; он стоит на самом берегу Эресунна, и мимо него ежедневно проходят сотни кораблей: и английские, и русские, и прусские. Все они приветствуют старый замок пушечными выстрелами: бум! Из замка тоже отвечают: бум! Это пушки говорят: «Здравия желаем!» - «Спасибо!» Зимой корабли не ходят, море замерзает вплоть до самого шведского берега, и устанавливается настоящая дорога. По ней развеваются датские и шведские флаги, и шведы с датчанами тоже говорят друг другу: «Здравия желаем!» и «Спасибо!» - но уже не пушечными выстрелами, а просто пожимая друг другу руки, и ходят друг к другу за булками и кренделями - чужая еда всегда ведь слаще! Но лучше всего здесь. Это всё-таки старинный Кронборг. В его глубоком, мрачном подземелье, куда никто не заглядывает, сидит Хольгер Датчанин . Он весь закован в железо и сталь и подпирает голову могучими руками. Длинная борода его крепко приросла к мраморной доске стола. Он спит и видит во сне всё, что делается в Дании. Каждый сочельник является к нему ангел Господень и говорит, что всё виденное им во сне - правда и что он ещё может пока спать спокойно: Дании не угрожает никакая серьёзная опасность. А настань эта грозная минута - старый Хольгер Датчанин воспрянет, и мраморная доска стола треснет, когда он потянет свою бороду. Он выйдет на волю и так ударит мечом, что гром раздастся по всему свету.

Так рассказывал старый дед своему маленькому внуку, и мальчик знал, что все это правда, - рассказывал ведь дедушка. Старик же, рассказывая, вырезывал из дерева большую фигуру самого Хольгера Датчанина. Старый дед занимался вырезыванием фигур для украшения кораблей соответственно их названиям. Теперь вот он вырезал Хольгера Датчанина; герой с длинною седою бородой стоял так прямо и гордо, держа в одной руке меч, а другою опираясь на датский герб. Много ещё рассказал старый дед о других замечательных мужах и жёнах Дании, и под конец внуку стало казаться, будто и он знает теперь не меньше самого Хольгера Датчанина, который ведь видел всё это только во сне. Головка мальчика была переполнена всеми этими рассказами, и, улегшись в постель, он крепко прижал свой подбородок к перине, вообразив, что это у него борода, которая крепко приросла к постели.

А старый дед всё ещё сидел за своею работой, вырезывая последнюю часть фигуры - датский герб . Наконец работа была кончена, он взглянул на неё и стал припоминать всё, что когда-то читал, слышал и сейчас сам рассказывал внуку; потом тряхнул головой, снял и протёр очки, опять надел их и промолвил:

Да, на моём веку Хольгер Датчанин, пожалуй, и не придёт, но мальчуган, может быть, увидит его и будет биться с ним рядом, когда дело дойдёт до серьезного!

Тут дедушка опять кивнул головой, не сводя глаз с фигуры; чем больше он смотрел на своего Хольгера Датчанина, тем яснее видел, что работа ему очень удалась. Ему стало даже казаться, что фигура вдруг показалась ему раскрашенной, броня заблестела, сердца на датском гербе стали больше и заалели и львы с золотыми коронами на головах запрыгали.

Да, у нас, датчан, лучший герб в мире! - сказал старик. - Львы - эмблема силы, а сердца - кротости и любви.

Он взглянул на верхнего льва, и ему вспомнился король Кнут Великий , который приковал к датскому трону великую Англию; взглянул на другого - вспомнился Вальдемар , который объединил Данию и покорил вендов; взглянул на третьего - вспомнилась Маргрете , объединившая Данию, Швецию и Норвегию. И алые сердца на гербе вдруг стали ещё ярче, каждое обратилось в колышущееся пламя, и мысли старика понеслись вслед за каждым.

Первое пламя привело его в узкую, мрачную темницу, где сидела прекрасная пленница, дочь Христиана Четвертого, Элеонора Ульфельдт ; пламя расцвело на её груди розой и слилось с сердцем этой лучшей, благороднейшей между датскими женами.

Да, это сердце из датского герба! - проговорил старик.

И его мысли понеслись за пламенем второго сердца. Оно привело его к морю. Пушки палили, корабли исчезали в облаках дыма, и пламя обвило, как орденскою лентой, грудь адмирала Витфельда , который ради спасения датского флота взорвал себя и свой корабль на воздух.

Третье пламя привело его к жалким хижинам Гренландии. Там проповедовал любовь и словом и делом миссионер Ханс Эгеде ; пламя превратилось в звезду на его груди, в сердце на датском гербе.

И мысли старика опередили четвёртое пламя - он знал, куда оно приведет. В жалкой хижине бедной крестьянки стоял Фредрик Шестой и чертил мелом на балке своё имя; пламя заколебалось на его груди, слилось с его сердцем. В крестьянской хижине его сердце стало одним из сердец датского герба. И старый дед вытер глаза: он лично знал этого доброго короля Фредрика с серебристыми седыми волосами и честными голубыми глазами и служил ему. Старик скрестил руки и задумался, молча глядя перед собою. Тут подошла к нему невестка и сказала, что уже поздно, - пора ему отдохнуть, да и ужин на столе.

Как же хорошо у тебя получилось, дедушка! - сказала она.- Хольгер Датчанин и весь наш герб! Право, я как будто где-то видела это лицо!

Нет, ты-то не видела! - ответил старый дед. - А вот я так видел, по памяти и вырезал его. Это было, когда англичане стояли у нас на рейде, второго апреля тысяча восемьсот первого года , и когда мы все опять почувствовали себя прежними молодцами датчанами! Я был на корабле «Дания», в эскадре Стейна Билле, и рядом со мною стоял матрос. Право, ядра словно боялись его! Он весело распевал старинные песни, без устали заряжал орудия и стрелял. Нет, что там ни говори, это был не простой смертный! Я ещё вижу перед собою его лицо, но откуда он был, куда девался потом - никто не знал. Мне часто приходило в голову, что это был сам старик Хольгер Датчанин, который приплыл к нам из Кронборга и помог в час опасности. Вот я и вырезал его изображение.

Фигура бросала огромную тень на стены и даже на потолок; казалось, что за нею стоял живой Хольгер Датчанин, - тень шевелилась, но это могло быть и оттого, что свеча горела не совсем ровно. Невестка поцеловала старика и повела его к большому креслу; старик сел за стол, сели и невестка с мужем - сыном старика и отцом мальчугана, который был уже в постели. Дед и за ужином говорил о датских львах и сердцах, о силе и кротости, объясняя, что есть и другая сила, кроме той, что опирается на меч. При этом он указал на полку, где лежали старые книги, между прочим все комедии Хольберга . Как видно, ими тут зачитывались; они ведь такие забавные, а выведенные в них лица и типы давней старины кажутся живыми и до сих пор.

Вот он тоже умел наносить удары! - сказал дедушка. - Он старался обрубать все уродливости и угловатости людские. - Затем старик кивнул на зеркало, за которым был заткнут календарь с изображением Круглой башни, и сказал: - Тихо Браге тоже владел мечом, но он употреблял его не для того, чтобы проливать кровь, а чтобы проложить верную дорогу к звёздам небесным!.. А Торвальдсен , сын такого же простого резчика, как я; Торвальдсен, которого мы видели сами, седой, широкоплечий старец, чьё имя известно всему свету! Вот он владел резцом; умел рубить, а я только строгаю! Да, Хольгер Датчанин является в различных видах, и слава Дании гремит по всему свету! Выпьем же за здоровье Бертеля Торвальдсена!

А мальчуган в это время так ясно видел во сне старинный Кронборг, подземелье и самого Хольгера Датчанина, сидящего с приросшею к столу бородою. Он спит и видит во сне всё, что совершается в Дании, видит и то, что делается в бедной комнатке резчика, слышит всё, что там говорится, и кивает во сне головой:

Да, только помните обо мне, датчане! Только помните обо мне! Я явлюсь в час опасности!

А над Кронборгом сияет ясный день; ветер доносит с соседней земли звуки охотничьих рогов; мимо плывут корабли и здороваются: бум! бум! И из Кронборга отвечают: бум! бум! Но Хольгер Датчанин не просыпается, как громко ни палят пушки,- это ведь только «Здравия желаем!» и «Спасибо!». Не такая должна пойти пальба, чтобы разбудить его, но тогда уж он пробудится непременно - Хольгер Датчанин ещё силён!

Кронборг - замок в Дании, рядом с городом Эльсинор на северо-восточной оконечности острова Зеландия.
Ожье Датчанин (Хольгер Датчанин, Ожье Арденнский) - один из героев французских эпических сказаний, народный герой Дании.
Герб Дании - один из главных государственных символов Дании.
Кнуд Великий - король Дании, Англии и Норвегии.
Вальдемар I Великий - король Дании, Ютландии и герцог Шлезвига.
Маргарита I Датская - королева Дании, регент Норвегии, королева Швеции.
Ульфельдт, Леонора Кристина - любимая дочь короля Христиана IV; была замужем за одним из первых сановников государства - Корфицем Ульфельдтом. В царствование брата Элеоноры, Фредерика III, Корфиц был обвинён в государственной измене и приговорён к смертной казни, но успел бежать за границу. За это пришлось поплатиться невинной жене его: её заключили в темницу, где она и провела 22 года, пока, наконец, не умерла ненавидевшая её невестка, супруга короля, София-Амалия (Примеч. перев.(/i>.
Ивар Хюитфельд - датский адмирал.
Ханс Эгеде - норвежский лютеранский миссионер, епископ Гренландии.
10 Фредерик VI - король Дании и Норвегии.
11 Копенгагенское сражение - cражение между английским и датским флотами, состоявшееся 2 апреля 1801 года.
12 Гольберг - датский писатель, «отец датской литературы».
13 Тихо Браге - знаменитый датский астроном
14 Бертель Торвальдсен - датский художник, скульптор, ярчайший представитель позднего классицизма.

1845
Перевод А. В. Ганзен

Год: 1845

Ганс Христиан Андерсен

Хольгер-Датчанин

Перевод Анны и Петра Ганзен.

Есть в Дании старинный замок - Кронборг; лежит он на самом берегу Зунда, и мимо него ежедневно проходят сотни кораблей: и английские, и русские, и прусские. Все они приветствуют старый замок пушечными выстрелами: бум! Из замка тоже отвечают: бум! Это пушки говорят: "Здравия желаем!" - "Спасибо!" Зимой корабли не ходят, море замерзает вплоть до самого шведского берега, и устанавливается настоящая дорога. По ней развеваются датские и шведские флаги, и шведы с датчанами тоже говорят друг другу: "Здравия желаем!" и "Спасибо!", но уже не пушечными выстрелами, а просто, дружески пожимая друг другу руки, и одни посылают на берег к другим за булками и кренделями, ведь чужая еда всегда слаще! Но лучше всего здесь все-таки старинный Кронборг. В его глубоком, мрачном подземелье, куда никто не заглядывает, сидит Гольгер-Данске. Он весь закован в железо и сталь и подпирает голову могучими руками. Длинная борода его крепко приросла к мраморной доске стола. Он спит и видит во сне все, что делается в Дании. Каждый сочельник является к нему ангел Господен и говорит, что все виденное им во сне - правда и что он еще может пока спать спокойно: Дании не угрожает никакая серьезная опасность. А настань эта грозная минута - старый Гольгер-Данске воспрянет, так что мраморная доска стола треснет, когда он потянет свою бороду. Он выйдет на волю и так ударит мечом, что гром раздастся по всему свету.

Так рассказывал старый дед своему маленькому внуку, и мальчик знал, что все это правда, ведь рассказывал сам дедушка. Старик же, рассказывая, вырезывал из дерева большую фигуру самого Гольгера-Данске. Старый дед занимался вырезыванием фигур для украшения кораблей соответственно их названиям. Теперь вот он вырезал Гольгера-Данске: герой с длинною седою бородой стоял так прямо и гордо, держа в одной руке меч, а другою опираясь на датский герб. Много еще рассказал старый дед о других замечательных мужах и женах Дании, и под конец внуку стало казаться, будто и он знает теперь не меньше самого Гольгера-Данске, который видел все это только во сне. Головка мальчика была переполнена всеми этими рассказами, и, улегшись в постель, он крепко прижал свой подбородок к подушке, вообразив, что это у него борода, которая крепко приросла к постели.

А старый дед все еще сидел за своею работой, вырезывая последнюю часть фигуры - датский герб. Наконец работа была кончена, он взглянул на нее и стал припоминать все, что когда-то читал, слышал и сейчас сам рассказывал внуку; потом тряхнул головой, снял и протер очки, опять надел их и промолвил:

Да, в мое время Гольгер-Данске, пожалуй, и не придет, но мальчуган, может быть, увидит его и будет биться с ним рядом, когда дело дойдет до серьезного!

Тут дедушка опять кивнул головой, не сводя глаз с фигуры: чем больше он смотрел на своего Гольгера-Данске, тем яснее видел, что работа ему очень удалась. Ему стало даже казаться, что фигура вдруг покрылась красками, броня заблестела, сердца на датском гербе стали больше и заалели, а львы с золотыми коронами на головах запрыгали.

Да, у нас, датчан, лучший герб в мире! - сказал старик. - Львы - эмблема силы, а сердца - кротости и любви!

Он взглянул на крайнего льва, и ему вспомнился Кнуд Великий, который приковал к датскому трону великую Англию; взглянул на другого - вспомнился Вальдемар, который вновь собрал Данию и покорил вендов; взглянул на третьего - вспомнилась Маргарита, объединившая Данию, Швецию и Норвегию. И алые сердца на гербе вдруг стали еще ярче, каждое обратилось под конец в движущееся пламя, и мысль старика последовала за каждым.

Первое пламя привело его в узкую мрачную темницу, где сидела прекрасная пленница - дочь Кристиана Четвертого, Элеонора Ульфельдт (Любимая дочь короля Кристиана IV; была замужем за одним из первых сановников государства - Корфицем Ульфельдтом. В царствование брата Элеоноры, Фредерика III, Корфиц был обвинен в государственной измене и приговорен к смертной казни, но успел бежать за границу. За это пришлось поплатиться его невинной жене; ее заключили в темницу, где она и провела 22 года, пока не умерла ненавидевшая ее невестка, супруга короля София-Амалия. - Примеч. перев. ); пламя расцвело на ее груди розой и слилось с сердцем этой лучшей, благороднейшей дочери.

Да, это сердце из датского герба! - проговорил старик.

И его мысли понеслись за пламенем второго сердца. Оно привело его к морю. Пушки палили, корабли исчезали в облаках дыма, и пламя обвило, как орденскою лентой, грудь адмирала Витфельда, который ради спасения датского флота взорвал себя и свой корабль.

Третье пламя привело его к жалким хижинам Гренландии. Там проповедовал любовь и словом и делом миссионер Ганс Эгеде; пламя превратилось в звезду на его груди, в которой билось еще одно сердце из датского герба.

И мысли старика забежали вперед четвертого пламени - он знал, куда оно приведет. В жалкой хижине бедной крестьянки стоял Фредерик Шестой и чертил мелом на балке свое имя; пламя заколебалось на его груди, слилось с его сердцем. В крестьянской хижине его сердце стало одним из сердец датского герба. И старый дед отер глаза: он лично знал этого доброго короля Фредерика, с серебристыми седыми волосами и честными голубыми глазами, и служил ему. Старик скрестил руки и задумался, молча глядя перед собою. Тут подошла к нему невестка и сказала, что уже поздно - пора ему отдохнуть, да и ужин на столе.

Но что за прелесть у тебя вышла, дедушка! - сказала она. - Гольгер-Данске и весь наш герб! Право, я как будто где-то видела это лицо!

Нет, ты-то не видела! - ответил старый дед. - А вот я видел - по памяти и вырезал его. Это было, когда англичане стояли у нас на рейде, второго апреля 1801 г., и когда мы все опять почувствовали себя прежними молодцами датчанами! Я был на "Дании", в эскадре Стена Билля, и рядом со мною стоял матрос. Право, ядра словно боялись его! Он весело распевал старинные песни, без устали заряжал орудия и стрелял. Нет, что там ни говори - это был не простой смертный! Я еще вижу перед собою его лицо, но откуда он был, куда девался потом - никто не знал. Мне часто приходило в голову, что это был сам старик Гольгер-Данске, который приплыл к нам из Кронборга и помог в час опасности. Вот я и вырезал его изображение.

Фигура бросала огромную тень на стены и даже на потолок; казалось, что за нею стоял живой Гольгер-Данске. Тень шевелилась, но это могло быть и оттого, что свеча горела не совсем ровно. Невестка поцеловала старика и повела его к большому креслу; старик сел за стол, сели и невестка с мужем - сыном старика и отцом мальчугана, который был уже в постели. Дед и за ужином говорил о датских львах и сердцах, о силе и кротости, объясняя, что есть и другая сила, кроме той, что опирается на меч. При этом он указал на полку, где лежали старые книги, между прочим все комедии Хольберга (Хольберг (1685--1754) - гениальный датский писатель, "отец датской литературы". - Примеч. перев. ). Как видно, ими тут зачитывались, ведь они такие забавные, а выведенные в них лица и типы давней старины кажутся живыми и до сих пор.

Вот он тоже умел наносить удары! - сказал дедушка. - Он старался обрубать все уродливости и угловатости людские. - Затем старик кивнул на зеркало, за которое был заткнут календарь, и сказал: - Тихо Браге (Знаменитый датский астроном (1546--1601). - Примеч. перев. ) тоже владел мечом, но он употреблял его не для того, чтобы проливать кровь, а чтобы проложить верную дорогу между звездами небесными!.. А Торвальдсен, сын такого же простого резчика, как я, Торвальдсен, которого мы видели сами, седой, широкоплечий старец, чье имя известно всему свету! Вот он владел резцом, умел рубить, а я только строгаю! Да, Гольгер-Данске является в различных видах, и слава Дании гремит по всему свету! Выпьем же за здоровье Бертеля! (Имя Торвальдсена, славного датского скульптора (1770--1844). - Примеч. перев. )

А мальчуган в это время так ясно видел во сне старинный Кронборг, подземелье и самого Гольгера-Данске, сидящего с приросшею к столу бородою. Он спит и видит во сне все, что совершается в Дании, видит и то, что делается в бедной комнатке резчика, слышит все, что там говорится, и кивает во сне головой:

Да, только помните обо мне, датчане! Только помните обо мне! Я явлюсь в час опасности!

А над Кронборгом сияет ясный день; ветер доносит с соседней земли звуки охотничьих рогов; мимо плывут корабли и здороваются: бум! бум! И из Кронборга отвечают: бум! бум! Но Гольгер-Данске не просыпается, как громко ни палят пушки: это ведь только "Здравия желаем!" и "Спасибо!" Не такая должна пойти пальба, чтобы разбудить его, но тогда уж он пробудится непременно - Гольгер-Данске еще силен!

Есть в Дании старинный замок Кронборг. Он стоит на берегу пролива Эресунд, по которому каждый день проплывают сотни больших кораблей. Среди них встречаются и английские, и русские, и прусские. Все они приветствуют древний замок пушечными залпами — бум-бум, и пушки замка тоже отвечают им — бум-бум. Ведь пушки, переговариваясь, только и могут сказать, что «добрый день» да «большое спасибо». Зимой корабли не ходят, так как весь пролив покрыт льдом, но зато между его берегами, датским и шведским, люди прокладывают настоящую дорогу. По обочинам ее развеваются датские и шведские флаги, а датчане и шведы говорят друг другу «добрый день» и «большое спасибо», приветствуя один другого не пушечной пальбой, но дружескими рукопожатиями. Они покупают друг у друга белые булочки и крендельки, — ведь чужая еда всегда вкуснее кажется.

Но самое замечательное в этом краю — старинный замок Кронборг, где в глубоком темном подвале сидит Хольгер-Датчанин. Сидит он закованный в стальные и железные латы, положив голову на могучие руки, а его длинная борода перевесилась через мраморный стол. Он крепко спит, и видит сны, и ему снится все, что происходит в его родной Дании. Каждый год н сочельник к нему является ангел и подтверждает, что все, что снилось в этом году Хольгеру-Датчанину, — сущая правда, и он может спокойно спать, ибо его родине не грозит большая опасность.

Но как только возникнет такая угроза, старый Хольгер-Датчанин поднимется во весь свой громадный рост, да так стремительно, что приросшая к столу борода оторвется и на мраморе появится трещина. Тогда он выйдет из своего подвала, чтобы сражаться, и об этом услышит весь мир.

Все это один старый дед рассказал своему маленькому внуку, а мальчик знал, что дедушка всегда говорит правду. Рассказывая, дед вырезал из дерева большую фигуру Хольгера-Датчанина, которую должны были укрепить на носу корабля. Старик был резчик, он изготовлял деревянные фигуры, которые водружают на носу кораблей, по ним корабли и получают название. Хольгер-Датчанин был уже почти готов: стоял прямой, с горделивым видом, а длинная борода свешивалась ему на грудь; в одной руке он держал тяжелый меч, а другой опирался на датский герб.

Старик так много и так интересно рассказывал о знаменитых датчанах, что внучку уже казалось, будто он знает о них ничуть не меньше самого Хольгера-Датчанина, — тот ведь видел все происходившее в Дании только во сне. А когда мальчик лег спать, он много думал о Хольгере-Датчанине, и стоило его подбородку прикоснуться к перинке, который он был укрыт, как ему начинало казаться, что у него длинная борода и она начинает прирастать к этой перинке.

Старик все еще продолжал работать. Теперь ему осталось вырезать только датский герб. Когда герб был готов, он осмотрел свою работу и припомнил все, что ему когда-либо приходилось слышать и читать, а также то, что он сам сегодня вечером рассказывал внуку. Он кивнул головой, снял очки, протер их, снова надел и проговорил:

— Вряд ли мне самому доведется увидеть Хольгера-Датчанина, а вот тому малышу, что сейчас лежит там в постельке, может и посчастливится встретить его в решающий для родины час.

То и дело кивая головой, старик внимательно разглядывал своего Хольгера-Датчанина и все больше убеждался, что фигура получилась на славу. Ему даже почудилось, будто она ожила латы засверкали, как настоящий металл; почудилось, будт сердца на датском гербе заалели, а львы в золотых корона готовятся к прыжку.

— Наш датский герб все-таки самый красивый в мире, сказал старик, — его львы олицетворяют силу, а сердце — мило сердие и любовь!

Он посмотрел на самого верхнего льва, и ему вспомнилс король Кнут, который подчинил Англию датский короне; взгля нул на второго льва, и перед ним, как живой, предстал корол Вальдемар, который объединил Данию и покорил венедо посмотрел на третьего льва и вспомнил королеву Маргрету объединившую Данию, Швецию и Норвегию. А когда дед перевел взгляд на сердца, они зарделись еще ярче, заполыхали, как буйное пламя, и мысли старика унеслись далеко-далеко.

Взглянув на одно из этих пламенных сердец, он мысленно увидел перед собой узкую и мрачную темницу, где томилась дочь Христиана IV, Элеонора Ульфельд; пламя цветком опустилось к ней на грудь и расцвело на сердце самой благородной и прекрасной из дочерей Дании.

— Да, сердца, изображенные на датском гербе, — это настоящие живые сердца! — заметил старик.

Далее, он мысленно последовал за пламенем второго сердца, — на этот раз к морю, где гремели пушки на кораблях, окутанных дымом. Пламя, опустившись на грудь Витфельда, превратилось в орденскую ленту; стремясь спасти флот, герой взорвал свой корабль и погиб сам.

Пламя третьего сердца привело мысли старика в Гренландию, в жалкую лачугу, где пастор Ганс Эгеде6 любовно помогал людям словом и делом. Пламя превратилось в звезду на его груди, в сердце на датском гербе.

Мысли старого деда опережали пламя, — ведь он знал, куда оно направится. В бедной крестьянской хижине стоял король Фредерик VI и мелом писал свое имя на бревенчатой стене. Пламя пылало на его груди, пылало в его сердце. В доме крестьянина сердце короля превратилось в сердце датского герба. Дед смахнул слезу, ведь он знавал Фредерика и готов был жизнь отдать за своего старого короля с белой как лунь головой и честными голубыми глазами. Молитвенно сложив руки, старик устремил глаза вдаль. Невестка подошла к нему и сказала, что час уже поздний, пора ему и отдохнуть; ужин стоит на столе.

— До чего же хорошо у тебя получилось, дедушка! — воскликнула она. — Хольгер-Датчанин как живой, а вот и наш старинный герб! Мне кажется, что я где-то видела лицо, точь-в-точь похожее на то, которое ты вырезал, — добавила она.

— Врял ли, — отозвался дед, — но я-то видел его и теперь постарался сделать его таким, каким оно мне запомнилось. Это было в тот незабываемый для датчан день второго апреля, когда у нас на рейде стояли английские корабли и мы показали себя истинными патриотами. Когда я служил в эскадре Стейна Билля на корабле «Данмарк», рядом со мной находился один человек, — всем нам казалось, что пули его боятся. Как весело он распевал старинные песни! Как он сражался! Не верилось, что это простой смертный. Я до сих пор помню его лицо; но ни я, ни другие не знали, откуда он родом и куда удалился потом. Впоследствии мне часто приходило на ум, что это был, пожалуй, сам Хольгер-Датчанин, который приплыл к нам из Кронборга и выручил нас в час опасности. Вот таким я его запомнил, таким и хотел изобразить.

От резной фигуры на стену падала большая тень, поднимавшаяся до самого потолка; она все время шевелилась, и казалось, что в углу стоит живой Хольгер-Датчанин. Но, быть может, это просто колыхалось пламя свечи. Невестка поцеловала старика, подвела его к столу и усадила в кресло. Пришел ее муж,-старику он приходился сыном, а заснувшему малышу отцом, — и они все трое еще долго сидели за ужином, и дед все говорил о львах и датских сердцах, об их силе и милосердии. Но, сказал он, помимо силы меча, есть на свете и другая сила, — и дед показал на полку, заставленную старыми книгами — комедиями Голь-берга. Все их хорошо знали и перечитывали по многу раз: очень уж занятны эти комедии, и кажется, будто ты знал людей, которые в них выведены, хоть они и жили в стародавние времена.

— Как видите, Гольберг тоже умел сражаться; он высмеивал в людях все дурное и смешное! — Дед кивком показал на зеркало, рядом с которым висел календарь с видом Круглой башни, и заметил: — Тихо Браге тоже был одним из тех, умел сражаться, правда не мечом, а своими знаниями: он с милея проложить путь к звездам! Бойцом был и сын старого резчика по дереву, такого же, как я; мы видели его своими глазами — широкоплечего, седого; а имя его знают во всех странах мира. Вот это настоящий ваятель, не чета мне. Да, Хольгер-Дат- I чанин может проявиться в разных образах и прославить Данию на весь мир! Выпьем же за здоровье Бертеля Торвальдсена!

Маленький мальчик ясно видел во сне древний Кронборг на! берегу Эресунда и самого Хольгера-Датчанина: он сидит в темном подвале за мраморным столом, к которому приросла его борода, и видит во сне все, что происходит в Дании; видит эту маленькую бедную комнату, в которой сидит резчик, и слышит весь разговор ее обитателей. Он кивает головой и говорит:

— Помни обо мне, датский народ, храни меня в своем сердце! В трудный для родины час я явлюсь!

Над Кронборгом ярко светило солнце, и ветер доносил сюда из Швеции звуки охотничьего рога. Мимо Кронборга плыли! корабли, и пушки приветствовали их залпами — бум-бум, а с берега им тоже отвечали — бум-бум; но громкие выстрелы не заставили Хольгера-Датчанина проснуться, ведь они означали лишь приветствия: «добрый день» и «большое спасибо».

Но могут прозвучать и такие выстрелы, которые разбудят! Хольгера-Датчанина, — тогда он непременно проснется и покажет себя.

Есть в Дании старинный замок Кронборг; он стоит на самом берегу Эресунна, и мимо него ежедневно проходят сотни кораблей: и английские, и русские, и прусские. Все они приветствуют старый замок пушечными выстрелами: бум! Из замка тоже отвечают: бум! Это пушки говорят: «Здравия желаем!» - «Спасибо!» Зимой корабли не ходят, море замерзает вплоть до самого шведского берега, и устанавливается настоящая дорога. По ней развеваются датские и шведские флаги, и шведы с датчанами тоже говорят друг другу: «Здравия желаем!» и «Спасибо!» - но уже не пушечными выстрелами, а просто пожимая друг другу руки, и ходят друг к другу за булками и кренделями, - чужая еда всегда ведь слаще! Но лучше всего здесь это все-таки старинный Кронборг. В его глубоком, мрачном подземелье, куда никто не заглядывает, сидит Хольгер Датчанин. Он весь закован в железо и сталь и подпирает голову могучими руками. Длинная борода его крепко приросла к мраморной доске стола. Он спит и видит во сне все, что делается в Дании. Каждый сочельник является к нему ангел господень и говорит, что все виденное им во сне - правда и что он еще может пока спать спокойно: Дании не угрожает никакая серьезная опасность. А настань эта грозная минута - старый Хольгер Датчанин воспрянет, и мраморная доска стола треснет, когда он потянет свою бороду. Он выйдет на волю и так ударит мечом, что гром раздастся по всему свету.
Так рассказывал старый дед своему маленькому внуку, и мальчик знал, что все это правда, - рассказывал ведь дедушка. Старик же, рассказывая, вырезывал из дерева большую фигуру самого Хольгера Датчанина. Старый дед занимался вырезыванием фигур для украшения кораблей соответственно их названиям. Теперь вот он вырезал Хольгера Датчанина; герой с длинною седою бородой стоял так прямо и гордо, держа в одной руке меч, а другою опираясь на датский герб. Много еще рассказал старый дед о других замечательных мужах и женах Дании, и под конец внуку стало казаться, будто и он знает теперь не меньше самого Хольгера Датчанина, который ведь видел все это только во сне. Головка мальчика была переполнена всеми этими рассказами, и, улегшись в постель, он крепко прижал свой подбородок к перине, вообразив, что это у него борода, которая крепко приросла к постели.
А старый дед все еще сидел за своею работой, вырезывая последнюю часть фигуры - датский герб. Наконец работа была кончена, он взглянул на нее и стал припоминать все, что когда-то читал, слышал и сейчас сам рассказывал внуку; потом тряхнул головой, снял и протер очки, опять надел их и промолвил:
- Да, на моем веку Хольгер Датчанин, пожалуй, и не придет, но мальчуган, может быть, увидит его и будет биться с ним рядом, когда дело дойдет до серьезного!
Тут дедушка опять кивнул головой, не сводя глаз с фигуры; чем больше он смотрел на своего Хольгера Датчанина, тем яснее видел, что работа ему очень удалась. Ему стало даже казаться, что фигура вдруг показалась ему раскрашенной, броня заблестела, сердца на датском гербе стали больше и заалели и львы с золотыми коронами на головах запрыгали.
- Да, у нас, датчан, лучший герб в мире! - сказал старик. - Львы - эмблема силы, а сердца - кротости и любви.
Он взглянул на верхнего льва, и ему вспомнился король Кнут Великий, который приковал к датскому трону великую Англию; взглянул на другого - вспомнился Вальдемар, который объединил Данию и покорил вендов; взглянул на третьего - вспомнилась Маргрете, объединившая Данию, Швецию и Норвегию. И алые сердца на гербе вдруг стали еще ярче, каждое обратилось в колышущееся пламя, и мысли старика понеслись вслед за каждым.
Первое пламя привело его в узкую, мрачную темницу, где сидела прекрасная пленница, дочь Христиана Четвертого, Элеонора Ульфельдт; пламя расцвело на ее груди розой и слилось с сердцем этой лучшей, благороднейшей между датскими женами.
- Да, это сердце из датского герба! - проговорил старик.
И его мысли понеслись за пламенем второго сердца. Оно привело его к морю. Пушки палили, корабли исчезали в облаках дыма, и пламя обвило, как орденскою лентой, грудь адмирала Витфельда, который, ради спасения датского флота, взорвал себя и свой корабль на воздух.
Третье пламя привело его к жалким хижинам Гренландии. Там проповедовал любовь и словом и делом миссионер Ханс Эгеде; пламя превратилось в звезду на его груди, в сердце на датском гербе.
И мысли старика опередили четвертое пламя, - он знал куда оно приведет. В жалкой хижине бедной крестьянки стоял Фредрик Шестой и чертил мелом на балке свое имя; пламя заколебалось на его груди, слилось с его сердцем. В крестьянской хижине его сердце стало одним из сердец датского герба. И старый дед отер глаза: он лично знал этого доброго короля Фредрика, с серебристыми седыми волосами и честными голубыми глазами, и служил ему. Старик скрестил руки и задумался, молча глядя перед собою. Тут подошла к нему невестка и сказала, что уже поздно, - пора ему отдохнуть, да и ужин на столе.
- Как же хорошо у тебя получилось, дедушка! - сказала она. - Хольгер Датчанин и весь наш герб! Право, я как будто где-то видела это лицо!
- Нет, ты-то не видала! - ответил старый дед. - А вот я так видел, по памяти и вырезал его. Это было, когда англичане стояли у нас на рейде, второго апреля тысяча восемьсот первого года, и когда мы все опять почувствовали себя прежними молодцами датчанами! Я был на корабле «Дания», в эскадре Стейна Билле, и рядом со мною стоял матрос. Право, ядра словно боялись его! Он весело распевал старинные песни, без устали заряжал орудия и стрелял. Нет, что там ни говори, это был не простой смертный! Я еще вижу перед собою его лицо, но откуда он был, куда девался потом - никто не знал. Мне часто приходило в голову, что это был сам старик Хольгер Датчанин, который приплыл к нам из Кронборга и помог в час опасности. Вот я и вырезал его изображение.
Фигура бросала огромную тень на стены и даже на потолок; казалось, что за нею стоял живой Хольгер Датчанин, - тень шевелилась, но это могло быть и оттого, что свеча горела не совсем ровно. Невестка поцеловала старика и повела его к большому креслу; старик сел за стол, сели и невестка с мужем - сыном старика и отцом мальчугана, который был уже в постели. Дед и за ужином говорил о датских львах и сердцах, о силе и кротости, объясняя, что есть и другая сила, кроме той, что опирается на меч. При этом он указал на полку, где лежали старые книги, между прочим все комедии Хольберга. Как видно, ими тут зачитывались; они ведь такие забавные, а выведенные в них лица и типы давней старины кажутся живыми и до сих пор.
- Вот он тоже умел наносить удары! - сказал дедушка. - Он старался обрубать все уродливости и угловатости людские. - Затем старик кивнул на зеркало, за которым был заткнут календарь с изображением Круглой башни, и сказал: - Тихо Браге тоже владел мечом, но он употреблял его не для того, чтобы проливать кровь, а чтобы проложить верную дорогу к звездам небесным!.. А Торвальдсен, сын такого же простого резчика, как я; Торвальдсен, которого мы видели сами, седой, широкоплечий старец, чье имя известно всему свету! Вот он владел резцом; умел рубить, а я только строгаю! Да, Хольгер Датчанин является в различных видах, и слава Дании гремит по всему свету! Выпьем же за здоровье Бертеля Торвальдсена!
А мальчуган в это время так ясно видел во сне старинный Кронборг, подземелье и самого Хольгера Датчанина, сидящего с приросшею к столу бородою. Он спит и видит во сне все, что совершается в Дании, видит и то, что делается в бедной комнатке резчика, слышит все, что там говорится, и кивает во сне головой:
- Да, только помните обо мне, датчане! Только помните обо мне! Я явлюсь в час опасности!
А над Кронборгом сияет ясный день; ветер доносит с соседней земли звуки охотничьих рогов; мимо плывут корабли и здороваются: бум! бум! И из Кронборга отвечают: бум! бум! Но Хольгер Датчанин не просыпается, как громко ни палят пушки, - это ведь только «Здравия желаем!» и «Спасибо!» Не такая должна пойти пальба, чтобы разбудить его, но тогда уж он пробудится непременно, - Хольгер Датчанин еще силен!

Есть в Дании старинный замок Кронборг; он стоит на самом берегу Эресунна, и мимо него ежедневно проходят сотни кораблей: и английские, и русские, и прусские. Все они приветствуют старый замок пушечными выстрелами: бум! Из замка тоже отвечают: бум! Это пушки говорят: «Здравия желаем!» - «Спасибо!» Зимой корабли не ходят, море замерзает вплоть до самого шведского берега, и устанавливается настоящая дорога. По ней развеваются датские и шведские флаги, и шведы с датчанами тоже говорят друг другу: «Здравия желаем!» и «Спасибо!» - но уже не пушечными выстрелами, а просто пожимая друг другу руки, и ходят друг к другу за булками и кренделями, - чужая еда всегда ведь слаще! Но лучше всего здесь это все-таки старинный Кронборг. В его глубоком, мрачном подземелье, куда никто не заглядывает, сидит Хольгер Датчанин. Он весь закован в железо и сталь и подпирает голову могучими руками. Длинная борода его крепко приросла к мраморной доске стола. Он спит и видит во сне все, что делается в Дании. Каждый сочельник является к нему ангел господень и говорит, что все виденное им во сне - правда и что он еще может пока спать спокойно: Дании не угрожает никакая серьезная опасность. А настань эта грозная минута - старый Хольгер Датчанин воспрянет, и мраморная доска стола треснет, когда он потянет свою бороду. Он выйдет на волю и так ударит мечом, что гром раздастся по всему свету.
Так рассказывал старый дед своему маленькому внуку, и мальчик знал, что все это правда, - рассказывал ведь дедушка. Старик же, рассказывая, вырезывал из дерева большую фигуру самого Хольгера Датчанина. Старый дед занимался вырезыванием фигур для украшения кораблей соответственно их названиям. Теперь вот он вырезал Хольгера Датчанина; герой с длинною седою бородой стоял так прямо и гордо, держа в одной руке меч, а другою опираясь на датский герб. Много еще рассказал старый дед о других замечательных мужах и женах Дании, и под конец внуку стало казаться, будто и он знает теперь не меньше самого Хольгера Датчанина, который ведь видел все это только во сне. Головка мальчика была переполнена всеми этими рассказами, и, улегшись в постель, он крепко прижал свой подбородок к перине, вообразив, что это у него борода, которая крепко приросла к постели.
А старый дед все еще сидел за своею работой, вырезывая последнюю часть фигуры - датский герб. Наконец работа была кончена, он взглянул на нее и стал припоминать все, что когда-то читал, слышал и сейчас сам рассказывал внуку; потом тряхнул головой, снял и протер очки, опять надел их и промолвил:
- Да, на моем веку Хольгер Датчанин, пожалуй, и не придет, но мальчуган, может быть, увидит его и будет биться с ним рядом, когда дело дойдет до серьезного!
Тут дедушка опять кивнул головой, не сводя глаз с фигуры; чем больше он смотрел на своего Хольгера Датчанина, тем яснее видел, что работа ему очень удалась. Ему стало даже казаться, что фигура вдруг показалась ему раскрашенной, броня заблестела, сердца на датском гербе стали больше и заалели и львы с золотыми коронами на головах запрыгали.
- Да, у нас, датчан, лучший герб в мире! - сказал старик. - Львы - эмблема силы, а сердца - кротости и любви.
Он взглянул на верхнего льва, и ему вспомнился король Кнут Великий, который приковал к датскому трону великую Англию; взглянул на другого - вспомнился Вальдемар, который объединил Данию и покорил вендов; взглянул на третьего - вспомнилась Маргрете, объединившая Данию, Швецию и Норвегию. И алые сердца на гербе вдруг стали еще ярче, каждое обратилось в колышущееся пламя, и мысли старика понеслись вслед за каждым.
Первое пламя привело его в узкую, мрачную темницу, где сидела прекрасная пленница, дочь Христиана Четвертого, Элеонора Ульфельдт; пламя расцвело на ее груди розой и слилось с сердцем этой лучшей, благороднейшей между датскими женами.
- Да, это сердце из датского герба! - проговорил старик.
И его мысли понеслись за пламенем второго сердца. Оно привело его к морю. Пушки палили, корабли исчезали в облаках дыма, и пламя обвило, как орденскою лентой, грудь адмирала Витфельда, который, ради спасения датского флота, взорвал себя и свой корабль на воздух.
Третье пламя привело его к жалким хижинам Гренландии. Там проповедовал любовь и словом и делом миссионер Ханс Эгеде; пламя превратилось в звезду на его груди, в сердце на датском гербе.
И мысли старика опередили четвертое пламя, - он знал куда оно приведет. В жалкой хижине бедной крестьянки стоял Фредрик Шестой и чертил мелом на балке свое имя; пламя заколебалось на его груди, слилось с его сердцем. В крестьянской хижине его сердце стало одним из сердец датского герба. И старый дед отер глаза: он лично знал этого доброго короля Фредрика, с серебристыми седыми волосами и честными голубыми глазами, и служил ему. Старик скрестил руки и задумался, молча глядя перед собою. Тут подошла к нему невестка и сказала, что уже поздно, - пора ему отдохнуть, да и ужин на столе.
- Как же хорошо у тебя получилось, дедушка! - сказала она. - Хольгер Датчанин и весь наш герб! Право, я как будто где-то видела это лицо!
- Нет, ты-то не видала! - ответил старый дед. - А вот я так видел, по памяти и вырезал его. Это было, когда англичане стояли у нас на рейде, второго апреля тысяча восемьсот первого года, и когда мы все опять почувствовали себя прежними молодцами датчанами! Я был на корабле «Дания», в эскадре Стейна Билле, и рядом со мною стоял матрос. Право, ядра словно боялись его! Он весело распевал старинные песни, без устали заряжал орудия и стрелял. Нет, что там ни говори, это был не простой смертный! Я еще вижу перед собою его лицо, но откуда он был, куда девался потом - никто не знал. Мне часто приходило в голову, что это был сам старик Хольгер Датчанин, который приплыл к нам из Кронборга и помог в час опасности. Вот я и вырезал его изображение.
Фигура бросала огромную тень на стены и даже на потолок; казалось, что за нею стоял живой Хольгер Датчанин, - тень шевелилась, но это могло быть и оттого, что свеча горела не совсем ровно. Невестка поцеловала старика и повела его к большому креслу; старик сел за стол, сели и невестка с мужем - сыном старика и отцом мальчугана, который был уже в постели. Дед и за ужином говорил о датских львах и сердцах, о силе и кротости, объясняя, что есть и другая сила, кроме той, что опирается на меч. При этом он указал на полку, где лежали старые книги, между прочим все комедии Хольберга. Как видно, ими тут зачитывались; они ведь такие забавные, а выведенные в них лица и типы давней старины кажутся живыми и до сих пор.
- Вот он тоже умел наносить удары! - сказал дедушка. - Он старался обрубать все уродливости и угловатости людские. - Затем старик кивнул на зеркало, за которым был заткнут календарь с изображением Круглой башни, и сказал: - Тихо Браге тоже владел мечом, но он употреблял его не для того, чтобы проливать кровь, а чтобы проложить верную дорогу к звездам небесным!.. А Торвальдсен, сын такого же простого резчика, как я; Торвальдсен, которого мы видели сами, седой, широкоплечий старец, чье имя известно всему свету! Вот он владел резцом; умел рубить, а я только строгаю! Да, Хольгер Датчанин является в различных видах, и слава Дании гремит по всему свету! Выпьем же за здоровье Бертеля Торвальдсена!
А мальчуган в это время так ясно видел во сне старинный Кронборг, подземелье и самого Хольгера Датчанина, сидящего с приросшею к столу бородою. Он спит и видит во сне все, что совершается в Дании, видит и то, что делается в бедной комнатке резчика, слышит все, что там говорится, и кивает во сне головой:
- Да, только помните обо мне, датчане! Только помните обо мне! Я явлюсь в час опасности!
А над Кронборгом сияет ясный день; ветер доносит с соседней земли звуки охотничьих рогов; мимо плывут корабли и здороваются: бум! бум! И из Кронборга отвечают: бум! бум! Но Хольгер Датчанин не просыпается, как громко ни палят пушки, - это ведь только «Здравия желаем!» и «Спасибо!» Не такая должна пойти пальба, чтобы разбудить его, но тогда уж он пробудится непременно, - Хольгер Датчанин еще силен!

Сказка: Ганса Христиана Андерсена Иллюстрации: Педерсен.