Иоанн Антонович Романов: краткая биография, годы правления и история. Иоанн Антонович. Легенда о "Железной маске" в русской истории

Иоанн VI Антонович

Император, род. 2 августа 1740 г., умер 4 июля 1764 г. Он был сын принца Антона-Ульриха Брауншвейг-Люнебургского и Анны Леопольдовны, дочери герцога Карла Леопольда Мекленбургского и Екатерины Иоанновны, дочери царя Иоанна Алексеевича. Императрица Анна после долгих колебаний только накануне смерти, 16 октября 1740 г., подписала указ о назначении преемником своим на императорском всероссийском престоле младенца Иоанна, под регентством, до его совершеннолетия, герцога Эрнста Иоанна Бирона. В ночь с 8 на 9 ноября того же года Бирон был свергнут и регентшею стала мать Иоанна, Анна Леопольдовна, а в ночь с 24 на 25 ноября 1741 г. Елизавета Петровна свергла малолетнего императора и была сама провозглашена императрицею. Говорят, что Елизавета, которая лично арестовала правительницу, взяла Иоанна на руки и, целуя его, говорила: "бедное дитя! ты ни в чем не виновато, родители твои виноваты". Вся Брауншвейгская фамилия была помещена под надзором в бывшем дворце Елизаветы. В манифесте от 28 ноября 1741 г. сказано, что вся фамилия будет отпущена за границу и получит приличное содержание. Елизавета сначала, несомненно, имела такие намерения. 12 декабря 1741 г. генерал-лейтенант Вас. Фед. Салтыков с большим конвоем вывез Иоанна с родителями и сестрою из Петербурга; ему было велено ехать по возможности скорее. Но потом на Елизавету подействовали разные внушения и она решилась задержать Иоанна в России до прибытия избранного ею в наследники племянника ее, принца Петра Голштинского (впоследствии император Петр III Феодорович). 9 января 1742 г. привезена была Брауншвейгская фамилия в Ригу и помещена в замке, где жил прежде Бирон; тут Анна Леопольдовна по требованию императрицы подписала присягу ей за себя и за сына; между тем, слухи, быть может даже неосновательные, о враждебном настроении Анны Леопольдовны по отношению к новому правительству и заговор Турчанинова (в июле 1742 г.), заставили Елизавету видеть в Иоанне опасного претендента и потому она решилась не выпускать его из России. 13 декабря 1742 г. Брауншвейгскую фамилию поместили в крепости Динамюнде; когда же в июле 1743 г. открыт был новый заговор, Лопухина, то в январе 1744 г. решено было перевести всю фамилию в Раненбург (ныне Рязанской губернии), причем назначенный доставить туда Анну Леопольдовну с семейством гвардии поручик Вындомский сначала чуть было не направился с ними в Оренбург. 27 июля 1744 г. дан был приказ камергеру Николаю Андреевичу Корфу отвести арестованных в Соловецкий монастырь. Прибыв в Раненбург 10 августа, Корф нашел почти все семейство больным; он спросил в Петербург, что делать, и получил приказание немедленно исполнить поручение; тогда уже Корф распорядился отправкою арестованных. Малолетнего Иоанна Корф должен был отдать везти майору Миллеру, которому строжайше запрещено было показывать кому-либо младенца, приказано было даже называть его не Иоанном, а Григорием. В октябре прибыли в Холмогоры и Корф, остановившись тут, так как из-за льда ехать в Соловки было невозможно, настоял, чтобы заключенных и содержать в Холмогорах, в архиерейском доме, представляя, что в Соловках труднее будет доставлять им пропитание и держать их в тайне. Иоанн был помещен особо от всей семьи и можно думать, что остальные даже не знали, что он находится почти рядом с ними. Корф уехал в Петербург весною 1745 г., сдав надзор за арестантами капитану Измайловского полка Гурьеву, при котором оставались Миллер и Вындомский. Подробностей о пребывании Иоанна Антоновича в Холмогорах мы никаких не имеем; знаем, что его держали и строжайшей тайне; только в случае если бы он был очень опасно болен, к нему было позволено допустить священника; жену Миллера, несмотря даже на ее болезнь, не дозволено было отпустить из Холмогор; все, знавшие о младенце, были обязаны клятвою ничего о нем не говорить; правительство Елизаветы принимало всякие меры, чтобы уничтожить самую память об императорстве Иоанна: приказано было уничтожать присяжные листы с его именем, уничтожать в книгах листы с его титулом, перечеканивать монеты и медали с его изображением. Говорить младенцу, кто он, было, конечно, запрещено, запрещено было также и учить его грамоте; однако Иоанн знал свое имя, знал, что он принц и даже называл себя государем той страны, где он находился и если, быть может, не умел читать - как надо думать из слов указа по поводу его смерти, - то все-таки, был несколько сведущ в Священном Писании, имел некоторые сведения о творениях отцов церкви; факт этот засвидетельствован донесениями офицера, наблюдавшего за ним в Шлиссельбурге и остается необъяснимым.

В 1756 г. в Тайную Канцелярию был доставлен беглый преступник Иван Зубарев, который, между прочим, рассказал, что он был в Берлине, через посредство известного Манштейна видел самого короля Фридриха и что его уговаривали поднимать раскольников в пользу Иоанна Антоновича и обещали самого принца выкрасть из Холмогор. Если даже и не было придано веры этому рассказу целиком, то из него стало, все-таки, очевидно, что местопребывание бывшего императора стало известно многим. Поэтому решено было перевести его в другое, более надежное место, и в 1756 же году, глухою ночью, лейб-кампании сержант Савин увез его в Шлиссельбург. Он был содержим там под непосредственным ведением начальника Тайной Канцелярии, Александра Ивановича Шувалова, под ближайшим надзором сначала гвардии капитана Шубина, а когда он заболел капитана Овцына; помощниками при них были два офицера Власьев и Чекин. Донесения Овцына известны и обрисовывают нам состояние узника с 1757 по 1761 г. Местопребывание его было тщательно скрываемо; офицерам запрещено было в письмах к родным сообщать, где они находятся; письма к ним должно было писать просто на Тайную Канцелярию. Безысходное заключение, не говоря уже о тяжелой в нравственном отношении обстановке, разрушительно подействовало на организм узника. Овцын неоднократно доносил о его совершенно ненормальном поведении и более склонялся к мысли, что он, действительно, помешан, чем что он притворяется. Узник был чрезвычайно раздражителен и подозрителен; ему постоянно казалось, что его портят шептаниями, дурными взглядами; каждое почти движение окружающих он толковал, как направленное к его вреду и вообще чрезвычайно легко раздражался, часто покушался бить окружающих; много разговаривал сам с собою, говоря совершенно непонятные вещи; постоянно выражал он ко всем окружающим глубочайшее презрение, себя называл великим человеком, принцем, говорил, что он бесплотен, что только дух св. Григория принял его вид, временами говорил, что хочет постричься, но отказывался от предлагаемого ему имени Гервасия и желал принять имя Феодосия, думал быть митрополитом и говорил, что тогда испросит у Бога позволения кланяться образам и даже некоторым людям, а что без этого он не должен никому поклоняться. От являвшихся у него временами припадков буйства его удерживали, лишая чаю и лучшей одежды; тяжело было ему присутствие офицеров, которые его часто умышленно дразнили. Иногда думают, что показания о безумии Иоанна Антоновича не вполне достоверны и основанием недоверия указывают то обстоятельство, что наиболее прямое и положительное свидетельство в таком смысле было дано надзиравшими за узником офицерами уже после его смерти. Но и более ранние донесения Овцына дают нам несомненные указания на ненормальность состояния Иоанна Антоновича; что же касается того, что о безумии узника особенно решительно было сказано после его смерти, то это совершенно естественно: тогда именно был поднят этот вопрос прямо, а кроме того совершенно естественно, что надзиратели за узником не считали нужным в своих обычных ежедневных рапортах постоянно повторять о его безумии, а прямо выразили свое убеждение в этом уже после его смерти. Петр III Феодорович по вступлении на престол посетил узника в Шлиссельбурге, в сопровождении H. A. Корфа, Унгерна, Александра Нарышкина и Волкова; со слов Корфа передано это свидание Бюшингом; Иоанн произвел впечатление человека слабого физически и расстроенного умственно; то же сказано и в манифесте по случаю его смерти, причем упоминается, будто и Екатерина его видела; обстоятельства этого свидания совершенно неизвестны; но одна записка Екатерины к H. И. Панину, без обозначения времени, дает основание думать, что Екатерина, действительно ездила в Шлиссельбург (Сбор. Имп. Рус. Ист. Об. VII, 331); по общему отзыву Иоанн был крайне косноязычен, говорил, - хотя и поддерживая рукою нижнюю челюсть, - так что его почти невозможно было понять. Петр III думал улучшить судьбу арестанта и поместить его в особом для него выстроенном здании; но за свержением Петра предположение это не осуществилось. При Екатерине узник находился под непосредственным ведением Н. И. Панина, который в первое время правления Екатерины принимал ближайшее участие во всех важнейших внутренних делах; в первые же дни по воцарении императрицы генерал-майор Силин вывез узника из Шлиссельбурга и направился в Кексгольм, так как в Шлиссельбурге решено было поместить Петра Феодоровича; но буря задержала их на дороге, а после смерти Петра Феодоровича Иоанн был возвращен в Шлиссельбург. Узник остался в прежнем положении; оно становилось даже все тяжелее, потому что офицеры, тяготясь своею обязанностью быть неисходно с арестантом, все враждебнее и враждебнее к нему относились и более его дразнили. В публике об узнике знали так мало, что местопребывание его оставалось неизвестным даже таким людям, как сенатор Ив. Ив. Неплюев, и что временами возникали предположения и пожелания, чтобы Елизавета, а потом Екатерина вступили с ним в брак. - Иоанн погиб насильственной смертью. В ночь с 4 на 5 июля 1764 г. поручик В. Я. Мирович попытался освободить узника, с целью провозгласить его императором, в надежде составить этим себе счастье. Приставленные к Иоанну офицеры Власьев и Чекин со своими сторожами сначала отбивались от Мировича и последовавших за ним солдат, но потом, когда Мирович стал готовить пушку чтобы разбить двери, они, опасаясь, что арестанта у них отнимут, закололи его, согласно инструкции, данной на такой случай им ранее и подтвержденной Н. И. Паниным. Тело бывшего императора похоронено было где то в Шлиссельбургской крепости, по христианскому обряду, но тайно. - Политическая история России за то время пока Иоанн Антонович был императором изложена в биографии Анны Леопольдовны, а подробности покушения Мировича - в биографии этого последнего.

Соловьев, "История России", тт. XXI, XXII, XXIV, XXV, ХХVI; Брикнер, "Император Иоанн Антонович и его родственники", в "Русском Вестнике" за № 1874 г. и отдельно; "Император Иоанн Антонович", в "Русской Старине" 1879 г., №№ 3, 5, 7; М. И. Семевский, "Иоанн Антонович", в "Отечеств. Зап.", 1866, т. VII; Бильбасов, "История Екатерины II", I, 189-197; Ковалевский, "Граф Блудов и его время", 222-230; "Чтения моск. общ. ист. и древн.", 1860, III, 149-154 и 1861, I, 182-185: Пекарский, "Бумаги К. И. Арсеньева", 375-408; Кашпирев, "Памятники новейшей рус. истории", I, 307-312; "Восемнадцатый век", III, 357-387; "Вест. Европы", 1808, ч. 40, 197; "Внутренний быт рус. госуд. с 17 окт. 1740 г. по 25 ноября 1741 г.", ч. І и II; "Сенатский Архив", т. т. II - IV; Полн. Собр. Зак., №№ 9192, 9197, 12228, 12241; Сбор. Имп. Рус. Общ., VII, 331, 364, 365-373.

Н. Чечулин.

{Половцов}

Иоанн VI Антонович

Иногда называемый также И. III (по счету царей), сын племянницы императрицы Анны Иоанновны, принцессы мекленбургской Анны Леопольдовны, и герцога Брауншвейг-Люнебургского Антона-Ульриха, род. 12 августа 1740 г. и манифестом Анны Иоанновны, от 5 октября 1740 г., объявлен был наследником престола. По смерти Анны Иоанновны (17 октября 1740 г.) И. провозглашен был императором, а манифест 18 октября объявил о вручении регентства до совершеннолетия И., т. е. до исполнения ему 17 лет. герцогу курляндскому Бирону. По свержении Бирона Минихом (8 ноября) регентство перешло к Анне Леопольдовне (см. соотв. статью), но уже ночью 25 дек. 1741 правительница с мужем и детьми, в том числе и имп. И., были арестованы в дворце Елизаветой Петровной и последняя провозглашена была императрицей. Сперва она намерена была выслать низверженного императора со всей его семьей за границу, и 12 дек. 1741 г. они были отправлены из Петербурга в Ригу, под присмотром ген.-лейт. В. Ф. Салтыкова; но затем Елизавета переменила свое намерение и, еще не доехав до Риги, Салтыков получил предписание ехать как можно тише, задерживая под разными предлогами путешествие, а в Риге остановиться и ждать новых распоряжений. В Риге арестанты пробыли до 13 дек. 1742 г., когда они были перевезены в крепость Динамюнде. За это время у Елизаветы окончательно созрело решение не выпускать И. и его родителей, как опасных претендентов, из пределов России. В январе 1744 г. последовал указ о новом перевозе бывшей правительницы с семьей, на этот раз в г. Раненбург (нын. у. г. Рязанской губ.), причем исполнитель этого поручения, капитан-поручик Вындомский, едва не завез их в Оренбург. 27 июня 1744 г. камергеру барону Н. А. Корфу предписано было указом императрицы отвезти семью царственных узников в Соловецкий монастырь, причем И. как в течение этого путешествия, так и на время пребывания в Соловках должен был быть совершенно отделен от своей семьи и никто из посторонних не должен был иметь к нему доступа, кроме только специально приставленного к нему надсмотрщика. Корф довез арестантов, однако, только до Холмогор и, представив правительству всю трудность перевоза их на Соловки и содержания там в секрете, убедил оставить их в этом городе. Здесь И. пробыл около 12 лет в полном одиночном заключении, отрезанный от всякого общения с людьми; единственным человеком, с которым он мог видеться, был наблюдавший за ним майор Миллер, в свою очередь почти лишенный возможности сообщения с другими лицами, стерегшими семью бывшего императора. Тем не менее слухи о пребывании И. в Холмогорах распространялись, и правительство решило принять новые меры предосторожности. В начале 1756 г. сержанту лейб-кампании Савину предписано было тайно вывезти И. из Холмогор и секретно доставить в Шлиссельбург, а полковнику Вындомскому, главному приставу при брауншвейгской семье, дан был указ: "Оставшихся арестантов содержать по-прежнему, еще и строже и с прибавкой караула, чтобы не подать вида о вывозе арестанта; в кабинет наш и по отправлении арестанта рапортовать, что он под вашим караулом находится, как и прежде рапортовали". В Шлиссельбурге тайна должна была сохраняться не менее строго: сам комендант крепости не должен был знать, кто содержится в ней под именем "известного арестанта"; видеть И. могли и знали его имя только три офицера стерегшей его команды; им запрещено было говорить И., где он находится; в крепость без указа Тайной Канцелярии нельзя было впустить даже фельдмаршала. С воцарением Петра III положение И. не улучшилось, а скорее еще изменилось к худшему, хотя и были толки о намерении Петра освободить узника. Инструкция, данная гр. А. И. Шуваловым главному приставу И. (князю Чурмантееву), предписывала, между прочим: "Если арестант станет чинить какие непорядки или вам противности или же что станет говорить непристойное, то сажать тогда на цепь, доколе он усмирится, а буде и того не послушает, то бить до вашему рассмотрению палкой и плетью". В указе Петра III Чурмантееву от 1 января 1762 г. повелевалось: "Буде, сверх нашего чаяния, кто б отважился арестанта у вас отнять, в таком случае противиться сколь можно и арестанта живого в руки не давать". В инструкции, данной по восшествии на престол Екатерины Н. И. Паниным, которому доверен был ей главный надзор за содержанием шлиссельбургского узника, этот последний пункт был выражен еще яснее: "Ежели, паче чаяния, случится, чтоб кто пришел с командой или один, хотя б то был и комендант или иной какой офицер, без именного за собственноручным Ее И. В. подписанием повеления или без письменного от меня приказа и захотел арестанта у вас взять, то оного никому не отдавать и почитать все то за подлог или неприятельскую руку. Буде же так оная сильна будет рука, что спастись не можно, то арестанта умертвить, а живого никому его в руки не отдавать". По некоторым известиям, вслед за воцарением Екатерины, Бестужевым составлен был план брака ее с И. Верно то, что Екатерина в это время виделась с И. и, как сама признала позже в манифесте, нашла его поврежденным в уме. Сумасшедшим или, по крайней мере, легко теряющим душевное равновесие изображали И. и рапорты приставленных к нему офицеров. Однако, И. знал свое происхождение, несмотря на окружавшую его таинственность, и называл себя государем. Вопреки строгому запрещению чему бы то ни было его учить, он от кого-то научился грамоте, и тогда ему разрешено было читать Библию. Не сохранилась и тайна пребывания И. в Шлиссельбурге, и это окончательно погубило его. Стоявший в гарнизоне крепости подпоручик смоленского пехотного полка Вас. Як. Мирович вздумал освободить его и провозгласить императором; в ночь с 4 на 5 июля 1764 г. он приступил к исполнению своего замысла и, склонив с помощью подложных манифестов на свою сторону гарнизонных солдат, арестовал коменданта крепости Бередникова и потребовал выдачи И. Пристава сперва сопротивлялись с помощью своей команды, но когда Мирович навел на крепость пушку, сдались, предварительно, по точному смыслу инструкции, убив И. После тщательного следствия, обнаружившего полное отсутствие сообщников у Мировича, последний был казнен. В правление Елизаветы и ее ближайших преемников самое имя И; подвергалось гонению: печати его царствования переделывались, монета переливалась, все деловые бумаги с именем имп. И. предписано было собрать и выслать в сенат; манифесты, присяжные листы, церковные книги, формы поминовения особ Имп. дома в церквах, проповеди и паспорта велено было сжечь, остальные дела хранить за печатью и при справках с ними не употреблять титула и имени И., откуда явилось название этих документов "делами с известным титулом". Лишь высочайше утвержденный 19 авг. 1762 г. доклад сената остановил дальнейшее истребление дел времени И., грозившее нарушением интересов частных лиц. В последнее время сохранившиеся документы были частью изданы целиком, частью обработаны в издании моск. архива мин. юстиции.

Литература: Соловьев, "История России" (тт. 21 и 22); Неrmann, "Geschichte des Russischen Staates"; M. Семевский, "Иван VI Антоновича" ("Отеч. Записки", 1866, т. CLXV); Брикнер, "Имп. Иоанн Антонович и его родственники. 1741-1807" (М., 1874); "Внутренний быт русского государства с 17 октября 1740 г. по 20 ноября 1741 года" (изд. моск. арх. м-ва юстиции, т. I, 1880, т. II, 1886); Бильбасов, "Geschichte Catherine II" (т. II); некоторые мелкие сведения еще в статьях "Русск. Старины": "Судьба семейства правительницы Анны Леопольдовны" (1873 г., т. VII) и "Император Иоанн Антонович" (1879, тт. 24 и 25).

В. М-н.

{Брокгауз}

Иоанн VI Антонович

Император Всероссийский, сын пр. Антона-Ульриха Брауншвейг-Люнебургского и Анны Леопольдовны - дочери герц. Карла-Леопольда Мекленбургского и Екатерины Иоанновны (дочери царя Иоанна V Алексеевича); род. 2 авг. 1740 г., был имп-ром с 17 окт. того же года до ночи 26 ноябр. 1741 г. За его малолетством правили регенты: сперва герцог Бирон, затем мать его. По свержении с престола Имп-цы Елизаветой Петровной И. был в ссылке, первоначально вместе с матерью и отцом в Риге, Динамюнде, Раненбурге и Холмогорах, хотя помещался отдельно от них, а с 1756 г. - в заключении в Шлиссельбург. крепости до самой смерти, в ночь на 5 июля 1764 г., когда был уб. при попытке пор. Мировича вновь провозгласить его имп-ром. И. не получил почти никакого образования; кажется, не умел даже читать, но знал, что он - принц и государь. Послед. годы жизни И. был сильно расстроен нервами и даже психически ненормален.

{Воен. энц.}

Большая биографическая энциклопедия . 2009 .

ИВАН VI АНТОНОВИЧ (1740–1764), российский император. Родился 12 (23) августа 1740 в Петербурге. Отец Антон-Ульрих – сын Фердинанда-Альбрехта, герцога Брауншвейг-Бевернского. Мать Анна Леопольдовна – дочь Карла-Леопольда, герцога Мекленбург-Шверинского, и принцессы Елизаветы, дочери царя Ивана V Алексеевича и сестры императрицы Анны Ивановны. Императорским манифестом 5 (16) октября 1740 провозглашен престолонаследником. После смерти Анны Ивановны 17 (28) октября 1740 двухмесячным ребенком возведен на российский престол; 18 (29) октября регентом при нем объявлен И.-Э.Бирон . 9 (20) ноября в результате организованного Б.-Х.Минихом государственного переворота регентство перешло к его матери Анне Леопольдовне.

Свергнут в результате государственного переворота 24–25 ноября (5–6 декабря) 1741. Новая императрица Елизавета Петровна первоначально повелела выслать его вместе с семьей за границу и 12 (23) декабря они покинули Петербург, однако вскоре, переменила свое решение, она приказала задержать их в Риге. 13 (24) декабря 1742 Брауншвейгскую фамилию перевезли в предместье Риги Динамюнде (совр. Даугавгрив), а в январе 1744 – в Ораниенбург в Рязанской губернии (совр. Чаплыгин). В июне 1744 было решено отправить их в Соловецкий монастырь, но они доехали только до Холмогор: сопровождавший их камергер Н.А.Корф, ссылаясь на трудности пути и невозможность сохранить в тайне их пребывание на Соловках, убедил правительство оставить их там. Четырехлетний мальчик был изолирован от родителей и отдан под надзор майора Миллера. В 1746 он лишился матери, умершей при родах.

Распространившиеся слухи о пребывании Ивана в Холмогорах заставили правительство в 1756 тайно перевезти его в Шлиссельбургскую крепость, где его заключили в одиночную камеру и содержали в полной изоляции; доступ к нему был разрешен только трем офицерам; даже комендант крепости не знал имени своего узника. В 1759 у него обнаружились признаки нарушения психики, однако тюремщики сочли их симуляцией.

С воцарением в декабре 1761 Петра III положение Ивана Антоновича не улучшилось; более того, было дано указание убить его при попытке освобождения. В марте 1762 новый император нанес узнику визит, оставшийся, однако, без последствий. После восшествия на престол Екатерины II возник проект ее брака с Иваном Антоновичем, который позволил бы ей легитимизировать свою власть. Вероятно, в августе 1762 она посетила узника и сочла его сумасшедшим. После раскрытия осенью 1762 гвардейского заговора с целью низложения Екатерины II режим содержания Ивана ужесточился; императрица подтвердила прежнюю инструкцию Петра III.

В ночь с 4 (15) на 5 (16) июля 1764 подпоручик В.Я.Мирович, несший караульную службу в Шлиссельбургской крепости, привлек на свою сторону часть гарнизона, арестовал коменданта и, угрожая применить артиллерию, потребовал выдачи заключенного. После недолгого сопротивления охрана капитулировала, предварительно умертвив Ивана. Ввиду бессмысленности дальнейших действий В.Я.Мирович сдался властям и был казнен. Тело бывшего императора похоронено в Шлиссельбургской крепости.

Иван Кривушин

Период почти в четверть века в русской истории оказался связан с печальной судьбой императора, формально управлявшего страной еще не встав на ноги. 23 августа 1740 года на свет появился государь Иоанн Антонович.

Борьба за власть при дворе превратила его жизнь в кошмар и свела с ума. Годы заточения и издевательства стражников - вот чем заплатил молодой император за право престолонаследия.

Решение на переворот

Сын племянницы императрицы Анны Иоанновны, принцессы Макленбургской Анны Леопольдовны и герцога Брауншвейг-Люнебургского Антона Ульриха спустя несколько месяцев после рождения был объявлен следующим государем. Так распорядилась царица своим манифестом от 5 октября 1740 года.

Фактически это означало, что власть в империи на целых 17 лет переходила к любовнику Анны Иоанновны Эрнесту Бирону. Перед своей смертью императрица именно его назначила регентом при младенце Иоанне Антоновиче. Однако властвовать многие годы Бирону не дали - правил фаворит царицы лишь 22 дня. В ночь на 9 ноября 1740 года дипломат Иоганн Эрнст Миних, получив согласие Анны Леопольдовны, поручил арестовать регента. Переворот произошел, когда тело императрицы еще не было погребено. Придворным на следующее утро зачитали манифест, перечислив злодеяния Бирона, а далее фаворита Анны Иоанновны со всей его семьей сослали в Сибирь.

Теперь регентство перешло к Анне Леопольдовне. Однако она управлять государством совсем не могла. Власть она употребила лишь на праздный образ жизни: развлечения, балы и обсуждение модных нарядов для себя и для сына. Приближенные Анны Леопольдовны понимали, что их положение при такой правительнице весьма шатко. Ей предлагали срочно принять императорский титул. Была назначена даже церемония коронования в день рождения государыни - 7 декабря 1741 года. Не раз ей доносили о заговоре, готовящемся дочерью Петра I Елизаветой Петровной, но Анна Леопольдовна считала, что ее родственница на переворот не способна.

Семья узников

В ночь с 24 на 25 ноября 1741 года будущая императрица помолилась, набросила шубу и вышла из дворца. Ее уже ждали приближенные. Вместе они направились в казармы гренадерской роты Преображенского полка. Там Елизавета Петровна сказала: «Ребята, вы знаете, чья я дочь, ступайте за мною! Все мы много натерпелись от немцев, освободимся от наших мучителей! Послужите мне, как служили моему отцу!»

Гвардейцы ответили на призыв и выступили к Зимнему дворцу. Караул никакого сопротивления не оказал. Елизавета Петровна решительно ворвалась в спальню регентши. Анна Леопольдовна умоляла не причинять зла ее отпрыску, не по своей воле ставшему царем уже в колыбели. Однако жажда власти не знала жалости.

За этим переворотом последовали многочисленные аресты - министры, придворные и верные друзья Брауншвейгской фамилии оказались под угрозой. К утру подготовили манифест о провозглашении Елизаветы Петровны императрицей. Новоиспеченная царица дала себе слово, что никого не казнит - его она сдержала. Прежних властителей она решила «предать забытью». Для этого в ночь на 30 ноября Анну Леопольдовну, ее супруга Антона Ульриха, и двоих детей - Иоанна и Екатерину, в сопровождении фрейлин и слуг под конвоем более 300 солдат и офицеров отправили в Рижский замок.

С момента прибытия туда в январе 1742 года маленький император Иван VI содержался отдельно. Его видели лишь стражи. В Петербурге Елизавета Петровна распорядилась сдать монеты с изображением Иоанна Антоновича. Самого Ивана VI именовали уже лишь принцем. Императрица прекрасно осознавала, что пока жив свергнутый царь, будут люди, готовые вернуть его на престол. Тогда узников повезли дальше вглубь России - на этот раз в крепость Раненбург. В настоящее время это город Чаплыгин в Липецкой области. Ивана VI везли туда под именем Григория. Любопытно, что в то время Анна Леопольдовна родила еще одну дочь - ее назвали Елизаветой. Будто бывшая держательница власти хотела таким образом умилостивить царицу.

В 1744 году узников и вовсе повезли в Соловки. Это уже означало заточение до самой смерти. Переезд туда был очень тяжелым. Анне Леопольдовне несколько раз становилось плохо. Она с супругом Антоном Ульрихом даже не знала, едет ли с ними их сын. Престолонаследника везли отдельно и под строжайшим секретом.

Мирович перед телом Ивана VI. Картина Ивана Творожникова (1884). Фото: Commons.wikimedia.org

В итоге до Соловков конвой не доехал из-за непростых погодных условий и остался в Холмогорах. Напоминало это заточение домашний арест: у них всегда была еда и алкоголь, а в помещениях сухо и чисто. Росла и семья супругов. Анна Леопольдовна родила сына Петра в 1745-м. Однако зачатые в заточении дети сильно болели. 7 марта 1747 года Анна Леопольдовна умерла при новых родах. Ее тело доставили в Петербург и похоронили в Александро-Невском монастыре.

«Я государь ваш!»

Секретного узника постоянно держали в камере. Согласно предписанию, Иоанна Антоновича не должны были учить грамоте и стараться сделать все, чтобы мальчик развивался с отставанием. Однако кто-то все же научил его читать и давал ему Библию. Текст Священного Писания он знал почти наизусть.

К 1756 году был раскрыт очередной заговор. Престолонаследника хотели выкрасть и вывезти морем из Архангельска. Тогда Елизавета Петровна приказала перевести его в Шлиссельбургскую крепость. В один из казематов 16-летнего арестанта вновь поместили под именем Григория. В камере юного царя всегда был офицер. Когда кто-то приносил еду, узника прятали за ширмой. Лишь несколько человек из охраны могли видеть его. Иоанн Антонович не должен был знать и своего происхождения, однако кто-то рассказал ему и о титуле государя. Бумагу и чернилы арестанту также не давали. В крепости здоровье Ивана VI ухудшилось - он стал задыхаться от кашля, изменился в лице. Однажды на подушке появились и капли крови.

После видимого выздоровления у Иоанна Антоновича пошатнулась психика. Он кидался на охрану с криками и угрозами. Дошло до того, что его начал бояться даже капитан охраны. «Я здешней империи принц и государь ваш», - кричал однажды Иван VI.

Пётр III посещает Иоана Антоновича в его шлиссельбургской камере. Иллюстрация из немецкого исторического журнала начала XX века. Фото: Commons.wikimedia.org

В декабре 1761 года Елизавету Петровну на престоле сменил Петр III. Предполагалось, что положение узника может улучшиться, но новый царь дал указание убить Ивана VI при попытке освобождения. Весной следующего года после переворота к власти пришла Екатерина II. Возник и проект брака императрицы с Иоанном Антоновичем. Это позволило бы узаконить власть. По некоторым сведениям, в августе 1762 года она посетила арестанта и сочла его сумасшедшим. Инструкцию Петра III оставила без изменений.

Спустя еще два года поручик смоленского пехотного полка Василий Мирович попытался освободить известного узника для провозглашения его императором. Тогда офицеры закололи Иоанна Антоновича согласно инструкции. Императора похоронили на территории Шлиссельбургской крепости. Он прожил лишь 24 года - почти вся его жизнь прошла в заточении и под наблюдением стражей.

1 июля 1780 года остальные дети Анны Леопольдовны и Антона Ульриха смогли навсегда покинуть Россию. Они прибыли в Данию и были поселены в городке Горзенсе. Датские родственники попытались найти общий язык с пленниками, однако последние представители Брауншвейгской фамилии были скудоумны и невежественны - увы, такими их воспитали в Холмогорах, по которым они искренне скучали на чужбине.

Последняя из детей Анны Леопольдовны и Антона Ульриха - Екатерина - умерла в 1807 году. Никто из Брауншвейгской фамилии потомства не оставил.

После смерти Анны Иоанновны в 1740 г., согласно ее завещанию, российский престол унаследовал правнук Ивана Алексеевича, сын Анны Леопольдовны и Антона Ульриха Брауншвейского - Иван Антонович.

Регентом до его совершеннолетия был назначен фаворит Анны Э.И.Бирон, который менее чем через месяц был арестован гвардейцами по приказу фельдмаршала Б.К.Минихина. Регентшей при царственном ребенке была провозглашена его мать Анна Леопольдовна. Ведущею роль при ней стал играть непотопляемый А.И.Остерман, переживший пять царствований и всех временщиков.

25 ноября 1741г. так и не правивший царь был, свергнут Елизаветой Петровной с помощью гвардии. Сначала Ивана 6 с его родителями отправили в ссылку, затем перевели в тюремную одиночку.

Место его заключения держалось в тайне. С 1756 г. он находился в Шлиссербурской крепости, где был убит стражей при попытке офицера В.Я.Миронова освободить его и провозгласить императором вместо Екатерины 2.

1. Елизавета Петровна (1741-1761гг.)

Очередной государственный переворот был совершен при непосредственном участии гвардейцев Преображенского полка. Елизавета Петровна нашла моральную поддержку среди иностранных дипломатов, у своих друзей (А.И.Остермана и П.И.Шуваловых, А.Г.Разумовского и др.). Важную роль сыграла непопулярность "браунгшвейской фамилии" и правление временщиков.

Период царствования Елизаветы ознаменовался расцветом фаворизма. Братья Разумовские и И.И.Шувалов играли огромную роль в формировании государственной политики. В целом же фаворизм был протоворичивым явлением. С одной стороны, он был показателем зависимости дворянства от монаршей щедрости, а с другой - своеобразной, пусть и достаточно робкой, попыткой приспособления государства к запросам дворянства.

В период правления Елизаветы были проведены определенные преобразования: произошло значительное расширение дворянских льгот, особенно в 50- е годы укрепилось социально- экономическое и правовое положение:

Русского дворянства;

Сделана попытка реставрировать некоторые порядки и государственные учреждения, созданные Петром 1. С этой целью произошло упразднение Кабинета министров, значительно расширены функции Сената, восстановлены Берг - и Мануфактур- коллегии, главный и городской магистраты;

Устранены многое иностранцы из сфер государственного управления и системы образования;

Создан новый Высший орган - Конференция при высочайшем дворе для решения важных государственных вопросов, которая вскоре превратилась в своеобразный правительственный орган, во многом дублирующий функции Сената;

Произошло ужесточение религиозной политики. Были приняты указы о выселении из России лиц иудейского вероисповедания, о перестройке лютеранских храмов в православные.

В целом же правление Елизаветы не стало "вторым изданием" петровской политики. Веселая и любвеобильная императрица, в отличии от отца - реформатора. Это было время глубоких изменений в сознании российского дворянства. При Петре 1 новый образ жизни навязывался дворянам силой. В условиях правления императриц женщин, многие из которых были по происхождению немками, это стала насущной необходимостью. От придворного поведения дворянина прямо зависела его карьера.

По мнению И.Н. Ионова, в России 18 века наибольшие шансы на власть давал традиционализм. Рамки поведения были ограничены раз и навсегда установленными обычаями. Возможности продвижения по службе сдерживались системой местничества. Поэтому стимулы к изменению социального положения были не значительны. Рациональность поведения не могла стать его определяющей чертой. В 18 веке стимулы в борьбе за власть стали громадными.

Побежденный оказывался в далекой ссылке, как А.Д. Меньшиков, или даже подвергался казни. Изворотливость помогала некоторым придворным надолго сохранить свое положение. Так, начавший свою карьеру при Петре 1 дипломат А.И.Остерман пережил трех императриц. Расчетливость придворного дворянина сильно отличалась от рациональности ученого и предпринимателя. Нужно было произвести впечатление на очередную императрицу, запомниться ей. Поэтому с этой точки зрения наиболее выгодным было устройство грандиозных праздников, покупка в Париже новой модной одежды, следование последней европейской моде в придворном этикете.

Особенно характерным для этого времени было появление множества чудаков и оригиналов. Вокруг каждой императриц существовал кружок знатных дам, сообщавших ей все сплетни. Через такие "интимные кабинеты" передавались прошения, а порой и велась внешняя политика.

Эти явления распространялись на всех уровнях власти. На местах стремились подражать петербургскому двору. Поэтому новые веяния моды быстро, без принуждения распространялись среди всего дворянства страны. Быстро менялись его привычки, язык. Придворные нравы и обычаи порождали новые материальные потребности, вводили моду на расточительство, не свойственное традиционному обществу. В результате этого хозяйство дворян из натурального, каким оно было еще в начале 18 века, превращалось в денежное.

Роскошь стала жизненной необходимостью. Приобретение новой одежды, званные вечера требовали огромных расходов. Это вызывало разорение поместий, отвлекало дворян от службы. Для предотвращения массового разорения дворянства в1754г. был создан Дворянский банк, кредитовавший помещиков под залог имений.

Стремясь поправить свои дела, дворяне во второй половине 18 века начинают заниматься предпринимательством. В том же 1754 г. правительство объявило дворянской монополией винокурение. Началось строительство вотчинных мануфактур на основе труда крепостных крестьян. Приближенные ко двору вельможи, такие, как графы Шуваловы и Воронцовы, стали строить металлургические заводы на Южном Урале.

Дворянское предпринимательство становилось почти на один уровень с предпринимательством купцов. Наблюдалась и обратная тенденция - переход крупнейших купцов во дворянство.

Манифест Петра 3, закрепивший право дворян не служить государству, произвел переворот в их жизни. Из служилого сословья дворянство превратилось в свободное привилегированное сословие.

Во многих случаях помещичьи усадьбы были центрами культуры. При посредничестве помещиков в крестьянское хозяйство внедрялись новые сельскохозяйственные культуры (картофель, помидоры). Дворяне, такие, как А.Т.Болотов, впервые начали применять многопольный севооборот, более совершенные методы обработки земли. Постепенно формировалось провинциальное дворянское общество со своим самосознанием и интересами. Оно сыграло большую роль в возникновении либерального дворянства и дворянской интеллигенции.

Возрастание роли сельского хозяйства в жизни дворянства вело к усилению крепостного права. Установилась рыночная цена на крепостных крестьян. Было законодательно закреплено право продавать крестьян без земли. Крестьяне потеряли право иметь недвижимую собственность, выступать в качестве поручителей, торговать без особого права помещика и т. д. Жизнь крепостных определялась вотчинными инструкциями, регламентировавшими не только повинности крестьян, но их хозяйственную инициативу, семейную и духовную жизнь.

Вторая половина 18 века была временем укрепления и развития всероссийского рынка. Переломной датой стал 1754 г., когда были отменены внутренние таможенные пошлины. Страна покрывалась сетью ярмарок, тесно связанных с местным производством.

В середине 18 века в России появляются первые симптомы разложения феодально-крепостнических порядков и начала развития капиталистических отношений.

Первые признаки этого процесса:

Развитие товарно-денежных отношений и складывание капиталистической мануфактуры. Основателями мануфактур выступают преимущественно частные лица. В некоторых отраслях, особенно в легкой промышленности, начинает преобладать вольно наемный труд. Получает развитие рассеянная мануфактура, раздача ремесленной работы на дом крестьянам (стала одной из форм зарождения в России вольнонаемного труда, создания рынка рабочей силы, без которой была невозможной модернизация экономики).

В некоторых отраслях промышленности были достигнуты значительные успехи. Благодаря быстрому развитию горнозаводской промышленности к середине 18 века Россия вышла на второе место в мире по выплавке чугуна, уступив только Швейцарии. Так, если в 1725г. в стране действовал 31 завод, то к 1750 г. – 74. Выгодное металлургическое производство активно вкладывали капиталы дворянские предприниматели – братья Шуваловы, Воронцовы, С.П.Ягужинский

Одновременно росла и внешняя торговля. К середине 18 века Россия стала занимать важное место на мировом продовольственном рынке. В больших количествах вывозили зерно, лес, кожи, пенька, сало, меха и др. Русская внешняя торговля носила активный характер, т. е. вывоз превышал ввоз.

Дворцовые перевороты не влекли за собой изменений политической, а тем более социальной системы общества и сводились к борьбе за власть различных дворянских группировок, преследовавших свои, чаще всего корыстные интересы. В то же время, конкретная политика каждого из шести монархов имела свои особенности, иногда важные для страны.

В целом социально-экономическая стабилизация и внешнеполитические успехи, достигнутые в эпоху правления Елизаветы, создавали условия для более ускоренного развития и новым прорывам во внешней политике, которые произойдут при Екатерине II.

Этот остров у самого истока холодной и темной Невы из Ладожского озера был тем первым кусочком неприятельской шведской земли, на который ступила нога Петра I в самом начале Северной войны. Недаром он переименовал крепость Нотебург, отвоеванную в 1702 году у шведов, в Шлиссельбург - «Ключ-город». Этим ключом он потом открыл всю Прибалтику. И почти сразу же крепость стала политической тюрьмой. Уж очень удобен был для узилища этот уединенный остров. Попасть сюда можно было только через одни ворота, при этом нужно было огибать по воде на глазах охраны почти весь остров. Да и бежать отсюда было невозможно. За всю историю не случалось побегов из Шлиссельбургской тюрьмы. И только раз была предпринята дерзкая попытка освобождения одного из шлиссельбургских узников.

Событие произошло в белую ночь с 5 на 6 июля 1764 года. Попытку эту предпринял один из офицеров охраны крепости, подпоручик Смоленского пехотного полка Василий Яковлевич Мирович. С отрядом солдат, которых он подбил на бунт, Мирович пытался захватить особую тюрьму, в которой содержали секретнейшего узника. Ворвавшись в казарму, где жил заключенный, Мирович увидел его недвижимым, лежащим в луже крови. Вокруг были следы ожесточенной борьбы. Во время боя, развернувшегося между отрядом мятежников и охраной секретного узника, погибло несколько солдат, офицеры охраны Власьев и Чекин убили заключенного. Мирович, узнав о смерти узника, сдался на милость властей и был тотчас арестован. Все подбитые им на бунт солдаты также были схвачены. Началось расследование страшного преступления…

Но кто же был этот узник? Это была страшная государственная тайна, но все в России знали, что секретным узником был русский император Иван Антонович, проведший в заточении почти четверть века. В начале 1730-х годов династия Романовых испытывала серьезный кризис - некому было наследовать трон. На престоле сидела императрица Анна Иоанновна, бездетная вдова. При ней жила сестра Екатерина Ивановна с малолетней дочерью Анной Леопольдовной. Вот и все родственники императрицы. Правда, жива была цесаревна Елизавета Петровна, которой не было и тридцати лет. В Киле также жил племянник Елизаветы, сын ее покойной старшей сестры Анны Петровны Карл-Петер-Ульрих (будущий император Петр III). Однако Анна Иоанновна не хотела, чтобы отродье Петра I и «лифляндской портомои» - Екатерины I - вступило на трон Российской империи.

Вот почему, когда в 1731 году был оглашен императорский указ, подданные не поверили своим ушам: согласно ему, они должны были присягнуть в верности причудливому завещанию Анны Иоанновны. Она объявляла своим наследником того мальчика, который родится от будущего брака императрицыной племянницы Анны Леопольдовны с неизвестным еще иностранным принцем. Удивительно, но как задумала императрица, так и получилось: Анна Леопольдовна была выдана замуж за немецкого принца Антона-Ульриха и в августе 1740 года родила мальчика, названного Иваном. Когда в октябре того же года Анна Иоанновна умирала, она завещала трон своему двухмесячному внучатому племяннику. Так на русском троне появился император Иван Антонович.

Ну что рассказать о мальчике, ставшем самодержцем в возрасте двух месяцев и пяти дней и свергнутом с престола, когда ему исполнился один год, три месяца и тринадцать дней? Ни многословные указы, им «подписанные», ни военные победы, одержанные его армией, сказать о нем ничего не могут. Младенец - он и есть младенец, лежит в колыбельке, спит или плачет, сосет молоко и пачкает пеленки.

Сохранилась гравюра, на которой мы видим колыбель императора Ивана VI Антоновича, окруженную аллегорическими фигурами Правосудия, Процветания и Науки. Прикрытый пышным одеялом, на нас сурово смотрит пухлощекий малыш. Вокруг его шейки обвита тяжеленная, как вериги, золотая цепь ордена Андрея Первозванного - едва родившись, император стал кавалером высшего ордена России. Такова была судьба Ивана Антоновича: всю свою жизнь, от первого дыхания до последнего, он провел в цепях. Но в золотых цепях он «проходил» недолго. 25 ноября 1741 года цесаревна Елизавета Петровна совершила государственный переворот. Она ворвалась с мятежниками в Зимний дворец глубокой ночью и арестовала мать и отца императора. Солдатам был дан строгий приказ не поднимать шума в императорской опочивальне и взять ребенка-императора только тогда, когда он проснется. Так около часа они и простояли молча у колыбели, пока мальчик не открыл глаза и не закричал от страха при виде свирепых гренадерских физиономий. Императора Ивана вытащили из колыбели и отнесли к Елизавете. «Ах, дитя! Ты ни в чем не виноват!» - вскричала узурпаторша и крепко ухватила ребенка, чтобы - не дай Бог - он не попал к другим.

А потом начался крестный путь семьи Ивана Антоновича по тюрьмам. Сначала узников держали под Ригой, потом в Воронежской губернии, в Ораниенбурге. Здесь родителей разлучили с четырехлетним сыном. Его, под именем Григория, повезли на Соловки, но из-за осенней непогоды добрались только до Холмогор, где Ивана Антоновича поместили в бывшем доме местного архиерея. Надо сказать, что имя Григорий не самое удачное в русской истории - невольно вспоминаешь Григория Отрепьева и Григория Распутина. Здесь, в Холмогорах, ребенка посадили в одиночную камеру, и отныне он видел только слуг и охранников. Живого и веселого мальчика непрерывно держали в наглухо закрытой комнате без окон - все его детство, всю его юность. У него не было игрушек, он никогда не видел цветов, птиц, животных, деревьев. Он не знал, что такое дневной свет. Раз в неделю под покровом ночной темноты его выводили в баню во дворе архиерейского дома, и он, вероятно, думал, что на дворе всегда стоит ночь. А за стенами камеры Ивана, в другой части дома, поселили его родителей, братьев и сестер, которые родились уже после него и которых он тоже никогда не увидел.

Елизавета никогда не отдавала приказа убить Ивана, но делала все, чтобы он умер. Императрица запретила учить его грамоте, запретила ему прогулки. Когда он, восьми лет, заболел оспой и корью, охрана запросила Петербург: можно ли пригласить к тяжко больному доктора? Последовал указ: доктора к узнику не допускать! Но Иван поправился на свою беду… В 1756 году шестнадцатилетнего заключенного внезапно перевезли из Холмогор в Шлиссельбург и поселили в отдельной, строго охраняемой казарме. Охране были даны строжайшие предписания не допускать посторонних к узнику Григорию. Окна помещения, чтобы не пропускали дневной свет, густо замазали краской, в камере постоянно горели свечи, за узником непрерывно наблюдал дежурный офицер. Когда приходили слуги убирать в помещении, Григория заводили за ширму. Это была полная изоляция от мира…

Сам факт существования Ивана Антоновича был государственной тайной. В борьбе со своим юным предшественником на троне императрица Елизавета Петровна прибегла к удивительному, но, впрочем, знакомому нам способу борьбы с памятью о нем. Его имя было запрещено упоминать в официальных бумагах и в частных разговорах. Того, кто произнес имя Иванушки (так его называли в народе), ждали арест, пытки в Тайной канцелярии, ссылка в Сибирь. Высочайшим указом было предписано уничтожить все портреты Ивана VI, изъять из обращения все монеты с его изображением. Каждый раз начиналось следствие, если среди тысяч монет, привезенных в казначейство в бочках, обнаруживался рублевик с изображением опального императора. Было велено из книг, посвященных императору-младенцу, вырвать титульные страницы, собрать все до последнего опубликованные при нем указы, протоколы и докладные записки с упоминанием имени Ивана VI Антоновича. Эти бумаги были тщательно запечатаны и спрятаны в Тайной канцелярии. Так в русской истории образовалась огромная «дыра» с 19 октября 1740 года, когда он вступил на трон, и до 25 ноября 1741 года. По всем бумагам получалось, что после окончания царствования императрицы Анны Иоанновны сразу же наступило славное царствование Елизаветы Петровны. Ну уж если никак было нельзя обойтись без упоминания о времени правления Ивана VI, то прибегали к эвфемизму: «В правление известной особы». Лишь столетие с лишним спустя, в 1888 году, были опубликованы два огромных тома бумаг царствования Ивана Антоновича. Так, наконец, тайное стало явным…

Но, как часто бывало в России, самая большая государственная тайна была известна всем. А тому, кто не знал, стоило только побывать на холмогорском или шлиссельбургском базаре. Там или в ближайшем кабаке за полуштофом водки любопытствующему сразу же рассказали бы, кого так тщательно стерегут в тюрьме и за что. Все ведь давно знали, что сидит Иванушка за верность «старой вере» и страдает он, естественно, за народ. Известное дело, иначе за что же так мучить человека?

Надо сказать, что этот династический грех не давал покоя ни Елизавете Петровне, ни восшедшему на трон в декабре 1761 года Петру III, ни Екатерине II, захватившей власть в июне 1762 года. И все эти самодержцы непременно хотели увидеть таинственного узника. Так случилось, что в своей жизни Иван Антонович видел только трех женщин: свою мать - правительницу Анну Леопольдовну и двух императриц! Да и то Елизавета при встрече с ним в 1757 году (Ивана привезли в закрытой кибитке в Петербург) была одета в мужское платье. В марте 1762 года император Петр III сам отправился в Шлиссельбург, под видом инспектора вошел в камеру узника и даже разговаривал с ним. Из этого разговора стало ясно, что заключенный помнит, что он вовсе не Григорий, а принц или император. Это неприятно поразило Петра III - он-то думал, что узник сумасшедший, беспамятный, больной человек.

Екатерина II получила проблему Ивана в наследство от своего непутевого мужа. И она, тоже движимая любопытством, отправилась в Шлиссельбург в августе 1762 года, чтобы посмотреть на секретного узника и, возможно, поговорить с ним. Нет сомнения, что Иван Антонович своим диким видом производил на посетителей тяжелое впечатление. Двадцать лет заключения в одиночке искалечили его, жизненный опыт юноши был деформированным и дефектным. Ребенок - не котенок, который и в пустой комнате вырастет котом. Иван четырехлетним малышом оказался в изоляции. Никто не занимался его воспитанием. Он не знал ласки, доброты, жил как зверь в клетке. Офицеры охраны, люди невежественные и грубые, со зла и от скуки дразнили Иванушку, как собаку, били его и сажали «за непослушание» на цепь. Как справедливо писал М. А. Корф, автор книги об Иване Антоновиче, «до самого конца жизнь его представляла одну нескончаемую цепь мучений и страданий всякого рода». И все же в глубине его сознания сохранилась память о раннем детстве и страшной, похожей на сон, истории его похищения и переименования. В 1759 году один из охранников сообщал в своем рапорте: «Арестанта, кто он, спрашивал, на что [тот] прежде сказал, что он человек великий, и один подлый офицер то от него отнял и имя переменил». Ясно, что Иван говорил о капитане Миллере, который отнял четырехлетнего мальчика у родителей в 1744 году. И ребенок запомнил это!

Позже Екатерина II писала, что она приехала в Шлиссельбург, чтобы увидеть принца и, «узнав его душевные свойства, и жизнь ему по природным его качествам и воспитанию определить спокойную». Но ее якобы постигла полная неудача, ибо «с чувствительностью нашею увидели в нем, кроме весьма ему тягостного и другим почти невразумительного косноязычества (Иван страшно заикался и, чтобы говорить внятно, поддерживал подбородок рукой. - Е. А.), лишение разума и смысла человеческого». Поэтому, заключила государыня, никакой помощи несчастному оказать невозможно, и для него не будет ничего лучшего, как остаться в каземате. Вывод о безумии Иванушки делался не на основании врачебного обследования, а по донесениям охраны. Какими пси хиатрами бывают охранники, из советской истории мы знаем хорошо. Профессиональные же врачи к Ивану Антоновичу никогда допущены не были.

Словом, гуманная государыня так и оставила узника догнивать в сырой, темной казарме. Вскоре после отъезда императрицы из Шлиссельбурга, 3 августа 1762 года охранники секретного узника, офицеры Власьев и Чекин, получили новую инструкцию. В ней (в явном противоречии с утверждением о безумии заключенного) было сказано, что с Григорием нужно вести разговоры такие, «чтоб в нем возбуждать склонность к духовному чину, то есть к монашеству… толкуя ему, что житие его Богом уже определено к иночеству и что вся его жизнь так происходила, что ему поспешать надобно себе испрашивать пострижение». Вряд ли с сумасшедшим, «лишенным разума и смысла человеческого», можно вести высокие разговоры о Боге и пострижении в монахи.

Крайне важно, что в эту инструкцию, в отличие от предыдущих, был внесен и такой пункт: «4. Ежели, паче чаяния, случится, чтоб кто пришел с командою или один, хотя бы офицер… и захотел арестанта у вас взять, то оного никому не отдавать… Буде же оная сильна будет рука, что спастись не можно, то арестанта умертвить, а живого никому его в руки не отдавать».

Попытка освобождения Ивана Антоновича, предпринятая ровно через два года, была как будто угадана авторами инструкции 1762 года. Как по написанному сценарию, появился неизвестный офицер с командой, никаких бумаг охране не предъявил, завязался бой, нападавшие усилили натиск и, видя, что «оная сильна будет рука», Власьев и Чекин кинулись в камеру. Они, как сообщал современник, «напали с обнаженными шпагами на несчастного принца, который к этому времени проснулся от шума и вскочил с постели. Он защищался от их ударов и, хотя был ранен в руку, но сломал одному из них шпагу; тогда, не имея никакого оружия и почти совершенно нагой, он продолжал сильно сопротивляться, пока наконец они его не одолели и не изранили во многих местах. Тут наконец он был окончательно умерщвлен одним из офицеров, который проколол его насквозь сзади».

В общем, свершилось дело темное и нечистое. Есть основания подозревать Екатерину II и ее окружение в стремлении уничтожить Ивана Антоновича, который, при всей его беззащитности, оставался для царствующей императрицы опасным соперником, ибо был законным государем, в 1741 году свергнутым Елизаветой. В обществе ходили благожелательные слухи об Иване Антоновиче. В 1763 году был вскрыт заговор, участники которого предполагали убить Григория Орлова, фаворита императрицы, и поженить Ивана Антоновича и Екатерину II, чтобы тем самым закрыть долгий династический спор. Такие планы заговорщиков явно не нравились ни Орлову, ни самой государыне. В общем, был человек - и была проблема…

Вот тут-то и появился подпоручик Василий Мирович - бедный, нервный, обиженный, честолюбивый молодой человек. Когда-то его предка, сподвижника Мазепы, сослали в Сибирь, и он хотел восстановить справедливость, вернуть прежние богатства семьи. Когда Мирович обратился за помощью к своему влиятельному земляку, гетману Кириллу Разумовскому, то получил от него не деньги, а совет: сам прокладывай себе дорогу, старайся схватить Фортуну за чуб - и станешь таким же паном, как и другие! После этого Мирович и задумал освободить Ивана Антоновича, отвезти его в Петербург и поднять мятеж. Однако дело сорвалось, что некоторым историкам кажется вполне естественным, так как они считают, что Мирович стал жертвой провокации, в результате которой погиб опасный для Екатерины соперник.

Во время суда над Мировичем среди судей неожиданно вспыхнул спор: как могли офицеры охраны поднять руку на царственного узника, пролить царскую кровь? Дело в том, что от судей была утаена инструкция от 3 августа 1762 года, данная Власьеву и Чекину и предписывавшая умертвить узника при попытке его освобождения. Однако судьи, не зная об инструкции, были убеждены, что охранники поступили столь жестоко по собственной инициативе, а не выполняя приказ. Спрашивается, зачем властям нужно было утаивать эту инструкцию от суда?

История убийства Ивана Антоновича вновь ставит извечную проблему соответствия морали и политики. Две правды - Божеская и государственная - сталкиваются тут в неразрешимом, страшном конфликте. Получается так, что смертный грех убийства невинного человека может быть оправдан, если это предусматривает инструкция, если грех этот совершается во имя государственной безопасности. Но, справедливости ради, мы не можем игнорировать и слова Екатерины, которая писала, что Власьев и Чекин сумели «пресечь пресечением жизни одного, к несчастью рожденного» неизбежные бесчисленные жертвы, которые несомненно воспоследовали бы в случае удачи мятежа Мировича. Действительно, трудно представить, какие реки крови потекли бы по улицам Петербурга, если бы Мирович привез Ивана Антоновича (как он предполагал) в Литейную слободу, захватил там пушки, поднял на мятеж солдат, мастеровых… И это в центре огромного, густонаселенного города.

Смерть Иванушки не огорчила Екатерину и ее окружение. Никита Панин писал императрице, которая в это время была в Лифляндии: «Дело было произведено отчаянною ухваткою, которое несказанно похвальною резолюциею капитана Власьева и поручика Чекина пресечено». Екатерина отвечала: «Я с великим удивлением читала ваши рапорты и все дивы, происшедшия в Шлиссельбурге: руководство Божие чудное и неиспытанное есть!» Получается, что государыня была довольна и даже обрадовалась. Зная Екатерину как человека гуманного и либерального, даже веря, что она не была причастна к драме на острове, все-таки согласимся, что объективно смерть Ивана была выгодна ей: нет человека - нет проблемы! Ведь совсем недавно, летом 1762 года, в Петербурге передавали друг другу шутку фельдмаршала Миниха, сказавшего, что он никогда раньше не жил при трех императорах одновременно: один сидит в Шлиссельбурге, другой в Ропше, а третья в Зимнем. Теперь, после смерти Петра III «от геморроидальных колик» и гибели Иванушки, шутить так уже никто не будет.

Расследование по делу Мировича было недолгим, а главное - необыкновенно гуманным, что для дел подобного рода кажется странным. Екатерина запретила пытать Мировича, не позволила допросить многих его знакомых и даже брата арестанта, отделавшись шуткой: «Брат мой, а ум свой». Обычно же на следствии в политической полиции родственники становились первыми подозреваемыми в пособничестве преступнику. Мирович дерл<ался невозмутимо и далее весело. Складывалось впечатление, что он получил какие-то заверения относительно своей безопасности. Он был спокоен, когда его вывели на эшафот, возведенный на Обжорке, - грязной площади у нынешнего Сытного рынка. Собравшиеся на казнь несметные толпы народа были убеждены, что преступника помилуют, - ведь уже больше двадцати лет людей в России не казнили. Палач поднял топор, толпа замерла…

Обычно в этот момент секретарь на эшафоте останавливал экзекуцию и оглашал указ о помиловании, жалуя, как говорили в XVII веке, «вместо смерти живот». Но этого не произошло, секретарь молчал, топор обрушился на шею Мировича, и голова его тотчас была поднята палачом за волосы… (Сообщу в дополнение, что казнь должна была непременно состояться. Из документов известно: палачи накануне казни долго тренировались на бойне - вострили навык на баранах и телятах.) Народ же, как писал Г. Р. Державин, бывший очевидцем казни, «ждавший почему-то милосердия государыни, когда увидел голову в руках палача, единогласно ахнул и так содрогся, что от сильного движения мост поколебался и перила обвалились». Люди попадали в Кронверкский крепостной ров. Истинно, концы были схоронены в воду… а также в землю. Ведь еще раньше казни Мировича Екатерина распорядилась закопать тело Иванушки тайно где-нибудь в крепости.

Прошли столетия, туристы гуляют по крепости, вокруг тихо и мирно. Но, идя дорожками среди развалин по густой, цветущей траве обширного и пустого двора Шлиссельбургской крепости, невольно думаешь, что где-то здесь, под нашими ногами, лежат останки настоящего мученика, который весь свой век прожил в клетке и, умирая, так и не понял, не узнал, во имя чего ему была дана Богом эта несчастнейшая из несчастных жизней.