». Какая красивая история! Какая волшебная, чудная и поэтическая феерия, которая сразу делает настроение мечтательным и романтическим. Любовью проникнута каждая страничка произведения. Так ли это на самом деле?..

Как сильно любил Лонгрен свою жену Мери! Так же решительно отец заменил своей девчушке, маленькой Ассоль, мать: «Теперь он будет сам все делать для девочки», и он сосредоточил «все помыслы, надежды, любовь и воспоминания на маленьком существе». И теперь Лонгрен делает и продает игрушки, растит дочку, управляется сам по хозяйству, сосредоточив свою любовь на девочке. И эта любовь - очень сильная - заставляет Лонгрена равнодушно стоять, когда Меннерса уносит в море. «Черную игрушку я сделал», - скажет он дочери.

Как нежно любит своего сына Лилиан! Она чувствует, что ее Грей не такой, как все дети вокруг, что он очень отличается от остальных людей. Да, ее мальчик жил уединенно, обособленно, «жил в своем мире», подчеркивает автор. Но материнская любовь от этого не становится меньше. Она, эта любовь, согревает сына, когда тот вырастает и уходит на корабль матросом. Думаю, что это чувство также помогает юноше терпеть все тяготы и невзгоды матросской жизни. Раз в два года Грей приезжает к матери и на несколько дней снова становится маленьким мальчиком, которого беззаветно и преданно любит его мама. Любит, доверяет и верит, что с ним все будет хорошо.

Еще в детстве воображение маленького Грея поразила картина с кораблем, вздымающимся на гребень морского вала. «Грей несколько раз приходил смотреть эту картину. Она стала для него тем нужным словом в беседе души с жизнью, без которого трудно понять себя». Мысль о капитане, который возвышается над всем кораблем, заняла главное место в сознании юноши. Он жил с этой мечтой, растил себя для ее воплощения. Не потому ли, став капитаном собственного судна, Грей чувствует себя на этой должности очень спокойно и уверенно?

А в юной Ассоль с детства живет мысль о принце, который непременно приплывет за ней на корабле с алыми парусами. Наивно? Глупо? Смешно? Может быть, но - о чудо! - эта мечта сбывается!

Два человека , такие непохожие на обывателей вокруг, живут в двух мирах, реальном и своем собственном. И мечтают о необыкновенном. Встреча Ассоль и Грея - удивительная, как в сказке, но кажется, что именно так это и должно было произойти! Кажется, что Ассоль давно-давно любила и ждала своего принца - с того самого момента, как волшебник рассказал ей о корабле с алыми парусами, как Лонгрен решил - пусть дочка живет с этой сказочной мечтой. Кажется, что Грей давно-давно полюбил Ассоль - еще до того, как увидел ее спящей на дороге.

Удивительно , поэтическое повествование Александра Грина как будто убеждает нас, читателей: сила любви огромна, если эта любовь чистая, искренняя, если это любовь нетронутой, незапятнанной, неиспорченной души. « Бережно, но со смехом, сам потрясенный и удивленный тем, что наступила невыразимая, не доступная никому драгоценная минута, Грей поднял за подбородок вверх это давно-давно пригрезившееся лицо, и глаза девушки, наконец, ясно раскрылись… Теперь мы отойдем от них, зная, что им нужно быть вместе одним», - говорит автор. А я еще раз восхищаюсь: какой поэтической может быть любовь! Хочется всем пожелать: мечтайте, фантазируйте, надейтесь, не стесняйтесь быть романтиками, воспитывайте в себе способность любить и верить в чудеса!

Грин обдумывал и писал «Алые паруса» среди смерти, голода и тифа. Свет и спокойная сила этой книги неподвластны словам, кроме тех, что выбраны самим Грином. Достаточно сказать, что это — история о чуде, которое два человека совершили друг для друга. А писатель — для всех нас…

Грин писал «о бурях, кораблях, любви, признанной и отвергнутой, о судьбе, тайных путях души и смысле случая». В чертах его героев — твердость и нежность, имена героинь — звучат как музыка. В своих книгах Грин создавал романтический мир человеческого счастья. «Алые паруса» — трепетная поэма о любви, книга по-гриновски «странная», написанная страстно и искренне, книга, в которой сказка об алых парусах становится былью, книга, «просвеченная насквозь, как утренним солнцем», любовью к жизни, к душевной юности и верой в то, что человек в порыве к счастью способен своими руками творить чудеса…

Лонгрен, матрос "Ориона", крепкого трехсоттонного брига, на котором он прослужил десять лет и к которому был привязан сильнее, чем иной сын к родной матери, должен был, наконец, покинуть службу. Это произошло так. В одно из его редких возвращений домой, он не увидел, как всегда еще издали, на пороге дома свою жену Мери, всплескивающую руками, а затем бегущую навстречу до потери дыхания. Вместо нее, у детской кроватки -- нового предмета в маленьком доме Лонгрена -- стояла взволнованная соседка.

Три месяца я ходила за нею, старик, -- сказала она, -- посмотри на свою дочь. Мертвея, Лонгрен наклонился и увидел восьмимесячное существо, сосредоточенно взиравшее на его длинную бороду, затем сел, потупился и стал крутить ус. Ус был мокрый, как от дождя. -- Когда умерла Мери? -- спросил он. Женщина рассказала печальную историю, перебивая рассказ умильным гульканием девочке и уверениями, что Мери в раю. Когда Лонгрен узнал подробности, рай показался ему немного светлее дровяного сарая, и он подумал, что огонь простой лампы -- будь теперь они все вместе, втроем -- был бы для ушедшей в неведомую страну женщины незаменимой отрадой.

Лонгрен! -- взывалМеннерс. -- Тыведьслышишь меня, япогибаю,

НоЛонгрен не сказалему ниодногослова;казалось,онне слышал отчаянноговопля. Пока неотнеслолодкутакдалеко,чтоеледолетали слова-крики Меннерса, он не переступил даже с ноги на ногу. Меннерс рыдал от ужаса,заклиналматроса бежать к рыбакам, позвать помощь,обещалденьги, угрожал и сыпал проклятиями, ноЛонгрен только подошел ближе к самомукраю мола, чтобы не сразупотерять из видаметания и скачки лодки. "Лонгрен, -- донеслось к немуглухо, как скрыши -- сидящему внутридома,--спаси!"

Тогда, набраввоздуха иглубоковздохнув, чтобы не потерялось вветре ни одного слова, Лонгрен крикнул: --Она так же просилатебя! Думайоб этом, пока еще жив, Меннерс, и не забудь!

Лонгренпоехалв город, взялрасчет, простилсяс товарищамии стал раститьмаленькую Ассоль. Пока девочкане научиласьтвердоходить, вдова жилауматроса, заменяясиротке мать, нолишьтолькоАссольперестала падать, занося ножку через порог, Лонгрен решительно объявил, что теперьон будетсамвсе делатьдля девочки,и, поблагодариввдовузадеятельное сочувствие, зажил одинокой жизнью вдовца, сосредоточив все помыслы, надежды,любовь и воспоминания на маленьком существе.

Н. Алёшина "Алые паруса"

Девушка вздохнула и осмотрелась. Музыка смолкла, но Ассоль была ещево власти еезвонкого хора. Это впечатление постепенно ослабевало, затем стало воспоминанием и, наконец,просто усталостью. Она легла на траву, зевнула и, блаженно закрыв глаза,уснула -- по-настоящему,крепким, как молодой орех, сном, без заботы и сновидений.

Ееразбудиламуха,бродившаяпо голойступне. Беспокойноповертев ножкой, Ассоль проснулась; сидя, закалывала она растрепанные волосы, поэтому кольцоГрэянапомнилоо себе, носчитая егонеболее, какстебельком, застрявшим межпальцев, она распрямила их; таккак помехане исчезла, она нетерпеливо поднесла руку к глазам и выпрямилась, мгновенно вскочив ссилой брызнувшего фонтана.

На ее пальце блестелолучистое кольцо Грэя, как на чужом, --своим не моглапризнать она в этот момент,не чувствовала палецсвой. -- "Чьяэто шутка? Чья шутка? -- стремительновскричалаона.--Разве ясплю? Может быть, нашла и забыла?". Схватив левой рукойправую, на которой было кольцо, с изумлением осматривалась она,пытая взглядом мореи зеленыезаросли; но никто не шевелился, никто не притаился в кустах, и в синем, далеко озаренном моренебылоникакогознака,ирумянец покрыл Ассоль, а голосасердца сказали вещее "да". Небылообъясненийслучившемуся, но без слов и мыслей находила она их в странном чувстве своем, и уже близким ей стало кольцо. Вся дрожа, сдернулаона его спальца; держа в пригоршне, как воду, рассмотрела егоона--всею душою,всемсердцем, всем ликованием иясным суеверием юности, затем, спрятав за лиф, Ассоль уткнула лицо владони, из-под которых неудержимо рваласьулыбка,и,опустивголову, медленнопошлаобратной дорогой.

Так, -- случайно, как говорят люди, умеющие читатьи писать, -- Грэй и Ассоль нашли друг друга утром летнего дня, полного неизбежности.



Непомня, какоставиладом, Ассоль бежалауже к морю,подхваченная неодолимым ветром события; на первом углу она остановилась почти без сил; ее ногиподкашивались,дыханиесрывалосьигасло,сознаниедержалосьна

волоске. Вне себя от страха потерять волю,онатопнула ногой и оправилась. Временами то крыша, то забор скрывали отнее алые паруса; тогда, боясь,не исчезлили они, какпростойпризрак, она торопиласьминовать мучительное препятствие и, снова увидев корабль, останавливалась облегченно вздохнуть.


Она кивнула, держась за его пояс, с новой душой и трепетно зажмуренными глазами.Счастьесидело внейпушистым котенком.Когда Ассольрешилась открытьглаза,покачиваньешлюпки,блескволн,приближающийся,мощно ворочаясь, борт "Секрета",-- всебылосном, гдесвет иводакачались, кружась,подобноигре солнечныхзайчиковнаструящейся лучами стене. Не помня --как, она поднялась по трапу в сильных руках Грэя. Палуба, крытая и увешанная коврами, в алых выплесках парусов, была как небесныйсад. И скоро Ассоль увидела, что стоитв каюте -- в комнате, которойлучше уже не может быть.

Тогдасверху, сотрясая изарывая сердцевсвой торжествующийкрик, вновь кинулась огромная музыка.Опять Ассоль закрылаглаза, боясь, что все это исчезнет, если она будет смотреть. Грэй взял ее руки и, зная уже теперь,

куда можно безопасно идти,она спрятала мокрое от слез лицо на груди друга, пришедшего так волшебно. Бережно, но со смехом, сам потрясенный и удивленный тем, что наступила невыразимая,недоступная никому драгоценная минута, Грэй поднял заподбородоквверхэто давным-давно пригрезившееся лицо, иглаза девушки, наконец, ясно раскрылись. В них было все лучшее человека.

Не помня, как оставила дом, Ассоль бежала уже к морю, подхваченная неодолимым ветром события; на первом углу она остановилась почти без сил; ее ноги подкашивались, дыхание срывалось и гасло, сознание держалось на волоске. Вне себя от страха потерять волю, она топнула ногой и оправилась. Временами то крыша, то забор скрывали от нее алые паруса; тогда, боясь, не исчезли ли они, как простой призрак, она торопилась миновать мучительное препятствие и, снова увидев корабль, останавливалась облегченно вздохнуть.

Тем временем в Каперне произошло такое замешательство, такое волнение, такая поголовная смута, какие не уступят аффекту знаменитых землетрясений. Никогда еще большой корабль не подходил к этому берегу; у корабля были те самые паруса, имя которых звучало как издевательство; теперь они ясно и неопровержимо пылали с невинностью факта, опровергающего все законы бытия и здравого смысла. Мужчины, женщины, дети впопыхах мчались к берегу, кто в чем был; жители перекликались со двора в двор, наскакивали друг на друга, вопили и падали; скоро у воды образовалась толпа, и в эту толпу стремительно вбежала Ассоль. Пока ее не было, ее имя перелетало среди людей с нервной и угрюмой тревогой, с злобным испугом. Больше говорили мужчины; сдавленно, змеиным шипением всхлипывали остолбеневшие женщины, но если уж которая начинала трещать – яд забирался в голову. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом отошли от нее, и она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с лицом не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки к высокому кораблю.

От него отделилась лодка, полная загорелых гребцов; среди них стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она знала, смутно помнила с детства. Он смотрел на нее с улыбкой, которая грела и торопила. Но тысячи последних смешных страхов одолели Ассоль; смертельно боясь всего – ошибки, недоразумений, таинственной и вредной помехи – она вбежала по пояс в теплое колыхание волн, крича: – Я здесь, я здесь! Это я!

Тогда Циммер взмахнул смычком – и та же мелодия грянула по нервам толпы, но на этот раз полным, торжествующим хором. От волнения, движения облаков и волн, блеска воды и дали девушка почти не могла уже различать, что движется: она, корабль или лодка – все двигалось, кружилось и опадало.

Но весло резко плеснуло вблизи нее; она подняла голову. Грэй нагнулся, ее руки ухватились за его пояс. Ассоль зажмурилась; затем, быстро открыв глаза, смело улыбнулась его сияющему лицу и, запыхавшись, сказала: – Совершенно такой.

– И ты тоже, дитя мое! – вынимая из воды мокрую драгоценность, сказал Грэй. – Вот, я пришел. Узнала ли ты меня?

Она кивнула, держась за его пояс, с новой душой и трепетно зажмуренными глазами. Счастье сидело в ней пушистым котенком. Когда Ассоль решилась открыть глаза, покачиванье шлюпки, блеск волн, приближающийся, мощно ворочаясь, борт «Секрета», – все было сном, где свет и вода качались, кружась, подобно игре солнечных зайчиков на струящейся лучами стене. Не помня – как, она поднялась по трапу в сильных руках Грэя. Палуба, крытая и увешанная коврами, в алых выплесках парусов, была как небесный сад. И скоро Ассоль увидела, что стоит в каюте – в комнате, которой лучше уже не может быть.

Тогда сверху, сотрясая и зарывая сердце в свой торжествующий крик, вновь кинулась огромная музыка. Опять Ассоль закрыла глаза, боясь, что все это исчезнет, если она будет смотреть. Грэй взял ее руки и, зная уже теперь, куда можно безопасно идти, она спрятала мокрое от слез лицо на груди друга, пришедшего так волшебно. Бережно, но со смехом, сам потрясенный и удивленный тем, что наступила невыразимая, недоступная никому драгоценная минута, Грэй поднял за подбородок вверх это давным-давно пригрезившееся лицо, и глаза девушки, наконец, ясно раскрылись. В них было все лучшее человека.

– Ты возьмешь к нам моего Лонгрена? – сказала она.

– Да. – И так крепко поцеловал он ее вслед за своим железным «да», что она засмеялась.

Теперь мы отойдем от них, зная, что им нужно быть вместе одним. Много на свете слов на разных языках и разных наречиях, но всеми ими, даже и отдаленно, не передашь того, что сказали они в день этот друг другу.

Меж тем на палубе у гротмачты, возле бочонка, изъеденного червем, с сбитым дном, открывшим столетнюю темную благодать, ждал уже весь экипаж. Атвуд стоял; Пантен чинно сидел, сияя, как новорожденный. Грэй поднялся вверх, дал знак оркестру и, сняв фуражку, первый зачерпнул граненым стаканом, в песне золотых труб, святое вино.

– Ну, вот… – сказал он, кончив пить, затем бросил стакан. – Теперь пейте, пейте все; кто не пьет, тот враг мне.

Повторить эти слова ему не пришлось. В то время, как полным ходом, под всеми парусами уходил от ужаснувшейся навсегда Каперны «Секрет», давка вокруг бочонка превзошла все, что в этом роде происходит на великих праздниках.

– Как понравилось оно тебе? – спросил Грэй Летику.

– Капитан! – сказал, подыскивая слова, матрос. – Не знаю, понравился ли ему я, но впечатления мои нужно обдумать. Улей и сад!

– Я хочу сказать, что в мой рот впихнули улей и сад. Будьте счастливы, капитан. И пусть счастлива будет та, которую «лучшим грузом» я назову, лучшим призом «Секрета»!

Когда на другой день стало светать, корабль был далеко от Каперны. Часть экипажа как уснула, так и осталась лежать на палубе, поборотая вином Грэя; держались на ногах лишь рулевой да вахтенный, да сидевший на корме с грифом виолончели у подбородка задумчивый и хмельной Циммер. Он сидел, тихо водил смычком, заставляя струны говорить волшебным, неземным голосом, и думал о счастье…

I. ПРЕДСКАЗАНИЕ

III. РАССВЕТ

IV. НАКАНУНЕ

V. БОЕВЫЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ

VI. АССОЛЬ ОСТАЕТСЯ ОДНА

А.Грин посвятил своё знаменитое произведение встрече двух романтичных персонажей – мужественного Грэя и очаровательной Ассоли. Встреча между этой парой влюбленных людей была поистине сказочной. Ассоль долго жила в ожидании корабля с алыми парусами, приходила на морской берег, предвкушая своё долгожданное свидание с возлюбленным. В девушке «счастье сидело …пушистым котенком». Героине страшно было открывать глаза, потому что её охватывал восторг (24, 26). Кажется, что целью поэтического повествования Александра Грина стало убеждение читателей в простой истине: огромные масштабы имеет сила любви, если любовь является чистой, искренней, а чувство это поселилось в нетронутой, неиспорченной и не запятнанной душе.

Последний отрывок текста посвящён описанию встречи: «Бережно, …со смехом, сам …удивлённый …, что наступила …недоступная …минута, Грэй поднял …вверх это …давно пригрезившееся лицо, …глаза девушки, наконец, …раскрылись.

В них …всё лучшее человека». Посредством этих предложений автор раскрывает ценность и красоту свидания влюбленных людей. Глаза Ассоли искрились нежностью, искренностью, добротой, настоящей любовью к Грэю. Ими излучалось всё лучшее, что живёт в человеке, и что превращает людей в по-настоящему прекрасных личностей.

Прикасается Грэй к девушке «бережно», так как осознаёт ее нежность и невинность. Одновременно герой смеется, потому что его переполняет счастье от состоявшейся долгожданной встречи между ними. Это и есть истинным счастьем и красотой жизни, ощутимой только сердцем. Сердцем, умеющим любить, и в глазах любимого видеть всё «лучшее».

Эффективная подготовка к ЕГЭ (все предметы) - начать подготовку


Обновлено: 2017-02-19

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

.

1. Чтобы задобрить отца и выторговать лишнее, приказчик захватывал с собой для девочки пару яблок, пирожок, горсть орехов.

2. «Эх вы, — говорил Лонгрен, — да я неделю сидел над этим ботом. – Посмотри, что за прочность, а осадка, а доброта?»

3. Кончалось тем, что тихая возня девочки, мурлыкавшей над своим яблоком, лишала Лонгрена стойкости и охоты спорить; он уступал, а приказчик, набив корзину превосходными, прочными игрушками, уходил, посмеиваясь в усы.

4. В этом мире, естественно, возвышалась над всем фигура капитана, он был судьбой, душой и разумом корабля.

1. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом отошли от неё.

2. Она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с лицом не менее алым, чем её чудо, беспомощно протянув руки к высокому кораблю.

3. От него отделилась лодка, полная гребцов.

4. Среди них стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она знала, смутно помнила с детства.

1. Опять Ассоль закрыла глаза, боясь, что всё это исчезнет, если она будет смотреть.

2. Грэй взял её руки и, зная уже теперь, куда можно безопасно идти, она спрятала лицо на груди друга, пришедшего так волшебно.

3. Бережно, но со смехом, сам потрясённый и удивлённый тем, что наступила невыразимая, недоступная никому драгоценная минута, Грэй поднял за подбородок вверх это давным-давно пригрезившееся лицо, и глаза девушки, наконец, ясно раскрылись.

4. В них было всё лучшее человека.

1. Казалось, она готова была отпрянуть назад, но вместо того она пристально поглядела на Монтэга, и её тёмные, лучистые, живые глаза, просияли.

2. Потом, видя, что девушка, как заворожённая, смотрит на изображение саламандры на рукаве его тужурки и на диск с фениксом, приколотый к груди, он заговорил.

3. Монтэгу казалось, будто она кружится вокруг него, вертит его во все стороны, лёгонько встряхивает, выворачивает карманы, хотя она не двигалась с места.

4. Он носил своё счастье, как маску, но девушка отняла её и убежала через лужайку, и уже нельзя постучаться к ней в дверь и попросить, чтобы она вернула ему маску.

1. Но всё-таки он не может перенести, как это дровосек и его жена обманом завели своих детей в лес, чтобы они там заблудились и не вернулись никогда.

2. Хоть Мальчик с пальчик спас их всех, но слушать про такие дела невозможно.

3. Серёжа внимательно слушает, глядя в сумерки большими строгими глазами.

4. Звери на самом деле не разговаривают, и ковёр-самолёт летать не может, потому что он без мотора, это каждый дурак знает.

1. На стенке сарая висел фонарь со свечкой, и видно было, как неровно светило пламя свечи и снежинки роились в его свете.

2. Угрюмый день без солнца, без мороза.

3. И не в силах больше тут быть, он повернулся и зашагал к дому, сгорбившись от горя.

4. Это вивисекция какая-то получается; вы как хотите, а я не могу.

1. Вставать и идти включать свет ему не хотелось, и он продолжал играть в сумерках, только музыка становилась всё грустнее.

2. Он вздрогнул, оглянулся и в проёме открытой двери увидел на фоне светлого коридора невысокую и тонкую серую фигурку, как ему показалось, детскую.

3. Вечером Роман сразу после ужина спустился в конференц-зал, заранее перенёс к роялю стул из-за кафедры и поставил его рядом со своим.

4. Но пока я тебе просто расскажу немного о композиторе.