Последнее обновление: 22.12.2018

Как объяснить бо’льшее внешнее сходство ребенка с папой? И что говорят об этом независимые исследования? Когда люди пытаются оценить похожесть ребенка на отца они часто бывают пристрастными, сами того не осознавая. Канадзава собрал данные по обеим вариантам: слепой эксперимент с угадыванием пары ребенок-родитель + статистика по словесным утверждениям о схожести ребенка на отца. Получилось интересно. Далее адаптированный перевод.

С кем имеют сходство новорожденные? С матерью или с отцом?

Представьте, что вы – геном и вы собираетесь написать инструкции о том, как создать абсолютно нового ребенка. Половина ваших генов берется от матери, а другая половина – от отца. Вы одинаково имеете отношение к обоим родителям. И теперь, когда у вас есть выбор сделать ребенка, которого вы создаете, похожим на мать или же похожим на отца, что бы вы сделали? Вы бы сделали ребенка похожим на мать или на отца, или же на обоих в равной степени?

Как я упоминаю в предыдущем посте или более пространно в Главе 2 нашей книги («Почему мужчины и женщины настолько разные?»), из-за неравенства полов в репродуктивной биологии, возможность стать «рогоносцами» существует только у мужчин. Мужчины могут невольно вкладывать свои ограниченные ресурсы в генетически чужих детей, тогда как женщины – никогда.

Другими словами, отцовство никогда не может быть доподлинным, в то время как материнство всегда бесспорно. Это хорошо выражено в распространенной поговорке «отцов много, а мать одна».

Мужчины, являющиеся рогоносцами, не справляются с передачей по наследству своих генов следующему поколению, и, таким образом, они не добиваются репродуктивного успеха. По этой причине мужчины проходят отбор так, чтобы быть очень восприимчивыми к намекам на возможную измену и предпринимать попытки, чтобы защититься от такой вероятности.

Мужчина будет инвестировать в детей своей партнерши только в том случае, если он уверен, что они его генетически. В отсутствие тестов ДНК (не существовавших в условиях жизни предков), как мужчины могли быть уверены, что их дети принадлежали им генетически?

В условиях жизни предков физическое сходство с ребенком было бы единственной доступной мужчинам зацепкой. Если младенец похож на отца, то более вероятно, что генетически он принадлежит ему, чем когда ребенок совсем не похож на него, или, что еще хуже, очень похож на его соседа, то сомнительно, что он его генетический отец.

Это умозаключение наталкивает психологов-эволюционистов к прогнозу того, что, учитывая постоянную вероятность супружеской измены, дети, напоминающие своего отца, выживут с большей долей вероятности, чем дети, не имеющие с ним сходства (или напоминающие мать), поскольку отец новорожденных, похожих на него, скорее убедится в своем отцовстве и будет в них инвестировать, тем самым увеличивая их шансы на выживание.

В то же время, отец новорожденных, не имеющих с ним сходства (или похожих на мать), с меньшей долей вероятности будет убежден в своем отцовстве и будет менее склонен инвестировать в них, тем самым уменьшая их шансы на выживание. В течение многих поколений в ходе истории эволюции гены, обязывающие детей быть похожими на отца, сохранились, тогда как гены, обязывающие их быть похожими на мать – нет; и таким образом все больше и больше новорожденных становятся похожими на отца – до тех пор, пока большинство рождающихся детей не начинают напоминать отца, а не мать.

Это именно то, что открыли в своем гениальном исследовании, опубликованном в «Nature» в 1995 году, два психолога из Калифорнийского университета, Сан-Диего – Николас Дж. С. Кристенфельд и Эмили А. Хилл.

Кристенфельд и Хилл в своем эксперименте показывают участникам исследования фото ребенка в возрасте 1, 10 и 20 лет и набор из трех фото взрослых, один из которых – настоящий родитель (мать или отец) ребенка. Затем они просят испытуемых составить пару ребенка с соответствующим родителем.

Таким образом, участники исследования Кристенфельда и Хилл располагают возможностью в 33% выбрать истинного родителя случайно. Если ребенок в самом деле имеет сходство с родителем, то исследуемые должны быть в состоянии подобрать два фото с гораздо большей вероятностью.

Значимое открытие в эксперименте Кристенфельда и Хилл – это то, что дети в общем физически не имеют сходства со своими родителями. Участники исследования не в силах подобрать к фото ребенка в любом возрасте ни фотографию матери, ни фото отца лучше, чем ожидалось от случайного выбора.

Однако, единственное исключение – подбор пар из годовалых детей и отцов. Участники способны сопоставить и новорожденных мальчиков (50,5%), и новорожденных девочек (48%) с их отцом (но не с матерью) со статистически значительно высшей долей вероятности, нежели если бы это было случайно. Это означает, что однолетние младенцы напоминают своих отцов, как и следовало ожидать на основании логики эволюционной психологии, изложенной выше.

Результаты поисков Кристенфельда и Хилл широко освещались в СМИ, но они также стали одним из самых спорных утверждений в эволюционной психологии, в немалой степени потому, что, хотя их объяснение и имело безупречную логику, добытые ими данные не могут быть воспроизведены.

В настоящее время попытки повторить исследование показали, что новорожденные дети по существу похожи больше на матерей, чем на отцов, а младенцы и дети одинаково похожи на обоих родителей. Так что, вопрос о том, действительно ли новорожденные дети напоминают отца больше, чем мать, следует рассматривать как открытый, до тех пор, пока не будут осуществлены дополнительные эксперименты.

Пока вопрос о том, действительно ли новорожденные дети напоминают отца больше, чем мать, остается открытым, существует связанный с этим вопрос о сходстве ребенка, который находит более удовлетворительный ответ и более наглядно . Я расскажу о нем в моем следующем посте.

В моем последнем посте я предположил, что младенцы могут родиться на вид более похожими на отца, чем на мать, хотя экспериментальные доказательства до сих пор малоубедительны. Однако существует похожее с этим открытие, которое гораздо менее спорно и хорошо воспроизводится – это вопрос о том, на кого, как утверждают, похожи новорожденные дети.

Делая детей похожими на них, природа может помочь, а может и не помочь заверить отцов в отцовстве, но друзья и семья – в частности, матери и их родня – безусловно могут.

В трех самостоятельных исследованиях, проведенных в трех разных североамериканских странах (Канаде, Мексике и Соединенных Штатах) в три разных десятилетия, матери и родственники матерей гораздо более склонны голословно утверждать сходство ребенка с отцом, чем его сходство с матерью.

Матери и родня ребенка по материнской линии ни с того ни с сего говорят такие вещи, как «О, у ребенка глаза как у папы!» или «Она так похожа на папу!» Такое случается даже тогда, когда новорожденные дети в действительности не похожи на своих отцов. Такое необоснованное утверждение о сходстве с отцом заверяет отцов в их отцовстве независимо от того, похожи они на них или нет.

К тому же, в большинстве обществ новорожденные получают свою фамилию от отца, а не от матери, посредством чего опять внушая отцу, что он – отец ребенка (россияне идут еще дальше и дают своим детям и фамилию отца, и отчество).

Это положение дел существует даже в тех обществах, где женщины привычно сохраняют свою фамилию, когда выходят замуж и не перенимают фамилию своего мужа. Дети таких родителей, тем не менее, обычно получают свою фамилию от отца, а не от матери.

Сегодня многие западные женщины-специалисты часто сохраняют свою фамилию, когда вступают в брак. Большинство их детей, однако, получают свои фамилии от отца, а не от матери. Давая своим детям фамилию отца, эти женщины по существу (хотя и неосознанно) говорят: «Милый, он твой», даже – или особенно – когда это не так.

Матерям необходимо убедить своих мужей в их отцовстве, но сами они не нуждаются в уверении своего материнства – они знают наверняка. Отцов много, а мать одна. И для 10-30% папочек так оно и есть.

P.S. Эволюционная психология старается объяснить причины поведения человека, а социальные технологии помогают использовать это знание на практике - для эффективного управления самим собой и другими людьми.

Любой народ переживает время активных войн и экспансий. Но есть племена, у которых воинственность и жестокость – неотъемлемая часть их культуры. Это идеальные воины без страха и морали.

Название новозеландского племени «Маори» означает «обычный», хотя, по правде говоря, ничего обычного в них нет. Еще Чарльз Дарвин, которому довелось встретиться с ними во время своего путешествия на «Бигле», отмечал их жестокость, особенно по отношению к белым (англичанам), с которыми им довелось сражаться за территории вовремя маорийских войн.

Маори считаются автохтонным населением Новой Зеландии. Их предки приплыли на остров, приблизительно, 2000-700 лет назад из Восточной Полинезии. До прихода англичан в середине XIX века серьезных врагов у них не было, развлекались, в основном, междоусобицами.

За это время сформировались их уникальные обычаи, свойственные многим полинезийским племенам. Например, они отрубали головы плененным врагам и съедали их тела – так, по их верованиям, к ним переходила сила противника. В отличие от своих соседей – австралийских аборигенов, маори участвовали в двух мировых войнах.

Причем во время Второй мировой они сами настояли на формировании собственного 28 батальона. Кстати, известно, что во время Первой мировой войны они прогнали противника своим боевым танцем «хаку», в ходе наступательной операции на Галлипольском полуострове. Этот ритуал сопровождался воинственными криками и страшными лицами, что, в буквальном смысле, обескуражило врагов и дало маори преимущество.

Другой воинственный народ, который тоже повоевал на стороне британцев – непальские гурхки. Еще во время колониальной политики англичане отнесли их в категорию «самых воинствующих» народов, с которыми им пришлось столкнуться.

По их словам, гуркхов отличала агрессивность в бою, храбрость, самодостаточность, физическая сила и пониженный болевой порог. Самой Англии пришлось сдаться перед напором их воинов, вооруженных одними только ножами.

Неудивительно, что еще в 1815 году была развернута широкая компания по привлечению добровольцев-гуркхов в британскую армию. Умелые бойцы быстро сыскали славу лучших солдат мира.

Они успели поучаствовать в подавлении восстания сикхов, Афганской, Первой, Второй Мировых войнах, а также в Фолклендском конфликте. Сегодня – гуркхи, по-прежнему, элитные бойцы английской армии. Набирают их все там же – в Непале. Надо сказать, конкурс на отбор сумасшедший – по данным портала modernarmy, на 200 мест приходится 28000 кандидатов.

Сами британцы признают – гуркхи лучшие солдаты, чем они сами. Может потому что они более мотивированы. Хотя сами непальцы утверждают, дело здесь совсем не в деньгах. Они гордятся своим воинским искусством и всегда рады применить его в деле. Даже если кто-то дружески похлопает их по плечу – в их традиции это считается оскорблением.

Когда одни малочисленные народы активно интегрируются в современный мир, другие предпочитают сохранять традиции, даже если они далеки от ценностей гуманизма.

Например, племя даяков с острова Калимантан, которые заслужили страшную репутацию охотников за головами. Что поделать – мужчиной можно стать только принеся в племя голову своего врага. По крайней мере, так было еще в XX веке. Народ даяков (по-малайски - «язычник») – это этническая группа, которая объединяет многочисленные народы, населяющие остров Калимантан в Индонезии.

Среди них: Ибаны, кайяны, моданги, сегаи, тринги, инихинги, лонгваи, лонгхаты, отнадомы, сераи, мардахики, улу-айеры. До сел некоторых и сегодня добраться можно только на лодке.

Кровожадные обряды даяков и охота за людскими головами официально были прекращены в XIX веке, когда местный султанат попросил англичанина Чарльза Брука из династии белых раджей, как-то повлиять на народ, которые не знали иного способа стать мужчиной, кроме как отсечь кому-то голову.

Захватив в плен наиболее воинственных вождей, «политикой кнута и пряника» ему удалось наставить даяков на мирный путь. Но люди продолжили бесследно исчезать. Последняя кровавая волна прокатилась по острову в 1997-1999 годах, когда все мировые агентства кричали о ритуальном каннибализме и играх маленьких даяков с человеческими головами.

Среди народов России, одни из самых воинственных – калмыки, потомки западных монголов. Их самоназвание переводится, как «отколовшиеся», что обозначает ойратов, не принявших ислам. Сегодня большая их часть проживает в Республике Калмыкия. Кочевники всегда агрессивнее земледельцев.

Предки калмыков – ойраты, жившие в Джунгарии, были свободолюбивыми и воинственными. Даже Чингисхану не сразу удалось подчинить их, за что он требовал полностью уничтожить одно из племен. Позже ойратские воины вошли в состав войска великого полководца, и многие из них породнились с чингизидами. Поэтому не без основания некоторые из современных калмыков считают себя потомками Чингисхана.

В XVII веке ойраты ушли из Джунгарии, и, совершив огромный переход, достигли приволжских степей. В 1641 году Россия признала Калмыцкое ханство, и отныне с XVII века – калмыки стали постоянными участниками в русской армии. Говорят, что боевой клич «ура», когда-то произошел от калмыкского «уралан», что значит «вперед». Особенно они отличились в Отечественной войне 1812 года. В ней участвовало 3 калмыцких полка, численностью более трех с половиной тысяч человек. За одну только Бородинскую битву более 260 калмыков были удостоены высшими орденами России.

Курды, наряду с арабами, персами и армянами являются одним из древнейших народов Ближнего Востока. Проживают они в этногеографической области Курдистан, которую поделили между собой Турция, Иран, Ирак, Сирия после Первой мировой войны.

Язык курдов, по мнению ученых, принадлежит к иранской группе. В религиозном плане единства у них нет – среди них встречаются мусульмане, иудеи и христиане. Курдам вообще сложно друг с другом договориться. Еще доктор медицинских наук Э.В.Эриксон отмечал в своей работе по этнопсихологии, что курды – народ беспощадный к врагу и ненадёжный в дружбе: «уважают они только себя и старших. Нравственность их вообще очень низка, суеверие чрезвычайно велико, а настоящее религиозное чувство развито крайне слабо. Война – их прямая врождённая потребность и поглощает все интересы».

Насколько применим этот тезис, написанный в начале XX века, сегодня – сложно судить. Но тот факт, что они никогда не жили при собственной централизованной власти, дает о себе знать. По словам Сандрин Алекси из Курдского университета в Париже: «каждый курд - король на своей горе. Поэтому они ссорятся друг с другом, конфликты возникают часто и легко».

Но при всей своей бескомпромиссности друг к другу – курды мечтают о централизованном государстве. Сегодня «курдский вопрос» - один из самых острых на Ближнем Востоке. Многочисленные волнения с целью добиться автономии и объединиться в одно государство продолжаются вот уже с 1925 года. В 1992 по 1996 года курды вели гражданскую войну на севере Ирака, перманентные выступления до сих пор возникают на территории Ирана. Одним словом, «вопрос» висит в воздухе. На сегодняшний день, единственное государственное образование курдов с широкой автономией – Иракский Курдистан.