В Сорочинцы на ярмарку едет Солопий Черевик с дочкой Параской. Один из встречных парней восторгается красотой девушки и насмехается над ее мачехой Хиврей, сидящей рядом на возу. Разгневанная женщина осыпает шутника бранью, а тот бросает в Хиврю ком грязи.
II
Семейство останавливается у кума Цыбули. На следующий день Солопий с дочерью выходит на ярмарку. Отец приценивается, Параска ходит за ним следом. Вдруг ее хватает за рукав вчерашний насмешник. Девушка стыдится разговора с ним, но сердце ее сладко замирает.
III
Солопий внимательно прислушивается к разговору торговцев, которые обеспокоены тем, что под ярмарку выбрано «нечистое место». Якобы накануне вечером волостной писарь видел, как из окна разрушенного сарая выглянула морда со свиным рылом. Если появится «червоная свитка», точно быть беде.
Тут Солопий замечает, что его дочка обнимается с незнакомым парубком. Выясняется, что этот парень – сын его знакомого Грицько. Парубок сразу просит руки Параски, и Солопий с радостью соглашается. Они идут в шинок отметить сговор.
IV
Жена встречает захмелевшего Солопия неласково. Черевик оправдывается, у него был повод. Он нашел дочке жениха. Хивря насмехается над его выбором, предполагая, что жених пьяница и голодранец. Когда выясняется, что это тот самый насмешник, который обляпал ее грязью, она набрасывается на мужа с кулаками.
V
Под натиском жены Солопий вынужден забрать назад свое обещание. Парень опечален. К нему подходит цыган Влас, который уговаривает парубка продать волов, но тот не соглашается. Узнав о причине скверного настроения Грицька, Влас предлагает ему сделку. Он поможет парню жениться на Параске, а тот уступит ему волов. Цыган и Грицько ударяют по рукам.
VI
Пока муж ищет покупателей, Хивря принимает у себя поповича. Она угощает «дражайшего Афанасия Ивановича» варениками и пампушками, делает вид, что смущена его заигрываниями. Внезапно раздается стук в ворота. Хивря сообщает перепуганному кавалеру: пришло много людей, поэтому лучше спрятаться. Попович забирается на доски, проложенные в виде полок под потолком.
VII
К вечеру по ярмарке проходит слух, что черт в образе свиньи что-то искал на возах. К Цыбуле напрашиваются ночевать несколько знакомых. Они выпивают для храбрости. По просьбе Черевика кум рассказывает про «червоную свитку». Однажды черт засел в корчме и пропил все, что было. Тогда он отдал корчмарю свою свитку, но обещал через год вернуться за ней. Корчмарь не стал ждать и продал красивую вещь пану.
Через год пришел черт, но свитку у пана уже украл цыган и продал ее «перекупке» на ярмарке. У той сразу остановилась торговля. Сообразив в чем дело, торговка подсунула чертову одежку на воз мужику. У бедняги тоже перестали покупать, тогда он изрубил свитку топором и разбросал по округе. Вот черт каждый год ходит по ярмарке, ищет куски своей свитки.
Рассказ Цыбули прерывает звон стекла, в разбитое окно всовывается свиная морда.
VIII
В комнате поднимается страшный крик. От испуга один из гостей подпрыгивает и ударяется головой о доски, на которых лежит попович. Тот падает вниз, усиливая всеобщий переполох. Другой гость забирается в печку, кум лезет под подол супруги, а Черевик нахлобучивает вместо шапки горшок и бежит, пока не падает без сил. Кто-то валится на Солопия сверху, и свет для него меркнет.
IX
Спящих на возах цыган будит крик. Они решают посмотреть, что происходит. Влас и его напарник идут в ту сторону, откуда раздавался шум. На земле лежит Черевик с разбитым горшком на голове, а на нем его дородная супруга. Цыгане долго смеются над незадачливой парочкой, а те приходят в себя и недоуменно таращатся на них.
X
Утром Хивря заставляет Солопия идти продавать старую кобылу. Она протягивает мужу полотенце, чтобы обтереть лицо, и вдруг обнаруживает в руках кусок красной свитки. В ужасе Хивря отбрасывает лоскут.
Дрожащий от страха Черевик ведет лошадь на поводу. К нему подходит цыган и спрашивает, что он продает. Солопий хочет потянуть за узду кобылу, но обнаруживает, что лошадь пропала, а вместо нее к узде привязан красный лоскут. Бросив узду, перепуганный Черевик бежит прочь.
XI
В тесном переулке Солопия хватают дюжие парни. Его обвиняют в краже кобылы. Бедняга пытается доказать, что кобылу украли как раз у него. Черевику не верят, а рассказ о куске «червоной свитки» только ухудшает дело. Теперь его обвиняют еще и в распускании вредных слухов. Навстречу такие же крепкие парни тащат связанного кума. Он засунул руку в карман, чтобы закурить, но вместо кисета нашел кусок «червоной свитки», а затем с криком бросился бежать. Цыбулю тоже обвиняют в распространении паники.
XII
Черевик и Цыбуля лежат связанные. Они жалуются друг другу на несправедливость обвинений. Подходит Грицько и обещает освободить обоих, если сегодня же сыграют его свадьбу с Параской. Солопий с радостью соглашается. Парубок развязывает их и отправляет Черевика домой. Там его ждут покупатели. Грицька останавливает цыган и спрашивает, доволен ли парень тем, как они все устроили. Парубок подтверждает: дело прошло успешно, и волы теперь принадлежат Власу.
XIII
Параска одна в доме. Она любуется собой в зеркале, мечтает о том, как выйдет замуж за Грицька, напевает и пританцовывает. Входит Солопий и тоже пускается в пляс. Появляется Грицько, и Черевик торопит молодых. Он спешит все уладить, пока не пришла жена. Начинается свадебное веселье, которому не могут помешать даже протесты вернувшейся Хиври.
- «Сорочинская ярмарка», анализ повести Гоголя
Хорошенькая юная девушка Параска в восемнадцать лет впервые едет с отцом Солопием,Черевиком и мачехой Хавроньей (Хиврей) на ярмарку в Сорочинцы. Так хороша она, что все встречные парубки с уважением снимают шапку перед ее седоусым отцом. А вот мачеха вызывает насмешки — такое злое и даже дикое красное лицо ее. На насмешки та отвечает изощренной украинской руганью — за что и получает комком грязи в очипок (чепец) от загорелого парубка в белой свитке. А парень так понравился падчерице...
На ярмарке он находит девушку и сразу заводит речи о женитьбе. Отец не против, тем более что новоявленный зять тут же ведет его угоститься под «яткой», где целая флотилия бутылок.
Однако мачеха девушки устраивает Солопию скандал: с таким хлопцем, что «заклеил» ей лицо навозом, свадьбе не бывать!
Грицько очень опечален. К нему пристает жуликоватый цыган: если Грицько отдаст ему волов «за двадцать», то цыган с товарищами устроит ему свадьбу с Параской. Идея цыгана состоит в том, чтобы использовать слухи, что на месте ярмарки — разгул нечистой силы. Всех пугает «красная свитка»!
Существует легенда о том, что некогда выгнанный из пекла черт пристрастился к выпивке и вместо платы заложил шинкарю свою красную свитку. Обещал вернуться за ней через год. Но свитка была из такого роскошного материала, что шинкарь не выдержал и продал ее. За свиткой явились черти в виде свиней на ходулях и высекли шинкаря кожаными плетьми. А свитка с тех пор появляется то тут то там — и всем приносит несчастья. Хоть на куски ее порежь — сползутся. И опять начинает свитка вредить. Недостает теперь свитке рукава — и черт никак не может успокоиться.
Хивря принимает у себя в отсутствие мужа поповича. Угощает его, кокетничает — и вдруг: стук тележных колес — муж прйехал. Попович в страхе лезет на чердак.
Гости начинают угощаться, по кругу ходит баклажка с сивухой. Кто-то из присутствующих рассказывает историю про красную свитку. Вдруг раздается свиное хрюканье — ив окно выставилась страшная свиная рожа. Гости повскакивали, с чердака свалился попович... Все разбежались с криками: «Черт! Черт!»
На следующий день Солопий Черевик повел продавать свою старую кобылу, оглянулся — а вместо кобылы болтается на ремешках рукав от «красной свитки». Да еще его вместе с кумом забрали в кутузку за воров ство. А почему они бежали со всех ног? Черта испугались? Честный человек не побежит! Получается, что Солопий сам у себя кобылу украл.
Все происходящее — цыганский розыгрыш. Грицько является героем и освобождает Черевика в обмен на обещание все-таки выдать за него Параску. Грицько и его товарищи цыгане нашли покупателя на старую кобылу и пшеницу Черевика.
Хивря получила деньги — и помчалась покупать себе обновки. Пока она бегала за обновками, уже устроили веселую свадьбу с музыкой и танцами. Вернувшаяся Хивря не смогла пробиться сквозь толпу празднующих. Не удалось ей помешать счастью падчерицы...
Но вот хохот и песни замерли.
«Не так ли и радость, прекрасная и непостоянная гостья, улетает от нас, и напрасно одинокий звук думает выразить веселье? В собственном эхе слышит уже он грусть и пустыню и дико внемлет ему. Не так ли резвые други бурной и вольной юности, поодиночке, один за другим, теряются по свету и оставляют, наконец, одного старинного брата их? Скучно оставленному! И тяжело и грустно становится сердцу, и нечем помочь ему».
Николай Васильевич Гоголь
СОРОЧИНСКАЯ ЯРМАРКА
Мини нудно в хати жить.
Ой вези ж меня из дому,
Де багацько грому, грому,
Де гопцюют все дивкы,
Де гуляют парубки!
Из старинной легенды.
Как упоителен, как роскошен летний день в Малороссии! Как томительно-жарки те часы, когда полдень блещет в тишине и зное, и голубой, неизмеримый океан, сладострастным куполом нагнувшийся над землею, кажется, заснул, весь потонувши в неге, обнимая и сжимая прекрасную в воздушных объятиях своих! На нем ни облака. В поле ни речи. Все как будто умерло; вверху только, в небесной глубине дрожит жаворонок, и серебряные песни летят по воздушным ступеням на влюбленную землю, да изредка крик чайки или звонкий голос перепела отдается в степи. Лениво и бездумно, будто гуляющие без цели, стоят подоблачные дубы, и ослепительные удары солнечных лучей зажигают целые живописные массы листьев, накидывая на другие темную, как ночь, тень, по которой только при сильном ветре прыщет золото. Изумруды, топазы, яхонты эфирных насекомых сыплются над пестрыми огородами, осеняемыми статными подсолнечниками. Серые скирды сена и золотые снопы хлеба станом располагаются в поле и кочуют по его неизмеримости. Нагнувшиеся от тяжести плодов широкие ветви черешень, слив, яблонь, груш; небо, его чистое зеркало - река в зеленых, гордо поднятых рамах… как полно сладострастия и неги малороссийское лето!
Такою роскошью блистал один из дней жаркого августа тысячу восемьсот… восемьсот… Да, лет тридцать будет назад тому, когда дорога, верст за десять до местечка Сорочинец, кипела народом, поспешавшим со всех окрестных и дальних хуторов на ярмарку. С утра еще тянулись нескончаемою вереницею чумаки с солью и рыбою. Горы горшков, закутанных в сено, медленно двигались, кажется, скучая своим заключением и темнотою; местами только какая-нибудь расписанная ярко миска или макитра хвастливо выказывалась из высоко взгроможденного на возу плетня и привлекала умиленные взгляды поклонников роскоши. Много прохожих поглядывало с завистью на высокого гончара, владельца сих драгоценностей, который медленными шагами шел за своим товаром, заботливо окутывая глиняных своих щеголей и кокеток ненавистным для них сеном.
Одиноко в стороне тащился истомленными волами воз, наваленный мешками, пенькою, полотном и разною домашнею поклажею, за которым брел, в чистой полотняной рубашке и запачканных полотняных шароварах, его хозяин. Ленивою рукой обтирал он катившийся градом пот с смуглого лица и даже капавший с длинных усов, напудренных тем неумолимым парикмахером, который без зову является и к красавице, и к уроду, и насильно пудрит несколько тысяч уже лет весь род человеческий. Рядом с ним шла привязанная к возу кобыла, смиренный вид которой обличал преклонные лета ее. Много встречных, и особливо молодых парубков, брались за шапку, поравнявшись с нашим мужиком. Однако ж не седые усы и не важная поступь его заставляли это делать; стоило только поднять глаза немного вверх, чтоб увидеть причину такой почтительности: на возу сидела хорошенькая дочка с круглым личиком, с черными бровями, ровными дугами поднявшимися над светлыми карими глазами, с беспечно улыбавшимися розовыми губками, с повязанными на голове красными и синими лентами, которые, вместе с длинными косами и пучком полевых цветов, богатою короною покоились на ее очаровательной головке. Все, казалось, занимало ее; все было ей чудно, ново… и хорошенькие глазки беспрестанно бегали с одного предмета на другой. Как не рассеяться! в первый раз на ярмарке! Девушка в осмнадцать лет в первый раз на ярмарке!… Но ни один из прохожих и проезжих не знал, чего ей стоило упросить отца взять с собою, который и душою рад бы был это сделать прежде, если бы не злая мачеха, выучившаяся держать его в руках так же ловко, как он вожжи своей старой кобылы, тащившейся за долгое служение теперь на продажу. Неугомонная супруга… но мы и позабыли, что и она тут же сидела на высоте воза в нарядной шерстяной зеленой кофте, по которой, будто по горностаевому меху, нашиты были хвостики красного только цвета, в богатой плахте, пестревшей как шахматная доска, и в ситцевом цветном очипке, придававшем какую-то особенную важность ее красному, полному лицу, по которому проскальзывало что-то столь неприятное, столь дикое, что каждый тотчас спешил перенести встревоженный взгляд свой на веселенькое личико дочки.
В начале повести описание полуденных красот конца лета в Малороссии. По дороге движутся на ярмарку в Сорочинец груженные товарами возы, туда же идет множество людей пешком. На одном из возов сидит чернобровая девчина - Параска и ее злая мачеха, позади идет утомленный жарой хозяин - Солопий Черевик. На воз обращают внимание местные молодцы, когда тот въезжает на мост через реку Псел. Один из них, одетый побогаче и поярче затевает перебранку с мачехой и восхищается пригожей Параскою.
Происшествие забывается, когда путешественники прибывают к куму - козаку Цыбуле. Черевик с дочкой скоро отправляются на ярмарку, толкаясь между людей Черевик узнает, что ярмарка развернута на «проклятом месте» и все боятся появления красной свитки, чему уже были верные приметы. Черевик опасается за привезенную пшеницу, но увидев Параску, обнимающуюся с давешним молодцом возвращается к прекрасному расположению духа. Молодец называется Голопупенковым сыном и отведя Черевика в палатку, быстро договаривается о свадьбе после нескольких кружек. Его супруга против свадьбы, Черевик уступает ей. Грицько опечален, ему берется (не даром) помочь цыган, купивший у него волов.
Скоро на ярмарке происходит переполох, многие видели красную свитку. Черевик с кумом и дочкой, передумывают ночевать под возами, торопливо отправляются домой вместе с напуганными гостями. Хавронья Никифоровна, не ожидавшая возвращения супруга, спешно прячет любовника - поповича Афанасия Ивановича - на доски под самый потолок и сидит за столом как на иголках. Кум берется рассказать историю красной свитки: черт был изгнан из пекла за какую-то провинность, с горя пьянствовал, пропил все и заложил красную свитку, с обещанием вернуться за ней через год. Жадный кабатчик забыл про срок, продал свитку проезжему пану, а когда пришел черт, сделал вид, что никогда его не видел.
Черт удалился, но вечером прервал молитву кабатчика, к нему явились страшные свиньи на длинных, как ходули ногах, они угощали его плетью, пока тот не сознался. Свитка пропала, у пана свитку украл цыган и продал перекупщице, которая привезла ее на ярмарку в Сорочинец. Торговля у нее не пошла, она поняла, что дело в свитке и кинула ее в огонь, однако свитка не сгорела, и перекупщица подкинула ее на чужой воз. Новый хозяин порубил свитку на части с молитвой, раскидал вокруг куски и уехал. С той поры каждый год черт со свиным рылом ищет куски своей свитки на ярмарке, ему осталось найти только левый рукав. Рассказ несколько раз прерывался странными звуками, а в конце разбилось окно, свиная морда просунулась в окно.
Произошел страшный переполох попович с треском свалился из-под потолка, кум спрятался под подол супруги, а Черевик, схватив горшок, вместо шапки, пустился бежать пока не упал посреди дороги. Утром ярмарка полнится новыми страшными слухами про красную свитку. Черевик, с ворчанием ведёт продавать кобылу. Но замечает привязанный к узде кусок красного рукава и в ужасе бросается бежать. Его хватают хлопцы и обвиняют в краже своей же кобылы и заодно с кумом, бежавшем от привидевшейся чертовщины, запирают в сарае. Обоих кумов, оплакивающих свою горькую долю, обнаруживает Голопупенков сын, который освобождает невольников с условием отдать ему Параску. Солопий вернувшись домой находит и кобылу, и покупателей на пшеницу. Скоро все веселятся на веселой свадьбе, хотя мачеха и пыталась ей помешать.
Обращаем ваше внимание, что это только краткое содержание литературного произведения «Сорочинская ярмарка». В данном кратком содержании упущены многие важные моменты и цитаты.
Та тут чудасiя, мосьпане!
Из малороссийской комедии
На ярмарке случилось странное происшествие: все наполнилось слухом, что где-то между товаром показалась красная свитка. Старухе, продававшей бублики, почудился сатана в образине свиньи, который беспрестанно наклонялся над возами, как будто искал чего. Это быстро разнеслось по всем углам уже утихнувшего табора; и все считали преступлением не верить, несмотря на то что продавица бубликов, которой подвижная лавка была рядом с яткою шинкарки, раскланивалась весь день без надобности и писала ногами совершенное подобие своего лакомого товара. К этому присоединились еще увеличенные вести о чуде, виденном волостным писарем в развалившемся сарае, так что к ночи все теснее жались друг к другу; спокойствие разрушилось, и страх мешал всякому сомкнуть глаза свои; а те, которые были не совсем храброго десятка и запаслись ночлегами в избах, убрались домой. К числу последних принадлежал и Черевик с кумом и дочкою, которые вместе с напросившимися к ним в хату гостьми произвели сильный стук, так перепугавший нашу Хиврю. Кума уже немного поразобрало. Это можно было видеть из того, что он два раза проехал с своим возом по двору, покамест нашел хату. Гости тоже были в веселом расположении духа и без церемонии вошли прежде самого хозяина. Супруга нашего Черевика сидела как на иголках, когда принялись они шарить по всем углам хаты. — Что, кума, — вскричал вошедший кум, — тебя все еще трясет лихорадка? — Да, нездоровится, — отвечала Хивря, беспокойно поглядывая на накладенные под потолком доски. — А ну, жена, достань-ка там в возу баклажку! — говорил кум приехавшей с ним жене, — мы черпнем ее с добрыми людьми; проклятые бабы понапугали нас так, что и сказать стыдно. Ведь мы, ей-Богу, братцы, по пустякам приехали сюда! — продолжал он, прихлебывая из глиняной кружки. — Я тут же ставлю новую шапку, если бабам не вздумалось посмеяться над нами. Да хоть бы и в самом деле сатана: что сатана? Плюйте ему на голову! Хоть бы сию же минуту вздумалось ему стать вот здесь, например, передо мною: будь я собачий сын, если не поднес бы ему дулю под самый нос! — Отчего же ты вдруг побледнел весь? — закричал один из гостей, превышавший всех головою и старавшийся всегда выказывать себя храбрецом. — Я?.. Господь с вами! приснилось? Гости усмехнулись. Довольная улыбка показалась на лице речистого храбреца. — Куда теперь ему бледнеть! — подхватил другой, — щеки у него расцвели, как мак; теперь он не Цыбуля, а буряк — или, лучше, сама красная свитка, которая так напугала людей. Баклажка прокатилася по столу и сделала гостей еще веселее прежнего. Тут Черевик наш, которого давно мучила красная свитка и не давала ни на минуту покою любопытному его духу, приступил к куму: — Скажи, будь ласков, кум! вот прошусь, да и не допрошусь истории про эту проклятую свитку. — Э, кум! оно бы не годилось рассказывать на ночь; да разве уже для того, чтобы угодить тебе и добрым людям (при сем обратился он к гостям), которым, я примечаю, столько же, как и тебе, хочется узнать про эту диковину. Ну, быть так. Слушайте ж! Тут он почесал плеча, утерся полою, положил обе руки на стол и начал: — Раз, за какую вину, ей-Богу, уже и не знаю, только выгнали одного черта из пекла. — Как же, кум? — прервал Черевик, — как же могло это статься, чтобы черта выгнали из пекла? — Что ж делать, кум? выгнали, да и выгнали, как собаку мужик выгоняет из хаты. Может быть, на него нашла блажь сделать какое-нибудь доброе дело, ну и указали двери. Вот черту бедному так стало скучно, так скучно по пекле, что хоть до петли. Что делать? Давай с горя пьянствовать. Угнездился в том самом сарае, который, ты видел, развалился под горою и мимо которого ни один добрый человек не пройдет теперь, не оградив наперед себя крестом святым, и стал черт такой гуляка, какого не сыщешь между парубками. С утра до вечера то и дело, что сидит в шинке!.. Тут опять строгий Черевик прервал нашего рассказчика: — Бог знает, что говоришь ты, кум! Как можно, чтобы черта впустил кто-нибудь в шинок? Ведь у него же есть, слава Богу, и когти на лапах, и рожки на голове. — Вот то-то и штука, что на нем была шапка и рукавицы. Кто его распознает? Гулял, гулял — наконец пришлось до того, что пропил все, что имел с собою. Шинкарь долго верил, потом и перестал. Пришлось черту заложить красную свитку свою, чуть ли не в треть цены, жиду, шинковавшему тогда на Сорочинской ярмарке; заложил и говорит ему: «Смотри, жид, я приду к тебе за свиткой ровно через год: береги ее!» — и пропал, как будто в воду. Жид рассмотрел хорошенько свитку: сукно такое, что и в Миргороде не достанешь! а красный цвет горит, как огонь, так что не нагляделся бы! Вот жиду показалось скучно дожидаться срока. Почесал себе пейсики, да и содрал с какого-то приезжего пана мало не пять червонцев. О сроке жид и позабыл было совсем. Как вот раз, под вечерок, приходит какой-то человек: «Ну, жид, отдавай свитку мою!» Жид сначала было и не познал, а после, как разглядел, так и прикинулся, будто в глаза не видал. «Какую свитку? у меня нет никакой свитки! я знать не знаю твоей свитки!» Тот, глядь, и ушел; только к вечеру, когда жид, заперши свою конуру и пересчитавши по сундукам деньги, накинул на себя простыню и начал по-жидовски молиться Богу, — слышит шорох... глядь — во всех окнах повыставлялись свиные рыла... Тут в самом деле послышался какой-то неясный звук, весьма похожий на хрюканье свиньи; все побледнели... Пот выступил на лице рассказчика. — Что? — произнес в испуге Черевик. — Ничего!.. — отвечал кум, трясясь всем телом. — Ась! — отозвался один из гостей. — Ты сказал?.. — Нет! — Кто ж это хрюкнул? — Бог знает, чего мы переполошились! Никого нет! Все боязливо стали осматриваться вокруг и начали шарить по углам. Хивря была ни жива ни мертва. — Эх вы, бабы! бабы! — произнесла она громко. — Вам ли козаковать и быть мужьями! Вам бы веретено в руки, да посадить за гребень! Один кто-нибудь, может, прости Господи... Под кем-нибудь скамейка заскрыпела, а все и метнулись как полоумные. Это привело в стыд наших храбрецов и заставило их ободриться; кум хлебнул из кружки и начал рассказывать далее: — Жид обмер; однако ж свиньи, на ногах, длинных, как ходули, повлезали в окна и мигом оживили жида плетеными тройчатками, заставя его плясать повыше вот этого сволока. Жид — в ноги, признался во всем... Только свитки нельзя уже было воротить скоро. Пана обокрал на дороге какой-то цыган и продал свитку перекупке; та привезла ее снова на Сорочинскую ярмарку, но с тех пор уже никто ничего не стал покупать у ней. Перекупка дивилась, дивилась и, наконец, смекнула: верно, виною всему красная свитка. Недаром, надевая ее, чувствовала, что ее все давит что-то. Не думая, не гадая долго, бросила в огонь — не горит бесовская одежда! «Э, да это чертов подарок!» Перекупка умудрилась и подсунула в воз одному мужику, вывезшему продавать масло. Дурень и обрадовался; только масла никто и спрашивать не хочет. «Эх, недобрые руки подкинули свитку!» Схватил топор и изрубил ее в куски; глядь — и лезет один кусок к другому, и опять целая свитка. Перекрестившись, хватил топором в другой раз, куски разбросал по всему месту и уехал. Только с тех пор каждый год, и как раз во время ярмарки, черт с свиною личиною ходит по всей площади, хрюкает и подбирает куски своей свитки. Теперь, говорят, одного только левого рукава недостает ему. Люди с тех пор открещиваются от того места, и вот уже будет лет с десяток, как не было на нем ярмарки. Да нелегкая дернула теперь заседателя от... Другая половина слова замерла на устах рассказчика... Окно брякнуло с шумом; стекла, звеня, вылетели вон, и страшная свиная рожа выставилась, поводя очами, как будто спрашивая: «А что вы тут делаете, добрые люди?»
