В первом Главном управлении Крючкову поручили курировать европейские оперативные отделы, архивный отдел, информационно-аналитическую службу и отдел по сотрудничеству с разведками социалистических стран.
Начало службы Крючкова в разведке совпало с печальными для КГБ событиями. Едва он перебрался в новый кабинет, как в Англии произошел невиданный провал.
В первых числах сентября 1971 года к англичанам ушел офицер лондонской резидентуры советской разведки Олег Лялин. Это стало для англичан желанным поводом для массовой высылки советских разведчиков. Англичане давно выражали неудовольствие раздутыми штатами советских представительств в Лондоне.
Советских дипломатов в Англии было много больше, чем английских в Москве. Англичане справедливо подозревали, что настоящих дипломатов среди них немного. И верно - резидентуры КГБ и ГРУ, военной разведки разрослись в немалой степени за счет людей, желавших пожить в прекрасном городе Лондоне. Считается, что в Англии осело больше разведчиков, чем в Соединенных Штатах. И британская контрразведка просто не в состоянии была за ними уследить.
Генерал-майор госбезопасности Виктор Георгиевич Буданов в 1971 году находился в Лондоне в своей первой загранкомандировке. Он рассказывал:
После перехода Лялина на их сторону мы знали: что-то последует, но никогда не думали, что против нас будет предпринята акция таких масштабов. В истории разведки такого не было. А меня отправили из Англии еще до официального объявления о высылке.
Вы работали непосредственно с Лялиным?
Не в этом дело. Беда состояла в том, что Лялин знал больше, чем хотелось бы, о моей работе. А работа у меня шла интересная. Не зря англичане меня и по сей день к себе не пускают…
И вы взяли и уехали?
Не я уехал, а меня отправили наши товарищи. Третьего сентября исчез Лялин. А одиннадцатого сентября я уплыл на теплоходе «Эстония». Погода была штормовая…
А вы чувствовали особый интерес со стороны англичан? За вами следили больше обычного?
Меня без внимания не оставляли. Бывали случаи, когда в слежке участвовали одновременно до девяти машин британской контрразведки, и мы имели возможность выявить все девять. Я работал в посольстве, но у меня не было дипломатического прикрытия, потому что в 1969 году англичане уже ограничили наш дипломатический состав, и я поехал не с дипломатическим, а со служебным паспортом. Так что был уязвим для местной контрразведки.
Лялин занимал крупный пост в резидентуре?
Он был рядовым оперативным сотрудником, официально работал в торгпредстве старшим инженером. Но так сложилось, что он знал об одной моей важной связи, которая довольно успешно разрабатывалась нами…
А что послужило поводом для его ухода к англичанам?
Позднее, когда я занялся вопросами безопасности разведки, мы работали над портретом потенциального перебежчика из нашей среды, используя и информацию, которой у нас, к сожалению, было уже очень много по этой части.
Лялин, в отличие, скажем, от бежавшего позднее к англичанам полковника Гордиевского, не был сложившимся агентом. Он был очень импульсивным человеком, много пил. А когда человек постоянно пьет, вся психическая структура подвергается изменениям. Ему свойственны неадекватная реакция, повышенная возбудимость.
Лялина задержала британская полиция за нарушение правил уличного движения. Думаю, что это был предлог. Если речь идет о сотруднике иностранного посольства, такие задержания редко происходят без участия контрразведки. Или же контрразведчики тут же ставятся в известность и подключаются.
Английская контрразведка могла знать - да наверняка знала! - о его романе с сотрудницей торгпредства, замужней женщиной… Они Лялина задержали и поговорили с ним, я думаю, основательно. Такие разговоры строятся по обычной схеме. Вот мы знаем, что у тебя роман на стороне. Если об этом станет известно, тебя вернут домой, уволят из КГБ, выбросят на улицу, вся карьера рухнет…
Не думаю, что он сразу принял решение. Скорее, обещал подумать. Его продержали в полиции до утра. Если бы он решился, его бы сразу отпустили. Потому что время имеет значение: нельзя, чтобы агент выпал из поля зрения своей службы, чтобы его начали искать сотрудники резидентуры.
А его продержали до утра. За ним ездил наш консул, забрал его, привез в посольство. Как назло, не оказалось на месте руководителя резидентуры, человека, которого Лялин уважал. А его заместитель к нему относился предвзято - не сошлись характерами.
И заместитель резидента сказал ему то, о чем Лялина предупреждали англичане: ты - такой-сякой, тебе здесь делать нечего, собирай вещи, в двадцать четыре часа мы тебя вернем на родину. Это было как раз то, чего делать нельзя. Даже если человек попадает в беду, даже если он оказывается на крючке, надо отнестись к нему по-человечески. Моя работа показала, что в таких ситуациях нужно больше доверия, это оправдывает себя. А после такого разговора Лялин принял окончательное решение - ах так! И ушел…
Старший инженер советского торгпредства, он же сотрудник лондонской резидентуры, майор Олег Адольфович Лялин в Москве работал в отделе «В» (разведывательно-диверсионном) первого Главного управления КГБ. Отдел «В» занимался вербовкой агентуры для подрывных акций на случай войны и выявлением объектов, на которых можно будет устроить диверсии.
Лялин был по профессии моряком. Он окончил 101-ю разведывательную школу и курсы усовершенствования офицерского состава первого Главного управления. В лондонской резидентуре он отвечал за подготовку диверсионной работы в портах и на морских коммуникациях.
Он сообщил англичанам планы диверсионной работы в Англии на случай войны. После провала Лялина отдел «В», существовавший на правах самостоятельного управления, Сахаровский расформировал, личный состав сократил и включил в состав управления нелегальной разведки. Подразделение стало именоваться 8-м отделом управления «С».
24 сентября англичане выслали из страны сто пять советских граждан. Лялин выдал всех, кого знал, и резидентуру пришлось формировать заново. Англичане ввели квоты на советских работников и направить в Лондон столько же людей, сколько там было, не удалось.
Вслед за англичанами выслали большую группу разведчиков французы, а потом и некоторые другие страны.
Хотя провал произошел на участке, который курировал Крючков, к нему претензий не было: он только что пришел. Более того, эта история открыла ему путь к креслу руководителя разведки. Сахаровского раньше времени отправили на пенсию. Начальником первого Главного управления назначили Мортина, но вскоре стало ясно, что это промежуточное решение.
Крючков пробыл первым заместителем начальника разведки три года - столько ему понадобилось для того, чтобы освоиться и разобраться в новом деле. А история с массовой высылкой из Англии помогла ему понять, какой ущерб его ведомству и ему лично может нанести всего один перебежчик.
Такие массовые высылки случались и позднее. В апреле 1983 года из Франции по обвинению в шпионской деятельности в одночасье были выдворены почти полсотни советских дипломатов. Акцию одобрил тогдашний президент Франции Франсуа Миттеран. Говорят, что он даже сам отобрал сорок семь фамилий из сотни «кандидатур», представленных ему контрразведкой.
От ответной акции Москва воздержалась.
Советское правительство приняло решение не «раскручивать» скандал, поскольку французами были представлены обширные и совершенно бесспорные доказательства того, что «дипломаты» в течение многих лет профессионально - и весьма успешно - занимались добыванием секретной военно-технологической информации.
Да и вообще портить особые отношения с Францией не хотелось. Когда речь шла о других странах, советские руководители не были столь снисходительны…
После бегства Лялина Андропов потребовал разработать ответную программу переманивания сотрудников иностранных спецслужб с тем, чтобы они не только передавали в Москву секретную информацию, но и перебирались потом в Советский Союз. Андропов был готов выделять перебежчикам дачи, квартиры и большие деньги. Ему нужен был сильный пропагандистский ответ на постоянные побеги офицеров КГБ. На Запад убегали самые надежные, самые проверенные чекисты.
В 1972 году Андропов поднял статус внешней контрразведки, придав ей статус управления в составе первого главка.
Главная задача управления «К», - говорил председатель КГБ, - это проникновение в спецслужбы противника с тем, чтобы обеспечить безопасность нашей разведки.
Начальником управления назначили генерала Виталия Константиновича Боярова. Но через год Адропов назначил Боярова заместителем начальника второго (контрразведывательного) Главного управления КГБ. Боярова писатель Юлиан Семенов вывел в роли генерала Константинова, еще одного героя книги «ТАСС уполномочен заявить», по которой был поставлен многосерийный фильм.
Место Боярова во внешней контрразведке занял Олег Калугин, которого Андропов тогда привечал.
Один из отделов управления «К» отвечал за обеспечение внутренней безопасности комплекса помещений в Ясенево и личного состава. Иногда возникали неприятные ситуации. Например, кто-то из офицеров-разведчиков крал у товарищей часы или меховые шапки. Искать преступника приходилось самим, не привлекая коллег из других подразделений КГБ или тем более милиции.
Генерал Калугин был склонен к авантюризму. Его люди предложили с помощью палестинцев выкрасть из Бейрута оперативного сотрудника ЦРУ.
Андропов запретил это делать:
Представьте, что ваша затея лопнет. Или о ней станет известно американцам. Тогда жди беды. У них возможностей для похищения наших сотрудников побольше. Это будет война разведок.
«Я убил бы его своими руками»
Один из советских разведчиков бежал на Запад, можно сказать, у меня на глазах. В феврале 1979 года я, еще будучи студентом МГУ, поступил на работу в журнал «Новое время», а осенью бежал наш собственный корреспондент в Японии Станислав Александрович Левченко, он же сотрудник токийской резидентуры внешней разведки, майор.
О причинах его бегства ходили разные слухи. Одни говорили, что он не поладил со своим начальником - заместителем резидента, который ел его поедом. Я имел удовольствие впоследствии познакомиться с этим бывшим начальником - глаза у него были пугающие. Другие уверяли, что Левченко, избалованный жизнью в комфортной Японии, не хотел возвращаться к советской жизни. Сам он, уже оказавшись в Америке, написал книгу, изложив в ней сложные религиозные и идеологические мотивы своего побега.
Наше редакционное начальство таскали на Лубянку. Редакторов журнала укоряли за то, что они не уследили, допустили такой прокол, хотя не они подобрали себе корреспондента и не они его посылали за границу. Как всегда бывало в таких случаях, главному редактору позвонили из КГБ и сказали: к вам придет такой-то, оформляйте его корреспондентом в Токио.
Корреспондентский пункт «Нового времени» в столице Японии входил в перечень должностей, которые секретным постановлением ЦК КПСС были отданы внешней разведке КГБ.
В те годы большинство наших корреспондентов за границей были в реальности сотрудниками КГБ и в меньшей степени ГРУ.
В больших зарубежных корпунктах ТАСС и АПН им полагалось фиксированное количество мест. Что касается телевидения и радио, то здесь КГБ доставалось место или второго корреспондента, или оператора. А газетные корреспонденты - за исключением «Правды» - по большей части были разведчиками.
В журнале «Новое время» в семидесятые-восьмидесятые годы, когда я там работал, всякий сотрудник, начиная с машинисток, знал, что из дюжины корпунктов, кажется, только два принадлежали собственно журналу. Один из них потом тоже передали КГБ.
И открывались новые корпункты тоже в зависимости от нужд Комитета госбезопасности. Главный редактор писал секретную бумагу в ЦК КПСС такого содержания: «Просим открыть корпункт в такой-то стране, и приписывал „с КГБ СССР (в скобочках ставилась фамилия зампреда) согласовано“.
А политбюро принимало решение об открытии корреспондентского пункта газеты или журнала в такой-то стране с замещением этой должности офицерами КГБ СССР.
Среди разведчиков были способные люди, которые не только выполняли свои обязанности в резидентуре, но еще много и с удовольствием писали для журнала. Попадались офицеры, которые не могли написать даже короткой заметки. Не знаю, что они делали в разведке, если не были в состоянии четко сформулировать свои мысли и изложить их на бумаге. Помню «собственного корреспондента», который за весь срок загранкомандировки не написал ни одной заметки в журнал. Зачем было посылать его под журналистским прикрытием, если соответствующая контрразведка не могла не заметить, что «корреспондент» ничего не пишет?..
Даже если «собкор» не присылал в редакцию ни строчки, жаловаться никто не пытался.
Знаю только, что мой отчим, Виталий Александрович Сырокомский, в бытность первым заместителем главного редактора популярной в те годы «Литературной газеты», позвонил заместителю председателя КГБ по кадрам и твердо сказал, что присланный ему на роль корреспондента разведчик по деловым качествам никуда не годится и провалит дело, потому что не справится с газетной работой.
В «Литературную газету» примчался испуганный генерал, заместитель начальника разведки по кадрам, и выложил ему на стол пачку объективок:
Выберите, кто вам по душе.
Виталий Александрович благоразумно отказался листать личные дела разведчиков, но попросил прислать человека, способного писать, что и было сделано…
Станислав Левченко, насколько я помню, писал совсем неплохо. Решив бежать, он не стал обращаться к японцам, зная, что они никому не дают политического убежища, а связался с американцами. Они его сразу вывезли из Японии. Он дал громкие показания, назвав имена видных японских политиков и ведущих журналистов, работавших на Советский Союз.
В реальности они не были шпионами, поскольку не владели государственными секретами и не давали подписки работать на советскую разведку. В политике и в прессе они проводили линию, благоприятную для Москвы. Иначе говоря, принадлежали к числу «агентов влияния», о которых потом будет говорить председатель КГБ Владимир Александрович Крючков.
Станислав Левченко утверждал, что советская разведка располагала в Японии двумястами агентами. Среди них фигурировали бывший член правительства, деятели оппозиционной социалистической партии, несколько членов парламента и специалисты по Китаю: от резидентуры в Токио требовали тогда во что бы то ни стало помешать сближению Японии и Китая.
По словам Левченко, советские разведчики уговорили одного члена парламента организовать депутатскую ассоциацию дружбы с Верховным Советом СССР. Он получал деньги от КГБ (но ему об этом не говорили) на издание ежемесячного журнала. Левченко также заявил, что и влиятельная социалистическая партия Японии субсидируется КГБ. Это делается через «фирмы друзей», которые получали выгодные контракты от советских внешнеторговых организаций, а взамен перечисляли на счет соцпартии пятнадцать-двадцать процентов прибыли.
Заодно Левченко рассказал, что в Японии советские разведчики передавали наличные представителю нелегальной филиппинской компартии в чемодане с двойным дном.
Это похоже на правду. Начальники региональных отделов первого Главного управления лично отвечали за передачу денег коммунистическим партиям в странах, которые курировали.
После бегства Левченко Крючкову пришлось полностью сменить состав резидентуры в Токио и японского отдела в центральном аппарате. Так происходило после каждого провала.
Я знал молодых разведчиков-японистов, которые благодаря этому смогли поехать в Токио на освободившиеся в резидентуре места. И я встречал опытных сотрудников японского направления советской разведки, которым бегство Левченко сломало карьеру: они лишились возможности ездить за границу, их убрали с оперативной работы, перевели на работу малоинтересную. Они считали свою жизнь сломанной.
Один бывший начальник Левченко после товарищеского ужина сказал мне:
Если бы он мне попался, я убил бы его собственными руками.
Я посмотрел на него и понял: он бы это сделал…
В пятидесятые годы, после очередного побега чекиста на Запад, перебежчика заочно приговаривали к высшей мере наказания, и сменявшие друг друга председатели КГБ отдавали приказ уничтожить предателя. Но совершить убийство в другой стране, да еще если человека охраняют, совсем не просто. Потом такие приказы были отменены, чтобы не рисковать своими разведывательными возможностями.
Впрочем, перебежчики все равно не верили, что их не станут искать, и остаток жизни проводили в страхе перед внезапным появлением бывших товарищей по КГБ.
Во всяком случае, бывший начальник управления нелегальной разведки генерал-майор Юрий Иванович Дроздов написал в своей книге: «Приговор, вынесенный ему, остается в силе, и никакие конъюнктурные поблажки не отменят его».
Дроздов имел в виду полковника Олега Антоновича Гордиевского (он исполнял обязанности резидента в Англии), чье бегство в 1985 году стало самым громким провалом советской разведки.
В третий отдел Олега Гордиевского взял Дмитрий Иванович Якушкин, который сделал блистательную карьеру в разведке.
Потомок декабриста, воспетого Пушкиным, он прошел войну, окончил экономический факультет МГУ и в пятидесятые годы работал помощником министра сельского хозяйства Ивана Александровича Бенедиктова, ярого сталиниста. В 1959 году Хрущев, недовольный Бенедиктовым, отправил его послом в Индию. Якушкина из Министерства сельского хозяйства взяли в КГБ. Он сделал быструю карьеру в разведке. После побега Олега Лялина возглавил третий отдел.
В начале декабря 1974 года его пригласил Андропов, лежавший в больнице, и сказал, что предстоит командировка в Соединенные Штаты: Якушкина отправили резидентом в Вашингтон. Это одна из самых завидных должностей в разведке. Резидентура в Нью-Йорке не уступает вашингтонской ни по значению, ни по численности, но столичная резидентура считается головной.
В памяти разведчиков Дмитрий Якушкин остался человеком, совершившим невиданный промах. В советское посольстве подбросили пакет с секретными документами и предложением о сотрудничестве. Якушкин решил, что это провокация, и велел отдать пакет полиции. Оказалось, что предложение было подлинным. Советская разведка лишилась важнейшего источника информации, инициативник был арестован.
После возвращения генерал Якушкин руководил первым (американским) отделом первого Главного управления. Он умер сравнительно рано. Его жена переводила американских писателей, а сын стал последним пресс-секретарем президента Ельцина…
Олег Гордиевский работал на британскую разведку несколько лет. Никто ничего не подозревал.
Юрий Михайлович Солоницын, который потом возглавил секретариат Крючкова, вспоминал:
Знаете, я с Гордиевским в одном отделе работал. Ну с Гордиевским - я и думать не думал! Я был секретарем партийной организации, он был моим замом по оргработе. Мы и выпивали вместе. К нему и вопросов не возникало. На семинарах блестяще выступал, все знал, логика, мышление, цитаты… А он уже был агентом.
Кандидатура Олега Гордиевского рассматривалась руководством разведки, когда освободилась должность резидента в Лондоне. 17 мая 1985 года его вызвали в Москву на собеседование. Но, обманув следивших за ним чекистов, он сумел убежать из Москвы.
Крючков не хотел раньше времени посвящать в свои дела второе Главное управление (контрразведку). Поэтому делом Гордиевского занимался полковник (позднее генерал) Виктор Георгиевич Буданов, который в те годы руководил службой внутренней безопасности в управлении внешней контрразведки первого Главного управления КГБ.
Относительно Гордиевского у вас не было прямых доказательств, поэтому он не был сразу арестован? - спросил я Буданова.
Прямых не было. Косвенные свидетельства того, что он связан с британской разведкой, были. Поэтому иначе действовать мы не могли. Его отпустили, а дальше другие - не мы! - допустили ошибки. Он человек толковый, имел варианты отступления, одним из них воспользовался.
Вы его срочно вызвали в Москву… Теоретически он мог испугаться вызова и сразу перейти к англичанам.
Мог. Но в этом и состояло наше искусство. Это же не так просто делается: приезжай, Олег, поговорим. Была разработана целая оперативная комбинация, которую мы блестяще осуществили. И он приехал. Хотя боялся, подозревал, сомневался. Но приехал!
Как был разоблачен Гордиевский, по-прежнему можно лишь гадать. Судя по всему, его выдал новый агент советской разведки Олдрич Эймс, кадровый сотрудник ЦРУ. Как раз весной 1985 года он предложил свои услуги вашингтонской резидентуре первого Главного управления КГБ.
Он, надо понимать, назвал Гордиевского, но Крючков и его подчиненные колебались. А вдруг Эймс - это подстава и американец сознательно сеет сомнения в отношении честных офицеров? Поэтому приняли соломоново решение: Гордиевского вызвали в Москву и попытались на него надавить. Если он ни в чем не виноват, то достаточно будет извиниться и вернуть его на службу. А если в чем-то признается, значит, и агент будет пойман, и надежность Эймса установлена.
В Москве за Гордиевским следили, рассчитывая, что он вступит в контакт с англичанами. Но он был осторожен. Потом его зазвали на дачу и, как уверяет Гордиевский, то ли напоили, то ли подсыпали какого-то зелья. Во всяком случае, требовали во всем признаться. Он не признался, и Крючков с подчиненными оказались в патовой ситуации. Сообщения Эймса было недостаточно для того, чтобы посадить полковника внешней разведки. А никаких других доказательств его предательства не было. Гордиевскому позволили остаться на свободе. Он воспользовался беспечностью своих соглядатаев, связался с англичанами, и они его вывезли из страны.
Пятнадцать офицеров КГБ были наказаны за побег Гордиевского. Начальник третьего отдела будущий генерал Виктор Грушко получил выговор от председателя КГБ Виктора Михайловича Чебрикова.
Крючков предпочитал не наказывать тех разведчиков, которые провинились, но исправились. Он очень снисходительно относился к своим людям, если они, перебежав на Запад, потом возвращались. Ему было выгоднее сделать вид, что его разведчика похитили, чем признаться, что проверенные чекисты могут запросто изменить своему долгу. Сотрудникам разведки говорили, что их не подвергнут наказанию, если они покаются.
Так поступили с сотрудником внешней разведки Виталием Юрченко, который, находясь в 1985 году в командировке в Италии, связался с американцами. Они вывезли его в Соединенные Штаты. Одна из причин побега состояла в том, что у него был роман с женой одного советского дипломата. Юрченко полагал, что она присоединится к нему. Но она его выгнала.
Юрченко многое рассказал американцам, в том числе сообщил, что на КГБ работает бывший сотрудник ЦРУ Эдвард Ли Ховард, но впал в депрессию. Все получилось совсем не так, как он надеялся. 2 ноября прямо из ресторана, где он обедал с опекавшим его американцем, Юрченко приехал в советское посольство и сказал, что американцы три месяца накачивали его наркотиками, но не смогли сломить волю советского разведчика… 6 ноября его на самолете «Аэрофлота» в сопровождении офицеров резидентуры отправили домой.
Крючков предпочел сделать из него мужественного героя, выдержавшего все испытания и бежавшего из вражеского плена, хотя кадровым разведчикам это не понравилось. Они считали Юрченко предателем и не понимали, как его можно награждать и поощрять.
Я занимался Виталием Сергеевичем Юрченко, - вспоминал генерал Буданов. - Это был самый сложный период. Я-то знал, что это предатель, а здесь разыгрывалась определенная игра, и ощущение собственной беспомощности было очень сильным. Правда, попутно мы решили одну проблему. Нам нужно было отозвать в Москву одного человека, но так, чтобы он ничего не заподозрил. Так мы оказали ему доверие - ввели в состав группы, которая доставила Юрченко в Москву.
Генерал Буданов имел в виду подполковника Валерия Мартынова, который в вашингтонской резидентуре работал по научно-технической линии, а по прикрытию был атташе по вопросам культуры. Он получил орден Красной Звезды, но у заместителя резидента по внешней контрразведке возникли сомнения. Когда он поделился ими с центром, ему ответили, что сомнений мало, и предложили отправить Мартынова в Москву.
А тут сотрудник ЦРУ Олдрич Эймс предложил свои услуги советской разведке. И сразу назвал имя Мартынова как агента ЦРУ, боясь, что тот может его выдать американцам. Судьба подполковника Мартынова была решена…
Вот в такие дьявольские игры постоянно играла разведка. И такой род занятий много говорит о людях, которые посвятили свою жизнь разведке. Она вербовала агентов в спецслужбах противника, чтобы узнать, кто является предателем в собственных рядах.
Начало осени 1971 г. было ознаменовано потеплением в международных отношениях. Эффективная новая восточная политика социал-демократического руководства ФРГ привела к примирению с СССР. Стало очевидным, что большая война в Европе маловероятна не только в ближайшем, но в отдаленном будущем. Открылась дорога к развитию гуманитарного сотрудничества с Западом, к чему всегда настороженно и подозрительно относилось руководство КПСС.
Но, подписывая соглашение о новых отношениях с Германией и выступая в ходе переговоров с американским и английским руководством с зондажными предложениями о путях кардинального улучшения климата отношений между Востоком и Западом, в Кремле вряд ли задумывались над содержанием рутинной бюрократической работы спецподразделений ГРУ и внешней разведки КГБ.
"ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА"
Следует сказать, что военачальники и руководители спецслужб, причем как на Западе, так и на Востоке, не оставались безучастными к попыткам подрыва их военного влияния на национальную политику своих стран и не собирались дремать. В Москве, как в Генштабе, так и в разведывательно-диверсионной службе - Управлении "В" внешней разведки КГБ на Лубянке, продолжали активно изучать противника, прорабатывать возможные варианты диверсионных акций на случай особого периода, т.е. на случай военных действий на западном театре, в том числе в Великобритании.
Направленцы Генштаба, как и руководители службы разведки и диверсий КГБ, напряженно трудились над созданием оперативных возможностей для сбора информации, необходимой для анализа уровня уязвимости конкретных целей в случае чрезвычайных обстоятельств. Ради этого в зарубежные резидентуры советских спецслужб регулярно направлялись специалисты в области диверсионных операций.
Политической гарантией от нежелательных для СССР последствий тайной деятельности советских спецслужб служил исключительно высокий авторитет Юрия Андропова и его репутация как осторожного человека, стоявшего у истоков новых отношений между ФРГ и СССР.
Разведывательные службы стран НАТО также готовились к войне. Американские и британские аналоги КГБ в лице ЦРУ и МИ-6, собираясь действовать в условиях "особого периода", активно разрабатывали концепцию воздушно-наземных операций на коммуникациях войск стран - участниц Варшавского договора. Характерно, что именно в этот период были проведены учения спецназа США "Дельты" и британского САС с задачей выведения из строя трубопроводов и систем связи Северной группы войск советского блока в Польше и Южной группы войск в Венгрии. Идея об уязвимости коммуникации войск стран Варшавского договора в этих странах натолкнула на мысль создания в структуре спецназа США спецподразделений, состоящих из выходцев из соответствующих стран, для последующего их десантирования на территорию Польши и Венгрии. Об этом открыто писала "Санди таймс".
Реальные диверсионные операции в Западной Европе в те годы проводили спецслужбы Израиля по ликвидации руководителей боевых подразделений Палестинского Сопротивления. Они же организовали в порту Тулона взрыв по уничтожению компонентов закупленного Ираком во Франции ядерного реактора.
Испытания благих стремлений Востока и Запада к разрядке подкрались незаметно и, как обычно, с самой неожиданной стороны. В Лондоне нарастало раздражение консервативного руководства Великобритании перехватом немецкими партнерами инициативы в сближении с Москвой. И немудрено, ведь начиная с 1950 г. и вплоть до 1970 г. Англия традиционно играла роль посредника в отношениях между СССР и США. Кроме того, Лондон фактически контролировал развитие всех контактов руководителей крупнейших транснациональных корпораций с советским премьером Косыгиным. Когда же стало очевидным, что люди из Бонна агрессивно пытаются вытеснить сынов Альбиона с политической арены на Востоке, их терпение лопнуло, и они решили воспользоваться первым же случаем, для того чтобы в ответ на бурное развитие германо-советского флирта парализовать деятельность советских дипломатических и торговых представительств в Англии. Проведение широкомасштабной операции по оказанию давления на Советский Союз было поручено многоопытным в вопросе организации политических интриг британским спецслужбам.
С ДАЛЬНИМ ПРИЦЕЛОМ
Меры, направленные на подрыв зачатков разрядки, затеянной немецким канцлером и советским руководством, были санкционированы англичанами в рамках долгосрочной операции "Льотей", которая занимает особое место в истории противоборства МИ-6 с мировым коммунистическим движением. Послевоенное руководство МИ-6 первым из западных спецслужб пришло к выводу, что прочность режима каждой социалистической страны и всего содружества в целом держится на общности идеологии, руководящей роли коммунистической партии и их взаимодействии, и, следовательно, если лишить социалистическое сообщество цельной идеологии и перессорить его членов между собой, то весь монолит соцсодружества должен будет рассыпаться.
В 1953 г. МИ-6 разработала специальную программу ("Льотей"), сущность которой заключалась в проведении комплекса мероприятий, на первый взгляд малозначительных, несущественных, но в сумме они, как это предполагалось, должны были принести плоды лет через 30-50.
Этот план был назван по имени французского маршала Льотэ, участвовавшего в колониальных войнах в Северной Африке. В преамбуле к плану был упомянут эпизод из военных походов этого маршала. Однажды в Марокко Льотэ направлялся со своей свитой во дворец. Стоял полдень, нещадно палило африканское солнце. Изнывающий от жары маршал распорядился по обе стороны дороги посадить деревья, которые давали бы тень. Один из его приближенных заметил: "Но ведь деревья вырастут через 20-50 лет". "Именно поэтому, - прервал его маршал,- работу начните сегодня же". Вот этот принцип долговременности операции, результаты которой предполагалось получить не сразу, а где-то через 50 лет, и был положен в основу содержания плана "Льотей".
Для реализации плана английские власти создали на правительственном уровне ряд специальных органов по планированию и координации подрывных акций. Главной задачей плана было выявление и использование трудностей и уязвимых мест внутри стран советского блока.
В ходе операции должны были использоваться все возможности, которыми располагает британское правительство, для сбора разведывательных данных, обобщения их и организации мероприятий. Наиболее высоко ценились информация и операции, могущие служить подрыву престижа правящей партии и органов государственной власти, парализации деятельности органов правопорядка, спецслужб и вооруженных сил.
Непосредственное планирование и организация операций в рамках этого плана были поручены специальной группе, возглавляемой представителем Министерства иностранных дел, которая была создана Комитетом по борьбе с коммунизмом еще в июне 1953 г. На МИ-6 было возложено осуществление сбора разведывательной информации и ее дальнейшее использование в свете поставленных задач. Поскольку аналогичные планы долговременных операций по разложению изнутри социалистического блока и каждой социалистической страны в отдельности были составлены и спецслужбами других стран Запада, в функции МИ-6 вошли и вопросы координации этих усилий. В структуре МИ-6 была создана секретная служба под названием Специальные политические операции (СПА). Сущность внешнеполитических акций в директиве была определена следующим образом - "...осуществление таких политических мероприятий, как организация переворотов, "тайных" радиостанций, подрывных мероприятий, издание газет, книг, срыв международных конференций или же руководство ими, оказание влияния на выборы и т.д.". Согласно концепции операции "Льотей", исполнителям политических операций рекомендовалось использовать "различные националистические отклонения в целях ослабления советского блока и действовать при этом уравновешенно, придерживаясь правдивой информации, и сочетать антикоммунизм с антикапиталистическими аргументами, как это делается в спорах с парламентской лейбористской партией". Кроме всего прочего, английской разведывательной службой для работы против СССР был создан отдел "Нора" во главе с английским подданным русского происхождения Маккибином.
В 1959 г. в секретном приложении к плану "Льотей" за # 2279 HB были скорректированы основные цели и задачи в отношении социалистических стран. Для дестабилизации обстановки в этих странах было предложено приступить к созданию внутренней оппозиции, поддержки инакомыслия, а также более решительного использования в этих целях националистических и религиозных чувств.
ВЫДВИЖЕНЕЦ С ПЕРИФЕРИИ
Английские спецслужбы всегда имели в качестве основного направления своей работы акции по противодействию КГБ. И как это часто бывает в оперативной работе, успех приходит с везением. В период, когда КГБ проводил операцию по наведению мостов и Андропов в этой связи отмечал наградами успехи генералов Григоренко и Кеворкова, совершенно несвоевременно произошел скандал. В Лондоне осенью 1971 г. изменил Родине майор КГБ Олег Лялин, делом которого незамедлительно и воспользовались англичане, заставив перебежчика на весь мир заявить о "зловещих планах" Москвы затопить метро столицы Великобритании и вывести из строя в случае "военной тревоги" всю лондонскую водопроводную и канализационную сеть.
Биография Лялина до его предательства мало чем отличалась от типичной биографии среднего сотрудника советской разведки. В его личном деле было указано, что Олег Адольфович Лялин родился 24 июня 1937 г. и после окончания морского вуза в течение трех лет работал на морских судах Одесского пароходства, сумев неплохо освоить английский язык. Оказавшись в поле зрения кадровиков КГБ, Лялин получил направление на учебу в Высшую разведывательную школу # 101, после успешного окончания которой был распределен в горотдел КГБ города Клайпеда, где, судя по его личному делу, "зарекомендовал себя грамотным оперработником". После окончания московских курсов усовершенствования офицерского состава разведки Лялин был распределен на службу в отдел "В" при ПГУ КГБ СССР и вскоре направлен с семьей в загранкомандировку для работы в лондонской резидентуре КГБ на направлении подготовки диверсий на случай войны. Выбор Лялина для выполнения такого задания был не случайным, а вполне логичным. Он работал в периферийных органах, в области морских перевозок и профессионально мог оценить значение диверсионной работы на морских стратегических объектах Англии, которая всегда являлась мировой морской державой. У кадровиков КГБ была мода приглашать для работы в центральном аппарате "управляемых людей" с периферии. В случае с Лялиным эта практика дала серьезный сбой. Как выяснилось позднее, посадить человека с "морской линии" на филигранную работу с агентурой глубокого оседания, да еще в стране с жестким контрразведывательным климатом, какой всегда считалась Англия, было несколько опрометчивым шагом. В результате провал Лялина привел к тому, что он стал наглядным свидетельством подготовки СССР к войне и агрессивного изучения советской разведкой предполагаемого театра военных действий. Правда, в тех условиях это казалось вполне нормальным явлением, и Лялин, имевший опыт работы в "водном хозяйстве" КГБ, подходил для этого как никто. В качестве прикрытия этой деятельности в Британии ему была выделена должность старшего инженера торгпредства СССР.
С момента прибытия в Лондон Лялин попал под рутинное наблюдение подразделений местной контрразведки (МИ-5 и Спешиал бранч Скотленд-Ярда) как лицо, подозреваемое в принадлежности к советской разведке. Особых оснований для этого у англичан не было. Лялин впервые находился в долгосрочной командировке, и потому поводом для взятия его в активную разработку мог быть только тот факт, что предшественники Лялина на этой должности, возможно, "засветили" это прикрытие КГБ еще до его приезда.
Следует подчеркнуть, что по традиции британские спецслужбы всегда внимательно отслеживали "атмосферу" в советском посольстве, постоянно контролируя отношения внутри т.н. "советской колонии" и тщательно фиксируя все внутренние склоки и разборки, которые в перспективе можно было бы использовать в интересах контрразведки.
Изучение Лялина оперативными средствами очень быстро позволило британским спецслужбам получить данные о ссорах в его семье. Оказавшись в необычной для провинциальной семьи обстановке, жена Лялина Тамара не сумела адаптироваться и найти общий язык с соседями и знакомыми. В результате с согласия мужа, во избежание ненужных "трений" в советской колонии, ее временно отозвали в Москву, и Лялин оказался "холостяком". Вскоре британское наружное наблюдение выявило, и, надо полагать, "задокументировало" соответствующим образом, факты его сожительства с одной местной гражданкой, а также с замужней сотрудницей советского торгпредства. Таким образом, в руках у англичан оказался избыток оснований для шантажа советского разведчика на случай решения об установлении с ним негласных отношений.
По словам коллег из резидентуры КГБ, в это время по работе у резидента к "холостяку" Лялину претензий не было. Более того, его регулярно ставили в пример другим как сотрудника, который умело управлял переданными ему на связь агентами. Следует подчеркнуть, что находившиеся у него на связи агенты из числа армян-киприотов представляли собой особую агентурную группу, являвшуюся фактически подрезидентурой, имевшую свою радиостанцию, что являлось для работы КГБ того периода не типичным. Авторитет Лялина в резидентуре еще больше укрепился после того, как, по словам его коллег, он сумел в сжатые сроки приобрести новые источники информации.
СПЛАНИРОВАННАЯ ПРОВОКАЦИЯ
Тем не менее события развивались стремительно, и вскоре британской контрразведкой были получены данные о том, что "донжуанствующий" Лялин к тому же еще и много пьет, чем дает основание советскому посольству ставить вопрос о его досрочном откомандировании в Москву. Эти обстоятельства ставили под угрозу далеко идущие планы МИ-6 и МИ-5 в отношении Лялина. Необходимо было форсировать события.
После очередной выпивки в городе Лялин в 3 часа ночи 30 августа 1971 г. был задержан управляющим автомашиной в нетрезвом состоянии и доставлен в полицейский участок. Он отрицал, что употреблял алкоголь, отказался дышать в трубку и разговаривать с полицией без представителя консульского отдела посольства. Начальник полиции лично позвонил в посольство, но, поскольку была глубокая ночь, в посольстве находился лишь дежурный комендант, которого констебль и проинформировал о том, что в участке находится нетрезвый сотрудник торгпредства СССР Лялин. Дежурный комендант посольства, очевидно, не имевший обязательной инструкции, регламентирующей действия в подобной обстановке, предложил англичанам "отложить дело до утра". Так была совершена первая роковая ошибка, которая позднее слишком дорого обошлась советской стороне. Конечно, Лялина нужно было немедленно забирать из полиции, а он вместо этого остаток ночи провел в обществе подтянувшихся в участок сотрудников британских спецслужб, которые в соответствии с инструкциями о взаимодействии Скотленд-Ярда и британской контрразведки прибыли в околоток без промедления. Нет сомнений, что с Лялиным в ту ночь была проведена вербовочная беседа. Последний, не желая быть откомандированным из резидентуры КГБ в Москву, дал свое согласие на сотрудничество с МИ-6 в течение шести месяцев.
Дело против старшего инженера советского торгпредства 34-летнего Олега Лялина по обвинению в управлении автомашиной в состоянии алкогольного опьянения разбиралось уже через несколько дней после его задержания в лондонском районом суде на Марлборо-стрит. В сложившейся ситуации британская контрразведка действовала решительно. Генеральный прокурор и министр внутренних дел освободили Лялина от судебной ответственности, после чего ему дали возможность вернуться к исполнению своих служебных обязанностей. Чтобы стимулировать Лялина к принятию соответствующего решения, с подачи английских спецслужб по факту и результатам судебного процесса в английской газете было помещено краткое сообщение. Это была проверка реакции руководства резидентуры КГБ, которое в результате, после согласования вопроса с Центром, решило откомандировать Лялина в Москву. Именно после того, когда остро встал вопрос о его срочном возвращении в Москву, Лялин принял решение попросить политическое убежище и сделал заявление о своем невозвращении в Советский Союз. Несмотря на молодой возраст, он прекрасно отдавал себе отчет в своем решении. Работая в диверсионном подразделении, Лялин знал механизмы и технологии деятельности этой структуры и наиболее отчетливо из всех перебежчиков представлял себе последствия такого поступка. Именно поэтому его переход на сторону противника может быть отнесен к категории изощренного сознательного поступка.
Из практики известно, что англичане в целях вербовки очень часто прибегали к провокациям против советских граждан. Причем механизм подобной операции ввиду ограниченности времени весьма прост: вначале "грубая провокация", а затем столь же наглый нажим с целью вербовки. В МИ-6 самым надежным и безопасным вариантом приобретения агента всегда считалась вербовка на территории Великобритании, поскольку в этом случае в распоряжении разведки оказывается весь арсенал агентурных, административных и оперативно-политических средств: благоприятные условия для ведения личных контактов оперативными работниками и агентами МИ-6 с кандидатами на вербовку, наружное наблюдение, подслушивание, такие средства документирования "неправомерных действий" объекта разработки, как свидетельская база в лице "послушных" коренных британцев, а также использование полиции и возможностей внешнеполитических ведомств. К тому же в подобных случаях разведка имеет все возможности для более тщательной и оперативной проверки будущего кандидата, выяснения, не является ли он подставой разведки противника.
Нужно сказать, что первоначально МИ-6 планировала использовать Лялина в долгосрочной операции по внедрению в центральный аппарат советской разведки, но когда англичане узнали, что отзыв Лялина неизбежен и шансов на оперативную игру больше нет, они решили устроить политический скандал. Считается, что англичане оказались не на высоте и не смогли использовать Лялина как двойника. Правда, к этому времени ими уже был завербован Гордиевский, и в этой связи британские спецслужбы могли позволить себе реализовать дело Лялина по-своему, в виде многоцелевой политической провокации.
РАБОТА С ПЕРЕБЕЖЧИКОМ
Британские спецслужбы всегда уделяли особое внимание работе с перебежчиками, особенно из числа сотрудников советских спецслужб. Делалось это по отработанной схеме, при этом в подобных операциях всегда принимал участие личный советник премьер-министра Великобритании по делам КГБ. Придерживаясь традиции, английская разведка начала "работу" с Лялиным на конспиративной квартире вначале на Даунтаун, 27, а затем в особняке по адресу Коллинхем гарденс, 24, в юго-западном районе Лондона. В тот период в допросах перебежчиков, как правило, участвовал Эдвард Уоллес, представлявшийся в подобных случаях как сотрудник Министерства обороны Великобритании. И это формально соответствовало действительности, поскольку в тот период МИ-6 официально числилась в качестве одного из отделов Министерства обороны. Перекрестные допросы с использованием фотографий советских разведчиков проводились в самой разное время суток. Бывший сотрудник отдела "В" ПГУ КГБ Лялин подробно рассказал о составе лондонских резидентур КГБ и ГРУ, об известных ему операциях КГБ в Англии. Он передал англичанам так называемые "планы" советских диверсий в Лондоне, раскрыл известную ему агентурную сеть в Англии и дал ряд наводок на нелегалов советской разведки в других странах Запада. От Лялина также пытались получить подробные характеристики на известных ему сотрудников КГБ и ГРУ в Центре и в загранрезидентурах, особенно из числа тех, кого можно было бы подцепить "на крючок". Одновременно Лялину навязывались встречи с теми из лондонских журналистов, которые должны были организовать публикации в местной печати соответствующих статей за его подписью.
Лялин не стал исключением и из еще одного правила, которым руководствуется британская спецслужба. Перебежчику в таких случаях дают подписать три документа, заготовленные на русском языке, - просьбу о предоставлении политического убежища, обязательство о лояльности в отношении британских властей и формальный отказ от встречи с советскими представителями. После завершения формальностей дальнейшая работа с Лялиным была перенесена в глубь страны. Как правило, англичане в конце 60-х гг. практиковали направление перебежчиков в графство Сассекс, где на одной из принадлежащих МИ-6 вилл с ними продолжалась кропотливая работа по съему информации и по проверке версии - не заслан ли такой человек КГБ в качестве "двойника" или "наживки" противника.
На начальном этапе британцы испытывали определенное недоверие к Лялину. Известно, что о факте и результатах разработки Лялина МИ-5 и МИ-6 не сообщили своим коллегам из ЦРУ и ФБР. Об этом американцам стало известно только в процессе реализации политической акции англичан. Посетивший в этой связи Лондон Энглтон высказал англичанам свое неудовольствие, в очередной раз сделав предположение, что Лялин - подстава КГБ.
Нужно сказать, что процесс допроса перебежчиков весьма сложен и проводится британскими специалистами по определенной методике. В первую очередь следователи и дознаватели должны убедиться, является ли перебежчик действительно "инициативником" и не действует ли он по заданию. Подробному изучению подлежит прежде всего та информация, которую перебежчик сообщает следователю, которому необходимо разобраться, не является ли он "засланным". Для этого перебежчику создаются максимально комфортабельные условия, которые могут быть позволены в его положении. Его, как правило, помещают на конспиративной квартире под круглосуточной охраной и с поваром, хорошей едой, выпивкой и даже женщинами. Такое положение может длиться месяцами. В команде следователей обязательно присутствуют лица, в совершенстве владеющие русским языком, помогающие поддерживать вежливую и даже дружественную атмосферу, что позволяет гасить приливы ностальгии у "узника".
Сами допросы представляют собой интенсивную и весьма стрессовую работу. Если перебежчиком является разведчик, то основные вопросы на первом этапе касаются операций КГБ по проникновению в британские спецслужбы. Следующими по приоритетности являются вопросы о текущих операциях советской разведки в любой точке мира. Каждый ответ порождает цепочки уточняющих вопросов. При этом все ответы тщательно проверяются экспертами МИ-6. Затем начинается детальный опрос по биографии перебежчика. Такой опрос многократно повторяется. Вначале он касается сведений по годам, затем переходит к подробностям по месяцам биографии, неделям и, наконец, по дням. Если следователь обнаруживает, что допрашиваемый скрывает какую-то несомненно известную ему информацию, то в этом случае появляется основание для серьезных подозрений. В ходе допроса делаются большие ставки. Либо своевременно будет выявлена "подстава", либо контрразведка даст пропуск на свою территорию внедренному таким образом агенту КГБ.
"РЕАЛИЗАЦИЯ" СВЕДЕНИЙ
Форин офис в связи с "делом Лялина" объявил 24 сентября 1971 г. о высылке по небеспочвенному подозрению в работе на советскую политическую (КГБ) и военную (ГРУ) разведку 105 советских дипломатов, что составило 20% от 550 официальных представителей СССР в Лондоне. На состоявшейся в этой связи встрече Громыко с министром иностранных дел Великобритании Даглас-Хьюмом, которая продолжалась 80 минут, последний подчеркнул, что "британский шаг был предпринят в целях устранения препятствий на пути установления добрососедских отношений", и пригрозил в случае ответных мер выдворить еще одну партию советских разведчиков, оставшихся в составе 445 русских в Британии. После некоторого раздумья из СССР 8 октября были высланы 18 британских дипломатов (20% от общего числа сотрудников посольства Великобритании в Москве).
Английские знатоки механизмов тайных операций позволили остаться в Лондоне лишь небольшой группе офицеров КГБ численностью 7 человек. При этом вполне сознательно были оставлены лишь те сотрудники, которые до прибытия в Лондон работали главным образом в периферийных органах советских спецслужб, т.е. кто не имел опыта работы в центральном аппарате разведки или за границей, и сотрудники резидентуры КГБ и ГРУ, которые не особенно отличались результативностью в работе. При этом на тех, кто не был выдворен из страны, англичане коварно сумели бросить тень подозрения в принадлежности к агентуре британских спецслужб. Кроме того, опубликовав списки выдворенных лиц, среди которых были и т.н. "чистые" дипломаты и даже сотрудники аппарата ЦК КПСС, англичане, указывая на принадлежность тех или иных советских граждан к ГРУ и КГБ, сознательно допустили искажения, вызвав, таким образом, озлобленность на спецслужбы СССР у тех, кто не был причастен в прямом смысле к кадровому составу КГБ и ГРУ. После этого омрачившего начинавшуюся разрядку события работа резидентур советской разведки и в без того всегда остававшемся для нас туманном Альбионе была почти свернута, а все агентурные отношения временно законсервированы.
Продолжая изучать работу советской разведки, англичане некоторое время после побега Лялина вполне сознательно периодически допускали утечки информации о перебежчике, что позволяло им отслеживать реагирование на такую информацию резидентуры КГБ и выявлять таким образом тех, кому поручалось проверять полученные данные.
Завершив свою "грязную миссию" и опасаясь "расправы" за предательство, Лялин поселился в одном из провинциальных городков Англии, много пил и умер в 1994 г. в возрасте 57 лет от злокачественной опухоли. Интересно, что аналогичная судьба ожидала и другого известного перебежчика - Шевченко, хотя поддаваться соблазну и утверждать, что это удел большинства предателей, в данном случае было бы не совсем уместным.
Теперь, когда с тех памятных дней минуло более 30 лет, можно попытаться отойти от трафаретов, проанализировать реальные обстоятельства и нанесенный ущерб, а также дать непредвзятую оценку события с точки зрения уроков, которые можно извлечь на будущее. Авторы попытаются это сделать в последующих публикациях "НВО".
В 1971 году агент КГБ Олег Лялин был задержан лондонским полицейским за управление транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения. Этот арест нерадивого советского шпиона обернулся страшным скандалом и выдворением с территории Англии более 100 дипломатов и торговых представителей СССР.
Пьяная бравада
Олег Адольфович Лялин в конце 1960-х - начале 1970-х годов прошлого века по заданию комитета государственной безопасности находился в столице Великобритании Лондоне, где выдавал себя за чиновника торгового представительства СССР. Все шло гладко, пока прекрасно обученный и опытный 34-хлетний сотрудник КГБ не был задержан полицейским на одной из улиц Лондона за езду в нетрезвом виде.
Ранним августовским утром 1971 года Олег Лялин колесил по английской столице на автомобиле. Полицейский по имени Чарльз Ширер обратил внимание на машину Лялина, фары которой, несмотря на темное время, оказались выключены. Однако Олег Адольфович тут же развязно заявил стражам порядка, что они, мол, ничего ему не сделают, так как он является агентом КГБ. Конечно, поначалу пьяному любителю приключений никто не поверил.
Все дело в любви
Лялина отправили в полицейский участок, где предложили ему сдать соответствующие анализы для выявления наличия алкоголя. Но шпион просто напросто от них отказался. Согласно процедуре, вскоре Олег Лялин предстал перед судом по обвинению в вождении автомобиля в состоянии алкогольного опьянения. Советская торговая делегация внесла за Лялина залог в размере 50-ти фунтов стерлингов.
Однако английские власти все же выяснили, что слова Олега Лялина о том, что он является агентом КГБ, были чистой правдой. Тогда Лялин решил перейти на сторону Великобритании. Он сказал, что поделится с англичанами всей имеющейся у него информацией в обмен на новую жизнь. Кроме того Лялин выразил желание жениться на секретаре Ирине Тепляковой, с которой у шпиона был довольно продолжительный роман, и потребовал разрешение на проживание в стране и для нее.
Последствия скандала
Благодаря этому скандалу, министерство иностранных дел Великобритании попросило из страны 105 советских представителей.
Сам же Олег Лялин вместе со своей новоиспеченной супругой Ириной Тепляковой в 1972 году получили в Англии политическое убежище. Однако прожить долгую и счастливую жизнь на чужбине Лялину не удалось. По некоторым данным он скрывался под другим именем где-то на севере Великобритании. Его брак оказался неудачным. А 12 февраля 1995 года бывший агент КГБ скончался после продолжительной болезни. От какого именно недуга умер Лялин до сих пор остается неизвестным.
По этой же теме:
Как езда в нетрезвом виде раскрыла советского шпиона из КГБ Олега Лялина Как актёр Олег Видов сбежал из СССР на Запад Анатолий Гуревич – шпион, которого допрашивал сам Мюллер Анатолий Гуревич: русский шпион, которого допрашивал сам Мюллер
(Санкт-Петербурге) в тридцатых - пятидесятых годах XX века.
Отец - Леонид Михайлович Лялин, крупный учёный, профессор . Мать - Надежда Порфирьевна .
Образование
Олег Леонидович Лялин учился на Архитектурном факультете , так называлась в тридцатые годы Академия художеств .
Наставниками архитектора были известные академики : Л. Н. Бенуа , И. А. Фомин , В. А. Щуко и профессора: в первые годы - Э. Е. Шталберг и впоследствии - В. Г. Гельфрейх .
В первые годы после окончания института О. Л. Лялин работал как соавтор со своим бывшим преподавателем - действительным членом Академии Архитектуры СССР , профессором Львом Владимировичем Рудневым .
Основные работы
- Здание профилактория Кировского (Московско-Нарвского) района в Ленинграде, 1927 год , (конкурс; 1-я премия, архитекторы О. Л. Лялин и Л. В. Руднев)
- Разработка новых шрифтов для полиграфической промышленности, 1927 год
- Горячепрокатный цех завода «Красный гвоздильщик» в Ленинграде , всесоюзный конкурс, соавтор И. И. Фомин , инженер В. Г. Щировский
- Украшение моста Равенства (Троицкого моста) к Х-летию Октября , соавтор И. И. Фомин
- Больница в Канавине всесоюзный конкурс, 3-я премия, соавтор Е. Н. Рахманина
- Понижающая подстанция Абразивного завода «Ильич» в Ленинграде
- Интерьер и оборудование выставки бытовых электроприборов треста «Электроток»
- Универмаг и общественная столовая поселка Сясьского Целлюлозно-бумажного комбината (Сясьстрой)
- В 1930 году разработал логотип Государственной Кондитерской Фабрики им. К. Самойловой (конкурс, 1-я премия), логотип применялся более 30-ти лет
- Профилакторий Московско-Нарвского района Ленинграда , -1933 годы , (руководитель коллектива Л. В. Руднев , архитекторы О. Л. Лялин и И. И. Фомин) памятник архитектуры (вновь выявленный объект)
- Жилой массив сотрудников ВМА, Боткинская улица (Ленинград), дом 15, архитекторы Л. В. Руднев и О. Л. Лялин, ( -)
- Спортивный комплекс «Динамо» ( - гг.), архитекторы О. Л. Лялин и Я. О. Свирский . На этом стадионе, в осаждённом Ленинграде , в мае 1942 года состоялся легендарный футбольный матч. . В память об этом событии на пропилеях стадиона установлена мемориальная доска.
памятник архитектуры (вновь выявленный объект) - Здание ресторана «Грелка» ( г.), проспект Динамо, д. 44, архитекторы О. Л. Лялин и Я. О. Свирский , при участии И. Е. Рожина , Ю. В. Мухаринского, Ю. В. Щуко памятник архитектуры (вновь выявленный объект)
- Здание тира спортивного общества «Динамо», ( г.), проспект Динамо, д. 44, архитекторы О. Л. Лялин и Я. О. Свирский . памятник архитектуры (вновь выявленный объект)
- Профилакторий Невского района Ленинграда ( - гг.), Проспект Елизарова , д. 32. Арх.: О. Л. Лялин, Л. В. Руднев , Е. А. Левинсон , Я. О. Свирский . памятник архитектуры (вновь выявленный объект)
Педагогическая деятельность
Олег Леонидович Лялин вёл курс композиции в ЛВХПУ имени В. И. Мухиной , в котором работал с первых дней воссоздания этого художественного института, вместе с такими известными ленинградскими архитекторами, как В. А. Кирхоглани , М. А. Шепилевский , И. А. Вакс , Л. Н. Линдрот , Л. С. Катонин, Я. Н. Лукин и В. С. Васильковский . Историю искусства и архитектуры в ЛВХПУ в то время преподавали М. Э. Гизе и П. Е. Корнилов .
Ученики профессора Лялина - известные российские художники, дизайнеры-проектировщики и архитекторы:
См. также
Напишите отзыв о статье "Лялин, Олег Леонидович"
Примечания
- . Невский альманах №6 (31) 2006. Проверено 7 января 2010. .
- Лавров Л. П. 1000 адресов в Санкт-Петербурге, Краткий архитектурный путеводитель. СПб.: Эклектика, 2008. 416 с.; 2040 илл., фотографии, стр. 328, 381.
- Коло , 2008. С. 112-115
- Включён в (утверждён приказом КГИОП от 20 февраля 2001 года № 15 с изменениями на 1 декабря 2010 года).
- Кириков Б. М., Штиглиц М. С. Архитектура ленинградского авангарда. Путеводитель. СПб.: Коло , 2008. С. 265-268
- Кириков Б. М., Штиглиц М. С. Архитектура ленинградского авангарда. Путеводитель. СПб.: Коло , 2008. С. 152-153.
- Ежегодник Ленинградского отделения Союза советских архитекторов. Выпуск 1-2 (XV-XVI). Ленинград. 1940 г.
- Из истории Советской архитектуры 1941-1945 гг. Документы и материалы. - Москва: «Наука», 1978. − 212 с., ил., ИБ № 4313, стр. 55.
- Арнольд О. А. Архитектурное оформление помещений атомного ледокола «Ленин», 1961, № 8, с. 14-18.
Литература
- Ежегодник Общества архитекторов-художников. Выпуск 13. Ленинград. 1930 г. Стр. 59-63.
- Кириков Б. М., Кирикова Л. А., Петрова О. В. Невский проспект. Дом за домом. - 2-е изд., испр. - М .: Центрполиграф, 2006. - 371 с. - ISBN 5-9524-2069-9 . , стр.151.
- Из истории Советской архитектуры 1941-1945 гг. Документы и материалы. М.: Наука, 1978. 212с., ил. С. 55.
- // «Невский альманах ». N6(31). СПб.: 2006.
- Проекты памятника академику архитектуры И. А. Фомину . Ленинград: Издание ЛОСА, 1939. 76 с., ил. С. 10, 11.
- Лавров Л. П. 1000 адресов в Санкт-Петербурге. Краткий архитектурный путеводитель. СПб.: Эклектика, 2008. 416 с.; 2040 илл. с. 328, 381.
- Лисовский В. Г. Санкт-Петербург: очерки архитектурной истории города. В 2-х томах. - СПб. : Коло , 2009. - С. 361, 417. - 464+584 с.
- Ежегодник Ленинградского отделения Союза советских архитекторов. Выпуск 1-2 (XV-XVI). Л.: 1940.
- Кириков Б. М. , Штиглиц М. С. Архитектура ленинградского авангарда. Путеводитель. - СПб. : Коло , 2008. - 312 с. - ISBN 978-5-901841-49-5 .
Ссылки
- Художественные шрифты, 1927 г.
|
||||||
Отрывок, характеризующий Лялин, Олег Леонидович
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»
Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c"etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C"etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n"etait plus question que de l"organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j"aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu"on m"a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L"Europe n"eut bientot fait de la sorte veritablement qu"un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j"eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J"eusse associe mon fils a l"Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l"envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l"imperatrice et durant l"apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l"Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L"armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L"expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l"armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l"armee francaise; l"incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l"Oder, l"armee russe fut aussi atteinte par, l"intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Проблемы в личной жизни сотрудника КГБ обернулись для Советского союза одним из крупнейших шпионских скандалов эпохи холодной войны и депортацией 105 дипломатов из Великобритании в сентябре 1971 года. После этих событий СССР так и не удалось ни восстановить свою агентурную сеть, ни призвать к ответственности перебежчика. В то время, как история с Лялиным гремела во всех западных СМИ, в Советском союзе скандал прошел незамеченным.
Долгое время считалось, что 34-летний офицер КГБ Олег Лялин выдал шпионскую сеть и диверсионные планы СССР в Великобритании в обмен на собственную неприкосновенность, после того, как его поймали пьяным за рулем. Но недавно открытые архивные файлы плотно сотрудничавших в 60-70-х ФБР, ЦРУ и MI5 показывают, что акция против советской агентурной сети готовилась несколько лет и была тщательно спланирована. Но именно пьяная выходка недовольного MI5 Лялина, который к тому времени уже несколько месяцев был двойным агентом, заставила начать операцию раньше срока.
Позже Лялин прошел и курс подготовки для работы в Пятом управлении КГБ, которое отвечало за контрразведывательные операции и боролось с идеологическими диверсиями. Лялина обучали партизанским тактикам, радиокоммуникациям, парашютированию и работе со взрывчатыми веществами.
Последующие 10 лет советский агент провел в Великобритании, собирая информацию о ландшафте удаленных территорий, удобных для высадки десанта. Он также вербовал информаторов и агентов, которых в случае необходимости можно было "активировать". Формально он числился рядовым сотрудником торгпредставительства в Лондоне. Все это время в России у него оставалась жена.
Как позже рассказывал британским контрразведчикам сам Лялин, советские спецслужбы планировали создать ситуацию в стране, которая бы показала несостоятельность армии и привела к политическому кризису. По свидетельствам Лялина, в разработках КГБ был план о заражении радиоактивными веществами воду в заливе Холи-Лох, расположенной в южной части Шотландии. В то время там располагалась база американского флота, а радиация должна была загрязнить не только море, но и через грунтовые воды источники питьевой воды на берегу. Но приказ об исполнении этого плана так и не был отдан.
Двойной агент
Есть несколько версий, почему Лялин пошел на сотрудничество с британскими спецслужбами. Но все источники сходятся в одном – главной причиной был его роман с секретарем торгового представительства Ириной Тепляковой.
Когда эта история попала в прессу, журналисты были уверены, что Лялин выдал информацию о советских агентах только после своего задержания за езду в нетрезвом состоянии.
В советской хронике скандал не освещали, но в редких изданиях середины 90-х можно найти упоминания , что агенты MI5, узнав о романе Лялина с женой его начальника, шантажом вынудили сотрудничать с британской контрразведкой в мае 1971-го. Угрожая выдать секрет Лялина КГБ и его оставшейся в России жене, спецслужбы в течение нескольких месяцев получали от Лялина рапорты и имена других "шпионов". По еще одной версии Теплякова была завербованным агентом британской контрразведки.
В архивах MI5 и ФБР говорится, что Лялин, разочаровавшись в своей работе и браке, сам пришел в спецслужбу весной 1971-го. В обмен на информацию о планах Москвы он выторговал себе неприкосновенность и депортацию. Лялин планировал уехать из Лондона в Россию, где бы потребовал у жены развод, а, чтобы "заслужить уважение у коллег" в Москве, выпросил у MI5 статус персоны нон-грата.
Вопреки заголовкам в западной прессе о "супершпионе" Олеге Лялине, агенты американских и британских спецслужб между собой с издевкой называли его максимум "посыльным". За десять лет в КГБ Лялин не поднялся выше звания капитана, и никаких особо важных дел ему не поручали. А когда его обговоренная высылка в Россию начала затягиваться, он попался пьяным за рулем.
Сразу же после ареста советское торговое представительство внесло за Лялина залог в 50 фунтов, но к суду, который должен был состояться спустя несколько дней, он уже пропал из поля зрения КГБ. По необъяснимым причинам Лялин уехал из полицейского участка без сопровождения или охраны. Дома шпион собрал все свои записи и сразу же связался с MI5. Долго уговаривать Теплякову уйти из семьи тоже не пришлось.
Спустя три недели МИД Британии заявил о высылке 105 официальных советских представителей. В ответ на это из СССР выслали 18 британских дипломатических работников.
Бывший начальник советской контрразведки Олег Калугин в своих мемуарах рассказывал , что вскоре после инцидента разъяренный глава КГБ Юрий Андропов лично отдал приказ о ликвидации Лялина. Но агентам так и не удалось его найти – Лялину и Тепляковой выдали новые документы и, по некоторым данным, изменили внешность.
Задолго до Лялина
По свидетельствам засекреченного источника в британских спецслужбах, сама операция против советской агентурной сети в Великобритании готовилась и тщательно продумывалась за много месяцев до появления Лялина в дверях MI5. Внутри контрразведки она получила название FOOT. Эту информацию позже подтвердил глава Отдела национальной разведки ФБР Е.С. Миллер.
Начиная с середины 50-х британские спецслужбы стали замечать "плавное, но пугающее увеличение количества сотрудников российской разведки". Активно следить за действиями советских официальных представителей в Великобритании начали с 1968 года. Почти 80% всех ресурсов агентства до середины 70-х тратилось на программы по противодействию шпионажу и саботажу внутри Великобритании.
В рассекреченных архивах говорится, что спецслужбы долгое время не могли убедить высшее руководство страны принять какие-либо действия в отношении советских шпионов, даже когда Лялин сотрудничал с MI5 уже несколько месяцев. Именно из-за инцидента с пьяной ездой правительство Британии все-таки решилось на массовую высылку.
Олег Лялин передал британцам все, над чем работал почти десять лет: детальное описание мест возможной высадки десанта и подробные характеристики завербованных им информаторов. Часть этих сведений сотрудникам MI5 уже удалось добыть самостоятельно, и данные совпали.
"У нас нет оснований сомневаться в надежности информации, предоставленной Лялиным, а также в нем как в источнике", – писали во внутренней корреспонденции сотрудники MI5 американским коллегам из ЦРУ. Информация от Лялина вскоре оказалась и на столах советника по нацбезопасности США Генри Киссинджера, а позже – и у президента Ричарда Никсона.
Лялин раскрыл советских агентов и информаторов в посольстве США в Лондоне, внутри исследовательского отдела нефтяной компании SHELL, многих международных организаций, также он сдал агентов разведки КГБ, работавших на территории США, Канады и Колумбии.
Поймать советским спецслужбам Лялина так и не удалось. По информации британских спецслужб, он скончался в 1995 году "после продолжительной болезни". Чем именно болел мужчина, британцы не уточнили.
