Ги де Мопассан

Милый друг

Часть первая

Джорж Дюруа получил у кассирши ресторана сдачу с пяти франков и направился к выходу.

Статный от природы и к тому же сохранивший унтерофицерскую выправку, он приосанился и, привычным молодцеватым жестом закрутив усы, охватил запоздавших посетителей тем зорким взглядом, каким красавец мужчина, точно ястреб, высматривает добычу.

Женщины подняли на него глаза; это были три молоденькие работницы, учительница музыки, средних лет, небрежно причесанная, неряшливо одетая, в запыленной шляпке, в криво сидевшем на ней платье, и две мещанки с мужьями - завсегдатаи этой дешевой харчевни.

Он постоял с минуту на тротуаре, размышляя о том, как быть дальше. Сегодня двадцать восьмое июня; до первого числа у него остается всего-навсего три франка сорок сантимов. Это значит: два обеда, но никаких завтраков, или два завтрака, но никаких обедов, - на выбор. Так как завтрак стоит франк десять сантимов, а обед - полтора франка, то, отказавшись от обедов, он выгадает франк двадцать сантимов; стало быть, рассчитал он, можно будет еще два раза поужинать хлебом с колбасой и выпить две кружки пива на бульваре. А это его самый большой расход и самое большое удовольствие, которое он позволяет себе по вечерам. Он двинулся по улице Нотр-Дам-де-Лорет.

Шагал он так же, как в те времена, когда на нем был гусарский мундир: выпятив грудь и слегка расставляя ноги, будто только что слез с коня. Он бесцеремонно протискивался в толпе, заполонившей улицу: задевал прохожих плечом, толкался, никому не уступал дорогу. Сдвинув поношенный цилиндр чуть-чуть набок и постукивая каблуками, он шел с высокомерным видом бравого солдата, очутившегося среди штатских, который презирает решительно все: и людей и дома - весь город.

Даже в этом дешевом, купленном за шестьдесят франков костюме ему удавалось сохранять известную элегантность - пошловатую, бьющую в глаза, но все же элегантность. Высокий рост, хорошая фигура, вьющиеся русые с рыжеватым отливом волосы, расчесанные на прямой пробор, закрученные усы, словно пенившиеся на губе, светло-голубые глаза с буравчиками зрачков - все в нем напоминало соблазнителя из бульварного романа.

Был один из тех летних вечеров, когда в Париже не хватает воздуха. Город, жаркий, как парильня, казалось, задыхался и истекал потом. Гранитные пасти сточных труб распространяли зловоние; из подвальных этажей, из низких кухонных окон несся отвратительный запах помоев и прокисшего соуса.

Швейцары, сняв пиджаки, верхом на соломенных стульях покуривали у ворот; мимо них, со шляпами в руках, еле передвигая ноги, брели прохожие.

Дойдя до бульвара, Жорж Дюруа снова остановился в нерешительности. Его тянуло на Елисейские поля, в Булонский лес - подышать среди деревьев свежим воздухом. Но он испытывал и другое желание - желание встречи с женщиной.

Как она произойдет? Этого он не знал, но он ждал ее вот уже три месяца, каждый день, каждый вечер. Впрочем, благодаря счастливой наружности и галантному обхождению ему то там, то здесь случалось урвать немножко любви, но он надеялся на нечто большее и лучшее.

В карманах у него было пусто, а кровь между тем играла, и он распалялся от каждого прикосновения уличных женщин, шептавших на углах: «Пойдем со мной, красавчик!» - но не смел за ними идти, так как заплатить ему было нечем; притом он все ждал чего-то иного, иных, менее доступных поцелуев.

И все же он любил посещать места, где кишат девицы легкого поведения, - их балы, рестораны, улицы; любил толкаться среди них, заговаривать с ними, обращаться к ним на «ты», дышать резким запахом их духов, ощущать их близость. Как-никак это тоже женщины, и женщины, созданные для любви. Он отнюдь не питал к ним отвращения, свойственного семьянину.

Он пошел по направлению к церкви Мадлен и растворился в изнемогавшем от жары людском потоке. Большие, захватившие часть тротуара, переполненные кафе выставляли своих посетителей напоказ, заливая их ослепительно ярким светом витрин. Перед посетителями на четырехугольных и круглых столиках стояли бокалы с напитками - красными, желтыми, зелеными, коричневыми, всевозможных оттенков, а в графинах сверкали огромные прозрачные цилиндрические куски льда, охлаждавшие прекрасную чистую воду.

Дюруа замедлил шаг, - у него пересохло в горле.

Жгучая жажда, жажда, какую испытывают лишь в душный летний вечер, томила его, и он вызывал в себе восхитительное ощущение холодного пива, льющегося в гортань. Но если выпить сегодня хотя бы две кружки, то прощай скудный завтрашний ужин, а он слишком хорошо знал часы голода, неизбежно связанные с концом месяца.

«Потерплю до десяти, а там выпью кружку в Американском кафе, - решил он. - А, черт, как, однако ж, хочется пить! «Он смотрел на всех этих людей, сидевших за столиками и утолявших жажду, - на всех этих людей, которые могли пить сколько угодно. Он проходил мимо кафе, окидывая посетителей насмешливым и дерзким взглядом и определяя на глаз - по выражению лица, по одежде, - сколько у каждого из них должно быть с собой денег. И в нем поднималась злоба на этих расположившихся со всеми удобствами господ. Поройся у них в карманах, - найдешь и золотые, и серебряные, и медные монеты. В среднем у каждого должно быть не меньше двух луидоров; в любом кафе сто человек, во всяком случае, наберется; два луидора помножить на сто - это четыре тысячи франков! «Сволочь!» - проворчал он, все так же изящно покачивая станом. Попадись бывшему унтер-офицеру кто-нибудь из них ночью в темном переулке, - честное слово, он без зазрения совести свернул бы ему шею, как это он во время маневров проделывал с деревенскими курами.

Дюруа невольно пришли на память два года, которые он провел в Африке, в захолустных крепостях на юге Алжира, где ему часто удавалось обирать до нитки арабов. Веселая и жестокая улыбка скользнула по его губам при воспоминании об одной проделке: трем арабам из племени улед-алан она стоила жизни, зато он и его товарищи раздобыли двадцать кур, двух баранов, золото, и при всем том целых полгода им было над чем смеяться.

Виновных не нашли, да их и не так уж усердно искали, - ведь араба все еще принято считать чем-то вроде законной добычи солдата.

В Париже - не то. Здесь уж не пограбишь в свое удовольствие - с саблей на боку и с револьвером в руке, на свободе, вдали от гражданского правосудия. Дюруа почувствовал, как все инстинкты унтер-офицера, развратившегося в покоренной стране, разом заговорили в нем. Право, это были счастливые годы. Как жаль, что он не остался в пустыне! Но он полагал, что здесь ему будет лучше. А вышло… Вышло черт знает что!

Образная система романа «Милый друг»

Характеристика Жоржа Дюруа. Способы создания его образа

Огромный успех Мопассана-реалиста -- это характер Жоржа Дюруа. Он показывает его как ничтожного и аморального человека, использующего женщин для личных целей, для того, чтобы подняться на вершину социальной пирамиды, о которой он мечтал с первых страниц романа. В ход идет и лесть, и лицемерие, и ложь. Его ничто не страшит кроме смерти. Перед трупом своего друга проявляются все скрытые страхи: «Неизъяснимый, безмерный, гнетущий ужас камнем лежал на сердце Дюруа, - ужас перед этим неизбежным беспредельным небытием, без конца поглощающим все эти столь жалкие и столь быстротекущие жизни» .

Герой внушает доверие окружающим, он всем нравится благодаря своей молодости, энергии, стойкости и способности быть услышанным. Читатели покорены его внешним видом, отражающим его стремление к аристократическому обществу.

Мопассан обращается к читателю, прибегая к взгдядам персонажей, окружающих героя на всем протяжении романа. Проститутка Рашель сказала о нем: «Какой красавец, если он захочет меня за 10 луиндоров, я не скажу нет» . Она видела только привлекательную внешность Дюруа. Мадам де Марель говорит беспощадно: «Ты обманываешь весь мир, ты используешь весь мир, ты получаешь удовольствие и деньги везде» .. Она увидела то, что скрыто под привлекательной внешностью.

Вальтер, который знал Дюруа лучше других, скажет о нем в конце романа: «Он сильный. В смысле положения мы нашли бы и получше его, но по части ума и по части карьеры -- сомневаюсь. У него блестящее будущее» .

Под красивым прозвищем «Милый друг» Мопассан прячет чудовище, а под его успехом и победами -- полную деградацию общества. В этом мире нет настоящей любви, брак только по расчету, дружба только ради личных интересов, работа только как средство наживы. Мопассан разоблачает целую эпоху с ее интеллектуальной пустотой и пороками людей. Ведь наверно не случайно роман заканчивается словом постель .

Счастливая случайность - встреча с бывшим однополчанином Шарлем Форестье, теперь заведующим отделом политики газеты "Французская жизнь", открывает Дюруа дорогу в журналистику .

На ужине Жорж знакомится с женой Шарля, Мадлен, её подругой Клотильдой де Марель, начальником Форестье и, по совместительству, крупным дельцом господином Вальтером, а также несколькими коллегами журналиста. Дюруа очаровывает всех собеседников за столом, нравится Вальтеру и получает первое задание -- написать статью: «Воспоминания африканского стрелка». Несмотря на попытки придумать что-нибудь, у него ничего не получается. Жорж обращается за помощью к Мадлен, которая в итоге пишет замечательную статью за него. Статья принята, и он получает задание написать продолжение.

Жорж пытается снова обратиться к Мадлен, но Форестье возмущается и запрещает жене работать за Жоржа. Жорж несколько раз переделывает статью, но её так и не принимают. Тогда он решает уйти в репортёрство. Этому искусству Жоржа обучает сотрудник газеты по имени Сен-Потен.

Шарль Форестье уверяет Жоржа, что поверхностных знаний для работы в журналистике достаточно и «все дело в том, чтобы тебя не уличили в явном невежестве. Надо лавировать, избегать затруднительных положений, обходить препятствия и при помощи энциклопедического словаря сажать в калошу других. Все люди - круглые невежды и глупы, как бревна» .

Дюруа приноравливается писать по шаблонам. Он проявляет ценные качества репортера: исполнительность и терпение. Из него выходит «замечательный репортер, который мог бы ручаться за точность своей информации. Он изворотливый, сообразительный, расторопный, настоящий клад для газеты, как отзывался о нем разбирающийся в сотрудниках газеты Вальтер». Но очень быстро Дюруа начинает тяготиться своим положением: «Он чувствовал себя заточенным, наглухо замурованным в своей жалкой профессии репортера» .

Жорж хорошо зарабатывает, но разбогатеть у него не получается. Он заводит роман со светской дамой, Клотильдой де Марель, и становится её любовником. Её дочь Лорина даёт ему прозвище -- Милый друг. Вскоре все дамы, с которыми общается Жорж, начинают звать его этим прозвищем.

Дюруа ласково обращается с маленькой Лориной и все считают его добрым, чувствительным человеком. Но даже эти забавы с малышкой построены на голом расчете. Во всяком случае, она впоследствии упорно уклоняется от игр с ним - ее отталкивает от Дюруа здоровый инстинкт. По мере развития действия мы все чаще убеждаемся в том, что герой полностью лишен сочувствия к тем людям, которым он наносит моральный или материальный ущерб.

После смерти Форестье Дюруа женится на Мадлен. Она помогает писать ему статьи, и окружающим очень заметно, что статьи Жоржа становятся похожи на старые статьи Форестье. Вестью о женитьбе он глубоко потряс Клотильду и сначала делал вид, что сожалеет об этом, но на самом деле замечает, что «…чувствовал себя так, точно сбросил с себя невероятную тяжесть, да, он был свободен, спасен, мог начинать новую жизнь» .

Газета, где работает Жорж, из второстепенной превращается в ведущее политическое издание. Вальтер, ведущий бизнес в Африке, использует ее как средство пропаганды и политического давления, в то же время Мадлен заводит знакомство с различными политическими и светскими персонами, собирает информацию. Мадлен и Жорж, работая вместе, пишут статьи, помогающие сместить старое правительство и занять министерский пост старому другу Мадлен и Вальтера, депутату Ларош-Матье. Дом Дюруа превращается в крупный политический салон, Жорж пишет статьи по заказу Ларош-Матье. Вскоре он, желая отомстить Мадлен, соблазняет жену своего шефа, госпожу Вальтер, которая выдаёт секрет мужа об огромной финансовой махинации с марокканскими облигациями, частью которой были заказанные Жоржу статьи в газете. Вальтер становится богатейшим человеком страны. Жорж завидует Вальтеру и сожалеет о том, что не может сейчас жениться на дочери Вальтера Сюзанне, которая поддерживает с ним хорошие отношения.

Задумав жениться на дочери Вальтера и получить приданое, Жорж с полицией нравов ловит свою жену на измене с Ларошем-Матье, благодаря чему ему удаётся свалить министра и получить развод от жены. В то же время, он подготавливает почву для отношений с Сюзанной, убеждает ее отказаться от родовитого жениха и склоняет её к бегству с ним. Они вместе убегают, а когда возвращаются, разозлённый Вальтер вынужден выдать свою дочь замуж, иначе поползут слухи, что она обесчещена. Жена Вальтера категорически против брака, она начинает ненавидеть свою дочь и Жоржа, но, не в силах противостоять обстоятельствам, падает духом и сдается.

Так крестьянский сын Дюруа превращается в аристократа. В отличие от деятельных и талантливых карьеристов Бальзака и Стендаля, Дюруа органически не способен на героический поступок, не обладает их умом, энергией, волей. Его преимущество заключается в умении всех обманывать и эксплуатировать. У героя нет утраченных иллюзий, так как у него их никогда не было; его не мучают угрызения совести, потому что она давно превратилась в шкатулку с тройным дном, где можно найти все, что угодно.

Начавший своё восхождение с простого желания иметь возможность есть каждый день, Дюруа с каждым социальным достижением не перестаёт обрастать новыми мечтами. Главным героем всё время движет одно и то же чувство - зависть: Жорж завидует общественному положению Форестье, многомиллионному состоянию Вальтера, министерскому статусу Ларош-Матье. В первой части романа начинающий журналист пытается добиться общественного признания, положения и богатства собственными силами. При этом он уже мечтает о том, чтобы «сделать хорошую партию», женившись на женщине - умной, богатой или влиятельной. Поняв, что самому ему не пробиться, во второй части романа Дюруа начинает победоносное шествие «по трупам»: он делает предложение Мадлен рядом с ещё не остывшим телом Форестье; он соблазняет госпожу Вальтер, узнав о её чувствах к нему; он заручается согласием Сюзанны на брак, ещё будучи женатым на Мадлен. При этом на протяжении всего повествования Жорж встречается с Клотильдой де Марель.

Психологизм «Милого друга» тесно связан с раскрытием художественного образа главного героя. Мопассан периодически показывает читателю душевные терзания Жоржа Дюруа: его радость (когда он впервые облачается во фрак и начинает путь к новой жизни, радостно прыгая по лестнице и изучая своё отражение в зеркале), его страх (в ночь перед дуэлью героя бьёт лихорадка, он пытается спать, пить, писать письма родителям), его ревность (к умершему другу Форестье), его понимание истинной природы вещей (когда он осознаёт, что его жена Мадлен будет точно так же делать из него рогоносца, как это было и в случае с первым мужем), его зависть (по отношению к чужому богатству и положению).

История Дюруа не завершена в конце романа. На последней странице Мопассан показывает своего героя, выходящего из церкви Мадлен после церемонии бракосочетания и рассматривающего панораму Парижа. «Ему казалось, что он одним прыжком способен перескочить от дверей церкви Мадлен к дверям Бурбонского дворца» . Перед ним открывается блестящее будущее.

Роман «Милый друг» был написан Мопассаном в 1885 году. В нём французский писатель обратился сразу к нескольким классическим проблемам, тесно связанным с главной идеей произведения – попыткой показать человеческую натуру, развращённую материалистически настроенным обществом.

Главный герой романа – бывший военный, Жорж Дюруа проходит сложный карьерный путь от рядового служащего Северной железной дороги до главного редактора самой влиятельной парижской газеты «Французкая жизнь», зятя миллионера Вальтера и будущего депутата. Начавший своё восхождение с простого желания иметь возможность есть каждый день, Дюруа с каждым социальным достижением не перестаёт обрастать новыми мечтами. Главным героем всё время движет одно и то же чувство – зависть: Жорж завидует общественному положению Форестье, многомиллионному состоянию Вальтера, министерскому статусу Ларош-Матье. В первой части романа начинающий журналист пытается добиться общественного признания, положения и богатства собственными силами. При этом он уже мечтает о том, чтобы «сделать хорошую партию», женившись на женщине – умной, богатой или влиятельной. Поняв, что самому ему не пробиться, во второй части романа Дюруа начинает победоносное шествие «по трупам»: он делает предложение Мадлене рядом с ещё не остывшим телом Форестье; он соблазняет г-жу Вальтер, узнав о её чувствах к нему; он заручается согласием Сюзанны на брак, ещё будучи женатым на Мадлене. При этом на протяжении всего повествования Жорж встречается с Клотильдой де Марель – своей первой великосветской любовницей и, как выясняется ближе к концу романа, настоящей любовью. С Клотильдой его объединяет родство натур. В этой женщине, целиком и полностью сосредоточенной на себе и своих удовольствиях, Жорж ценит как телесную красоту, так и внутреннюю независимость: только она позволяет себе спорить с ним (вплоть до рукоприкладства), только она способна ничего не требовать от него и в то же время давать ему всё и прощать ему всё – оскорбления, побои, жизнь за её счёт, измены, женитьбы. Любовь к Клотильде де Марель – единственное искреннее чувство, живущее в душе Жоржа Дюруа. Все остальные ощущения с корнем вырываются из него окружающей средой – несправедливой, стяжательной, лживой.

Художественная проблематика романа включает в себя осмысление не только личностных, но ещё и социальных, и философских (религиозных) вопросов. Социальное начало «Милого друга» выражено в описании нескольких общественных классов: крестьянства (родители Жоржа), интеллигенции (сотрудники «Французской жизни»), политиков (министр иностранных дел Ларош-Матье), знати (граф де Водрек и другие). В своём романе Мопассан показывает, как в конце XIX века происходит размытие одних социальных рамок и формирования других: главный герой произведения, выходец из крестьянской среды, в начале становится военным, затем журналистом, потом знатным человеком. Последнее получается совсем уж легко: Жорж меняет свою фамилию с Дюруа на Дю Руа де Кантель (по названию местности, где он родился и вырос), начинает подписывать ею свои статьи и со временем все привыкают к его новому социальному статусу.

Критика французского общества, развращённого деньгами, свободой нравов и погоней за властью, тесно соприкасается в «Милом друге» с темой смерти . О ней с Жоржем как-то заговаривает старый поэт Норбер де Варен. Одинокий творец пытается донести до своего юного друга, что жизнь – бессмысленна. Рано или поздно каждый человек начинает приближаться к смерти. Норбер де Варен не верит в Бога. Единственное, что утешает его страдающую душу, - творчество. Отношение Жоржа к религии в романе можно проследить только в эпизоде встречи с г-жой Вальтер в Троицкой церкви. С одной стороны, главный герой романа восхищается молитвенной страстью неизвестной ему бедной женщины; с другой – иронизирует над мнимой религиозностью знатных дам, заводящих «шашни перед алтарём».

Роман «Милый друг» в высшей степени реалистичен . Мопассан с величайшей тщательностью описывает внешность своих героев, окружающие их пейзажи, с мастерской точностью выписывает диалоги. Последние максимально приближены к жизни. Герои романа говорят друг с другом на простом языке, лишённом излишней литературной патетики.

Психологизм «Милого друга» тесно связан с раскрытием художественного образа главного героя . Мопассан периодически показывает читателю душевные терзания Жоржа Дюруа: его радость (когда он впервые облачается во фрак и начинает путь к новой жизни, радостно прыгая по лестнице и изучая своё отражение в зеркале), его страх (в ночь перед дуэлью героя бьёт лихорадка, он пытается спать, пить, писать письма родителям), его ревность (к умершему другу Форестье), его понимание истинной природы вещей (когда он осознаёт, что его жена Мадлена будет точно так же делать из него рогоносца, как это было и в случае с первым мужем), его зависть (по отношению к чужому богатству и положению). Образ Жоржа Дюруа – это образ беспринципного негодяя, идущего по головам к своей цели, но... Многие поступки героя обусловлены самой жизнью: он пытается заработать, чтобы прокормить себя; он предаёт Мадлену после того, как она изменяет ему с Ларош-Матье; он входит в семью Вальтера с целью добиться, наконец-то, уважения к себе, как к личности.

Жорж Дюруа получил у кассирши ресторана сдачу с пяти франков и направился к выходу.

Статный от природы и к тому же сохранивший унтер-офицерскую выправку, он приосанился и, привычным молодцеватым жестом закрутив усы, охватил запоздавших посетителей тем зорким взглядом, каким красавец мужчина, точно ястреб, высматривает добычу.

Женщины подняли на него глаза; это были три молоденькие работницы, учительница музыки, средних лет, небрежно причесанная, неряшливо одетая, в запыленной шляпке, в криво сидевшем на ней платье, и две мещанки с мужьями – завсегдатаи этой дешевой харчевни.

Он постоял с минуту на тротуаре, размышляя о том, как быть дальше. Сегодня двадцать восьмое июня; до первого числа у него остается всего-навсего три франка сорок сантимов. Это значит: два обеда, но никаких завтраков или два завтрака, но никаких обедов – на выбор. Так как завтрак стоит франк десять сантимов, а обед – полтора франка, то, отказавшись от обедов, он выгадает франк двадцать сантимов; стало быть, рассчитал он, можно будет еще два раза поужинать хлебом с колбасой и выпить две кружки пива на бульваре . А это его самый большой расход и самое большое удовольствие, которое он позволяет себе по вечерам. Он двинулся по улице Нотр-Дам-де-Лорет.

Шагал он так же, как в те времена, когда на нем был гусарский мундир: выпятив грудь и слегка расставляя ноги, будто только что слез с коня. Он бесцеремонно протискивался в толпе, заполонившей улицу: задевал прохожих плечом, толкался, никому не уступал дорогу. Сдвинув поношенный цилиндр чуть-чуть набок и постукивая каблуками, он шел с высокомерным видом бравого солдата, очутившегося среди штатских, который презирает решительно все: и людей, и дома – весь город.

Даже в этом дешевом, купленном за шестьдесят франков костюме ему удавалось сохранять известную элегантность – пошловатую, бьющую в глаза, но все же элегантность. Высокий рост, хорошая фигура, вьющиеся русые, с рыжеватым отливом, волосы, расчесанные на прямой пробор, закрученные усы, словно пенившиеся на губе, светло-голубые глаза с буравчиками зрачков – все в нем напоминало соблазнителя из бульварного романа.

Был один из тех летних вечеров, когда в Париже не хватает воздуха. Город, жаркий, как парильня, казалось, задыхался и истекал потом. Гранитные пасти сточных труб распространяли зловоние; из подвальных этажей, из низких кухонных окон несся отвратительный запах помоев и прокисшего соуса.

Швейцары, сняв пиджаки, верхом на соломенных стульях покуривали у ворот; мимо них, со шляпами в руках, еле передвигая ноги, брели прохожие.

Дойдя до бульвара, Жорж Дюруа снова остановился в нерешительности. Его тянуло на Елисейские поля, в Булонский лес – подышать среди деревьев свежим воздухом. Но он испытывал и другое желание – желание встречи с женщиной.

Как она произойдет? Этого он не знал, но он ждал ее вот уже три месяца, каждый день, каждый вечер. Впрочем, благодаря счастливой наружности и галантному обхождению ему то там, то здесь случалось урвать немножко любви, но он надеялся на нечто большее и лучшее.

В карманах у него было пусто, а кровь между тем играла, и он распалялся от каждого прикосновения уличных женщин, шептавших на углах: «Пойдем со мной, красавчик!» – но не смел за ними идти, так как заплатить ему было нечем; притом он все ждал чего-то иного, иных, менее доступных, поцелуев.

И все же он любил посещать места, где кишат девицы легкого поведения, – их балы, рестораны, улицы; любил толкаться среди них, заговаривать с ними, обращаться к ним на ты, дышать резким запахом их духов, ощущать их близость. Как-никак это тоже женщины, и женщины, созданные для любви. Он отнюдь не питал к ним отвращения, свойственного семьянину.

Он пошел по направлению к церкви Мадлен и растворился в изнемогавшем от жары людском потоке. Большие, захватившие часть тротуара, переполненные кафе выставляли своих посетителей напоказ, заливая их ослепительно ярким светом витрин. Перед посетителями на четырехугольных и круглых столиках стояли бокалы с напитками – красными, желтыми, зелеными, коричневыми, всевозможных оттенков, а в графинах сверкали огромные прозрачные цилиндрические куски льда, охлаждавшие прекрасную чистую воду.

Дюруа замедлил шаг, – у него пересохло в горле.

Жгучая жажда, жажда, какую испытывают лишь в душный летний вечер, томила его, и он вызывал в себе восхитительное ощущение холодного пива, льющегося в гортань. Но если выпить сегодня хотя бы две кружки, то прощай скудный завтрашний ужин, а он слишком хорошо знал часы голода, неизбежно связанные с концом месяца.

«Потерплю до десяти, а там выпью кружку в Американском кафе , – решил он. – А, черт, как, однако ж, хочется пить!» Он смотрел на всех этих людей, сидевших за столиками и утолявших жажду, – на всех этих людей, которые могли пить сколько угодно. Он проходил мимо кафе, окидывая посетителей насмешливым и дерзким взглядом и определяя на глаз – по выражению лица, по одежде, – сколько у каждого из них должно быть с собой денег. И в нем поднималась злоба на этих расположившихся со всеми удобствами господ. Поройся у них в карманах – найдешь и золотые, и серебряные, и медные монеты. В среднем у каждого должно быть не меньше двух луидоров; в любом кафе сто человек, во всяком случае, наберется; два луидора помножить на сто – это четыре тысячи франков! «Сволочь!» – проворчал он, все так же изящно покачивая станом. Попадись бывшему унтер-офицеру кто-нибудь из них ночью в темном переулке, – честное слово, он без зазрения совести свернул бы ему шею, как это он во время маневров проделывал с деревенскими курами.

Дюруа невольно пришли на память два года, которые он провел в Африке, в захолустных крепостях на юге Алжира, где ему часто удавалось обирать до нитки арабов . Веселая и жестокая улыбка скользнула по его губам при воспоминании об одной проделке: трем арабам из племени Улед-Алан она стоила жизни, зато он и его товарищи раздобыли двадцать кур, двух баранов, золото, и при всем том целых полгода им было над чем смеяться.

Виновных не нашли, да их и не так уж усердно искали, – ведь араба все еще принято считать чем-то вроде законной добычи солдата.

В Париже – не то. Здесь уж не пограбишь в свое удовольствие – с саблей на боку и с револьвером в руке, на свободе, вдали от гражданского правосудия. Дюруа почувствовал, как все инстинкты унтер-офицера, развратившегося в покоренной стране, разом заговорили в нем. Право, это были счастливые годы. Как жаль, что он не остался в пустыне! Но он полагал, что здесь ему будет лучше. А вышло… Вышло черт знает что!

Точно желая убедиться, как сухо у него во рту, он, слегка прищелкнув, провел языком по нёбу.

Толпа скользила вокруг него, истомленная, вялая, а он, задевая встречных плечом и насвистывая веселые песенки, думал все о том же: «Скоты! И ведь у каждого из этих болванов водятся деньги!» Мужчины, которых он толкал, огрызались, женщины бросали ему вслед: «Нахал!»

Он прошел мимо Водевиля и остановился против Американского кафе, подумывая, не выпить ли ему пива, – до того мучила его жажда. Но прежде чем на это решиться, он взглянул на уличные часы с освещенным циферблатом. Было четверть десятого. Он знал себя: как только перед ним поставят кружку с пивом, он мигом осушит ее до дна. А что он будет делать до одиннадцати?

«Пройдусь до церкви Мадлен, – сказал он себе, – и не спеша двинусь обратно».

На углу площади Оперы он столкнулся с толстым молодым человеком, которого он где-то как будто видел.