высочайшей степени».
В Державине, по Белинскому, «мы имеем... великого, гениального русского поэта, который был верным эхом жизни русского народа, верным отголоском века Екатерины II».
История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.
План:
1. «Рассуждения о лирической поэзии или оде» Г.Р. Державина как теоретический трактат.
2. Новаторство Г.Р. Державина в одическом жанре. Тяготение к жанровому синтезу.
3. Композиция оды «Фелица». Два плана стихотворения: добродетель и порок, апологетика и обличение, конкретика и обобщение в их противопоставлении и слиянии. Способы разделения и связи отдельных частей произведения.
4. Лирическое «я» в оде «Фелица». Его соотношение с личностью автора, с реальным миром, исторической эпохой.
5. Поэтическое новаторство в оде. Аллегорические и бытовые зарисовки, ритмика, строфика, звукопись, живописное начало.
6. Человек и Вселенная в религиозной лирике Г.Р.Державина. Тема величия Творца, сотворённого мира и человека в оде «Бог». Роль антиномии в изображении человека.
7. Проблема жизни и смерти в философской оде «На смерть князя Мещерского». Словесно-тематический и анафорический принципы контрастного изображения мира.
8. Анакреонтическая поэзия Г.Р. Державина.
Вопросы и задания:
1. Сравните описания повседневных занятий Фелицы (прогулки, чтение и т.д.) и мурзы произведений Г. Державина. Выпишите эти характеристики, найдите общее и различное.
2. Как реализуется в творчестве Г.Р. Державина ансамблевый принцип построения оды?
4. Определите особенности звукописи, цветописи и ритмики в одной из од Г.Р. Державина.
5. Скульптору М.И. Козловскому принадлежит памятник А.В. Суворову. Сравните работу М.И. Козловского со стихотворением Г.Р. Державина «Снегирь» и сделайте соответствующие выводы.
6. Сравните стихотворение Г.Р. Державина «Памятник» с одноимённым стихотворением А.С. Пушкина. В чём между ними сходство и различие?
Литература:
Тексты:
Державин Г.Р. Стихотворения (любое изд.).«Рассуждение о лирической поэзии или об оде» (см. Русская литература последней четверти XVIII в. Хрестоматия / сост. В.А. Западов. – М. : Просвещение, 1985. – С. 192-234).
Учебник:
- Лебедева О.Б. История русской литературы XVIII века / О.Б. Лебедева. – М. :Высш. шк. ; Изд. центр «Академия», 2000. – С. 280-309.
Основная:
1. Аверинцев С.С. Поэты / С.С. Аверинцев. – М.:Шк. «Языки рус.культуры», 1996. –С. 121-135. – (Язык. Семиотика. Культура).
2. Западов А.В. Поэты XVIII века: М.В. Ломоносов, Г.Р. Державин / А.В. Западов. – М. : Изд-во МГУ, 1979. – С. 161-310.
3. Кошелев В.А. Г.Р. Державин в жизни и творчестве: учеб.пособ. – Изд. 3-е. / В.А. Кошелев, А.В. Кошелев. – М. : Рус.слово, 2012. – 172, с.
4. Курилов А.С. Г.Р. Державин и русская литература / А.С. Курилов; РАН; ИМЛИ им. А.М. Горького. – М.: ИМЛИ РАН, 2007. – 293, с.
5. Ларкович Д.В. Г.Р. Державин и художественная культура его времени: формирование индивидуального авторского сознания: моногр. / Д.В. Ларкович; М-во образ.и науки РФ; Уральск. федерал. ун-т им. первого Президента России Б.Н. Ельцина. – Екатеринбург: Изд-во Уральск.ун-та, 2011. – 341, с.
6. Серман И.З. Русская поэзия второй половины XVIII века. Державин / И.З. Серман// История русской поэзии: в 2 т. – Л. : Наука. Ленингр. отд-ние, 1968. – Т. 1. – С. 120-151.
Дополнительная:
1. Абрамзон Т.Е. Поэтические мифологии XVIII века: Ломоносов. Сумароков. Херасков. Державин / Т.Е. Абрамзон; М-во образ.и науки РФ; ГОУ ВПО «Магнитогорск. гос. ун-т». – Магнитогорск: Магнит.гос. ун-т, 2006. – 479 с.
2. Белинский В.Г. Сочинения Державина / В.Г. Белинский // Белинский В.Г. Собр. соч. : в 9 т. – М. : Современник, 1981. – Т.6. – С. 7-73.
3. Васильев С.А. Стилевые традиции Г.Р. Державина в русской литературе XIX– начала XXвека:моногр. / С.А. Васильев; М-во образ.и науки РФ; Лит. ин-т им. А.М. Горького. – М. : Изд-во Литер.ин-та, 2007. – 251 с.
4. Грот Я.К. Жизнь Державина / Я.К. Грот. – М. : Алгоритм, 1997. – 685 с. – (Гений в искусстве).
5. Западов А.В. Гаврила Романович Державин / А.В. Западов. – М. ; Л. : Совет.писат., 1964. – 451 с.
6. Маслова А.Г. Поэтическое творчество Г.Р. Державина в контексте литературно-эстетических исканий конца XVIII– начала XXвека: моногр. / А.Г. Маслова; М-во образ.и науки РФ; Вятск. гос. гуманит. ун-т. – Киров: Изд-во ВятГГУ, 2010. – 295 с.
7. Ходасевич В.Ф. Державин / В.Ф. Ходасевич. – М.: Статут, 2011. – 245, с.
Практическое занятие 5
«Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева
План:
1. Личность А.Н. Радищева. Политические, философские и эстетические взгляды писателя.
2. «Путешествие из Петербурга в Москву» в судьбе А.Н. Радищева. Творческая история произведения.
3. Название радищевского текста, эпиграф, посвящение.
4. Проблематика и идея «Путешествия…». Особенности композиции.
5. Система образов произведения (путешественник и представители социальных низов общества). Специфика проявления сентименталистской эстетики «Путешествия…» А.Н. Радищева.
6. Ода «Вольность» А.Н. Радищева в контексте «Путешествия».
7. Значение «Путешествия из Петербурга в Москву». Восприятие книги критикой и читателями.
Вопросы и задания:
1. Какое преломление нашла эстетическая теория А.Н. Радищева в его «Путешествии из Петербурга в Москву»?
2. Опишите маршрут путешествия героя в произведении А.Н. Радищева и выделите основные его этапы в хронологическом плане.
3. Как ставится и решается в современном литературоведении проблема жанрового своеобразия «Путешествия...» А.Н. Радищева?
4. В чём суть споров учёных по вопросам художественного метода А.Н. Радищева?
5. Охарактеризуйте композицию оды А.Н. Радищева «Вольность» и определите её связь с историческими и философскими взглядами автора.
6. А.С. Пушкин посвятил «Путешествию из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева специальную «Путешествие из Москвы в Петербург». Установите, в чём А.С. Пушкин согласен и в чём не согласен с А.Н. Радищевым.
7. Сравните оду «Вольность» А.Н. Радищева с одноименной одой А.С. Пушкина. В чём вы видите сходство и различие между этими произведениями?
Литература:
Тексты:
А.Н. Радищев. «Путешествие из Петербурга в Москву». Ода «Вольность» (разн. изд.).
Учебники:
1. Лебедева О.Б. История русской литературы XVIII века / О.Б. Лебедева. – М.: Высш. шк. ; Изд. центр «Академия», 2000. – 416 с.
Критическая и научно-исследовательская литература:
Основная:
- А.Н. Радищев: исслед. и коммент. : Сб. науч. тр. / под ред. М.В. Строганова, С.А. Васильенвой; М-во образ.и науки РФ; Тверск. гос. ун-т, 2001. – 121 с.
- Бегунов Ю.К. «Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева / Ю.К. Бегунов. – М. : Просвещение, 1983. – 96 с.
- Гуниа В.А. Дискуссионные вопросы художественной формы «Путешествия из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева / В.А. Гуниа. – Автореф. дис…. канд. филол. наук: 10.01.01 – «Русская литература». – М., 1985. – 20 с.
- Егорова Н.О. Художественная специфика «Путешествия из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева / Н.О. Егорова. – Автореф. дис…. канд. филол. наук: 10.01.01 – «Русская литература». – СПб., 2000. – 20 с.
- Западов В.А. Проблемы текстологии и поэтики А.Н. Радищева («Путешествие из Петербурга в Москву», «Вольность») / В.А.Западов. – Автореф. дис…. докт. филол. наук: 10.01.01 – «Русская литература». – М., 1985. – 32 с.
6. Кулакова Л.И. А.Н. Радищев. «Путешествие из Петербурга в Москву»: комментарий / Л.И. Кулакова, В.А. Западов. – Л. : Наука. Ленингр. отд-ние, 1974.
7. Старцев А.И. Радищев. Годы испытаний. – 2-е изд., доп. / А.И. Старцев. – М. : Сов.писат., 1990. – 424, с.
Дополнительная:
- Зарецкий В.А. Три литературных путешествия по России. Аввакум. – Радищев. – Гоголь. Учеб.пособ. для студ. / В.А. Зарецкий; М-во образ. и науки РФ; Стерлитамакск. гос. пед. ин-т. – Стерлитамак: Стерлит. гос. пед. ин-т, 2002. – 78 с.
- Костин А.А. «Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева в контексте современной ему нравоучительной литературы / А.А. Костин. – Автореф. дис…. канд. филол. наук: 10.01.01 – «Русская литература». – СПб., 2005. – 20 с.
- Орлов В.Н. Радищев и русская литература / В.Н. Орлов. – Л. : Наука. Ленингр. отд-ние, 1982. – 322 с.
4. Скафтымов А.П. О стиле «Путешествия из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева / А.П. Скафтымов // Скафтымов А.П. Статьи о русской литературе. – Саратов: Изд-во СГПИ, 1958. – С. 77-103.
- Татаринцев А.Г. Сын отечества. Об изучении жизни и творчества А.Н. Радищева:пособ. для учит. / А.Г. Татаринцев. – М. : Просвещение, 1981. – 127 с.
6. Форш О.Д. Радищев. Михайловский замок. Романы / О.Д. Форш. – Петрозаводск: Карелия. 1989. – 548, с.
Практическое занятие 6
Поэзия конца XVIII века
План:
1. Бурлескная ирои-комическая поэма В.И. Майкова «Елисей, или Раздражённый Вакх». Жанровая специфика произведения, его пародийный характер. Мифологический и реальный планы сюжета. Элементы фольклора в поэме. Лирические отступления и авторская позиция.
2. Поэма-сказка И.Ф. Богдановича «Душенька». Интерпретация «чужого» текста, её эстетический смысл. Специфика жанра поэмы. Античный миф, русская волшебная сказка в сюжете «Душеньки», их авторская интерпретация. Бытописание.
3. Тематика лирики Н.М. Карамзина:
· нравственно-философская проблема счастья («Послание к Александру Алексеевичу Плещееву»);
· о творчестве («Поэзия», «К бедному поэту»); о смерти, памяти умерших («Кладбище»);
· о любви («Странность любви, или Бессонница», «Непостоянство»);
· гражданская лирика («К милости», «Тацит»).
4. Эстетика и поэтика сентиментализма в лирике Н.М. Карамзина. Концепция личности чувствительного человека. Индивидуальная ценность внутренней жизни, способности к сопереживанию, к любви. «Новый слог» Н.М. Карамзина.
5. Жанровое своеобразие лирики И.И. Дмитриева:
· героико-патриотические произведения («Ермак», «К Волге»);
· элегии (стихотворение «Элегия»);
· послания («К Гавриле Романовичу Державину»);
· стансы («Стансы к Н…М…К***» - к Н.М. Карамзину);
· оды («Ода П.П.Б.» - П.П. Бекетову и др.);
· экспромт («Стихи на игру Дица»);
· песни («Стонет сизый голубочек…», «Ах, когда б я раньше знала…» и др.).
Вопросы и задания:
1. Какова причина активизации «лёгкой поэзии» во второй половинеXVIII в.? Какова роль львовско-державинского кружка в её становлений и в последующем утверждении?
2. В чём существо поэтических открытий представителей «лёгкой поэзии»? Определите жанровый состав поэзии М.Н. Муравьёва и Н.А. Львова.
3.Выполните целостный анализ одного из произведений «лёгкой поэзии» (стихотворения И.Ф. Богдановича, М.Н. Муравьева, Н.А. Львова).
4. Как и в какой форме используются фольклорные мотивы в практике русских сентименталистов? Приведите примеры.
5. Каковы причины выдвижения на первый план идиллии и идилличности в жанровых устремлениях сентименталистов?
6Пронализируйте одно из стихотворений Н.М. Карамзина или И.И. Дмитриева.
7. Какими жанрами Н.М. Карамзин обогатил русскую поэзию?
8. Докажите, что стихотворение И.И. Дмитриева «Чужой толк» - сатира на классицистическую оду.
9. Охарактеризуйте «сказку» И.И. Дмитриева «Модная жена» и объясните, почему автор называет это произведение термином «сказка».
Литература:
Тексты:
Дмитриев И.И., Карамзин Н.М. Стихотворения (разл. изд.).
1. Русская литература – век XVIII. Лирика. – М.: Современник, 1990. – С. 355-406, 243-257, 581-644.
2. Русская литература XVIII века: хрестоматия / сост. Г.П. Макогоненко. – Л.: Просвещение. Ленингр. отд-ние, 1970. – С. 229-250, 448-479, 538-542, 546-549, 653-664, 675-686.
3. Русская литература XVIII века, 1700 – 1775: хрестоматия / сост. В.А. Западов. – М.: Просвещение, 1979. – С. 303-316, 318-329.
4. Русская литература последней четверти XVIII века: хрестоматия / сост. В.А. Западов. – М.: Просвещение, 1985. – С. 164-191, 235-264, 364-372.
5. Хрестоматия по русской литературе XVIII века / сост. А.В. Кокорев. – М.:Учпедгиз, 1952. – С. 514-527, 532-558.
Учебники:
1. Гуковский Г.А. Русская литература XVIII века / Г.А. Гуковский. – М.: Аспект Пресс, 1999. – С. 264-273, 442-448.
2. Лебедева О.Б. История русской литературы XVIII века / О.Б. Лебедева. – М.:Высш. шк.; Изд. «Академия», 2000. – С. 207-229.
3. Татаринова Л.Е. Русская литература и журналистика XVIII века / Л.Е. Татаринова. – М.: Проспект, 2001. – С. 234-247.
Критическая и научно-исследовательская литература:
Основная:
1. Западов А.В. Поэты XVIII века (А. Кантемир, А. Сумароков, В. Майков, М. Херасков) / А.В. Западов. – М. : Изд-во МГУ, 1984. – С. 146-159.
2. Кочеткова Н.Д. Поэзия русского сентиментализма. Н.М. Карамзин. И.И. Дмитриев / Н.Д. Кочеткова // История русской поэзии: в 2 т. – Л. : Наука. Ленингр. отд-ние, 1968. – Т.1. – С. 163-187.
3. Лотман Ю.М. Поэзия Карамзина / Ю.М. Лотман; вст. ст. М.Л. Гаспарова // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. – СПб. :Искусство – СПб., 1999. – С. 285-323.
4. Макогоненко Г.П. «Рядовой на пинде воин». (Поэзия Ивана Дмитриева) / Г.П. Макогоненко // Макогоненко Г.П. Избранные работы: о Пушкине, его предшественниках и наследниках. – Л. :Худож. лит. Ленингр. отд-ние, 1987. – С. 8-73.
5. Николаев Д.П. «Я подвиг предка воспеть хочу!» (Гражданско-патриотические мотивы в поэзии И.И. Дмитриева 1790-х годов) / Д.П. Николаев // Русская литература как форма национального самосознания. XVIII век. – М.: ИМЛИ РАН, 2005. – С. 721-762.
Дополнительная:
1. Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина. Статья II/ В.Г. Белинский // Белинский В.Г. Собр. соч. : в 9 т. – М. : Современник, 1981. – Т.6. – С. 103-182.
2. Казакова Л.А. Жанр комической поэмы в русской литературе второй половины XVIII – начала XIX века: генезис, эволюция, поэтика / Л.А. Казакова. – Автореф. дис…. докт. филол. наук: 10.01.01 – «Русская литература». – М., 2009. – 39 с. /О В.И. Майкове, И.Ф. Богдановиче/.
3. Ефремова Е.В. Стихотворное наследие Н.М. Карамзина: проблемы поэтики и версификации / Е.В. Ефремова. – Автореф. дис…. канд. филол. наук: 10.01.01 – «Русская литература». – М., 1999. – 19 с.
4. Шайтанов И.О. Мыслящая Муза: «открытие природы» в поэзии XVIII века / И.О. Шайтанов. – М.: Прометей, 1989. – 257, с.
Практическое занятие 7
