Тема Красной Армии. «Дни и ночи». Как поэт К.Симонов состоялся прежде всего в годы войны. Тема становления личности и воинского подвига. Стихотворение «Письмо другу». Тема любви. К.Симонов разнообразит и обогащает способы ее изображения. Рассказ «Пехотинцы». Лирика К.Симонова. Военная лирика К.Симонова. Первые военные стихи К. Симонова были прямым призывом. Биография К.Симонова. «Живые и мертвые» К.Симонова – эпос войны.
«Лирика военных лет» - Обзор поэзии периода Великой Отечественной войны. Муса Джалиль. Алексей Сурков. Богачёв Николай Осипович. Страна огромная. Шапошников Виктор Сергеевич. Битюгов Василий Иванович. Лирика. Без ноги вернулся я. Ради жизни на Земле. Иосиф Уткин. Огромное горе войны. Константин Симонов. Поэзия, опалённая войной. Юлия Друнина.
«Поэзия военных лет» - Николай Степанович Молчанов. Юлия Друнина. Фронтовые будни. Добровольцем ушла на фронт. Ольга Берггольц. Алексей Александрович Сурков. Война. Ожиданием своим ты спасла меня. Семён Гудзенко. Николай Старшинов. Старшинов был призван в армию. Давид Самуилович Самойлов. Города. Первый день. Удивительные лица. Родился в Петрограде. Перед атакой. Родился в многодетной семье. Жди меня. Годы войны. Тема Родины.
«Тема войны в поэзии» - Уровень развития литературоведческих навыков. Пушки. Творческая судьба «блокадной ласточки». Формы организации учебных занятий. Конференция. Ученик. Великая песня Великой войны. Литературно-музыкальная композиция. Листок календаря. Виды деятельности учителя и учащихся. Образовательные результаты программы. Поэзия, ставшая подвигом. Консультация. Оценка. Стихотворения. Групповое сообщение. Развитие исследовательских и творческих способностей личности.
«Военная поэзия» - Алексей Сурков. Обзор поэзии. Поэзия, опалённая войной. Константин Симонов. Муса Джалиль. Без ноги вернулся я. Наша литература. Поэты Юхотского края о войне. Бьётся в тесной печурке огонь. Огромное горе войны. Страна огромная. Юлия Друнина. Поэты писали о самой войне. Фронтовые страницы русской поэзии. Великая Отечественная война. Вспомним всех поименно. Иосиф Уткин. Груздев Владимир Николаевич. Слово поэтам - фронтовикам.
«Стихи военных лет» - Жатва. Фашист пролетел. Варварство. Шар земной. Алексей Александрович Сурков. Дороги Смоленщины. Час мужества. Покуда сердца стучатся. Последняя граната. Друнина Юлия Владимировна. Враги сожгли родную хату. Оборона Севостопаля. Сергей Сергеевич Орлов. Огонь. Сенокос. Зинка. Сбитый ас. Юрий Георгиевич Разумовский. Аркадий Александрович Пластов. Отрывок из поэмы. Константин Михайлович Симонов. Александр Александрович Дейнека.
Константин Михайлович Симонов
Дни и ночи
Памяти погибших за Сталинград
…так тяжкий млат,
дробя стекло, кует булат.
А. Пушкин
Обессилевшая женщина сидела, прислонившись к глиняной стене сарая, и спокойным от усталости голосом рассказывала о том, как сгорел Сталинград.
Было сухо и пыльно. Слабый ветерок катил под ноги желтые клубы пыли. Ноги женщины были обожжены и босы, и когда она говорила, то рукой подгребала теплую пыль к воспаленным ступням, словно пробуя этим утишить боль.
Капитан Сабуров взглянул на свои тяжелые сапоги и невольно на полшага отодвинулся.
Он молча стоял и слушал женщину, глядя поверх ее головы туда, где у крайних домиков, прямо в степи, разгружался эшелон.
За степью блестела на солнце белая полоса соляного озера, и все это, вместе взятое, казалось краем света. Теперь, в сентябре, здесь была последняя и ближайшая к Сталинграду железнодорожная станция. Дальше от берега Волги предстояло идти пешком. Городишко назывался Эльтоном, по имени соляного озера. Сабуров невольно вспомнил заученные еще со школы слова «Эльтон» и «Баскунчак». Когда-то это было только школьной географией. И вот он, этот Эльтон: низкие домики, пыль, захолустная железнодорожная ветка.
А женщина все говорила и говорила о своих несчастьях, и, хотя слова ее были привычными, у Сабурова защемило сердце. Прежде уходили из города в город, из Харькова в Валуйки, из Валуек в Россошь, из Россоши в Богучар, и так же плакали женщины, и так же он слушал их со смешанным чувством стыда и усталости. Но здесь была заволжская голая степь, край света, и в словах женщины звучал уже не упрек, а отчаяние, и уже некуда было дальше уходить по этой степи, где на многие версты не оставалось ни городов, ни рек – ничего.
– Куда загнали, а? – прошептал он, и вся безотчетная тоска последних суток, когда он из теплушки смотрел на степь, стеснилась в эти два слова.
Ему было очень тяжело в эту минуту, но, вспомнив страшное расстояние, отделявшее его теперь от границы, он подумал не о том, как он шел сюда, а именно о том, как ему придется идти обратно. И было в его невеселых мыслях то особенное упрямство, свойственное русскому человеку, не позволявшее ни ему, ни его товарищам ни разу за всю войну допустить возможность, при которой не будет этого «обратно».
Он посмотрел на поспешно выгружавшихся из вагонов солдат, и ему захотелось как можно скорее добраться по этой пыли до Волги и, переправившись через нее, почувствовать, что обратной переправы не будет и что его личная судьба будет решаться на том берегу, заодно с участью города. И если немцы возьмут город, он непременно умрет, и если он не даст им этого сделать, то, может быть, выживет.
А женщина, сидевшая у его ног, все еще рассказывала про Сталинград, одну за другой называя разбитые и сожженные улицы. Незнакомые Сабурову названия их для нее были исполнены особого смысла. Она знала, где и когда были построены сожженные сейчас дома, где и когда посажены спиленные сейчас на баррикады деревья, она жалела все это, как будто речь шла не о большом городе, а о ее доме, где пропали и погибли до слез знакомые, принадлежавшие лично ей вещи.
Но о своем доме она как раз не говорила ничего, и Сабуров, слушая ее, подумал, как, в сущности, редко за всю войну попадались ему люди, жалевшие о своем пропавшем имуществе. И чем дальше шла война, тем реже люди вспоминали свои брошенные дома и тем чаще и упрямее вспоминали только покинутые города.
Вытерев слезы концом платка, женщина обвела долгим вопросительным взглядом всех слушавших ее и сказала задумчиво и убежденно:
– Денег-то сколько, трудов сколько!
– Чего трудов? – спросил кто-то, не поняв смысла ее слов.
– Обратно построить все, – просто сказала женщина.
Сабуров спросил женщину о ней самой. Она сказала, что два ее сына давно на фронте и один из них уже убит, а муж и дочь, наверное, остались в Сталинграде. Когда начались бомбежка и пожар, она была одна и с тех пор ничего не знает о них.
– А вы в Сталинград? – спросила она.
– Да, – ответил Сабуров, не видя в этом военной тайны, ибо для чего же еще, как не для того, чтобы идти в Сталинград, мог разгружаться сейчас воинский эшелон в этом забытом богом Эльтоне.
– Наша фамилия Клименко. Муж – Иван Васильевич, а дочь – Аня. Может, встретите где живых, – сказала женщина со слабой надеждой.
– Может, и встречу, – привычно ответил Сабуров.
Батальон заканчивал выгрузку. Сабуров простился с женщиной и, выпив ковш воды из выставленной на улицу бадейки, направился к железнодорожному полотну.
Бойцы, сидя на шпалах, сняв сапоги, подвертывали портянки. Некоторые из них, сэкономившие выданный с утра паек, жевали хлеб и сухую колбасу. По батальону прошел верный, как обычно, солдатский слух, что после выгрузки сразу предстоит марш, и все спешили закончить свои недоделанные дела. Одни ели, другие чинили порванные гимнастерки, третьи перекуривали.
Сабуров прошелся вдоль станционных путей. Эшелон, в котором ехал командир полка Бабченко, должен был подойти с минуты на минуту, и до тех пор оставался еще не решенным вопрос, начнет ли батальон Сабурова марш к Сталинграду, не дожидаясь остальных батальонов, или же после ночевки, утром, сразу двинется весь полк.
Сабуров шел вдоль путей и разглядывал людей, вместе с которыми послезавтра ему предстояло вступить в бой.
Многих он хорошо знал в лицо и по фамилии. Это были «воронежские» – так про себя называл он тех, которые воевали с ним еще под Воронежем. Каждый из них был драгоценностью, потому что им можно было приказывать, не объясняя лишних подробностей.
Они знали, когда черные капли бомб, падающие с самолета, летят прямо на них и надо ложиться, и знали, когда бомбы упадут дальше и можно спокойно наблюдать за их полетом. Они знали, что под минометным огнем ползти вперед ничуть не опасней, чем оставаться лежать на месте. Они знали, что танки чаще всего давят именно бегущих от них и что немецкий автоматчик, стреляющий с двухсот метров, всегда больше рассчитывает испугать, чем убить. Словом, они знали все те простые, но спасительные солдатские истины, знание которых давало им уверенность, что их не так-то легко убить.
Таких солдат у него была треть батальона. Остальным предстояло увидеть войну впервые. У одного из вагонов, охраняя еще не погруженное на повозки имущество, стоял немолодой красноармеец, издали обративший на себя внимание Сабурова гвардейской выправкой и густыми рыжими усами, как пики, торчавшими в стороны. Когда Сабуров подошел к нему, тот лихо взял «на караул» и прямым, немигающим взглядом продолжал смотреть в лицо капитану. В том, как он стоял, как был подпоясан, как держал винтовку, чувствовалась та солдатская бывалость, которая дается только годами службы. Между тем Сабуров, помнивший в лицо почти всех, кто был с ним под Воронежем, до переформирования дивизии, этого красноармейца не помнил.
Константин Михайлович Симонов - известный русский писатель, всю войну прослуживший военным корреспондентом, поэт, обессмертивший себя пронзительным стихотворением "Жди меня, и я вернусь...", романом "Живые и мертвые", Герой Социалистического труда; Лауреат Ленинской и шести Сталинских премий; Заместитель генерального секретаря СП СССР.
Родился Симонов 28 ноября 1915 года в Петрограде в семье полковника Генерального Штаба Михаила Симонова и княжны Александры Леонидовны Оболенской.
Своего отца так и не увидел. Михаил Симонов пропал без вести в годы гражданской войны. В 1919 Александра Леонидовна с сыном переехала в Рязань, где вышла замуж за военспеца, преподавателя военного дела, бывшего полковника царской армии А.Г. Иванишева. Мальчика воспитал отчим. Детство Константина прошло в военных городках и командирских общежитиях.
После седьмого класса пошел на производство; работал токарем. Начал писать стихи в 16 лет.
В 1936 в журналах «Молодая гвардия» и «Октябрь» были напечатаны первые стихотворения К. Симонова.
Учился в Литературном институте имени Максима Горького.
С началом войны Константин Симонов был призван в армию, работал в газете «Боевое знамя». В 1942 году ему было присвоено звание старшего батальонного комиссара, в 1943 году - звание подполковника, а после войны - полковника.
В годы войны он написал пьесы: «Русские люди», «Жди меня», «Так и будет», повесть «Дни и ночи», две книги стихов «С тобой и без тебя», «Война».
Как военный корреспондент Константин Михайлович побывал на всех фронтах, прошёл по землям Румынии, Болгарии, Югославии, Польши и Германии, был свидетелем последних боёв за Берлин.
После войны появились его сборники очерков: «Письма из Чехословакии», «Славянская дружба», «Югославская тетрадь», «От Чёрного до Баренцева моря. Записки военного корреспондента».
Свою главную книгу «Живые и мёртвые» он писал одиннадцать лет. По роману был снят одноименный художественный фильм с блестяще воплотившими образы главных героев Кириллом Лавровым и Анатолием Папановым. Впоследствии роман разросся в трилогию: был продолжен еще двумя книгами - "Солдатами не рождаются" и "Последнее лето". Эта трилогия стала эпическим художественным повествованием о пути советского народа к победе в Великой Отечественной войне.
Константин Симонов скончался 28 августа 1979 года в Москве.
Согласно завещанию, прах Константина М. Симонова был развеян над Буйничским полем под Могилёвом.
Произведения Симонова, так ярко отразивших в своем творчестве подвиг нашей армии и народа, не могут потерять своей духовной ценности и своего воспитательного значения. Они еще долго будут нести свою добрую службу. Только на такой литературе можно воспитать добрые чувства и достойных защитников Отечества.
 | Симонов К.М. Дни и ночи. - М.: Художественная литература, 1978. - 254 с.
В повести известного советского писателя К.М. Симонова "Дни и ночи" рассказывается о мужестве и героизме советских солдат в битве под Сталинградом. Книга о днях и ночах Сталинграда рисует высокий нравственный облик советских людей, чья победа над фашистскими ордами на берегах Волги положила начало коренному перелому в ходе всей второй мировой войны. 1942 год. В армию защитников Сталинграда вливаются новые части, переброшенные на правый берег Волги. Среди них находится батальон капитана Сабурова. Сабуровцы яростной атакой выбивают фашистов из трех зданий, вклинившихся в нашу оборону. Начинаются дни и ночи героической защиты домов, ставших неприступными для врага. «… Ночью на четвертый день, получив в штабе полка орден для Конюкова и несколько медалей для его гарнизона, Сабуров еще раз пробрался в дом к Конюкову и вручил награды. Все, кому они предназначались, были живы, хотя это редко случалось в Сталинграде. Конюков попросил Сабурова привинтить орден - у него была рассечена осколком гранаты кисть левой руки. Когда Сабуров по-солдатски, складным ножом, прорезал дырку в гимнастерке Конюкова и стал привинчивать орден, Конюков, стоя навытяжку, сказал: - Я думаю, товарищ капитан, что если на них атаку делать, то прямо через мой дом способней всего идти. Они меня тут в осаде держат, а мы прямо отсюда - и на них. Как вам такой мой план, товарищ капитан? - Обожди. Будет время - сделаем, - сказал Сабуров. - План-то правильный, товарищ капитан? - настаивал Конюков. - Как по-вашему? - Правильный, правильный… - Сабуров подумал про себя, что на случай атаки нехитрый план Конюкова действительно самый правильный. - Прямо через мой дом - и на них, - повторил Конюков. - С полным сюрпризом. Слова «мой дом» он повторял часто и с удовольствием; до него, по солдатской почте, уже дошел слух, что этот дом так и называют в сводках «дом Конюкова», и он гордился этим. …» |
 | Симонов К.М. Сын артиллериста. - М.: Детская литература,1978
Баллада о герое Великой Отечественной войны. В основу поэмы лёг один из многочисленных эпизодов Великой Отечественной войны на полуострове Средний. В июле 1941 года командир взвода топографической разведки, лейтенант Иван Алексеевич Лоскутов (в поэме он — Лёнька Петров), вместе с двумя разведчиками, на одной из высот в немецком тылу, корректировал огонь своих батарей. Когда немцы окружили высоту со всех сторон, разведчики вызвали огонь на себя… Произведение для учащихся начальной школы. |
 | Симонов К.М. Третий адъютант: рассказы. - М.: Детская литература, 1987. - 128 с.
Константин Симонов не боялся писать о войне правду. Для его героев это проверка на честность, порядочность, мужество. Им удалось главное - оставаться людьми, не прекратить ценить чужую жизнь. Эти мотивы и идеи, бесспорно, сближают произведение Симонова с великой русской литературой XIX века, и прежде всего - с "Войной и миром" Л.Н. Толстого. В книгу вошли рассказы фронтовых лет о мужестве, героизме, преданности Родине: Третий адъютант, Малышка, Пехотинцы, Перед атакой, Бессмертная фамилия, Орден Ленина, Ночь над Белградом, Кафе "Сталинград", Книга посетителей, Свеча, В Высоких Татрах (Рассказ доктора Бернарда). |
 | Симонов К.М. Повести. - М.: Советская Россия, 1984.
В эту книгу К.М.Симонова (1915-1979) вошли три повести - "Дни и ночи", "Дым отечества", "Случай с Полыниным". Эти произведения хорошо известны и любимы читателями. Повесть «Дым отечества» (1947) была написана под впечатлением поездки К. Симонова в Америку. Повесть "Дни и ночи" посвящена великой Сталинградской битве. Книга о днях и ночах Сталинграда рисует высокий нравственный облик советских людей, чья победа над фашистскими ордами на берегах Волги положила начало коренному перелому в ходе всей второй мировой войны. В повести «Случай с Полыниным» рассказывается, как в первые дни войны молодая московская актриса Галина Прокофьева вместе с фронтовой актерской бригадой была направлена на Карельский фронт. Именно там впервые услышал ее песни командир авиационного полка Полынин. Вскоре она уехала, а Полынин продолжал воевать, думать о Галине и писать короткие письма женщине, на которой решил жениться… |
 | Симонов К.М. Двадцать дней без войны. - М.: Современник, 1973.
"Двадцать дней без войны" - повесть из цикла, объединенного общим названием "Из записок Лопатина". Это повесть без выстрелов - они слышны в ней только на первых и последних страницах. Ее главный герой - военный корреспондент "Красной звезды" Лопатин - едет в декабре сорок второго года кружной дорогой через Ташкент... |
 | Симонов К.М. Стихотворения. Поэмы. - М.: Правда, 1982.
В сборник произведений К. Симонова вошли его лучшие стихотворения из циклов "С тобой и без тебя", "Из дневника", "Друзья и враги". А также поэмы "Победитель", "Ледовое побоище", "Суворов" и другие. |
 | Симонов К.М. Живые и мертвые. Книга 1. - М.: Эксмо 2013
Константин Симонов - известный русский писатель, всю войну, прослуживший военным корреспондентом, поэт, обессмертивший себя пронзительным стихотворением "Жди меня, и я вернусь...", романом "Живые и мертвые", который впоследствии был продолжен еще двумя романами "Солдатами не рождаются" и "Последнее лето", разросшись в трилогию и став эпическим художественным повествованием о пути советского народа к победе в Великой Отечественной войне. Автор стремился соединить два плана — достоверную "летопись" основных событий войны, увиденных глазами главных героев Серпилина, Синцова и анализ этих событий с точки зрения их современного писателю понимания и оценки. В первой книге трилогии "Живые и мертвые" автор воссоздает в судьбах своих героев мужественную борьбу советского народа против фашистских захватчиков в первые месяцы Великой Отечественной войны. По роману был снят одноименный художественный фильм с блестяще воплотившими образы главных героев Кириллом Лавровым и Анатолием Папановым. |
 | Симонов К.М. Живые и мертвые. Книга 2. - М.: Эксмо 2013
Вторая часть трилогии описывает события Сталинградской битвы - переломный момент Великой Отечественной войны 1941-1945 гг., а на экране образы главных героев в фильме "Возмездие", созданном на основе второй книги романа, блестяще воплотили образы главных героев Кирилл Лавров и Анатолий Папанов. |
 | Симонов К.М. Живые и мертвые. Книга 3. - М.: Эксмо 2013
Роман "Последнее лето" завершает трилогию "Живые и мертвые"; в нем писатель ведет своих героев победными дорогами последнего лета Великой Отечественной войны. В романе описаны события Белорусской наступательной операции, одной из крупнейших военных операций "Багратион", в ходе которой погибает Серпилин… Освобождение Белоруссии завершается, и армию переводят на Литовский фронт. |
| Симонов К.М. Последнее лето. - М.: Известия,1974
Роман Константина Симонова "Последнее Лето" завершает собой большую трилогию об Отечественной войне и подвиге советского народа. В романе живут и действуют уже знакомые и полюбившиеся нам по предыдущим книгам ("Живые и мертвые", "Солдатами не рождаются") герои: это Серпилин, ставший командармом, Ильин, выросший до командира полка, Синцов - ныне адъютант командующего. В основе сюжета романа - подготовка и проведение Белорусской операции. К. Симонов привлекает богатейший военно-исторический материал. Личные судьбы героев изображаются на фоне больших героических событий последнего военного лета. |
|
 | Симонов К.М. Мы не увидимся с тобой.... - М., 2011
«… Двадцать с лишним лет назад, в ходе работы над трилогией «Живые и мертвые», я задумал еще одну книгу — из записок Лопатина, — книгу о жизни военного корреспондента и о людях войны, увиденных его глазами. Между 1957 и 1963 годами главы этой будущей книги были напечатаны мною как отдельные, но при этом связанные друг с другом общим героем маленькие повести («Пантелеев», «Левашов», «Иноземцев и Рындин», «Жена приехала»). Впоследствии все эти вещи я соединил в одну повесть, назвав ее «Четыре шага». А начатое в ней повествование продолжил и закончил еще двумя повестями («Двадцать дней без войны» и «Мы не увидимся с тобой…»). Так сложился этот роман в трех повестях «Так называемая личная жизнь», который я предлагаю вниманию читателей.» |
 | Симонов К.М. Так называемая личная жизнь. Из записок Лопатина. - М.: Астрель, 2012
В книгу вошли повести "Четыре шага", "Двадцать дней без войны" и "Мы не увидимся с тобой..." о жизни военного корреспондента Лопатина во время Великой Отечественной войны. Симонов вновь рассказывает правду о войне как ее участник и очевидец, уделяя больше внимания не внешним событиям, а внутренней жизни человека на войне. Человека, не утратившего способности верить, любить, размышлять... |
Константин Михайлович Симонов
Дни и ночи
Памяти погибших за Сталинград
…так тяжкий млат,
дробя стекло, кует булат.
А. Пушкин
Обессилевшая женщина сидела, прислонившись к глиняной стене сарая, и спокойным от усталости голосом рассказывала о том, как сгорел Сталинград.
Было сухо и пыльно. Слабый ветерок катил под ноги желтые клубы пыли. Ноги женщины были обожжены и босы, и когда она говорила, то рукой подгребала теплую пыль к воспаленным ступням, словно пробуя этим утишить боль.
Капитан Сабуров взглянул на свои тяжелые сапоги и невольно на полшага отодвинулся.
Он молча стоял и слушал женщину, глядя поверх ее головы туда, где у крайних домиков, прямо в степи, разгружался эшелон.
За степью блестела на солнце белая полоса соляного озера, и все это, вместе взятое, казалось краем света. Теперь, в сентябре, здесь была последняя и ближайшая к Сталинграду железнодорожная станция. Дальше от берега Волги предстояло идти пешком. Городишко назывался Эльтоном, по имени соляного озера. Сабуров невольно вспомнил заученные еще со школы слова «Эльтон» и «Баскунчак». Когда-то это было только школьной географией. И вот он, этот Эльтон: низкие домики, пыль, захолустная железнодорожная ветка.
А женщина все говорила и говорила о своих несчастьях, и, хотя слова ее были привычными, у Сабурова защемило сердце. Прежде уходили из города в город, из Харькова в Валуйки, из Валуек в Россошь, из Россоши в Богучар, и так же плакали женщины, и так же он слушал их со смешанным чувством стыда и усталости. Но здесь была заволжская голая степь, край света, и в словах женщины звучал уже не упрек, а отчаяние, и уже некуда было дальше уходить по этой степи, где на многие версты не оставалось ни городов, ни рек – ничего.
– Куда загнали, а? – прошептал он, и вся безотчетная тоска последних суток, когда он из теплушки смотрел на степь, стеснилась в эти два слова.
Ему было очень тяжело в эту минуту, но, вспомнив страшное расстояние, отделявшее его теперь от границы, он подумал не о том, как он шел сюда, а именно о том, как ему придется идти обратно. И было в его невеселых мыслях то особенное упрямство, свойственное русскому человеку, не позволявшее ни ему, ни его товарищам ни разу за всю войну допустить возможность, при которой не будет этого «обратно».
Он посмотрел на поспешно выгружавшихся из вагонов солдат, и ему захотелось как можно скорее добраться по этой пыли до Волги и, переправившись через нее, почувствовать, что обратной переправы не будет и что его личная судьба будет решаться на том берегу, заодно с участью города. И если немцы возьмут город, он непременно умрет, и если он не даст им этого сделать, то, может быть, выживет.
А женщина, сидевшая у его ног, все еще рассказывала про Сталинград, одну за другой называя разбитые и сожженные улицы. Незнакомые Сабурову названия их для нее были исполнены особого смысла. Она знала, где и когда были построены сожженные сейчас дома, где и когда посажены спиленные сейчас на баррикады деревья, она жалела все это, как будто речь шла не о большом городе, а о ее доме, где пропали и погибли до слез знакомые, принадлежавшие лично ей вещи.
Но о своем доме она как раз не говорила ничего, и Сабуров, слушая ее, подумал, как, в сущности, редко за всю войну попадались ему люди, жалевшие о своем пропавшем имуществе. И чем дальше шла война, тем реже люди вспоминали свои брошенные дома и тем чаще и упрямее вспоминали только покинутые города.
Вытерев слезы концом платка, женщина обвела долгим вопросительным взглядом всех слушавших ее и сказала задумчиво и убежденно:
– Денег-то сколько, трудов сколько!
– Чего трудов? – спросил кто-то, не поняв смысла ее слов.
– Обратно построить все, – просто сказала женщина.
Сабуров спросил женщину о ней самой. Она сказала, что два ее сына давно на фронте и один из них уже убит, а муж и дочь, наверное, остались в Сталинграде. Когда начались бомбежка и пожар, она была одна и с тех пор ничего не знает о них.
– А вы в Сталинград? – спросила она.
– Да, – ответил Сабуров, не видя в этом военной тайны, ибо для чего же еще, как не для того, чтобы идти в Сталинград, мог разгружаться сейчас воинский эшелон в этом забытом богом Эльтоне.
– Наша фамилия Клименко. Муж – Иван Васильевич, а дочь – Аня. Может, встретите где живых, – сказала женщина со слабой надеждой.
– Может, и встречу, – привычно ответил Сабуров.
Батальон заканчивал выгрузку. Сабуров простился с женщиной и, выпив ковш воды из выставленной на улицу бадейки, направился к железнодорожному полотну.
Бойцы, сидя на шпалах, сняв сапоги, подвертывали портянки. Некоторые из них, сэкономившие выданный с утра паек, жевали хлеб и сухую колбасу. По батальону прошел верный, как обычно, солдатский слух, что после выгрузки сразу предстоит марш, и все спешили закончить свои недоделанные дела. Одни ели, другие чинили порванные гимнастерки, третьи перекуривали.
Сабуров прошелся вдоль станционных путей. Эшелон, в котором ехал командир полка Бабченко, должен был подойти с минуты на минуту, и до тех пор оставался еще не решенным вопрос, начнет ли батальон Сабурова марш к Сталинграду, не дожидаясь остальных батальонов, или же после ночевки, утром, сразу двинется весь полк.
Сабуров шел вдоль путей и разглядывал людей, вместе с которыми послезавтра ему предстояло вступить в бой.
Многих он хорошо знал в лицо и по фамилии. Это были «воронежские» – так про себя называл он тех, которые воевали с ним еще под Воронежем. Каждый из них был драгоценностью, потому что им можно было приказывать, не объясняя лишних подробностей.
Они знали, когда черные капли бомб, падающие с самолета, летят прямо на них и надо ложиться, и знали, когда бомбы упадут дальше и можно спокойно наблюдать за их полетом. Они знали, что под минометным огнем ползти вперед ничуть не опасней, чем оставаться лежать на месте. Они знали, что танки чаще всего давят именно бегущих от них и что немецкий автоматчик, стреляющий с двухсот метров, всегда больше рассчитывает испугать, чем убить. Словом, они знали все те простые, но спасительные солдатские истины, знание которых давало им уверенность, что их не так-то легко убить.
Таких солдат у него была треть батальона. Остальным предстояло увидеть войну впервые. У одного из вагонов, охраняя еще не погруженное на повозки имущество, стоял немолодой красноармеец, издали обративший на себя внимание Сабурова гвардейской выправкой и густыми рыжими усами, как пики, торчавшими в стороны. Когда Сабуров подошел к нему, тот лихо взял «на караул» и прямым, немигающим взглядом продолжал смотреть в лицо капитану. В том, как он стоял, как был подпоясан, как держал винтовку, чувствовалась та солдатская бывалость, которая дается только годами службы. Между тем Сабуров, помнивший в лицо почти всех, кто был с ним под Воронежем, до переформирования дивизии, этого красноармейца не помнил.
– Как фамилия? – спросил Сабуров.
– Конюков, – отчеканил красноармеец и снова уставился неподвижным взглядом в лицо капитану.
– В боях участвовали?
– Так точно.
– Под Перемышлем.
– Вот как. Значит, от самого Перемышля отступали?
– Никак нет. Наступали. В шестнадцатом году.
– Вот оно что.
Сабуров внимательно взглянул на Конюкова. Лицо солдата было серьезно, почти торжественно.
– А в эту войну давно в армии? – спросил Сабуров.
– Никак нет, первый месяц.
Сабуров еще раз с удовольствием окинул глазом крепкую фигуру Конюкова и пошел дальше. У последнего вагона он встретил своего начальника штаба лейтенанта Масленникова, распоряжавшегося выгрузкой.
Масленников доложил ему, что через пять минут выгрузка будет закончена, и, посмотрев на свои ручные квадратные часы, сказал:
– Разрешите, товарищ капитан, сверить с вашими?
Сабуров молча вынул из кармана свои часы, пристегнутые за ремешок английской булавкой. Часы Масленникова отставали на пять минут. Он с недоверием посмотрел на старые серебряные, с треснувшим стеклом часы Сабурова.
Сабуров улыбнулся:
– Ничего, переставляйте. Во-первых, часы еще отцовские, Буре, а во-вторых, привыкайте к тому, что на войне верное время всегда бывает у начальства.
Масленников еще раз посмотрел на те и другие часы, аккуратно подвел свои и, откозыряв, попросил разрешения быть свободным.
Поездка в эшелоне, где его назначили комендантом, и эта выгрузка были для Масленникова первым фронтовым заданием. Здесь, в Эльтоне, ему казалось, что уже попахивает близостью фронта. Он волновался, предвкушая войну, в которой, как ему казалось, он постыдно долго не принимал участия. И все порученное ему сегодня Сабуровым выполнил с особой аккуратностью и тщательностью.
