Действие драмы разворачивается в современной Германии. Весь сюжет объединен в двухлетний период времени. Предпосылкой к драме является эпиграф Гиппократа. Данная цитата с перевода на русский звучит так: «Что не исцеляет лекарство, то исцеляет железо; что не исцеляет железо, то исцеляет огонь».
Родовой замок баронов фон Моор населяют отец, его младший сын по имени Франц, а также воспитанница графа Амалия фон Эдельрейх. Она является невестой старшего сына.
Завязка сюжета начинается с письма, которое было получено младшим сыном от стряпчего из Лейпцига. В данном письме описается беспутная жизнь Карла фон Моора, являющегося старшим сыном графа. Сын является студентом Лейпцигского университета. Старик фон Моор узнаёт о печальных новостях и решает лишить старшего сына наследства, а также своего родительского благословения.
Об этом подробно в письме описывает Франц и отсылает своему брату.
Одновременно с этим, на границе Саксонии, в корчме, где обычно проводят свободное от учёбы время студенты университета, ожидает на посланное письмо к отцу, ответа, Карл фон Моор. В своём письме Карл чистосердечно признаётся в своей неправильной жизни. Он обещает поменять свою жизнь в готовности заняться настоящим стоящим делом.
Одновременно с Карлом также проводит время его друг Шпигельберг. Сокурсник убивает время в рассуждениях о смысле жизни. Он считает, что лучше заниматься бандитизмом, чем выживать в нищенском состоянии.
Когда приходит письмо от фон Мора, Карл впадает в депрессию и отчаяние.
Наряду с этим Шпигельберг размышляет о прекрасной жизни в богемских лесах. Он хочет заниматься там ограблением у богатых денег, а затем пускать их в оборот. Рассуждая об этом, друзья всё больше проникаются актуальностью данной идеи. По ходу действий Шпигельберг мечтает стать атаманом, однако данную должность занимает в итоге Карл фон Моор.
Карл надеется, что разбойничья жизнь заставит его позабыть про своих родных и невесту. Он даёт своим побратимам разбойникам клятву верности, а они присягают на верность атаману.
После изгнания своего старшего брата из жизни отца, Францу фон Мору делает попытки очернить Карла в глазах Амалии. Францу рассказывает невесте Карла, что её жених отдал бриллиантовый перстень, подаренный ею как знак верности, развратнице, в залог за любовные утехи. Францу фон Мору описывает Карла во всех тёмных негативных тонах, надеясь, что Амалия выкинет его из своего сердца. Однако всё не так уж просто. Сердце любящей женщины всё также предлежит Карлу фон Мору.
Фридрих Шиллер
Разбойники
Перевод Наталии Ман
Стихотворения в переводах М. Достоевского
Quae medlcamenta non zanat, f_e_r_r_u_m sanat: quae
ferrum non sanat, i_g_n_i_s sanat.
Hippokrates {*1}
In tyrranos! {*2}
{*1 Чего не исцеляют лекарства, исцеляет ж_е_л_е_з_о; чего не исцеляет железо, исцеляет о_г_о_н_ь. Гиппократ (лат.).
*2 На тиранов! (лат.)}
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Максимилиан, владетельный граф фон Моор.
} его сыновья.
Амалия фон Эдельрейх.
Шпигельберг |
Швейцер |
Рацман } беспутные молодые люди,
Шуфтерле | потом разбойники.
Косинский |
Герман, побочный сын дворянина.
Даниэль, слуга графа фон Моора.
Пастор Мозер.
Шайка разбойников.
Второстепенные действующие лица.
Место действия - Германия; время - около двух лет.
АКТ ПЕРВЫЙ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Франкония*. Зал в замке Мооров.
Франц, старик Моор.
Франц. Здоровы ли вы, отец? Вы так бледны.
Старик Моор. Здоров, мой сын. Ты что-то хотел мне сказать?
Франц. Почта пришла... Письмо из Лейпцига от нашего стряпчего...
Старик Моор (взволнованно). Вести о моем сыне Карле?
Франц. Гм, гм! Вы угадали! Но я опасаюсь... Право, не знаю... Ведь ваше здоровье... Точно ли вы себя хорошо чувствуете, отец?
Старик Моор. Как рыба в воде! Он пишет о моем сыне? Но что ты так забеспокоился обо мне? Второй раз спрашиваешь меня о здоровье.
Франц. Если вы больны, если чувствуете хоть легкое недомогание, увольте... Я дождусь более подходящей минуты. (Вполголоса.) Эта весть не для хилого старца.
Старик Моор. Боже! Боже! Что я услышу?
Франц. Дозвольте мне сперва отойти в сторонку и пролить слезу сострадания о моем заблудшем брате. Я бы должен был вечно молчать о нем ведь он ваш сын; должен был бы навеки скрыть его позор - ведь он мой брат. Но повиноваться вам - мой первый, печальный долг. А потому не взыщите...
Старик Моор. О Карл, Карл! Если бы ты знал, как своим поведением ты терзаешь отцовское сердце! Одна-единственная добрая весть о тебе прибавила бы мне десять лет жизни, превратила бы меня в юношу... Но - ах! - каждая новая весть еще на шаг приближает меня к могиле!
Франц. О, коли так, несчастный старик, прощайте! Не то мы еще сегодня будем рвать волосы над вашим гробом.
Старик Моор (опускаясь в кресло). Не уходи! Мне осталось сделать лишь один шаг... А Карл... Вольному воля! Грехи отцов взыскуются в третьем и четвертом колене... Пусть добивает!
Франц (вынимает письмо из кармана). Вы знаете нашего стряпчего? О, я бы дал отсечь себе руку за право сказать: он лжец, низкий, черный лжец! Соберитесь же с силами! Простите, что я не даю вам самому прочесть письмо. Всего знать вы еще не должны.
Старик Моор. Все, все! Сын, ты избавишь меня от немощной старости. .
Франц (читает). "Лейпциг, первого мая. Не будь я связан нерушимым словом сообщать тебе, любезный друг, все, что узнаю о похождениях твоего братца, мое скромное перо не стало бы так терзать тебя. Мне известно по множеству твоих писем, что подобные вести пронзают твое братское сердце. Я уже вижу, как ты льешь горючие слезы из-за этого гнусного, беспутного..."
Старик Моор закрывает лицо руками.
Видите, батюшка, а ведь я читаю еще самое невинное... "...льешь горючие слезы..." Ах, они текли, они лились солеными ручьями по моим щекам! "Я уже вижу, как твой старый, почтенный отец, смертельно бледный..." Боже! Вы и впрямь побледнели, хотя не знаете еще и малой доли!..
Франц. "...смертельно бледный, падает в кресло, кляня день, когда он впервые услышал лепет: "Отец". Всего разузнать мне не удалось, а потому сообщаю лишь то немногое, что мне стало известно. Твой брат, как видно, дошел до предела в своих бесчинствах; мне, во всяком случае, не придумать ничего, что уже не было бы совершено им, но, быть может, его ум окажется изобретательнее моего. Вчера ночью, сделав долгу на сорок тысяч дукатов..." Недурные карманные денежки, отец! "...а до того обесчестив дочь богатого банкира и смертельно ранив на дуэли ее вздыхателя, достойного молодого дворянина, Карл с семью другими товарищами, которых он вовлек в распутную жизнь, принял знаменательное решение - бежать от рук правосудия". Отец! Ради бога, отец! Что с вами?
Старик Моор. Довольно, перестань, сын мой!
Франц. Я пощажу вас. "Ему вдогонку послана беглая грамота... Оскорбленные вопиют об отомщении. Его голова оценена... Имя Мооров..." Нет! Мой злосчастный язык не станет отцеубийцей. (Разрывает письмо.) Не верьте письму, отец! Не верьте ни единому слову!
Старик Моор (горько плачет). Мое имя! Мое честное имя!
Франц (падает ему на грудь). Презренный, трижды презренный Карл! Разве я не предчувствовал этого еще в детстве, Когда мы услаждали душу молитвами, а он, как преступник от темницы, отвращал свой взор от божьего храма, таскался за девками, гонял по лугам и горам с уличными мальчишками и всяким сбродом, выклянчивал у вас монеты и бросал их в шапку первого встречного нищего? Разве я не предчувствовал этого, видя, что он охотнее читает жизнеописания Юлия Цезаря, Александра Великого и прочих столь же нечестивых язычников, чем житие кающегося Товия?* Сотни раз я предсказывал вам, - ибо любовь к брату всегда уживалась во мне с сыновним долгом, - что этот мальчик ввергнет нас в позор и гибель. О, если бы он не носил имени Мооров! Если б в моем сердце было меньше любви к нему! Безбожная любовь, которую я не в силах вырвать из своего сердца! Она еще будет свидетельствовать против меня перед престолом всевышнего.
Старик Моор. О, мои надежды! Мои золотые грезы!..
Франц. Вот именно. Про что же я вам и толкую. Этот пылкий дух, что бродит в мальчике, говаривали вы тогда, делающий его столь чутким ко всему великому и прекрасному, эта искренность, благодаря которой его душа, как в зеркале, отражается в его глазах, эта чувствительность, заставляющая его проливать горючие слезы при виде любого страдания, эта мужественная отвага, подстрекающая его залезать на вершины столетних дубов и вихрем переноситься через рвы, изгороди и стремительные потоки, это детское честолюбие, это непреклонное упорство и прочие блистательные добродетели, расцветающие в сердце вашего любимца, - о, со временем они сделают из него верного друга, примерного гражданина, героя, большого, великого человека! Вот и полюбуйтесь теперь, отец! Пылкий дух развился, окреп - и что за прекрасные плоды принес он! Полюбуйтесь-ка на эту искренность - как она быстро обернулась наглостью, а чувствительность - как она пригодилась для воркования с кокетками, как живо отзывается она на прелести какой-нибудь Фрины*. Полюбуйтесь на этот пламенный дух: за каких-нибудь шесть годков он начисто выжег в нем все масло жизни, и Карл, еще не расставшись с плотью, призраком бродит по земле, а бесстыдники, глазея на него, приговаривают: "С"est l"amour qui a fait ca!" {Это любовь его доковала! (фр.)} Да, полюбуйтесь на этот смелый, предприимчивый ум, как он замышляет и осуществляет планы, перед которыми тускнеют геройские подвиги всех Картушей и Говардов*. А то ли еще будет, когда великолепные ростки достигнут полной зрелости! Да и можно ли ждать совершенства в столь нежном возрасте? И быть может, отец, вы еще доживете до радости видеть его во главе войска, что квартирует в священной тиши дремучих лесов и наполовину облегчает усталому путнику тяжесть его ноши! Может быть, вам еще доведется, прежде чем сойти в могилу, совершить паломничество к памятнику, который он воздвигнет себе между небом и землей!* Может быть... О отец, отец, отец! Ищите себе другое имя, или все мальчики и торговцы, видевшие на лейпцигском рынке портрет вашего сынка*, станут указывать на вас пальцами.
Шиллер Фридрих
Разбойники
Фридрих Шиллер
Разбойники
Перевод Наталии Ман
Стихотворения в переводах М. Достоевского
Quae medlcamenta non zanat, f_e_r_r_u_m sanat: quae
ferrum non sanat, i_g_n_i_s sanat.
Hippokrates {*1}
In tyrranos! {*2}
{*1 Чего не исцеляют лекарства, исцеляет ж_е_л_е_з_о; чего не исцеляет железо, исцеляет о_г_о_н_ь. Гиппократ (лат.).
*2 На тиранов! (лат.)}
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Максимилиан, владетельный граф фон Моор.
} его сыновья.
Амалия фон Эдельрейх.
Шпигельберг |
Швейцер |
Рацман } беспутные молодые люди,
Шуфтерле | потом разбойники.
Косинский |
Герман, побочный сын дворянина.
Даниэль, слуга графа фон Моора.
Пастор Мозер.
Шайка разбойников.
Второстепенные действующие лица.
Место действия - Германия; время - около двух лет.
АКТ ПЕРВЫЙ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Франкония*. Зал в замке Мооров.
Франц, старик Моор.
Франц. Здоровы ли вы, отец? Вы так бледны.
Старик Моор. Здоров, мой сын. Ты что-то хотел мне сказать?
Франц. Почта пришла... Письмо из Лейпцига от нашего стряпчего...
Старик Моор (взволнованно). Вести о моем сыне Карле?
Франц. Гм, гм! Вы угадали! Но я опасаюсь... Право, не знаю... Ведь ваше здоровье... Точно ли вы себя хорошо чувствуете, отец?
Старик Моор. Как рыба в воде! Он пишет о моем сыне? Но что ты так забеспокоился обо мне? Второй раз спрашиваешь меня о здоровье.
Франц. Если вы больны, если чувствуете хоть легкое недомогание, увольте... Я дождусь более подходящей минуты. (Вполголоса.) Эта весть не для хилого старца.
Старик Моор. Боже! Боже! Что я услышу?
Франц. Дозвольте мне сперва отойти в сторонку и пролить слезу сострадания о моем заблудшем брате. Я бы должен был вечно молчать о нем ведь он ваш сын; должен был бы навеки скрыть его позор - ведь он мой брат. Но повиноваться вам - мой первый, печальный долг. А потому не взыщите...
Старик Моор. О Карл, Карл! Если бы ты знал, как своим поведением ты терзаешь отцовское сердце! Одна-единственная добрая весть о тебе прибавила бы мне десять лет жизни, превратила бы меня в юношу... Но - ах! - каждая новая весть еще на шаг приближает меня к могиле!
Франц. О, коли так, несчастный старик, прощайте! Не то мы еще сегодня будем рвать волосы над вашим гробом.
Старик Моор (опускаясь в кресло). Не уходи! Мне осталось сделать лишь один шаг... А Карл... Вольному воля! Грехи отцов взыскуются в третьем и четвертом колене... Пусть добивает!
Франц (вынимает письмо из кармана). Вы знаете нашего стряпчего? О, я бы дал отсечь себе руку за право сказать: он лжец, низкий, черный лжец! Соберитесь же с силами! Простите, что я не даю вам самому прочесть письмо. Всего знать вы еще не должны.
Старик Моор. Все, все! Сын, ты избавишь меня от немощной старости. .
Франц (читает). "Лейпциг, первого мая. Не будь я связан нерушимым словом сообщать тебе, любезный друг, все, что узнаю о похождениях твоего братца, мое скромное перо не стало бы так терзать тебя. Мне известно по множеству твоих писем, что подобные вести пронзают твое братское сердце. Я уже вижу, как ты льешь горючие слезы из-за этого гнусного, беспутного..."
Старик Моор закрывает лицо руками.
Видите, батюшка, а ведь я читаю еще самое невинное... "...льешь горючие слезы..." Ах, они текли, они лились солеными ручьями по моим щекам! "Я уже вижу, как твой старый, почтенный отец, смертельно бледный..." Боже! Вы и впрямь побледнели, хотя не знаете еще и малой доли!..
Франц. "...смертельно бледный, падает в кресло, кляня день, когда он впервые услышал лепет: "Отец". Всего разузнать мне не удалось, а потому сообщаю лишь то немногое, что мне стало известно. Твой брат, как видно, дошел до предела в своих бесчинствах; мне, во всяком случае, не придумать ничего, что уже не было бы совершено им, но, быть может, его ум окажется изобретательнее моего. Вчера ночью, сделав долгу на сорок тысяч дукатов..." Недурные карманные денежки, отец! "...а до того обесчестив дочь богатого банкира и смертельно ранив на дуэли ее вздыхателя, достойного молодого дворянина, Карл с семью другими товарищами, которых он вовлек в распутную жизнь, принял знаменательное решение - бежать от рук правосудия". Отец! Ради бога, отец! Что с вами?
Старик Моор. Довольно, перестань, сын мой!
Франц. Я пощажу вас. "Ему вдогонку послана беглая грамота... Оскорбленные вопиют об отомщении. Его голова оценена... Имя Мооров..." Нет! Мой злосчастный язык не станет отцеубийцей. (Разрывает письмо.) Не верьте письму, отец! Не верьте ни единому слову!
Старик Моор (горько плачет). Мое имя! Мое честное имя!
Франц (падает ему на грудь). Презренный, трижды презренный Карл! Разве я не предчувствовал этого еще в детстве, Когда мы услаждали душу молитвами, а он, как преступник от темницы, отвращал свой взор от божьего храма, таскался за девками, гонял по лугам и горам с уличными мальчишками и всяким сбродом, выклянчивал у вас монеты и бросал их в шапку первого встречного нищего? Разве я не предчувствовал этого, видя, что он охотнее читает жизнеописания Юлия Цезаря, Александра Великого и прочих столь же нечестивых язычников, чем житие кающегося Товия?* Сотни раз я предсказывал вам, - ибо любовь к брату всегда уживалась во мне с сыновним долгом, - что этот мальчик ввергнет нас в позор и гибель. О, если бы он не носил имени Мооров! Если б в моем сердце было меньше любви к нему! Безбожная любовь, которую я не в силах вырвать из своего сердца! Она еще будет свидетельствовать против меня перед престолом всевышнего.
Старик Моор. О, мои надежды! Мои золотые грезы!..
Франц. Вот именно. Про что же я вам и толкую. Этот пылкий дух, что бродит в мальчике, говаривали вы тогда, делающий его столь чутким ко всему великому и прекрасному, эта искренность, благодаря которой его душа, как в зеркале, отражается в его глазах, эта чувствительность, заставляющая его проливать горючие слезы при виде любого страдания, эта мужественная отвага, подстрекающая его залезать на вершины столетних дубов и вихрем переноситься через рвы, изгороди и стремительные потоки, это детское честолюбие, это непреклонное упорство и прочие блистательные добродетели, расцветающие в сердце вашего любимца, - о, со временем они сделают из него верного друга, примерного гражданина, героя, большого, великого человека! Вот и полюбуйтесь теперь, отец! Пылкий дух развился, окреп - и что за прекрасные плоды принес он! Полюбуйтесь-ка на эту искренность - как она быстро обернулась наглостью, а чувствительность - как она пригодилась для воркования с кокетками, как живо отзывается она на прелести какой-нибудь Фрины*. Полюбуйтесь на этот пламенный дух: за каких-нибудь шесть годков он начисто выжег в нем все масло жизни, и Карл, еще не расставшись с плотью, призраком бродит по земле, а бесстыдники, глазея на него, приговаривают: "С"est l"amour qui a fait ca!" {Это любовь его доковала! (фр.)} Да, полюбуйтесь на этот смелый, предприимчивый ум, как он замышляет и осуществляет планы, перед которыми тускнеют геройские подвиги всех Картушей и Говардов*. А то ли еще будет, когда великолепные ростки достигнут полной зрелости! Да и можно ли ждать совершенства в столь нежном возрасте? И быть может, отец, вы еще доживете до радости видеть его во главе войска, что квартирует в священной тиши дремучих лесов и наполовину облегчает усталому путнику тяжесть его ноши! Может быть, вам еще доведется, прежде чем сойти в могилу, совершить паломничество к памятнику, который он воздвигнет себе между небом и землей!* Может быть... О отец, отец, отец! Ищите себе другое имя, или все мальчики и торговцы, видевшие на лейпцигском рынке портрет вашего сынка*, станут указывать на вас пальцами.
Старик Моор. И ты тоже, мой Франц? Ты тоже? О, мои дети! Они разят меня прямо в сердце!
Франц. Видите, и я могу быть остроумным. Но мой юмор - жало скорпиона... И вот этот "сухой, заурядный человек", этот "холодный, деревянный Франц" или - не знаю, на какие там еще милые прозвища вдохновляло вас различие между мною и братом, когда он, сидя на отцовских коленях, теребил вас за щеки, - этот Франц умрет в родном углу, истлеет и будет позабыт, в то время как слава того всемирного гения пронесется от полюса к полюсу! О создатель! (Молитвенно воздевая руки.) Холодный, сухой, деревянный Франц благодарит тебя за то, что он не таков, как тот!
Старик Моор. Прости меня, сын мой! Не гневайся на отца, обманутого в своих надеждах! Господь, что заставил меня лить слезы из-за Карла, осушит их твоей рукой, мой милый Франц!
Франц. Да, отец, я осушу их. Франц готов пожертвовать своей жизнью, чтобы продлить вашу. Ваша жизнь - для меня оракул, которого я вопрошаю перед любым начинанием; зеркало, в котором я все созерцаю. Для меня нет долга, даже самого священного, которого бы я не нарушил, когда дело идет о вашей бесценной жизни. Верите ли вы мне?
Старик Моор. На тебя лягут еще и другие обязанности, сын мой. Господь да благословит тебя за то, чем ты был для меня и чем будешь.
Франц. Скажите, если бы вы того сына не должны были называть сыном, почли бы вы себя счастливым?
Старик Моор. Молчи! О, молчи! Когда повивальная бабка впервые подала мне его, я высоко его поднял и воскликнул: "Разве я не счастливый человек!"
Франц. Так вы сказали, да не так оно вышло. Теперь вы завидуете последнему из ваших крестьян, что он не отец такого сына. Нет, вам не избыть горя, покуда у вас есть этот сын. Оно станет зреть вместе с Карлом. Оно подточит вашу жизнь...
Дж. Боккаччо
Декамерон
Первый день Декамерона,
“в продолжение коею, после того как автор сообщит, по какому поводу собрались и о чем. говорили между собою лица, которые будут действовать дальше, собравшиеся в день правления Пампинеи толкуют о том, что каждому больше по душе”
В 1348 г. Флоренцию “посетила губительная чума”, погибло сто тысяч человек, хотя до этого никто и не предполагал, что в городе столько жителей. Распались родственные и дружеские связи, слуги отказывались служить господам, мертвых не хоронили, а сваливали в ямы, вырытые на церковных кладбищах.
И вот в самый разгар беды, когда город почти опустел, в храме Санта Мария Новелла после божественной литургии встретились семь молодых женщин от восемнадцати до двадцати восьми лет, “связанные между собой дружбой, соседством, родством”, “рассудительные, родовитые, красивые, благонравные, пленительные в своей скромности”, все в приличествующих “мрачной године траурных одеждах”. Не сообщая во избежание кривотолков их истинных имен, автор называет их Пампинеей, Фьяметтой, Филоменой, Эмилией, Лауреттой, Нейфилой и Элиссой – в соответствии с их душевными качествами.
Напомнив, сколь многих юношей и девушек унесла страшная чума, Пампинея предлагает “благопристойным образом удалиться в загородные имения и заполнить досуг всякого рода развлечениями”. Покинув город, где люди в ожидании своего смертного часа предались похоти и разврату, они оградят себя от неприятных переживаний, притом что сами будут вести себя нравственно и достойно. Во Флоренции их ничто не держит: все их близкие погибли.
Дамы одобряют мысль Пампинеи, и Филомена предлагает пригласить с собою мужчин, ибо женщине трудно жить своим умом и советы мужчины ей крайне необходимы. Ей возражает Элисса: дескать, в это время трудно сыскать надежных спутников – близкие частью умерли, частью разъехались кто куда, а обращаться к чужим неприлично. Она предлагает искать иной путь к спасению.
Во время этого разговора в церковь входят трое молодых людей – Панфило, Филострато и Дионео, все миловидные и благовоспитанные, младшему из которых не менее двадцати пяти лет. В числе оказавшихся в церкви дам есть и их возлюбленные, остальные состоят с ними в родстве. Пампинея тут же предлагает пригласить именно их.
Нейфила, залившись краской смущения, высказывается в том смысле, что юноши хороши и умны, но влюблены в некоторых присутствующих дам, и это может бросить тень на их общество. Филомена же возражает, что главное – честно жить, а остальное приложится.
Молодые люди рады приглашению; условившись обо всем, девушки и юноши в сопровождении служанок и слуг на следующее же утро оставляют город. Они прибывают в живописную местность, где стоит прекрасный дворец, и располагаются там. Слово берет Дионео, самый веселый и остроумный, предлагая развлекаться как кому угодно. Его поддерживает Пампинея, которая предлагает, чтобы кто-то был у них за главного и думал об устройстве их жизни и увеселениях. А чтобы каждый познал и заботы, и радости, связанные с главенством, и чтобы никому не было завидно, следует возлагать это почетное бремя по очереди на каждого. Первого “повелителя” они изберут все вместе, а последующих каждый раз перед вечерней будет назначать тот, кто в этот день был повелителем. Все единодушно избирают Пампинею, и Филомена возлагает ей на голову лавровый венок, который на протяжении последующих дней служит знаком “главенства и королевской власти”.
Отдав слугам необходимые распоряжения и попросив всех воздерживаться от сообщения неприятных новостей, Пампинея позволяет всем разойтись; после изысканно сервированного завтрака все принимаются петь, танцевать и играть на музыкальных инструментах, а затем ложатся отдохнуть. В три часа, поднявшись ото сна, все собираются в тенистом уголке сада, и Пампинея предлагает посвятить время рассказам, “ибо один рассказчик способен занять всех слушателей”, позволяя в первый день рассказывать “о том, что каждому больше по душе”. Дионео испрашивает для себя права каждый раз рассказывать историю по своему выбору, чтобы позабавить общество, уставшее от излишнего умствования, и это право получает.
Первая новелла Первого дня (рассказ Панфило)
Часто, не решаясь напрямую обратиться к Богу, люди обращаются к святым заступникам, которые при жизни соблюдали божественную волю и на небесах пребывают со Всевышним. Однако порой бывает, что люди, введенные в заблуждение молвою, избирают себе такого заступника перед лицом Всемогущего, который Им же осужден на вечную муку. О таком “заступнике” и рассказывается в новелле.
Главный герой – мессер Чеппарелло из Прато, нотариус. Богатый и именитый купец Мушьятто Францези, получив дворянство, переезжает из Парижа в Тоскану вместе с братом французского короля Карлом Безземельным, которого вызывает туда папа Бонифаций. Ему требуется человек, чтобы взыскать долг с бургундцев, славящихся несговорчивостью, злонравием и нечестностью, который мог бы противопоставить их коварству свое, и выбор его падает на мессера Чеппарелло, которого во Франции называют Шалелето. Тот промышляет изготовлением фальшивых документов и лжесвидетельствует; он склочник, скандалист, убийца, богохульник, пьяница, содомит, вор, грабитель, шулер и злостный игрок в кости. “Худшего человека, чем он, может быть, и не родилось”. В благодарность за службу Мушьятто обещает замолвить за Шапелето слово во дворце и выдать изрядную часть суммы, которую тот взыщет.
Поскольку дел у Шапелето нет, средства кончаются, а покровитель его покидает, он “в силу необходимости” соглашается – отправляется в Бургундию, где его никто не знает, и поселяется у выходцев из Флоренции, братьев-ростовщиков.
Внезапно он заболевает, и братья, чувствуя, что конец его близок, обсуждают, как им быть. Выгнать на улицу больного старика нельзя, а между тем он может отказаться от исповеди, и тогда его нельзя будет похоронить по-христиански. Если же он исповедуется, то вскроются такие грехи, которые ни один священник не отпустит, и результат будет тот же. Это может сильно озлобить местных жителей, не одобряющих их промысел, и привести к погрому.
Мессер Шапелето слышит разговор братьев и обещает наилучшим образом устроить и их, и свои дела.
К умирающему приводят славящегося “святой жизнью” старца, и Шапелето приступает к исповеди. На вопрос, когда он в последний раз исповедовался, Шапелето, который не исповедовался никогда, сообщает, что делает это каждую неделю и каждый раз кается во всех грехах, совершенных с рождения. Он и на этот раз настаивает на генеральной исповеди. Старец спрашивает, не грешил ли он с женщинами, и Шапелето отвечает: “Я такой же точно девственник, каким вышел из чрева матери”. По поводу чревоугодия нотариус признается: его грех состоял в том, что во время поста пил воду с таким же наслаждением, как пьяница вино, и с аппетитом вкушал постную пищу. Говоря о грехе сребролюбия, Шапелето заявляет, что значительную часть своего богатого наследства пожертвовал на бедных, а затем, занимаясь торговлей, постоянно делился с неимущими. Он признается, что часто гневался, глядя, как люди “ежедневно чинят непотребства, не соблюдая заповедей Господних, и суда Божьего не боятся”. Он кается, что злословил, говоря о соседе, то и дело избивавшем жену; однажды не пересчитал сразу денег, вырученных за товар, а оказалось, их больше, чем нужно; не сумев найти их владельца, он употребил излишек на богоугодные дела.
Еще два несущественных греха Шапелето использует как предлог прочесть наставление святому отцу, а затем принимается плакать и сообщает, что однажды обругал мать. Видя его искреннее раскаяние, монах верит ему, отпускает все грехи и признает его за святого, предлагая похоронить в своем монастыре.
Слушая из-за стены исповедь Шапелето, братья давятся смехом, заключая, что “ничто не в состоянии исправить порочный его нрав: “злодеем прожил всю свою жизнь, злодеем и умирает”.
Гроб с телом покойного переносят в монастырскую церковь, где духовник расписывает прихожанам его святость, а когда его хоронят в склепе, туда со всех сторон спешат паломники. Называют его святой Шалелето и “утверждают, что Господь через него явил уже много чудес и продолжает ежедневно являть их всем, кто с верою прибегает к нему”.
Вторая новелла Первого дня (рассказ Нейфилы)
В Париже проживает богатый купец Джаннотто ди Чивиньи, человек добрый, честный и справедливый, который общается с купцом-иудеем по имени Абрам и весьма сокрушается, что душа столь достойного человека из-за неправой веры погибнет. Он начинает уговаривать Абрама перейти в христианство, доказывая, что вера христианская в силу своей святости процветает и все шире распространяется, а его, Абрама, вера, оскудевает и сходит на нет. Вначале Абрам не соглашается, но затем, внемля увещеваниям друга, обещает стать христианином, но лишь после того, как посетит Рим и понаблюдает жизнь наместника Бога на земле и его кардиналов.
Такое решение ввергает Джаннотто, знакомого с нравами папского двора, в уныние, и он пытается отговорить Абрама от поездки, однако тот настаивает на своем. В Риме он убеждается, что при папском дворе процветают откровенное распутство, алчность, чревоугодие, корыстолюбие, зависть, гордыня и еще худшие пороки. Возвратившись в Париж, он объявляет о своем намерении креститься, приводя следующий довод: папа, все кардиналы, прелаты и придворные “стремятся стереть с лица земли веру христианскую, и делают это они необычайно старательно, хитроумно и искусно”, а между тем вера эта все больше распространяется – значит, ее верно поддерживает Дух Святой. Джаннотто становится его крестным отцом и дает ему имя Джованни.
Третья новелла Первого дня (рассказ Филомены)
Рассказ должен послужить иллюстрацией той мысли, “что глупость часто выводит людей из блаженного состояния и низвергает в пучину зол, тогда как разум вызволяет мудрого из пучины бедствий и дарует ему совершенный и ненарушимый покой”.
Действие происходит при дворе Саладина, султана вавилонского, славного своими победами над христианскими и сарацинскими королями, какового казну истощили частые войны и чрезмерная роскошь. В попытке раздобыть денег он решает прибегнуть к помощи еврея Мельхиседека, ростовщика, и хитростью получить от него необходимую сумму.
Призвав еврея, он спрашивает, какой закон тот почитает за истинный: иудейский, сарацинский или христианский. Мудрый еврей, дабы не попасть впросак, рассказывает притчу.
Один человек обладал дорогим перстнем и, желая сохранить его в семье, повелел, чтобы тот из сыновей, который получит перстень, считался его наследником, а остальные почитали бы его за старшего в роду. Так и повелось в той семье. Наконец перстень перешел к человеку, который всех трех своих сыновей любил одинаково и никому не мог отдать предпочтения. Чтобы никого не обижать, он заказал две копии перстня и перед смертью, втайне от остальных, каждому сыну вручил по перстню. После кончины отца все трое притязали на наследство и почет, в доказательство предъявляя перстень, но никто не мог определить, какой же перстень подлинный, и вопрос о наследовании так и остался открытым. То же самое можно сказать и о трех законах, которые Бог-Отец дал трем народам: каждый из них почитает себя наследником, обладателем и исполнителем истинного закона, но кто на самом деле им владеет – этот вопрос открыт.
Поняв, что еврей с честью избежал западни, Саладин открыто просит его о помощи, а затем, сполна взятую сумму возвратив, приближает к себе и предоставляет высокий и почетный пост.
Второй день Декамерона.
“В день правления Филомены предлагаются вниманию рассказы о том, как для людей, подвергавшихся многоразличным испытаниям, в конце концов, сверх всякого ожидания, все хорошо кончалось”
Первая новелла Второго дня (рассказ Нейфилы)
Мораль: “Нередко тот, кто пытается насмехаться над другими, особливо над предметами священными, смеется себе же во вред и сам же бывает осмеян”.
После смерти немец из Тревизо по имени Арриго признан святым, и к его мощам, перенесенным в собор, приводят за исцелением калек, слепцов и больных. В это время в Тревизо из Флоренции приезжают три лицедея: Стекки, Мартеллино и Маркезе, и им хочется поглядеть на мощи святого.
Чтоб пробиться сквозь толпу, Мартеллино притворяется калекой, которого друзья ведут к мощам. В соборе его кладут на мощи, и он делает вид, будто исцелился – разгибает искривленные руки и ноги, – но внезапно его узнает некий флорентиец, который всем раскрывает его обман. Его начинают немилосердно избивать, и тогда Маркезе, чтобы спасти друга, объявляет стражникам, что тот будто бы срезал у него кошелек. Мартеллино хватают и ведут к градоправителю, где кое-кто из присутствовавших в соборе наговаривает на
Него, что он и у них срезал кошельки. За дело принимается суровый и жестокий судья. Под пыткой Мартеллино соглашается повиниться, но с тем условием, что каждый из жалобщиков укажет, где и когда у него срезали кошелек. Все называют разное время, между тем как Мартеллино только что приехал в этот город. Он пытается строить на этом свою защиту, но судья ничего и слышать не хочет и собирается вздернуть его на виселицу.
Тем временем друзья Мартеллино обращаются за заступничеством к человеку, который пользуется доверием градоправителя. Вызвав Мартеллино к себе и посмеявшись над этим приключением, градоправитель отпускает всех троих восвояси.
Третий день Декамерона.
“В день правления Нейфилы предлагаются вниманию рассказы о том, как люди благодаря хитроумию своему добивались того, о чем они страстно мечтали, или же вновь обретали утраченное”
Восьмая новелла Третьего дня (рассказ Лауретты)
Жену богатого крестьянина Ферондо любит некий аббат. Он обещает ей избавить ее мужа от ревности, а в награду просит разрешения обладать ею, уверяя ее, что “святость от того не умаляется, ибо она пребывает в душе”, а он собирается совершить грех плотский. Женщина соглашается.
Аббат поит Ферондо сонным порошком, и он якобы умирает. Его хоронят в склепе, откуда аббат с одним доверенным монахом переносят его в подземелье. Ферондо, который считает, что попал в чистилище, ежедневно подвергается порке якобы за проявленную при жизни ревность, а аббат тем временем развлекается с его женой. Так проходит десять месяцев, и вдруг аббат узнает, что его любовница беременна. Тогда он решает выпустить ее мужа. Монах сообщает Ферондо, что вскоре тот воскреснет и станет отцом ребенка. Вновь усыпив его, аббат с монахом возвращают его в склеп, где тот просыпается и начинает звать на помощь. Все признают, что он воскрес, отчего вера в святость аббата увеличивается, а Ферондо излечивается от ревности.
Четвертый день Декамерона.
“В день правления Филострато предлагаются вниманию рассказы о несчастной любви”
Первая новелла Четвертого дня (рассказ Фьяметты)
Гисмонда, дочь принца Салернского Танкреда, рано становится вдовой и, возвратившись в дом отца, не спешит выходить замуж, а присматривает себе достойного возлюбленного. Выбор ее падает на Гвискардо, юношу низкого происхождения, но благородного поведения, слугу в доме отца. Мечтая о тайном свидании, Гисмонда передает ему записку, в которой назначает встречу в заброшенной пещере и объясняет, как туда попасть. Сама она проходит туда по старинной потайной лестнице. Встретившись в пещере, любовники проходят к ней в спальню, где и проводят время. Так они встречаются несколько раз.
Однажды Танкред заходит к дочери, когда та гуляет в саду, и, ожидая ее, случайно засыпает. Не заметив его, Гисмонда приводит в комнату Гвискардо, и Танкред становится свидетелем их любовных утех. Незаметно выбравшись из комнаты, он велит слугам схватить Гвискардо и заточить его в одной из комнат дворца.
На другой день он идет к дочери и, обвинив ее в том, что она отдалась молодчику “самого темного происхождения”, предлагает ей сказать что-либо в свою защиту. Женщина гордая, она решает ни о чем отца не просить, а покончить счеты с жизнью, ибо уверена, что возлюбленного ее уже нет в живых. Она искренне признается в своей любви, объясняя ее достоинствами Гвискардо и требованиями плоти, и обвиняет отца в том, что, находясь во власти предрассудков, он упрекает ее не столько в грехопадении, сколько в связи с человеком неблагородным. Она утверждает, что истинное благородство не в происхождении, а в поступках, и даже бедность указывает лишь на отсутствие средств, но не благородства. Принимая всю вину на себя, она просит отца поступить с ней так же, как он поступил с Гвискардо, в противном случае обещает наложить на себя руки.
Танкред не верит, что дочь способна осуществить угрозу, и, вынув сердце из груди убитого Гвискардо, посылает его Гисмонде в золотом кубке. Гисмонда обращается к сердцу возлюбленного со словами, что недруг подарил ему гробницу, достойную его доблести. Омыв сердце
Слезами и прижав его к груди, она наливает в кубок яд и до капли выпивает отраву. Раскаявшийся Танкред исполняет последнюю волю дочери и хоронит любовников в одной гробнице.
Пятый день Декамерона.
“В день правления Фьяметты предлагаются вниманию рассказы о том, как влюбленным после мытарств и злоключений в конце концов улыбалось счастье”
Пятая новелла Пятого дня (рассказ Нейфилы)
Гвидотто из Кремоны воспитывает приемную дочь Агнесу; после смерти он поручает ее заботам своего друга, Джакомино из Павии, который переезжает с девочкой в Фаэнцу. Там к ней сватаются двое юношей; Джанноле ди Северино и Мингино ди Минголе. Им отказывают, и они решают похитить девушку силой, для чего вступают в сговор со слугами Джакомино. Однажды Джакомино отлучается вечером из дому. Юноши пробираются туда, и между ними завязывается драка. На шум сбегаются стражники и отводят их в тюрьму.
Наутро родные просят Джакомино не подавать на безрассудных юнцов жалобу. Тот соглашается, заявляя, что девушка – уроженка Фаэнцы, но он не знает, чья она дочь. Ему известно лишь, в каком доме во время разграбления города войсками императора Фридриха была обнаружена девочка. По шраму над левым ухом отец Джанноле Бернабуччо узнает в Агнесе дочь. Правитель города выпускает обоих юношей из тюрьмы, мирит их между собой и выдает Агнесу замуж за Мингино.
Шестой день Декамерона.
“В день правления Элиссы предлагаются вниманию рассказы о том, как люди, уязвленные чьей-либо шуткой, платили тем же или быстрыми и находчивыми ответами предотвращали утрату, опасность и бесчестье”
Первая новелла Шестого дня (рассказ Филомены)
Однажды знатная флорентийка донна Оретта, жена Джери Спины, гуляла в своем имении с дамами и мужчинами, приглашенными к ней на обед, а поскольку до того места, куда они собирались
Идти пешком, было далеко, один из ее спутников предложил: “Позвольте, донна Оретта, рассказать вам презанимательную повесть, и вы не заметите, как дойдете, будто почти все время ехали на коне”. Однако рассказчик был настолько неумел и так безнадежно испортил историю, что донна Оретта испытала от этого физическое недомогание. “Мессер! Ваш конь очень уж спотыкается. Будьте любезны, спустите меня”, – с очаровательною улыбкою молвила дама. Спутник “сразу уловил намек, обернул его в шутку, сам первый засмеялся и поспешил перейти на другие темы”, так и не закончив начатой повести.
Седьмой день Декамерона.
“В день правления Дионео предлагаются вниманию рассказы о тех штуках, какие во имя любви или же ради своего спасения вытворяли со своими догадливыми и недогадливыми мужьями жены”
Седьмая новелла Седьмого дня (рассказ Филомены)
Молодой житель Парижа Лодовико, сын разбогатевшего на торговле флорентийского дворянина, служит при дворе французского короля и однажды от рыцарей, посетивших святые места, слышит о красоте донны Беатриче, жены Эгано де Галуцци из Болоньи. Заочно влюбившись в нее, он просит отца отпустить его в паломничество, а сам тайно приезжает в Болонью. Увидев донну Беатриче, он с первого взгляда влюбляется в нее и решает остаться в Болонье, пока не добьется взаимности, для чего под именем Аникино поступает на службу к Эгано и вскоре входит у того в доверие.
Как-то раз, когда Эгано уезжает на охоту, Аникино открывает Беатриче свои чувства. Беатриче отвечает ему взаимностью и приглашает ночью проникнуть к ней в комнату. Поскольку он знает, с какой стороны кровати она спит, она предлагает дотронуться до нее, если она будет спать, и тогда сбудутся все его мечты.
Ночью, почувствовав прикосновение Аникино, Беатриче хватает его за руку и начинает так ворочаться в постели, что просыпается Эгано. Аникино, опасаясь ловушки, пытается вырваться, но Беатриче крепко его держит, между тем рассказывая мужу, что его якобы самый верный слуга Аникино назначил ей свидание в полночь в саду.
Предлагая мужу испытать верность слуги, она заставляет его нарядиться в ее платье и выйти в сад, что он и делает.
Сполна насладившись любовником, Беатриче отправляет его в сад с огромной дубиной, чтобы он как следует взгрел Эгано. Аникино обрушивается на хозяина со словами: “Так ты сюда пришла, воображая, что я собирался и собираюсь обмануть моего господина?”
Насилу вырвавшись, Эгано прибегает к жене и рассказывает, что Аникино, оказывается, собирался ее испытать. “Он так тебе предан, что его нельзя не любить и не уважать”, – говорит жена. Так Эгано убеждается, какие у него преданные слуга и жена, и благодаря этому случаю Беатриче и Аникино еще много раз предаются любовным утехам.
Восьмой день Декамерона.
“В день правления Лауретты предлагаются вниманию рассказы о том, какие штуки ежедневно вытворяют женщина с мужчиной, мужчина с женщиной и мужчина с мужчиной”
Десятая новелла Восьмого дня (рассказ Дионео)
В Палермо, как и в других портовых городах, существует порядок, по которому приезжающие в город купцы сдают товары на хранение в склад, именуемый таможней. Таможенники выделяют для товара особое помещение и вписывают товар с указанием ценности в таможенную книгу, благодаря чему женщины нечестного поведения легко узнают о средствах купца, чтобы затем заманить его в любовные сети и обчистить до нитки.
Как-то в Палермо по поручению хозяев с большим количеством тканей прибывает флорентиец по имени Никколо да Чиньяно по прозвищу Салабаэтто. Сдав товар на склад, он идет погулять по городу, и на него обращает внимание осведомленная о его финансовом положении некая донна Янкофьоре. Через сводню она назначает юноше свидание и, когда тот приходит, всячески его ублажает. Они несколько раз встречаются, она дарит ему подарки, ничего не требуя взамен, и наконец узнает, что он продал товар. Тогда она еще ласковее принимает его, затем выходит из комнаты и возвращается в слезах, рассказывая, что ее брат требует немедленно прислать ему тысячу флоринов, иначе ему отрубят голову. Веря, что перед ним богатая и порядочная женщина, которая вернет долг, он отдает ей пятьсот флоринов, вырученных за ткани. Получив деньги, Янкофьоре тут же теряет к нему интерес, и Салабаэтто понимает, что его обманули.
Чтобы скрыться от преследования хозяев, требующих деньги, он уезжает в Неаполь, где все рассказывает казначею императрицы Константинопольской и другу своей семьи Пьетро делло Каниджано, который предлагает ему некий план действий.
Упаковав множество тюков и купив бочек двадцать из-под оливкового масла, Салабаэтто возвращается в Палермо, где сдает товары на склад, объявляя таможенникам, что не будет трогать эту партию до прибытия следующей. Пронюхав, что прибывший товар стоит не меньше двух тысяч флоринов, а ожидаемый – больше трех, Янкофьоре посылает за купцом.
Салабаэтто делает вид, что рад приглашению, и подтверждает слухи о ценности своих товаров. Чтобы завоевать доверие юноши, она возвращает ему долг, и он с удовольствием проводит с ней время.
Как-то раз он приходит к ней удрученный и говорит, что должен откупиться от корсаров, захвативших вторую партию товара, иначе товар увезут в Монако. Янкофьоре предлагает ему взять деньги у знакомого ростовщика под большие проценты, и Салабаэтто понимает, что она собирается ссудить ему собственные деньги. Он соглашается, обещая обеспечить уплату долга товаром на складе, который немедленно переведет на имя заимодавца. На следующий день доверенный маклер Янкофьоре выдает Салабаэтто тысячу флоринов, и тот, расплатившись с долгами, отбывает в Феррару.
Убедившись, что Салабаэтто в Палермо нет, Янкофьоре велит маклеру взломать склад – в бочках оказывается морская вода, а в тюках – пакля. Оставшись в дураках, она понимает, что “как аукнется, так и откликнется”.
Девятый день Декамерона.
“В день правления Эмилии каждый рассказывает о чем угодно и о чем ему больше нравится”
Третья новелла Девятого дня (рассказ Филострато)
Тетка оставляет живописцу Каландрино в наследство двести лир, и он собирается купить имение, словно не понимает, что “купленной
На эту сумму земли хватит только на то, чтобы шарики из нее лепить”. Его же приятели Бруно и Буффальмакко хотят деньги эти совместно прокутить и подсылают к нему Нелло, который говорит Каландрино, что тот плохо выглядит. То же самое подтверждают оказавшиеся тут же Буффальмакко и Бруно. По их совету Каландрино ложится в постель и посылает доктору мочу для анализа. Доктор Симоне, которого приятели успели предупредить, сообщает Каландрино, что он забеременел. Не стесняясь доктора, Каландрино кричит на жену: “Это все из-за того, что ты непременно хочешь быть сверху!” Доктор обещает перепуганному Каландрино избавить его от беременности за шесть упитанных каплунов и пять лир мелочью. Приятели от души пируют, а через три дня врач говорит Каландрино, что он здоров. Каландрино превозносит достоинства доктора Симоне, и лишь жена его догадывается, что все это было подстроено.
Десятый день Декамерона.
“В день правления Панфило предлагаются вниманию рассказы о людях, которые проявили щедрость и великодушие как в сердечных, так равно и в иных делах”
Десятая новелла Десятого дня (рассказ Дионео)
Молодого Гвальтьери, старшего в роде маркизов Салуццких, подданные уговаривают жениться, чтобы продолжить род, и даже предлагают подыскать ему невесту, но он соглашается жениться лишь по своему выбору. Он женится на бедной крестьянской девушке по имени Гризельда, предупреждая ее, что ей во всем придется ему угождать; она не должна на него ни за что гневаться и должна во всем слушаться его. Девушка оказывается обаятельной и учтивой, она послушна и предупредительна к мужу, ласкова с подданными, и все ее любят, признавая ее высокие добродетели.
Между тем Гвальтьери решает испытать терпение Гризельды и упрекает ее в том, что она родила не сына, а дочь, чем крайне возмутила придворных, и без того якобы недовольных ее низким происхождением. Несколько дней спустя он подсылает к ней слугу, который объявляет, что у него приказ умертвить ее дочь. Слуга приносит девочку Гвальтьери, а тот отправляет ее на воспитание родственнице в Болонью, попросив никому не открывать, чья это дочь.
Через некоторое время Гризельда рождает сына, которого муж тоже забирает у нее, а потом заявляет ей, что по настоянию подданных вынужден жениться на другой, а ее изгнать. Она безропотно отдает сына, которого отправляют на воспитание туда же, куда и дочь.
Некоторое время спустя Гвальтьери показывает всем подложные письма, в которых папа якобы разрешает ему расстаться с Гризельдой и жениться на другой, и Гризельда покорно, в одной сорочке, возвращается в родительский дом. Гвальтьери же распускает слухи, будто женится на дочери графа Панаго, и посылает за Гризельдой, чтобы она, как прислуга, навела в доме порядок к приезду гостей. Когда прибывает “невеста” – а Гвальтьери решил выдать за невесту собственную дочь, – Гризельда радушно встречает ее,
Убедившись, что терпение Гризельды неистощимо, растроганный тем, что она говорит только хорошее о девушке, которая должна заменить ее на супружеском ложе, он признается, что просто устроил Гризельде проверку, и объявляет, что его мнимая невеста и ее брат – их собственные дети. Он приближает к себе отца Гризельды, хлебопашца Джаннуколе, который с тех пор живет в его доме, как подобает тестю маркиза. Дочери Гвальтьери подыскивает завидную партию, а супругу свою Гризельду необычайно высоко чтит и живет с ней долго и счастливо. “Отсюда следствие, что и в убогих хижинах обитают небесные созданья, зато в царских чертогах встречаются существа, коим больше подошло бы пасти свиней, нежели повелевать людьми”.
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ДЕКАМЕРОНА,
В 1348 г. Флоренцию «посетила губительная чума», погибло сто тысяч человек, хотя до этого никто и не предполагал, что в городе столько жителей. Распались родственные и дружеские связи, слуги отказывались служить господам, мертвых не хоронили, а сваливали в ямы, вырытые на церковных кладбищах.
И вот в самый разгар беды, когда город почти опустел, в храме Санта Мариф Новелла после божественной литургии встретились семь молодых женщин от восемнадцати до двадцати восьми лет, «связанные между собой дружбой, соседством, родством», «рассудительные, родовитые, красивые, благонравные, пленительные в своей скромности», все в приличествующих «мрачной године траурных одеждах». Не сообщая во избежание кривотолков их истинных имен, автор называет их Пампинеей, Фьямметтой, Филоменой, Эмилией, Лауреттой, Нейфилой и Элиссой - в соответствии с их душевными качествами.
Напомнив, сколь многих юношей и девушек унесла страшная чума, Пампинея предлагает «благопристойным образом удалиться в загородные имения и заполнить досуг всякого рода развлечениями». Покинув город, где люди в ожидании своего смертного часа предались похоти и разврату, они оградят себя от неприятных переживаний, притом что сами будут вести себя нравственно и достойно. Во Флоренции их ничто не держит: все их близкие погибли.
Дамы одобряют мысль Пампинеи, и Филомена предлагает пригласить с собою мужчин, ибо женщине трудно жить своим умом и советы мужчины ей крайне необходимы. Ей возражает Элисса: дескать, в это время трудно сыскать надежных спутников - близкие частью умерли, частью разъехались кто куда, а обращаться к чужим неприлично. Она предлагает искать иной путь к спасению.
Во время этого разговора в церковь входят трое молодых людей - Панфило, Филострато и Дионео, все миловидные и благовоспитанные, младшему из которых не менее двадцати пяти лет. В числе оказавшихся в церкви дам есть и их возлюбленные, остальные состоят с ними в родстве. Пампинея тут же предлагает пригласить именно их.
Нейфила, залившись краской смущения, высказывается в том смысле, что юноши хороши и умны, но влюблены в некоторых присутствующих дам, и это может бросить тень на их общество. Филомена же возражает, что главное - честно жить, а остальное приложится.
Молодые люди рады приглашению; условившись обо всем, девушки и юноши в сопровождении служанок и слуг на следующее же утро оставляют город. Они прибывают в живописную местность, где стоит прекрасный дворец, и располагаются там. Слово берет Дионео, самый веселый и остроумный, предлагая развлекаться как кому угодно. Его поддерживает Пампинея, которая предлагает, чтобы кто-то был у них за главного и думал об устройстве их жизни и увеселениях. А чтобы каждый познал и заботы, и радости, связанные с главенством, и чтобы никому не было завидно, следует возлагать это почетное бремя по очереди на каждого. Первого «повелителя» они изберут все вместе, а последующих каждый раз перед вечерней будет назначать тот, кто в этот день был повелителем. Все единодушно избирают Пампинею, и Филомена возлагает ей на голову лавровый венок, который на протяжении последующих дней служит знаком «главенства и королевской власти».
Отдав слугам необходимые распоряжения и попросив всех воздерживаться от сообщения неприятных новостей, Пампинея позволяет друзьям разойтись; после завтрака, за изысканно сервированным столом, все принимаются петь, танцевать и играть на музыкальных инструментах, а затем ложатся отдохнуть. В три часа, поднявшись ото сна, все собираются в тенистом уголке сада, и Пампинея предлагает посвятить время рассказам, «ибо один рассказчик способен занять всех слушателей», позволяя в первый день рассказывать «о том, что каждому больше по душе». Дионео испрашивает для себя право каждый раз рассказывать историю по своему выбору, чтобы позабавить общество, уставшее от излишнего умствования, и это право получает.
ПЕРВАЯ НОВЕЛЛА ПЕРВОГО ДНЯ (Рассказ Панфило)
Часто, не решаясь напрямую обратиться к Богу, люди обращаются к святым заступникам, которые при жизни соблюдали божественную волю и на небесах пребывают со Всевышним. Однако порой бывает, что люди, введенные в заблуждение молвою, избирают себе такого заступника перед лицом Всемогущего, который им же осужден на вечную муку. О таком «заступнике» и рассказывается в новелле.
Главный герой - мессер Чеппарелло из Прато, нотариус. Богатый и именитый купец Мушьятто Францези, получив дворянство, переезжает из Парижа в Тоскану вместе с братом французского короля Карлом Безземельным, которого вызывает туда папа Бонифаций. Ему требуется человек, чтобы взыскать долг с бургундцев, славящихся несговорчивостью, злонравием и нечестностью, который мог бы противопоставить их коварству свое, и выбор его падает на мессера Чеппарелло, которого во Франции называют Шапелето. Тот промышляет изготовлением фальшивых документов и лжесвидетельствует; он склочник, скандалист, убийца, богохульник, пьяница, содомит, вор, грабитель, шулер и злостный игрок в кости. «Худшего человека, чем он, может быть, и не родилось». В благодарность за службу Мушьятто обещает замолвить за Шапелето слово во дворце и выдать изрядную часть суммы, которую тот взыщет.
Поскольку дел у Шапелето нет, средства кончаются, а покровитель его покидает, он «в силу необходимости» соглашается, отправляется в Бургундию, где его никто не знает, и поселяется у выходцев из Флоренции, братьев-ростовщиков.
Внезапно он заболевает, и братья, чувствуя, что конец его близок, обсуждают, как им быть. Выгнать на улицу больного старика нельзя, а между тем он может отказаться от исповеди, и тогда его нельзя будет похоронить по-христиански. Если же он исповедуется, то вскроются такие грехи, которые ни один священник не отпустит, и результат будет тот же. Это может сильно озлобить местных жителей, не одобряющих их промысел, и привести к погрому.
Мессер Шапелето слышит разговор братьев и обещает наилучшим образом устроить и их, и свои дела.
К умирающему приводят славящегося «святой жизнью» старца, и Шапелето приступает к исповеди. На вопрос, когда он в последний раз исповедовался, Шапелето, который не исповедовался никогда, сообщает, что делает это каждую неделю и каждый раз кается во всех грехах, совершенных с рождения. Он и на этот раз настаивает на исповеди. Старец спрашивает, не грешил ли он с женщинами, и Шапелето отвечает: «Я такой же точно девственник, каким вышел из чрева матери». По поводу чревоугодия нотариус признается: его грех состоял в том, что во время поста пил воду с таким же наслаждением, как пьяница вино, и с аппетитом вкушал постную пищу. Говоря о грехе сребролюбия, Шапелето заявляет, что значительную часть своего богатого наследства пожертвовал на бедных, а затем, занимаясь торговлей, постоянно делился с неимущими. Он признается, что часто гневался, глядя, как люди «ежедневно чинят непотребства, не соблюдая заповедей Господних и суда Божьего не боятся». Он кается, что злословил, говоря о соседе, то и дело избивавшем жену; однажды не пересчитал сразу денег, вырученных за товар, а оказалось, их больше, чем нужно; не сумев найти их владельца, он употребил излишек на богоугодные дела.
Еще два несущественных греха Шапелето использует как предлог прочесть наставление святому отцу, а затем принимается плакать и сообщает, что однажды обругал мать. Видя его искреннее раскаяние, монах верит ему, отпускает все грехи и признает его за святого, предлагая похоронить в своем монастыре.
Слушая из-за стены исповедь Шапелето, братья давятся смехом, заключая, что «ничто не в состоянии исправить порочный его нрав: злодеем прожил всю свою жизнь, злодеем и умирает».
Гроб с телом покойного переносят в монастырскую церковь, где духовник расписывает прихожанам его святость, а когда его хоронят в склепе, туда со всех сторон спешат паломники. Называют его святой Шапелето и «утверждают, что Господь через него явил уже много чудес и продолжает ежедневно являть их всем, кто с верою прибегает к нему».
ВТОРАЯ НОВЕЛЛА ПЕРВОГО ДНЯ (Рассказ Нейфилы)
В Париже проживает богатый купец Джаннотто ди Чиви-ньи, человек добрый, честный и справедливый, который общается с купцом иудеем по имени Абрам и весьма сокрушается, что душа столь достойного человека из-за неправой веры погибнет. Он начинает уговаривать Абрама перейти в христианство, доказывая, что вера христианская в силу своей святости процветает и все шире распространяется, а его, Абрама, вера, оскудевает и сходит на нет. Вначале Абрам не соглашается, но затем, внемля увещеваниям друга, обещает стать христианином, но лишь после того, как посетит Рим и понаблюдает жизнь наместника Бога на земле и его кардиналов. Такое решение ввергает Джаннотто, знакомого с нравами папского двора, в уныние, и он пытается отговорить Абрама от поездки, однако тот настаивает на своем. В Риме он убеждается, что при папском дворе процветают откровенное распутство, алчность, чревоугодие, корыстолюбие, зависть, гордыня и еще худшие пороки. Возвратившись в Париж, он объявляет о своем намерении креститься, приводя следующий довод: папа, все кардиналы, прелаты и придворные «стремятся стереть с лица земли веру христианскую, и делают это они необычайно старательно, <...> хитроумно и <...> искусно», а между тем вера эта все больше распространяется - значит, ее верно поддерживает Дух Святой. Джаннотто становится его крестным отцом и дает ему имя Джованни.
ВТОРОЙ ДЕНЬ ДЕКАМЕРОНА
«В день правления Филомены предлагаются вниманию рассказы о том, как для людей, подвергавшихся многоразличным испытаниям, в конце концов, сверх всякого ожидания, все хорошо кончалось».
ПЕРВАЯ НОВЕЛЛА ВТОРОГО ДНЯ (Рассказ Нейфилы)
Мораль: «нередко тот, кто пытается насмехаться над другими, особливо над предметами священными, смеется себе же во вред и сам же бывает осмеян».
После смерти немец из Тревизо по имени Арриго признан святым, и к его мощам, перенесенным в собор, приводят за исцелением калек, слепцов и больных. В это время в Тревизо из Флоренции приезжают три лицедея: Стекки, Мартеллино и Маркезе, и им хочется поглядеть на мощи святого.
Чтоб пробиться сквозь толпу, Мартеллино притворяется калекой, которого друзья ведут к мощам. В соборе его кладут на мощи, и он делает вид, будто исцелился - разгибает искривленные руки и ноги, - но внезапно его узнает некий флорентиец, который всем раскрывает его обман. Его начинают немилосердно избивать, и тогда Маркезе, чтобы спасти друга, объявляет стражникам, что тот будто бы срезал у него кошелек. Мартеллино хватают и ведут к градоправителю, где другие присутствовавшие в соборе наговаривают на него, что он и у них срезал кошельки. За дело принимается суровый и жестокий судья. Под пыткой Мартеллино соглашается повиниться, но с тем условием, что каждый из жалобщиков укажет, где и когда у него срезали кошелек. Все называют разное время, между тем как Мартеллино только что приехал в этот город. Он пытается строить на этом свою защиту, но судья ничего и слышать не хочет и собирается вздернуть его на виселице.
Тем временем друзья Мартеллино обращаются за заступничеством к человеку, который пользуется доверием градоправителя. Вызвав Мартеллино к себе и посмеявшись над этим приключением, градоправитель отпускает всех троих восвояси.
ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕНЬ ДЕКАМЕРОНА
«В день правления Филострато предлагаются вниманию рассказы о несчастной любви».
ПЕРВАЯ НОВЕЛЛА ЧЕТВЕРТОГО ДНЯ (Рассказ Фьямметты)
Гисмонда, дочь принца Салернского Танкреда, рано становится вдовой и, возвратившись в дом отца, не спешит выходить замуж, а присматривает себе достойного возлюбленного. Выбор ее падает на Гвискардо, юношу низкого происхождения, но благородного поведения, слугу в доме отца. Мечтая о тайном свидании, Гисмонда передает ему записку, в которой назначает встречу в заброшенной пещере и объясняет, как туда попасть. Сама она проходит туда по старинной потайной лестнице. Встретившись в пещере, любовники проходят к ней в спальню, где и проводят время. Так они встречаются несколько раз.
Однажды Танкред заходит к дочери, когда та гуляет в саду, и, ожидая ее, случайно засыпает. Не заметив его, Гисмонда приводит в комнату Гвискардо, и Танкред становится свидетелем их любовных утех. Незаметно выбравшись из комнаты, он велит слугам схватить Гвискардо и заточить его в одной из комнат дворца.
На другой день он идет к дочери и, обвинив ее в том, что она отдалась молодчику «самого темного происхождения», предлагает ей сказать что-либо в свою защиту. Женщина гордая, она решает ни о чем отца не просить, а покончить счеты с жизнью, ибо уверена, что возлюбленного ее уже нет в живых. Она искренне признается в своей любви, объясняя ее достоинствами Гвискардо и требованиями плоти, и обвиняет отца в том, что, находясь во власти предрассудков, он упрекает ее не столько в грехопадении, сколько в связи с человеком неблагородным. Она утверждает, что истинное благородство не в происхождении, а в поступках, и даже бедность указывает лишь на отсутствие средств, но не благородства. Принимая всю вину на себя, она просит отца поступить с ней так же, как он поступил с Гвискардо, в противном случае обещает наложить на себя руки.
Танкред не верит, что дочь способна осуществить угрозу, и, вынув сердце из груди убитого Гвискардо, посылает его Гисмонде в золотом кубке. Гисмонда обращается к сердцу возлюбленного со словами, что недруг подарил ему гробницу, достойную его доблести. Омыв сердце слезами и прижав его к груди, она наливает в кубок яд и до капли выпивает отраву. Раскаявшийся Танкред исполняет последнюю волю дочери и хоронит любовников в одной гробнице.
ШЕСТОЙ ДЕНЬ ДЕКАМЕРОНА
«В день правления Элиссы предлагаются вниманию рассказы о том, как люди, уязвленные чьей-либо шуткой, платили тем же или быстрыми и находчивыми ответами предотвращали утрату, опасность и бесчестье».
ПЕРВАЯ НОВЕЛЛА ШЕСТОГО ДНЯ (Рассказ Филомены)
Однажды знатная флорентийка донна Оретта, жена Джери Спины, гуляла в своем имении с дамами и мужчинами, приглашенными к ней на обед, а поскольку до того места, куда они собирались идти пешком, было далеко, один из ее спутников предложил: «Позвольте, донна Оретта, рассказать вам презанимательную повесть, и вы не заметите, как дойдете, будто почти все время ехали на коне». Однако рассказчик был настолько неумел и так безнадежно испортил историю, что донна Оретта испытала от этого физическое недомогание. «Мессер! Ваш конь очень уж спотыкается. Будьте любезны, спустите меня», - с очаровательною улыбкою молвила дама. Спутник «сразу уловил намек, обернул его в шутку, сам первый засмеялся и поспешил перейти на другие темы», так и не закончив начатой повести.
ВОСЬМОЙ ДЕНЬ ДЕКАМЕРОНА
«В день правления Лауретты предлагаются вниманию рассказы о том, какие штуки ежедневно вытворяют женщина с мужчиной, мужчина с женщиной и мужчина с мужчиной».
ДЕСЯТАЯ НОВЕЛЛА ВОСЬМОГО ДНЯ (Рассказ Дионео)
В Палермо, как и в других портовых городах, существует порядок, по которому приезжающие в город купцы сдают товары нп хранение на склад, именуемый таможней. Таможенники выделяют для товара особое помещение и вписывают товар с указанием ценности в таможенную книгу, благодаря чему женщины нечестного поведения легко узнают о средствах купца, чтобы затем заманить его в любовные сети и обчистить до нитки.
Как-то в Палермо по поручению хозяев с большим количеством тканей прибывает флорентиец по имени Никколо да Чиньяно по прозвищу Салабаэтто. Сдав товар на склад, он идет погулять по городу, и на него обращает внимание осведомленная о его финансовом положении некая донна Янкофьоре. Через сводню она назначает юноше свидание и, когда тот приходит, всячески его ублажает. Они несколько раз встречаются, она дарит ему подарки, ничего не требуя взамен, и наконец узнает, что он продал товар. Тогда она еще ласковее принимает его, затем выходит из комнаты и возвращается в слезах, рассказывая, что ее брат требует немедленно прислать ему тысячу флоринов, иначе ему отрубят голову. Веря, что перед ним богатая и порядочная женщина, которая вернет долг, он отдает ей пятьсот флоринов, вырученных за ткани. Получив деньги, Янкофьоре тут же теряет к нему интерес, и Салабаэтто понимает, что его обманули.
Чтобы скрыться от преследования хозяев, требующих деньги, он уезжает в Неаполь, где все рассказывает казначею императрицы Константинопольской и другу своей семьи Пьетро делло Каниджано, который предлагает ему некий план действий.
Упаковав множество тюков и купив бочек двадцать из-под оливкового масла, Салабаэтто возвращается в Палермо, где сдает товары на склад, объявляя таможенникам, что не будет трогать эту партию до прибытия следующей. Пронюхав, что прибывший товар стоит не меньше двух тысяч флоринов, а ожидаемый - больше трех, Янкофьоре посылает за купцом.
Салабаэтто делает вид, что рад приглашению, и подтверждает слухи о ценности своих товаров. Чтобы завоевать доверие юноши, она возвращает ему долг, и он с удовольствием проводит с ней время.
Как-то раз он приходит к ней удрученный и говорит, что должен откупиться от корсаров, захвативших вторую партию товара, иначе товар увезут в Монако. Янкофьоре предлагает ему взять деньги у знакомого ростовщика под большие проценты, и Салабаэтто понимает, что она собирается ссудить ему собственные деньги. Он соглашается, обещая обеспечить уплату долга товаром на складе, который немедленно переведет на имя заимодавца. На следующий день доверенный маклер Янкофьоре выдает Салабаэтто тысячу флоринов, и тот, расплатившись с долгами, отбывает в Феррару.
Убедившись, что Салабаэтто в Палермо нет, Янкофьоре велит маклеру взломать склад - в бочках оказывается морская вода, а в тюках - пакля. Оставшись в дураках, она понимает, что как аукнется, так и откликнется.
ДЕСЯТЫЙ ДЕНЬ ДЕКАМЕРОНА
«В день правления Панфило предлагаются вниманию рассказы о людях, которые проявили щедрость и великодушие как в сердечных, так равно и в иных делах».
ДЕСЯТАЯ НОВЕЛЛА ДЕСЯТОГО ДНЯ (Рассказ Дионео)
Молодого Гвальтьери, старшего в роде маркизов Салуццких, подданные уговаривают жениться, чтобы продолжить род, и даже предлагают подыскать ему невесту, но он соглашается жениться лишь по своему выбору. Он женится на бедной крестьянской девушке по имени Гризельда, предупреждая ее, что ей во всем придется ему угождать; она не должна на него ни за что гневаться и должна во всем слушаться его. Девушка оказывается обаятельной и учтивой, она послушна и предупредительна к мужу, ласкова с подданными, и все ее любят, признавая ее высокие добродетели.
Между тем Гвальтьери решает испытать терпение Гризельды и упрекает ее в том, что она родила не сына, а дочь, чем крайне возмутила придворных, и без того якобы недовольных ее низким происхождением. Несколько дней спустя он подсылает к ней слугу, который объявляет, что у него приказ умертвить ее дочь. Слуга приносит девочку Гвальтьери, а тот отправляет ее на воспитание родственнице в Болонью, попросив никому не открывать, чья это дочь.
Через некоторое время Гризельда рождает сына, которого муж тоже забирает у нее, а потом заявляет ей, что по настоянию подданных вынужден жениться на другой, а ее изгнать. Она безропотно отдает сына, которого отправляют на воспитание туда же, куда и дочь.
Некоторое время спустя Гвальтьери показывает всем подложные письма, в которых папа якобы разрешает ему расстаться с Гризельдой и жениться на другой, и Гризельда покорно, в одной сорочке, возвращается в родительский дом. Гвальтьери же распускает слухи, будто женится на дочери графа Панаго, и посылает за Гризельдой, чтобы она, как прислуга, навела в доме порядок к приезду гостей. Когда прибывает «невеста» - а Гвальтьери решил выдать за невесту собственную дочь, - Гризельда радушно встречает ее.
Убедившись, что терпение Гризельды неистощимо, растроганный тем, что она говорит только хорошее о девушке, которая должна заменить ее на супружеском ложе, он признается, что просто устроил Гризельде проверку, и объявляет, что его мнимая невеста и ее брат - их собственные дети. Он приближает к себе отца Гризельды, хлебопашца Джаннуколе, который с тех пор живет в его доме, как подобает тестю маркиза. Дочери Гвальтьери подыскивает завидную партию, а супругу свою Гризельду необычайно высоко чтит и живет с ней долго и счастливо. «Отсюда следствие, что и в убогих хижинах обитают небесные созданья, зато в царских чертогах встречаются существа, коим больше подошло бы пасти свиней, нежели повелевать людьми».
