Историческая память об Андрее Мельнике. Главные подвиги в жизни Андрея Мельника

(1964-11-01 ) (73 года)

Андре́й Афанасьевич Ме́льник (укр. Андрій Мельник ; 12 декабря , Воля Якубова, Дрогобычский уезд, Австро-Венгрия (ныне - Львовская область , Украина) - 1 ноября , Клерво , Люксембург) - украинский политический деятель, ближайший соратник Е. Коновальца .

Ранние годы

Заместитель руководителя диверсионного управления абвера полковник Эрвин Штольце в своих показаниях, которые были приобщены Нюрнбергским трибуналом к эпизоду «Агрессия против СССР», заявил, что он лично отдавал указания Мельнику и Бандере «организовать сразу же после нападения Германии на Советский Союз провокационные выступления на Украине провокации с целью подрыва ближайшего тыла советских войск, а также для того, чтобы убедить международное общественное мнение в происходящем якобы разложении советского тыла» .

Антисемитизм

В обнародованной 5 июля 1941 года листовке за подписью Андрея Мельника говорилось: «Смерть жидовским прихвостням - коммунобольшевикам!» Другая листовка ОУН(М) была обращена к молодым украинцам: «ОУН несет Тебе, украинская молодежь, освобождение, свободу и светлую национально-естественную жизнь на Твоей земле, где не будет: НИ КАЦАПА, НИ ЖИДА, НИ ЛЯХА» .

Поздние годы

Напишите отзыв о статье "Мельник, Андрей Афанасьевич"

Примечания

Отрывок, характеризующий Мельник, Андрей Афанасьевич

– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…

В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d"un desastre publique, et je n"ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu"est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d"ami, mon cher. Decampez et au plutot, c"est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.

Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.

Андрей Афанасьевич Мельник (укр. Андрій Мельник; 12 декабря 1890, Воля Якубова, Дрогобычский уезд, Австро-Венгрия (ныне - Львовская область, Украина) - 1 ноября 1964, Клерво, Люксембург) - украинский политический деятель, ближайший соратник Е. Коновальца.

Ранние годы

Родился в с. Воля Якубова Дрогобычского уезда на Львовщине.

В 1914-1916 годах Мельник командовал сотней Легиона украинских сечевых стрельцов на австро-российском фронте. В 1916 году попал в плен, находился в лагере под Царицыном (сейчас Волгоград). 6 января 1917 года в составе группы галицийских пленных бежал из лагеря и вскоре добрался до Киева. В январе 1918 года - один из организаторов куреня сечевых стрельцов, начальник штаба куреня, а после формирования полка - начальник штаба полка. 19 декабря 1918 года ему было присвоено звание атамана Армии УНР. В марте-июне 1919 - начальник Штаба действующей армии, в июле-августе 1919 года - помощник коменданта группы сечевых стрельцов. В конце 1919 года был интернирован поляками в Ровно.

В 1920-1921 годах - инспектор военных миссий УНР в Праге.

В 1922 году вернулся в Галицию, вёл там подпольную деятельность. В апреле 1924 года был арестован польской полицией и приговорён к 4-летнему заключению. В 1932-1938 годах - член правления издательского союза «Діло», в 1933-1938 годах - председатель Главного совета Католической ассоциации украинской молодёжи «Орлы», член Общества украинских боевиков «Молода Громада». В 1934 году - член сеньората УВО и Председатель Сената ОУН. После разгрома сети УВО-ОУН в Галиции арестован не был и находился на службе у митрополита Андрея Шептицкого - был управляющим лесами, принадлежащими Украинской грекокатолической церкви.

После гибели Е. Коновальца 11 ноября 1938 года при поддержке Шептицкого возглавил ОУН, 27 августа 1939 года получил полномочия «вождя» организации.

Вторая мировая война

Мельник сотрудничал с германской разведкой (прежде всего с абвером), поскольку видел в немцах естественных союзников в борьбе против общего противника - поляков. В августе 1939 года получил от Канариса весьма призрачные гарантии, что после «освобождения» немцами Западной Украины Мельник будет назначен «проводником» (вождём) украинского народа - это обещание так никогда и не было выполнено. С 12 октября 1939 года - глава Провода (Правления) ОУН. Ближайший соратник Мельника М. Сциборский составил проект конституции Украины, согласно которому на Украине предполагалось образовать «тоталитарное, авторитарное, корпоративное государство» с Мельником во главе.

После присоединения Западной Украины к УССР находился на территориях, занятых Германией, оттуда руководил подпольной работой. С 1941 года находился в Берлине. 6 июля 1941 года, после нападения Германии на СССР, Мельник через главный штаб вермахта направил в ставку фюрера письмо, в котором указал:

Украинский народ как никто другой, борясь за свою свободу, всей душой проникается идеалами новой Европы. Стремление всего украинского народа - принимать участие в осуществлении этих идеалов. Мы, старые борцы за свободу 1918-1921 годов, просим предоставить нам и одновременно нашей украинской молодёжи честь участия в крестовом походе против большевистского варварства. Наряду с Легионами Европы просим и мы дать нам возможность маршировать плечом к плечу с нашими освободителями - германским вермахтом и создать для этой цели украинское боевое соединение.

Организовал засылку в Киев и другие крупные города Украины так называемых «походных групп» своих сторонников, среди которых были видные деятели ОУН М. Сциборский, О. Кандыба-Ольжич, М. Величковский, О. Сеник, писатели (У. Самчук, И. Рогач, О. Телига и др.), которые на месте развернули пропагандистскую работу, вербовали сторонников среди местного населения (В. Багазий и др.). 21 сентября сам прибыл в Киев. Однако их деятельность вызвала недовольство рейхскомиссара Э. Коха, и в январе-феврале 1942 года почти все легально действовавшие сторонники Мельника были арестованы, некоторые казнены. Полувоенные формирования ОУН Мельника (напр. Буковинский курень) были расформированы и включены в состав полиции.

Андре́й Афанасьевич Ме́льник (укр. Андрій Мельник; 12 декабря 1890, Воля Якубова, Дрогобычский уезд, Австро-Венгрия (ныне - Львовская область, Украина) - 1 ноября 1964, Клерво, Люксембург) - украинский политический деятель, ближайший соратник Е. Коновальца.

Родился в с. Воля Якубова Дрогобычского уезда на Львовщине.

В 1920-1921 годах - инспектор военных миссий УНР в Праге.

Вторая мировая война

После присоединения Западной Украины к УССР находился на территориях, занятых немцами, оттуда руководил подпольной работой. С 1941 года находился в Берлине. 6 июля 1941 года, после нападения Германии на СССР, Мельник через главный штаб вермахта направил в ставку фюрера письмо, в котором указал:

Украинский народ как никто другой, борясь за свою свободу, всей душой проникается идеалами новой Европы. Стремление всего украинского народа - принимать участие в осуществлении этих идеалов. Мы, старые борцы за свободу 1918-1921 годов, просим предоставить нам и одновременно нашей украинской молодежи честь участия в крестовом походе против большевистского варварства. Наряду с Легионами Европы просим и мы дать нам возможность маршировать плечом к плечу с нашими освободителями - германским вермахтом и создать для этой цели украинское боевое соединение.

Организовал засылку в Киев и другие крупные города Украины так называемых «походных групп» своих сторонников, среди которых были видные деятели ОУН М. Сциборский, О. Кандыба-Ольжич, М. Величковский, О. Сеник, писатели (У. Самчук, И. Рогач, О. Телига и др.), которые на месте развернули пропагандистскую работу, вербовали сторонников среди местного населения (В. Багазий и др.). Однако их деятельность вызвала недовольство рейхскомиссара Э. Коха, и в январе-феврале 1942 года почти все легально действовавшие сторонники Мельника были арестованы, некоторые казнены. Полувоенные формирования ОУН Мельника (напр. Буковинский курень) были расформированы и включены в состав полиции.

К 1943 году фракция «мельниковцев» в ОУН, частично усилиями немцев, частично усилиями Бандеры, была разгромлена, от неё остались лишь немногочисленные сторонники, действовавшие полулегально на территории Дистрикта Галиция; большинство «мельниковцев» перешло либо к бандеровцам (Украинская повстанческая армия), либо под крыло созданного В. Кубийовичем Украинского центрального комитета (последний формально признавал верховенство Мельника, однако вёл достаточно независимую политику, пользуясь покровительством губернатора О. Вехтера).

26 февраля 1944 года Мельник был помещён в специальный блок для политических персон немецкого концлагеря «Заксенхаузен». В сентябре того же года был освобождён, немцы поручили ему сформировать украинское антисоветское движение - однако, Мельник с этой задачей не справился.

Антисемитизм

В обнародованной 5 июля листовке за подписью Андрея Мельника говорилось: «Смерть жидовским прихвостням - коммунобольшевикам!» Другая листовка ОУН(М) была обращена к молодым украинцам: «ОУН несет Тебе, украинская молодежь, освобождение, свободу и светлую национально-естественную жизнь на Твоей земле, где не будет: НИ КАЦАПА, НИ ЖИДА, НИ ЛЯХА».

Поздние годы

С 1945 года жил в Германии и Люксембурге. В 1947 году на Третьем Большом съезде украинских националистов избран пожизненным главой Провода Украинских националистов.

После войны стремился консолидировать украинских эмигрантов. В 1957 году выдвинул инициативу создания всемирной организации украинцев, в результате чего в 1967 году (уже после его смерти) был создан Всемирный конгресс украинцев. Умер в г. Клерво (Великое герцогство Люксембург), похоронен в городе Люксембург.

1 Ранние годы
2 Вторая мировая война
3 Антисемитизм
4 Поздние годы
5 Примечания

Ранние годы

Родился в с. Воля Якубова Дрогобычского уезда на Львовщине.

В 1914-1916 годах Мельник командовал сотней Легиона украинских сечевых стрельцов на австро-российском фронте. 1916 году попал в плен, находился в лагере под Царицыном (сейчас Волгоград). 6 января 1917 года в составе группы галицийских пленных бежал из лагеря и вскоре добрался до Киева. январе 1918 года - один из организаторов куреня сечевых стрельцов, начальник штаба куреня, а после формирования полка - начальник штаба полка. 19 декабря 1918 года ему было присвоено звание атамана Армии УНР. марте-июне 1919 - начальник Штаба действующей армии, в июле-августе 1919 года - помощник коменданта группы сечевых стрельцов. конце 1919 года был интернирован поляками в Ровно.

В 1920-1921 годах - инспектор военных миссий УНР в Праге.

В 1922 году вернулся в Галицию, вёл там подпольную деятельность. апреле 1924 года был арестован польской полицией и приговорён к 4-летнему заключению. 1932-1938 годах - член правления издательского союза «Діло», в 1933-1938 годах - председатель Главного совета Католической ассоциации украинской молодёжи «Орлы», член Общества украинских боевиков «Молода Громада». 1934 году - член сеньората УВО и Председатель Сената ОУН. После разгрома сети УВО-ОУН в Галиции арестован не был и находился на службе у митрополита Андрея Шептицкого - был управляющим лесами, принадлежащими Украинской грекокатолической церкви.

Вторая мировая война

Мельник сотрудничал с германской разведкой (прежде всего с абвером), поскольку видел в немцах естественных союзников в борьбе против общего противника - поляков. августе 1939 года получил от Канариса весьма призрачные гарантии, что после «освобождения» немцами Западной Украины Мельник будет назначен «проводником» (вождём) украинского народа - это обещание так никогда и не было выполнено. С 12 октября 1939 года - глава Провода (Правления) ОУН. Ближайший соратник Мельника М. Сциборский составил проект конституции Украины, согласно которому на Украине предполагалось образовать «тоталитарное, авторитарное, корпоративное государство» с Мельником во главе.

Украинский народ как никто другой, борясь за свою свободу, всей душой проникается идеалами новой Европы. Стремление всего украинского народа - принимать участие в осуществлении этих идеалов. Мы, старые борцы за свободу 1918-1921 годов, просим предоставить нам и одновременно нашей украинской молодёжи честь участия в крестовом походе против большевистского варварства. Наряду с Легионами Европы просим и мы дать нам возможность маршировать плечом к плечу с нашими освободителями - германским вермахтом и создать для этой цели украинское боевое соединение.

26 февраля 1944 года Мельник был помещён в специальный блок для политических персон немецкого концлагеря «Заксенхаузен». сентябре того же года был освобождён, немцы поручили ему сформировать украинское антисоветское движение - однако, Мельник с этой задачей не справился.

Антисемитизм

Поздние годы

С 1945 года жил в Германии и Люксембурге. 1947 году на Третьем Большом съезде украинских националистов избран пожизненным главой Провода Украинских националистов.

После войны стремился консолидировать украинских эмигрантов. 1957 году выдвинул инициативу создания всемирной организации украинцев, в результате чего в 1967 году (уже после его смерти) был создан Всемирный конгресс украинцев. Умер в г. Клерво (Великое герцогство Люксембург), похоронен в городе Люксембург.

Примечания

1 2 Record #119357593 // Gemeinsame Normdatei - Leipzig: Katalog der Deutschen Nationalbibliothek, 2012-2014. Проверено 31 марта 2015.
Кость Бондаренко: Історія, якої не знаємо. Чи не хочемо знати?
Центральный государственный архив общественных организаций Украины. Ф. 6, оп. 2, д. 36, сс. 35-36. Цитируется по: http://anti-orange.com.ua/article/history/66/8261
А. И. Круглов. Трагедия Бабьего яра в немецких документах
Кровавое начало

Мельник, Андрей Афанасьевич Информацию О

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ранние годы

Антисемитизм

Поздние годы

С 1945 года жил в Германии и Люксембурге . В 1947 году на Третьем Большом съезде украинских националистов избран пожизненным главой Провода Украинских националистов.

Примечания

Отрывок, характеризующий Мельник, Андрей Афанасьевич

– Бог мой, откуда же ты?! Мы думали, что ты давным-давно погибла! Как же тебе удалось спастись? Неужели тебя отпустили?!..
– Нет, меня не отпустили, мой дорогой Франческо, – грустно покачав головой, ответила я. – И мне, к сожалению, не удалось спастись... Я просто пришла проститься...
– Но, как же так? Ты ведь здесь? И совершенно свободна? А где же мой друг?! Где Джироламо? Я так давно его не видел и так по нему скучал!..
– Джироламо больше нет, дорогой Франческо... Так же как нет больше и отца...
Было ли причиной то, что Франческо являлся другом из нашего счастливого «прошлого», или просто я дико устала от бесконечного одиночества, но, говоря именно ему о том ужасе, который сотворил с нами Папа, мне стало вдруг нечеловечески больно... И тут меня наконец-то прорвало!.. Слёзы хлынули водопадом горечи, сметая стеснения и гордость, и оставляя только лишь жажду защиты и боль потерь... Спрятавшись на его тёплой груди, я рыдала, словно потерянное дитя, искавшее дружескую поддержку...
– Успокойся, мой милый друг... Ну что ты! Пожалуйста, успокойся...
Франческо гладил мою уставшую голову, как когда-то давно это делал отец, желая успокоить. Боль жгла, снова безжалостно швыряя в прошлое, которого нельзя было вернуть, и которое больше не существовало, так как не было больше на Земле людей, создававших это чудесное прошлое....
– Мой дом всегда был и твоим домом, Изидора. Тебя нужно куда-то спрятать! Пойдём к нам! Мы сделаем всё, что сможем. Пожалуйста, пойдём к нам!.. У нас ты будешь в безопасности!
Они были чудесными людьми – его семья... И я знала, что если только я соглашусь, они сделают всё, чтобы меня укрыть. Даже если за это им самим будет угрожать опасность. И на коротенькое мгновение мне так дико вдруг захотелось остаться!.. Но я прекрасно знала, что этого не случится, что я прямо сейчас уйду... И чтобы не давать себе напрасных надежд, тут же грустно сказала:
– Анна осталась в лапах «святейшего» Папы... Думаю, ты понимаешь, что это значит. А она теперь осталась у меня одна... Прости, Франческо.
И вспомнив уже о другом, спросила:
– Не скажешь ли, мой друг, что происходит в городе? Что стало с праздником? Или наша Венеция, как и всё остальное, тоже стала другой?..
– Инквизиция, Изидора... Будь она проклята! Это всё инквизиция...
– ?!..
– Да, милый друг, она подобралась даже сюда... И что самое страшное, многие люди на это попались. Видимо для злых и ничтожных нужно такое же «злобное и ничтожное», чтобы открылось всё то, что они скрывали множество лет. Инквизиция стала страшным инструментом человеческой мести, зависти, лжи, жадности и злобы!.. Ты даже не представляешь, мой друг, как низко могут пасть вроде бы самые нормальные люди!.. Братья клевещут на неугодных братьев... дети на постаревших отцов, желая поскорее от них избавиться... завистливые соседи на соседей... Это ужасно! Никто не защищён сегодня от прихода «святых отцов»... Это так страшно, Изидора! Стоит лишь сказать на кого-либо, что он еретик, и ты уже никогда не увидишь более этого человека. Истинное сумасшествие... которое открывает в людях самое низкое и плохое... Как же с этим жить, Изидора?
Франческо стоял, ссутулившись, будто самая тяжёлая ноша давила на него горой, не позволяя распрямиться. Я знала его очень давно, и знала, как непросто было сломить этого честного, отважного человека. Но тогдашняя жизнь горбила его, превращая в растерянного, не понимавшего такой людской подлости и низости человека, в разочарованного, стареющего Франческо... И вот теперь, глядя на своего доброго старого друга, я поняла, что была права, решив забыть свою личную жизнь, отдавая её за гибель «святого» чудовища, топтавшего жизни других, хороших и чистых людей. Было лишь несказанно горько, что находились низкие и подлые «человеки», радовавшиеся (!!!) приходу Инквизиции. И чужая боль не задевала их чёрствые сердца, скорее наоборот – они сами, без зазрения совести, пользовались лапами Инквизиции, чтобы уничтожать ничем не повинных, добрых людей! Как же далека ещё была наша Земля от того счастливого дня, когда Человек будет чистым и гордым!.. Когда его сердце не поддастся подлости и злу... Когда на Земле будет жить Свет, Искренность и Любовь. Да, прав был Север – Земля была ещё слишком злой, глупой и несовершенной. Но я верила всей душой, что когда-нибудь она станет мудрой и очень доброй... только пройдёт для этого ещё очень много лет. А пока тем, кто её любил, предстояло за неё бороться. Забывая себя, своих родных... И не жалея свою единственную и очень дорогую для каждого земную Жизнь. Забывшись, я даже не заметила, что Франческо очень внимательно наблюдал за мной, будто желал понять, удастся ли ему уговорить меня остаться. Но глубокая грусть в его печальных серых глазах говорила мне – он понял... И крепко обняв его в последний раз, я начала прощаться...
– Мы всегда будем тебя помнить, милая. И нам всегда будет тебя не хватать. И Джироламо... И твоего доброго отца. Они были чудесными, чистыми людьми. И надеюсь, другая жизнь окажется для них более безопасной и доброй. Береги себя, Изидора... Как бы смешно это не звучало. Постарайтесь уйти от него, если сможете. Вместе с Анной...
Кивнув ему напоследок, я быстро пошла по набережной, чтобы не показать, как больно ранило меня это прощание, и как зверски болела моя израненная душа...
Сев на парапет, я погрузилась в печальные думы... Окружающий меня мир был совершенно другим – в нём не было того радостного, открытого счастья, которое освещало всю нашу прошедшую жизнь. Неужели же люди не понимали, что они сами своими руками уничтожали нашу чудесную планету, заполняя её ядом зависти, ненависти и злости?.. Что предавая других, они погружали в «чёрное» свою бессмертную душу, не оставляя ей пути в спасение!.. Правы были Волхвы, говоря, что Земля не готова... Но это не означало, что за неё не надо было бороться! Что надо было просто сидеть, сложа руки и ждать, пока она сама когда-нибудь «повзрослеет»!.. Мы ведь не оставляем дитя, чтобы оно само искало пути в свою зрелость?.. Как же можно было оставить нашу большую Землю, не указав пути, и надеясь, что ей самой почему-то посчастливится выжить?!..
Совершенно не заметив, сколько времени прошло в раздумьях, я очень удивилась, видя, что на улице вечерело. Пора было возвращаться. Моя давняя мечта увидеть Венецию и свой родной дом, сейчас не казалась такой уж правильной... Это больше не доставляло счастья, скорее даже наоборот – видя свой родной город таким «другим», я чувствовала в душе только горечь разочарования, и ничего более. Ещё раз взглянув на такой знакомый и когда-то любимый пейзаж, я закрыла глаза и «ушла», прекрасно понимая, что не увижу всё это уже никогда...
Караффа сидел у окна в «моей» комнате, полностью углубившись в какие-то свои невесёлые мысли, ничего не слыша и не замечая вокруг... Я так неожиданно появилась прямо перед его «священным» взором, что Папа резко вздрогнул, но тут же собрался и на удивление спокойно спросил:
– Ну и где же вы гуляли, мадонна?
Его голос и взгляд выражали странное безразличие, будто Папу более не волновало, чем я занимаюсь и куда хожу. Меня это тут же насторожило. Я довольно неплохо знала Караффу (полностью его не знал, думаю, никто) и такое странное его спокойствие, по моему понятию, ничего хорошего не предвещало.
– Я ходила в Венецию, ваше святейшество, чтобы проститься... – так же спокойно ответила я.
– И это доставило вам удовольствие?
– Нет, ваше святейшество. Она уже не такая, какой была... какую я помню.
– Вот видите, Изидора, даже города меняются за такое короткое время, не только люди... Да и государства, наверное, если присмотреться. А разве же могу не меняться я?..
Он был в очень странном, не присущем ему настроении, поэтому я старалась отвечать очень осторожно, чтобы случайно не задеть какой-нибудь «колючий» угол и не попасть под грозу его святейшего гнева, который мог уничтожить и более сильного человека, чем была в то время я.
– Не вы ли, помниться, говорили, святейшество, что теперь вы будете жить очень долго? Изменилось ли что-либо с тех пор?.. – тихо спросила я.
– О, это была всего лишь надежда, дорогая моя Изидора!.. Глупая, пустая надежда, которая развеялась так же легко, как дым...
Я терпеливо ждала, что он продолжит, но Караффа молчал, снова погрузившись в какие-то свом невесёлые думы.