В течение четырех месяцев, с 26-27 октября 1612-го по 25-26 февраля 1613 года, власть в Москве оставалась в руках земского правительства во главе с князьями Дмитрием Тимофеевичем Трубецким и Дмитрием Михайловичем Пожарским. Это был переходный период, главным содержанием которого стали выборы нового царя.

Действовавший в ополчении «Совет всея земли» получил власть в Москве ,

По мнению Л.В. Черепнина, собор, созванный в ополчении, не был распущен, а продолжал свою деятельность в Москве. См.: Черепнин Л.В. Земские соборы Русского государства... С.187.

но задачи его изменились по сравнению со временем земской самоорганизации. Нужно было собрать уцелевшую казну и искать следы разворованных кремлевских сокровищ, наказать тех, кто, подобно дьяку Федору Андронову и другим первым «королевским верникам», служил «литве» и руководителям московского гарнизона – Александру Госевскому, а потом Николаю Струсю. Войско победителей, вошедшее в столицу, требовало устройства, но где было взять продовольствие и деньги, чтобы продолжать его кормить и поддерживать в боевой готовности? В первые месяцы после освобождения Москвы был проведен разбор казаков, служивших в ополчении. По городам снова отправились сборщики доходов и кормов. В приказах царил хаос, не были до конца ясны последствия пожара 1611 года и последующего хозяйничанья польско-литовского гарнизона. Боярам, сидевшим в осаде внутри кремлевских стен, больше не верили, хотя с самого начала вожди земского ополчения великодушно объясняли их службу врагу «неволею».

Когда из Кремля выпускали боярина князя Федора Ивановича Мстиславского, он рассказывал, что «ево князя Федора литовские люди били чеканы», и даже показывал на теле следы от побоев. Киевский мещанин Богдан Балыка подтверждает, что боярин князь Федор Иванович Мстиславский получил раны, однако случилось это во время попытки ограбления его двора. Один из грабителей, жолнер Воронец, действительно ударил князя, но не «чеканом» (топором), как тот говорил, а кирпичом («цеглою»). В итоге боярин едва не умер, а грабителей поймали и приказали казнить. Однако до казни дело не дошло, вместо этого их съели .

См.: Записки киевского мещанина Божка Балыки о московской осаде 1612 года... С.104; Веселовский С.Б. Новые акты Смутного времени. Акты подмосковных ополчений... №80. С. 96-97.

Другого боярина князя Ивана Васильевича Голицына «держали за приставом». Большинство членов Думы, справедливо не надеясь на особенное снисхождение опьяненных победой казаков и других рядовых земских воинов, сочли за благо покинуть столицу. Однако система управления в Русском государстве была такова, что совсем без бояр, доверяя только опыту оставшихся в столице дьяков и подьячих, обойтись было нельзя. Провозглашенная земскими ополчениями цель возвращения к порядкам, «как при прежних государях бывало», требовала не полной смены Боярской думы, а, напротив, возвращения к привычной иерархии правящей элиты. Как это сделать, если одни имели земские заслуги, а другие все годы «междуцарствия» верно служили иноземному королевичу, оставалось неясным.

В Речи Посполитой только после потери Москвы «дозрели» до того, чтобы наконец-то представить юного самодержца Владислава своим подданным – жителям Московского государства. С позиций сегодняшнего дня ноябрьский 1612 года поход короля Сигизмунда III вместе с королевичем Владиславом к Смоленску и далее к Москве выглядит труднообъяснимым. Но для народившегося земского правительства «Совета всея земли» грядущее столкновение с польско-литовскими отрядами известных полковников Александра Зборовского и Андрея Млоцкого не сулило ничего хорошего. Король действовал так, будто не было более чем двухлетнего промедления с исполнением договора с гетманом Станиславом Жолкевским о призвании королевича Владислава, а польско-литовский гарнизон по-прежнему удерживал в своих руках столицу. Передовые отряды королевского войска не нашли ничего лучшего, как расположиться в знакомом им Тушине. Сигизмунд III выслал послов объявить Боярской думе свой приход. Но он опоздал, и русские люди вместо того, чтобы начать переговоры, вступили в бой. Несостоявшемуся претенденту на русский трон пришлось вернуться домой в Речь Посполитую.

Что же заставило короля так быстро смириться с потерей выскользнувшей из его рук московской короны?

Автор «Нового летописца» сообщил детали тех событий, когда под столицу приехали королевские послы Адам Жолкевский (племянник гетмана Станислава Жолкевского) и участники прежнего посольства Боярской думы под Смоленск окольничий князь Даниил Иванович Мезецкий и «печатник» и думный дьяк Иван Тарасьевич Грамотин; им поручили «зговаривати Москвы, чтобы приняли королевича на царство». О серьезности угрозы свидетельствовала реакция «всех начальников», которые «быша в великой ужасти». В начавшихся боевых стычках с польско-литовским отрядом был захвачен «в языках» смолянин Иван Философов, который якобы очень удачно дезинформировал противника: «Москва людна и хлебна, и на то все обещахомся, что всем померети за православную веру, а королевича на царство не имати» .

Новый летописец. С. 128.

Это, по мнению летописца, и стало главной причиной отказа короля и панов-рад от дальнейших действий.

Много позже обнаружились фрагменты делопроизводства королевского похода, не подтверждающие эту приукрашенную версию. Иван Философов действительно попал в плен и дал подробные показания о том, что происходило в Москве после занятия ее войсками земского ополчения. Но его расспросные речи, напротив, рисовали вполне достоверную картину. Философов сообщал, что бояр, сидевших прежде в столице вместе с князем Федором Ивановичем Мстиславским, в столице больше не слушают и «в думу не пропускают»; новые власти даже писали «в города ко всяким людям», чтобы посоветоваться о дальнейшей судьбе бояр: «пускать их в думу или нет». Управление страной оставалось в руках руководителей земского ополчения: «А делает всякие дела на Москве князь Дмитрий Трубецкой, да князь Дмитрий Пожарской, да Куземка Минин». Главный вопрос, интересовавший короля Сигизмунда III, – о претендентах на русский престол, оставался нерешенным: «А кому вперед быти на господарстве, того еще не постановили на мере». Философов в чем-то должен был даже обнадежить посланцев короля, подтверждая, что шансы королевича Владислава на корону Московского царства окончательно не исчезли: «...на Москве у бояр, которые вам, господарям, служили, и у лучших людей хотение есть, чтоб просити на господарство вас, великого господаря королевича Владислава Жигимонтовича». Идея выбрать на престол королевичей из других стран – «обрать на господарство чужеземца» – оставалась популярной. Однако ее противниками были казаки подмосковных ополчений, хозяйничавшие в столице: «а казаки-де, господари, говорят, чтоб обрать кого из руских бояр, а примеривают Филаретова-сына и Воровского Калужского». Выступать же против вчерашних освободителей Москвы откровенно побаивались, сила была за ними.

Философов свидетельствовал, что у короля Сигизмунда III больше не осталось сторонников в Москве. Одиозных приказных людей, с которыми связывали правление «при Литве», таких как Федор Андронов и Важен Замочников, «взяли за приставы», их с пристрастием расспрашивали «на пытке» о расхищенной казне. Неприятным известием для королевских слуг оказалось и то, что «польских де людей розослали по городом, а на Москве оставили лутчих полковников и ротмистров чоловек с тридцать, пана Струса и иных» .

Dyaryusz poselstwa moskiewskiego wystanego do Warszawy z koncem r. 1611. S. 361-364. См.: Платонов С.Ф. Московское правительство при первых Романовых. СПб., 1906 (отд. отт. из «Журнала Министерства народного просвещения»). С. 6-8; Сташевский Е.Д. Очерки по истории царствования Михаила Федоровича. Киев, 1913. С.61.

Становилось очевидным, что королю Сигизмунду III нечего будет сказать о судьбе тех, кто сидел в осаде в Кремле, их родственникам. Но и сдаваться король Речи Посполитой пока не собирался. Он отправился на сейм. Его войско на обратном пути шло через Можайск и захватило главную городскую святыню – деревянную скульптуру Николы Можайского. Королевские отряды оставались в Смоленске и Вязьме, многотысячное войско запорожских казаков воевало частью в калужских городах, а частью на Севере. Сам король обещал вернуться в пределы Русского государства после окончания сейма весной 1613 года .

Арсеньевские шведские бумаги... С. 20-21.

Известие о храбрых речах Философова, будто бы повлиявших на отход от Москвы королевского войска, вошло во многие грамоты нового правительства, отправленные в связи с созывом выборных в столицу для избрания нового царя. Это было выгодно самому «земскому совету», показывало, что ему сопутствует удача в войне с Сигизмундом III.

Еще с 6 октября в земских полках находился посланник из Новгорода Богдан Дубровский, ставший свидетелем освобождения Москвы и последующего прихода Сигизмунда III под Волок. По приезде в Новгород его расспросили обо всем, что происходило в Москве, и передали эти сведения шведскому королевскому двору. Документы, привезенные Дубровским, сохранились в переводах в архиве королевской канцелярии и были использованы в труде шведского королевского историографа XVII века Юхана Видекинда. В написанной им «Истории десятилетней шведско-московитской войны» цитировалась грамота воевод князя Дмитрия Трубецкого и князя Дмитрия Пожарского осташковскому воеводе Осипу Тимофеевичу Хлопову. Воеводы объединенного ополчения тоже упомянули о захвате «смоленского боярина Ивана Философова». По словам грамоты, от пленного смолянина король Сигизмунд III «услышал о нашем союзе, об отказе от общения с поляками и готовности вечной ненавистью преследовать их и литовцев». После этого «король, видя, что ничего не может сделать, пошел со всем своим войском обратно, но предварительно распустил повсюду слух, что если мы не пожелаем принять его сына, он скоро вернется с более сильным войском разорять нашу родину. Поэтому очень важно, чтобы как можно скорее съехались уполномоченные для поставления великого князя» .

Видекинд Юхан. История десятилетней шведско-московитской войны. М., 2000. Кн.8. Гл.2. С. 269-270. Перевод грамоты, использованной Юханом Видекиндом, см.: Арсеньевские шведские бумаги... С. 19-20; Замятин Г.А. Из истории борьбы Швеции и Польши за московский престол в начале XVII века... С. 117-120.

В Москве больше не хотели полагаться на волю какой-то отдельной боярской партии, как это было с избранием царя Василия Шуйского. В «Новом летописце» говорится об ожидании на Московском государстве государя «праведна, чтоб дан был от Бога, а не от человек» .

Новый летописец. С.128.

Войско в столице отказывалось воевать, пока не будет решена проблема царского избрания. Об этом сообщалось в грамоте, отосланной впоследствии казанским властям в связи с избранием Михаила Федоровича: «...а без государя ратные люди, дворяня и дети боярские, и атаманы, и казаки, и всякие разные люди на черкас и на Ивашка Заруцкого идти не хотели» .

«Черкасы» на севере Русского государства и казачье войско Ивана Заруцкого, обосновавшееся на юге, в рязанских и тульских местах, тоже представляли своих кандидатов: запорожские казаки – королевича Владислава, а донцы и «вольные казаки» – «царевича» Ивана Дмитриевича, сына Лжедмитрия II и Марины Мнишек. За них они и продолжали воевать.

Бояре в Москве, по впечатлению Богдана Дубровского, поддерживали кандидатуру шведского королевича, что виделось лучшим способом защитить страну от иноземного нашествия: «Они (бояре) также предписали в это время созыв собора в Москве для выбора великого князя, и все они будут желать его княжескую милость герцога Карла Филиппа... Потому что они откровенно сказали, что должны добиться мира и помощи с этой стороны, так как не могут держаться против войск и Швеции, и Польши сразу» .

Арсеньевские шведские бумаги... С.18. Ср.: Замятин Г.А. Из истории борьбы Швеции и Польши за московский престол в начале XVII века... С. 131-134.

Напротив, казаки из подмосковных ополчений требовали государя из русских родов. Споры должны были затронуть и само руководство «Совета всея земли». Главный воевода ополчения боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой сам не прочь был вступить в борьбу за царский трон. Как уже было сказано, он расположился на старом дворе царя Бориса Годунова и вскоре получил грамоту на доходы с Ваги, области в Поморье, обладание которой со времен Годунова и Шуйского становилось первой ступенью на пути к царской власти. Что же касается князя Дмитрия Михайловича Пожарского, то для него настала пора выполнить прежний договор с новгородцами о призвании на русский престол королевича Карла Филиппа.

Мнение «всей земли» мог выразить только земский собор. Решение о его созыве было принято уже в первые дни после освобождения Москвы .

Замятин Г.А. Из истории борьбы Швеции и Польши за московский престол в начале XVII века... С.114; Черепнин Л.В. Земские соборы Русского государства... С. 187-189.

Самая ранняя из известных грамот о присылке выборных на земский собор, направленная в Сольвычегодск, датируется 11 ноября 1612 года. Первыми, кому писали руководители ополчения, извещая в одной грамоте и о взятии Москвы, и о вызове представителей на собор для «земского совета», были «именитые люди» Строгановы. После учреждения трехдневного праздничного молебна «з звоном» по случаю московского «очищенья» их просили прислать «для земского вопчево дела» «пять человек посацких уездных людей добрых ото всех посацких и волостных людей, опричь вас, Строгановых, а к вам, Строгановым, вперед отпишем, как вам к Москве быти». Был назначен и срок приезда: «на Николин день осенной нынешнего 121 году», то есть 6 декабря 1612 года. В письме Строгановым даже не указали прямо, что собор созывается для избрания нового государя, хотя такая цель и подразумевалась. Общие земские дела должны были продолжаться, «покаместа нам всем Бог даст на Московское государьство государя по совету всей земли» .

Любомиров П.Г. Очерки истории нижегородского ополчения.... С. 238-239.

Не забыли при этом попросить и о присылке денежной казны.

В грамотах, отправленных несколько дней спустя – 15 ноября в Новгород и 19 ноября на Белоозеро, – о цели созываемого земского собора говорилось уже более определенно со ссылкой на непрестанные требования «всяких чинов людей», желавших избрать царя. Тогда и было принято общее решение «Совета всея земли», чтобы «всем сослатця во все городы... и обрати б на Владимирское и на Московское государство и на все великие государства Российского царствия государя царя и великого князя» .

Веселовский С.Б. Новые акты Смутного времени. Акты подмосковных ополчений... №82. С.99.

Нормы представительства тоже были скорректированы: на собор в Москву требовалось прислать «изо всяких чинов люди по десяти человек из городов для государственных и земских дел» .

ДАИ. Т.1. №166. С.294; Арсеньевские шведские бумаги... С.20..

Общий смысл призывов, рассылавшихся из Москвы в первое время после ее освобождения, был сформулирован в следующих словах: «...Царский престол вдовеет, а без государя нам всем ни малое время быти не мощно» .

Зимин А.А. Акты Земского собора 1612-1613 гг. // Записки Отдела рукописей ГБЛ. М., 1957. Вып.19. С. 188-192.

Главное дело с выбором нового царя едва не разрушилось из-за того, что первоначальный срок созыва выборных с мест был назначен слишком рано. В городах не оставалось времени ни провести выборы своих представителей, ни подготовить их отправку в Москву к «Николину дню осеннему». Точно неизвестно, сколько человек успело собраться в Москве к началу декабря по первому зимнему пути, но сколько бы их ни было, они не могли составить избирательный собор. Срок начала соборных заседаний был перенесен на месяц, и в города были отосланы новые грамоты с напоминанием о присылке выборных на день Богоявления 6 января 1613 года. Представительство на соборе было увеличено еще больше: «И мы ныне общим великим советом приговорили для великого земсково совету и государсково обиранья ехать к нам к Москве из духовново чину пяти человеком, ис посадцких и уездных людей двадцати человеком, ис стрельцов пять человек». Но с рассылкой грамот опять опаздывали, и грамоту на далекую Двину отправили только 31 декабря. Ясно, что доставлена она была после нового назначенного срока съезда выборных в Москву. В грамоте тем временем говорилось: «А изо многих городов к нам к Москве власти и всяких чинов люди съехались... А у нас за советом з Двины выборных людей государское обиранье продлилось» .

Зимин А.А. Акты Земского собора 1612-1613 гг. // Записки Отдела рукописей ГБЛ. М., 1957. Вып.19. С. 187-188.

Во взаимоотношениях с Новгородским государством власти земского ополчения продолжали держаться дипломатического этикета, хотя Великий Новгород не воспринимали как чужой город. В грамоте воевод «у ратных и у земских дел» князя Дмитрия Трубецкого и князя Дмитрия Пожарского новгородскому митрополиту Исидору 15 ноября писали о созыве земского собора для избрания царя. Правда, ее смысл можно понять по-разному. С одной стороны, это был ответ на обращение митрополита Исидора, писавшего «к нам бояром и воеводам и ко всей земле, чтоб Московскому государству быти с вами под единым кровом государя королевича Карлуса Филиппа Карлусовича». Но с другой стороны, грамота правительства «Совета всея земли» не давала гарантий, что на соборе будет поддержан именно шведский королевич: «...и нам ныне такого великого государственного и земского дела, не обослався и не учиня совету и договору с Казанским и с Астараханским и с Сибирским и с Нижегородцким государствы, и со всеми городы Росийского царствия, со всякими людми от мала и до велика, одним учинити нельзя» .

ДАИ. Т.1. №266. С.293-294.

Как видим, для соответствия статусу «Новгородского государства» в земской переписке появились Нижегородское и другие самостоятельные «государства» в составе царства. Всё упиралось в то, что не было выполнено давнее обещание о приезде королевича Карла Филиппа в Новгород. Держась буквы прежних договоренностей, в ополчении обещали послать к нему посольство «о государственных и о земских делех», но не больше того. Возможно, что попытка немедленно созвать собор уже 6 декабря тоже связана с политической борьбой вокруг этой кандидатуры. Новгородский посланник Богдан Дубровский, судя по его расспросным речам, выехал из Москвы только месяц спустя после того, как грамота в Великий Новгород 15 ноября была готова. Скорее всего, он ждал, но так и не дождался начала работы земского собора. В расспросных речах новгородский посланник подтвердил, что в Москве продолжают держаться кандидатуры Карла Филиппа, но единственное, на что он мог сослаться, была упомянутая грамота от земских бояр, немедленно отосланная в королевскую канцелярию в Стокгольм .

Помета о получении грамоты «от государевых бояр» с Богданом Дубровским датирована 19 января 1613 года. См.: Арсеньевские шведские бумаги... С. 17-18.

«Многажды» писали о приезде в Москву «великому господину Ефрему митрополиту» в Казань. Без него важнейшая часть земского представительства – освященный собор – оставалась неполной. Продолжая надеяться на приезд казанского митрополита, к нему обращались даже после начала работы земского собора 25 января 1613 года. Для подкрепления соборного обращения было отправлено отдельное посольство во главе с архимандритом костромского Ипатьевского монастыря Кириллом. Тогда еще не было известно, какую роль суждено сыграть в недалеком будущем Ипатьевскому монастырю в избрании Михаила Романова. Впрочем, на пути из Москвы в Казань архимандрит Кирилл вполне мог рассказать о ходе царского избрания инокине Марфе Ивановне и ее сыну, если они в тот момент находились в Костроме. Но обращения земского собора в Казань не принесли результата, и в итоге казанские власти были извещены об уже состоявшемся решении .

Документы о национально-освободительной борьбе в 1612-1613 гг.... С. 240-267.

Во главе освященного собора остался ростовский и ярославский митрополит Кирилл (Завидов), его имя упоминалось первым в переписке «Совета всея земли» вплоть до прихода в Москву нового избранного царя Михаила Федоровича.

В выборах на земский собор в первую очередь должны были участвовать члены Государева двора, уездные дворяне и посадские люди. Вместе с ними нового царского избрания ждали все люди Московского государства, наконец осознавшие, что только им одним по силам решить главную задачу, с которой не справились бояре прежних московских царей. К сожалению, в распоряжении историков почти нет источников по истории раннего русского парламентаризма, из которых мы могли бы узнать о политических позициях, услышать речи главных участников событий. Тем не менее возможность пристальнее присмотреться к действиям разных людей, которых обстоятельства вынесли на авансцену исторического действа под названием «выборы царя», всё же существует. Появилась она сравнительно недавно благодаря находке «Повести о земском соборе 1613 года» – выдающегося памятника времени избирательной борьбы, ярко раскрывшего особенности выборов нового царя .

Эту «Повесть», как и ряд других ценнейших материалов о Смуте, открыл историк Александр Лазаревич Станиславский. См.: Повесть о Земском соборе 1613 года / Публ., подг. к печати А.Л. Станиславский, Б.Н. Морозов // Вопросы истории. 1985. №5. С. 89-96; Станиславский А.Л. Гражданская война в России XVII в. ... С. 85-92. Далее «Повесть о земском соборе 1613 года» цитируется по изданию: Хроники Смутного времени. М., 1998. С. 457-459 (текст подготовлен к публикации Б.Н. Морозовым).

Основная предвыборная интрига состояла в противостоянии бояр и казаков. Об этом говорил и ливонский дворянин Георг Брюнно, приехавший под Москву от Якоба Делагарди еще летом 1611 года и вернувшийся в Новгород после полутора лет пребывания в земских полках 15 февраля 1613 года. Раньше историки с осторожностью воспринимали расспросные речи Брюнно, в которых речь шла о выдвижении казаками своих претендентов на соборе, в том числе будущего царя Михаила Федоровича .

Замятин Г.А. К истории земского собора 1613 г.// Труды Воронежского государственного университета. 1926. Т.3. Приложение №1. С. 71-72; Черепнин Л.В. Земские соборы Русского государства... С. 195-198.

Но свидетельство «Повести о земском соборе 1613 года» не оставляет сомнений в том, что именно казаки были на соборе наиболее активны, хотя формально не могли быть «земскими» выборными. Они представляли только себя и были сильны своей круговой порукой .

Л.Е. Морозова попыталась показать, что при избрании Михаила Федоровича казаки «никакой самостоятельной роли не играли», «инициаторами» его выбора были «не ополченцы», а некие «старшие бояре, поддержанные высшим духовенством и представителями городов». Суждения и стиль полемики Л.Е. Морозовой находятся за пределами научной аргументации, они обусловлены отрицанием существующей историографии, например, трудов Г.А. Замятина, Л.В. Черепнина. На их труды она не ссылается, а работы А.Л. Станиславского «критикует», исходя из собственных предпочтений, не зная свидетельств ряда важных источников по истории избирательного земского собора 1613 года. См.: Морозова Л.Е. Россия на пути из Смуты. Избрание на царство Михаила Федоровича. М.. 2005. С. 23, 141. См. также рецензию автора на эту книгу: Отечественные архивы. 2006. №2. С. 109-114.

Еще летом 1612 года, когда князь Дмитрий Михайлович Пожарский договаривался о кандидатуре герцога Карла Филиппа, он «доверительно» сообщал Якобу Делагарди, что все «знатнейшие бояре» объединились вокруг этой кандидатуры; противниками же избрания иноземного государя была «часть простой и неразумной толпы, и особенно отчаянные и беспокойные казаки». Якоб Делагарди передал своему королю слова князя Дмитрия Пожарского о казаках, которые «не желают никакого определенного правительства, но хотят избрать такого правителя, при котором они могли бы и впредь свободно грабить и нападать, как было до сих пор» .

Арсеньевские шведские бумаги... С. 15-16.

Боярские представления о казаках вряд ли могли измениться вскоре после освобождения Москвы. Осенью 1612 года, по показаниям смолянина Ивана Философова, в Москве находилось 45 тысяч казаков, и «во всем-де казаки бояром и дворяном сильны, делают, что хотят, а дворяне де, и дети боярские разъехались по поместьям» .

Dyaryusz poselstwa moskiewskiego wystanego do Warszawy z koncem r. 1611... S. 361-364. Слова Ивана Философова подтверждаются известными фактами испомещения дворян и детей боярских Смоленска, Вязьмы, Дорогобужа, Белой, Рославля и других городов в замосковных уездах и в Белозерском крае сразу же после освобождения Москвы. Также были вознаграждены дворяне и дети боярские Можайска, Рузы и Волока, сидевшие в конце 1612 года в осаде от польско-литовского войска на Волоке Дамском и в Погорелом городище. См.: АСЗ. Т.1. №315. С. 312-314; Веселовский С.Б. Белозерский край в первые годы после Смуты / Публ. Л.Г. Дубинской, А.М. Дубровского // Архив русской истории. М., 2002. Вып.7. С. 282-283; «И мы осадных сидельцев за службы велели испоместить». Жалованная грамота «Совета всея земли» 1613 г. / Публ. Т.А. Лаптевой // Исторический архив. 1993. №6. С. 192-196.

Сходным образом описывал ситуацию в столице в ноябре – начале декабря 1612 года новгородец Богдан Дубровский. По его оценке, в Москве было 11 тысяч отобранных на разборе «лучших и старших казаков» .

См. подробнее: Станиславский А.Л. Гражданская война в России XVII в.... С. 81-82.

Несмотря на проведенный разбор, призванный разделить казаков, они продолжали действовать заодно и в итоге смогли не только объединиться вокруг одной кандидатуры, но и настоять на ее избрании. Они отнюдь не разъезжались из Москвы, как того хотели бояре, а дожидались момента, когда прозвучат все имена возможных претендентов, чтобы предложить своего кандидата. Именно такая версия событий содержится в «Повести о земском соборе 1613 года»: «А с казаки совету бояра не имеюща, но особ от них. А ожидающи бояра, чтоб казаки из Москвы вон отъехали, втаи мысляше. Казаки же о том к боляром никако же глаголюще, в молчании пребываше, но токмо ждуще от боляр, кто у них прославится царь быти».

Официальное открытие собора скорее всего так и не состоялось, иначе известие об этом должно было попасть в «Утвержденную грамоту об избрании царя Михаила Федоровича» .

Утвержденная грамота об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романова. См.: Государственное древлехранилище хартий и рукописей... С. 126-127; Анхимюк Ю.В. Материалы древлехранилища в фондах ОР РГБ // Памяти Лукичева. Сборник статей по истории и источниковедению. М., 2006. С. 704-705. Об источниковедческих особенностях «Утвержденной грамоты» 1613 года см.: Черепнин Л.В. Земские соборы Русского государства... С. 190-196; Семин А.А. К истории «утвержденной грамоты» Земского собора 1613 года //Археографический ежегодник за 1980 год. М., 1981. С. 97-104.

После 6 января 1613 года начались бесконечные обсуждения, о которых сообщают современники. «И мы, со всего собору и всяких чинов выборные люди, о государьском обираньи многое время говорили и мыслили...» – так писали в первых грамотах об избрании Михаила Федоровича, описывая ход избирательного собора. Слишком много было причин, по которым собор долго не хотел или не мог взять на себя всю ответственность царского выбора. Вероятно, из-за этого обсуждение кандидатур началось со стадии, напоминавшей вечевые собрания, где свое мнение могли выразить и недавние герои боев под Москвой, и приехавшие с мест выборщики, а также обыкновенные жители столицы, толпившиеся в Кремле. По словам другой современной грамоты, «о государьском обиранье советовали по многие дни», собравшись в Успенском соборе .

См.: Маркевич А.И. Избрание на царство Михаила Феодоровича Романова // Журнал Министерства народного просвещения. 1891. Сентябрь. С. 176-203; Октябрь. С. 369-407; Цветаев Д.В. Избрание Михаила Феодоровича Романова на царство. М., 1913. С. 13-72.

Представление о множестве обсуждавшихся претендентов на трон дает запись в официальной разрядной книге 7121 (1613) года: «И говорили на соборе о царевичех, которые служат в Московском государстве, и о великих родех, кому из них Бог даст на Московском государстве быть». Первый вывод, устроивший большинство, состоял в отказе от всех иноземных кандидатур: «...а литовского и свейского короля и их детей за их многие неправды и иных никоторых земель людей на Московское государство не обирать и Маринки с сыном не хотеть» .

Разрядные книги 1598 – 1638 гг.... С. 183.

Это означало крушение многих политических надежд и пристрастий. Проигрывали те, кто входил в московскую Боярскую думу, заключавшую договор о призвании королевича Владислава; не было больше перспектив у казаков Ивана Заруцкого, продолжавших свою войну за малолетнего претендента царевича Ивана Дмитриевича. Чувствительное поражение потерпел и организатор земского ополчения князь Дмитрий Михайлович Пожарский, последовательно придерживавшийся кандидатуры шведского королевича Карла Филиппа. На соборе возобладала другая точка зрения, опыт Смуты научил не доверять никому со стороны: «...потому что полсково и немецково короля видели к себе неправду и крестное преступление и мирное нарушение, как литовской король Московское государство разорил, а свейской король Великий Новъгород взял оманом за крестным же целованем».

Договорившись о том, кого «вся земля» видеть на троне не хотела, выборные приняли еще одно важнейшее общее решение: «А обирати на Владимерское и на Московское государство и на все великие государства Росийсково царствия государя из московских родов, ково Бог даст» .

Зимин А.А. Акты Земского собора 1612-1613 гг. С. 188-192.

Последовавшее затем избрание на царство Михаила Романова сегодня кажется единственно верным решением, учитывая почтенный трехсотлетний возраст романовской династии. Но для современников этот выбор отнюдь не казался ни единственно возможным, ни самым лучшим. Все политические страсти, обычно сопровождающие выборы, присутствовали в атмосфере избирательного собора в полной мере. Назывались имена и других претендентов на трон: возвратившихся к власти бояр Федора Ивановича Мстиславского и князя Ивана Михайловича Воротынского. Примеривались к кандидатурам главных воевод ополчения, недавно освободивших Москву, – князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого и князя Дмитрия Михайловича Пожарского. «Романовский круг» выставил сразу нескольких кандидатов – Иван Никитич Романов (дядя Михаила Романова), князь Иван Борисович Черкасский (двоюродный брат будущего царя и внук Никиты Романовича Юрьева) и даже Федор Иванович Шереметев (его жена Ирина Борисовна – родная сестра князя Ивана Борисовича Черкасского). Все они, как видим, были связаны тесным родством друг с другом .

См.: Платонов С.Ф. Московское правительство при первых Романовых. С. 39.

К этим семи претендентам, по словам «Повести о земском соборе 1613 года», был еще «осьмый причитаючи» князь Петр Иванович Пронский – молодой стольник, происходивший из захудавшего при Иване Грозном рода рязанских князей, служивших в Старицком уделе. Главным образом он стал заметен, благодаря своей службе в земском ополчении в Ярославле. Но даже на этом список имен, упоминавшихся в связи с выборами нового царя, отнюдь не исчерпывается. В ходе обсуждений на избирательном соборе и вокруг него назывались еще имена князя Ивана Ивановича Шуйского (хотя он находился в польско-литовском плену), князя Ивана Васильевича Голицына и князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского .

См.: Замятин Г.А. Из истории борьбы Швеции и Польши за московский престол в начале XVII века... С. 202-208; Черепнин Л.В. Земские соборы Русского государства... С. 195-200; Тюменцев И.О. Из истории избирательного земского собора 1613 г. // Дом Романовых в истории России. СПб., 1995. С. 74-82; Павлов А.П. «Совет всея земли» и избирательная борьба в 1613 г.// Смутное время и земские ополчения в начале XVII века... С. 74-85.

Первой кандидатурой, которую поддержали казаки, был князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой. Позднее историки ссылались на какие-то неясные оговорки об этом русских источников и даже на устную традицию, существовавшую в роду князей Трубецких, знавших о том, что один из их предков едва не стал царем .

Замятин Г.А. Из истории борьбы Швеции и Польши за московский престол в начале XVII века... С. 141-148.

Князья Трубецкие хранили выданную в январе 1613 года жалованную грамоту на Вагу за земские заслуги князю Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому (такой грамоты на пергамене, украшенной золотыми красками, не было ни у Минина, ни у Пожарского) .

Забелин И.Е. Минин и Пожарский... Прил.II. С. 269-274.

Автор «Повести о земском соборе 1613 года» подробно рассказал об участии в предвыборной борьбе главы объединенного ополчения. Он описывал, как князь Трубецкой призывал казаков подмосковных ополчений, вместе с ним освободивших Москву, посадить его на царский трон и стремился подкупить их своей щедростью: «Князь же Дмитрий Тимофеевич Трубецкой учреждаше трапезы и столы честныя и пиры многия на казаков и в полтора месяца всех казаков, сорок тысяч, зазывая толпами к себе на двор по вся дни, честь им получая, кормя и поя честно и моля их, чтобы быти ему же на Росии царем, и от них же, казаков, похвален же был. Казаки же честь от него приимаше, ядуще и пьюще и хваляще его лестию, а прочь от него отходяще в свои полки и браняще его и смеющеся его безумию таковому. Князь же Дмитрей Трубецкой не ведаше того казачьи лести» .

Повесть о Земском соборе 1613 года. С. 457-458.

Наверное, у казаков не было единства в том, поддерживать или нет на царских выборах боярина князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого. С ним они воевали под Москвой, но, судя по всему, они не очень были готовы поддерживать его и дальше. Важнее было другое: князь Трубецкой, как претендент на трон, не пользовался поддержкой остальных бояр.

Следующий, кто, по расспросным речам Георга Брюнно, был сначала назван казаками, а потом отвергнут на «риксдаге, или соборе», стал Михаил Романов. Как писал Г.А. Замятин, «на историков XX в. известие, что земский собор 1613 г. отверг кандидатуру Михаила Федоровича, производит поразительное впечатление» .

Замятин Г.А. Из истории борьбы Швеции и Польши за московский престол в начале XVII века... С.147.

Однако у этого свидетельства есть другое, независимое подтверждение в современных источниках. Двое купцов, приехавших из Москвы в Новгород (к сожалению, их имена неизвестны), говорили перед Якобом Делагарди 10 февраля 1613 года о том, что казаки «пожелали в великие князья боярина по имени князь Михаил Федорович Романов... Но бояре были совершенно против этого, и отклонили это на соборе, который недавно был созван в Москве». Купцы рассказывали и об отказе самого Михаила Романова «принять такое предложение» (хотя никто его тогда еще и не спрашивал об этом), а также о позиции «бояр и других земских чинов», отказывавшихся от «туземного государя» в пользу шведского королевича Карла Филиппа .

Арсеньевские шведские бумаги... С. 21-22.

Сведения о том, что выбранного и навязанного казаками в цари Михаила Романова в качестве такового никто не принимал, продолжали приходить в Новгород и позже. Об этом согласно твердили не только купцы или служилые люди, но и их слуги. Летом 1613 года пришло письмо от участника посольства новгородцев в Швецию Федора Боборыкина. Он привозил в Москву на земский собор копию грамоты шведского короля Густава II Адольфа, подтверждавшего, что его брат Карл Филипп приедет для переговоров об избрании на царство. Но потом события пошли по-другому, Федор Боборыкин задержался в Москве и уже после состоявшегося царского избрания передавал своим родственникам в Новгород новости про события в столице: «Московские простые люди и казаки по собственному желанию и без общего согласия других земских чинов выбрали великим князем Федорова сына Михаила Федоровича Романова, который теперь в Москве... Земские чины и бояре его не уважают... они были совершенно не согласны с русскими казаками и относительно выбора великого князя, и относительно других дел» .

Там же. С. 22-23; Замятин Г.А. Из истории борьбы Швеции и Польши за московский престол в начале XVII века... С. 153.

И все-таки именно шестнадцатилетний стольник Михаил Романов утвердился на царском троне. Почему же в итоге остановились именно на этом кандидате в цари? .

Биографии царя Михаила Федоровича посвящена отдельная книга автора, вышедшая в серии «Жизнь замечательных людей». Однако в ней предыстория избрания Михаила Романова на царство подробно не рассматривалась. См.: Козляков В.Н. Михаил Федорович. М., 2004 (серия «ЖЗЛ»).

В поддержке казаками Романовых сыграли роль какие-то отголоски воспоминаний о деятельности Никиты Романовича Юрьева, нанимавшего казаков на службу при устроении южной границы государства еще при царе Иване Грозном. Имели значение также мученическая судьба Романовых при царе Борисе Годунове и пребывание митрополита Филарета (Федора Никитича Романова) в тушинском стане в качестве нареченного патриарха. Из-за отсутствия в Москве плененного Филарета, воспринимавшегося как глава всего рода Романовых, вспомнили о его единственном сыне стольнике Михаиле Романове. Он едва вступил в тот возраст, с которого обычно начиналась служба дворянина. В царствование Василия Шуйского сын митрополита Филарета был еще мал и не получал никаких служебных назначений, а потом, оказавшись в осаде в Москве, уже не мог выйти на службу, находясь все время вместе со своей матерью инокиней Марфой. Таким образом, в случае его избрания никто не мог бы про себя сказать, что он когда-то командовал будущим царем или исполнял такую же службу, как и тот. Но главным преимуществом кандидата из рода Романовых было родство с пресекшейся династией .

См.: Лаврентьев А.В. Выборы царя 1598, 1606 и 1613 гг. Опыт смутного времени (к постановке вопроса) // Смутное время и земские ополчения в начале XVII века... С. 100; Морин Перри. Избранный царь и прирожденные государи: Михаил Романов и его соперники // Государство и общество в России XV – начала XX века. Сборник статей памяти Николая Евгеньевича Носова. СПб., 2007. С. 233-239.

Как известно, Михаил Романов приходился двоюродным племянником царю Федору Ивановичу, и это бесспорное обстоятельство могло пересилить, и в итоге пересилило, все другие аргументы «за» или «против».

7 февраля 1613 года, примерно месяц спустя после начала соборных заседаний, было принято решение о двухнедельном перерыве. В «Утвержденной грамоте» писали, что избрание царя «для болшого укрепления отложили февралям 7-го числа февраля по 21 число». В города были разосланы тайные посланники «во всяких людех мысли их про государское обиранье проведывати». Но если к 7 февраля все согласились с кандидатурой Михаила Романова, то какое еще «укрепленье» ожидалось? .

Г.А. Замятин считал, что в это время должны были действительно расспрашивать о разных кандидатурах, особенно о шведском королевиче Карле Филиппе. См.: Замятин Г.А. К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский престол (1611 – 1616). С. 91-92; он же. Из истории борьбы Швеции и Польши за московский престол в начале XVII века... С. 163-178.

Скорее всего, за решением о перерыве в соборных заседаниях скрывались прежнее желание дождаться приезда казанского митрополита Ефрема и главы Боярской думы князя Федора Ивановича Мстиславского, а также неуверенность из-за неполного представительства городов. Но могло быть и по-другому, ведь на соборе шла заметная политическая борьба, фаворитом в которой до последнего времени оставался князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой. В сознании позднейших историков всё могло трансформироваться в правильный парламентский порядок, когда одна кандидатура голосуется за другой в поисках устраивавшего всех выбора. Однако на соборных заседаниях, напротив, могли несколько раз возвращаться к имени одного и того же претендента.

Историк Андрей Павлович Павлов недавно обратил внимание на документ, который может дать ключ к пониманию событий, происходивших на избирательном земском соборе после 7 февраля. Это жалованная грамота на вотчину соловскому дворянину Ивану Ивановичу Хрипкову, данная за «московское очищение» и датируемая 9 февраля 1613 года. Оказалось, что грамота Хрипкову особо выделяла роль главного воеводы земского ополчения – князя Дмитрия Трубецкого, названного в ней единственным из бояр. В этом свете и следует трактовать традиционную оговорку в жалованной грамоте: «А как даст Бог на Московское государьство государя, и тогды велит ему государь на ту вотчину дать свою царьскую грамоту за красною печатью» .

АСЗ. Т.4. №474. С. 348-349; Павлов А.П. «Совет всея земли» и избирательная борьба в 1613 г.... С. 77-78.

Следовательно, и 7 февраля еще ничего не было решено, и позднейшие ссылки в «Утвержденной грамоте» 1613 года на «предъизбрание» на престол стольника Михаила Романова лишь приукрашивали действительность. Здесь, видимо, сказалось буквальное следование положенной в ее основу другой, годуновской «Утвержденной грамоты». В 1598 году тоже говорилось о «предъизбрании» царя, но тогда единственным кандидатом на престол был Борис Годунов, а в 1613 году политическая борьба на земском соборе между боярами, земскими людьми и казаками не прекращалась ни на один день.

Две недели – совсем небольшой срок, чтобы узнать, о чем думали люди Московского государства, в разные концы которого в то время можно было ехать месяцами, а то и годами (как, например, в Сибирь). К кому должны были стекаться собранные в стране сведения? Кто занимался их сводкой? Оглашались ли потом эти «мнения» на соборе? Большинство из этих вопросов остаются без ответа, так как никаких записей о ходе собора не велось. Историки вынуждены опираться только на «проговорки» повествовательных источников – летописей, повестей и сказаний, позднее рассказавших об этом историческом событии. Не проще ли поэтому объяснить причины возникшего перерыва совпадением с Масленицей и началом Великого поста?! На это обстоятельство когда-то справедливо обращал внимание историк Дмитрий Владимирович Цветаев: «В середине двухнедельного промежутка наступил Великий пост. Все члены собора говением приготовлялись к завершению «великого дела» избрания царя» .

Цветаев Д. В. Избрание Михаила Феодоровича Романова на царство. С. 71.

Не случайно архиепископ Арсений Елассонский, служивший в кремлевском Архангельском соборе, запомнил, что «рассуждение» об избрании царя пришлось на «святую четыредесятницу» .

Арсений Елассонскии. Мемуары из русской истории. С. 200.

В такое же время, 15 лет назад, избирали царя Бориса Годунова. В первую, самую строгую неделю Великого поста было не до мирских страстей, поэтому некоторые выборные люди и уехали на время из столицы. Но хотели они или нет, а никто из них не мог уклониться от разговоров о том, кого же хотят на Москве в цари. Имя Михаила Романова тогда тоже звучало, но еще наравне с другими претендентами на трон...

Несколько торопецких депутатов земского собора были захвачены велижским старостой Александром Госевским, исполнявшим к тому времени должность литовского референдария, но продолжавшего пристально следить за московскими делами. Он сообщал князю Христофору Радзивиллу, что «торопецкие послы», ездившие в столицу для выборов царя, возвратились ни с чем и, будучи схвачены на обратной дороге, поведали ему, что новые выборы должны состояться 3 марта (21 февраля по старому стилю). Не доверяя их сообщениям, Госевский ждал известий от своих людей, которых он посылал тайно разузнать о том, что происходило в Москве .

Археографический сборник документов, относящихся к истории Северо-Западной Руси / Изд. П. Гильтебрандт, А. Миротворцев. Вильна, 1870. Т.70. №48. С.73. См. также: Замятин Г.А. Из истории борьбы Швеции и Польши за московский престол в начале XVII века... С. 165-166, 236; Черепнин Л.В. Земские соборы Русского государства... С. 195.

Есть также упоминания о поездке в Кострому перед окончательным избранием Михаила Романова братьев Бориса и Михаила Михайловичей Салтыковых, родственников матери царя, инокини Марфы Ивановны. Ее надо было еще убедить, чтобы она ответила согласием на избрание сына в цари.

Об обстоятельствах двухнедельного перерыва перед избранием Михаила Романова писали и в грамоте в Казань митрополиту Ефрему 22-24 февраля 1613 года. В ней, сходно с «Утвержденной грамотой», перерыв в соборных заседаниях объяснялся тайным сбором сведений по поводу будущей кандидатуры царя: «...и до его государского обиранья посылали мы Московского государства во всех городех и в уездех тех городов во всяких людех тайно проведывати верными людми, ково чаяти государем царем на Московское государство, и во всех городех и уездех от мала и до велика та же одна мысль, что быти на Московском государстве государем царем Михаила Федоровичу Романову Юрьева» .

Однако из-за «замотчанья», связанного с отсутствием выборных людей от Казанского государства и продолжающегося разорения государства, на соборе решили «упросити сроку в государском обираньи до зборнаго воскресения сто двадесят перваго году февруария до двадесят перваго числа». «По совету всей земли» во всех храмах государства шли молебны о даровании «царя из русских людей». Скорее всего, это и было официальное решение, достигнутое собором к 7 февраля. При назначении же даты 21 февраля – первое воскресенье после начала Великого поста – учитывалось, что это так называемая Неделя Православия, в которую издавна отрекались от всех врагов церкви. Провозглашение анафемы с амвонов церквей усиливало политическое значение царского избрания и побуждало действовать тех, кто видел перед собой результаты «Московского разоренья».

Возобновившийся к намеченному сроку, «на зборное воскресенье» 21 февраля 1613 года, земский собор принял историческое решение об избрании Михаила Федоровича на царство. В грамоте в Казань к митрополиту Ефрему писали, как «на упросный срок» сначала состоялся молебен, а потом возобновилось заседание освященного собора с «всяких чинов с выборными людми изо всех городов и царствующего града Москвы со всякими жилецкими людьми». На земском соборе «говорили и советовали все общим советом, ково на Московское государство отбрати государем царем и говорили о том многое время». После всех «прений» были собраны отдельные мнения собора: «и приговорив и усоветовав все единым и невозвратным советом и с совету своего всего Московского государства всяких чинов люди принесли к нам митрополиту, и архиепископом, и епископом и ко всему освященному собору, и к нам бояром и ко окольничим и всяких чинов людем, мысль свою порознь» .

Документы о национально-освободительной борьбе в 1612-1613 гг.... С. 253-254.

Это и есть описание того, как менялась русская история.

Понять происходившее на соборе можно лишь раскрыв, что стоит за каждой из этикетных формул текста грамоты. Очевидно, что соборное заседание 21 февраля продолжалось долго, разные чины – московские и городовые дворяне, гости, посадские люди и казаки – должны были сформулировать свое мнение («мысль»). Такая практика соответствовала порядку заседаний земских соборов позднейших десятилетий. Но был ли предрешен выбор именно Михаила Романова. Этот вопрос остается без ответа. Авраамий Палицын сообщал, что накануне заседания ему представили «койждо своего чину писание... многие дворяне и дети боярские, и гости многих розных городов, и атаманы и казаки», прося возвестить «о сем державствующим тогда бояром и воеводам». А потом оказалось, что мнения всех чинов совпали, «яко во едино собравшееся» в пользу избрания Михаила Романова .

Отдельно им было названо «писание» о избрании царя Михаила Федоровича от Калуги «и от северских градов», «принесенное к Москве» гостем Смирным Судовщиковым с товарищами: «...и тако же не разньствоваху ни в едином словеси. Сие же бысть по смотрению единого всесилнаго Бога». См.: Сказание Авраамия Палицына. С. 232-233.

Однако никто не может поручиться в том, что Авраамий Палицын снова не переоценил степень своего влияния на события и 21 февраля не было подано ни одного «мнения» в пользу других кандидатов.

Во время работы собора появились и «агитационные» материалы, представление о которых дает текст одного из современных хронографов. В нем рассказывалось о том, что «некто дворянска чина Галича града предложи на том соборе выпись о сродстве цареве». Потом, когда собор едва не отказался обсуждать предъявленное «писание», встал «славнаго Дону атаман и выпись предложил на соборе таковуж». Свидетельство о выступлении донского казачьего атамана настолько не укладывалось в официальную трактовку событий с избранием Михаила Романова на царство, что в первой публикации известий хронографа были сделаны цензурные изъятия и текст оставался неизвестен до тех пор, пока не был издан полностью в конце XIX века в приложении к книге Ивана Егоровича Забелина «Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время» .

Забелин И.Е. Минин и Пожарский... Прил. XVII. С. 289-290.

Важной, но до конца не объясненной, является ссылка грамоты в Казань на то, что решение принималось «со всякими жилецкими людми» из Москвы. Отдельно упомянутое участие московского «мира» в событиях отнюдь не случайно, оно является дополнительным свидетельством вторжения «улицы» в дела царского избрания. Позднее это подтверждали в расспросных речах в Новгороде участники собора стольник Иван Иванович Чепчугов, московский дворянин Никита Остафьевич Пушкин и романовский дворянин Фока Дуров. В 1614 году они попали в плен к шведам, их доставили в Новгород и расспросили об обстоятельствах недавних событий в Москве. Они рассказали о том, что «казаки и чернь сбежались и с большим шумом ворвались в Кремль к боярам и думцам, напустились на них с сильными ругательствами и обвиняли их, что бояре потому не выбирают в государи никого из здешних господ, чтобы самим править и одним пользоваться доходами страны и, как случилось раньше, снова отдать государство под власть чужого народа». Следовательно, выступление «казаков и черни» на соборе было направлено, прежде всего, против тех бояр, кто когда-то заставил присягнуть королевичу Владиславу. Казаки, напротив, говорили о своих заслугах в земском ополчении и требовали немедленно избрать царя, назвав имя Михаила Романова: «они, казаки, выдержавшие осаду Москвы и покорившие ее, теперь должны терпеть нужду и совершенно погибать; поэтому хотят они немедленно получить Государя, чтобы знать, кому они служат и кто должен награждать их за их службу». «Казаки и чернь» – сторонники Михаила Романова «не хотели ни на один час отойти от Кремля, пока «дума и земские чины в тот же день не присягнут ему» .

Арсеньевские шведские бумаги... С. 30-31.

Сходным образом царский выбор описывала «Повесть о земском соборе 1613 года». Согласно этому источнику, 21 февраля бояре придумали выбирать царя жребием из нескольких кандидатур. Об этом же, кстати, рассказывали в Новгороде и стольник Иван Чепчугов с товарищами: они назвали по именам претендентов, между которыми готовы были бросить жребий, – князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, князь Иван Васильевич Голицын и Михаил Романов. Однако заимствованная из церковного права процедура выбора, по которой однажды избрали московского патриарха, в итоге не понадобилась. Все планы смешали приглашенные на собор казачьи атаманы, обвинившие высшие государственные чины в стремлении узурпировать власть: «Князи и боляра и все московские вельможи, но не по Божьей воле, но по самовластию и по своей воли вы избираете самодержавна». Казачьи атаманы, верившие в историю с передачей царского посоха по наследству от царя Федора Ивановича «князю» (так!) Федору Никитичу Романову, произнесли в этот день имя сына главы рода Романовых: «И тот ныне в Литве полонен, и от благодобраго корени и отрасль добрая, и есть сын его князь Михайло Федорович. Да подобает по Божии воли тому державствовать». Показательна ссылка на последнего царя из многовековой династии Рюриковичей, сомнений в его праве на царство ни у кого не было. В дни избирательного собора история с передачей власти от царя Федора Ивановича к боярину Федору Никитичу Романову была широко распространена. Ораторы из казаков очень быстро перешли от слов к делу и тут же возгласили имя нового царя и «многолетствовали ему»: «По Божии воли на царствующем граде Москве и всеа Росии да будет царь государь и великий князь Михайло Федорович и всеа Росии!»

Хотя кандидатура Михаила Романова давно обсуждалось в качестве возможного претендента, призыв казачьих атаманов на соборе, поддержанный рядовыми казаками и московским «миром», собравшимися на кремлевских площадях, застал бояр врасплох. «Повесть о земском соборе 1613 года» сообщает очень правдивые детали о реакции членов Боярской думы, считавших, что имя Михаила Романова не будет серьезно рассматриваться на соборе. Автор «Повести...» если не был сам очевидцем, то записал все со слов очень информированного человека. Во всяком случае, у читателя возникает эффект присутствия на соборе: «Боляра же в то время страхом одержими и трепетни трясущеся, и лица их кровию пременяющеся, и ни един никто же може что изрещи, но токмо един Иван Никитич Романов проглагола: «Тот есть князь Михайло Федорович еще млад и не в полне разуме»». Неловкая фраза выдает волнение боярина Ивана Романова. Стремясь сказать, что его племянник не столь еще опытен в делах, он вовсе обвинил Михаила в отсутствии ума. Далее последовал примечательный по-своему ответ казачьих атаманов, превративших эту оговорку в шутку: «Ноты, Иван Никитич, стар верстой, в полне разуме, а ему, государю, ты по плоти дядюшка прироженный, и ты ему крепкий потпор будеши». После этого «боляра же разыдошася вси восвояси».

Часто упоминают еще о словах боярина Федора Ивановича Шереметева, якобы написанных боярину князю Василию Васильевичу Голицыну в Польшу: «Миша-де Романов молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден». Но у историков существуют большие сомнения по поводу достоверности этой фразы .

Со времен первооткрывателя документа в середине XIX века Вукола Михайловича Ундольского, не имевшего возможности опубликовать приведенный текст по цензурным соображениям, текст переписки, найденной в одном из монастырей (?!), так никто и не увидел. Сергей Федорович Платонов сомневался в том, что текст вообще существовал. См.: Ключевский В.О. Курс русской истории. Ч.3. С.61; Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. М., 2008. См. также: Собрание В.М. Ундольского // Рукописные собрания Государственной библиотеки СССР имени В.И. Ленина. Указатель. М., 1983. Т.1. Вып.1. С. 84-96; Ульяновский В.И. Тайна боярского письма // Ульяновский В.И. Россия в начале Смуты: Очерки социально-политической истории и источниковедения. Киев, 1993. Ч.2. С. 191-202.

Обвинения в стремлении к «самовластию» во многом были обращены к князю Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому как руководителю правительства «всея земли», по-прежнему решавшему все дела в стране. Для него случившееся стало серьезным ударом. «Князь же Дмитрей Трубецкой, – пишет о нем автор «Повести о земском соборе 1613 года», – лице у него ту и почерне, и паде в недуг, и лежа много дней, не выходя из двора своего с кручины, что казны изтощил казаком и позна их лестны в словесех и обман» .

Повесть о Земском соборе 1613 года. С. 458-459.

После этого становится понятным, почему подписи Трубецкого нет на грамотах, извещавших города о состоявшемся избрании нового царя .

Ср. напр., грамоту на Двину 25 февраля 1613 года: Зимин А. А. Акты Земского собора 1612 – 1613 гг. С. 192.

Таким образом, соборное заседание 21 февраля 1613 года завершилось тем, что все чины согласились на кандидатуру Михаила Романова и «приговор на том написали и руки свои на том приложили». Извещая об этом митрополита Ефрема, не удержались от «подправления» генеалогических аргументов, оказавшихся решающими в земском избрании: «И по милости Божией и Пречистыя Богородицы и всех святых молитвами совет наш и всяких чинов людей во едину мысль и во едино согласие учинилась на том, чтоб быти на Московском государстве государем царем и великим князем всеа России благословенной отрасли блаженныя памяти великого государя царя и великого князя Иоанна Васильевича всеа Росии самодержца и великие государыни царицы и великие княгини Анастасии Романовны внуку, а великого государя царя и великого князя Федора Ивановича всеа России по материю сродству племяннику Михаилу Федоровичу Романову Юрьева» .

Документы о национально-освободительной борьбе в 1612-1613 гг.... С. 254.

Если быть точным, новый царь приходился всего лишь внучатым племянником царице Анастасии Романовне (был внуком ее родного брата). Легкое расхождение с действительностью относительно степени родства Михаила Романова с царями Иваном Грозным и Федором Ивановичем было уже не существенным. Упоминавшийся галичский дворянин, которому приписывалось первое выступление на соборе в поддержку Михаила Романова, тоже повышал степень родства Михаила Федоровича и называл его в сходных выражениях «по сродству племянником» матери царя Федора Ивановича – царицы Анастасии Романовны. Отца же царя Михаила боярина Федора Никитича Романова именовали царским «братаном» (как известно, Федор Романов был двоюродным братом своего тезки царя Федора Ивановича) .

Забелин И.Е. Минин и Пожарский... Прил. XVII. С.289.

В этих династических аргументах сказалась объединяющая идея, связанная с возвратом к временам прежних правителей. Юноша Михаил Романов в 1613 году мог символически соединять прошлое с настоящим в сознании современников Смутного времени. Главное было обозначить другое, о чем сообщалось в первых грамотах об избрании на царство Михаила Федоровича: «ни по чьему заводу и кромоле Бог его, государя, на такой великой царский престол изобрал, мимо всех людей» .

СГГиД. Т.3. №4. С. 11-14; ДР. Т.1. Стб. 51; Зимин А.А. Акты Земского собора 1612-1613 гг. С. 188-192.

Соборный «приговор», принятый 21 февраля 1613 года, немедленно был утвержден на Лобном месте на Красной площади. Одним из тех, кто вышел от земского собора к народу, ожидавшему решения о царском выборе, был келарь Авраамий Палицын, позднее описавший первую общую присягу царю Михаилу Федоровичу в своем «Сказании»: «Потом же посылают на Лобное место рязанского архиепископа Феодорита, да Троицкого келаря старца Авраамиа, да Новово Спасского монастыря архимарита Иосифа, да боярина Василия Петровича Морозова». На Красную площадь вышли те, кто, безусловно, имел земские заслуги, но среди них не было ни князя Дмитрия Трубецкого, ни князя Дмитрия Пожарского. Как оказалось, именно в этот день, 21 февраля, «Великороссийские державы Московского государства» воеводы решили важное дело об испомещении на Белоозере дворян и детей боярских «осадных сидельцев», благодаря которым сорвался поход короля Сигизмунда III под Волок и Погорелое городище в конце 1612 года .

«И мы осадных сидельцов за службы велели испоместить»... С. 194-196.

В этой грамоте нет и намека на только что состоявшееся избрание. Трудно сказать, что это – случайное совпадение или попытка уходящих земских правителей успеть наградить тех, кто помог им сохранить власть после освобождения Москвы? Люди, собравшиеся на Красной площади, еще не знали о свершившемся выборе. Но, как убеждал своих читателей автор «Сказания» Авраамий Палицын, они готовы были принять только одного царя Михаила Федоровича: «И послаша их на Лобное место к вопрошению всего воиньства и всего народа о избрании царском. Собрану же тогда к Лобному месту всему сонму Московского государьства бесчисленно множество народа всех чинов, дивно же тогда сотворися. Неведующим бо народом, чесо ради собрании, и еще прежде вопрошениа во всем народе, яко от единех уст вси возопишя: «Михаил Федоровичь да будет царь и государь Московскому государьству и всеа Руския державы»» .

Сказание Авраамия Палицына. С. 232.

В официальных источниках конечно же не говорилось ни слова о принудительной присяге бояр. Наоборот, в грамоте в Казань и другие города подчеркивалось, что целованье креста совершилось «по общему всемирному совету» и «всею землею». Однако острое неприятие некоторыми боярами и участниками избирательного собора (в том числе временными управителями государства князем Дмитрием Трубецким и князем Дмитрием Пожарским) кандидатуры Михаила Романова не укрылось от современников. «Повесть о земском соборе 1613 года» без палицынского пафоса говорила о том, что казаки сначала едва ли не силой заставили бояр целовать крест Михаилу Федоровичу, а потом сами же организовали присягу на Красной площади. Именно казаки оказались больше всего заинтересованными, чтобы не случилось никакого поворота и произошло воцарение Михаила Романова, на выборе которого они так настаивали: «Боляра же умыслиша казаком за государя крест целовать, из Москвы бы им вон выехать, а самим креста при казаках не целовать. Казаки же ведающе их умышление и принудиша им, боляром, крест целовать. И целоваша боляра крест. Также потом казаки вынесоша на Лобное место шесть крестов, и целоваша казаки крест, и прославиша Бога вси» .

Повесть о Земском соборе 1613 года. С. 459.

В начале 1614 года в Новгороде сын боярский Никита Калитин рассказывал о расстановке сил при избрании царя Михаила Федоровича: «Некоторые князья, бояре и казаки, как и простые люди, знатнейшие из них – князь Иван Никитьевич Юрьев, дядя выбранного теперь великого князя, князь Иван Голицын, князь Борис Лыков и Борис Салтыков, сын Михаила Салтыкова, подали свои голоса за Феодорова сына и выбрали и поставили его своим великим князем; они теперь очень держатся за него и присягнули; но князь Дмитрий Пожарский, князь Дмитрий Трубецкой, князь Иван Куракин, князь Федор Мстиславский, как и князь Василий Борисович Черкасский, твердо стояли против и не хотели соглашаться ни на что, что другие так сделали. Особенно князь Дмитрий Пожарский открыто говорил в Москве боярам, казакам и земским чинам и не хотел одобрить выбора сына Феодора, утверждая, что как только они примут его своим великим князем, недолго сможет продолжаться порядок, но им лучше бы стоять на том, что все они постановили раньше, именно не выбирать в великие князья никого из своих одноплеменников» .

Арсеньевские шведские бумаги... С. 26-27. Специально изучавший обстоятельства избрания Михаила Федоровича на престол Л.М. Сухотин считал показания Никиты Калитина «достойными веры» и «весьма ценными», справедливо видя путаницу лишь в обозначении позиции князя Ивана Васильевича Голицына и Ивана (а не Василия) Борисовича Черкасского: «Голицына следует считать в числе противников Михаила, а Черкасского – его сторонников». См.: Сухотин Л.М. Первые месяцы царствования Михаила Федоровича... С.XX (прим.1).

Позиция князя Дмитрия Пожарского была понятна, он должен был придерживаться договоренностей своего земского правительства о призвании королевича Карла Филиппа. Сейчас уже трудно сказать, когда наступил поворот в воззрениях князя Пожарского, но бесспорно, что кандидатура Михаила Романова утверждалась в острейшей политической борьбе. Этим и были вызваны рассказы о том, что бояр приходилось принуждать силой принимать присягу, необходимую для немедленной передачи власти новому царю.

Правительство «Совета всея земли» продолжало действовать и принимать решения. Грамоты от имени бояр князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого и князя Дмитрия Михайловича Пожарского выдавались в течение еще нескольких дней вплоть до 25 февраля .

Занятые делами собора, главные воеводы доверили текущую работу другим лицам. В одном из документов 1620-х годов упоминалось о комиссии участника земских ополчений князя Федора Ивановича Волконского: «А сидел князь Федор при боярех, как Москву очистили, а приказаны были ему ф те поры ведать многие дела судные, и разбойные, и татиные, и холопьи и всякие земьские дела. Адияки с ним сидели Пешак Жуков да Яков Демидов, а дьячие, государь, у них и пишщики в те поры в приказе сидели многие для того, что были им приказаны многие дела». «Звезда» князя Федора Волконского, видимо, закатилась тогда, когда он 13марта 1613 года упустил из-под стражи со своего двора порученного ему главного сотрудника «Литвы» – Федора Андронова (впрочем, быстро пойманного). См.: Акты времени междуцарствия (1610 г. 17 июля – 1613 г.)/ Под ред. С.К. Богоявленского, И.С. Рябинина. М.. 1915. С. 65-80; Документы о национально-освободительной борьбе в 1612-1613 гг. С.233.

Только с 26 февраля, по наблюдению историка Льва Михайловича Сухотина, раздачи поместий и назначения окладов служилым людям стали производиться «по государеву указу» .

Сухотин Л.М. Четвертчики Смутного времени... С. XXV.

Основанием для такого перехода власти было еще одно соборное решение 24 февраля – о посылке к Михаилу Федоровичу «на Кострому в вотчину его царского величества» представителей «всей земли» и принятии общей присяги избранному государю. Присяга царю Михайлу Федоровичу началась с 25 февраля, и с этого времени происходит смена власти. В города были направлены первые грамоты, сообщавшие об избрании Михаила Федоровича ,

См.: СГГиД. Т.3. №4. С. 11-14; ДР. Т.1. Стб. 45-51; Разрядные книги 1598-1638 гг. С. 210-215.

а к ним прилагались крестоцеловальные записи. В текст присяги включили отказ от других возможных претендентов, обязывая всех служить «государю своему, и прямить и добра хотеть во всем безо всякие хитрости». Существует два варианта крестоцеловальной записи: краткая и пространная. В последней подробно говорится о запрете «ссылаться» с «Маринкой» и Иваном Заруцким, с «изменниками» боярами «Михалком» Салтыковым и князем Юрием Трубецким, а также со шведскими властями в Новгороде Великом .

См.: СГГиД. Т.3. №5. С. 14-15; ДАИ. СПб., 1846. Т.2. №1. С. 1-3.

В грамоте на Двину от 25 февраля 1613 года сохранились рукоприкладства, позволяющие увидеть, кто представлял временное земское правительство в последний момент его существования. Это были (по порядку) митрополит ростовский и ярославский Кирилл, архиепископ суздальский и тарусский Герасим, архиепископ рязанский Феодорит, епископ коломенский и каширский Иосиф, боярин князь Федор Иванович Мстиславский, боярин Федор Иванович Шереметев, боярин князь Иван Семенович Куракин и, на боярском месте, князь Дмитрий Михайлович Пожарский (подпись князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого, как уже говорилось, отсутствует). Дальше шли подписи окольничих князя Данилы Ивановича Мезецкого, Никиты Васильевича Годунова, Федора Васильевича Головина, князя Ивана Меньшого Никитича Одоевского, боярина Андрея Александровича Нагого и Леонтия Ладыженского. «И вместо выборных людей» подписались дьяки московских приказов Дорога Хвицкой, Семен (Семейка) Головин, Иван Ефанов и другие, в том числе служивший «при Литве» на новом Земском дворе Афанасий Царевский, а также дворяне Торжка, Рязани, Одоева, Устюжны Железнопольской и Мценска. Еще одна красноречивая лакуна – среди рукоприкладств не было подписи Кузьмы Минина! Хотя эту грамоту на Двину 25 февраля подписали также бывшие в Москве монастырские власти и посадские люди из Вологды, торопецкий стрелецкий сотник. О ком-то из них отмечено, что он «выборный человек», о других этого не сказано. На соборные заседания в столице, видимо, могли сходиться люди по случайному представительству от разных городов и уездов. Поэтому в грамоте говорилось об общей радости «выборных и не выборных людей» по случаю избрания в цари Михаила Федоровича .

Зимин А.А. Акты Земского собора 1612-1613 гг. С. 188-193.

После 25 февраля 1613 года из Москвы в Кострому отправилось посольство земского собора, чтобы получить согласие Михаила Романова на избрание на царство. Во главе посольства стояли рязанский архиепископ Феодорит, архимандриты московских монастырей – Чудова, Новоспасского и Симонова, келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын, бояре Федор Иванович Шереметев, князь Владимир Иванович Бахтеяров-Ростовский и окольничий Федор Васильевич Головин. В наказе от избирательного земского собора, выданном послам 2 марта 1613 года, говорилось о том, чтобы ехать им «в Ярославль, или где он, государь, будет» .

Разрядные книги 1598-1638 гг. С.198.

Как ясно из доверительной переписки с казанским митрополитом Ефремом, в Москве были хорошо осведомлены, что Михаил Романов находился в тот момент в Костроме. Однако по каким-то причинам указали только приблизительное направление похода.

Посольский наказ давал подробные инструкции боярину Федору Ивановичу Шереметеву и другим членам посольства, как они должны приветствовать царя Михаила Федоровича (о «многодетном здоровии спросить») и мать царя инокиню Марфу Ивановну. Архиепископ рязанский Феодорит должен был произнести речь, которая дословно повторяла грамоты об избрании Михаила Федоровича, отправлявшиеся в города с 25 февраля. В этой речи снова ссылались на пресечение «царского корени» и «общий земский грех», из-за которого царя Василия Шуйского «возненавидели и от него отстали». Впрочем, в речи архиепископа Феодорита содержались нюансы, указывавшие на важные смысловые изменения. Про короля Сигизмунда III говорилось, что он не просто «обманом завладел Московским государством», а «преступя крестное целованье». Так самому Михаилу Романову, который, будучи стольником, целовал крест королевичу Владиславу, легче было отказаться от своей прежней присяги, поскольку еще раньше его аналогичную запись нарушила польско-литовская сторона. Еще одно добавление в речи архиепископа Феодорита – о том, как «полских и литовских людей в Москву ввели обманом», тоже напрямую касалось Михаила Федоровича. Конечно, у многих оставался вопрос о поведении царского стольника и других высших чинов Государева двора и Боярской думы в те годы, когда в столице распоряжались чиновники Речи Посполитой. Поэтому архиепископ Феодорит напоминал, что польско-литовские люди «бояр захватили в Москве силно и иных держали за приставы». Подобная участь, как известно, миновала стольника Михаила Романова, по освобождении Москвы мать увезла его из Москвы в свои родовые костромские земли. Напоминание о плене некоторых русских осадных сидельцев снимало неуместные вопросы о том, кто и где был, когда освобождали Москву.

Речь архиепископа Феодорита содержит новые данные о порядке созыва земского собора и его цели «обрать» царя, «кого Бог даст и кого всею землею оберут». Владыка должен был рассказать в Костроме инокине Марфе Ивановне и ее сыну, что из городов призвали «лутчих людей», которые должны были приехать в Москву, «взяв у всяких людей о государском обиранье полные договоры». Когда «из городов власти и выборные лутчие люди к Москве съехалися», то они «о государском обиранье мыслили многое время». В итоге было принято решение, «чтоб на Московское государство обрати государя из московских родов». Если в грамотах об избрании Михаила Федоровича говорилось: «многие соборы у нас были», то для речи, обращенной к царю, текст поправили: «...и о государеве обиранье Бога молили в соборне по многие дни». Послы земского собора, приехавшие в Кострому, должны были объявить, что 21 февраля состоялось решение об избрании «праведного корени блаженные памяти великого государя царя и великого князя Федора Ивановича всеа Русии племянника, тебя, государя Михаила Федоровича» .

Разрядные книги 1598-1638 гг. С. 205-208.

Новоизбранного царя звали приехать в Москву, рассказывали о присяге ему, которую уже приняли «на Москве бояре, и околничие и всяких чинов люди». Послы сообщали также, что «изо многих городов» уже писали о том, что присяга проходит вполне успешно. Хотя это было все-таки преувеличение. Когда 2 марта они выезжали из Москвы, о том, как идет присяга новому царю Михаилу Федоровичу, еще не было известно. Одно из первых свидетельств было прислано в столицу только 4 марта из Переславля-Рязанского, где воевода Мирон Вельяминов привел к крестному целованью местных дворян и жителей города, а также несколько тысяч казанских и свияжских служилых татар, воевавших под его началом против Ивана Заруцкого. Правительство земского собора во главе с митрополитом Кириллом поспешило отправить отдельное известие об этом царю Михаилу Федоровичу в Кострому .

В Боровске, не так далеко расположенном от Москвы, присяга, например, была проведена 5 марта, а известие в Москву об этом пришло только 14 марта. См.:ДР.Т. 1. Приложение. Стб. 1045-1050. О приведении к присяге царю Михаилу Федоровичу Переславля-Рязанского как об особом отличии отца вспоминали дети Мирона Вельяминова в челобитной царю Алексею Михайловичу в 1647 году: «И как, государь, Божиею милостию, а всех чинов людей Московского государства прошеньем, нарекли на Московское государьства отца твоево, государева, государя нашего блаженные памяти царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии, и отец наш целовал крест отцу твоему, государю нашему, и казанских людей привел ко кресту, голову Ивана Чюркина, а князи и мурзы шерть шертовали, четыре тысечи шестьсот человек. И до присылки с Москвы бояр отец наш послал к отцу твоему, государю нашему, преже всех городов Ивана Вельяминова с товарыщи да казанских князей и мурз, двадцеть шесть человек». См.: Новый летописец. С.130; Челобитная Вельяминовых – источник по истории России начала XVII в. / Публ. подг. A.Л. Станиславский // Советские архивы. 1983. №2. С. 38-39; Документы о национально-освободительной борьбе 1612-1613 гг. С. 209-210.

Дорога от Москвы до Костромы заняла у послов земского собора больше десяти дней. В Костроме они оказались «в вечерню» 13 марта (спустя год после прихода туда нижегородского ополчения князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина). Крестный ход к Михаилу Романову, находившемуся в Ипатьевском монастыре, был назначен на 14 марта. После молебна в Успенском соборе Костромы участники земского собора взяли принесенные из Москвы образы московских чудотворцев Петра, Алексея и Ионы, а костромичи вынесли особо чтимый ими чудотворный образ Федоровской иконы Божьей Матери .

См.: Новый летописец. С. 129-130.

Процессия двинулась крестным ходом через весь город в Ипатьевский монастырь. «С третьяго часа дни и до девятого часа неумолчно и неотходно» молили послы и все собравшиеся люди Михаила Романова и инокиню Марфу Ивановну, чтобы они согласились принять царский престол. Отказываясь «с великим гневом и со слезами» от такой участи, будущий царь ждал того же, что и собравшиеся вокруг него. Михаил Романов должен был следовать не своим собственным желаниям, а получить подтверждение своей «богоизбранности», доказать всем, что происходящее было не обычным человеческим выбором. Когда царь Михаил Федорович впервые обратится с посланием в Москву к земскому собору и боярам, он напишет об этих решающих часах: «И мы, для чюдотворных образов Пречистыя Богородицы и московских чюдотворцов Петра и Алексея и Ионы, за многим молением и челобитием всего Московского государства всех чинов людей пожаловали, положилися на волю Божию и на вас, и учинилися государем царем и великим князем всеа Русии, на Владимерском и на Московском государстве и на всех великих государствах Росийскаго царствия, и благословение от Феодорита архиепископа резанского и муромскаго и ото всего освященнаго собора и посох приняли. А сделалося то волею Божиею и Московского государства всех вас и всяких чинов людей хотением, а нашего на то произволения и хотения не было» .

ДР. Т.1. Стб.77. См. также: Петров К.В. Записи о воцарении Михаила Федоровича и разряд 7121 г. в «Дворцовых разрядах» // Дом Романовых в истории России... С. 83-92.

За строкою этих документов остались чувства матери инокини Марфы Ивановны, с неподдельным страхом опасавшейся потерять сына, которому вместе с царским венцом вручали разоренную и мятущуюся державу, совсем не успокоившуюся из-за многочисленных междоусобиц. Не случайно она укоряла жителей Московского государства в том, что они «измалодушествовалися» и «прежним московским государям, дав свои души, непрямо служили» .

Разрядные книги 1598-1638 гг. С.219.

Что переживал в тот момент юноша Михаил Романов, тоже можно представить. Он, конечно, не готовил себя к роли царя, но, повторяя путь отца, которого в свое время, в 1598 году, тоже прочили в русские цари, мог гордиться тем, что на этот раз шапка Мономаха была предложена одному из Романовых. Символично, что окончательный выбор был сделан именно в Ипатьевском монастыре, столь тесно связанном с родом Годуновых. Так история примирила два рода, противостояние которых стало прологом Смуты.

Костромское посольство исполнило свою миссию и немедленно составило грамоту в Москву, в которой писало митрополиту Кириллу и всему земскому собору о согласии Михаила Федоровича принять царский престол. Грамоту от послов боярина Федора Ивановича Шереметева и архиепископа Феодорита поручили отвезти дворянину Ивану Васильевичу Усову и зарайскому протопопу Дмитрию (некогда помощнику князя Дмитрия Михайловича Пожарского в защите Зарайска). В руках этих гонцов на короткое время оказалась не просто грамота, они должны были возвестить в столице о конце «междуцарствия». Все ждали, что новый царь вернет страну к прежним временам, чтобы, как при царе Федоре Ивановиче, «Российское государство аки солнце сияло» .

Разрядные книги 1598-1638 гг. С. 190.

Если быть точным, то гонцы Иван Усов и протопоп Дмитрий приехали 23 марта, но об их приезде стало широко известно только на следующий день, о чем и говорилось в «Утвержденной грамоте об избрании царя Михаила Федоровича». См.: ДР. Т.1. Стб. 52-66; Приложение. Стб. 1057-1058.

в Москве объявили о приезде гонцов из Костромы с долгожданными вестями о согласии Михаила Романова, принявшего царский престол от послов земского собора. Такое совпадение с великим церковным праздником не могло считаться случайным, и получение известия именно в этот день восприняли как еще один важный знак. Все люди, собравшиеся в тот момент для праздничной молитвы в Успенской соборной церкви Кремля, «руце на небо воздев», благодарили Бога, «яко едиными усты», за то, что дожили до этого дня.

Оставалось дождаться приезда в Москву избранного на земском соборе царя Михаила Романова. Сделать это новому самодержцу было непросто по прозаической причине весенней распутицы. Поэтому ожидание царя растянулось еще на полтора месяца. Сначала было решено перевезти юного царя Михаила Федоровича в Ярославль, куда царский поезд выехал из Костромы уже 19 марта. Две последние недели Великого поста царь Михаил Федорович провел в стенах Ярославского Спасского монастыря, под защитой более укрепленного и более населенного посада, в городе, где формировался «Совет всея земли», избравший нового царя. 4 апреля царь Михаил Федорович праздновал в Ярославле Пасху, после которой состоялся поход к столице. Дальнейшее хорошо известно из сохранившейся переписки Боярской думы с царем Михаилом Федоровичем о подготовке царской встречи. Напомним внешнюю хронологическую канву событий: в самой середине апреля царский поезд двинулся в Москву, провожаемый жителями города и начинавшими съезжаться отовсюду челобитчиками. 17-18 апреля царь Михаил Федорович останавливался в Ростове, 22-23 апреля «стан» был в Переславле-Залесском, а 26 апреля нового царя встречали в Троице-Сергиевом монастыре. Троицкая остановка была самой важной перед торжественным вступлением царя Михаила Федоровича в Москву.

События, происходившие тем временем в Московском государстве, показывали, что Смута не завершилась окончательно. Между Думой и окружением царя Михаила Федоровича оставалась напряженность и возникали споры, хотя они и были глубоко скрыты за этикетными фразами царских грамот и отписок Боярской думы. Находясь на пути в Москву, царь Михаил Федорович сделал первые назначения воевод: из Ярославля «на немецких людей» к Тихвину были отпущены князь Семен Васильевич Прозоровский и Леонтий Вельяминов. Окружение царя продолжало внимательно следить за тем, как воюет Иван Заруцкий в рязанских и тульских землях. 19 апреля 1613 года на Коломну и Рязань и далее «на Зарутцкого и на черкас» был отправлен с войском воевода князь Иван Меньшой Никитич Одоевский .

Разрядные книги 1598-1638 гг. С.243.

Глава нового правительства боярин князь Федор Иванович Мстиславский торопился обнадежить царя вестями об успехах войска, преследовавшего казачьего атамана и Марину Мнишек с «царевичем» Иваном Дмитриевичем, все еще остававшимся претендентом на русский престол в глазах его сторонников.

Другая напасть – казачьи разбои и грабежи. На продолжавших «воровать» казаков жаловались многие дворяне, добиравшиеся из Москвы и в Кострому, и в Ярославль, и в другие места, где царь делал остановки на своем пути в столицу. Уже в Троице-Сергиевом монастыре были получены верные сведения о том, что казаки «переимали» дороги «на Мытищах и на Клязьме», напали на Дмитровский посад, то есть грабили и воевали именно на тех подмосковных дорогах, которыми предстояло идти в Москву царю Михаилу Федоровичу. Инокиня Марфа Ивановна не случайно «учинилась в великом сумненьи» и говорила «с гневом и со слезами» на соборе, устроенном 26 апреля 1613 года в Троице-Сергиевом монастыре с приехавшим наконец из Казани митрополитом Ефремом и членами костромского посольства. Царь Михаил Федорович и его мать отказались двигаться дальше к Москве. За стенами Троице-Сергиева монастыря они чувствовали себя, конечно, более защищенными. Новое боярское правительство даже не смогло обещать, что успеет приготовить к царскому приходу Золотую палату в Московском Кремле, «что была царицы Ирины» (жены царя Федора Ивановича). С приготовлением палат все-таки успели в срок, и торжественный въезд царя в столицу состоялся 2 мая 1613 года.

Избрание на царство Михаила Романова завершило самый тяжелый этап Смутного времени, связанный с отсутствием законного и признаваемого всеми самодержца на русском престоле. Окончательную легитимность власть царя Михаила Романова получила в момент торжественного венчания на царство в Успенском соборе Московского Кремля 11 июля 1613 года. Главные воеводы земских ополчений князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, князь Дмитрий Михайлович Пожарский и Кузьма Минин участвовали в церемонии на почетных местах. Впоследствии ходило немало разговоров о так называемой ограничительной записи, выданной царем Михаилом Романовым Боярской думе при вступлении на престол. Но зная о настоящем характере московского самодержавия, можно не сомневаться в том, что никакой добровольной передачи власти Думе просто не могло быть. Любой шаг царя был прописан в «чине венчания» на царство, а там не оставалось места для тайных переговоров с боярами. К тому же это противоречило и едва достигнутому «всею землею» компромиссу с возвращением к прежним образцам царского правления. Для самого царя Михаила Федоровича могли существовать только те нравственные ограничения, о которых ему напоминал митрополит Ефрем. Обращаясь к царю, он говорил: «Боляр же своих, о благочестивый, боголюбивый царю, и вельмож жалуй и береги по их отечеству, ко всем же князьям и княжатам и детям боярским и ко всему христолюбивому воинству буди приступен и милостив и приветен, по царскому своему чину и сану; всех же православных крестьян блюди и жалуй, и попечение имей о них ото всего сердца, за обидимых же стой царски и мужески, не попускай и не давай обидети не по суду и не по правде» .

См. подробнее: Козляков В.Н. Михаил Федорович. С. 50-52.

За годы правления Ивана Грозного и борьбы за трон, последовавшей с пресечением династии Рюриковичей, все уже забыли о таком понимании царской власти в Московском государстве. Юноша на троне – Михаил Романов должен был вернуть Российское царство на прежнюю дорогу. Только вокруг произошло столько перемен, что заставить людей жить так, как они жили раньше, было уже нельзя. И «государь», и «Земля» стали другими. Смутное время уже никогда не отпускало тех, кто его пережил.



Утвержденная грамота 1613 года.
Фрагмент

Источник : Герои смуты / В.Н. Козляков. – М. : Молодая гвардия, 2012. – С. 273-301: рис.

а). Книга об избрании на царство Великого Государя, Царя и Великого Князя Михаила Федоровича. М.: Синодальная типография, 1856. XL, 119c. 2 заглавных листа, один из которых хромолитографирован. Издана Комиссией печатания государственных грамот и договоров, состоящей при Московском главном архиве Министерства Иностранных Дел, ограниченым тиражом. Хромолитографированный портрет Михаила Федоровича на фронтисписе. Хромо-литография И. Шелковникова в Москве. Цельнокожаный переплет с золотым тиснением по корешку и золототиснёным суперэкслибрисом на верхней крышке, узорный форзац, тройной золотой обрез, ляссе. Формат: 41х31 см.

б). Рисунки, принадлежащие к книге об избрании на царство Великого Государя, Царя и Великого Князя Михаила Федоровича, Самодержца Всероссийского, по Высочайшему повелению изданы комиссиею печатания государственных Грамот и договоров состоящею при Московском Главном Архиве Министерства Иностранных Дел. М.: В Синодальной тип., 1856. 2 л. тит., 21 н.л., 2 л. объяснит., 21 л. ил. 77 х 66 см. 21 очерковых гравюры, одна из которых под номером V - хромолитография, отпечатанная в литографии Шелковникова. Она раскрашена с подписью "гравировал Егор Скотников". К каждой гравюре Атласа приложен лист того же формата с описанием. Все листы вложены в картонную папку с коленкоровыми уголками и корешком. Grand Folio. Формат: 80х66см. Атлас к книге, как и сама "Книга об избрании на царство", в продажу не поступал и встречается крайне редко.

в). Explication des planches representant l"election et le sacre du tsar Michel Fedorovitch Romanoff. Moscou: De l"imprimerie du st. Synode, 1856. Описание рисунков к коронации царя Михаила Федоровича Романова. М: Синодальная типография, 1856. 2н.с., 23с. Описание гравюр на французском языке к Атласу "Книги об избрании на царство Великого Государя, Царя и Великого Князя Михаила Федоровича" (М., 1856). Цельнокожаный переплет с блинтовым и конгревным тиснением и золототисненным суперэкслибрисом, узорные форзацы, ляссе. В 8-ю долю листа.

Это действительно роскошное помпезное издание посвящено церемонии коронации первого царя из Дома Романовых. 11 июля 1613 г. митрополит Казанский Ефрем совершил обряд Венчания на царство Михаила Федоровича Романова. Полный комплект издания состоит из «Книги об избрании на царство великого государя, царя и великого князя Михаила Федоровича», «Рисунков, принадлежащих к книге об избрании на царство великого государя, царя и великого князя Михаила Федоровича» и книги на французском языке «Объяснение рисунков, представляющих избрание и коронование царя Михаила Федоровича Романова» (Explication des planches représentant l,election et le sacre du tsar Michel Fédorovitch Romanoff). Полный комплект встречается чрезвычайно редко. Особую редкость и ценность представляет альбом гравюр в большой лист. Издание 1856 г. было выпущено почти в том же виде, в каком существовало в подлиннике 1673 г. Рисунки, вклеенные между листов подлинного текста, вышли отдельным альбомом, так как значительно превышали формат книги. Издатели,чтобы точнее передать вид подлинника, один из рисунков представлен в хромолитографическом снимке. Подготовка издания началась по воле императора Николая I, но затянулась. Книга вышла только после его смерти. Издатели приурочили ее к торжествам восшествия на престол Александра II, в чем видели большой символический смысл. Управляющий Комиссии печатания государственных грамот камергер К. М. Оболенский в обращении к Александру II писал: «По повелению в бозе почившего родителя вашего императорского величества, Государя Императора Николая Павловича, Комиссия печатания государственных грамот и договоров приступила к изданию одного из любопытнейших памятников нашей старины - описания и избрания на царство предка вашего величества, первого царя из дома Романовых, Михаила Федоровича. Эта книга, составленная в близкое к описываемому событию время, весьма важна в историческом и археологическом отношениях: она живо представляет тогдашние впечатления русского народа, соединившего в одно чувство любовь к Романовым и стремление к успокоению после страшных бурь междуцарствия»… В книге 1856 г. об избрании на царство был издан важный исторический документ - «Описание избрания и венчания на царство Михаила Федоровича Романова», составленный в XVII в. по актовым материалам коронации. Автор текста был установлен на основе приказных документов и челобитных, им назван руководитель Посольского приказа знаменитый боярин Артамон Сергеевич Матвеев. Написал же оригинал документа подьячий Посольского приказа Иван Верещагин. Перед текстом документа помещена историческая справка о возникновении обряда венчания и его развитии к началу XVII в., о ходе церемонии венчания Михаила Федоровича; описание рукописей, по которым печатался текст, история их создания. В книге представлен портрет первого царя Михаила Федоровича в парадном облачении, выполненный в технике хромолитографии, в той же технике выполнен и шмуцтитул, предшествующий публикации документа. Иллюстрация и шмуцтитул изготовлены в заведении И. Шелковникова, славившемся высоким уровнем литографического мастерства. Текст издания помещен в литографированные орнаментальные рамки и сопровождается золочеными инициалами и концовками. К рукописи прилагались листы 21 миниатюры, запечатлевших ход церемонии венчания. Они дают наглядное представление о деталях торжественных одеяний, вооружении придворных и старинных видах Московского Кремля. Над созданием миниатюр работали выдающиеся иконописцы Иван Максимов, Сергей Рожков и их помощники. Изображения были иллюминированы красками, а также сусальным золотом и серебром. Эти роскошные иллюстрации воспроизведены в альбоме очерковых гравюр, выполненных Е. О. Скотниковым и П. И. Моисеевым, прилагавшемся к изданию.

«11 июля происходило царское венчание. Перед тем как идти в Успенский собор, государь сидел в Золотой подписной палате, и тут сказано было боярство двоим стольникам: родственнику царскому, князю Ивану Борисовичу Черкасскому, и вождю-освободителю, князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому; у сказки последнему назначен был стоять думный дворянин Гаврила Пушкин, который бил челом, что ему у сказки стоять и меньше князя Дмитрия быть невместно, потому что его родственники меньше Пожарских нигде не бывали. Государь указал для своего царского венца во всяких чинах быть без мест и велел этот свой указ при всех боярах в разряд записать. Выступил дьяк Петр Третьяков и объявил, что боярин князь Мстиславский будет осыпать государя золотыми, боярин Иван Никитич Романов будет держать шапку Мономахову, боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой - скипетр, новый боярин князь Пожарский - яблоко [державу], и опять послышалось обычное челобитье: Трубецкой бил челом на Романова, что ему меньше его быть невместно. Государь сказал Трубецкому: „Известно твое отечество перед Иваном, можно ему быть тебя меньше, но теперь быть тебе меньше его потому, что мне Иван Никитич по родству дядя; быть вам без мест“. Когда дело таким образом уладилось, государь пошел в соборную церковь, где венчался царским венцом от казанского митрополита Ефрема» (Соловьев С.М. Сочинения в восемнадцати книгах. Кн. Х. Т. 9. с. 16).

Михаил Федорович Романов (12 июля 1596-13 июля 1645) - первый русский царь из династии Романовых (правил с 24 марта 1613 года). После смерти Патриарха Ермогена (Гермогена) Русская земля «обезглавилась». «Третий Рим» оказался и без Царя, и без Патриарха. И дело «национальной реставрации» (выражение Л.А. Тихомирова) стало делом всей Русской земли. Впервые в русской истории был созван Совет Земли Русской - не по воле верховной церковной или высшей светской власти; он стал проявлением инициативы «социальной толщи», или народа. Земский собор, проходивший в Москве в январе - феврале 1613 года, как констатировал исследователь, «был самым представительным из всех Земских соборов». Его собрания проходили в Успенском соборе, так как в Москве в тот период не существовало иного помещения, способного вместить столь многочисленное общество. По заключению историка С.Ф. Платонова, в Соборе приняло участие не менее 700 «делегатов» (при избрании Годунова их насчитывалось 476). Это было действительно «Русское национальное собрание», представители которого особо были озабочены тем, чтобы их решение выразило волю «всей земли». Выборные хотя и имели широкие полномочия, но свои решения всё-таки рассылали на опрос городов. Собравшись после многолетних жестоких событий, междоусобицы, люди были разделены недавним прошлым. Оно ещё было живо, и на первых порах давало о себе знать взаимными упрёками и обвинениями, тем более что среди претендентов на русский престол фигурировали лица и роды, напрямую втянутые в политические коллизии Смуты: князь Д.Т. Трубецкой, князь В.В. Голицын, князь Ф.И. Мстиславский, князь Д.М. Пожарский и некоторые другие. Все они отличались древностями рода, но ни у одного из них не было явных преимуществ на трон. Дебатировалось и имя шестнадцатилетнего племянника царя Фёдора Ивановича, боярина Михаила Романова. Авраамий Палицын вспоминал: «И многие дни о том говорили всякие люди всего Российского Царствия с великим шумом и плачем». Впервые имя боярского сына как единственного лица, достойного царского сана, после падения царя Василия Шуйского летом 1610 года назвал Патриарх Ермоген. Но тогда слова Святого Пастыря не были услышаны. Теперь же они приобрели характер великой исторической политической акции. Решение в пользу Михаила Романова оказалось всеобщим. Как справедливо заключил один из авторов, «только внушением Святого Духа можно объяснить столь единодушное решение собрания людей, которые ещё год назад смотрели один на другого, как на злейших врагов». О Соборе 1613 года, ставшего судьбоносным в истории России, много написано и сказано. Между тем, как заключал С.Ф. Платонов, о ходе самого Собора «мы ничего точного не знаем, потому что в актах и литературных трудах того времени остались только отрывки преданий, намёки и легенды, так что историк здесь находится как бы среди бессвязных обломков древнего здания, восстановить облик которого он не имеет сил». В подавляющем большинстве случаев имеющиеся в историографии умозаключения и выводы касаются, так сказать, событийно-технической стороны этого события. В качестве характерного примера подобного подхода можно привести следующее заключение: «Различные группировки продвигали своих кандидатов, блокировали других. Дело грозило затянуться. И тут был найден компромисс. Казаки выкликнули имя 16-летнего Михаила Романова, который после освобождения Кремля находился в своей вотчине в Костромском уезде... Боярство также поддержало его, так как Романовы входили в элиту русской аристократии, а Михаил приходился внучатым племянником Анастасии Романовой, первой жене Иоанна Грозного. Кроме того, боярская группировка не отказалась от старой идеи - поставить на русский трон зависимого от неё монарха и тем самым ограничить самодержавныйдеспотизм. Один из влиятельных бояр-выборщиков утверждал: «Миша Романов молод, разумом ещё не дошёл, и нам будет поваден». С формально-логической стороны вышеприведённое наблюдение вполне уместно. Наверное, на Соборе проявлялись и корыстные интересы, велись и какие-то тайные переговоры, возможно, даже и заключались некие политические «сделки». Надо думать, что имели место распространённые при избирательной процедуре коррупционные манипуляции. По бесхитростному замечанию летописца, «многие же от вельмож, желающее царем быть, подкупахуся, многи и дающи и обещающи многие дары». Обо всём этом историки строят догадки уже давно. Но как уже упоминалось выше, каких-либо надёжных документальных свидетельств ни о явной, ни уж тем более о закулисной стороне Собора практически не сохранилось. Но это, как раз, не самое важное. Абсолютизация любого из субъективных элементов, или даже их совокупности, ведёт к игнорированию духовно-исторического контекста русской истории.

Думается, что только через православную оптику можно действительно полномерно воспринять и оценить то великое историческое событие. Никогда не удастся выяснить, каким образом праведному Патриарху Ермогену открылась благодатность для Руси нового царя в образе непорочного и не замешанного ни в каких боярских махинациях отрока - Михаила Романова. Но в самом этом факте, как и в том, что 21 февраля 1613 года в Успенском соборе, перед главным алтарём Руси, имя Михаила Фёдоровича Романова было единогласно утверждено, - явлен был знак особой Божией благодати Руси. В Смуту дважды до того Русская земля, на земских соборах 1598 и 1606 годов, провозглашала царя и дважды ошибалась. Эти неудачи слишком дорого стоили, и об этом все знали. В 1613 году априори никакого бесспорного фаворита не существовало. Речь здесь шла не о «выборе», как некоей механической процедуре получения максимального числа голосов тем или иным претендентом, а об установлении «достойности». О православном восприятии процедуры цареизбрания очень хорошо написал генерал М.К. Дитерихс (1874 – 1937), занимавшийся расследованием обстоятельств убийства Царской семьи в Екатеринбурге. Он составил об обстоятельствах того злодеяния подробный отчёт. Одновременно генерал провёл историческую реконструкцию народных представлений о царской власти, в системе понимания которых события 1613 года имели ключевое значение. «К Михаилу Фёдоровичу Романову, - писал М.К. Дитерихс, - нельзя применить определения, что он был «выборный царь», так как те действия, которые имели место на Земском Соборе 1613 года, совершенно не подходят к понятиям о «выборах», установленных правилами и тенденциями современных «гражданских идей»... Дебаты на Земском Соборе сосредотачивались не на вопросе «кого избрать», а на вопросе «кто может быть царём на Руси» соответственно тем идеологическим понятиям о власти, которые существовали в то время в русском народе «всея земли»... Земские люди 1613 года, собравшись на «обирание» Государя, предоставляли «избрать» Царя Господу Богу, ожидая проявления этого избрания в том, что о Своём Помазаннике Он вложит в сердце «всех человецех единую мысль и утверждение». Царя посылает людям Господь, и посылает тогда, когда они сподобятся заслужить Его милость. И удел земных разглядеть этот промыслительный дар и принять с благодарственной молитвой. Таков высший духовный смысл события, происшедшего 21 февраля 1613 года в Успенском соборе Московского Кремля. Даже при самой тщательной документальной реконструкции ситуации 1613 года значение события, его внутренний смысл невозможно постичь без учёта промыслительного предопределения. Ибо все фактурные доказательства и логические аргументы всё-таки не проясняют главного: почему же именно Михаил Романов стал царём на Руси. Михаил Романов мало кому был известен, родители своего отпрыска, как бы теперь сказали, на престол не «лоббировали». Отец Фёдор Никитич (ок. 1564–1633), принявший монашество в 1601 году под именем Филарета, томился в польском плену; мать, принявшая по принуждению Годунова постриг под именем Марфы, находилась в монастыре. Все главные боярские роды, передравшиеся за свои преимущества, фактически склонились в пользу царя-иностранца. И только праведный Патриарх Ермоген в своём молитвенном усердии распознал имя будущего царя. Народ и все делегаты Собора, просвещённые Святым Духом, склонились безропотно в пользу единого решения. Как заметил С.Ф. Платонов, «по общему представлению, Государя сам Бог избрал, и вся земля Русская радовалась и ликовала». Участник тех событий келарь Троице-Сергиева монастыря (лавры) Авраамий Палицын заключил, что Михаил Фёдорович «не от человека, но воистину от Бога избран». Он видел доказательство этой исключительности в том, что при «собирании голосов» на Соборе не случилось никакого разногласия. Сие же могло случиться, как заключал Палицын, только «по смотрению Единого Все- сильного Бога». Уже после избрания Михаила, после рассылки грамот о том «во все концы Русской земли» и после присяги и крестоцелования - даже после всего этого в Москве не знали, где находится новый Царь. Направленное к нему в начале марта 1613 года посольство отбыло в Ярославль, или «где он, Государь, будет». Избранник же скрывался в костромской родовой вотчине «Домнино», а позже вместе с матерью переехал в костромской Ипатьевский монастырь, где его и отыскала делегация Земского Собора. Как известно, первоначально и сама инокиня Марфа, и её сын Михаил наотрез отказались от царской участи… «Божие бо есть дело, а не человеческий разум...» В событиях 1613 года победили не мирские страсти, не «политические технологии», не групповые интересы, а религиозная Идея. Михаил стал царём не по воле родовитых и именитых, не по воле родителей, и не в силу прагматических или корыстных расчётов тех или иных сил, а, как заключил исследователь, «давлением народной массы». Отражением этого национального воодушевления стала Утверждённая Грамота об избрании на Московское Государство Михаила Фёдоровича Романова, подписанная участниками Собора и составленная в мае 1613 года. В «Грамоте» приведены различные эпизоды последующих часов, когда решалась будущая судьба Руси и когда мать и сын упорно говорили «нет» на все стоны и мольбы собравшего народа. Тогда архиепископ Феодорит выступил с пастырским поучением, начав его словами: «Милосердный государь Михайло Фёдорович! Не буди противен Высшего Богу промыслу, повинися святой Его воле; никто же бо праведен бывает, вопреки глагола судбам Божиим». Архипастырь изложил евангельское понимание долга христианина, сослался на авторитет Святых Отцов Церкви и привёл в качестве Богоизбранности единогласное решение Собора. «Глас Божий - глас народа». Владыка не ограничился оглашением неколебимых инозаконных правил и обратился к историческим примерам, связанным с историей Второго Рима. Это очень важный момент, позволяющий понять, что в русском сознании «русская история» и «греческая история» существовали в едином понятийном пространстве. «Греческое Царство» давало образцы того, как «надо» и как «не надо» жить и править. И те и другие на Руси знали и черпали в давнем кладезе опыта ответы на свои, казалось бы, совсем местные вопросы. Задание для христианской власти одно и то же во все времена. Потому Феодорит и ссылался на примеры Равноапостольного Константина, императоров Феодосия Великого, Юстиниана и других цареградских императоров и василевсов, правивших по воле Божией и утверждавших Дело Христа на земле. Такая же участь уготована и Михаилу Фёдоровичу, и он как христианин не может уклониться от исполнения Воли Всевышнего. Мольбы и увещевания сломили упорство инокини Марфы и юного Михаила. Мать обратилась к сыну со словами: «Божие бо есть дело, а не человеческий разум; аще бо на то будет воля Божия, буди так, и се сотвори». И Михаил, обливаясь слезами, принял царскую ношу как христианское послушание. Михаил Романов прибыл в Москву, а 11 июля 1613 года в Успенском соборе состоялось его венчание на царство. Михаил Романов стал первым царём новой династии, занимая царский престол с 1613 года по 1645 год. При нём сложился удивительный союз между Священством и Царством, не имевший аналогов ни до, ни после. При Михаиле Фёдоровиче функции «царства» и «священства» были как бы гармонизированы в пользу Церкви, когда духовному пастырю принадлежала решающая роль в мирских делах. Династия Романовых будет править Россией триста с лишним лет, пока трагически не оборвётся, опять же в июле, в подвале Ипатьевского дома... В море документов XVIII – XIX веков ещё не найден тот, где царская семья впервые именовалась бы официально «Дом Романовых». Почему «Романовы» и с какого времени «Романовы», с достоверностью сегодня сказать нельзя. Известно, что Романовы - младшая ветвь одного из древнейших московских боярских родов Кошкиных - Захарьиных - Юрьевых. В самых ранних родословных XVI – XVII веков все единодушно называли прародителем рода Андрея Ивановича Кобылу, боярина великого князя, жившего в XIV веке. Потомки Андрея Кобылы хорошо известны по различным документам средневековой Руси. Но напрасно искать там их фамилии. Тогда была, как принято говорить, трёхчастная форма имени: имя собственное - отца - деда. Фёдор Никитич Романов (отец будущего царя Михаила), его отец Никита Романович Юрьев, затем Роман Юрьевич Захарьин... С начала XVIII века иностранные историки, в основном шведы, называют русских царей Романовыми, в русской же литературе такая фамилия встречается лишь в XIX веке. Так что достоверно о существовании понятия «Дом Романовых» мы можем говорить именно с этого времени, возможно, в государственные документы оно «перекочевало» из научных трудов. После заочного избрания на царство Михаила Федоровича Романова Земский собор назначил ехать к нему большую делегацию во главе с рязанским архиепископом Феодоритом. В число делегатов-челобитчиков вошли чудовский, новоспасский и симоновский архимандриты, троицкий келарь Авраамий Палицын, бояре Ф.И. Шереметев и В.И. Бахтеяров-Ростовский, окольничий Ф. Головин, а также стольники, приказные люди, жильцы и выборные от городов. В связи с тем что точного места нахождения новоизбранного царя никто не знал, наказ им был такой: «Ехать к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Руси в Ярославль или где он, государь, будет». Только в пути делегаты выяснили, что Михаил с матерью находятся в Ипатьевском монастыре недалеко от Костромы, куда они и прибыли 13 марта 1613 года. На следующий день им была назначена аудиенция. Первая реакция инокини Марфы и ее шестнадцатилетнего сына на известие об избрании Михаила царем был решительный отказ, как отмечают летописи, «с гневом и слезами». Реакция в общем-то предсказуемая не только из дипломатических соображений и ложной скромности. Под этим отказом были куда более серьезные причины, ибо мало в истории найдется примеров, когда бы новый государь в столь молодом возрасте вступал на престол в такой крайне сложной обстановке. Главная трудность заключалась в том, что государство находилось в состоянии войны сразу с двумя державами – Польшей и Швецией, которые, оккупировав часть российской территории, выставляли своих кандидатов на московский престол. Более того, у одного из противников в качестве пленника находился отец вновь избранного московского царя – Филарет (Федор) Никитич Романов, а вступление сына на престол могло отрицательно сказаться на его судьбе. Тяжелым было и внутреннее состояние Московского царства. Большую опасность для государства продолжали представлять казачий атаман Иван Заруцкий со своей невенчанной женой и ее сыном «царевичем Иваном», имевшие широкую поддержку со стороны казаков и русской вольницы, распоясавшейся за годы Смуты и державшей в страхе население практически всех областей, включая и московские окрестности. Но самая страшная опасность для Михаила и его матери крылась, как тогда говорили, в малодушестве московских людей, которые, присягнув последовательно Борису Годунову, его сыну Федору, Гришке Отрепьеву, Василию Шуйскому, Тушинскому вору, королевичу Владиславу, предали их одного за другим, руководствуясь своими корыстными соображениями. Мать и сын имели полное право опасаться, что нового царя ждет та же участь – измена, а вслед за ней и позорная смерть. Такой судьбы для своего сына инокиня Марфа, конечно же, не желала. И только угроза посольства, что «Бог взыщет на нем конечное разоренье государства», если Михаил откажется подчиниться воле Земли об его избрании на престол, растопило лед недоверия. Марфа благословила сына, и он принял от архипастыря соборные грамоты и державный посох, пообещав в скором времени быть в Москве. Однако путешествие из Костромы в Москву растянулось по времени почти на два месяца. По мере приближения к столице к Михаилу Федоровичу все с большей очевидностью приходило осознание того, что он гол, нищ и недееспособен. Государственная казна была пуста, как и продовольственные запасы царского двора. Армия из-за невыплаты денежного содержания распалась и занималась грабежом ради собственного пропитания. На дорогах хозяйничали разбойники, свои и чужие. Последствиями этого прозрения стали многочисленные царские грамоты, одна за другой уходившие в Москву. В них Михаил, нужно полагать с подачи своих советников, требовал от Земского собора, чтобы бояре, дворяне, торговые люди исполнили свою часть «общественного договора», а именно обуздали разбойничьи шайки, бродившие по городам и весям; очистили дороги от грабителей и убийц, парализовавших всякое перемещение людей и товаров; восстановили дворцовые села и волости, являвшиеся основным источником пополнения царской казны денежными, продовольственными и иными запасами, предназначенными не только для «царского обихода», но и содержания служилых государевых людей. Оскудение же царской казны доходило до того, что царскому поезду не хватало лошадей и подвод, в связи с чем часть сопровождавших царя людей вынуждена была идти пешком. Да и сам стольный город, как свидетельствует соответствующая переписка, не был готов к приему царя, ибо «хором, что государь приказал приготовить, скоро отстроить нельзя, да и нечем: денег в казне нет и плотников мало; палаты и хоромы все без кровли. Мостов, лавок, дверей и окошек нет, надобно делать все новое, а лесу пригодного скоро не добыть». Тем не менее царский поезд медленно, но верно приближался к Москве. С 21 марта по 16 апреля царь находился в Ярославле, 17 апреля он прибыл в Ростов, 23 апреля – в село Сватково, а 25 апреля – в село Любимово. На следующий день, 26 апреля, он торжественно вступил в Троице-Сергиеву лавру, а в воскресенье, 2 мая, уже «всяких чинов московские люди» вышли за город для встречи своего государя. В тот же день состоялся его торжественный въезд в столицу, а затем и благодарственный молебен в Успенском соборе Кремля. 11 июля 1613 года считается днем рождения новой династии. В этот день Михаил Федорович Романов был венчан на царство. Перед венчанием два стольника – Иван Борисович Черкасский, родственник царя, и вождь-освободитель князь Дмитрий Иванович Пожарский – были возведены в боярское достоинство. После этого в Успенском соборе казанский митрополит Ефрем провел волнующую церемонию помазания и венчания на царство. Ему помогали князь Мстиславский, осыпавший царя золотыми монетами, Иван Никитич Романов, державший шапку Мономаха, боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой со скипетром и новый боярин князь Пожарский с яблоком (державой). На следующий день по случаю царских именин чествовался новый думский дворянин Кузьма Минин. Каких-либо других пожалований, льгот, милостей, подарков простому народу и знатным людям новый царь, в отличие от своих предшественников, дать не мог: казна была пуста. Трудность положения нового царя усугублялась еще и тем, что в его ближайшем окружении, как утверждают исследователи, не оказалось людей если не равных, то хотя бы отдаленно напоминающих митрополита Алексия, Сильвестра, Алексея Адашева или Бориса Годунова. В его команде не было людей, способных сформулировать и последовательно реализовывать государственную программу, отвечающую национальным требованиям русского народа, измученного полувековыми «испытаниями на прочность» опричниной Ивана Грозного, стихийными бедствиями Борисова царствования, иностранным нашествием и внутренними смутами. Как отмечали иностранные наблюдатели, «все приближенные царя – несведущие юноши; ловкие и деловые приказные – алчные волки; все без различия грабят и разоряют народ. Никто не доводит правды до царя; к царю нет доступа без больших издержек; прошения нельзя подать без огромных денег, и тогда еще неизвестно, чем кончится дело…». Первую скрипку в этом «оркестре» играли родственники матери Михаила – Борис и Михаил Салтыковы, заботившиеся исключительно о своем должностном положении и своем обогащении, в то время как герои Первого и Второго народного ополчения были отодвинуты на второй план или вовсе сошли с исторической сцены. Более того, при любой возможности новые фавориты под разными предлогами старались их унизить, ущемить. Так, князь Пожарский, из местнических соображений отказавшийся объявлять боярство новопожалованному боярину Борису Салтыкову, был подвергнут унизительной процедуре – «выдаче головой». Выдача головой– обряд удовлетворения исков. В данном случае дьяк привел пешком князя Пожарского во двор Салтыкова, поставил его на нижнем крыльце и объявил Салтыкову, что царь выдает ему Пожарского головой. Салтыков озвучил Пожарскому его вину перед ним и отпустил со словами: «Повинную голову меч не сечет». Единственное, что спасало Московское царство от возобновления смуты, так это активная позиция и активная роль Земского собора и Боярской думы, которые делали все от них зависящее, чтобы вывести отечество из кризиса. Ведь, по существу, Михаил Федорович, принимая царский венец, как бы делал одолжение земству. Собор, умолявший его принять на себя ответственность за судьбу государства, со своей стороны взял на себя обязательства навести в стране порядок: прекратить междоусобия, грабежи и разбои, создать приемлемые условия для отправления державных функций, наполнить царскую казну всем необходимым для достойного «обихода» царского двора и содержания войска. Именно деятельная позиция земства компенсировала недостатки правительства Михаила Федоровича, укомплектованного за счет его родственников и приятелей, малопригодных для управления государством в условиях разрухи и всеобщей анархии. Нужно сказать, что всенародно избранный Земский собор начал выполнять свои обязательства сразу же, о чем свидетельствует его переписка с Михаилом. Вот выписка из его доклада царю, еще находившемуся в пути: «Для сбора запасов послано и к сборщикам писано, чтоб они наскоро ехали в Москву с запасами… О грабежах и воровствах заказ учинен крепкий, воров и разбойников сыскиваем и велим их наказывать. Дворян и детей боярских без государева указа с Москвы мы никого не отпускали, а которые разъехались по домам, тем всем велено быть к государеву приезду в Москву». К польскому королю Собор направил посольство с предложением перемирия и размена пленными, а к «заворовавшимся» казакам и многочисленным шайкам «гулящих людей» посланы грамоты с предложением прекратить «братоубийства» и идти служить новоизбранному царю против шведского короля, захватившего Великий Новгород и его окрестности.

Земский собор, созванный в январе 1613 г. (на нем были представители от 50 городов и духовенство), сразу же постановил: иноверца на престол не выбирать. На трон претендовало много достойных людей. Однако из всех выбрали 16-летнего Михаила Федоровича Романова, которого в тот момент в Москве даже и не было. Зато за него особенно рьяно и даже агрессивно ратовали бывшие тушинцы и казаки. Последних участники Земского собора побаивались – все знали неуемную силу казачьей вольницы. Другой кандидат в цари, один из руководителей Ополчения, князь Д. Т. Трубецкой, старался понравиться казакам, добиться их поддержки. Он устраивал обильные пиры, но ничего, кроме насмешек, в ответ от них не получил. Казаки, дерзко ходившие вооруженными толпами по Москве, смотрели на Михаила как на сына близкого им «тушинского патриарха» Филарета, полагая, что он будет послушен их вожакам. Впрочем, Михаил устраивал и многих других – русское общество жаждало покоя, определенности и милосердия. Все помнили, что Михаил происходил из рода почитаемой за доброту первой жены Ивана Грозного, Анастасии – «Голубицы».

Решение об избрании Михаила земцы приняли 7 февраля, а 21 февраля 1613 г., после торжественного шествия по Кремлю и молебна в Успенском соборе, состоялось официальное избрание Михаила на царство. Для Трубецкого победа партии Михаила оказалась страшным ударом. Как пишет современник, он почернел лицом с горя и заболел на 3 месяца. Еще бы – корона для Трубецкого оказалась потерянной навсегда. Собор снарядил депутацию в Кострому, к Михаилу. Посланные от имени всей земли звали юношу на царство.

К моменту прибытия депутации в Кострому Михаил с матерью, инокиней Марфой, жил в Ипатьевском монастыре. Этот старинный монастырь был основан в 1330 г., когда знатный татарин Чет остановился лагерем под Костромой. Ночью ему привиделась Богоматерь. Чет тотчас принял православие, а на месте чудесного явления Богоматери заложил монастырь, названный Ипатьевским Троицким. Этот татарин Чет, ставший в православии Захаром, был предком Бориса Годунова. Здесь-то 14 апреля 1613 г. и произошла встреча московской делегации с Марфой и ее сыном Михаилом.

Участник посольства Авраамий Палицын рассказывал, что мать царя долго не соглашалась отпускать сына на царство, и ее можно понять: хотя страна находилась в ужасном положении, Марфа, зная судьбу предшественников Михаила, очень беспокоилась о будущем несмышленого 16-летнего сына. Но депутация так горячо умоляла Марфу Ивановну, что она наконец дала свое согласие. И 2 мая 1613 г. Михаил Федорович въехал в Москву, а 11 июля он венчался на царство.

Юный царь поначалу правил несамостоятельно. За него все решала Боярская дума, за его спиной стояли родственники, получившие видные места при дворе; велика была и роль матери, «Великой старицы» Марфы, женщины волевой и суровой. Она стала игуменьей кремлевского Вознесенского монастыря. Все ждали возвращения отца царя – патриарха Филарета, томившегося в польском плену. Но это произошло не скоро.

Зимой 1613 г., в момент избрания на царство, Михаил с матерью находился в родовой вотчине Романовых под Галичем. Поляки, узнав об избрании Михаила Романова в цари, решили упредить посланцев Земского соб ра и захватить юношу. Крепостной бояр Романовых Иван Сусанин, став проводником отряда поляков, шедших «разбить» вотчину Михаила, завел врагов в лесную чащу и тем погубил их, но и сам погиб от их сабель. Так Сусанин ценой своей жизни спас для России будущего царя, основателя династии.

Царь Михаил и патриарх Филарет – отец и сын у власти

В 1618 г. королевич Владислав, по-прежнему претендовавший на русский трон, вновь подошел к Москве и встал в Тушине. Потом поляки с боями дошли до Арбата, но там их остановили русские полки. После этого в селе Деулино под Троице-Сергиевым монастырем 1 декабря 1618 г. русские и польские дипломаты заключили перемирие. А уже 1 июня 1619 г., согласно ему, около Вязьмы произошел обмен пленными. В числе людей, вернувшихся из плена, оказался и отец царя патриарх Филарет. Ему устроили торжественную встречу. У Пресни царь Михаил Федорович, стоя на коленях, приветствовал отца, который тоже опустился на колени перед своим сыном – царем.

Патриарх Филарет, человек сильный и волевой, прожил трудную, полную противоречий жизнь. Не раз ему угрожала опасность – при дворе полусумасшедшего Ивана Грозного, в келье монастыря, куда его в 1600 г. заточил Годунов, во времена Шуйского. В 1606 г. царь Василий, уступая мнению бояр, согласился на избрание Филарета патриархом. Потом же, обвинив его в распространении слухов о спасении «царя Дмитрия» из Москвы, отказался его поддерживать.

В октябре 1608 г. Филарет был в Ростове и при взятии ростовского Кремля войсками Тушинского вора находился вместе с защитниками города в главном соборе, воодушевляя их на сопротивление. Когда положение осажденных стало безвыходным, Филарет вышел навстречу осаждавшим собор с хлебом и солью, но тушинцы его схватили, бросили в простую телегу и как пленника повезли в свою «воровскую столицу». Там его принял Лжедмитрий II и сделал патриархом. Позже, при бегстве тушинцев, Филарета схватили верные Шуйскому люди. Он был оставлен в Москве, но лишен патриаршества. Тогда Филарет активно интриговал против Шуйского, а потом уже и открыто выступил за его свержение. Во время Семибоярщины Филарет отправился с делегацией в лагерь Сигизмунда под Смоленском, где поляки объявили его пленным и увезли в Польшу. Пленение затянулось на 8 лет.

С возвращения 70-летнего Филарета и до самой его смерти в 1634 г. в стране установилось двоевластие отца и сына («правили нераздельно»). Филарета вновь избрали патриархом, при этом он носил царский титул «Великий государь». Подобно монарху, Филарет принимал иноземных послов, ведал важнейшими государственными делами. Опыта в этих делах ему было не занимать. Правил патриарх Филарет осмотрительно, во всех начинаниях правительства стремился добиться поддержки Земских соборов, которые собирались часто.
С помощью «дозора», или переписи, он провел первый после разорения («Московской разрухи») учет земель, стремился обеспечить дворян поместьями. Важно, что Филарет признал законными владения тех дворян, которые в годы Смуты, «перелетая», получали земли и от Шуйского, и от Лжедмитрия, и от Владислава, и от других правителей. Эта разумная политика успокоила общество, как, впрочем, и успешная борьба с казачьей вольницей и разбоями.

Завершение Смуты, царские свадьбы

Постепенно жизнь в России входила в нормальную колею. Отряды казаков, так досаждавших властям, либо рассеялись, получив земли, либо их разбили в сражениях правительственные войска. После гибели Лжедмитрия II Иван Заруцкий сошелся с Мариной Мнишек. Он рассылал по всей стране грамоты с требованием присягать малолетнему сыну Марины, царевичу Ивану Дмитриевичу. В конце 1613 г. в кровопролитном сражении под Воронежем войско Заруцкого потерпело поражение, и атаман, вместе с Мариной и Иваном, бежал в Астрахань. Захватив город и убив воеводу, он хотел поднять на Россию ногайских татар, волжских казаков, просить помощи у персидского шаха и турецкого султана. Тут правительство действовало незамедлительно – стрельцы внезапно осадили Астрахань. Застигнутые врасплох приходом московских полков, казаки поступили в силу своих исконных обычаев. В обмен на помилование они схватили и выдали Заруцкого, Марину и Ивана властям. Заруцкого посадили на кол, а 4-летнего Ивана повесили в Москве. Марина умерла в тюрьме от болезни и тоски.

Став у власти, Филарет хотел упрочить положение новой династии удачным браком Михаила. Поначалу он искал сыну невесту за границей. Племянницу датского короля Христиана русским дипломатам сосватать не удалось, как и родственницу шведского короля Густава II Адольфа. Обязательный переход невесты в православие не устраивал королей-лютеран.

Тогда обратились к русским красавицам. В невестах долго ходила Марья Хлопова. Обычно вокруг выбора невесты кипела борьба – ведь родственники царицы взлетали очень высоко. Поэтому неудивительно, что Марью, как-то раз переевшую сластей и застрадавшую животом, оговорили перед царем, сказав, что она неизлечимо больна. Михаил тотчас отрекся от невесты. Из множества девиц он выбрал Марью Долгорукую, но через год юная царица умерла – кто-то отравил ее. Наконец в 1626 г. Михаил сыграл пышную свадьбу с Евдокией Лукьяновной Стрешневой, красивой, но незнатной дворянской дочерью, ставшей матерью 10 его детей.

21 февраля 7121 года от сотворения мира, что соответствует 3 марта 1613 года современного григорианского календаря, Великий Земский и Поместный собор избрал царём Михаила Фёдоровича Романова. С этого дня началось правление династии Романовых в России.

Сложная внешне и внутриполитическая ситуация начала XVII века, названная историками Великой Русской Смутой, разрешилась в 1612 году победой народного ополчения Минина и Пожарского над поляками и освобождением Москвы от войск интервентов.

7 февраля 1613 года был собран Великий Земский и Поместный собор. Он проходил в Успенском соборе московского Кремля – единственном уцелевшем в Москве здании, которое могло бы вместить всех выборных. Численность собравшихся, по разным данным, колеблется от 700 до 1500 человек. Династический кризис, т.е. фактическое прекращение династии Рюриковичей и восцарение боярина Бориса Годунова стали одной из причин Великой Смуты, которая едва не привела к потере Россией своей государственности и политической независимости. Поэтому главной задачей собора являлось избрание нового царя.

Среди претендентов на престол фигурировали польский королевич Владислав, шведский принц Карл-Филипп, предводители народного ополчения Дмитрий Пожарский и Дмитрий Трубецкой, потомки царей Бориса Годунова и Василия Шуйского, а также многочисленные представители боярской знати: Мстиславские, Куракины, Голицыны, Воротынские. Кроме того, рассматривалась кандидатура Марины Мнишек и её сына от брака с Лжедмитрием II, царевича Ивана Дмитриевича, которого в народе прозвали «Ворёнком».

Согласно официальной версии, выработанной российскими историками в период царствования Романовых (Карамзин, Соловьёв, Ключевский, Костомаров и др.), кандидатура никому неизвестного 17-и летнего Михаила Романова возникла лишь из-за его родства по женской линии с династией Рюриковичей. Его отец, митрополит Филарет (в прошлом – боярин Фёдор Никитич Романов), являлся двоюродным братом царя Фёдора Иоанновича. Первая жена Ивана IV Грозного, царица Анастасия, происходила из рода Романовых-Захарьиных-Юрьевых и приходилась Фёдору Никитичу родной тёткой. При Борисе Годунове бояре Романовы подверглись репрессиям. Фёдор Никитич с семьёй отправился в ссылку, потом он и его жена Ксения Ивановна Шестова были насильно пострижены в монахи под именами Филарет и Марфа. Это должно было лишить их и их потомков всяких прав на престол. В 1605 году Филарет был освобождён Лжедмитрием I из Антониево-Сийского монастыря, где находился фактически в заключении, и сразу занял важный церковный пост (митрополит Ростовский). Филарет остался в оппозиции свергнувшему Лжедмитрия Василию Шуйскому. В 1608 году новый самозванец, Лжедмитрий II («тушинский вор»), желая «подружиться» с Филаретом, нарек его патриархом Московским, но тот не принял этого сана. Впоследствии Филарет представлял себя перед врагами самозванца как «пленника» в тушинском лагере и не настаивал на своём патриаршем сане. В 1610 году он был отбит («отполонён») у тушинцев, принял участие в свержении Василия Шуйского и стал активным сторонником Семибоярщины. В отличие от патриарха Гермогена, Филарет в принципе не возражал против избрания царём польского королевича Владислава, но требовал, чтобы тот принял православие. В 1611 году, участвуя в переговорах с отцом Владислава, польским королём Сигизмундом III, Филарет решительно отказался подписать подготовленный польской стороной вариант договора, был арестован поляками и томился в плену вплоть до 1619 года.

Стоит ли говорить, что Филарет Романов пользовался огромным уважением в кругах духовенства, а в глазах вчерашних ополченцев – служилых дворян и казачества – и вовсе выглядел патриотом, мучеником, героем. По выражению историка Н.И.Костомарова, в тот период Филарет «казался русским истинным мучеником за правое дело».

Однако Романовы не могли похвастать ни знатностью, ни древностью своего рода. Их первым исторически достоверным предком традиционно считается московский боярин Андрей Кобыла, происходивший из прусских князей. Но именно «худородность» Романовых, по сравнению с другими представителями боярских семейств, устраивала, прежде всего, служилое дворянство и казачество, которые старались воспрепятствовать боярской аристократии в её стремлении установить в стране монархию по польскому образцу. В пользу Романовых сыграл ещё и тот факт, что в отличие от других боярских родов (Куракины, Милославские, Шереметьевы) они в меньшей степени запятнали себя сотрудничеством с «непатриотичным» польским правительством в 1610-1612 годах.

Единственный выживший сын из детей Фёдора и Ксении Романовых - Михаил Фёдорович (1596-1645) – в детстве разделил изгнание и участь своих родителей. В силу сложившихся обстоятельств, он не получил ни должного образования, ни воспитания и вряд ли был способен управлять государством. Появившись перед выборными делегатами в Успенском соборе, такой «недоросль» мог бы испортить всё дело. Поэтому, сразу после освобождения Москвы от интервентов, Миша вместе с матерью отправился в вотчину Шестовых Домнино (близ Костромы), а интересы Романовых на Соборе представлял один из знатнейших московских бояр – Фёдор Шереметьев. Являясь родственником Михаила, сам он не мог претендовать на престол, поскольку, как и некоторые другие кандидаты, входил в состав Семибоярщины.

Согласно официальной точке зрения российских историков, позднее укоренившейся и в советской историографии, в 1613 году Собор добровольно, выражая мнение большинства жителей России, принял решение об избрании царём Михаила Романова. Кандидатуры иностранных претендентов и Марины Мнишек были отвергнуты практически сразу. Предводителю казаков Трубецкому припомнили, что тот «целовал крест», то есть присягал на верность Ворёнку – сыну Марины Мнишек. Пожарский, по некоторым данным, настаивал на избрании царём иностранца, а именно шведского принца Карла-Филиппа. Он считал, что монарх, никак не связанный с боярской аристократией, быстрее наведёт порядок, покончит со смутой и беспорядками. Очевидно, что боярская верхушка и духовенство, игравшие «первую скрипку» на Соборе, ни за что не пошли бы на избрание царём самостоятельного в поступках, способного к управлению воина. Пожарский и Трубецкой были выведены из состава претендентов «по незнатности рода», а юного Михаила Романова избрали большинством голосов, как компромиссную фигуру, которая в тот момент устраивала всех.

Думные бояре справедливо рассудили, что «Миша-де молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден». Без поддержки пленённого родителя, молодой монарх стал бы лишь игрушкой в руках всесильной боярской аристократии. Нравственный облик Михаила как сына митрополита отвечал интересам церкви и народным представлениям о царе-пастыре, заступнике перед Богом. Состояние здоровья, способность к управлению или, говоря современным языком, деловые качества Романова при выборах на Соборе в расчёт не брались. Новый царь должен был стать не главой государства, а лишь символом возвращения к порядку, покою и старине («любяше и миловаше их вся, подаваше им, яко они прошаху»).

Что же касается других исторических версий, то, по мнению некоторых российских, советских и зарубежных историков, решение Собора не могло быть вполне добровольным и легитимным. Практически нет документов ни о составе собрания, ни о его ходе. Судить о том, что происходило в стенах Успенского собора зимой 1613 года, можно только по «Книге об избрании» первого Романова, написанной боярином А.С. Матвеевым шестьдесят лет спустя, и по известным письменным источникам. К последним можно отнести лишь два разноречивых экземпляра «грамоты об избрании Михаила Романова на царство», и грамоту, адресованную Строгановым, в которой новоиспеченный царь и Собор просят Строгановых: «хотя теперь и промыслов убавьте, а ратный людям жалованье дайте, сколько можете…».

О каких же «ратных людях» идёт речь в этом документе и за что им нужно было давать жалование в столь спешном порядке?

По одной из версий, которой придерживались российские историки Л.В. Черепнин, С.Ф. Платонов и другие, на окончательное решение Собора повлияла именно «военная сила». Пожарский и Трубецкой, распустив ополчение, фактически отказались от мести боярской верхушке, присягнувшей на верность полякам. Но формирования донских казаков, ранее входивших в ополчение Трубецкого, не покинули Москву зимой 1612-13 года. Казаки в своё время поддержали «тушинского вора» в борьбе с «боярским» царём Василием Шуйским. Филарет, яростный противник Шуйского, воспринимался казачьими атаманами как друг и союзник. С самого начала соборных заседаний они развернули активную агитацию за его сына, считая Михаила Романова «своим» кандидатом. С казаками была солидарна часть патриотически настроенного духовенства и боярства, близкая Шереметьевым и Романовым.

Однако результаты первого голосования по кандидатуре Михаила обманули ожидания его сторонников. Ссылаясь на отсутствие многих избирателей (выборные продолжали пребывать со всех концов страны), постановили решительное голосование отложить на две недели. Собор также потребовал явки на заседание самого кандидата, но Фёдор Шереметьев всячески противился этому, ссылаясь на соображения безопасности. Собор продолжал настаивать, но позднее (ориентировочно 17-18 февраля) внезапно переменил решение, позволив Михаилу Романову остаться в Костроме, а 21 февраля (3 марта) заочно избрал его на царство.

Причина столь «скорого» решения заключалась в том, что вооружённые донцы вломились во двор к крутицкому митрополиту, выломали ворота и решительно потребовали избрания царём сына Филарета. Перепуганный митрополит бросился к боярам. Спешно созвали всех на собор. Казацкие атаманы повторили свое требование. Бояре представили им список из восьми самых, по их мнению, достойных кандидатов. Фамилия Романова в списке не значилась. Тогда выступил один из казацких атаманов:

Польский полководец и канцлер Лев Сапега, сообщая о результатах выборов пленнику Филарету- отцу новоизбранного монарха, сказал:

«Посадили сына твоего на Московское государство одни казаки донцы». (С.Ф.Платонов)

Имеются сведения, что в выборах 21 февраля не участвовали ни Пожарский, ни Трубецкой, ни ряд их сторонников, которых казаки заблаговременно заблокировали в домах. Впоследствии Пожарский был практически удалён с политической сцены, подвергнут опале и в царствование Михаила Фёдоровича занимал лишь второстепенные, малозначимые должности при дворе.

По мнению наиболее радикально настроенных «антироманистов» (противников легитимности избрания Романовых), миф о всенародном представительстве при избрании Михаила Романова на царство Земским Собором 1613 года имеет гораздо более позднее происхождение. Его можно отнести ко временам Татищева и Карамзина, но никак не к началу – середине XVII века. Ряд советских и современных историков склонен рассматривать приход Романовых к власти как очередной государственный переворот, к счастью, завершивший Великую Смуту на Руси. В результате многолетней политической борьбы различных группировок боярства (Годуновы – Шуйские - Шереметьевы- Милославские – Голицыны - Романовы и т.д.) во главе государства встал отнюдь не самый достойный, а тот, кто устраивал самых хитрых, ловких и прозорливых представителей высшей аристократии. К слову сказать, при Романовых деятельность их предшественников – Годунова и Шуйского оценивалась крайне отрицательно. Хотя оба они были законными российскими государями, и их потомки имели не меньше прав на престол, чем племянник последнего Рюриковича.

После выборов нового царя пришлось ещё поискать: никто, кроме Шереметьева, не имел представления о том, где в данный момент находится молодой Романов. Лишь 13 марта 1613 послы Собора прибыли в Кострому. В Ипатьевском монастыре, где Михаил был с матерью, ему сообщили об избрании на престол. Узнав об этом, мать, инокиня Марфа, отказалась благословлять сына на царствование: она всерьёз опасалась за его жизнь. Действительно, поляки пытались помешать новому царю прибыть в Москву. Небольшой отряд отправился сперва в Домнино, а затем в Ипатьевский монастырь, чтобы убить Михаила. Согласно легенде, крепостной крестьянин Шестовых Иван Сусанин умышленно завёл поляков в дремучий лес и, отказавшись показывать дорогу к монастырю, где укрылся царь, погиб от рук интервентов. Доказательством реальности подвига Ивана Сусанина считается царская грамота от 30 января 1633 года о даровании зятю Сусанина Богдану Сабинину половины деревни с освобождением («обелением») от всех податей и повинностей.

11 июня 1613 года Михаил Федорович венчался на царство в Успенском соборе Кремля. Смута закончилась. Началось тяжелое, медленное воссоздание Российского государства, потрясенного глубоким династическим кризисом, жесточайшей социальной рознью, полным экономическим обвалом, голодом, политическим распадом страны, внешней агрессией…

Царь Михаил I дал, по свидетельству ряда современников, крестоцеловальную запись, что обязуется не править без Земского собора и Боярской думы (подобно Василию Шуйскому). По иным данным, такой записи он не давал и в дальнейшем, начав править самодержавно, никаких обещаний не нарушил. Первое время от имени Михаила правили мать царя и бояре Салтыковы. В 1619 году фактическим правителем страны стал возвратившийся из польского плена и избранный патриархом митрополит Филарет. С 1619 по 1633 год он официально носил титул «великого государя».

Династия Романовых рухнула спустя триста четыре года. В стране началась новая грандиозная смута, приведшая Россию на край национально-государственной гибели. Гражданская война навсегда расколола российский народ на «красных» и «белых». Глубокий экономический кризис смертельно поразил хозяйственный организм, а очередной политический распад, осложненный внешними силами, вновь грозил существованию самой российской государственности. Словно не было этих трёх веков Романовых, словно, едва выйдя из Смуты, Россия вновь пошла по кругам исторического ада. От Михаила до Михаила. От Ипатьевского монастыря до Ипатьевского подвала…

Будет ли следующий выбор более удачным? Или он станет отправной точкой, началом нового «круга», замкнуть который, так или иначе, предстоит грядущим поколениям россиян? Кто знает?..

14. Боровск . - 19. Казань . - 20. Двина .

Из той же монографии Морозовой:

II. ОПИСЬ "ДЕЛА ОБ ИЗБРАНИИ МИХАИЛА ФЕДОРОВИЧА НА ЦАРСТВО". 1613 г.

(РГАДА, Ф. 135. Отд. III . Рубр. I . Ед. хр. 2)

Л. 1-7 Грамота Земского собора царю Михаилу Федоровичу об избрании его на царство. 2 марта 1613 г. Грамота была написана одновременно с Наказом костромским послам. Л. 1 и 2 - черновик, на л. 1 об. - адрес, л. 3-7 - правлены (Прил. III, № 6).

Л. 8-17 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу об обнародовании его согласия стать царем. После 23 марта. Беловик с небольшими исправлениями. (Прил. III, № 23).

Л. 18-27 Грамота Земского собора костромским послам о том, чтобы они просили царя Михаила Федоровича немедленно ехать в Москву. После 23 марта. Черновик (Прил. III, № 24).

Л. 28-46 Отписка костромских послов Земскому собору о согласии Михаила Федоровича стать царем. 17 марта. (Прил. III, № 16). Беловая, с адресом на обороте.

Л. 47-52 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о получении его грамоты о прибытии в Ярославль. После 26 марта. Черновик. (Прил. III, № 27).

Л. 52а-57 Отписка Земского собора великой государыне старице Марфе Ивановне о получении ее грамоты о прибытии в Ярославль. После 26 марта. Черновик. (Прил. III, № 28).

Л. 58-68 Грамота царя Михаила Федоровича Земскому собору о согласии стать царем и прибытии в Ярославль. 23 марта. Беловик, с адресом на обороте л. 58. (Прил. III, № 21).

Л. 69-76 Грамота великой государыни старицы Марфы Ивановны Земскому собору о согласии ее сына стать царем. 23 марта. Беловик, с адресом на обороте л. 69. (Прил. III, № 22).

Л. 76а-79

Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о мерах по защите Пскова от шведов-После 19 марта. Черновик. (Прил. III, № 18).

л. 79а-81 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о посылке ратных людей против поляков и литовцев. 19 марта. Черновик. (Прил. III, № 17).

Л. 82-86 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о мерах по борьбе с грабежами и сбору средств для царского обихода. После 26 марта. Черновик. (Прил. III, № 29).

Л. 87 Отписка костромских послов Земскому собору о присылке в Кострому государственной печати и боярского списка. 17 марта. Подлинник, с адресом на обороте. (Прил. III, № 15).

Л. 88-89 Грамота Земского собора ярославским воеводам Ивану Хованскому и Семену Головину о сыске убежавших подъячих Ватуты Алексеева и Григория Евфимьева. 30 марта. Черновик. (Прил. III, № 32).

Л.90-91 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о побеге в Ярославль подъячих Ватуты Алексеева и Григория Евфимьева. 30 марта. Черновик. (Прил. III, № 31).

Л. 92-94 Грамота Земского собора Ф.И. Шереметеву с вопросом о времени приезда царя в Москву. 1 апреля. Черновик. (Прил. III, № 33).

л. 95-96 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о присяге ему переяславцев. После 4 марта. Черновик. (Прил. III, № 8).

л. 97 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о присяге ему свияжан. После 4 марта. Черновик. (Прил. III, № 9).

л. 98-101 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о присяге ему ратных людей Никонора Шульгина. 21 марта. Л. 98-99 - беловик с исправлениями; л. 101 - черновик. (Прил. III, № 19).

л. 102-103 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о присяге ему выборных от Нижнего Новгорода. Начало марта. Черновик. (Прил. III, № 12).

л. 104-105 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о присяге ему жителей Боровска. 15 марта. Черновик. (Прил. III, № 14).

л. 106-107 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о присяге ему нижегородцев. Март. Черновик. (Прил. III, № 13).

Л. 108-109 Отписка воеводы Мирона Вельяминова царю Михаилу Федоровичу о посланных к нему михайловцах. 9 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 108. (Прил. III, № 39).

Л. 110 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу об отправке к нему Федора Чевкина и Михайловских сидельцов. 13 апреля. Черновик (Прил. III, № 46).

Л. 111 Отписка зарайского воеводы А.Ф. Гагарина царю Михаилу Федоровичу о присяге ему михайловцев. 5 апреля. Подлинник, с адресом на обороте (Прил. III, № 36).

Л. 112 Грамота жителей Михайлова зарайскому воеводе А.Ф. Гагарину о борьбе с Заруцким. 2 апреля. Подлинник, с адресом на обороте. (Прил. III, № 35).

Л. 113 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о событиях в Михайлове. После 5 апреля. Черновик. (Прил. III, № 37).

Л. 114 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о присяге ему жителей Ряжска и Печерников. После 7 апреля. Черновик. (Прил. III, № 40).

Л. 115 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о том, что он не смеет назначать воевод в города. 11 апреля. Черновик. (Прил. III, № 41).

Л. 116-117 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о невозможности сбора кормов без государева указа. После 13 апреля. Черновик. (Прил. III, № 47).

Л. 118-119 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о защите Арзамаса от ногайцев. После 12 апреля. Черновик. (Прил. III, № 45).

Л. 120-121 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу об очищении Северской земли от польских и литовских людей. После 11 апреля. Черновик. (Прил. III, № 43).

Л. 122-123 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о борьбе воевод Андрея Хованского и Семена Гагарина с литовцами. 14 апреля. Черновик. (Прил. III, № 50).

Л. 124 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о челобитье Никонора Шульгина. До 18 апреля. Черновик, на обороте адрес. (Прил. Ш, № 55).

Л. 125-127 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о борьбе с Зарутцким. 14 апреля. Черновик. (Прил. III, № 48).

Л. 128 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о борьбе с Зарутцким. 14 апреля. Черновик. (Прил. III, № 49).

Л. 129-130 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о разорении Заруцким Дедилова. После 19 апреля. Черновик. Лист 130 - приложение, писанное иным почерком. (Прил. III, № 56).

Л. 131 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о разорении Заруцким Крапивны. После 19 апреля. Черновик. (Прил. III, № 57).

Л. 132-133 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о распрях среди воевод. До 26 апреля. Черновик. (Прил. III, № 64).

Л. 134. Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о неприезде служилых людей на службу. 20 апреля. Беловая копия л. 144. (Прил. III, № 58).

Л. 135 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу с просьбой прислать в Москву служилых людей. После 22 апреля. Черновик. (Прил. III, № 60).

Л. 136 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о посылке ратных людей под Михайлов. 17 апреля. Подлинник, с адресом на обороте. (Прил. III, № 52).

Л. 137-141 Грамота царя Михаила Федоровича Земскому собору о присяге казанцев. 18 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 137. (Прил. III, № 54).

Л. 142-143 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о посылке ратных людей под Михайлов. 17 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 142. (Прил. III, №51).

Л. 144 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о неприезде служилых людей на службу. 20 апреля. Черновик отписки на л. 134. (Прил. III, № 59).

Л. 145-150 Грамота царя Михаила Федоровича Земскому собору о скором выезде из Ярославля. 8 апреля. Подлиник, с адресом на обороте л. 145. (Прил. III, № 38).

Л. 151-152 Грамота царя Михаила Федоровича Земскому собору о прибытии в Ростов. 18 апреля. Подлинник с адресом на обороте л. 151. (Прил. III, № 53).

Л. 153-155 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о взятии Зарутцким Крапивны. До 25 апреля. Черновик. (Прил. III, № 63).

Л. 156-159 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о победе рыльских воевод над литовцами. 11 апреля. Черновик. (Прил. III, № 44).

Л. 160-161 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о приготовленных для встречи палатках. До 30 апреля. Черновик. (Прил. III, № 84).

Л. 162-165 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о поместьях служилых людей, не приехавших на службу. 25 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 162. (Прил. III, № 65).

Л. 166-168 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о смене ссорящихся воевод. 26 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 166. (Прил. III, № 68).

Л. 169-172 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о борьбе с Заруцким. 25 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 169. (Прил. III, № 66).

Л. 173-176 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о назначении воевод. 22 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 173. (Прил. III, № 61).

Л. 177-180 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о том, что поляки, якобы покидают Смоленск. После 28 апреля. Черновик. (Прил. III, № 73).

Л. 181 Челобитная Д.Т. Трубецкого и Д.М. Пожарского царю Михаилу Федоровичу. Конец апреля. Черновик, на обороте адрес и правка. (Прил. III, № 77).

Л. 182-189 Грамота царя Михаила Федоровича Земскому собору о мерах по борьбе с грабежами на дорогах. 29 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 182. (Прил. III , №72).

Л. 190-206Отписка костромских послов Земскому собору о грабежах на дорогах. 28 апреля. Подлинник, с обратным адресом на л. 190 об. (Прил. III, № 70).

Л. 208-213 Отписка Земского собора царю Михаилу Федоровичу о мерах против разбойников и грабителей. 30 апреля. Черновик, с адресом на л. 208 об. (Прил. III, № 79).

Л. 214-224 Отписка Земского собора костромским послам о мерах против разбойников и грабителей. 30 апреля. Черновик. (Прил. III, № 81).

Л. 225-231 Отписка Земского собора казанскому митрополиту Ефрему о мерах против разбойников и грабителей. 30 апреля. Черновик. (Прил. III, № 80).

Л. 244 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о подготовке палат. 23 апреля. Подлинник, с адресом на обороте. (Прил. III, № 62).

Л. 245-246 Отписка Ф.И. Мстиславского царю Михаилу Федоровичу о ремонте царских палат. После 23 апреля. Черновик. (Прил. III, № 67).

Л. 247-252 Отписка суздальского архиепископа Герасима Земскому собору о времени прибытия царя в Москву. 1 мая. Подлинник, с адресом на обороте л. 247. (Прил. III, № 85).

Л. 253 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мсти-

славскому о присылке двух посохов. 30 апреля. Подлинник, с адресом на обороте. (Прил. III , № 82).

Л. 254-255 Отписка Ф.И. Шереметева Ф.И. Мстиславскому о встрече царя. 29-30 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 254. (Прил. III , № 76).

Л. 256-257 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о вотчине дьяка М. Данилова. 28 апреля. Подлинник, с адресом на л. 256 об. (Прил. III, №71).

Л. 258-259 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому об устройстве палат. 29 апреля. Подлинник, с адресом на обороте л. 258. (Прил. III, № 74).

Л. 260 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о присылке шатров в Тайнинское. 30 апреля. Подлинник, с адресом на обороте. (Прил. III, № 83).

Л. 262-265 Грамота царя Михаила Федоровича Ф.И. Мстиславскому о лицах, приехавших в царский стан. 29 апреля. Подлинник, с адресом на л. 262 об. (Прил. III, № 75).

Л. 266-268 Грамота царя Михаила Федоровича Земскому собору о прибытии в Москву. 1 мая. Подлинник, с адресом на л. 266 об. (Прил. III, № 86).

Всего 272 листа. Литерные л. 2а, За, 26а, 45а, 52а, 76а, 79а, 161а; пропущены л. 202, 207, 215, 261; склеены л. 4-5.

Большинство грамот из Москвы писалось на бумаге с филигранями "Однорушный кувшин под короной" с литерами "РО", начиная с 25 марта по 28 апреля. Но были и другие филиграни, чаще всего - "Двурушный кувшин с пирамидой из колец" и "Герб с перевязью". Бумагу с последней филигранью обычно употреблял Ф.И. Мстиславский, когда писал грамоты от своего имени.

Царские грамоты писались на бумаге с однорушным или двурушным кувшином, внутри которого были различные литеры. Только на челобитной Трубецкого и Пожарского встречается филигрань, которой нет на другой бумаге.

Грамоты в "Деле" не систематизированы, нет ни четкой хронологии, ни тематических подборок.