После крестьянской реформы 1861 года, когда в российских деревнях начались волнения, вызванные грабительским характером реформы, получила хождение прокламация “К барским крестьянам”. Ее авторство власти решили приписать Чернышевскому. Однако не так-то просто было расправиться со знаменитым литературным критиком, статьи которого пропускались царской цензурой и широко печатались в “Современнике” и “Отечественных записках”. Всем было известно о его революционных симпатиях, о близости с Герценом и другими крупными революционерами, однако эта сторона деятельности Чернышевского была тщательно законспирирована. На виду была лишь его литературная деятельность. С поразительной и дерзновенной ловкостью Чернышевский умел высказываться в своих статьях “между строк”. Когда в печатавшихся в “Современнике” статьях о Гарибальди и в комментариях к итальянским событиям он со странным упорством чуть ли не в каждой фразе повторял: “в Италии”, “я говорю об Италии”, даже самый бестолковый читатель в конце концов начинал понимать, что речь шла о России и о текущих политических событиях. Тем не менее формально придраться было не к чему.
7 июля 1862 года власти, опасавшиеся открытого восстания, арестовали Чернышевского и бросили его в Петропавловскую крепость. Формальным поводом послужило письмо Герцена, в котором говорилось о том, что он вместе с Чернышевским собирается печатать “Колокол” за границей, поскольку в России журнал был запрещен. Однако этого было мало, необходимо было предъявить Чернышевскому более веское обвинение. Но в чем? И власти пошли на прямой подлог. Отставной уланский корнет В. К. Костомаров, разжалованный в рядовые за тайное печатание “возмутительных изданий”, человек с психическими отклонениями и бездарный поэт-графоман, чтобы избежать наказания, согласился сотрудничать с III отделением.
Подделав почерк Чернышевского, Костомаров написал записку, будто бы от Чернышевского, с просьбой изменить одно слово в прокламации. Кроме того, Костомаров сфабриковал еще письмо, в котором якобы содержались неопровержимые доказательства прямого участия Чернышевского в революционной деятельности. На основании этих фальшивых улик в начале 1864 года Сенат вынес Чернышевскому приговор - четырнадцать лет каторги и вечное поселение в Сибири. Александр II утвердил приговор, сократив срок пребывания на каторге до семи лет, однако фактически Чернышевский провел в заключении более восемнадцати лет.
При аресте Чернышевского были конфискованы все его записи, в том числе дневник. Самые “опасные” заметки были зашифрованы (довольно примитивным способом), но в целом дневниковые записи носили довольно беспорядочный характер, к тому же их язык и стиль производили довольно сумбурное впечатление. Когда Чернышевскому, который решительно отверг фальшивку Костомарова, стали предъявлять обвинения уже на основании дневниковых записей, он придумал смелый и интересный ход: он решил выдать дневник за черновик литературного произведения, а все свои рассуждения - за вымысел беллетриста. Более того, существует мнение (яростно оспаривавшееся официальным советским литературоведением), что Чернышевский стал писать “Что делать?” лишь для того, чтобы оправдать содержание своего “крамольного” дневника, который он таким образом превращал в черновик романа. Едва ли причина его написания только в этом, однако данная версия проливает свет на загадку романа, явно плохо продуманного и написанного в спешке. Действительно, тон повествования то становится небрежным и развязным, то оно приобретает надуманные, фантастические черты.
В советском литературоведении было принято утверждать, что царская цензура просто-напросто “проглядела” революционный характер произведения и поэтому допустила его к печати. Но есть и иная точка зрения: цензоры прекрасно видели, что все в этом якобы “любовном” романе шито белыми нитками, однако, принимая во внимание полное отсутствие каких-либо художественных достоинств рукописи (об этом на первых страницах заявляет и сам автор), они надеялись, что прославленный публицист и революционер скомпрометирует себя в глазах просвещенной общественности столь бездарной поделкой. Но вышло все наоборот! И дело тут не в литературных дарованиях автора, а в том, что он своей книгой сумел задеть за живое не одно поколение молодых людей, которые смеялись над рассуждениями о Прекрасном и самой безупречной форме предпочитали “полезное” содержание. Они презирали “бесполезное” искусство, зато преклонялись перед точными науками и естествознанием, они отшатывались от религии, но с религиозным пылом отстаивали веру в человека, точнее, в “новых людей”, то есть в себя самих. Сын священника и поклонник Фейербаха, Чернышевский, этот мученик за веру в светлое будущее человечества, открыл дорогу тем, кто подменил религию Богочеловека религией Человекобога...
Так случилось, что предсмертный бред Чернышевского записал его секретарь. Последние слова писателя удивительным образом перекликаются с фразой, сказанной несколько десятилетий спустя Зигмундом Фрейдом по поводу своей научной деятельности: “В этой книге Бога нет”. Чернышевский на смертном одре упоминал о каком-то сочинении (кто знает, быть может, о своем романе?): “Странное дело: в этой книге ни разу не упоминается о Боге”.
После крестьянской реформы 1861 года, когда в российских деревнях начались волнения, вызванные грабительским характером реформы, получила хождение прокламация «К барским крестьянам». Ее авторство власти решили приписать Чернышевскому. Однако не так-то просто было расправиться со знаменитым литературным критиком, статьи которого пропускались царской цензурой и широко печатались в «Современнике» и «Отечественных записках». Всем было известно о его революционных симпатиях, о близости с Герценом и другими крупными революционерами, однако эта сторона деятельности Чернышевского была тщательно законспирирована. На виду была лишь его литературная деятельность. С поразительной и дерзновенной ловкостью Чернышевский умел высказываться в своих статьях «между строк». Когда в печатавшихся в «Современнике» статьях о Гарибальди и в комментариях к итальянским событиям он со странным упорством чуть ли не в каждой фразе повторял: «в Италии», «я говорю об Италии», даже самый бестолковый читатель в конце концов начинал понимать, что речь шла о России и о текущих политических событиях. Тем не менее формально придраться было не к чему.
7 июля 1862 года власти, опасавшиеся открытого восстания, арестовали Чернышевского и бросили его в Петропавловскую крепость. Формальным поводом послужило письмо Герцена, в котором говорилось о том, что он вместе с Чернышевским собирается печатать «Колокол» за границей, поскольку в России журнал был запрещен. Но этого было мало, необходимо было предъявить Чернышевскому более веское обвинение. Но в чем? И власти пошли на прямой подлог. Отставной уланский корнет В. К. Костомаров, разжалованный в рядовые за тайное печатание «возмутительных изданий», человек с психическими отклонениями и бездарный поэт-графоман, чтобы избежать наказания, согласился сотрудничать с III отделением. Подделав почерк Чернышевского, Костомаров написал записку, будто бы от Чернышевского, с просьбой изменить одно слово в прокламации. Кроме того, Костомаров сфабриковал еще письмо, в котором якобы содержались неопровержимые доказательства прямого участия Чернышевского в революционной деятельности. На основании этих фальшивых улик в начале 1864 года сенат вынес Чернышевскому приговор - 14 лет каторги и вечное поселение в Сибири. Александр II утвердил приговор, сократив срок пребывания на каторге на 7 лет, однако фактически Чернышевский провел в заключении более 18 лет.
При аресте Чернышевского были конфискованы все его записи, в том числе дневник. Самые «опасные» заметки были зашифрованы (довольно примитивным способом), однако в целом дневниковые записи носили довольно беспорядочный характер, к тому же их язык и стиль производил довольно сумбурное впечатление. Когда Чернышевскому, который решительно отверг фальшивку Костомарова, стали предъявлять обвинения уже на основании дневниковых записей, он придумал смелый и интересный ход: он решил выдать дневник за черновик литературного произведения, а все свои рассуждения - за вымысел беллетриста. Более того, существует мнение (яростно оспаривавшееся официальным советским литературоведением), что Чернышевский стал писать «Что делать?» лишь для того, чтобы оправдать содержание своего «крамольного» дневника, который он таким образом превращал в черновик романа. Едва ли причина его написания только в этом, однако эта версия проливает свет на загадку романа, явно плохо продуманного и написанного в спешке. Действительно, тон повествования то становится небрежным и развязным, то оно приобретает надуманные, фантастические черты.
В советском литературоведении было принято утверждать, что царская цензура просто-напросто «проглядела» революционный характер произведения и поэтому допустила его к печати. Но есть и иная точка зрения: цензоры прекрасно видели, что все в этом якобы «любовном» романе шито белыми нитками, однако, принимая во внимание полное отсутствие каких-либо художественных достоинств рукописи (об этом на первых страницах заявляет и сам автор), они надеялись, что прославленный публицист и революционер скомпрометирует себя в глазах просвещенной общественности столь бездарной поделкой. Но вышло все наоборот! И дело тут не в литературных дарованиях автора, но в том, что он своей книгой сумел задеть за живое не одно поколение молодых людей, которые смеялись над рассуждениями о Прекрасном и самой безупречной форме предпочитали «полезное» содержание. Они презирали «бесполезное» искусство, зато преклонялись перед точными науками и естествознанием, они отшатывались от религии, но с религиозным пылом отстаивали веру в человека, точнее, в «новых людей», то есть - в себя самих. Сын священника и поклонник Фейербаха, Чернышевский, этот мученик за веру в светлое будущее человечества, открыл дорогу тем, кто подменил религию Богочеловека религией человекобога...
Так случилось, что предсмертный бред Чернышевского записал секретарь. Его последние слова удивительным образом перекликаются с фразой, сказанной несколько десятилетий спустя Зигмундом
Фрейдом по поводу своей научной деятельности: «В этой книге Бога нет». Чернышевский в своих предсмертных грезах упоминал о каком-то сочинении (кто знает, быть может, о своем романе?): «Странное дело: в этой книге ни разу не упоминается о Боге».
После крестьянской реформы 1861 года, когда в российских деревнях начались волнения, вызванные грабительским характером реформы, получила хождение прокламация “К барским крестьянам”. Ее авторство власти решили приписать Чернышевскому. Однако не так-то просто было расправиться со знаменитым литературным критиком, статьи которого пропускались царской цензурой и широко печатались в “Современнике” и “Отечественных записках”. Всем было известно о его революционных симпатиях, о близости с Герценом и другими крупными революционерами, однако эта сторона деятельности Чернышевского была тщательно законспирирована. На виду была лишь его литературная деятельность. С поразительной и дерзновенной ловкостью Чернышевский умел высказываться в своих статьях “между строк”. Когда в печатавшихся в “Современнике” статьях о Гарибальди и в комментариях к итальянским событиям он со странным упорством чуть ли не в каждой фразе повторял: “в Италии”, “я говорю об Италии”, даже самый бестолковый читатель в конце концов начинал понимать, что речь шла о России и о текущих политических событиях. Тем не менее формально придраться было не к чему.
7 июля 1862 года власти, опасавшиеся открытого восстания, арестовали Чернышевского и бросили его в Петропавловскую крепость. Формальным поводом послужило письмо Герцена, в котором говорилось о том, что он вместе с Чернышевским собирается печатать “Колокол” за границей, поскольку в России журнал был запрещен. Однако этого было мало, необходимо было предъявить Чернышевскому более веское обвинение. Но в чем? И власти пошли на прямой подлог. Отставной уланский корнет В. К. Костомаров, разжалованный в рядовые за тайное печатание “возмутительных изданий”, человек с психическими отклонениями и бездарный поэт-графоман, чтобы избежать наказания, согласился сотрудничать с III отделением.
Подделав почерк Чернышевского, Костомаров написал записку, будто бы от Чернышевского, с просьбой изменить одно слово в прокламации. Кроме того, Костомаров сфабриковал еще письмо, в котором якобы содержались неопровержимые доказательства прямого участия Чернышевского в революционной деятельности. На основании этих фальшивых улик в начале 1864 года Сенат вынес Чернышевскому приговор - четырнадцать лет каторги и вечное поселение в Сибири. Александр II утвердил приговор, сократив срок пребывания на каторге до семи лет, однако фактически Чернышевский провел в заключении более восемнадцати лет.
При аресте Чернышевского были конфискованы все его записи, в том числе дневник. Самые “опасные” заметки были зашифрованы (довольно примитивным способом), но в целом дневниковые записи носили довольно беспорядочный характер, к тому же их язык и стиль производили довольно сумбурное впечатление. Когда Чернышевскому, который решительно отверг фальшивку Костомарова, стали предъявлять обвинения уже на основании дневниковых записей, он придумал смелый и интересный ход: он решил выдать дневник за черновик литературного произведения, а все свои рассуждения - за вымысел беллетриста. Более того, существует мнение (яростно оспаривавшееся официальным советским литературоведением), что Чернышевский стал писать “Что делать?” лишь для того, чтобы оправдать содержание своего “крамольного” дневника, который он таким образом превращал в черновик романа. Едва ли причина его написания только в этом, однако данная версия проливает свет на загадку романа, явно плохо продуманного и написанного в спешке. Действительно, тон повествования то становится небрежным и развязным, то оно приобретает надуманные, фантастические черты.
В советском литературоведении было принято утверждать, что царская цензура просто-напросто “проглядела” революционный характер произведения и поэтому допустила его к печати. Но есть и иная точка зрения: цензоры прекрасно видели, что все в этом якобы “любовном” романе шито белыми нитками, однако, принимая во внимание полное отсутствие каких-либо художественных достоинств рукописи (об этом на первых страницах заявляет и сам автор), они надеялись, что прославленный публицист и революционер скомпрометирует себя в глазах просвещенной общественности столь бездарной поделкой. Но вышло все наоборот! И дело тут не в литературных дарованиях автора, а в том, что он своей книгой сумел задеть за живое не одно поколение молодых людей, которые смеялись над рассуждениями о Прекрасном и самой безупречной форме предпочитали “полезное” содержание. Они презирали “бесполезное” искусство, зато преклонялись перед точными науками и естествознанием, они отшатывались от религии, но с религиозным пылом отстаивали веру в человека, точнее, в “новых людей”, то есть в себя самих. Сын священника и поклонник Фейербаха, Чернышевский, этот мученик за веру в светлое будущее человечества, открыл дорогу тем, кто подменил религию Богочеловека религией Человекобога...
Так случилось, что предсмертный бред Чернышевского записал его секретарь. Последние слова писателя удивительным образом перекликаются с фразой, сказанной несколько десятилетий спустя Зигмундом Фрейдом по поводу своей научной деятельности: “В этой книге Бога нет”. Чернышевский на смертном одре упоминал о каком-то сочинении (кто знает, быть может, о своем романе?): “Странное дело: в этой книге ни разу не упоминается о Боге”.
Это когда в мирное время совершается поступок на благо общества, не считаясь с собственными потерями.
Например, спасение из огня ребенка, спасение утопающего и т. д.
Вот несколько примеров героев среди нас.
Артем Егоров
Во Владимирской области местный житель спас три семьи от пожара
18 января в 5 часов вечера Артем Егоров находился около своего дома в поселке Мелехово. В один момент он заметил еле заметный дымок, который шел из деревянного дома напротив, в котором жили четыре семьи. Дым шел из квартиры пожилого мужчины, перенесшего два инсульта.
Артем решил проверить, откуда появился дым, и не случилась ли беда. На стук никто не открыл, тогда Артем решил выбить дверь. Внутри дом был наполнен густым черным дымом. Мужчина выбежал на улицу, попросил соседей, чтобы те вызвали пожарных, а сам, схватив ведра с водой и обмотавшись мокрым шарфом, вернулся обратно в горящее помещение.
На ощупь он преодолел несколько метров и слева от себя заметил небольшой очаг возгорания, потушить который смог с помощью двух ведер воды. После этого Егоров разбил окна в комнате, чтобы выпустить из комнаты накопившийся дым, и стал искать хозяина квартиры. Молодой человек ползком добрался до кровати пенсионера и вытащил пожилого человека на улицу.
В итоге Артем Егоров, по сути, спас четыре семьи, которые могли остаться без крыши над головой. К сожалению, хозяин квартиры, в которой начался пожар, погиб. Сейчас судмедэксперты выясняют, умер ли он от инсульта или задохнулся в дыму.
Валерий Жашков
Работник цеха централизованного ремонта Балаковской АЭС Валерий Жашков, находясь в командировке, совершил подвиг - спас двух утопающих, сообщает пресс-служба атомной станции.
Атомщик был командирован на Нововоронежскую АЭС. В воскресенье, 20 июля, отдыхая на берегу Дона, он услышал крики о помощи. Молодой человек не мог выбраться из воды, потому что ему свело ноги судорогой, и течение затягивало его на глубину. Валерий Жашков сумел вытащить его на сушу. Буквально через несколько часов на том же самом месте балаковец увидел тонущего шестилетнего ребенка и бросился ему на помощь.
«Плыву, а у самого одна мысль: только бы не ушел под воду - течение очень быстрое и в мутной воде мальчишку очень трудно будет найти. Но я успел нырнуть по течению и подхватить его снизу. Мальчишка сильно испугался, но, слава Богу, не успел нахлебаться воды. Подплыли к берегу – плачет: к маме хочу. Отнес его к маме, папа в это время за дровами для костра ходил. Маму я, конечно, пожурил», - рассказал сам Валерий Жашков.
Сотрудник балаковской атомной станции кандидат в мастера спорта по боксу, неоднократно занимал первые места по гиревому спорту, штанге и перетягиванию каната. Плаванием он занимается как любитель.
Михаил Васечкин
Житель Брянской области спас троих детей из горящего дома
Вечером в пожарную часть №42 по охране города Карачева Брянской области поступила информация о том, что в деревне Куприно горит жилой дом. В горевшем доме проживала многодетная семья, в которой трое малышей. В доме, во время пожара, находились 30-летняя мать и трое ее маленьких детей. Супруг женщины был на работе. Очаг возгорания находился в тесовой пристройке к жилому дому.
До прибытия сотрудников пожарной охраны, сосед – 41-летний Михаил Петрович Васечкин, заметив пожар, не растерялся и, проявив гражданское мужество, проник через задымленный коридор в дом и вынес двух детей на улицу, после чего начал искать третьего ребенка, малыша он обнаружил под крыльцом дома.
В результате быстро распространяющегося огня, отрезанной от пути спасения осталась мать детей, которая искала в доме третьего ребенка и не знала о том, что его уже обнаружили. Открыв окно, Михаил Васечкин помог многодетной матери выбраться из горящего дома.
Благодаря смелым и правильным действиям Михаила Петровича удалось избежать жертв пожара. Подоспевшие соседи подручными средствами не допустили возгорания находящихся рядом сооружений и еще одного жилого дома.
Дом полностью выгорел во время пожара. По имеющимся сведениям, причиной пожара стала шалость с огнем одного из старших детей.
Александр Киричков
Житель Смоленской области спас девушку из затонувшего автомобиля.
23-летняя автомобилистка попала в аварию в поселке Борисовка, Белгородской области, в результате чего ее машина съехала в реку Ворскла. Местный житель Александр Киричков вместе со своим 15-летним сыном проезжал мимо моста через реку Ворскла. Внимание водителя привлек свет, исходящий из-под моста. Остановив машину, Александр увидел, что это был автомобиль Nissan, который уже почти ушел под воду. Находившаяся за рулем тонущего автомобиля девушка тщетно пыталась покинуть салон, но замки дверей были заблокированы. Александр бросился в ледяную воду и помог автомобилистке выбраться на сушу.
Евгений Спорин
Когда 36-летний охранник ООО «Союз» Евгений СПОРИН летел вниз с 25-метрового обрыва в Китой, чтобы спасти трехлетнюю Дашу КОРЕШКОВУ, он совсем не чувствовал себя героем или суперменом. Просто понимал: ребенок в беде. И если он не прыгнет, то кто?
Напомним, что 10 июля на улице Норильской в поселке Старица случилась трагедия. Машина, в которой сидела семья из пяти человек (папа, мама и три маленькие девочки) и друг семьи, упала в реку. Утонули мать и средняя дочь. Спаслись мужчины и два ребенка.
Если бы не Евгений Спорин, спасшихся было бы меньше…
Мы снимаем дом на Норильской улице, - рассказывает Евгений. – В тот момент с женой работали в огороде. Вдруг услышали гул, посыпалась щебенка, раздался хлопок. Я подумал, что машина врезалась в дерево, выскочил на улицу, успел крикнуть жене, чтобы вызывала «скорую помощь». Увидел, что в реке тонет машина. На поверхность всплыли мужчина и маленький ребенок. И тут я увидел еще одну девочку, которая плыла спиной кверху. Я понял: всё, нахлебалась…
Каким образом он добрался до воды, летел или катился, Евгений не помнит. Помнит лишь, что нырнул за ребенком в воду, вытащил на берег, увидел, что девочка без сознания, оказал первую медицинскую помощь. Девочка очнулась, схватила спасителя за руки, закричала… Через 5 минут приехала «скорая».
Сергей Шараухов
Трехлетний Максим и двухлетний Димка жили в одном из сел Алтайского края. Папы они никогда не видели. Впрочем, и мать тоже видели нечасто - женщина оставляла сыновей одних, убегая на «свиданку» к очередному кавалеру. Как-то раз соседка заметила, что уж больно долго не видно возле дома мамаши, и позвонила в полицию.
На вызов приехала группа, в составе которой, помимо сотрудника по делам несовершеннолетних, был и прапорщик полиции Сергей Шараухов, бывший омоновец, четырежды побывавший в горячих точках.
Когда мы зашли в дом, сердце сжалось, - вспоминает Сергей. - Я повидал многое, но чтобы такое и в наши дни! В выстывшем домишке выбито окно, которое трехлетний Максим затыкал вещами, чтобы не дуло. А ведь на дворе март! Ни подушек, ни штор, ни продуктов. Старший из мальчиков, Максимка, экономил единственную булку, которая у них с братом была: давал Диме чуть-чуть погрызть хлебушка, а потом прятал буханку - не знал, сколько им придется еще сидеть одним. Чтобы согреть братишку, завернул его в матрасы. У меня в голове сразу пронеслось - «заберу их», а вслух спросил: «Поедете ко мне?» Но они тогда испугались. И тут Максимка, услышав рассказ, как закричит: «Папа, и как я тебя сразу не узнал-то?!!»
- У меня по рукам бегут мурашки, и слезы наворачиваются… тут невозможно остаться равнодушным… - до сих пор волнуясь, запинается о слова Сергей.
Оказалось, что братья просидели в холодном доме шесть дней. Если бы не бдительность соседки, неизвестно, спасли бы их. Мальчишек сразу отвезли в больницу: подлечить, отмыть и, конечно, накормить.
Сергей же позвонил жене Елене и взахлеб рассказал о найденышах. Наутро они уже вместе поехали навестить мальчишек в больницу, набрав фруктов и игрушек..
Я сразу поняла, что это серьезно, как только Сережа позвонил, - говорит Елена. - Нашему маленькому сыну тогда только годик исполнился. (А еще у Лены было три дочки от предыдущего брака). И, придя домой, муж просто места себе не находил. Сидит, молчит, сам в своих мыслях. «Давай их заберем, Лен!» - это уже и не обсуждалось. Супруги сразу накупили ребятишкам одежды, так как у них совсем ничего не было. Лена с годовалым ребенком на руках обошла все кабинеты и отстояла не одну очередь, чтобы собрать все бумажки на усыновление. Мамой и папой Сергея и Лену ребятишки стали называть еще в больнице.
Сейчас Максиму 5 лет, Диме - 4. Макс рассуждает как взрослый. Во всем копирует папу Сережу.
Увидит цветочек, тут же сорвет и несет его мне, - смеется Лена. - Стульчик принесет и поставит рядышком, чтобы села и отдохнула, заботится, чтобы пообедала вовремя. Говорит: «Знаешь, мама, я буду как наш папа. У меня будет большая семья, дом и я никогда не брошу своих детей!»
Евгений Яковлев
Он спешил на работу. Запах дыма почувствовал на лестничной клетке. Бросился назад, в свою квартиру, где оставались беременная жена и сын. По пути барабанил в двери соседей и кричал, чтобы те проснулись и не выходили в задымлённый подъезд.
Он спас и жену, и сына, и соседей. Но сам так и не смог добраться до выхода. С ожогами 40% и отравлением парня нашли на лестничной клетке прибывшие пожарные. Через несколько дней Евгений скончался в реанимации.
В памяти соседей,москвич Евгений Яковлев навсегда останется молодым и энергичным. Отзывчивым и веселым. Ему было всего 23. Казалось, вся жизнь впереди.
Хотел дать материалу другое название. В любой социальной группе есть личности, поступающие вопреки общим законам не государства, а толпы. Общее отношение к тактовым полюсное, от изначального осуждения в самом начале, до некой идеализации в конце.
Примеров в истории предостаточно. Кто бы мог подумать, что сын вечно пьяного сапожника станет Генералиссимусом, живым, для сотен миллионов человек, воплощением божества? А толпа, изначально осуждающая дефективного ребенка, вдруг вынесла его к сияющим вершинам.
Конечно, нынешний гражданин России, поступивший вопреки законам толпы, уже никогда не станет Генералиссимусом. Да и задачи, думаю, у него сейчас иные. Некая невозможность молчать, когда другие или поют "осанну", или пьяно табунятся в выделенные для таких случаев дни.
Любой урбанистический агломерат имеет некие политические полюса. В Саратове они более-менее четко обозначены. Кстати, расположены эти реперные точки не так далеко друг от друга. Такая география придает ещё больший динамизм политической жизни региона. Это уже влияет на всю страну. Возможно, это влияние ещё более усилится. Но это к слову о будущем.
А пока немного пофантазирую. Не нашел сведений, что депутат ГД Р Н.В.Поклонская была в столице Поволжья. Да и нет здесь мест, связанных с интимной жизнью последнего монархического правителя России.
Но все, думаю, возможно. И какому историко-политическому полюсу отдаст предпочтение? Велика вероятность, поклонится и возложит скромный букетик к подножью памятника П.А. Столыпина. Несомненно, личность Петра Аркадьевича крутого монархического замеса, даже более сильного, чем формальный высший носитель самой власти.
В шаговой доступности от "монархического" полюса Саратова находится не менее важный для развития общества объект. Некий, пусть и условный для нынешнего большинства России, оселок нравственности. Речь идет о памятнике главному саратовскому демократу. Тому, кто обессмертил для будущих поколений россиян простой вопрос: "Что делать?"
Второго августа нынешнего года офицер ВДВ Куралесин совершил, как мне видится, гражданский поступок. В то время, когда его собратья по оружию вливались в дружные ряды, он пришел к памятнику Чернышевскому. Провел здесь одиночный пикет. На груди офицера, кроме заслуженных наград был простой плакат.
Место у памятника в любой день многолюдное. Да и привыкают саратовцы к подобному сочетанию. Вот и сейчас толпа реагировала на одиночный пикет вяло. Находились и те, кто пожимал офицеру руку. Подошли и главные "виновники" торжества. Поинтересовались, чему посвящен пикет. И пошли дальше. А он остался у подножья памятника одному из главных российских демократов. Один, вопреки празднующей толпе.
Что было на плакатике? Разве может офицер ВДВ написать что-то плохое, тем более-в такой день? Он же не колобан.
Вот я и надеюсь, что, приведись госпоже Поклонской побывать в Саратове, не только к памятнику Столыпина подойдет? Пешком, в шаговой доступности...
Рецензии
У нас, Владимир, в России даже не участие в общем пире во время чумы считается подозрительным.
Помнится, батюшка мой (царство небесное Виктору Михайловичу) не любил производственное совместное "питие". Была в СССР такая традиция, после получки складываться на "пузырь". Сейчас это называется "корпоративом".
Не по жадности, просто, не любил пить. Но после косых взглядов стал "вкладываться", относительно не слишком накладно-по рублю.
Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
