Виды лаков для дерева.
Бурно М.Е.
ПродолжениеНапряженно-авторитарный характер (эпилептоид)
Антрополог Я.Я. Рогинский (1977) выводит из еще первобытной необходимости борьбы с «враждебными силами внешнего мира», наряду с другими «вековыми типами характера», волевой тип «охотника-воина», соответствующий нашему напряженно-авторитарному характеру.
Данный склад личности, по рисунку своему внешне напоминающий эпилептический, в его психопатической выраженности (эпилептоидный психопат, или эпилептоид) зримо, подробно-классически описан Ф. Минковской (1923, 1935) и П.Б. Ганнушкиным (1933).
Существо напряженно-авторитарного (эпилептоидного) радикала в реалистической авторитарности, сказывающейся прямолинейно-агрессивным, самолюбивым мышлением, чувствованием и поступками. Душевную напряженность такого человека по-настоящему смягчает лишь какая-то реализация, осуществление его изначальной авторитарности, и хорошо бы, чтобы реализация эта происходила с пользой для общества.
Прямолинейность мышления, чувствования всегда более или менее агрессивна и агрессивность всегда прямолинейна. Не агрессивен тревожно-сомневающийся. Он постоянно взволнованно сомневается, рассматривает со стороны свои мысли и чувства так ли думает-чувствует, в соответствии с разными обстоятельствами жизни? Тревожные сомнения по закоулкам ищут истину, обнаруживают то драгоценное, мимо чего прошли по прямой дороге бестревожные, прямолинейные в своем мышлении. Однако сомневающийся плох в тех делах, где вредно раздумывать, философствовать: за рулем автомобиля, у сложного пульта, в группе захвата преступников или будучи тюремным надзирателем, руководителем сложного коллектива, полководцем, солдатом в боевом окопе и т. п.
Прямолинейный обычно уверен (даже сверхуверен) в своей правоте и победе, обстоятельно-солиден, тяжеловесно-четок, подавляя, убеждая несогласных своим авторитетом. Такой человек может быть иногда внешне даже как бы довольно живым своей мыслью, но, присмотревшись, заметим, что мыслит он (нередко при прекрасной памяти) все же в довольно прямолинейных, хотя и сложных, подробных рамках. Без символичности и реалистической многозначности как бы на латыни, на языке напряженно-авторитарного Древнего Рима. Или это приземленно-ядреный, саркастический, авторитарный язык Салтыкова-Щедрина, Розанова. Тяжело, весомо, внушительно в свое время ложились в людей догматические слова эпилептоидного Сталина.
Вследствие прямолинейности-авторитарности такой человек часто и не спрашивает того, с кем заговорил (например, на улице), есть ли у него время для разговора, и сердито обижается, когда собеседник спешит. Даже те из напряженно-авторитарных, кто несколько не уверен в себе, часто сердятся, озлобляются, когда оказываются неправыми, на тех, кто обнаруживает их неправоту. Они стремятся к власти и только ею лечат свое переживание неполноценности. Вообще сердитость-напряженность, прорываясь время от времени агрессивными взрывами, постоянно (сильнее или слабее) присутствует в душе напряженно-авторитарного человека (особенно эпилептоида). Ранимые, чувствительные люди нередко дурно чувствуют себя рядом с таким человеком: или возникает в душе боязнь, острая неуверенность в себе, или невольно хочется подчиняться такому человеку, чтобы его смягчить, умилостивить, или возникает протест-негодование, оттого что авторитарно давят на тебя.
Душевная постоянная напряженность эпилептоида, особенно пожилого, есть одновременно и пагубная напряженность-нагрузка на его кровеносные сосуды. Он непременно должен расслабляться каким-то удовлетворением своей авторитарности (только бы во имя Добра!) или хотя бы взрывами негодования на домашних (не влияющими серьезно на его карьеру) чтобы лучше чувствовать себя и душевно, и телесно (например, чтобы не получить инсульт). В этом отношении жизнь с эпилептоидом для его близких есть испытание. А когда он пенсионер, потерявший власть и ослабевший уже телесно, когда остается ему в воспоминаниях ругать других и восхвалять себя (о чем бы ни говорил) необходимо близким, если это возможно, потерпеть, послушать все это, дабы всем же не было хуже. Может быть, даже искренне посочувствовать ему (если это возможно), когда он сердится, например, на пьяных, влюбленных, долго целующихся в троллейбусе.
Страх лишиться хоть какой-нибудь власти делает напряженно-авторитарного человека тяжело подозрительным, и эта прямолинейная подозрительность (ревность, мысли об опасности и т. д.) есть убежденность в том, чего нет на самом деле, в психопатических случаях болезненная. Думается, именно эпилептоиды с их особой высокой склонностью к напряженной подозрительности, сверхценным идеям вообще (в том числе изобретательства) составляют известную группу паранояльных психопатов (параноиков).
Прямолинейной душевной защитой объясняется тут и способность с убежденностью в своей правоте, в победе думать как бы «мимо» неприятного, травмирующего и смотреть «сквозь» своего противника или тоже «мимо» (будто не видя его), дабы не раниться этой встречей.
Некоторые напряженно-авторитарные по-своему доверчивы и склонны менять свое отношение к событиям, людям в зависимости от внешних обстоятельств и под влиянием мощных своих влечений. Чаще, однако, все эти обстоятельства, вызывающие здесь перемены, ублажают авторитарность.
Сердитость-агрессивность здесь обычно мягчает к старости (особенно слабея со склерозом и алкоголизмом, порождающими благодушие), но подозрительность и скупость к старости могут по-плюшкински усиливаться.
Как и сангвиник, напряженно-авторитарный чувственен, но агрессивной чувственностью (иногда с моментами садистичности, мстительности). С угрюмой авторитарной солидностью ямщиков, пьющих чай на картине Кустодиева «Московский трактир», могут сидеть за столом одни из напряженно-авторитарных. Упоенно-слащаво дегустируют кушанья другие. По-своему благородно-деловито едят третьи. Но живой, заражающей нас аппетитом сангвинической естественности мы тут не встретим.
Сексуальное влечение здесь мощно и агрессивно напряжено. Одни напряженно-авторитарные люди могут быть охвачены страстью к сексуальному разнообразию и цинически-прямолинейно оправдывают это заботой о своем здоровье. Другие природные однолюбы, подобно волкам. Такой человек порою настолько беспомощно зависит своим освобождением от острого, тяжелого сексуального напряжения от своей жены, что не может ее и пальцем тронуть, валяется у нее жалко в ногах, вымаливая близость, терпит все ее измены, разрешая, таким образом, вить из себя веревки. Если вдруг не убьет жену или не покалечит, измучившись.
Нередко отличаются эти люди могучей волей до позеленения, посерения кожи. При этом некоторые эпилептоиды с «заячьей душой», при всей внешней агрессивности-напряженности, не могут не сдерживаться и потому органически не способны поднять на кого-то руку в обычной (не боевой) жизни.
Выполнение своего влечения к власти здесь смысл жизни, главная радость. И в этом отношении напряженно-авторитарный (эпилептоид) сражается за власть в широком смысле, в какой бы профессии, должности это ни приходилось делать власть в науке, в литературе, в искусстве, власть богатства (как у пушкинского Скупого рыцаря) и т. д.
Свойственная напряженно-авторитарным (эпилептоидам) борьба за справедливость может происходить и в должности бухгалтера, и в какой-нибудь избирательной комиссии, но и тут, как обычно, с напряженностью воина. Если такой человек лечится от алкоголизма, то нередко становится он яростным борцом за трезвость, от которого плачут, например, его умеренно пьющие родственники. Но каким-то образом для своего благополучия, счастья такой человек должен чувствовать свою власть.
Сражаясь в бою или в мирной жизни, ограниченный своей прямолинейностью, охваченный агрессивностью, он просто не думает в это время об опасности, о смерти. Будучи авторитарно-прямолинейным реалистом, он способен прямолинейно подолгу не думать о том, что смерть имеет к нему какое-то отношение. Когда же ему напомнят о ней, скажет: «Зачем вспоминать плохое? Оно само придет». Или истово-прямолинейно, с той же сверхубежденностью верует в Бога и вечный рай для себя после смерти.
«Голос крови» нередко проникнут здесь агрессивностью, мстительностью, склонностью к кровной мести. Напористый воин, часто атлетического сложения, он по-настоящему уважает лишь сильного. Безнравственному эпилептоиду просто необходимо показать силу, как овчарке, чтобы стал тебя уважать и преданно тебе служить. Многие эпилептоидные женщины (нередко красивые напряженной гипнотизирующей красотою львиц, ведьм) терпеть не могут мягкотелых интеллигентных мужчин, которые не способны брать их силой.
И Бога-защитника тоже многим напряженно-авторитарным хочется иметь мускулистого, властного, строгого, чтобы рабски поклоняться ему, чувствуя себя хозяином над своими рабами. Но Богом, философией и своим земным начальством способен он оправдать и свои преступления (например, так-де лучше для государства). Истинный воин, сбивая вражеский самолет, прямолинейно не размышляет о том, кто в нем, враг, и все. И летчик-воин не думает прямолинейно о тех, на кого обрушится бомба, надобно выполнить поставленную боевую задачу, и все тут.
Многим нравственным эпилептоидам свойственны высокая честность, добросовестность, исполнительность, «добрый» «боярский» консерватизм, «казачья» преданность Добру.
Ради утоления своих мощных влечений многие безнравственные люди такого склада готовы служить любой власти, а нравственные делаются истинными самоотверженными, не ложными борцами за справедливость. Ведь мы называем нравственными тех, кто хочет другим людям того же добра, что и себе, то есть добра в своем понимании.
Прямолинейность мышления-чувствования может, конечно, вносить здесь немало сложности в вопрос о нравственности напряженно-авторитарного. Так, добрый «боярский» консерватизм не всегда добрый. Или, например, такой человек всею душой заботится о дочери покойного брата, не разрешая ей выходить замуж за человека, который ему не нравится. «Да, им хорошо сейчас вместе, рассуждает он. Но ненадолго это, я убежден. И я за нее в ответе перед братом.» И он, пожалуй, сам искренне хотел бы, чтобы с ним так же поступили, если б он был на месте этой девушки. Или в трудное время приводит домой к обеду гостей, не заметив, что жена из-за них осталась голодной, и т. п.
Люди, не равнодушные к власти, часто тянутся к историческому чтению. Там именно о том, кто и как взял и потерял власть, и часто это созвучные им по складу люди.
Напряженность влечением к власти, особый интерес к военным событиям видятся в картинах Сурикова, Верещагина. Нередко напряженно-авторитарный художник мастер агрессивной напряженности или утонченной натуралистичности (как Шилов).
Получающий высокое удовольствие от власти не способен обычно к подробно-одухотворенному углублению в себя, в человеческие сложные отношения. Но, конечно же, у каждого своя особенная жизненная дорога и важно подробнее нащупать ее поверхность под ногами.
Безнравственные эпилептоиды (напряженно-авторитарные) обычно обнаруживают себя благообразной маской из различных слащаво-уменьшительных словечек с лакейски-угодливым поведением, за которой прячут безнравственную природу. Все это имеет прямое отношение к утонченному, так называемому восточному коварству. Но благородным нравственным эпилептоидам (напряженно-авторитарным) всячески следует помогать в их тяжелых подчас отношениях с людьми хотя бы скрывать, по возможности, яркую свою авторитарность, властность, хотя бы изображать, что прислушиваешься к другим людям, ценишь их мнение и т. д. дабы еще выше подняться им в жизни.
Тревожно-сомневающийся характер (психастеник)
Подробно-клинические описания этого склада личности в его болезненной усиленности (психастеник, психастенический психопат от psychastenia (душевная слабость, с греч.), описания, замечательно дополняющие и углубляющие одно другое, сделаны П. Жане (1903, 1911), С.А. Сухановым (1905, 1912), П.Б. Ганнушкиным (1907, 1933), И.П. Павловым (1935).
Существо тревожно-сомневающегося (психастенического) радикала обусловленная природной, изначальной тревожностью-дефензивностью, вкупе с чувственной жухлостью-блеклостью и засильем реалистической аналитической работы мысли, тревожно-тягостная неуверенность в своих достаточно реалистически-земных чувствах, особенно при обстоятельстах, когда эти чувства принято, следует как-то естественно обнаруживать (в беседе с малознакомым человеком, в обстановке радостного или горестного события и т. п.).
Дефензивность (defenso оборонять, латин.) понятие, по содержанию противоположное понятию «агрессивность». Это переживание своей неполноценности, сказывающееся в робости, застенчивости, стеснительности, нерешительности, тревожной мнительности, в малодушии, склонности к сомнениям, неуверенности в себе, и, наконец, все это проникнуто ранимым самолюбием. Дефензивность свойственна и людям иного склада (например, дефензивным сангвиникам, многим замкнуто-углубленным), но у тревожно-сомневающихся (психастеников) она затуманена изнутри еще и деперсонализационным* переживанием неестественности своих чувств, неуверенности в своих чувствах с попытками более или менее подробного тревожного анализа происходящего.
Это тревожное засилье мысли (анализа) над чувством (непосредственным чувственным переживанием) сказывается в том, что такой человек в общении с не самыми близкими ему людьми, с ощущением своей неестественности и тревогой по этому поводу, постоянно неуверенно рассматривает, обдумывает свое эмоциональное к ним отношение, стараясь этим помочь себе чувствовать. Собеседник может заметить в его глазах некоторую тревожную растерянность или отсутствие (погруженность в свои мысли, рассеянность, смотрение «сквозь» людей). По этой причине психастенику часто легче написать человеку письмо, нежели встретиться с ним.
Природный смысл этой мягкой деперсонализационности в защите чувствительной души от ранящих ее прикосновений действительности. Во всяком случае, если случается какая-то беда (смерть близкого человека, угроза собственной жизни), Природа помогает выключением способности остро тревожиться-переживать в углубившейся деперсонализации. Но в легкой тревожной деперсонализации, общаясь с людьми, организуя, например, какие-то совещания, такой человек нередко по рассеянности что-то упустит или скажет не то, кого-то не поблагодарит и потом жестоко мучается этими своими упущениями и старается готовиться к подобным испытаниям предварительными записями по пунктам.
А бывает, что, при всей своей нравственной щепетильности, тревожной добросовестности в соблюдении законов и инструкций, тревожно-сомневающийся (психастеник) вдруг по рассеянности переступит черту разрешенного. Иногда возможно это и не по рассеянности, а по причине душевной отваги, вспыхивающей в замученной совести.
Наедине с собою, с книгами, в творчестве в своей комнате или в общении с самыми близкими чувство собственной эмоциональной измененности (чаще это тревожное душевное онемение) ослабевает-отпускает, чтобы вскоре, по обстоятельствам, вновь появиться.
Тревожная сосредоточенность на мыслях об ускользающих непосредственных чувствах нередко объясняет и несобранность, житейскую рассеянность этих людей. Дефензивность, загруженная подробным аналитическим размышлением, сотканным из сомнений, обнаруживает себя сложными нравственно-этическими переживаниями с обычным здесь тягостным самообвинением.
Таким образом, тревожно-сомневающийся (психастеник) не есть просто бесчувственный человек. Он способен остро голодать, но утоляет голод без острых, пьянящих гурманистических или сексуально-эротических подробностей. Чувственность здесь недостаточно художественна, остра, чтобы человек мог сойти с ума в чувственной близости. Возможно для него часто даже исследовательски наблюдать в это время за вяловатыми проявлениями своей чувственности, в которых невозможно забыться. Но нередкая здесь чеховская нежность-лиричность одухотворенного тревожно-сомневающегося (психастеника) может сводить с ума самых чувственных, легко суживающихся сознанием женщин.
Одухотворенно-застенчивая, затаенная нежность-лиричность свойственна и многим психастеническим женщинам.
Тревожно-сомневающийся (психастеник) человек не с непосредственно-чувственной, а с мыслительной (неяркой, реалистически-аналитической) эмоциональностью, дефензивностью, испытывающий по отношению к другому человеку именно на расстоянии (вспоминая прошлое или воображая будущее) гораздо более цельное чувство, нежели в непосредственном общении. Ему трудно без подлинного практического чутья, чувственной хватки интуитивно оценить другого человека и потому он его тщательно обдумывает-анализирует, «раскладывая по полочкам».
Он может быть великим актером, режиссером, но и тогда «раскладывает по полочкам», как Станиславский, на потеху непосредственным, чувственным, живущим прежде всего сердцем актерам. Другие знаменитые тревожно-сомневающиеся (психастенические) люди, являющие нам в творчестве свой склад (радикал), это Баратынский, Белинский, Дарвин, Чехов, Павлов, Моне, богатые не чувственностью, но размышляющей одухотворенностью.
Не будучи достаточно практичным, такой человек должен воспитывать в себе готовность действовать, одолевать свою лень в сложной работе мечтаний. Бывает, тревожно-сомневающийся (психастеник) любит свою заболевшую собаку, а к ветеринару все не отведет ее (ленив на подъем). Неорганизованному по природе своей психастенику (тревожно-сомневающемуся) необходимо жить по расписанию, в режиме, радуясь и тому, что выполнил расписание хоть на две трети.
Непрактичность, обусловленная во многом инертностью-медлительностью, обнаруживает себя и в том, что тревожно-сомневающийся не предложит вовремя помочь знакомой женщине с тяжелой сумкой, не спохватится сказать вовремя доброе слово нуждающемуся в нем с последующим внутренним раскаянием. И тут ему также ничего не остается, как заранее дрессировать в себе готовность действовать, дабы не мучиться потом угрызениями совести.
Многие из таких людей, особенно в молодости, способны так сильно гиперкомпенсироваться (вольно или невольно являть в поведении своем свою противоположность), что их считают сверхуверенными, «неистовыми». Но это все есть «нахальство от застенчивости», готовое в любой момент, по обстоятельствам, рассыпаться в жалкое самообвинение.
Гиперкомпенсация неуверенности в себе здесь нередко выражается в излишней порою категоричности, учительском (менторском) тоне при способности, однако, самокритически на все это посмотреть.
От чувственной бедности, деперсонализационности многие тревожно-сомневающиеся (психастеники), живущие в деперсонализационном тумане прежде всего своими тревожными сомнениями (сомнение мыслительная работа, в отличие от тревожной мнительности, то есть склонности в основном чувством преувеличивать опасность), не запоминают в достаточных подробностях яркие события, которые происходят с ними в жизни. Не запоминается, например, лицо, облик человека, вкус пирога, который так нахваливал, потому что в самом деле было вкусно. Забывается ощущение влюбленности с воспаленной яркостью мира вокруг, будто прошло что-то больное, ненастоящее. Видимо, необходима достаточно сильная повседневная чувственность, чтобы в подробностях вспоминать прежние особенно яркие чувственные переживания, когда «захлебывался» чувствами. Иначе же остается от жизни пронзительно-грустное ощущение чеховского восьмидесятилетнего Фирса: «Жизнь-то прошла, словно и не жил...» Дабы этого, по возможности, избежать, следует побольше записывать, фотографировать, рисовать свою жизнь, дни своей радости, чтобы творчески ярче отпечатывать их в душе и чтобы можно было, перечитывая дневник, рассматривая альбомы, оживить в себе то эмоциональное, чувственное, что было, все-таки было.
Но житейские обиды, личностные оскорбления, чьи-то попытки нарушить духовную свободу, так легко забываемые (вытесняемые из сознания) многими чувственными людьми, до самой смерти занозами сидят в уязвимой душе тревожно-сомневающегося (психастеника) и без всякого записывания. Мужчина с таким характером обычно ищет с людьми прежде всего духовного, идейного, личностного созвучия и не способен долго любить женщину одними лишь вяловатыми своими чувственными ощущениями. По этой причине он может гораздо сильнее любить духовно созвучного ему неродного человека или даже созвучную ему застенчивостью собаку, нежели несозвучного близкого родственника (слабый «голос крови», в отличие от, например, сангвиника).
Главное в переживаниях тревожно-сомневающегося (психастеника), если он достаточно сложен, это тонкие нравственно-этические мотивы, служение (в том числе научное) Добру. Именно это его по-настоящему волнует, и это он в подробностях запоминает своей весьма средней (не чувственной, не механической) памятью. Она не удерживает в себе ни подробности семейных романов, ни детективные происшествия, но хранит многое из творчества названных выше созвучных тревожно-сомневающихся (психастенических) художников и ученых, а также из творчества созвучных тревожно-сомневающемуся (психастенику) своей психастенической гранью психастеноподобных эпилептиков Достоевского и Толстого.
Непрактичность в широком смысле (происходящая, прежде всего, от слабой чувственности) выражается здесь и в том, что тревожно-сомневающийся (психастеник) не рассчитает время на дорогу, накупит в магазинах больше, чем сможет унести, купит одежду не того размера, запланирует больше дел, нежели сможет выполнить, плохо ориентируется зрительно-географически. От рассеянности он слишком много времени теряет на поиски какой-то вещи или бумаги.
Тревожно-сомневающийся человек (психастеник), реалист по своей природе, мало способный к религиозным переживаниям, обычно живет не чувственными радостями, не организаторскими делами, не борьбой, не сладостью власти. Он способен довольствоваться в жизни немногим, но хочет делать какое-то свое, посильное благородно-нравственное дело для людей. Или женщина готова помогать мужу это делать.
Важно, однако, знать, что выполняешь свой долг, как-то служить Добру. На этом и держится здесь мироощущение. Если нет возможности это делать, то человек страдает. Охваченный изначальной размышляющей тревогой, он и страшных болезней, смерти, сумасшествия боится потому, что ужасно для него не выполнить в каком-то более или менее завершенном виде свой жизненный долг Добра.
Вегетативная неустойчивость (сердцебиения, головные боли от сосудистых спазмов, пустая отрыжка и проч.), которая здесь врожденна, как и у других дефензивных людей, остеохондрозные ощущения, боли, геморрой и другие хронические, обычно не опасные, неприятности, к которым так предрасположены дефензивные люди все это составляет богатую, пышную почву для тревожно-ипохондрических переживаний (переживаний о страшных болезнях, которых на самом деле нет).
Размышляющая тревога и слабая, жухлая чувственность, отсутствие богатого чувственного жизненного опыта мешают трезво ощутить маловероятность беды и обусловливают здесь почти постоянные тревожные сомнения по поводу и самых крохотных сбоев в организме. Эти сбои (например, мышечная боль, гнойничок, изжога) нередко со страхом-тревогой воспринимаются как нечто злокачественное, как возможное «начало конца». «Всю жизнь будто хожу по минному полю», сказал о подобных своих ипохондрических переживаниях один психастеник. При этом известно, что такого рода душевно страдающие ипохондрики, каждодневно рассматривающие свое тело (в том числе и с лупой), погружаются в медицинские справочники, надоедающие вопросами врачам, нередко доживают до глубокой старости (Грушевский, 1994).
Тревожно-сомневающийся (психастенический) человек не способен не думать о плохом, о том, о чем не хочется думать. Он всегда тревожно знает, что во всяком случае когда-нибудь тяжело заболеет и когда-нибудь (а может быть, скоро!) умрет. Его душевная защита, включающаяся в обстановке опасности для жизни, благополучия именно деперсонализационная: онемение души с неспособностью остро переживать и с ясным пониманием происходящего. Бессмертие для него это реальная жизнь после смерти в памяти близких и, может быть, не известных, но созвучных ему душевно людей, своими делами, которые стремится более или менее завершить в своей жизни. Хочется остаться в памяти, разговорах именно таким, каким и жил, а не в виде «безликого привидения». Пусть это бессмертие будет не таким долгим, как у Шекспира или Гомера, он готов довольствоваться и малым: только бы не умереть сразу же, вместе со своим телом. Ахматова полагала, что нерелигиозный Чехов несовместим со стихами, видимо, потому, что всю поэзию, как известно, понимала-чувствовала как Божественное звучание, цитату из Господа.
Отмеченная выше вегетативная неустойчивость обычно спаяна с так называемой раздражительной слабостью (истощающейся раздражительностью), которая сказывается то в бессонницах, то в тягостном чувстве усталости, в лени, то в капризной нетерпеливости.
Размышляющая неуверенность в себе выражается и в «вяловато-неуверенных» формах тела при склонности к узкому (лептосомному от leptos узкий, греч.) сложению с некоторой нескладностью. Выражается она и мягкой неловкостью движений тела, частой здесь нелюбовью к физкультуре.
Тревожно-сомневающаяся (психастеническая) женщина не есть классическая (в принятом смысле) теплая, слабая, чувственная, мило кокетничающая женщина. Размышляющая и чувственно суховато-глуховатая (хотя по-своему задушевно застенчиво-милая, нежная), она нередко пожизненно переживает, что не чувствует себя ни заботливой женой, ни горячей любовницей, ни трудолюбивой матерью, ни хорошей хозяйкой (непрактично-медлительная «рассеянная неряха»), ни полезным работником в своей профессии, а просто, дескать, неудачное, «недоделанное» существо, ни то, ни се, «ни рыба, ни мясо». Не чувствует интуитивно по-женски, практически людей; ригидным мышлением своим не понимает, например, почему муж оказался другим, нежели папа (не помогает по хозяйству, не делает, как папа когда-то, с детьми зарядку и не сообщает, когда сегодня придет домой). Непрактичность, отсутствие чувственной хватки, высокая тревожность мешают ей выбирать для себя что-то из одежды в магазине: всматривается тупо-напряженно в каждый шовчик, не может ясно уловить оттенки цвета и, к ужасу своей спешащей уже сангвинической подруги, помогающей ей покупать, просит еще поразмышлять с ней вместе, стоит ли брать это. И вообще. «Все только порчу, не создана я для этой жизни».
Лишь немногие из психастеников без помощи психотерапевта способны познать-прочувствовать свои духовные ценности, другие характеры, собраться как-то и, благодаря всему этому, найти свое незаурядное место в жизни, среди близких, созвучных им людей, навсегда обретая свой, свойственный своей природе смысл.
Особенно для примитивных, несложных душой тревожно-сомневающихся (психастенических) людей, без творческой смелости, без чувства юмора, благородного хулиганского полета в душе, жизнь превращается нередко в назойливо-строгое, механически-утомительное в своей тревоге выполнение какого-то свода правил (а то как бы чего не вышло!), навязчиво-скучное служение своему нравственному долгу, что может быть весьма тягостно для близких и даже, по сути дела, безнравственно. В этом смысле чеховский Беликов («Человек в футляре»), по-видимому, являет собою сгусток самого скверного психастенического.
Нередко и сложный ранимый психастеник (тревожно-сомневающийся) сухо отталкивает от себя людей, которые кажутся ему сразу же или с некоторых пор в чем-то лучше, значительнее его, а то и просто тот человек выше чином, ученой степенью. Или психастеник (тревожно-сомневающийся) избегает общения с этими людьми (хотя прежде, например до «повышения кого-то в чине», были друзьями). И все это дабы не чувствовать себя рядом с таким «преуспевающим» человеком еще более неполноценным.
Или, например, иной психастенический профессор может быть весьма тяжелым своей раздражительной категоричностью, от которой несправедливо не видит в статье своего ученика что-то поистине хорошее из-за каких-то действительных недостатков. Однако он способен (во всяком случае, со временем) понять эту свою несправедливость и жестоко помучиться самообвинением. Самообвинение, однако, самообвинением, а эгоизм психастеника, нередко отталкивающего от себя практически все, что не помогает служить делу (иногда ненужно-вымученному), эгоизмом.
Может психастеник мучать близких своей, хоть и истощающейся, раздражительностью, мелочно-патологической добросовестностью-ответственностью, «великой» мечтательной ленью на диване от неспособности действовать активно-энергично.
Тем не менее и нравственно-психологические мечты-размышления чеховского интеллигента о светлом будущем (тесно связанные с его неспособностью живо и быстро практически действовать, упорно и добросовестно работать), и «ты меня уважаешь?» ленивого, непрактичного, пьяного русского мужика Емели есть все-таки составные части одного из российских деревьев, и мужик корень этого дерева.
Подобные поступки и переживания-страдания не свойственны ни сангвинику, ни напряженно-авторитарному. Но в отличие от сангвиников и напряженно-авторитарных даже безнравственные психастеники крайне редко совершают какие-либо преступления, так как испытывают неимоверный страх перед возможным наказанием и даже перед самой процедурой следствия и не способны этот страх забыть, вытеснить в бессознательное. У них нет для этого ни пышно-красочных занавесок-эмоций, ни прямолинейной сверхуверенности в том, что преступное дело сладится без осложнений для них, а главное жалит-мучает больная совесть.
Старые психастеники (тревожно-сомневающиеся), видимо, по причине, прежде всего, возраста, склеротической чувствительности, усугубившейся тормозимости-инертности и неспособности даже в старости естественно принять положение о полной смерти человека могут сделаться, как и сангвиники, верующими в вечную жизнь души, в возможность встречи с любимыми, ушедшими из жизни. Религиозное это чувство, однако, проникнуто реальными земными красками. Думается нередко о материальности мысли, переживания и т. п.
Вообще говоря, болезнь и старость каждого из нас по-своему предрасполагают к вере.
* Деперсонализация (франц. depersonnalisation; де- + латин. persona личность) переживание своей эмоциональной измененности.
[Предыдущая]
[Следующая]
[На главную]
[Сила слабых]
[Оглавление]
Согдасно теории Карла Маркса, любое государство представляет собой аппарат насильственного подавления правящим классом всех остальных слоев общества. Идеологически можно оспаривать многие из воззрений этого теоретика, однако такое определение представляется вполне справедливым. В каком-то смысле любое государство - это авторитарный режим.
До сих пор никто толком не определил, чем же именно отличается авторитарный режим от демократического. В наши дни сортировкой стран на свободные и тоталитарные занимается главным образом Госдепартамент США, но делает он это, понятное дело, исходя из национальных интересов своей родины. Ф.Д. Рузвельту приписывают определение Сомосы-старшего как подлеца, но американского, а, следовательно, демократического. Сам Франклин Делано четырежды избирался на ответственный пост, причем в самые судьбоносные для США моменты, что стало своеобразным рекордом. При этом в течение своей карьеры Рузвельт часто принимал непопулярные у населения решения, и его нередко упрекали в том, что он установил в стране авторитарный режим.
Президент Франции Шарль де Голль также подвергался критике оппозиции за недемократизм. Стремясь к экономической независимости от США, он прекратил колониальную войну в Алжире, пошел на определенные уступки СССР, совершил много других поступков, раздражавших его политических противников. Решения, принимаемые Голлем самолично, не нашли бы поддержки у оппозиционных партий, но, уверенный в своей правоте, он шел, что называется, напролом, и в конечном счете доказал правильность собственной политики. Чувствуя, что большинство право не всегда, французский президент установил авторитарный режим правления.
Любой сильный государственный лидер в трудные для страны моменты вынужден принимать решения, которые оказываются не по нраву определенной части политической и экономической элиты, так происходит почти во всех странах. Будто бы спонтанно возникает финансируемая олигархами или иностранными противниками нового курса оппозиция, которая сразу начинает убеждать население в том, что руководитель установил авторитарный режим. Признаки, по которым он определяется, многочисленны, и зачастую противоречивы.
Главный из этих признаков очень удобен для манипуляций. Это свободные выборы. Процесс голосования всегда проходит сложно, не обходится без нарушений, каждое из которых можно объявить вопиющим. Следующим на очереди обычно становится факт подавления оппозиции, чаще определяемый словом «расправа». Любой проворовавшийся олигарх, попавший за решетку, может утверждать, что его преследуют по политическим мотивам, как будто сам факт причастности к оппозиционным силам должен служить некоей охранной грамотой, гарантирующей неприкосновенность и полную свободу действий - от казнокрадства до банального хулиганства. Однако следует учесть, что тех, кто выступает против государственной политики, представители власти отнюдь не лелеют в любой стране, даже в оплоте демократии, США.
Итак, ни борьба с оппозицией, ни нарушения в ходе голосования, ни степень участия широких народных масс в управлении государством не являются признаками, отличающими авторитарный режим от тоталитарного. В чем же тогда разница? Она существенная, а заключается в личных способностях сильного лидера привлекать сторонников своей политики и удерживать власть законными средствами. Авторитаризм возможен в демократических странах. Зато он почти бесполезен при тоталитаризме, когда руководителя выдвигают из рядов правящей элиты исходя из того, насколько он удобен другим ее членам. Авторитарный режим - это необходимая мера тогда, когда страна переживает нелегкие моменты и различные угрозы, от Великой депрессии до возможного распада государства.
Он ближе всего подходит к общей картине лиц с высокими баллами, поскольку проявляется во всем нашем исследовании. Синдром следует «классической» психоаналитической картине, включающей садомазохистское разрешение Эдипова комплекса, и был показан Эрихом Фроммом под названием «садомазохистский» характер. Согласно теории Макса Хоркхаймера, в коллективной работе, где он писал социопсихологическую часть, внешнее социальное подавление сопутствует внутреннему подавлению импульсов. Чтобы достичь «интернализации» социального управления, которое никогда не дает личности столько, сколько требует отношение последней к авторитету и его психологической силе, super-ego, приобретает иррациональный аспект. Субъект достигает собственной социальной приспособленности, только получая удовольствие от подчинения субординации. Это включает в игру импульсы садомазохистской структуры, равно как условие и результат социальной приспособленности. В обществе нашего типа садистские, также как и мазохистские тенденции находят подкрепление в действительности. Картиной трансляции таких подкреплений в черты характера является особое разрешение Эдипова комплекса, определяющее формирование синдрома, о котором здесь идет речь. Любовь к матери в ее первичной форме подлежит строгому табу. Итоговая ненависть к отцу трансформируется формированием реакций в любовь. Эта трансформация ведет к особому виду super-ego. Трансформация ненависти в любовь - наиболее трудная задача, которую личность должна проделать на раннем этапе развития, никогда не завершается полностью успешно. В психодинамике «авторитарного характера» часть предыдущей агрессивности впитывается и превращается в мазохизм, в то время как другая часть соотнесена с садизмом, который ищет выхода в том, с чем субъект себя не идентифицирует, т.е. во внешних группах. Еврей часто становится заменителем ненавидимого отца, приобретая на уровне фантазии те же самые черты, которые были отвратительны для субъекта в отце, такие, как практичность, холодность, до-минирование, даже сексуальное соперничество. Эта двоякость всепроникающа, причем явственно сопровождается слепой верой в авторитет и готовностью атаковать тех, кто проявляет слабость и социально подходит в качестве «жертвы». Стереотипы в этом синдроме служат не только средствам социальной идентификации, но и выполняют истинно «экономическую» функцию в собственной психологии субъекта: они
Глава 13. ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ И УЧАСТИЕ 597
помогают направить энергию либидо в соответствии с требованиями слишком строгого super-ego. Таким образом, сами стереотипы могут быть крайне либидизированными и играть большую роль во внутреннем устройстве субъекта. Он воссоздает глубоко «принудительные» черты характера, частично с помощью регресса к анально-садистской фазе развития. Социологически, такой синдром особенно характерен для средних классов Европы. В этой стране (США. - А.Д.) мы можем ожидать его среди людей, чей действительный статус отличается от того, которого они домогаются...
За время работы психологом я имел возможность побеседовать с сотнями людей, которым ранее другие специалисты ставили диагнозы «вызывающее оппозиционное расстройство», «синдром дефицита внимания с гиперактивностью», «чрезмерное беспокойство», а также другие расстройства психики. Меня поразило следующее: (1) как много среди них людей, настроенных против авторитарной власти, и (2) как мало таких властеборцев среди тех, кто ставил им диагноз.
Противники авторитарной власти ставят под сомнение легитимность любой власти, прежде чем воспринимать ее всерьез. Оценка легитимности власти включает в себя анализ того, знает или нет эта власть то, о чем она говорит, честна ли она, заботится ли она о людях, которые уважают власть. И если эти сомневающиеся приходят к выводу, что власть нелегитимна, они бросают этой власти вызов и начинают ей сопротивляться – иногда активно, а иногда активно-пассивно, иногда по-умному, а иногда нет.
Некоторые активисты жалуются на то, как мало таких властеборцев в США. Одна из причин может заключаться в том, что многих естественных противников власти в настоящее время определяют на лечение к психопатологам, и назначают им лекарства еще до того, как у них появится политическое осознание и представление о гнете властей над обществом.
Почему психологи и психиатры ставят противникам авторитарной власти диагноз психического расстройства
Чтобы попасть в аспирантуру, магистратуру или интернатуру, и получить диплом или ученую степень, чтобы стать психологом или психиатром, надо проскочить через множество горящих обручей. Все это требует уступчивости по отношению к власти в поведении и внимательного к ней отношения – пусть даже ты относишься к ней без уважения. При отборе и подготовке к работе профессионалов из области психиатрии и психологии отсеивается очень много властеборцев. Побродив по просторам высшего образования десять лет своей жизни, я знаю, что дипломы и звания это в основном доказательство уступчивости. Те, кто долго учится, много лет живут в мире конформизма, в котором человек привыкает подчиняться требованиям властей или начальства. Поэтому многим докторам, как медицинским, так и научным, непохожие на них люди, которые не согласны приспосабливать свое поведение, кажутся инопланетянами. То есть, диагноз налицо, случай клинический.
Я обнаружил, что большинство психологов, психиатров и прочих специалистов по психическому здоровью не только чрезвычайно послушны перед властью, но и не понимают, насколько велико их послушание. Мне также стало ясно, что антиавторитарное поведение пациентов вызывает огромное волнение и тревогу у этих специалистов, а отсюда появляются и диагнозы, и лечение.
Во время учебы я обнаружил следующее. Чтобы получить на лоб клеймо человека, у которого «проблемы с начальством», достаточно просто не подлизываться к руководителю клинической практики, который по своему характеру является гибридом Дональда Трампа, Ньюта Гингрича и Говарда Коселла. Когда кто-то из преподавателей сказал мне, что у меня «проблемы с начальством», я не понял, почему мне поставили такое клеймо. С одной стороны, мне это показалось весьма забавным, потому что в том окружении детей из рабочего класса, в котором я вырос, меня считали довольно покладистым и послушным. Ведь я всегда делал домашнюю работу, не прогуливал уроки и получал хорошие отметки. Но хотя мое новое клеймо заставило меня широко улыбнуться, потому что теперь меня считали «плохим мальчиком», меня также очень сильно обеспокоило то, в какую профессию я вляпался. Если у такого человека как я «проблемы с начальством», то как же они называют тех ребят, с которыми я рос и воспитывался? Им многое было небезразлично, но на школу и на свое поведение в ней этим парням было наплевать. Что ж, ответ я нашел довольно быстро.
Диагноз психического расстройства для противников власти
В 2009 году на сайте Psychiatric Times появилась статья под заголовком «ADHD & ODD: Confronting the Challenges of Disruptive Behavior» (Вызывающее оппозиционное расстройство и синдром дефицита внимания с гиперактивностью: борьба с вызовами агрессивного поведения). В ней сообщалось, что «деструктивные психические расстройства», к которым относятся указанные в названии статьи, это самые распространенные проблемы психического здоровья у детей и подростков. Синдром дефицита внимания с гиперактивностью по определению проявляется в неспособности сосредоточиться, в патологически повышенной отвлекаемости, в слабом самоконтроле, импульсивности и гиперактивности. Вызывающее оппозиционное расстройство в статье определяется как «модель негативистского, враждебного и демонстративного поведения без серьезного посягательства на основные права других людей, которое проявляется в поведенческих расстройствах». Среди симптомов этого заболевания «частый вызов или отказ выполнять просьбы и правила взрослых», а также «частые споры со взрослыми».
Психолог Рассел Баркли (Russell Barkley), являющийся одним из ведущих авторитетов господствующего направления в медицине по синдрому дефицита внимания с гиперактивностью, говорит, что у страдающих этим синдромом людей налицо, как он выражается, дефицит «поведения на основании правил». Эти люди менее восприимчивы к правилам общепризнанных властей и менее чувствительны к позитивным и негативным последствиям. По мнению авторитетов основного направления в психиатрии, у молодежи, страдающей вызывающим оппозиционным расстройством, также имеется дефицит «поведения на основании правил». Поэтому довольно часто у людей в юном возрасте два этих вида расстройств присутствуют одновременно.
Но надо ли каждому, у кого есть такой «дефицит поведения на основании правил», ставить медицинский диагноз и назначать лечение с лекарствами?
Альберт Эйншейн в молодости наверняка получил бы диагноз синдром дефицита внимания с гиперактивностью, а может, и вызывающее оппозиционное расстройство в придачу. Альберт не обращал внимания на своих учителей, дважды проваливал вступительные экзамены в колледж и с трудом удерживался на одной работе. Однако биограф Эйнштейна Роберт Кларк (Ronald Clark) в книге «Einstein: The Life and Times» (Эйнштейн: жизнь и его время) утверждает, что проблемы у Альберта возникали не от недостатка внимания, а скорее от ненависти к авторитарной прусской дисциплине в школах, где он учился. «Учителя в начальной школе казались мне сержантами, а в гимназии учителя были как лейтенанты», — говорил Эйнштейн. В возрасте 13 лет он прочел трудную работу Канта «Критика чистого разума» — потому что она была ему интересна. Кларк также рассказывает, что Эйнштейн не хотел готовиться к поступлению в колледж, взбунтовавшись против «невыносимой» «практической профессии» отца. Когда Эйнштейн наконец поступил в колледж, один из преподавателей сказал ему: «У тебя один недостаток: тебе ничего нельзя сказать». Однако те самые качества Эйнштейна, которые таки сильно расстраивали начальство, позволили ему добиться успеха.
По нынешним меркам, легендарный организатор Саул Алински (Saul Alinsky), написавший «Reveille for Radicals» и «Rules for Radicals» («Побудка для радикалов» и «Правила для радикалов»), наверняка получил бы один или несколько диагнозов из разряда деструктивных психических расстройств. Вспоминая свое детство, Алински говорил: «Я никогда и не думал о том, чтобы ходить по траве, пока не увидел надпись «По газонам не ходить». После этого я просто начал топтать их». Алински также вспоминал, как в десять или одиннадцать лет раввин учил его ивриту:
В один из дней я прочел три страницы подряд без единой ошибки в произношении, и тут неожиданно на книгу упал один цент. … На следующий день раввин пришел снова и сказал, чтобы я начинал читать. Я отказался. Я просто сидел молча, отказываясь читать. Он спросил, почему я молчу, и я ответил: «На этот раз или пятицентовик, или ничего». Он размахнулся и отвесил мне такую затрещину, что я полетел через всю комнату.
Многие люди, страдающие от повышенной тревоги и/или депрессии, также являются противниками власти. Зачастую главное беспокойство в их жизни, которое подпитывает тревогу и/или депрессию, является страхом перед тем, что неуважение к нелегитимной власти приведет их к финансовой или социальной маргинализации. Вместе с тем, они боятся, что уступчивость по отношению к такой нелегитимной власти просто убьет их.
Я провел немало времени с людьми, у которых в какой-то момент в жизни были настолько странные и экстравагантные мысли и поведение, что они начинали ужасно бояться за свои семьи и за самих себя. Они получали диагноз шизофрения или психоз, но потом полностью выздоравливали и вели многолетнюю и продуктивную жизнь. Среди этих людей я не встретил ни одного человека, которого нельзя было назвать властеборцем. После выздоровления эти люди направляли свои антиавторитарные позывы на достижение более созидательных политических целей, в том числе, на реформирование системы лечения психических расстройств.
Многие противники авторитарности, ранее жившие с диагнозом психического расстройства, говорили мне, что получив такой диагноз, они столкнулись с дилеммой. Люди авторитарные по определению требуют безусловного подчинения. Поэтому любое сопротивление диагнозу и лечению вызывало огромное беспокойство у авторитарных врачей-психиатров и психологов. Они ощущали, что пациенты выходят из-под контроля, они наклеивали на них ярлык «не поддающихся лечению», они выносили все более суровые диагнозы-приговоры и прописывали все более сильные лекарства. Это вызывало ярость у антиавторитаристов, порой такую, что их поведение пугало даже близких.
Есть противники авторитарности, которые принимают психиатрические препараты, помогающие им жить и работать, но зачастую отвергают объяснения психиатров, почему им трудно функционировать без лекарств. Например, они принимают Аддерал (это амфетамин, который назначают страдающим синдромом дефицита внимания с гиперактивностью), но знают, что проблемы со вниманием у них это не результат биохимического дисбаланса в мозгу, а скучная работа. Аналогично, многие противники авторитарности в ситуации сильного стресса периодически принимают назначенные им бензодиазепины, такие как Ксанакс, но считают, что им было бы безопаснее время от времени курить марихуану, чего они делать не могут, потому что на работе их проверяют на наркотики.
По опыту я знаю, что многие властеборцы, получившие диагноз от психиатра, обычно отвергают не всю власть, а лишь ту, которую они считают нелегитимной. Но получается так, что это обычно бывает власть в обществе.
Поддерживая общественное статус-кво
Американцев все чаще убеждают в том, что невнимание, гнев, тревога и парализующее отчаяние это болезнь, которую надо лечить, а не следствие социальных проблем, которые надо исправлять политическими методами. Просто невозможно найти лучший способ для сохранения существующего положения вещей в обществе, чем считать невнимание, гнев, тревогу и депрессию биохимической проблемой человека, который болен, а не нормальной реакцией на все более авторитарное общество.
Но в действительности депрессия тесно связана с общественными и финансовыми недугами. У людей гораздо чаще возникает депрессия, когда у них нет работы, когда они работают неполный день, получают пособия или увязли в долгах. А детишки с диагнозом синдром дефицита внимания с гиперактивностью всегда обращают внимание, когда им платят, или когда та или иная работа или деятельность им в новинку, когда они им интересна, или когда они выбрали ее сами.
В прежние мрачные времена авторитарные монархии вступали в альянсы с авторитарными религиозными институтами. Когда мир вышел из мрачного средневековья и вступил в эпоху Просвещения, произошел мощный всплеск энергии. В значительной степени это оживление было связано со скептическим отношением к авторитарным и безнравственным институтам и с возвращением уверенности в собственных силах и уме. Сегодня мы вступаем в очередное мрачное средневековье, только институты в нем другие. Американцам крайне нужны антиавторитарные властеборцы, которые будут ставить под сомнение, бросать вызов и оказывать сопротивление новым нелегитимным властям и восстанавливать веру в собственный здравый смысл.
Сторонники и противники авторитарности будут в каждом поколении. В американской истории нет такой традиции, когда властеборцы предпринимают эффективные действия, воодушевляя других людей на успешный бунт и восстание. Но время от времени появляются бунтари типа Томаса Пейна, кабаре Crazy Horse или Малкольма Икса, которые бросают вызов системе. Поэтому авторитарные силы оттесняют на обочину тех, кто борется с системой, лишая их средств, криминализуют антиавторитаризм, а противникам авторитарности ставят диагнозы о психическом расстройстве, и продают им препараты с целью «лечения» от недуга.
Авторитарность
– это характеристика человека, отображающая его сильное стремление к максимальному подчинению других личностей своему влиянию. Авторитарность синоним таких понятий, как тоталитаризм, авторитаризм, тоталитарность, антидемократизм. В поведении личности эта социально-психологическая характеристика выражается в стремлении добиваться своего, доминировать в группе, занимать самое высокое положение, в склонности манипулировать другими, достигать целей, но не столько благодаря собственным достоинствам, а с помощью других людей и преимуществу своей ролевой позиции.
Достаточно ярко авторитарность наблюдается в отношениях лидера и его ведомых. Она выражается в давлении руководителя на его подчиненных, в устранении коллег или команды от участия в принятии важных решений. Руководитель с авторитарным стилем управления слишком строго контролирует подопечных; проверяет, в частном порядке, как они справляются с данными им обязанностями, какие принимают решения при выполнении любого задания, чересчур грубо пресекает всякие инициативы участников группы, поскольку усматривает в этом своеволие и даже посягательство на его личный авторитет в данной группе.
Авторитарность является характеристикой мышления, которая придает преувеличение и решающее значение мнению определенных авторитетов. Такое мышление характеризуется стремлением конкретизировать и усилить выдвигаемые положения, путем нахождения и комбинирования различных изречений и цитат, принадлежащих определенным авторитетам. Также эти авторитеты становятся кумирами, идеалами, которые никогда не ошибаются и гарантируют успех тем, кто за ними следует.
Авторитарность — что это такое
В становлении авторитарности личности имеют большое значение не только психологические факторы, внешняя обстановка, но и ситуация в какой осуществляется развитие авторитарности. Личность, имеющая в характере долю авторитарности, является незащищенной от воздействия отрицательных факторов, она воспринимает мир, как опасный, несущий отовсюду потенциальную угрозу. Но в мире выходит так, что одни начинают прятаться, принимать пассивную позицию, а другие становятся активными, потому что полагают, что лучше нападать и обороняться, поэтому они становятся лидерами, подчиняющими себе этих пассивных.
Авторитарность характеризует стремление человека к жесткому контролю над выполнением задач своих подчинённых, родных или коллег. Человек, которому присуща авторитарность остается таким и дома, он надзирает за тем, как хорошо каждый дома исполняет обязанности, ни в чем, не давая спуска.
Поскольку авторитарность синоним тоталитарности, то противоположностью здесь является демократия. Если рассматривать авторитарность в политическом ключе, как один из политических режимов, то стоит сказать, что здесь власть сводится к конкретному лицу (класс, партия, элита), с наименьшим участием общества, и характерными бюрократическими приемами управления обществом.
Авторитарность политики выделяется тем, что вся власть реально концентрируется на одном институте или человеке, допускается управляемый плюрализм в действиях и политических мнениях. От общества требуется демонстрировать преданность властвующим лицам, но исключается возможность их участия в принятии значительных для общества решений.
Родители, проявляющие авторитарность в воспитании ребенка, в довольно-таки малой степени показывают свою любовь детям, они будто от них отстранены, не могут понять их потребности похвалить их за достижения и успехи. Такие родители относятся к собственным детям, будто к подчинённым, отдают им распоряжения и инструкции, которые те обязаны беспрекословно соблюдать. Не обращая особого внимания на потребности, желания и мнение детей, не говоря о возможности компромисса с ними.
Семьи, применяющие в своем воспитании авторитарность, довольно высоко ценят соблюдение традиций, уважение и послушание. Правила установленные родителями не обсуждаются. Родители, которым присуща авторитарность думают, что всегда правы, что их правила самые лучшие, поэтому непослушание детей наказывают, очень часто физическим образом.
Авторитарность родителей может делать их жесткими тиранами. Чаще они просто очень строгие, но не переходят черту, доводя до избиения детей и жестокого обращения. Они ограничивают свободу и самостоятельность самого ребенка, не обосновывая свои требования к нему, сопровождая указания суровыми запретами, физическим наказанием, жестким контролем и выговорами. Дети таких родителей ради избегания наказания стремятся постоянно и беспрекословно подчиняться им, становясь безынициативными. Родители, обладающие авторитарностью, ожидают, что дети станут более зрелыми, чем их ровесники, что они опередят свой возраст. Активность таких детей низкая, поскольку данный подход в воспитании ориентирован только на нужды их родителей.
Авторитарность в воспитании способствует развитию ряда недостатков у ребенка, негативных моментов в личностном развитии. Когда ребенок достигает подросткового возраста, начинают образовываться другие проблемы, которые порождает авторитарность родителей. Возникают частые недоразумения, конфликты, враждебность. Некоторые подростки даже покидают дом, в котором жили с семьей, чтобы освободить себя от родительских упреков и правил. Но так могут поступить исключительно сильные и активные подростки, у которых найдется достаточно усилий, чтобы уйти. Неуверенным и робким подросткам это не под силу, ведь они более податливы, легко подчиняются авторитету и приучаются слушать взрослых, не пытаются предпринять любые попытки что-либо решить самостоятельно.
Также дети авторитарных родителей в подростковом периоде легче поддаются плохому влиянию сверстников, поэтому подчиняют свое поведение их распоряжениям, привыкают обсуждать собственные проблемы с ними, а не вместе с родителями. Они ложно думают, что родители не обратят никакого внимания, никогда их не поймут, поэтому считают не нужным утруждать себя, если одинаково окажутся неправыми. Разочаровавшись в ожиданиях, они больше сближаются с компанией и отдаляются от родителей, протестуя их принципам, правилам и ценностям.
В отношениях авторитарность синоним деспотизма, не исключая отношений родителей с ребенком. Авторитарность в воспитании это большая проблема, поскольку она оставляет свой отпечаток в формировании личности ребенка. Согласно статистике, от насилия в семьях, где процветает авторитарность родителей, больше страдают мальчики. К девочкам более лояльны авторитарные родители. Такие дети не уверены в личном успехе, у них невысокая самооценка, они менее стрессоустойчивые, неуравновешенны и нерешительны. Есть исследования, которые демонстрируют, что нерешительные дети не умеют социально адаптироваться, они редко инициируют с сверстниками какую-нибудь совместную деятельность, трудно заводят знакомства.
Авторитарность в воспитании это отрицательный фактор, влияющий на то, что ребенок делается не любознательным, не может действовать спонтанно, импровизировать, не умеет отстаивать свое мнение, становится безответственным, поэтому часто слушает мнение старших себя лиц. У детей, воспитанных в авторитарности, формируется механизм внешнего контроля, что держится на чувстве вины и страхе перед наказанием, и когда угроза извне наказания пропадает, поведение ребенка делается антисоциальным.
Авторитарность в отношениях полностью выключает духовную близость к детям, между родителями и детьми редко образовывается привязанность, что может привести к враждебности, настороженности и подозрительности к окружающим.
Когда в отношениях кто-то из партнеров обладает авторитарностью, другой будет сильно страдать. Поэтому о полноценной семье, где между партнерами будет взаимное уважение, искренняя любовь, общение на равных, не может идти речь. Когда один из партнеров понимает, что второй страдает авторитарностью, он старается уйти от отношений, поскольку это только будет отравлять жизнь обоим, в дальнейшем он также не пожелает, чтобы дети воспитывались в тиранических условиях. Хотя бывают исключения, когда партнер занимает позицию жертвы, и живет так всю жизнь.
Часто люди путают понятия авторитет и авторитарность, но между ними существенная разница. Авторитет – это форма влияния, приобретенная путем определенного поведения, мудрости, соблюдения определенных правил, этических норм и общественной морали. Авторитетные личности зарабатывают уважение независимо от личного мнения о добродетелях, что эму это уважение в итоге дает. Само слово авторитет произошло от лат. «auctoritas» и значит «влияние», «власть», авторитарные личности властвуют умами именно благодаря своей репутации.
Авторитарность – это стиль поведения, при котором право власти провозглашается человеком самостоятельно. Человек, который априори имеет власть, способен стать авторитарным лидером, если не сумел адекватно справиться с той властью, что была ему дана. Поскольку определенная часть власти у человека уже имелась, то препятствовать её расширению будет очень трудно.
Если коротко определить отличие понятий авторитет и авторитарность, то авторитет – это власть, которой окружающие люди наделяют человека сами, авторитарность – это власть, которую человек «выбивает» самостоятельно, заставляя окружающих послушанию. Авторитарность или просто наличие власти – не всегда значит авторитет, его нужно заслужить.
Как развить авторитарность
Принято считать большинством, что авторитарность – это отрицательная характеристика, но есть причины полагать, что положительный момент также в ней есть. При правильном построении поведения авторитарность помогает справиться руководителю с объемом информации, с подчиненными, различными обязанностями, однако авторитарность в воспитании это негативная тактика и как говорилось выше, отношения с ребенком не должны попадать под угрозу, поэтому в данном случае лучше ее не использовать. Однако, человек, истинно обладающий авторитарностью, является таковым везде.
Если по определенным причинам человек посчитал нужным развить у себя авторитарность это его право, для этого он может воспользоваться определенным рекомендациям. Человек, который наделен авторитарностью, всегда уверен в себе. Ведь если бы он был неуверенным, то не сумел бы добиться власти, поэтому необходимо развивать самоуверенность. Желательно тренироваться перед зеркалом, проговаривая различные призывы, девизы, чтобы сразу увидеть, какую позу лучше занять, какой сделать взгляд. Внутренняя сила возрастает, если внешне человек выглядит уверенным. Окружающие сразу замечают походку, взгляд сильной личности, поэтому войдя в комнату, где уже есть другие люди, авторитарный человек ведет себя так, чтобы другие ощутили, что вся комната принадлежит лишь ему одному.
Личность, которой присуща авторитарность, признает только самое ближайшее окружение, состоящее из подобных ей индивидов, однако не таких сильных, которые могут ее повредить. Он уважает этих «своих», а «чужих», (не подобных ему) он ненавидит. Несоответствие «стандартам» резко осуждается. Любое инакомыслие агрессивно пресекается.
Нужно запомнить, что любые средства ради достижения цели хороши. Если придется для этого воспользоваться другими, значит надо так. Поэтому не нужно очень привязываться к людям, ведь они могут потом стать средством в достижениях целей.
Чтобы вести себя, как авторитарная личность необходимо научиться взаимодействовать с окружающими по вертикальной схеме: «Если я говорю – ты слушаешь, не перебиваешь, не обсуждаешь, потом исполняешь». Такому воздействию легко поддаются дети и часто родители вынуждены прибегнуть к данному приёму, чтобы ребенок вовремя сделал положенное.
Часто условия вынуждают родителей проявлять авторитарность, поэтому их позиция вынужденная. Так, мамы взваливают на одну себя множество дел, из-за которых пребывают в непрерывном стрессе, отчего нарастает напряжение и выливается в давлении на ребенка. Одинокие матери становятся авторитарными «волей судьбы», им никто не помогает, поэтому боясь самой не справиться с воспитанием ребенка, эти женщины превращаются в деспотов.
Если руководитель желает быть в глазах подчиненных авторитарным, он может использовать некоторые способы. Например, ввести метод штрафных санкций, один из популярных способов гарантирования беспрекословного подчинения. Благодаря этим санкциям у подчиненных будет вырабатываться страх наказания, что станет отрицательным подкреплением не подчиняющегося поведения.
При общении с подчиненными следует любой разговор заканчивать распоряжением. Оно может стать разнообразным – от просьбы сделать кофе, или заложить бумагу в принтер до распоряжения поехать на встречу, забрать документы. Это стоит делать, чтобы подчиненные не расслаблялись, не допускали мысли, будто просто можно перекинуться несколькими фразами с начальником. Нужно вырабатывать в себе командные интонации, отшлифовывать тона, чтобы одним тоном можно было передать абсолютную важность задачи. Голос должен быть крепким, уверенным, с нажимом. Распоряжения формулировать четко, кратко и ясно.
Следует не давать другим решать важные решения, не делиться информацией, не спрашивать их совет или мнение. Лучше сесть, хорошенько обдумать все и категорически высказать свой вердикт: «Я решил – и так должно быть. К выполнению!».
Личности, обладающие авторитарностью, являются приверженцами консерватизма, они следуют традициям. Их речи шаблонны, а поведение стереотипно, что заявляет о постоянстве. Авторитарный индивид считает себя победителем, поэтому он всегда настраивается на победу, не давая сомнениям прокрасться к своим мыслям. Поскольку мысли материальны, следует говорить самому себе: «я лучший», «я неповторимый», «я уверенный», «я сильный», «у меня есть власть, я смогу всё» и т.д. Безусловно, все мысли должны быть твердыми, положительными и быть направленными на то, чтобы стать независимым и властным человеком. Уверенность и гордость должны существовать не только в одной голове и оставаться мыслями, они должны проявляться в поступках.
