Христианская психология и ее сущность. Зачем нужна христианская психология

Религия - это сила. Спорить с этим глупо. И, как всякая сила, она оказывается время от времени к чему-то приложена. Иногда это бывают длительные, стратегические курсы, а иногда - пароксизмальные броски в неожиданных направлениях. Сегодня одним из таких направлений стала "христианская психология". Поскольку слов в этом определении два, то и интерес к христианской психологии имеется не только у христиан, но и у психологов. Однако, в большинстве своем, попытки психологов выяснить, в чем состоят аксиоматика и методология христианской психологии, коль скоро она психология, натыкаются на непонимание вопроса, в лучшем случае - на изложение основ вероучения.

Поэтому хочется разобраться, что это такое, и с чем его едят.

Сразу приношу свои извинения верующим читателям, что мои высказывания могут не быть такими уважительными, как хотелось бы. Во-первых, объект исследования не подразумевает эмоционального отношения, в том числе уважительного, во-вторых, моему уважительному отношению требуются какие-то основания, помимо особенностей мышления, и в-третьих, да, некоторые проявления религиозной активности в России вызывают мое неудовольствие, что могло сказаться на тоне статьи. Еще раз прошу понять и простить.

Для начала обратимся к психологическим основам деистической веры.

Группа социальных инстинктов, о которой я уже много писал, в числе прочего содержит в себе соревновательный инстинкт, направленный на выделение лидера, способного вести стаю. Если бы им все и ограничивалось, то все особи, кроме альфы, были бы фрустрированы и невротизированы из-за хронической невозможности стать альфой, что мы можем наблюдать в коллективах со слабым, но устойчивым лидером (по формальным, например, причинам). Поэтому, и еще потому, что лидер все же предназначен для управления стаей, что невозможно эффективно исполнять при тотальном негативизме, в социальные инстинкты встроена потребность поклонения лидеру: уважения, восхищения, подчинения и тому подобное. Реализацию этого инстинкта мы можем наблюдать в разнообразных формах по отношению к разнообразным объектам: спортсменам, артистам, музыкантам, политикам, историческим фигурам, кинематографическим героям, литературным персонажам.

Все объекты из этого набора ограниченно хороши: у всех есть какие-то недостатки, их можно сравнивать между собой по разным параметрам с разным ущербом для идеальности образа, и со всеми можно даже соревноваться, стремясь достичь и превзойти.

Очевидно, что если есть герои и супергерои, то рано или поздно возникает идея сверхсуперпупергероя, ультимативного альфы, альфее которого быть не может. Идея такой личности, соединенная с религиозными идеями, и является основной деистической веры. Преимущество монотеистического подхода в данном случае состоит в том, что отрицается сама мысль о возможности соревнования. Верховное божество оказывается уникальным, и потому его статус не подвержен никаким рискам. Если поклонение одному из многих богов было связано с опасностью не угодить какому-то другому или стать жертвой неудачного соревнования любимого бога с конкурентом, то монотеисту в этом отношении становится очень спокойно.

Здесь возникает некоторая терминологическая сложность, связанная с необходимостью как-то именовать единственное божество. Логично было бы называть его богом с большой буквы, но это обозначение узурпировано христианами, несет огромное количество наносных коннотаций, и может создаться ложное впечатление, что я имею в виду именно христианского Бога. Кстати, сам омонимизм этого обозначения остроумно направлен на то, чтобы говорящий "бог" непроизвольно обозначал Того Самого, Единственного Бога. Грубо говоря, Бог - имя, совпадающее с профессией. Давайте позовем Сантехника.

Поэтому я буду писать "Супербог".

Итак, Супербог - религиозный персонаж-альфа наивысшего порядка. Все остальные ему подчинены, он обладает способностями лидера в абсолютном максимуме, может все, знает все, всегда прав. Интересно, что эти свойства не определяются его действиями, а присуждаются инстинктивно, в качестве признания его лидерства. По аналогии, примерно такое же отношение имелось у многих людей к Сталину. Между прочим, Сталин, будучи в том числе семинаристом, отделил церковь от государства не просто так, а именно для того, чтобы без конкурентов построить религиозную систему поклонения коммунизму. Он понимал, что идеи - товар дешевый, и опираться надо на примитивные и низкие чувства. Коммунистическое воспитание строилось на троице "Маркс-Энгельс-Ленин", священном писании "Манифест Коммунистической Партии" и "Полное собрание сочинений"; ритуалах религиозного наполнения ("бурные, продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию; все встают"), поощрениях и наказаниях, выходящих за пределы материального, и наполненных лишь статусом (вымпелы, значки, грамоты, переходящее красное знамя) - все, как в религии.

Аналогичные схемы, только помельче, мы можем видеть во многих структурах, эксплуатирующих тот же инстинкт: религиозных и мистических сообществах, некоторых фирмах коммерческих предприятий. В бизнесе, кстати, многим руководителям хотелось бы, чтобы сотрудники были поклонниками и адептами, трудились бы за идею, были бы беспрекословно преданы руководству, но талантов не хватает.

А вот от Супербога никаких талантов не требуется. Он настолько велик, что не подвержен критике вообще, и может даже не существовать - его статусу это никак не вредит. Это замкнутый круг: признав единожды его статус как Супербога, абсолютного альфы, последователь уже не может относиться к нему иначе, чем с абсолютными же доверием, почтением и восхищением. Он не то, чтобы своей волей отказывается от сомнений и критики. Нет, этот отказ происходит на бессознательном уровне, непроизвольно, в рамках действия инстинкта. Все мы знаем, что фанатики кого угодно страдают пониженным уровнем критического отношения к кумиру, а в применении к абсолютному альфе критика и подавляется абсолютно же. Поэтому попытки антитеистов логически доказать, что библейский Бог - злой и непоследовательный, не отвергаются или игнорируются, а попросту не воспринимаются. Точнее, воспринимаются как агрессивные потуги на богоборчество, вызывая автоматическую эмоциональную реакцию, как любой наезд на ценности.

Здесь надо отметить, что даже и без борьбы разума с инстинктом логика у верующих часто бывает неразвита. Монотеистическая модель мира относится к этическим (а не к мистическим, как в случае большинства политеистических религий, поэтому высокодуховная религиозность христиан так легко соединяется с вульгарной мистической суеверностью), в то время как сильная логика - прерогатива прагматического мира, в котором воображаемым персонажам, разумеется, не место.

Мы плавно переходим к психологии веры.

Тем не менее, даже в случаях, когда горячо верующий человек демонстрирует высокие показатели логичности в психологических тестах, можно наблюдать, что в темах, связанных с верой, эту логику у него отрубает напрочь. Он буквально становится не в состоянии связать две логических операции. Это есть удивительное по наглядности проявление инстинктивного подавления внутренней критики лидера.

Надо оговориться, что верующие люди встречаются и среди ученых, и среди интеллектуалов. Однако собственные наблюдения показывают, что обычно такие люди относят себя к христианам лишь по недоразумению. Они, как правило, пренебрегают религиозными обрядами, не видят авторитета в священниках, без интереса относятся к священным текстам, а идею высшего божества интерпретируют обычно в понятиях пантеизма, отдельно принимая христианскую этическую систему как основу личной морали.

Редукция критичности прискорбным образом накладывается и на другие аспекты религиозной реальности, в силу чего многие церковные проекты оказываются сырыми, непродуманными, а их исполнение - непоследовательным и неаккуратным. Кондовый и меркантильный прагматизм мы наблюдаем только у высших церковных иерархов, а фигуры пониже в большей или меньшей мере демонстрируют неспособность к стратегическому мышлению. Впрочем, наверное, оно и к лучшему, иначе мы имели бы засилье клерикализма, аналогичное эпохе инквизиции и современному печальному состоянию некоторых исламских стран.

Раз уж зашла речь о мирах (подробнее о них - в статье "Четыре наших мира"), то надо отметить, что в мистическом мире монотеизм - вещь достаточно условная, легко сочетающаяся, например, с обычными в этих мирах "высшими законами", никак не связанными с канонами веры, и вообще является только частью картины. В гедонистическом же мире идея Супербога находит свое место обычно только в порядке предоставления возможности насладиться религиозно-мистическими переживаниями.

Тесная связь монотеистической религиозности с этической структурой мира ведет к коллизиям понятия истины, определяемого в прагматическим мире (и в рожденной в нем науке) как логически корректный вывод из установленных фактов, а в этическом мире воспринимаемого как авторитетное высказывание, поддержанное референтной группой. В этих условиях разумный дискуссионный диалог верующего и атеиста становится невозможным. Атеист ссылается на факты и логику, наблюдения и статистику, а верующий апеллирует к именам авторитетов и цитатам из религиозных текстов. И оба не понимают, почему такие понятные и очевидные аргументы не имеют никакого действия на оппонента. В лучшем случае верующий примирительно потребует толерантности к своим аргументам на основании того, что "мнения есть разные", искренне не видя принципиальной разницы между произвольным предположением и таблицей умножения. И то и другое для него - мнение, которое может стать истиной, будучи одобрено его авторитетами.

Являясь поклонником Супербога, верующий получает некоторые интересные бонусы.

Во-первых, он теперь под самой лучшей защитой. Объяснить ему, что эта защита иллюзорна, невозможно, потому что тот же инстинкт заставляет подчиненного фанатика смиренно, безропотно, а то и с радостью переносить любое самодурство лидера. "Люблю и боюсь". То есть, от внешней опасности Супербог защитит, а эквивалентные по катастрофичности безобразия Супербога верующий воспримет с восторгом и покорностью - "испытание". Таким образом, Супербог спасет от любой беды, а любая неотведенная беда именуется испытанием, и иллюзия защищенности оказывается казуистически устойчивой.

Во-вторых, правота Супербога и его представителей автоматически делегируется самому верующему в тех рамках, в которых его поведение совпадает (по его же мнению) с рекомендованным установлениями Супербога и иже с ним. Любая критика отметается, так как внешняя критика неавторитетна, а внутренняя - невозможна. Отсюда знакомые нам безапелляционность, самоуверенность, снобизм, чванство и высокомерие верующих, доходящие до злобы и нетерпимости, а недовольство таким поведением воспринимается как богоборчество. Я об этом отдельно написал в статье "Психологические причины агрессии в мировоззренческих обсуждениях" .

В-третьих, правота Супербога и служение ему - наивысшие ценности, и истинность, напоминаю, заключается в одобренности "свыше". То есть, например, верующий в состоянии приписать известному человеку произвольное высказывание, прославляющее веру, или вырвать из контекста, а то и исказить цитату, и даже не поймет, что поступил нехорошо. Ведь человек был умный, хороший, а значит не мог не верить, а значит мог и сказать так, как я придумал. А если не сказал - ну, так это его упущение, и мы его исправим. Всем пойдет на пользу: и вере, и сомневающимся, и самому известному человеку (это улучшит его репутацию среди верующих). А что идет на пользу вере, то и благодатно. Отсюда удивительная вольность верующих в обращении с фактами, воспринимаемая извне как лживость, лицемерие и бессовестность. Примерно так же простодушно оправдываются агрессивные коммерческие авантюры Церкви.

Специально отмечу, что это не псевдология, не желание непременно соврать и обмануть, как может внешне обоснованно казаться антиклерикально настроенным гражданам, а все же именно невнимательность к таким мелочам, как факты, аргументы, непротиворечивость, соответствие утверждений очевидности, и так далее. В качестве примера обратите внимание на старобрядческую иллюстрацию к инструкции, как следует складывать персты для крестного знамения. Полюбуйтесь, как старательно и изящно выписаны буквы и изображена рука. И посмотрите внимательно на пальцы: как они растут, как переплетаются, сколько их в результате должно быть, и как можно ухитриться их так сплести, если бы даже их столько было. Автор обратил внимание на все важные вещи: сколько пальцев выпрямлено, сколько согнуто, и как прикоснуться большим пальцем к двум другим. А анатомия кисти и даже число пальцев на ней и соответствие их на изображении истине лежат настолько вне интересов автора, настолько не стоят его внимания, что он сумел наделать такие удивительные ошибки. Если так легко пренебречь эмоционально нейтральной информацией, то еще проще сделать это в отношении фактов, входящих в противоречие с мировоззрением.

В-четвертых, устойчивость к критике дополняется интересным вторичным эффектом. "Истинность" внутренних, религиозно аффилированных источников информации настолько превосходит внешние, что последние попросту не заслуживают внимания. Можно сколько угодно публиковать антиклерикальные высказывания Эйнштейна; христиане все равно будут относить его к верующим и распространять его "тайные письма". Потому что "явных" не читали. Зачем тратить время на малоценные безбожные источники?

В-пятых, в силу того, что атеисты не получают материальной выгоды за свои проповеди, активистов-проповедников в атеизме раз-два и обчелся. В сочетании с тем, что верующие «клубятся» в своей среде, у них возникает приятная иллюзия численного преобладания. На всякий случай: крестный ход и всенощное бдение, самые важные и массовые православные праздники, собирают примерно 1-2% населения.

Есть и другие эффекты.

То есть, верующие мало того, что вполне себе получают эмоциональную выгоду от своей веры, но и весьма усточивы в своей позиции, и не стоит их жалеть или пытаться вразумить. Вы не сделаете им этим лучше, а даже напротив, лишившись привычной опоры они могут почувствовать себя не в своей тарелке.

Теперь к христианской психологии.

Несколько лет назад, в нулевых, РПЦ решила прибрать к рукам хлебное направление - психологию, отнимающую у нее часть прихожан, которые, вместо того, чтобы ходить на исповедь и нести пожертвования, обделяют Церковь, тратя эти деньги вместо церковной кассы на психологов без всякой пользы для Церкви. Это разорительное безобразие было задумано исправить. Для этого был разработан план, в рамках которого, во-первых, из США был выписан полоумный пропагандист Дворкин, вначале нападавший на "секты", а затем перешедший на психологические и развивающие организации. В составленный им список "тоталитарных сект" и "деструктивных культов" вошли все без исключения крупные психологические и образовательные центры, а также несколько крупных культурных и деловых организаций. Во-вторых, дополнительно в сети и СМИ была организована массовая травля психологических тренингов как формы психологической работы, наиболее болезненно оттягивающей на себя потенциальные доходы Церкви. Индивидуальные консультации не так страшны, поскольку за тот же отрезок времени психолог обрабатывает только одного клиента. И в-третьих, в противовес "светской психологии" была провозглашена "православная психология".

Как водится, и это я уже отметил выше, стратегический план был исполнен бездарно. Дворкин, пользуясь выданным им карт-бланшем, распоясался настолько, что даже пригласившая его Церковь вынуждена была испуганно от него отмежеваться. Травля тренингов, начало которой психологи невнимательно пропустили, успела разрастись и даже нанести психологии некоторый ущерб, но угасла сама собой, потому что накрученные идеологами травители устали: им просто надоело, иссяк запал. Православная психология оказалась фейком, поскольку ее "создатели" даже не озаботились наполнением красивого словосочетания каким-либо содержанием. План провалился.

Однако, интеллигентные ученые чрезмерно толерантно отнеслись к попытке протащить в науку посторонние идеи. Случилось примерно то, что произошло еще раньше при попытках всучить образованию плюс к знаниям еще и веру, заставить преподавать наряду с "дарвинизмом" библейские мифы. Вопрос тогда успешно разрешился, но наученные опытом религиозные идеологи внесли поправку и стали именовать некоторые религиозные идеи красивыми наукообразными словами "креационизм" и "христианская антропология". Они справедливо рассудили, что несмотря на то, что содержания у этих эпитетов не прибавилось, они будут вызывать у научного сообщества меньше раздражения своим видом.

То же произошло и в психологии. В христианскую психологию привлекли несколько человек с именами (мы помним, что основа понятия истины в этическом мире - авторитет?), накрутили еще пачку терминообразных эпитетов, и сделали еще более важный (авторитет!) вид.

Тем не менее, как я уже сказал, созданием необходимых атрибутов направления, подхода или даже единственного метода озаботиться не удалось. Более того, в "Учебном пособии по христианской психологии" Б.С.Братуся, которое в принципе, как и любое учебное пособие, должно начинаться главой "предмет дисциплины" (примерно как ), эта глава не только не стоит первой, но и вообще отсутствует. Аналогично в конспекте лекций по христианской психологии Г.А.Гололоба . За отсутствием, как вы понимаете, самого предмета. На сайте Института христианской психологии (есть и такой, хотя и с необъявленной формой организации) этот вопрос удалось осветить невнятными и бессмысленными иносказаниями .

В этих условиях понимание христианской психологии пестрит произвольными толкованиями. Они мне встречались очень разные и даже забавные до анекдотичности, а методология сводится к примерам того, как надо работать психологу с верующим клиентом. Причем, как мы помним, системность в областях, связанных с верой, страдает, а поскольку на эти темы рассуждают почти исключительно верующие психологи, то и примеры эти малопригодны к обобщению и часто бывают попросту примитивно дословными, "Скажите клиенту так:...".

Сегодня христианская психология - это не несущий какого-либо содержания рыночный бренд, эксплуатируемый наряду с астропсихологией, расстановками, ребефингом и прочими коммерческими кунштюками.

Теперь конструктив.

Истинно верующие люди (а не в формате "ну, я же русский человек, в церковь хожу") все же есть, примерно один на несколько десятков или сотен, и иногда они все же приходят к психологу, а не к батюшке. В этом случае необходимо говорить с ними на их языке, в их системе понятий, и опираясь на их систему ценностей.

Для этого вспомним то, что говорилось в начале статьи, и учтем, что любые противоречия слов психолога с канонами веры будут истолкованы не в пользу психолога. Если уж вы решили работать с верующим клиентом, эти каноны полезно знать, причем знать лучше, чем клиент. Это, впрочем, несложно: верующие крайне редко бывают знакомы с основами своей веры иначе как в цитатах и "где-то слышали". Более того, священных текстов такое количество, что найти цитату, подтверждающую любую точку зрения, при некоторых усилиях вполне реально, а уж истолковать ее нужным образом совсем несложно, особенно если грамотно сослаться. При правильной работе в этой технике у клиента создается не просто согласие со словами психолога, а соответствующее убеждение.

Важно заранее обработать противоречия, непременно могущие возникнуть, если клиент решит «обкатать» эти убеждения у батюшки, который может иметь свое, иногда странное, иногда до идиотизма странное мнение по любому поводу, даже если он никогда не задумывался над задаваемым вопросом. Ключевые моменты надо подкрепить не только ссылками на цитаты и их толкования, но и непременно на рассказ о церковном иерархе, поддерживающим эти ключевые моменты (желательно о более, чем одном), то есть подменить свой авторитет внешним.

Нужно помнить, что один из важных бонусов психологии веры - чувство защищенности. Это чувство следует поддерживать и лелеять, так как дискомфорт может отвратить верующего от работы с психологом. Всегда полезно помнить, что основная формальная цель христианства - спасение души (что бы под этим ни подразумевалось), а все остальное можно позиционировать как мелкие, несущественные подробности. Душа же бессмертна и неповреждаема.

Очень важно понимать, что вера для верующего – это не просто признак структуры мировоззрения, а его основа. Верующий не в состоянии понять, как можно жить без веры, и часто сообщает, что атеизм - тоже вера, только в то, что Бога нет. Попытки объяснить, что есть альтернативный подход, когда человек вообще не занимается верой ни во что, есть факты, гипотезы и теории, проверки, приводящие к большей или меньшей уверенности в чем-то, причем эта уверенность может изменяться в зависимости от аргументов, такие объяснения вызывают недоумение и отторжение. Поэтому для успешной терапии важно выяснить, что именно из мировоззрения клиента является предметом веры, и никогда не пытаться заставить его усомниться в этом предмете, он все равно не будет на такое способен, и даже более того, отсутствие сомнений в вере считается обязательным признаком верующего. Имейте в виду, что проявления "крепкой" веры малоотличимы от симптоматики бреда (в разных вариантах: первичный бред, конформный бред, бредовое расстройство и т.п.), и ведите себя соответственно. Не противоречьте. Ничего хорошего из этого не выйдет.

В рамках обозначенных правил вполне можно направить усилия клиента на социализацию, конструктив, позитив, адекватизацию и адаптацию, психологическое благополучие. К сожалению, в основном точкой приложения сил будет внутренняя ситуация верующих, так как поведенчески они во многом консервативны и ригидны.

В 2009 году в Москве открылся Институт христианской психологии (ИХП). Ректор института – православный священник Андрей Лоргус. Мы попросили отца Андрея рассказать об институте.

– Отец Андрей, ваш институт первый в России? Сейчас есть факультет психологии Российского православного института св. Иоанна Богослова, да и многие психологи развивают христианское направление в психологии.

– Наш Институт действительно первый в постдипломном (дополнительном) образовании дает специализацию по христианской психологии. Образовательная программа Института – это уникальное сочетание духовной традиции Православия, христианской антропологии и современной научной психологии.

У нас уже есть опыт организации высшего профессионального образования. В 2002 году я был назначен деканом первого в России факультета психологии в православном институте св. Иоанна Богослова. Перед нами стояла задача создать на базе государственного стандарта такую образовательную программу по психологии, которая бы полностью соответствовала христианскому мировоззрению и современным церковным задачам. Я уверен, что нам это удалось. Однако потенциал развития этого института оказался исчерпанным. Поэтому возникла необходимость создать научное образовательное учреждение с бОльшими возможностями и перспективами. В современном Российском образовании нет подобного института. Создание Института христианской психологии может восполнить в системе образования существующий «пробел».

– Так ли необходимо дополнительное христианское образование специалисту?

Дополнительное образование необходимо многим психологам, педагогам, медицинским и социальным работникам, а также священнослужителям, которые хотят повысить свою профессиональную квалификацию или пройти курс переподготовки, чтобы успешно сочетать в своей работе практические психологические навыки и знания о христианской природе личности человека.

Приведу пример. Когда психолог в своей работе сталкивается с практикой покаяния и борьбы со страстями, он, как правило, не знает, чем помочь верующему человеку, а также не чувствует, где проходит граница между психологической и пастырской помощью. Для оказания компетентной психологической помощи психологу необходимы специальные знания по христианской антропологии, аскетике, христианской психологии и четкое понимание, где заканчивается работа психолога, и начинается служение священника. Так же и священнослужитель не всегда может различить случаи, когда человеку нужен не духовный совет, а психологическая консультация.

Для любого человека полученные знания и инструменты послужат проводником на трудном духовном жизненном пути.

Учреждение нового учебного, научного и просветительского института может создать базу для развития христианской психологии.

– Чем отличается христианская психология от других психологических школ и направлений?

По мнению зав. кафедрой Общей психологии МГУ профессора Б.С. Братуся, христианская психология как некое новое направление пытается соотнести корпус психологических знаний, как уже существующих, так и новых, с христианской концепцией человека. В этом и заключается простое, но важное отличие ее от других направлений психологии. Это отличие проявляет себя прежде всего в тех областях, которые связаны с личностью, психотерапией, в общем, с человеком.

– Есть ли необходимость в создании этого нового направления в психологии?

Необходимость в христианской психологии есть. Христианство имеет неоценимые духовные и антропологические богатства (знания о человеке), которые в настоящее время воплощаются в психологии. Христианская психология – закономерный этап развития психологии на базе христианских ценностей, христианской антропологии и богословия. Однако, психология в целом и отечественная школа психологии в особенности весьма далеки от христианских ценностей. Поэтому развитие психологии обогащается появлением христианской школы в обще гуманитарной парадигме психологической науки.

Потребность в психологических знаниях для современного христианина очевидна: помощь себе и своей семье, воспитание детей, психологическая помощь в церкви, уход за больными и многие вопросы социального церковного служения нуждаются в психологических знаниях.

Для успешной социальной деятельности Церкви и членам приходских общин, и священнослужителям необходима психологическая подготовка. Ведь социальное служение в детских домах, больницах, психоневрологических интернатах невозможно осуществить без специального обучения навыкам общения и знаниям специфики оказания помощи сиротам, больным и инвалидам. Без такой специальной подготовки у волонтеров и специалистов очень быстро может наступить эмоциональное выгорание – потеря интереса и смысла деятельности, хроническая усталость, уныние, раздражительность, что, конечно, негативно скажется как на качестве работы, так и на духовном и психологическом состоянии личности помощника.

– Какие цели и задачи ставит перед собой институт?

Институт христианской психологии создаст научную и образовательную базу для развития постдипломного (дополнительного) образования. Образовательная деятельность по специальности Психология в российском образовании развита достаточно. Однако постдипломное образование ещё нуждается в дополнительных шагах. Создание Института христианской психологии внесет свой вклад в это дело.

Главное же, это создаст необходимую базу для развития и поддержки усилий, направленных на развитие социального церковного (православного) служения – служения, так необходимого обществу.

– Смогут ли учиться в Институте специалисты, не имеющие богословского образования?

В образовательные программы Института включены основы христианской антропологии и богословия, предполагается знакомство со основными необходимыми для практической работы святоотеческими трудами, поэтому для успешного обучения христианской психологии специальной богословской подготовки не требуется.

– А те, у кого нет ни психологического, ни медицинского, ни педагогического образования могут ли поучиться?

– Для «не психологов» мы предлагаем программу переквалификации. Они смогут освоить как богословские, так и основные психологические дисциплины. Программа переподготовки включает в себя курсы общей, социальной, возрастной психологии, психодиагностики, истории психологии и психотерапии и др. Такая программа продлится три семестра.

– Начался первый набор. Какими вы видите ваших выпускников?

Наши выпускники – это прежде всего психологически и духовно зрелые личности. Ведь только вступив на путь самопознания, на путь духовного и личностного роста, начав осознанно и ответственно реализовывать заложенные Богом таланты и способности, человек оказывается способным разглядеть и помочь раскрыться внутреннему потенциалу другой личности. Наши выпускники – квалифицированные участники Церковных программ социального служения – психологи, волонтеры, социальные работники, обладающие специальными знаниями и навыками и способные оказать профессиональную помощь тем, кто в ней нуждается. Полученные знания пригодятся нашим выпускникам не только в их служении, а также в своей личной, семейной и общественной жизни.

– Значит ли это, что христианская психология может быть применима в личных целях, а не только для социального служения?

Обучение психологии помогает человеку разобраться в себе, поэтому личная польза от занятий христианской психологией очевидна. Не секрет, что многие приходят учиться психологии, чтобы, прежде всего, научиться понимать себя, разобраться со своими проблемами, построить свою жизнь в обществе и помочь своим близким.

Наши авторские программы и мастер-классы по христианской психологии личности, по возрастной психологии и психологии общения, по психологии семьи и брака отвечают на многие вопросы, с которыми человек сталкивается на протяжении всей своей жизни. Зная закономерности психического и личностного развития, этапы и шаги выхода из кризиса, способы разрешения конфликтных ситуаций, человек начинает более адекватно воспринимать себя, других людей и окружающую действительность, спокойнее реагировать на сложные жизненные ситуации, быстрее находить выход из затруднительных положений, соблюдая при этом нравственные и этические нормы и не нарушая христианские заповеди.

– Каков ваш Институт сейчас?

Институт только начинает свою деятельность, но опыта и знаний к сегодняшнему дню мы накопили много. Мы продолжаем прием слушателей на три образовательные программы:

* для психологов, педагогов, медиков и социальных работников – повышение квалификации,

* для не психологов, имеющих любое высшее образование – программа переподготовки,

* для иногородних специалистов – программа-интенсив.

Наши преподаватели – выпускники факультета психологии МГУ, то есть представители московской психологической школы, кандидаты и доктора психологических наук.

Мы ведем как образовательную деятельность, так и научную, просветительскую, принимаем участие в международных проектах.

Мы проводим тематические семинары и психологические группы по широкому кругу проблем современного человека, христианина. У нас немало международных связей по христианской антропологии и психологии. Мы сотрудничаем со многими христианскими психологами из России и других стран.

– Сколько стоит обучение в вашем институте?

Образование, причем качественное, всегда ценилось, так как это залог профессионального успеха в будущем. Качество образования – это компетентность преподавателей, серьезная научная база, доступная и увлекательная форма подачи сложного материала, выверенные методы практической работы. По меркам современного высшего образования соотношение стоимости обучения и его качества у нас оптимальное.

Мы уверены – учиться у нас будет и почетно, и полезно, и интересно.

Всякое направление в психологии имеет то или иное отношение к концепции человека, к тому или иному пониманию человека. Психология не существует вообще, сама по себе, это всегда психология человека. Следовательно, для того чтобы изучать психологию человека, мы должны иметь образ самого человека, должны понимать, в чем его суть, в чем заключается его природа. Каждое направление в психологии по-своему соотносится с этим вопросом – прямо или косвенно.

Таким образом, когда мы говорим о христианской психологии, мы прежде всего говорим об определенной концепции человека. В христианской психологии человек - это образ и подобие Божие , человек имеет бессмертную душу и целый ряд других оснований. Психология в этом свете рассматривается не как существующая сама по себе, а как существующая для служения человеку. Дело в том, что психика - это, в известной степени, инструмент. С помощью этого инструмента мы мыслим, запоминаем, принимаем решения и так далее. Но есть такое известное высказывание: «мыслит не мышление». То есть само по себе ваше мышление мыслить не может, и ваша память сама по себе, ради интереса, ничего не запоминает. Вы запоминаете и мыслите потому, что это входит в ваши задачи как человека. В этом плане изучение психики не является прерогативой христианина или психолога, который придерживается какого-либо другого направления в психологии. Законы психики вполне инвариантны, они у всех одни и те же. Не существует какой-то особой психики запоминания или психики восприятия человека христианского вероисповедания. Законы психики - это общие законы, другое дело, к чему они отнесены и в каких рамках они находятся.

Собственно говоря, христианская психология как некое новое направление пытается соотнести корпус психологических знаний, как уже существующих, так и новых, с христианской концепцией человека. В этом и заключается простое, но важное отличие ее от других направлений психологии. Это отличие проявляет себя прежде всего в тех областях, которые связаны с личностью, психотерапией, в общем, с человеком. В исследованиях, скажем, особенностей симультанного восприятия или в чем-то подобном вряд ли можно найти какие-то специальные вещи, взгляд на которые христианского психолога отличался бы от взгляда представителей других направлений психологии. Но, кроме этого, есть все-таки разница в отношении к испытуемому. Здесь можно привести в пример христианскую медицину. Христианская медицина не подразумевает, что врач не использует новейшие медицинские средства, не использует хирургию, - конечно, использует, но там другое отношение к пациентам, основанное на принципах доброго и милосердного отношения к человеку.

Христианскую психологию от традиционных психологических направлений отличает другое отношение к человеку?

Да, и не просто другое отношение, а другое понимание человека. На мой взгляд, в этом суть христианской психологии .

Как применяется на практике теория христианской психологии?

Не вступает ли христианская психология в противоречие с традиционными психологическими направлениями?

На мой взгляд, здесь нет конфронтации. Новая позиция в науке не отметает все уже накопленные к ее появлению знания. Действительно, так получилось, что психология долгое время находилась в конфронтации с теологией, эта конфронтация с точки зрения, так сказать, подросткового возраста была неизбежна и необходима. Как науке, психологии нужно было становиться на ноги. И образцом научности для психологии были естественные науки. Но сейчас становится очевидно, что за всем этим мы потеряли человека. И не потому, что мы были такие плохие, а потому, что становящаяся наука требовала максимальной конкретизации рамок исследования и не могла себе позволить заниматься общими вопросами, имеющими моральную и этическую сторону. Другими словами, был накоплен огромный материал, проведено множество специальных исследований, которые сделали психологию равноправной с другими науками, но вдруг оказалось, что мы упустили человека.

И когда сейчас встает проблема целостного человека, то, естественно, встает проблема той теории, с позиций которой мы будем говорить об этой целостности. Если же мы, напротив, будем пренебрегать накопленным в науке опытом, мы впадем в ошибку. Поскольку христианский врач не может себя оправдать (если он упустил больного) тем, что он басурманской фармакологии не доверяет, - он должен быть хорошим врачом. Другое дело, что он по-другому смотрит на пациента, он представляет себе, что он может молиться за его душу. Поэтому, когда меня спрашивают, кто такой христианский психолог, где он может работать (со студентами мы это обсуждали), ответ простой: это хороший психолог, он может работать где угодно, но при этом у него есть еще некое представление о человеке

Б. С. Братусь, доктор психол. наук,
зав. кафедрой общей психологии факультета психологии МГУ

Психология зародилась еще в глубокой древности в недрах философии и длительное время развивалась как одно из ее направлений. В 1870-80-х гг. психология складывается как самостоятельная дисциплина (область знания), отличная от философии и физиологии. Ее основоположником считается древнегреческий философ и ученый Аристотель (384 -- 322 гг. до н. э.) (1: 43), создавший первую психологическую систему. Принципы и главные понятия этой системы изложены в трактате «О душе», ее важные положения содержатся в других сочинениях: «Этика», «Риторика», «Метафизика», «История животных».

Таким образом, психология является одной из древних наук. Вместе с этим психология является и одним из самых важных и значимых учений для человека, поскольку представляет собой собственно (непосредственно) учение о человеке, охватывающее сокровенную сторону его природы, и включающее в себя методы диагностики и лечения психики, этой таинственной части человеческого естества.

Таким образом, когда мы говорим о христианской психологии, мы прежде всего говорим об определенной концепции человека. В христианской психологии человек -- это образ и подобие Божие, человек имеет бессмертную душу и целый ряд других оснований. Психология в этом свете рассматривается не как существующая сама по себе, а как существующая для служения человеку. Дело в том, что психика -- это, в известной степени, инструмент. С помощью этого инструмента мы мыслим, запоминаем, принимаем решения и так далее. Но есть такое известное высказывание: «мыслит не мышление». То есть само по себе ваше мышление мыслить не может, и ваша память сама по себе, ради интереса, ничего не запоминает. Вы запоминаете и мыслите потому, что это входит в ваши задачи как человека. В этом плане изучение психики не является прерогативой христианина или психолога, который придерживается какого-либо другого направления в психологии. Законы психики вполне инвариантны, они у всех одни и те же. Не существует какой-то особой психики запоминания или психики восприятия человека христианского вероисповедания. Законы психики -- это общие законы, другое дело, к чему они отнесены и в каких рамках они находятся.

Собственно говоря, христианская психология как некое новое направление пытается соотнести корпус психологических знаний, как уже существующих, так и новых, с христианской концепцией человека. В этом и заключается простое, но важное отличие ее от других направлений психологии. Это отличие проявляет себя прежде всего в тех областях, которые связаны с личностью, психотерапией, в общем, с человеком. В исследованиях, скажем, особенностей симультанного восприятия или в чем-то подобном вряд ли можно найти какие-то специальные вещи, взгляд на которые христианского психолога отличался бы от взгляда представителей других направлений психологии. Но, кроме этого, есть все-таки разница в отношении к испытуемому. Здесь можно привести в пример христианскую медицину. Христианская медицина не подразумевает, что врач не использует новейшие медицинские средства, не использует хирургию, -- конечно, использует, но там другое отношение к пациентам, основанное на принципах доброго и милосердного отношения к человеку.

Если брать все поле психологии, то выясняется, что христианских психологов не так уж много. Но некоторые все же применяют теорию христианской психологии в своей работе. Скажем, Ф.Е. Василюк занимается психотерапией, и в его концепцию психотерапии входят некоторые постулаты христианской психологии. Христианская психология ставит перед психотерапевтом другие задачи, и, соответственно, отсюда вытекают и другие способы их выполнения, которые не подразумеваются традиционными направлениями психотерапии. Возьмем для примера такое течение, как бихевиоризм. Вот ситуация: человек приходит с какой-то проблемой, что-то его волнует, он смущается, он не может выполнить задачу, связанную с публичным действием. И психолог может ему помочь, то есть научить его действовать определенным образом, но на этом его задача как психолога обрывается. Кроме того, не ставится вопрос о том, что, возможно, способ, которым психолог научил чему-то пациента, на самом деле приносит ему вред. А терапевт, который исповедует направление христианской психологии, всегда будет помнить об этом и будет стараться не совершить ошибки. Да, у нас есть люди, которые занимаются врачебной деятельностью с таких позиций, но нельзя сказать, что это какое-то сильное направление, у которого есть много сторонников. Их не много. Внутри науки -- это направление, которое только обозначило себя. Но в науке правильное или успешное направление не определяется голосованием. Те направления, которые сейчас являются главенствующими в психологии, когда-то были на периферии, и когда-то на них смотрели как на недоразумение.

И когда сейчас встает проблема целостного человека, то, естественно, встает проблема той теории, с позиций которой мы будем говорить об этой целостности. Если же мы, напротив, будем пренебрегать накопленным в науке опытом, мы впадем в ошибку. Поскольку христианский врач не может себя оправдать (если он упустил больного) тем, что он басурманской фармакологии не доверяет, -- он должен быть хорошим врачом. Другое дело, что он по-другому смотрит на пациента, он представляет себе, что он может молиться за его душу. Поэтому, когда меня спрашивают, кто такой христианский психолог, где он может работать (со студентами мы это обсуждали), ответ простой: это хороший психолог, он может работать где угодно, но при этом у него есть еще некое представление о человеке.

В словаре практического психолога отмечается, что «в системе наук психология занимает совершенно особое место. Причины:

? она - наука о самом сложном, что пока известно человечеству;
? в ней как бы сливаются объект и субъект познания; только в ней мысль совершает поворот на себя, только в ней научное сознание человека становится его научным самосознанием;
? ее практические следствия уникальны - они не только несоизмеримо значительнее результатов других наук, но и качественно иные: поскольку познать нечто - это значит овладеть им и научиться управлять, а управление своими психическими процессами, функциями и способностями - задача самая грандиозная; к тому же, познавая себя, человек тем самым себя изменяет».
Б). Этимология слов (терминов) «психика» и «психология» -- греческая. С лингвистической точки зрения слова «психика» и «душа» являются синонимами. Однако со временем смысл этих двух слов существенно разошелся. Такое положение обусловлено искажением, при одностороннем материалистическом подходе, самого понятия «психика» (изучение которой и составляет предмет психологии), а следовательно и соответствующего ему (связанного с ним) понятия «психология» (то есть, учения о психике).

Дело тут вообще не в относительной ценности двух разных методов одной науки, а в простом вытеснении одной науки совсем другою, хотя и сохраняющей слабые следы родства с первой, но имеющей по существу совсем иной предмет. Мы не стоим перед фактом смены одних учений о душе другими (по содержанию и характеру), а перед фактом совершенного устранения учений о душе и замены их учениями о закономерностях так называемых “душевных явлений”, оторванных от их внутренней почвы и рассматриваемых как явления внешнего предметного мира. Нынешняя психология сама себя признает естествознанием. Если мы избавимся от гипноза ходячего, искаженного значения слов и вернемся к их истинному, внутреннему смыслу, то мы легко поймем, что это значит: это значит, что современная так называемая психология есть вообще не психология, а физиология. Она есть не учение о душе как сфере некой внутренней реальности, которая - как бы ее ни понимать - непосредственно, в самом опытном своем содержании, отделяется от чувственно-предметного мира природы и противостоит ему, а именно учение о природе, о внешних, чувственно-предметных условиях и закономерностях сосуществования и смены душевных явлений.

Прекрасное обозначение “психология” - учение о душе - было просто незаконно похищено и использовано, как титул для совсем иной научной области; оно похищено так основательно, что, когда теперь размышляешь о природе души, о мире внутренней реальности человеческой жизни как таковой, то занимаешься делом, которому суждено оставаться безымянным или для которого надо придумать какое-нибудь новое обозначение.

И даже если примириться с новейшим, искаженным смыслом этого слова, нужно признать, что, по крайней мере, три четверти так называемой эмпирической психологии и еще большая часть так называемой “экспериментальной” психологии есть не чистая психология, а либо психо-физика и психофизиология, либо же - что точнее уяснится ниже - исследование явлений хотя и не физических, но вместе с тем и не психических.».

Христианская психология не вмещается в рамки какой-либо одной формы вненаучного знания, скорее, она совмещает признаки различных форм вненаучного и научного знания и представляет собой особую область интегративного знания, выстраивающегося над современной психологией на основе святоотеческой антропологии. В то же время, она, претендуя на целостное видение человека, включает в себя и объективные данные секулярной науки, не искаженные идеологическими интерпретациями, редуцирующими тримерию «дух -- душа -- тело». Таким образом, по замыслу, христианская психология является продолжением, устремлением объективного ядра светской психологии в духовную вертикаль тримерии. Опираясь на библейскую и святоотеческую антропологию, христианская психология усваивает и осваивает психологические открытия отцов Церкви, излагая их современным языком. Такое понимание особого статуса христианской психологии позволяет объяснить ее неоднородный характер: в ней присутствуют и направления, тяготеющие к академической, исследовательской психологии, но есть и более строгие по подходу, ориентированные на проблемы святоотеческой антропологии. Первые соотносятся с академическим подходом к изучению христианского и секулярного сознания и поведения, однако их отличие от вторых состоит в ином понимании природы человека и в применении соответствующих объяснительных схем.

Представляется, что основная задача христианской психологии -- одухотворение того образа и понятия о человеке, который предстает как объект психологического исследования. Подобную задачу пытается решить и гуманистическая психология, возвращая в «бездушевную научную психологию» Психею -- душу, но не «дух», так как такого понятия нет в ее арсенале. Христианская психология возвращает в научное понимание всю тримерию человека вместе с ее божественной природой и возвращает в сознание психологов Иисуса Христа-Спасителя, как Путь, Истину и Жизнь, как исходную точку любой практической работы с людьми.

Итак, духовное измерение (или компонент) -- предмет христианской психологии, а все психическое (ум, воля, чувство) имеет духовный компонент (измерение) -- духовный ум, духовная воля, духовные чувства. Существуют духовная личность, духовное сознание, духовный опыт, духовное делание, духовное общение, духовные способности и т. д.

Христианский идеал человека простого, смиренного и целомудренного бесконечно далек от гуманистического идеала успешно адаптирующейся в этом мире самореализующейся, самодостаточной личности, наслаждающейся актуальным моментом, верящей в "могущество человеческих возможностей".

Преподобный Серафим Саровский говорил, что только "всякое Христа ради делаемое добро приносит нам плоды Святаго Духа. Все же не ради Христа делаемое, хотя и доброе, мзды в жизни будущего века нам не представляет, да и в здешней жизни благодати Божией тоже не дает". Доброта без Бога в итоге не центрирована на истинный источник добра и любая душевность, нравственность и гуманность не выдерживают испытаний. Главный символ человека, вектор его духовного развития - Иисус Христос, Новый Адам. Но человек может приблизиться к Богу не по сущности, а лишь по благодатной энергии. Цель обожения - аспекты ("эпинойи") единого Бога. Среди таковых называют Судию, Управителя, Врача, Пастыря, Учителя, Первосвященника, Отца и др. Таковы и есть цели духовной самореализации человека.

В западном богословии взгляд на падшесть человеческой природы иной. Там мысль о неповрежденности человеческой природы, внешне осужденная как пелагианская ересь, с которой боролся блаженный Августин, не преодолена. Это выразилось "во внутреннем неприятии и потому нечувствии рассечения естества человеческого и всемирного распада". Отсюда свойственное западному менталитету преувеличение возможностей человека, его самости, свободной воли - в любых направлениях деятельности и самосовершенствования.

Внутренняя установка на неиспорченность творения усвоена христианской психологией западного образца, что сближает ее с секулярной, гуманистической психологией, устраняет непреодолимый барьер между религиозной и научной антропологией и дает возможность осуществить разнообразные синтетические теоретические конструкции (например, такова концепция "мирского града" X. Кокса). Однако православная психология отрицает такую возможность синтеза несовместимых взглядов на предназначение и будущее человека.

В христианской антропологии человек рассматривается как тримерия "дух - душа - тело", иногда под духом понимается высшая часть души и триада превращается в диаду. В нынешнем состоянии человека его дух, отпавший от Бога, утратил главенство в тримерии, высшие способности попали в подчинение низшим. Вместо прежней гармонии сил и способностей в человеке возникает новое ядро - ядро страсти как новый центр его желаний и чувств.

Таким образом, устанавливается онтологическая существенность и объективная значимость смирения, целомудрия и простоты, как сверхфизических и сверхнравственных сил, делающих в Духе Святом всю тварь единосущною Церкви. Силы эти суть откровения мира иного в мире здешнем, духовного во временно-пространственном, горнего в дольнем". "Святость - вот в чем состоит настоящий прогресс и цель жизни человеческой. И она заповедана всем".

«Цель и смысл жизни».

Статья эта еще не окончена, но все уже изложенное автором позволяет без ошибки обратить на нее внимание читателей, как на выдающееся явление в журналистике.

Собственно говоря, для людей хорошо знакомых с отцами Церкви, или хотя бы внимательно прочитавших психологические трактаты покойного епископа Феофана Тамбовского, статья г. Тареева не скажет ничего принципиально нового . Но это было бы и невозможно, и не нужно.

Сам епископ Феофан лишь формулировал применительно к понятиям современного человека то, что давно, с апостольских и отеческих времен, заключается в христианском воззрении на психологическую жизнь человека. То же самое можно сказать и о статье г. Тареева. Он формулирует по-своему, по своей системе и способу то, что говорит стародавнее христианское учение, формулирует самостоятельно , с редким пониманием смысла учения, с редкой ясностью, и этим как бы открывает читателю новые горизонты учения.

Во всех таких трудах по разработке христианской психологии повторяется вечное явление, которое превосходно обрисовал Хомяков в своем стихотворении:

В час полночный, близ потока,

Ты вглядися в небеса:

Совершаются далеко

В горнем мире чудеса...

Кажется все то же знакомое, давно известное небо, но чем больше в него вглядываешься, тем шире горизонты: звезды открываются за звездами, и так до бесконечности. Так точно:

В час полночного молчанья,

Отогнав обманы снов,

Ты вглядись душой в писанья,

Галилейских рыбаков.

И в объеме книги тесной

Развернется пред тобой

Бесконечный свод небесный

С лучезарной красотой...

В этом небе «звезды мысли» точно также множатся тем больше, чем больше в них всматриваешься, и сам свод небесного учения все расширяется и расширяется до беспредельности...

Статья г. Тареева именно заставляет читателя более пристально вглядеться в эти бесконечные пространства, и много «обманов снов» способна она помочь разогнать каждому искренно жаждущему жизни .

Христианская психология: во многих это слово способно возбудить недоумение. В чем дело? скажут они. И что такое за христианская психология? Все что в ней может быть верного, – не входит ли оно в обыкновенную «научную» психологию, а что не может войти – не составляет ли, очевидно, простой фантазии?

Так рассуждают нынче образованные люди, повторяя легендарное изречение Омара при сожжении Александрийской библиотеки: «Если книги эти согласны с Кораном, то они излишни, а если ему противоречат, то значит ложны».

Для очень многих tertium non datur.

Есть, однако tertium , в котором и заключается summum истины.

Психология, так называемая «научная», стремится отыскать законы человеческой душевной жизни. Но на ряду с человеческою душевной жизнью в человеке может быть и для полноты его существования должна быть, Божественная духовная жизнь. Законы и условия этой Божественной духовной жизни и привносят к опытной «научной» психологии откровения «Галилейских рыбаков» и изыскания Отцов, вдумывавшихся в откровения и богатых опытом духовной жизни.

Формулировку этой христианской психологии делает, с пониманием и ясностью, статья г. Тареева.

Я не стану излагать ее содержания. Это было бы или излишне, или недостаточно. Но когда представишь себе множество нынешних «учителей» жизни в публицистике, то видишь с несомненностью два обстоятельства:

Во-первых, очевидно, человек и ныне, к счастью и чести для человеческой природы, не удовлетворяется «научной» психологией. Какие бы «гипнотизмы», «внушения» и т. д. не привносила она в свое «натуралистическое» учение о жизни, – человек чувствует, что это не все , что в нем есть нечто другое , без чего он не может обойтись, ибо это другое есть реальность не менее чем нервы, электрические токи и т. п.

Но, чувствуя это, нынешние люди не в состоянии избавиться от кошмара снов, окутавших их каким-то «наваждением» злой силы.

Кошмар обманных снов одинаково тяготеет над думами и писаниями самых различных, по-видимому, людей. Взглянуть на графа Л. Толстого, или гг. Розанова, Мережковского, Энгельгардта, не говоря уже о множестве более мелких, еще менее способных защитить свою душу от наваждения, – этот кошмар тяготеет надо всеми, и у всех искажает каждый проблеск правды, превращая его в ложь, большею частью мучительную для самого «рассуждателя».

Все же это имеет своей основой полнейшее незнание христианской психологии, той психологии, которая указывает нам, наряду с душевной жизнью (мирской, естественной, подлежащей исследованию науки), – жизнь духовную , то есть жизнь Бога в человеке.

Забвение этой основной идеи христианства, которая мало-по-малу стала для множества образованных людей совершенно неведомой, имеет своим последствием множество не только ложных мнений, но и ложных чувствований. Утратив ясное представление или даже всякое представление о законах этой части нашей психологии, люди не могут уже поддерживать в себе искорки духовной жизни, и психическая жизнь их от поколения к поколению все более лишается лучших нормальных своих устоев. В результате является разнообразнейших видов психопатия, неполнота, уродливость ощущения и мышления.

Для борьбы с этими явлениями психической болезненности в высшей степени важно восстановление в людях – хотя бы, на первый раз, – знания христианской психологии. Замечательно, что такой тонкий и чуткий мыслитель, как епископ Феофан, именно в наше психически-больное время, лучшие силы свои посвятил трудам по христианской психологии, как бы сознавая, что теперь это – самое важное, самое главное дело.

Г. Тареев, конечно, не епископ Феофан, но по-своему делает в своей статье то же самое. Жаль только, что наше общество мало читает духовные журналы. Но это уже не вина г. Тареева. Со свой стороны считаю долгом обратить внимание читателей на эту действительно прекрасную работу.